Стелла Блумквист совершенно не меняется. Она не меняется и не изменяет своим привычкам. Самой комфортной одеждой для нее остаются ботильоны и тренчи, напитком на все случаи жизни — чистый «black label». Меняются лишь имена, цвет и длина волос, марка сигарет — ей, кажется, без разницы, что курить: крепкий дорогой табак, красный «winston» или ментоловые «единички».
Она сделала последнюю затяжку, бросая бычок и наступая на него подошвой, с шаркающим звуком размазывая пепел по сырому асфальту. Блумквист медлила, прежде чем сделать шаг в гротескное здание министерства. Медлила, прежде чем нажать на кнопку вызова лифта. Медлила, прежде чем выйти на нужном этаже. Она взъерошила пальцами все еще жесткие после недавнего окрашивания волосы, закусывая внутреннюю сторону щеки, желая ощутить такой знакомый медный привкус, пытаясь наполнить нервно подрагивающее тело самообладанием, когда услышала сигнал, говорящий о том, что нужная высота была достигнута.
«Guys in uniform». Так называла она тех людей, что толпились теперь почти на каждом дюйме, заполняя все пространство давно заученного ею помещения, кроме кабинета, сейчас огражденного ядовитого цвета лентой. Завяжи ей сейчас глаза, и она беспрепятственно войдет внутрь, по-хозяйски усаживаясь на кожаный гостевой диванчик, закинет ногу на ногу и после скептически строгого замечания бросит окурок в цветочный горшок.
Стелла провела ладонями по лицу, наполняя легкие кислородом. В ее широких решительных шагах не было видно ни боли, ни неуверенности, и она едва ли отдавала себе отчет в том, что вообще их чувствует.
— У меня посетитель в кабинете, большое спасибо, — услышала Блумквист, когда секретарша закрыла за ней дверь. — Простите, Даниэль, у меня очень много дел, — продолжала женщина, пока наконец не подняла взгляд, после удивленно сдвинув брови. Стелла не смогла сдержать довольной улыбки.
— Вы не Даниэль.
— Ему нужно было уйти, и я решила пройти вместо него. Спасибо за вчерашний звонок. Я подумала.. что вы захотите встретиться лично, — брюнетка подошла ближе, доставая сложенный вдвое листок и бросая его на стол. — Я прочитала ваше письмо. Вы явно хотите что-то рассказать. Посмотрите.
— Боже. Это серьезное заявление. Я не понимаю, — она хотела было вернуть письмо обратно, но вдруг дернула его к себе, едва оно успело коснуться рук Блумквист. — Но я была бы осторожнее с такой информацией.
— Не понимаете, да? — Стелла нагнулась, оголяя в усмешке ряд белоснежных зубов, и это действие наконец позволило ей рассмотреть женщину внимательнее: светлые пряди волос, волнами спадающие на плечи, острый контур челюсти, чуть выше которого располагались тонкие, строго сложенные губы и, наконец, пара самоуверенных глаз, с наглым любопытством сейчас осматривающие ее. — Вот вам подсказка профессионала. Убедитесь, чтобы ваш курьер не оставил след, ведущий обратно к вам. Блондинка демонстративно отвернулась, поднимая трубку телефона, дождавшись ответа с конца другой линии, начиная растягивать каждую букву.
— У меня назойливый посетитель. Быстрее. Спасибо. — манера Дагбьерт смазывать звуки заставила адвоката прикусить губу.
— А я думала.. что мы станем друзьями.
— Посмотрим, — женщина струной вытянулась навстречу, словно прочерченная одной сплошной линией.
Последние слова отдались ноющей болью в затылке. Картинка вдруг начала плыть, и вместо двух женских голосов Блумквист отчетливо слышала один мужской, словно пытавшийся докричаться до нее из-под воды.
— Мэм, мэм! Вы меня слышите?! — Стелле пришлось зажмурить глаза на несколько секунд, прежде чем сознание окончательно к ней вернулось.
— Мэм, вам нельзя здесь находиться!
Но она уже не слышала. Сердце пропустило несколько резких ударов и, кажется, перестало биться. Девушка втягивала ноздрями запах металла, совсем как тот вкус, что она минутами ранее смаковала во рту, выходя из лифта. В трещинах местами разбитого кафеля скопилась кровь, засыхающие дорожки которой вели к телу, что успели накрыть лишь на половину до того, как она отвела взгляд от запачканных волос, небрежно упавших на лицо блондинки. До того, как сильные руки схватили ее за предплечья.
Breath.
Это не столько мысль, сколько порыв, инстинкт самосохранения, пробившийся наружу из глубин сознания, что замещает панику глубоким ледяным спокойствием.
I gotta breathe.
И она дышит, быстро выстраивая план между жадными вздохами, что так похожи на задыхающиеся хрипы. Это даже не план, скорее необходимый для выживания набросок, отчаянная надежда на спасение, чем нечто солидное, но это все, что у нее есть. Ногти впиваются в уязвимую плоть, в голове идет обратный отчет, и она заставляет себя обмякнуть, когда единственное, что ей хочется — это пинаться, кричать и драться. Она заставляет себя прикинуться еще слабее, когда его пальцы сжимаются сильнее, и из последних сил удерживает в легких глоток дыхания, что жжет раскаленным железом, пока ее не выталкивают за дверь, как одичавшие хозяева нашкодившее животное. Блумквист изнеможденно опирается спиной о стену, ругаясь в пол голоса, и пытается побороть всю нарастающую усталость, которая разливается по ее мышцам и превращает каждое движение в подвиг. Ту самую усталость, что подпитывает коварный голосок в ее голове, нашептывающий, как хорошо и просто было бы просто сдаться.
Не нужно прикидываться мертвой — именно так она себя чувствует. Ей пришлось прикусить свою ладонь, чтобы не всхлипнуть, зрачки предательски окутывала влага, она беспомощно давилась невозможностью принять происходящее, пока ее тело бил до костей пробирающий озноб. Дрожащей рукой она нащупала пачку в кармане плаща, теперь зажимая сигарету покусанными губами, когда ее грудную клетку внезапно поразило резким спазмом. Излюбленной привычкой смазывать звуки знакомый голос вдруг протянул:
— Стелла. Это запрещено.
