зарисовки от зайчика

Карантин не просто запер их в одной квартире. Карантин запер их в одной квартире студии. Вы же слышали много историй о том, как люди разводились из-за того, что жить вместе реально 24/7 оказалось куда сложнее, чем они себе представляли? Так вот, эта история не исключение. Ведь изначально все шло прекрасно: они наконец-то просыпались вместе, кофе в постель и совместный неторопливый завтрак, песни в душе и танцы в центре квартиры, еда из доставки, ромкомы по вечерам, в конце концов, шикарный секс чуть ли не каждый вечер. А потом карантин продлили и началась удаленка. Делить небольшую студию на двоих оказалось слишком сложно. Антон занял собой весь диван, разложив свои бумаги, расположив аппаратуру на полу, иногда ругался с Эдом по Скайпу, а биты из его наушников, кажется, могли услышать даже соседи. Арсений ютился на небольшом кухонном столе, благо, у него были только ноутбук с наушниками и записная книжка. Практически все то же самое: Скайп, редактура, бумажки. Только музыка немного мешает, но музыкант на диване лишь виновато пожимает плечами: ничем не может помочь. Ещё через недельку у Антона уши сворачивались в трубочку от однотипных треков про карантин. Сначала это было забавно, потом от этого начало тошнить, а Антону все эти песни слушать по десять раз во время сведения. У Арсения кипел мозг от обилия информации, главный редактор требует слишком много текста и в очень сжатые сроки, чтобы выпускать электронные и аудио книги. И без того плохое зрение, кажется, садится ещё сильнее. Оба ходят по дому раздраженные, злые, голодные (потому что поесть нормально даже не успевают) и стали часто ругаться. Вот прям часто, практически каждый день. Настолько, что Арсений грозился переехать к Серёже, даже если ему не позволяют рейды по Москве с отловом всех гуляющих покидать свой дом. На что Шаст ему ответил, что лучше уж он будет жить на балконе, чем ещё хоть один день с этой истеричкой. Спать вместе тоже не хотелось, поэтому Шаст перекочевал на пол, после долгой тирады о том, как у брюнета болит спина от сидения целый день на стуле. И даже сопение с пола раздражает! А ведь раньше он находил это милым. Арсений не может заснуть не потому что не хочет, а потому что много думает. — Шаст, — громко шепчет брюнет, — спишь? — Не, — Антон переворачивается на спину, — ты чего? — Давай поговорим. — Ну давай, — Шастун принял сидячее положение, Арсений последовал его примеру, — о чем ты хочешь поговорить? — Ты ещё спрашиваешь? — раздражение накатывает как-то само собой, — то есть, тебя вообще не волнует то, что между нами тут происходит? — Волнует! Это тебя ничего не волнует кроме твоих статей, я уже неделю пытаюсь с тобой поговорить? — Да?! И почему я этого не помню? — Может потому что ты постоянно в наушниках? — Может потому что ТЫ постоянно в наушниках? Сводишь эти дурацкие песни целыми днями, до тебя не докричаться! — Может потому что я работаю? Думаешь, меня не тошнит от этих песен? Каждая строчка «мы на карантине», «кругом кьюаркоды» и прочая хуйня. Думаешь мне в кайф это слушать? — Так не слушай? — Ага, а жить мы на что будем? На твои статьи? Ты в курсе вообще, что там с экономикой происходит, что книги никто не покупает, потому что никто ничего не покупает! — Ты такую хуйню несёшь, Шаст! — Кто бы говорил! Тут по батарее постучали и раздался недовольный голос соседа снизу: «Хорош орать, педики, час ночи, блять!» Оба замолчали на некоторое время. Тут уже дошла абсурдность всех обвинений и этого спора в целом. Первый заговорил Антон: — Ты вроде хотел поговорить? Арсений тяжело вздохнул: — Что с нами происходит, Шаст? Тот проникновенно заглянул в глаза, потом прикрыл их и произнес: — Мы стали больше времени проводить вместе и стали вскрываться какие то… Детали, которые мы раньше не замечали. — Нам нужен перерыв, хотя бы ненадолго… Я не хочу тебя потерять, — добавил брюнет после паузы. — И я тебя, — улыбнулся Шастун, — прости меня? За слова эти дурацкие, за музыку глупую. Арсений подвинулся к краю кровать и протянул руки: — Иди ко мне, — Антон поднялся с пола, похоустев коленками, и сел на кровать, обняв своего парня поперек торса, — и ты меня прости. За споры и истерики. За все. Шастун только покрепче прижал его к себе и оставил поцелуй на макушке. — Давай спать. — Ложись со мной, пожалуйста. Шаст, кряхтя, снова спустился на пол за своей подушкой, а потом уложился рядом с парнем. Арсений лег к нему спиной и почувствовал сзади чужое тело, а потом и руку, перекинувшуюся через бок. Сразу стало теплее и уютнее, и спать в целом захотелось. Он переплел свои и чужие пальцы и провалился в сон. Утром наконец разрешили выходить из дома.