[Лас-Альмас, Мексика, 29 октября 2022]
Впервые по-настоящему об этом Гоуст задумался после тесного знакомства с мексиканским спецназом. Алехандро и его ковбои оказались крепким подспорьем во время заварушки в Лас-Альмас, но их лидер запомнился и другим: – Сержант-майор Родольфо Парра, es mi vida, мой заместитель и мой же нижний по совместительству. Лишняя информация. Но в Лос-Вакерос, как и во всей Мексике, было принято разбиваться на боевые пары, подбирая под себя нижних, как кинолог бы подбирал себе собаку; в высшей степени иронично, что настолько отсталый от белого мира подход по итогу оказался одним из самых прогрессивных. Их же армия предпочитала не играть с огнем, добавляя себе исков и головной боли с выплатами: хуй бы кто мог обещать даже номинальную безопасность для низа, на долгие пять недель предварительных отборов застрявшего среди тьмы недоебанных и ебнутых верхних, выведенных испытаниями до состояния дрожащих, исходящих пенистой слюной злобных шакалов. Нижние в SAS – все еще единичные случаи. Женщин-то принимали с неохотой, что уж говорить... Соуп дружелюбно перемигивался с Варгасом, охотно подражал испанскому, восторженный и как обычно не способный удерживать хоть какую-то дистанцию с понравившимися ему людьми; впрочем, его интуиции можно было доверять. По крайней мере, достаточно, чтобы едва ощутимо расслабить плечи и опереться о сиденье, сохраняя энергию для будущего марш-броска. Миссия не предвещала ничего хорошего. Слишком много посторонних, слишком много незнакомых людей, которым вынужденно приходилось доверять. Об этом бы думать, но почему-то мысли маятно, лениво крутились вокруг тонкой полоски, охватывающей шею Родольфо: с «джерси» на загривке, снимающейся одним рывком, с декоративным фастексом слева – чтобы в критической ситуации использовать, как жгут. Сомнительная попытка придать настолько бесполезной и опасной хуйне практическую ценность. Суть все равно одна – блядский собачий ошейник. Гоуст не понимал стремления продемонстрировать окружающим свой модус, дать противникам лишнюю возможность зацепиться за твою слабость, как не понимал и той открытости, которая сквозила в Алехандро, бесхитростно хватающего своего подчиненного за запястья, отдающего отрывистые приказы посреди размеренной беседы и без задней мысли флиртующего с Соупом, каким-то неведомым образом распознавая в первое же мгновение, кто перед ним. Не то чтобы все это хоть как-то спасало от навязчивых фантазий – чертова удавка и правда неплохо бы смотрелась поверх крепкой загорелой шеи, перетягивая кожу под кадыком. Ему не доставляло ни капли удовольствия размышлять об этом, но столкновение лоб в лоб с чужой культурой приносило свои плоды. Закладывало зерна сомнений, быстро дающих ростки на плодородной, черт возьми, почве. – С этой маской ты сойдешь здесь за своего, Гоуст, – Родольфо несмело улыбнулся ему в зеркало заднего вида. Но прежде чем он успел как-то отреагировать, Алехандро уже вмешался, осаживая своего нижнего тихим, весомым предостережением, легко улавливаемым даже на испанском, и после которого Родольфо сразу же кротко замолк, опуская взгляд, и попыток заговорить больше не предпринимал. Джонни, сидящего рядом, прошило едва ощутимой волной дрожи, и не смотри он на него столь пристально, точно бы все пропустил. Но он не пропустил.***
[Штаб, 08 июня 2023]
Три дня увала – просто смешно. Но этого времени было достаточно, чтобы заполнить все бумаги по завершенной миссии и направить их капитану Прайсу. Их сорвали утром, пятнадцатиминутная готовность, юг Кастовии, граница и террористы – вполне вписывалось в обед обычного четверга. Дольше будут добираться, чем выполнять боевую задачу по сопровождению кортежа, и единственным, чем эта миссия отличится от бесконечной череды других, – это распухшим и не внушающим доверия лицом Соупа. За пару дней болезненный отек почти сошел, сохраняя лишь крепкие кровавые корки, рассекающие скулу и рытвинами покрывающие нижнюю губу, вечно терзаемую беспокойными зубами. Пальцами. Капитан подивился на это чудо еще на брифинге и выдал поручение спрятать непотребство – кортеж был с гражданскими: политиками, журналистами. Не те люди, которые благосклонно воспринимали издержки профессии, и без того перепуганные огромными мужиками с автоматами в руках. Не его слова. Прайса. Планировалась спокойная, стандартная миссия. Джонни, смотрящий на него в коридоре, снизу вверх, с немым вопросом и протянутой рукой – в категорию стандартного не вписывался никаким хуем. Один Бог знал, кто его дернул вложить в эту руку свою чертову маску. Это не стало вторым разом. Это было ебанным двухсотым – чувство ответственности росло и множилось, погребая под собой, подсвечивая знакомую фигуру в поле маревом разорвавшегося С-4, ослепляющего, выжигающего сетчатку, яркого, яркого, яркого. Гоуст всегда знал, где находится каждый член его отряда, чем он занят, в каком он состоянии, но полыхающий внутренним адским пламенем Джонни стал единственным неоспоримым приоритетом. – Мне понравилось, – Соуп убрал черную балаклаву себе за пояс. – Носить ее. Твою маску. Улыбка разрезала его губы, обнажая ряд белых зубов, вымазанных в свежей крови; ей пахло, душно, забиваясь под ткань, на самой грани восприятия, полосуя металлом по нервам. Хотелось смять его. Его искрящееся, радостное лицо, смять податливую плоть, заткнуть, залепить рот армированной лентой, лишь бы не видеть, как красные всполохи появлялись и пропадали под мазками быстрого языка. – Готовность десять минут. Соуп шутливо отдал честь, прикладывая руку к пустой голове, и развернулся на пятках, направляясь к транспорту. Джонни – закованный в его маску, щерящийся оскаленной потрескавшейся белой пастью, меченный им. Как будто это могло, блять, не понравиться, будто ему смертельно необходимо было обозначить, добавить, дернуть крепкими пальцами за натянутые струны. Живое лицо невозможно было спрятать; Соуп касался его масляным взглядом, умудряясь носить балаклаву как самый яркий жест принадлежности, ничуть не смущенный заинтересованным напряжением, повисшим в джете. Ебанный ад.***
[Лас-Альмас, Мексика, 3 ноября 2022]
Никто не мог сказать, сколько именно прошло времени в бешеной гонке на пределе возможностей. Каждый час этого ебанного ада тянулся влажной, увитой ошметками розовой плоти жилой, грозясь сорваться в любой момент с оглушающим треском, обрывая последние нити его терпения. Все, что было у них в запасе, в запасе у раненого Джонни – короткий отдых на базе Алехандро, успевшего сообщить о лежке в последний момент. Словно тот знал о чем-то. Догадывался. Но Гоуст не стал тогда рисковать, отбросил накатывающие ледяным комом подозрения. Не с взвинченным, растерянным Родольфо рядом, потерявшим в один момент не просто своего командира и старого друга, но и своего верхнего. Вот почему модусная связка не работала. Вот почему в отряде не было места посторонним отношениям, ни дружеским, ни каким-либо еще; боец, лишившийся своего единственного ориентира, поддавшийся отчаянию и панике – не больше, чем очередной ходячий труп, занимающий чье-то место. Главное правило войны – не увеличивать количество потерь. И если это значило постоянно выдерживать необходимую дистанцию с людьми, значит, так тому и быть. Так он считал. «Близкие ранят сильнее всего». Джонни, держащийся на второй инъекции адреналина и честном слове, мелко подрагивал в болезненном возбуждении, вслушивался в план, всматривался в тактические карты, ногтем царапая рисунки возле позывных – держался. Минуты, отведенные на ясность сознания, утекали сквозь пальцы, и дальше идти было нельзя: Соупу требовался отдых. Медицинская помощь, что-то более серьезное, чем наскоро заштопанное пулевое посреди пустыря, прекрасно простреливающегося со всех сторон, но им не приходилось выбирать. Не приходилось выбирать и теперь. План был прост и понятен, стар, как сам мир: вломиться, забрать свое, отступить или биться уже до конца. Никаких игр. Гоуст уже порядком заебался играть по чужим правилам, чем охотно поделился с единственными оставшимися союзниками. – Вот за что я люблю Гоуста, – восторженно и гордо выдохнул в ответ Соуп, заставив ненадолго пожалеть о той таблетке дезоксина, протолкнутой между лихорадочно-горячих губ в крайне неоправданном порыве. Но Джонни истекал кровью, бледной обессиленной тенью съезжал вниз по сиденью, с ледяными пальцами и пылающим нездоровым жаром лбом – у него не было времени на метания. Соуп ему требовался крепко стоящим на ногах, способным держать оружие, думающим, осознающим. Но никакая волшебная таблетка не могла справиться с потерей крови, начавшимся заражением и гипотермией после заплыва в ледяной воде. – У нас есть немного времени, – весь вид Родольфо кричал о том, что он хотел выступать немедленно, не теряя больше ни секунды. Не тогда, когда у него наконец было все необходимое: бойцы, оружие и БТР. – Выходим сейчас! – Сейчас ты отправишься, черт возьми, на боковую, МакТавиш, – сипло приказал Гоуст, ожидавший сопротивления, но так и не дождавшийся его. – Два часа. Руди? – Принято. Я подготовлю пушки, нам нужен солидный запас для всех наших вакерос, – беглый, понимающий взгляд, которым тот окинул их, вызвал приглушенную усмешку даже у Джонни, едва стоящего на ногах. Если тому еще хватало сил скалиться – жить будет. Недолго, правда, и плохо. Уж Гоуст мог ему это гарантировать, когда снова полез в воспаленную рану, перетянутую успевшим пропитаться кровью бинтом. База мало подходила под полноценный медицинский пункт, из антисептиков сохранился только спирт, но в относительно безопасной, спокойной обстановке он наконец смог снять грубые швы, очистить пулевое отверстие и зашить его заново, едва выдерживая хриплые, тихие маты и поскуливания прямо под ухом. На остаточном адреналине и легкой наркоте Соупу не требовалось обезболивающее; потерпит. Как терпел весь путь до церкви, вгрызаясь в жизнь с остервенением бешеной собаки. Руки мерзко подрагивали, норовя выпустить скользкую иглу, рассекающую кожу, как масло. Он не сказал ему. – Если за следующие сутки мы отсюда не выберемся, то тебе пиздец, сержант, – спокойно заключил он, выдавливая из блистера антибиотик и вкладывая его в доверчиво распахнувшийся рот с мелькнувшим влажным языком. Джонни даже не открыл глаза, доверяя каждому его движению, как своему. Или даже больше. Почему он не сказал ему? – Всегда знал, что ты умеешь поддержать, элти, – тот завалился ему на плечо, вжимаясь раскаленным виском в ремень разгрузки, голос затих, скатываясь в неразборчивое бормотание. Дезоксин перестал работать слишком быстро – плохой знак. Чертовски плохой знак. Гоуст ударил его по щеке, заставляя сморщиться и вернуться в сознание, а сам принялся набирать шприц с ядерной смесью противовоспалительных и седативных, собираясь вырубить Джонни хотя бы на то время, которое они могли себе позволить. Этого мало. Непозволительно мало. Будь у них в запасе хотя бы несколько бойцов, желторотых и необученных, он бы оставил Соупа куковать на базе, выступая поддержкой по радиосвязи. Но выбора все еще не было. – Отдыхай, пока можешь, – посоветовал он, помогая ему улечься на матрас и накрыться термоодеялом. Накатывал закономерный озноб, в блестящих запавших глазах застыла отдача от колес, и лучше бы Соупу отрубиться раньше, чем начнется самая неприятная фаза; стимуляторы – то еще дерьмо. И лучше бы ему было проснуться через оговоренные два часа. Сам он опустился на пол, вжался головой в холодную бетонную стену, закатывая маску до носа, чтобы вдоволь напиться оставшейся после Соупа водой, – никто не знал, когда им выпадет возможность для следующего, мать его, обеденного перерыва. Мерзкий энергетический батончик лип к зубам, но свою обещанную функцию выполнял. Минуты размазывались мазутом, соблазн закинуться допингом становился все невыносимее, как и громкое дыхание за спиной, постоянно срывающееся на хрипы. Если маленький заплыв обернется для него воспалением легких – Соуп может сгореть за то время, что они еще проебут в сраной Мексике. Напряженно вслушиваясь, он едва смог различить среди судорожных вдохов: – Саймон. – Спи, – бросил он, не обернувшись. – Саймон... Да черт возьми. – Что? – пришлось изменить положение гудящего от усталости тела, взглянуть на свернувшийся кошачий комок, дожидаясь продолжения, но ответом стала лишь глухая тишина, разрезаемая отдаленным металлическим лязгом из оружейной. Джонни бредил, раскусывая сухие губы до крови. Его колотило. «Близкие ранят больнее всего». Гоуст отвернулся, с шуршанием закручивая крышку на бутылке. Он ведь предупредил Джонни, предостерег его от ложных представлений, запретив ему даже думать о возможной дружбе между ними. «Все, к кому ты привязываешься, имеют дерьмовое свойство умирать». – Сай... Но себя он от этого предостеречь почему-то не смог. Накрывая горячее лицо своими руками, очерчивая капли пота на лбу и сбиваясь в успокаивающий шепот, Гоуст уже понимал, что никакого третьего раза для осознания не потребуется. Джон «Соуп» МакТавиш вспорол ему брюхо, поселяясь в теплых внутренностях новым жизненно важным органом. – Тише, тише, Джонни, – большой палец скользнул между сомкнутых судорогой челюстей, освобождая изрядно изжеванную губу. – Ты решил спиздеть мне о пулевом, потому что думал, что я брошу тебя там? Ебанный ты идиот, Джонни. Тише. Ебанный ты идиот, Саймон. Соуп затих лишь долгие полчаса спустя, постепенно отпуская нездоровую дрожь, охватывающую волнами все тело. Осел мягкой грудой без костей прямо на его колени, измазывая душным соленым потом руки. Жар спал. Кризис остался позади, утягивая за собой и огромный валун под сердцем, не позволяющий дышать полной грудью. В назначенное время они были готовы.***
[Южная граница, Кастовия, 8 июня 2023]
– Как ты, блять, дышишь в этой хуйне? – взмыленный, Соуп рухнул рядом, прямо на нагретую солнцем землю, с яростным остервенением стягивая мокрую маску и ероша скрипящие от пропитавшей их влаги волосы. Гоуст ни за что бы не признался, что улыбка, тронувшая губы, успела пройти мимо него незамеченной. – Пахнешь смертью. Густой запах пота, душный, пропитанный болью и сладковато-гниющей поволокой, горячим дыханием неминуемого, – звучал ровно так же, как долгие месяцы назад, когда Соуп готовился отбросить копыта у него на коленях. Приятный запах. Знакомый. Недоумевающий взгляд, которым Джонни обменялся с Гасом – приятный вдвойне. Спокойная миссия закономерно закончилась засадой, градом из пуль и скачущим по минам БТРом с гражданскими, которым в хуй уперлось немедленно залезть в самую горячую зону, договариваться, освещать и заниматься прочим бесполезным дерьмом, подкидывая им работы, а террористам – дров в топку. ОТГ-141 не послали бы на стандартное сопровождение и защиту, они не ебанные телохранители, так что уязвленное выражение на лице Гаса разве что смутно забавляло и вызывало приступы раздражения каждый раз, когда тот открывал рот для очередной порции нытья. Даже Соуп с тем пулевым пиздел меньше, чем Кайл с царапиной, пропахавшей часть лица и незащищенной шеи. Ситуация штатная – все летит к чертям. – Danza de la muerte, – мурлыкнул Джонни на испанском, вытягивая ноги и тяжело дыша после короткого забега до развернувшейся временной базы. Живой и невредимый. На фоне Прайс упорно пытался угомонить дамочку-журналистку, требующую то ли немедленно отвезти их всех по родным пенатам, то ли вернуть обратно – в горящее жерло пустыни, на окраинах которой поехавшие хаджу развернули свой лагерь, действуя по принципу «бей своих, чтобы чужие боялись», иначе у него не находилось этому объяснений. Лодыжка, зажеванная в искореженном металле подорванного броника, ныла. Машинку выдали облегченную, словно в наказание за все то распиздяйство, что пропитало бойцов, настроившихся на романтическую прогулку по степям Кастовии, а не на выполнение своей боевой задачи; Гоуст даже не пытался поддерживать субординацию. Не собирался тыкать взрослых мужиков в действительность, в которой их рассортировали по кортежу, посадили молодняк из местных в самый укрепленный БТР в середине колонны, а гражданских разделили и припрятали в хвосте, прикрытом группой в пять человек. Разведка не докладывала о возможной засаде. Коридор был зачищен. Соуп, сжимая М16A4 и громко шипя на скоттише, неохотно присоединился к карете журналистов, уже тогда успев все прекрасно понять и проглотить накатившее недовольство. Прайс, помня о дерьмовейшей пневмонии, накрывшей Соупа после Лас-Альмаса, продолжал беречь сержанта по возможности. Это было одной из его первых полноценных миссий после затяжного больничного. И их первой – совместной. Как никогда Гоуст был солидарен с решением капитана, пока сам сосредоточенно обматывал голеностоп эластичным бинтом и отмахивался от Гаса, просящего наложить на него швы – в одной из машин спрятался военмед, заваленный текущей работой по самую маковку, так что Гэррик мог сходить нахуй (занять очередь) и прекратить нудеть над ухом. Голова все еще гудела, барабанные перепонки зудели изнутри – РПГ, превративший в мясо середину колонны, чудом не переебал всех остальных; спасибо водиле, сумевшему вовремя соскочить в кювет. Легкий сотряс и надорванные связки на ноге не мешали выполнять работу так, как помешала бы этому смерть. – Прекрати сопеть, МакТавиш. Лучше бы помог капитану, языком чесать у тебя получается неплохо, – с изрядной долей иронии выдохнул сквозь маску Гоуст, собирая пот с верхней губы. Доносящаяся приглушенная ругань, разбавляемая привычными переговорами по рации, вкручивалась в виски раскаленными спицами. – Не тебя Прайс сунул в детский стульчик, пока все остальные были заняты работой, – Соуп сморщился, потирая загривок. Острое чувство потери притуплялось годами, отданными службе, но никогда не становилось легче. Молодняк и правда было жалко. – Зато живой, – он пожал плечами. Соуп усмехнулся и разгладил маску у себя на коленях, ногтем цепляя отстающую белую краску. Повисло долгое молчание, за которое дергающая, отбитая спина окончательно ослабла, заставляя прижаться к колесу ближайшей машины, и прикрыть глаза, проваливаясь в дрему, но продолжая вполуха контролировать ситуацию: часовые шуршали щебнем под ногами, наблюдая за периметром, солдаты тихо переговаривались об эвакуации, шумели проезжающие машины. В ближайшее время их не ждало новой подлянки, местный перебитый вражеский лагерь точно так же зализывал раны, как и они сами. Подходящая ситуация для короткого сна. – Все еще больше нравлюсь тебе живым, элти? – проникновенно уточнил у него Джонни, выбивая подкравшуюся сонливость щекотным уколом адреналина. Тихая, уставшая усмешка превратилась в сверкающую улыбку, слишком ярко выделяющуюся на фоне лица, измазанного в тактической краске. Маленький ублюдок. Гоуст много чего порол в той горячке, отсчитывая бесконечные минуты, которые провел в снайперской лежке, тревожно и цепко вглядываясь в каждую фигуру на площади, пока ждал Соупа, пробирающегося через город, кишащий Тенями. Пока думал, что ведет своего сержанта, оставшегося один на один с целой ордой наемников, растерянного, испуганного, но полностью работоспособного. Пока этот идиот скрывал от него свое ранение и пропадал из эфира, шлепаясь в обмороки от слабости и кровопотери. – Чертовски верно, – пророкотал он низким голосом, опасно прищуриваясь. Джонни не внял, улыбаясь только шире. Беспокойно коснулся скулы, расчесывая поджившую корочку, содрал грязными пальцами наверняка пиздецки зудящую от немилостивого солнца ранку на губе. Словно принципиально не давал им зажить. – Твоя маска… – Джонни, – моментально сорвался в шипение Гоуст, предостерегая его от продолжения. – В ней жарко. – Да, мать твою. Здесь всем жарко, уже за сотню перевалило. – Сними ее, – предложил Джонни, каким-то неуловимо кошачьим движением оказываясь рядом, уже сидящим на коленях. Гоуст заинтересованно склонил голову в бок. Ждал продолжения. – У тебя все равно накладка треснула, – и в доказательство своих слов тот протянул руку, едва ощутимо постукивая костяшками по пластику, действительно доживающему свои последние часы. Хитрый и тихий, словно хищник, прижимающийся всем корпусом к земле, незаметный, он робко коснулся мокрой, пропитанной потом ткани, соскальзывая ниже – даже притупленные, невесомые прикосновения обжигали. Пальцы дошли до грубой ссадины, пропахавшей правую щеку и разодравшей балаклаву, обвели ее, посылая болезненные искры по лицу. Исчезли, чтобы появиться через мгновение на шее, забираясь под маску, накрывая обнаженную кожу, выше, не задирая, но пробираясь под ней. Терпение балансировало на тонкой грани острозаточенного лезвия, время застыло натянутой каплей перед падением, и Джонни тяжело сглатывал, с искусностью опытного сапера продолжая играть с огнем. Гоуст замер, прекращая дышать. Нет. Джонни играл с ним, что было в ебанный миллиард раз опасней; и восторженный блеск в светлых глаза выдавал его с потрохами. Алая кровь собралась в уголке рта, слишком яркая на фоне выжженной мертвой степи, как маяк, к которому рука потянулась сама, смазывая это невыносимо живое пятно, оставившее влажный след на перчатке. Приходилось контролировать каждое свое движение, каждую увязающую в болоте мысль, останавливая рефлексы еще там, где-то на вставочных нейронах, не позволяя импульсу дойти до мышц. Слишком близко. Пальцы Джонни замерли в районе яремной вены, зажигая петарды в мозгу, дергая аварийные рубильники и перестраивая все механизмы в режим защиты и нападения. Все в нем хотело убить его. Размазать. Схватить за волосы, вжать лицом в раскаленную землю, опустить тяжелый ботинок на горло, перемалывая в пыль гортань и кольца трахеи. Устранить угрозу. Разорвать это блядское прикосновение, бьющее разрядами тока прямиком в самую сердцевину, в его нутро, воспаленное и гноящееся – и маятно, и душно, мерзко, перестуком по вискам, в котором запоздало угадывалось собственное сбитое, искаженное сердцебиение. Он зажмурился. – Пойду-ка медика найду, – бормочаще выдохнул Гас, предприняв тактическое решение отступить, и шум мелкого гравия под его ногами обрушился в сознании грохотом валунов, накатывающих оползнем и погребающих под собой. Отрезвляющих. Правильное решение, Гас. Охуеть какое своевременное. Гоуст проводил его чуть насмешливым взглядом, сумев наконец избавиться от пульсирующей красной пелены перед глазами, и устало похлопал себя рукой по бедру, приглашая притихшего Соупа сесть рядом. Той самой рукой, на большом пальце которой до сих пор ощущалось влажное пятно крови. – Твое маниакальное желание забраться мне под шкуру тебя когда-нибудь убьет, Джонни. Соуп на это лишь игриво вскинул брови: – Я знаю. И прижался плечом к плечу, теплый, бубнящий на Прайса, жалующийся на проебанные легкие, реагирующие теперь даже на дорожную пыль, и почему-то вместо привычного глухого раздражения Гоуст ощущал лишь волнами накатывающее спокойствие, иррационально согревающее под палящим солнцем неласковой Кастовии. Они тихо переговаривались до самого приезда подмоги, так что не было ничего удивительно в том, как незаметно и естественно Джонни подпихнул свою ладонь под его, заставляя переплести пальцы.