Редкий, но ценный ресурс

В детстве Эйдена сладкого не было: ни на охраняемом объекте Всемирной гуманитарной организации, ни в подвалах скрытого от всего мира здания, ни в лабораториях доктора Вальца. Где из еды — армейские сухпайки, развести водой и съесть, не думая о вкусе, и таблетки три раза в день; где из развлечений — стеллаж с книгами, диски с фильмами, отнимаемые старшими, и пачка белых мелков, украденных из подсобки; где из желаний — дожить до утра, когда тело перестанет выкручивать в судорогах и сжигать в лихорадке после очередной дозы препарата. Эйден был благодарен своей памяти, которая со временем затерла для него травмирующие воспоминания, но в какой-то момент те начали возвращаться. Медленно, размытыми образами, оборванными кусками, словно заяц-белёк, мелькающий в снегу между деревьев, путая следы и скрываясь от преследования. Но, по крайней мере, память вернула ему Мию — она была с ним во всём этом бесконечном кошмаре… Старшая сестра, на которую он мог положиться — за все годы после лабораторий Эйден и думать забыл о том, что можно рассчитывать на кого-то, кроме себя самого. Мия присматривала за ним ночами, пока сам Эйден бился в припадках после вакцин Вальца; Мия соединяла маркером шрамы на его руках, рассказывала о созвездиях, указывая на бетонный потолок подвала, словно там действительно можно было разглядеть ночное небо; Мия приносила кассеты и магнитофон, чтобы слушать сказки; Мия откуда-то доставала маленькие кубики сахара, которыми можно было заесть горечь таблеток… Сахар… Эйден едва помнит какой он на вкус, но знает, насколько ценен дефицитный ресурс. Природная сладость: ягоды, фрукты, овощи — ешь сразу, такая еда сытная, утоляет голод и жажду. Тростниковый сахар — это что-то сомнительное, но зато сколько счастья и благодарности из него можно получить самому или обменяв на услугу. В обмен на мешочек сахара, из домика лесника, встреченного на пути случайно, Спайк как-то подкупил детей в одной из деревень, и те уговорили взрослых разрешить пилигримам остаться на ночь. Эйден запоминает схему и пользуется этим еще пару раз, позволяя себе только слизнуть несколько крупинок с пальца — слаще любой ягоды, сорванной прямо с куста. Еще одна валюта мира после Падения — сигареты. Эйден получает одну в свои семнадцать от Спайка и с удивлением слизывает сладость с губ — фильтр сладкий. Не сахар, что-то химическое, в чем Эйден не собирается разбираться, но чем собирается пользоваться как валютой, пока пачка не заканчивается. Пилигриму нужно быстро бегать, а с кашлем и одышкой это делать тяжело, и парень не собирается начинать курить, да и вкус со временем затирается, но ощущение радости от сладкого остается в памяти. Уже в Вилледоре становится не до радостей жизни, успевать бы выживать и крутиться белкой в перипетиях огороженного стенами города. Только мед остается липкой сладостью на руках после бесконечных перевязок, ромашка горчит, как и вина перед всеми, кого не смог спасти. Где-то между предательством Хакона, поисками сестры и помощью всем вокруг Эйдена забирает под крыло Лоан, которая ведет себя так, словно она ему старшая и более умная сестра. И Эйден не находит в себе сил сопротивляться, он всегда хотел иметь что-то вроде семьи и, возможно, места, которое можно назвать домом. Лоан тянет его в свой — Рыбий глаз — и начинает водить в каждый вечер пятницы в бар, словно есть еще какой-то вид алкоголя — пиво, самогон, коньяк, — который Эйден ещё не выучил на вкус. Оказывается, что есть — коктейли. Что-то, что может быть не только сбивающим с ног в споре на выпивку, но и приторно сладким — Эйден трижды платит за добавку и остается в Рыбьем глазе на ночь, не будучи уверенным в том, что сможет пройти и двух шагов без поддержки лейтенанта Роу. Еще один человек, который сначала воспринимается как тот еще мудак, потом как друг Лоан, потом как друг самого Эйдена, а потом как кто-то, кому Эйден не может придумать названия, но, при одном взгляде на него, внутри растекается такое же ощущение радости, как после ложки сахара — очень сладко. Приторнее сахара только шоколад. Эйден не спрашивает, откуда Хуану Райнеру известно о его неутолимой тяге к сладкому, но принимает мешочек монет вместе с молочной плиткой, завернутой в шуршащий пергамент. Подношение находит внутри такой же радостный отклик, и Эйден сдерживается от того, чтобы не съесть всю плитку за раз, растягивает почти на месяц. Возможно, Эйден попадает в какой-то список людей, которым возмещают детство без сладкого, потому что после помощи в починке лопастей ветряков, зачистке заражённых на подстанциях, протягивании проводов и прочего, что Эйден делал безвозмездно, миротворцы из 404 отряда берутся его угощать, возможно, просто за то, что в его присутствии лейтенант Роу (со слов отряда) находится в более хорошем настроении. Вержбовски возле костра под недовольные возгласы обделенных угощает шариком жареного в масле, начиненного вареньем теста, и гордо называет его польским пончиком — по рецепту жены. Эйден неловко кусает румяный бок и едва не упускает капли варенья, удивительно сладкого — сахар, конечно. Пилигрим смущенно доедает шарик в два укуса: такое удовольствие не растянешь и не спрячешь в карман — засохнет и покроется плесенью. Через несколько недель, на Мисси, Эйдена на палубе ловит Хадсон и вкладывает в ладонь белые упругие кругляши из рисовой муки с начинкой из кисло-сладкого яблочного пюре. В качестве бонуса, пилигрим получает на руки рецепт, если вдруг ему захочется повторить — они не успевают договорить, вскоре Хадсона прогоняет звук сирен, предвещающих ночь. Еще через несколько дней, уже Берислав ловит Эйдена, спускающегося из убежища в верхних контейнерах Мисси, и, словно контрабанду, передает печенье с орехами и кусочками шоколада. Эйден принимает угощения одно за другим, не зная куда деваться от желающих его накормить не просто сытным, но еще совершенно точно дефицитным сладким. Но он бесконечно ценит это.