Искорки

…Удаляясь в снежной белой завесе, Маша издали всё ещё машет рукой младшей. Искорки прощаются, чуть подрагивая из — под ресниц. Хорошо, что Рима не видит, как вместе с ресницами предательски дрожат и губы. Старшая бы хотела сказать больше, гораздо больше. В тот вечер Маша долго не могла уснуть. На часах была полночь, однако сна она не чувствовала ни в одном глазу. Прислушиваясь к тому, как еле слышно свистит ветер через щели в окне, девушка уставила чёрные угольки в потолок. Казалось, она всё никак не могла выбраться из тех нескольких несчастных минут на морозе, когда на вишнёвые кудри напротив падали мягкие хлопья. Те несчастные минуты, которые она теперь прокручивала уже не один час. Маша не знала, почему так нравилась ей эта вишня, почему так хотелось проводить сегодня эти грустные изумруды до дома? На самом деле девушка знала, что ответ на все её вопросы был ясен, как чистое небо. Она нравилась ей просто потому. Просто потому, что это была она. Никто другой. Просто она, со своей незатейливой суетливостью, со своим страхом обидеть, со своей искренностью и со своим таким тёплым, но немного стыдливо — осторожным «Маша». На последнее девушка улыбнулась самой себе. Ей очевидно ещё не раз бы хотелось проводить младшую до дома, вот так, наедине, но только бы не в холодном неловком молчании. «Вот бы она рассказала мне что — нибудь» — поймала себя на мысли Маша, переворачиваясь направо от пробивающегося сквозь шторы света магазинной вывески. Сердце ощущалось так, если бы его положили на сковороду на медленный огонь. Оно таяло, тихо, медленно, но всё же таяло. И Маша знала, что ждёт её, какая участь уготована сердцу. И участь эта её на удивление не пугала так сильно, как могла бы. Хоть где — то глубоко в сознании она и ловила себя на мысли том, что все эти мягкие объятия в метель ни к чему хорошему не приведут кроме как к тому, что она ещё надолго потом сама же и застрянет в этой страшной холодной метели. Совсем одна. Маша зажмурилась. Думать о плохом не хотелось. В мире и так было много плохого, а потому старшая выбирала давать сердцу видеть больше хорошего, дабы наконец жить. Жить не из тревоги, а из любви — она научилась совсем недавно. И чтобы научиться, казалось бы, такой несложной аксиоме Маше пришлось пройти и через свой «поучительный» опыт. Девушка снова зажмурилась. Неприятные картины всплыв в памяти, замелькали перед глазами. Ужасно. Но это было именно её прошлым. И девушка приняла его, приняла тяжело, трудно, с болью и горечью, но приняла, наконец осознав, что с этим уже просто ничего не поделать. И единственное, что действительно она могла бы сделать с тем, что долгое время мучило её сознание и бередило душу — сделать выводы. Только это. По телу пробежала мелкая дрожь, и от того девушка сильнее укуталась в толстое одеяло по самую макушку. На часах красным цветом светились двойка и два ноля. Чувствовалось, как усталость всё же потихоньку начала подкрадываться. И ещё раз на секунду вспомнив о сегодняшнем вечере, девушка наконец закрыла глаза. Пятница. Пол седьмого. Старшая еле — еле размыкает веки в убаюкивающей темноте зимнего утра. Впереди её ждут четыре сложные пары, но Маше всё равно, ведь вечером тренировка. И в этой тренировке — волейбол, Рима и она сама. Мысль об этом, казалось, давала надежду на то, что ненавистная из — за бесконечно длящихся занятий пятница станет чуть лучше. По крайней мере, она так думала. Поэтому пожарив на скорую руку узорчатые ароматные блины, девушка второпях собирает сумку — почтальонку и выбегает на улицу. Сидя в аудитории Маша чувствует, как часы на руке становятся всё наиболее привлекательной для неё вещью сейчас — взгляд то и дело падал на циферблат в надежде, что заветная тренировка станет на пару минут ближе. Почему она в таком ожидании? Почему ждёт встречи с ней так, как будто это что — то сверхъестественное? Почему будучи старшекурсницей девушка ощущала себя безответно влюблённой школьницей? Запнувшись на последнем вопросе в собственной голове, Маша на секунду замерла. Безответно влюблённой? А вдруг? А вдруг всё также, словно в школе она просто придумала любовь там где её нет? Вдруг снова ошибившееся сердце обнадёжило её за так? И теперь опять долго придётся намеренно слепнуть, чтобы развидеть то, чей образ она так правдоподобно нарисовала… Девушка тяжело вздыхает. «Какая дурь» — мелькает в голове старшей в заключение вереницы всех необоснованно страшных мыслей. — «С чего бы всему этому не быть взаимным?». И от этой маленькой искрящейся в тёмной веренице надежды было тепло где — то внутри, прямо между рёбер, под лёгкими. Наконец, к счастью старшей пары заканчиваются и долгожданная тренировка теперь на расстоянии получаса. Ещё чуть — чуть… «А что дальше? Ну увижу я её и что?» — неожиданно звучит будто не её голосом в сознании. Старшая на момент тормозит, замедляя шаг по дороге к спортивному комплексу. Маленькая пушистая снежинка так аккуратно вдруг опускается прямо на нос девушке, немного холодя кожу. Маша снова слышит шум — движение, людей, город, кажется, наконец отмерев от собственных раздумий за весь день. На самом кончике носа теперь капелька. — Главное, что я увижу её. Быстро смахнув каплю, девушка вновь устремляется к жёлтому свету окон спорткомплекса. В коридоре близ раздевалки уже толпился народ, то и дело кто — то сновал туда — сюда. Маша нырнула в раздевалку, смахнув приличный слой снега с плеч и шапки. Щёки сразу обдало тёплым воздухом. — О, Маша, привет, — тут же слышится сбоку, худощавый силуэт Лизы высился у стены. — Привет — привет, — бросает подруге девушка, попутно высматривая среди всех вишнёвую макушку. Однако не найдя заветные кудри, Маша чувствует как сердце пропускает удар. Почему её нет? Неужели не пришла? «Она же ни разу не пропускала тренировки» — промелькнуло в голове. Сердце по — тихоньку начинает ощущаться где — то в макушке. Получается, она ждала зря… Неожиданно на всю раздевалку раздаётся двойной громкий хлопок. И среди кучки столпившихся у стены девушек проявляется лицо Светы: — Все здесь? Или ещё кого — то нет? Нужно сделать объявление. Раннее стоявший в раздевалке гул вдруг превратился в еле слышный шёпот. Все затихли, и словно маленькие утята только и делали, что вертели головами по сторонам, проверяя находящихся рядом. — Римы нет, она отошла ненадолго, скоро вернуться должна, — слышится из толпы прямо за спиной старшей. Это Соня. Маша медленно выдыхает себе под нос, одновременно расфокусируя взгляд перед собой. Сердце возвращается на своё законное место. Как быстро успело оно разволноваться… И ещё не раз старшая вернётся в своих мыслях к этому моменту, в котором последние надежды по — лёгкому отделаться от изумрудов рушатся в одночасье. Ещё раз окинув чуть потерянным взглядом Свету, старшая разворачивается на сто восемьдесят градусов, чтобы подготовиться к тренировке, однако как вкопанная замирает, не успев сделать и шага. Вишнёвая макушка пролетает прямо мимо её носа и устраивается в уголке рядом с Соней. Рима. В изумрудах напротив Маша замечает своё неловко застывшее отражение. Всё — таки пришла. Девушка зависает ещё на пару секунд, улыбаясь младшей одними уголками губ, и поспешно удаляется вглубь раздевалки. Незаметно для Римы Маша переживала. Переживала так, как это свойственно всем людям. Она боялась показаться какой — то не такой — глупой или неуклюжей. Но больше чем этого она боялась показаться вообще никем. Оказаться неслучившемся штрихом в руках мастера, так и не став частью картины. — Ну раз все собрались, то я могу наконец объявить одно предложение, — послышался снова голос Светы прямо из центра комнаты. — Так как двадцать седьмого числа у нас состоится последний этап соревнований этого семестра, по этому случаю в независимости от исхода игры, мы хотим пригласить всех уже двадцать восьмого числа в бар отметить и сам конец семестра, и матч, и в конце концов Новый год, — уже почти выплёвывая слова от нехватки воздуха, рассказывает девушка. — Как вам такая идея? Всё только по желанию, никого насильно мы на этот праздник не тащим. Если большинство будет за, то чуть позже мы сможем обсудить по сколько будем скидываться, давайте решим этот вопрос сегодня — завтра, чтобы до вечера следующего дня уже дать ответ, хорошо? В ответ все всё также словно маленькие утята лишь кивают головой. Света ласково улыбается: — Тогда завтра к вечеру все отписываемся в беседу. И тут же шёпот вновь превращается в уже знакомый гул. Старшая кожей ощущает, что Рима смотрит на неё, застыв в этой гудящей толпе. Она понимает, что и младшей есть что сказать, есть что обсудить только им вдвоём. Но как же трудно иногда просто поговорить. Казалось бы, чего сложного объясниться друг другу во всём? Вот бы и сердце считало также, не пытаясь более останавливать сознание от такого нужного действия. Как много ещё они обе готовы оставить на самотёк, как долго готовы ждать, дабы не идти на первый шаг первыми и не показаться глупыми перед друг другом. Боялись двое. И молчали тоже двое. «Вот бы она согласилась пойти, может я…» — знакомая искрящаяся надежда пронеслась в голове. Однако поймав себя на этой незаконченной мысли, старшая почувствовала что — то знакомое. Всё как тогда. В самый первый раз. Когда она сама и стала зачинщиком всего, от чего позже приходилось отходить ещё так долго. Маша поморщилась. — Что за глупости мне лезут в голову сегодня? — одними губами спрашивает у самой себя девушка, когда видит зовущую её в дверном проёме Лизу. Игра продолжается. Оставался последний тайм. Маша чувствует, как дофамин приливает в кровь, когда мяч попадает ей в руки. Она видит только сетку, мяч и изумруды. Такие внимательные, немного острые сейчас зелёные глаза пристально следят за каждым её движением, дабы не упустить ничего, что позволило бы проиграть. Они снова на поле только друг для друга. И как бы кому не казалось — это только их игра. Однако как бы сильно Рима не старалась сегодня — удача была не на её стороне. Вся команда будто выдохлась после вчерашней игры, окончательно растратив всё желание победить. Гораздо больше всех заботила предстоящая вечеринка, то и дело кто — то с кем — то перешёптывался о ней в небольших перерывах во время переходов. И младшую это неимоверно злило. Маша видела, как плотно и по — злому смыкались челюсти по ту сторону сетки, когда снова слышалось заклятое праздное слово. 1:3. Машина команда побеждает. Все благодарят друг друга за игру, проходя змейкой у сетки. На ничтожную секунду старшая ощущает, как всё также внимательно, но уже чуть мягче смотрят радужки Римы, когда младшая хлопает её по ладони в качестве «спасибо» за игру. На собственные горячие руки старшая чувствует ледяной холод чужих. Взгляд чёрных угольков падает на иссиня — бледные ладони, уже исчезнувшие из своих же, девушка машинально оборачивается назад с приподнятыми в искреннем удивлении бровями, но видит лишь удаляющуюся вишнёвую макушку. Как снежная королева. И правда, Маша часто чувствовала себя рядом с младшей так, будто это она была той самой Гердой из старого советского мультика. В отличие от неё самой Рима улыбалась редко, и оттого лицо её чаще оставалось спокойным. Старшей казалось, что где — то внутри её изумрудов всё — таки прячутся острые льдинки — она никак не могла забыть тот случай, когда Рима отмахнулась от неё в уборной. После тренировки все по — тихоньку расходились по домам. На уже пожелтевших от фонарного света улицах хаотично кружились мягкие хлопья, позже превращаясь в скрипучий снежный ковёр. Маша стояла одна в ожидании Лизы, но та будто специально всё никак не выходила. Позади девушка ещё слышала как прощаются друг с другом другие ребята. Где — то вдалеке пустили разноцветный салют. Блестящие россыпи нарочито напомнили старшей о том, что буквально через неделю наступит долгожданный и любимый всеми праздник. «Как странно, уже Новый год…» — уставившись всё на тот же салют, думает про себя девушка. Время не просто летело быстро — оно отчаянно мчалось. Или это только так казалось? И время как шло, так и идёт, просто все повзрослели? Но полностью погрузиться в собственные ностальгические мысли у неё не получается, — сзади слышится знакомый радостный голос. Рима. Младшая спускается по ступенькам, одновременно с особым интересом болтая по телефону и ослепительно улыбаясь. Однако неожиданно столкнувшись взглядом со старшей, чуть запинается, стопорясь в разговоре. Она пару раз беззвучно открывает рот в безуспешной попытке выдать какое — то определённое слово, пока старшая всё также смотрит на неё, не отрывая взгляда. Волнуется. И Маша понимала, как заставляла чувствовать себя Риму, знала, что та тоже улавливает суть всего этого. Старшая чувствовала, что только слова действительно их двоих и путали, играя против них самих. Казалось, они всё уже заранее знали, но почему — то молчали. Рима наконец заканчивает разговор, пряча замёрзшие руки в карманы куртки, и пару раз оборачивается на вход в спорткомплекс, как бы невзначай намекая старшей, что ожидает подругу. — Соню ждёшь? — чуть издалека выдыхает морозное Маша. Будто не ожидая того, что старшая заговорит с ней, Рима с чуть удивлённым выражением лица смотрит на девушку, хлопая одними ресницами. — Да, что — то больно долго копошится там… А ты — Лизу? — переминаясь с ноги на ногу от холода, задаёт аналогичный вопрос младшая. «Могли бы мы и в этот раз пойти вместе до дома?» — задаёт вопрос скорее себе нежели Риме старшая у себя в голове. Как бы хотелось спросить взаправду. Скрип снега под ногами лишь усиливает снова наступившую неловкую тишину. — Рим, что насчёт праздника? — стараясь не упоминать злосчастное «вечеринка», будто невзначай спрашивает Маша и боится, что сейчас лицо младшей всё — таки изменится, и как тогда в уборной, она снова от неё отмахнётся. Никак нет. Рима неожиданно для Маши выдаёт лишь спокойное «ещё не решила». «Зря готовилась к худшему, получается» — замечает про себя старшая. — Возможно, если Соня пойдёт, то пойду и я, — выдыхая пар, добавляет к ответу Рима. В этот раз не скрывшись от внимательных Риминых глаз, на лице старшей промелькнула улыбка. И вместе с этой улыбкой снова заискрила та маленькая доля надежды, которая верила в силу предновогоднего волшебства. Наконец на пороге показались двое — Лиза и Соня. Обе девушки о чём — то рьяно и с интересом спорили, активно жестикулируя. Поэтому увидев уже порядком полузамёрзших подруг, стихли, будто никакого спора секунду назад и не было. — Давайте, до встречи, — последней кидает на прощание Лиза, и по двое девушки расходятся в противоположные стороны. Всю дорогу Лиза объясняла подруге наметившийся с Соней спор, а точнее — мозговой штурм, в красках описывая детали. И пока подруга идя рядом, пыхтела как паровоз, Маша то и дело поглядывала на время. Она хотела написать ей. Закончить их разговор и сказать то, что должна была. Однако, казалось, сомнение всё же удерживало за руку. И снова прогремел салют. Золотые искры разлетелись по уже чёрному небосводу. «А что я, собственно, так долго думаю? Свет клином не сойдётся, если я напишу ей» — решает наконец старшая, выхватывая телефон из кармана. Сколько ещё ждать и сомневаться? Под оживлённый рассказ Лизы, Маша уже ничего не чувствующими от холода пальцами пишет последнее слово, нажимает на значок отправления и прячет телефон обратно в карман куртки. Скрыть от себя самой то, что ей всё же тревожно — у неё не получается. Конечно, старшая переживала, что всё что она видит среди этой белой вьюги, видит только она сама, а не Рима, и что всё это нужно только ей и её беспокойному сердцу. На последнее девушка чуть вымученно вздохнула. Ничего не поделать. *** Шагая под скрип снега и рассказ Сони об их споре с Лизой, младшая прокручивала в голове состоявшийся со старшей короткий диалог, пока они обе дожидались своих подруг на морозе. Она пыталась понять, видит ли она одна в вопросе о празднике простой человеческий интерес или интерес именно Машин. Мысли крутились по кругу, раз за разом, приводя к одному и тому же «Что насчёт праздника?». Сколько можно думать? И словно в ответ на собственные мысли, телефон в кармане вибрирует, уведомляя о новом сообщении. «Ну что там опять?» — немного нервно возникает про себя младшая, попутно доставая телефон из куртки. «., поэтому была бы рада видеть тебя на празднике.» — читает Рима Машиным голосом. И кажется, на момент, девушка теряется во всей этой снежной кутерьме и тёплом заливающем всё вокруг свете. Рима ещё раз пробегает глазами по тексту сообщения, проверяя правильно ли она уловила его суть. Серый ворох внутри тревожно ворочается. — Рада видеть меня?..