Искорки

…И действительно, во втором матче, как Рима и обещала, она обыграла старшую, сравняв счёт. Предстояла третья партия. Команды отдыхали, устроив импровизированный перерыв. За окном становилось всё темнее и темнее, и уже желтоглазые фонари с интересом заглядывали в спортивный зал сквозь морозные узоры. Немного облокотившись, Рима стояла у стены. Соня, также стоя рядом с подругой, увлечённо болтала о чём — то с Лизой. Старшая нависала над голубоглазой чуть сверху, от чего и так невысокую ростом Соню, было совсем не видно. Однако несмотря на то, что те стояли в аккурат рядом с ней, Рима не слышала ни единого слова. Она вообще ничего не слышала. Девушка видела перед собой лишь поджатые губы и виноватые поникшие чёрные угольки. В голове уже в который раз прокручивалось такое аккуратное, почти боязливое «прости». Рима всё ещё чувствовала мягкую каштановую макушку на своём плече, чувствовала, как билось собственное сердце в тот момент, когда сон вдруг стал явью. Почему вдруг так всё… Почему всё так сложилось, таким странным престранным образом. «Такое разве что только в книжках бывает» — пронеслось на секунду в голове у девушки. Серый ворох вновь ожил, и сейчас, кажется, чуть светился чем — то изнутри. Странно, но мысли раннее бесновато бросавшиеся из одного уголка сознания в другой, теперь дружным строем друг за другом, будто река крутились по кругу в голове девушки. И этот серый водоворот был Риме совершенно непривычен. Девушка, уже привыкшая к настойчивой тревоге и беспокойству, что давно породнились с ней, никак не могла понять, что это такое — чувствовать что — то более эмоционально яркое, чем это? Сравнить эти ощущения Рима могла только с тем чувством, которое ложится на сердце, когда достаёшь с полки тот альбом, что мама показывала ещё в детстве, но теперь уже старый и запылившийся. Ничего кроме ностальгии и тревожного спокойствия. Тревожного, но всё — таки спокойствия. Ностальгии, но всё же светлой. Однако лучше убрать эти фотографии подальше, пока сердце ещё чувствует, что живое. Воспоминания забирали у неё то, что называется жизнью. «…Нельзя же жить только воспоминаниями, Рима, всё прошлое в прошлом, понимаешь, живи сейчас, то, что было, всё равно уже не воротишь…» — расстроенно звучало у Римы в голове маминым голосом. Тем летним вечером они сидели с ней вместе на кухне. В папин день рождения. Громкое «Начинаем!» внезапно вернуло девушку в реальность. Пора было начинать третий тайм. И уже устремившись на площадку, Рима вдруг чувствует еле весомое прикосновение — кто — то позади чуть прихватил её за локоть. — Удачи, — улыбка — полумесяц возникает прямо у неё перед лицом на ничтожную секунду и тут же исчезает в шумящей толпе. «Она будто специально это делает» — замечает подспудно младшая и незаметно улыбается самой себе. Сигнальный гудок оповещает о начале третьей партии, и игра вновь продолжается. Сравнявшийся раннее счёт не устраивает ни одну ни другую команду, и потому теперь каждый на площадке готов забрать инициативу себе в руки, лишь бы обойти соперника хотя бы на один мяч. И сейчас чёрные угольки устремленные прямо в изумрудные радужки дают понять, что так просто эта партия младшей не дастся. Придётся постараться. Младшая чувствует, как коленки отчаянно трясутся, когда соперники наконец пропускают мяч спустя долгое время. Позади пронеслось вымученное «Наконец — то». Обернувшись, Рима увидела за собой Лизу, что сейчас стояла, оперевшись руками в колени. Оказывается, не только младшей пришлось не сладко. Однако несмотря на тяжёлую затянувшуюся игру, сдаваться не была намерена ни одна сторона. Счёт сравнивался цифра в цифру раз за разом, не позволяя выдохнуть даже на секунду. 18:19, 19:19, 23:22, 23:23, 24:25, 25:25… — Ещё два очка и мы выиграем, — шепчет себе под нос Рима, попутно вытирая скопившиеся на лбу капельки пота. — Совсем чуть — чуть. — Ещё немного, давайте! — отбивая мяч и падая на колени, выдаёт Маша громко. Мяч перехватывают, готовясь к нападающему удару. Старшая чувствует, как напряжение колется в кончиках пальцев. Глаза нервно следят за мячом. Соперники в ожидании застывают на месте. Удар. Дотянуться до мяча не хватает совсем чуть — чуть, и на противоположной стороне поля вместе с мячом на пол падает Лиза. Зал пронзает истошный крик и вслед за ним оглушительные аплодисменты. 25:26. — Простите, девочки, — виновато сквозь стиснутые зубы произносит старшая, приподнимаясь с колен. В ответ Лиза получает понимающие немного расстроенные взгляды. — Мы же всё ещё можем постараться, вдруг удача на нашей стороне, — с надеждой смотрит Рима, обращаясь к Лизе. Однако, к сожалению, её надежду встречает лишь неутешительный уставший вздох. Коварный мяч обрушил державшееся на одном дыхании желание всё — таки одержать победу. Командный дух постепенно рассеивался. «А я так хотела победить…» — обречённо мелькает в голове у девушки, когда счёт снова меняется в пользу противников. 25:27. Вновь оглушительный гул и вновь аплодисменты. Третья партия окончена. Общий счёт за прошедшие три партии: 1:2. «Ещё одна партия и они скорее всего выиграют, глупо было надеяться на обратное, Рима» — обращаясь к самой себе, размышляла девушка. Не было сил и у неё самой. Поддерживать собственный настрой становилось всё тяжелее и тяжелее. Губы вдруг начали предательски подрагивать. В уголках скопились прозрачные капельки. — Неужели ты сейчас заплачешь? — зло шепчет себе под нос Рима, отвернувшись ото всех к стене. Гудок. Света подзывает обе команды к себе. — Итак на сегодня мы закончим, обе команды уже очень устали, и к тому же нам нужно освобождать зал, поэтому исход игры решится на следующей тренировке, пока что счёт составляет 1:2 в пользу Машиной команды. Все засуетились, собираясь покинуть зал. Но именно Рима вылетает из него первой. Сама не зная от чего, ей хочется разрыдаться, разрыдаться так, как обычно она плачет — до дрожащей челюсти, до комка в горле, до обессилевшего от рыданий тела. Ей было всё равно, лишь бы всё это вышло из неё, больше не мучая. Поэтому сейчас схватив телефон, девушка заходит в уборную, дрожащими руками набирая сообщение: «Соня, иди домой без меня, я тут зарёванная немного, но ты не переживай, пожалуйста, ничего страшного не случилось, просто как всегда». Утерев горькие на вкус слёзы со щёк, Рима вновь перечитала отправленное подруге сообщение и добавила: «Извини меня». «Я снова заставляю её переживать, вот же идиотка» — словно фейерверк взрывается в голове у девушки. Слёзы снова подступили к глазам, но более утирать их Рима не собиралась. — Пошло всё, — утыкаясь лицом в коленки, посылает всё в сердцах девушка. Сжимая в пальцах вишнёвые кудри, младшая бесшумно плакала. Уходить куда — то не хотелось, сейчас она была готова просидеть здесь хоть всё время, лишь бы не видеть никого. «Зачем она так ведёт себя? Для чего все эти её расчудесные улыбки? Я не хочу снова так…» — мысль в ужасе обрывается. Рима смотрит перед собой, ничего не видя из — за заплаканных глаз. Но как же красива была её улыбка. Как тепло грел этот полумесяц. Сердце вновь сжалось. Она не хотела снова так страдать. Никто бы не хотел так страдать. Однако девушка уже давно прописала себя в ряды тех, кому уготована такая судьба — несчастных страдальцев. Людей, которые страдают по вине своей же, а точнее своего неугомонного сердца. Не раз она ловила себя на мысли о том, как хотелось бы, чтобы сердце вообще не умело чувствовать, тогда она была бы неуязвимой и ничто бы не смогло сделать её такой — не способной здраво мыслить, поддаваясь мимолётным порывам. И тогда всё бы не имело смысла. Разве человек не есть то, что есть чувствующее всевозможное сердце? Экран вдруг засветился — пришло новое сообщение. «Ты уверена? Я могу подождать тебя. Рим, где ты?» — писала подруга. «Не нужно, всё хорошо, я лучше поуспокоюсь сама, напишу тебе потом обязательно, умоляю не переживай» — прыгая глазами по буквам, бегло читает Соня. Она ещё раз огляделась по сторонам — в раздевалке Римы точно не могло быть. «Хорошо, если что пиши мне, я помогу, чем смогу» — гласило новое сообщение от подруги. На лице промелькнула лёгкая благодарная улыбка. «Спасибо, Сонь». Как жаль, что она не могла передать словами то, как была благодарна подруге за её бесконечное понимание и заботу. Девушка чувствовала, как странное чувство всё ещё так неудобно ворочалось внутри, мешая нормально функционировать. Да, к сожалению, но с того самого печального провала, Рима рассматривала это странное чувство лишь как неприятную побочку, сбой, брак, ошибку — как всё то, что является неправильным и ненужным. — Вот бы жить не из тревоги, а из любви, — смотря на тусклую жёлтую лампочку на обшарпанном потолке, заключила сама для себя девушка. Сквозь старые оконные рамы она слышала, как завывает за стеклом метель, протягивая трескучие от мороза лапы сквозь наступившую темноту. Рима потихоньку успокаивалась — плечи больше не подрагивали от всхлипов, а мешающий в горле комок — растворился. И только один ещё покрасневший нос и опухшие губы намекали на то, что произошло с десяток минут назад. Она не знала, сколько просидела вот так на полу, обняв себя руками за колени. К телефону притрагиваться не хотелось. Однако, раннее наполнявший здание гул прекратился, давая понять, что скорее всего все уже давно ушли. Только изредка Рима ещё слышала какие — то отдалённые голоса. Решив, что провести ночь в туалете спорткомплекса будет не лучшей идеей, девушка всё — таки поднимается с пола на чуть ватных ногах и направляется обратно в раздевалку. Пытаясь разглядеть своё всё ещё красное лицо в экране телефона, девушка юркнула в раздевалку. После потёмок коридора в глаза резко ударил яркий свет, и оттого Рима сильно зажмурилась, на пару секунд застыв на месте. — Вот же блять, — потирая переносицу и пытаясь взглянуть на свет, выругалась младшая. — Рима? Момент. Младшая взвизгивает и подпрыгивает на месте от испуга, попутно пытаясь разлепить глаза. Перед ней постепенно вырисовывался знакомый силуэт. — Я думала ты уже давно ушла, — чуть заискивающе говорит старшая, пытаясь разговорить девушку. Всё ещё отходя от испуга, Рима не могла вымолвить ни слова. Почему они снова наедине друг с другом? Почему снова они в этой раздевалке совсем одни? Старшая сидела на скамейке, завязывая шнурки и смотря на младшую из — подо лба. — А ты почему ещё здесь, тренировка ведь давно закончилась? — отвечает вопросом на вопрос Рима. Маша чуть медлит с ответом, бегая глазами по комнате. — Сначала задержалась с тренером, обсуждали будущие соревнования, а потом ещё с Лизой кое — какие вопросики обкашляли, в общем как — то так и получилось, что я всё ещё тут, — приподняв плечи, отвечает старшая. Рима внимательно слушает её, сложив руки на груди. — А я… Я тут, можно сказать, попала в неудобную ситуацию, — отговариваясь, несёт нечто несвязное младшая. Смотреть сейчас в глаза старшей она не может, ведь свои собственные скорее всего выдадут её враньё с головой. «Ничего умнее я придумать не смогла, конечно же» — ругается про себя Рима, нервно пожимая пальцы за спиной. — Ты в порядке сейчас? — обеспокоенно смотрит Маша так, будто готова сорваться ей на помощь в любой момент. Чёрные угольки ждали ответа. — Да — да, сейчас всё в порядке, — отворачиваясь к стене и начиная собирать сумку, — тараторит младшая. Сердце отчего — то вновь начинает биться быстрее. И если бы можно было, то она схватила бы его в попытках остановить. — Я пойду тогда, наверное, — неловко добавляет Рима, всё также несмотря на Машу. Пару секунд. Прямо за своей спиной младшая слышит аккуратное и совсем осторожное: — Мы можем пойти вместе? Глаза направленные сейчас прямо в стену округляются, а в горле вновь поселяется знакомый комок. — Можно, да, — стараясь скрыть тревогу в голосе, незамедлительно отвечает младшая. В кончиках пальцев начинает покалывать. Пару минут и обе девушки оказываются на морозе. Метель всё так и норовила ухватить своими снежными лапами, попадая то за шиворот, то в лицо. Младшая прокашлялась: — Ужасно холодно. Под ногами громко заскрипел снег. — Надевай — ка капюшон, — помогая Риме, настаивает старшая. — Нам ещё долго идти. — А тебе же в обратную сторону, — вдруг останавливается на месте Рима, с непониманием уставившись на Машу. Тёплый жёлтый свет фонаря сейчас падал прямо на лицо старшей, так по особенному красиво подсвечивая тёмные кудри. — Не беспокойся, я провожу, — обнажая злосчастную для Римы улыбку, говорит старшая. Рима медлит, пытаясь всё же возразить Маше. Однако губы лишь тщетно подрагивают, не в силах разомкнуться и вымолвить хотя бы слово. — Пойдём — пойдём, а то мы так совсем замёрзнем, если и дальше будем тут стоять, — чуть прихватывая её за локоть, зовёт за собой Маша. Они шли молча почти всю дорогу, только изредка перебрасываясь парой слов. Неловкость отчётливо ощущалась среди этого колючего мороза. Рима мечтала уже поскорей дойти до дома, лишь бы не идти сейчас вот так молча с ней наедине. — Может, я дальше сама? — останавливаясь на углу у пекарни, спрашивает младшая. Снежные струи вдруг закрутились с двойной силой так, что снежинки практически стали впиваться в кожу. — Вот это метель, конечно, — отряхивая снег с опушки капюшона, будто невзначай замечает старшая, — я же сказала, что провожу, нам тут заворачивать? — обрекая на провал попытку Римы наконец сбежать от неё, спрашивает Маша. — Да, тут, между домов, — с долей грусти в голосе отвечает Рима, заворачивая налево. — Рим, — окликаясь на своё имя, поворачивает голову младшая. — Спасибо за сегодняшнюю игру. Маша снова расчудесно улыбается, заставляя странное чувство внутри заворочаться. Риме ничего не приходит в голову, только как улыбнуться ей также в ответ. — И тебе, Маш. Издалека младшая уже видит знакомый подъезд заснеженной панельки и одинокий стоящий возле неё длинноногий фонарь. Кажется, сердце начинает ликовать, уже смакуя этот момент расставания и то, какое же облегчение она почувствует, когда наконец окажется в квартире. Как бы не так. И знай бы Рима заранее, что получится совершенно наоборот, то не стала бы смотреть в глаза старшей сейчас. Остановившись прямо у подъезда, девушки замерли на месте, одновременно уставившись друг на друга. Отражающийся от снега жёлтый свет неожиданно проблеснул в чёрных угольках напротив, так словно комета, оставляющая за собой хвост в ночном небе. Младшая прищурилась. Нет, ей не показалось. Всё в тех же чёрных глазах вдруг заплясали искорки. Самые настоящие искорки. И эти искорки так мягко смотрели на неё сейчас. «Ну не смотри на меня так, пожалуйста» — и только если бы в младшей было достаточно смелости, то она обязательно сказала бы это ей вслух. — До встречи, Рим, увидимся на следующей тренировке, — распахивая руки для объятия, произносит Маша. Рима словно статуя леденеет на месте, когда чужие руки вновь смыкаются в замок за её спиной. Это первый раз, когда старшая обнимает её вот так — наяву, наедине, в ужасную завывающую метель. Ей ужасно не нравилось то, как она нравилась ей. И Рима вцепилась бы ей в плечи, обняла бы сильнее, прижалась бы ближе, если бы была на это её воля, но она боялась, ужасно боялась спугнуть её, оттолкнуть своими же чувствами. Оттого бездействие для неё — лучшее решение. К сожалению, и от него девушке совершенно не легче. — До встречи, Маш, — почти невесомо приобнимает в ответ старшую Рима. Удаляясь в снежной белой завесе, Маша издали всё ещё машет рукой младшей. Искорки прощаются, чуть подрагивая из — под ресниц. А странное чувство, кажется, теперь отчаянно старается выбраться наружу, покинуть это тёмное место между рёбрами, хватаясь руками за почти пропавшие в белой кутерьме искорки. Обрекающие сердце искорки.