What Fools These Mortals Be

— Значит, ты все-таки не будешь меня убивать? Гейл водил пальцами по ее бедру, рисуя кружки на бледно-белой коже. Его голова покоилась на ее груди, а сам волшебник чувствовал легкие прикосновения тонких пальцев к своим волосам. Он глубоко вздохнул. Кто вообще способен убить женщину, все еще хранящую тепло твоего тела? — Не буду, Доан. Она чуть помолчала прежде, чем осторожно задать следующий вопрос. — Я так важна для тебя? Иногда Гейл думал, что все его попытки понять ее систему ценностей обречены на провал. Особенно после того, как осознал ее навязчивое желание собственной смерти — его руками. Безумная извращенная фантазия, явно порожденная чувством вины и совестью, которой не могло не быть даже у Бааловой дочери. Гейлу не нравилось, что она выдала ему роль палача в своих мыслях — в ней он вовсе себя не видел, она ему претила, но Доан все же позволила ему быть своей совестью. А это было однозначной победой с его стороны, так или иначе. С извращенными фантазиями разобраться будет проще и много позже, нивелировав их до уровня безобидной постельной шалости. Были вещи куда важнее. — Ты держала в руках Корону Карсуса, — сказал он, не отвечая на ее вопрос. Гейл поднял голову и посмотрел ей в глаза. Нет, она ему точно не откажет. Ее обман и чувство вины сыграли ему на руку, подарив некоторую власть над ней — и не только в сексе. — Покажи мне. Его пальцы легко провели по коже ее бедра ниже, почти щекочущим движением, и ресницы Доан чуть дрогнули. — Вот что тебе нужно, — уголок ее рта дернулся, почти превратившись в подобие ее вечной усмешки. — Корона. Гейл вскинул бровь. Пытался понять, что было в ее голосе — ирония, насмешка, обида?.. С Доан никогда нельзя было сказать наверняка. — Я зря обманывала себя, что из-за меня ты передумал умирать, верно? Он покачал головой. — Ты так легко пришла к этому выводу, словно в стремлении перечеркнуть все, что между нами произошло. Это была не вся правда, здесь ты права. Но тебе ли обвинять меня в ее… экономном раскрытии? Гейл весело усмехнулся. — Я не обвиняю тебя, — ее лицо приняло виноватое выражение. Она тут же спохватилась и небрежно хмыкнула. — Но это многое объясняет. — Наши тайны причудливым образом связаны, но не говори, что моя... недомолвка оказалась хуже того, что ты скрывала от меня. А, теперь, раз уж все маски сброшены — не будет ли миледи и моя возлюбленная так любезна исполнить скромную просьбу?.. Доан еле заметно улыбнулась, чуть прищурив глаза, — и спустя пару мгновений Гейл ощутил, как слились их разумы с помощью иллитидской псионики, провалившись в ее воспоминание. Адский холод. Пальцы леденеют, но на душе пьянящий восторг. В воздухе запах паленых волос — ее собственных. Звенящий смех, безумный — но радостный, Гейл знал его слишком хорошо. Это ловушка сработала сразу за ней — еще мгновение, и от нее бы осталась кучка пепла. Очередная неудавшаяся смерть разгоняла адреналин по крови, словно алкоголь. Последняя ловушка среди тысячи — все позади, как и стражи, и монстры, мертвые и живые, и лабиринты ледяных коридоров. Они на месте. Она добралась до Короны Карсуса. Доан выдохнула облачко пара, приблизившись к слишком невзрачному постаменту для такого великого артефакта. Здесь ловушек не было, чутье и магия подсказывали ей, и она смело взяла корону в руки. Тут же поморщилась от ощутимой боли, разошедшейся пульсирующей вибрацией по самой ее божественной сути, но из рук не выпустила. — У меня получилось, Отец, — тихо выдохнула Баалова дочь, рассматривая тонкий металл, причудливо изогнутый в острых линиях хрупкой с виду конструкции. — Проклятье, Доан! Я уже думал, что ты мертва! Она обернулась, инстинктивно прижав артефакт к себе, на случай, если ее спутник попробует его отобрать. Но ему будто было все равно. — Ты же обещала! Не совершать безумств и слушаться. В воспоминании Доан Горташ выглядел удивительно иначе, хоть и знакомо. Моложе, бледнее, внушительнее в черном кожаном доспехе. Сквозь злость и грозно сведенные на переносице брови на его лице отчетливо читалась обеспокоенность. Гейл, как никто другой, понимал его: он знал, как эта женщина умела выводить из себя. Она лишь склонила голову на бок и произнесла игривым, почти флиртующим тоном: — Слушаться?.. не помню, чтобы я обещала именно это. Тебе надо было меня заставить, — Доан коротко рассмеялась, мимолетно и будто бы случайно коснувшись шеи пальцами. Затем взяла в руки прядь волос и придирчиво осмотрела обгоревшие кончики. — Не переживай сильно, не так просто убить дочь бога, Энви. Помни об этом, — чуть тише и почти что зловеще добавила она, и тут же снова продолжила беззаботным тоном: — Самое время искать тот портал обратно во Врата! Умерла бы за бокал вина и теплую ванну. Доан небрежно бросила в сумку корону, словно та была обычной безделушкой — и воспоминание кончилось. — Невероятно. Это действительно ответ на все мои вопросы. Гейл посмотрел на свою руку и провел большим пальцем по кончикам остальных. Иллитидская связь сама по себе была отдельным интересным предметом для изучения, и он жалел, что не мог заниматься сразу десятком дел одновременно, в том числе исследованием этой связи. Но архимаг, пусть и не без сожаления, заставил себя сконцентрироваться на самом главном — ощущении Доан от артефакта, на том, как ее божественная кровь резонировала с его силой. — Если бы мы были знакомы уже тогда… — То ничего хорошего бы из этого не вышло. Он взглянул на скептически скривившуюся девушку и нахмурился. — А то, что вышло у тебя, — это «хорошее»? Она вздохнула. — Вряд ли у меня вообще могло получится что-то «хорошее», что бы ты не вкладывал в этот смысл. — К слову, — Гейл хмыкнул. — Не могу не задать этот вопрос, он слишком сильно мучает меня. Скажи, как, во имя всех богов, тебе пришло в голову использовать Корону Карсуса именно так? Бесконечные возможности, бесчисленные вероятности, ограниченные лишь твоей фантазией — но ты решила, что наделить невероятной силой древнюю сущность, которая когда-то порабощала целые цивилизации, с надеждой, — он покачал головой, — мне даже тяжело это произносить. С надеждой, что ты сможешь ее контролировать. Это же было абсолютно… прости, я буду честен, абсолютно идиотское решение. Доан повела глазами. — Это была не моя идея. Гейл вскинул бровь, ожидая продолжения, в то время как пауза становилась все длиннее. Она снова вздохнула. — Технически — да, это я надела корону на Старший мозг. Только чтобы Горташ с Кетериком между собой не передрались раньше времени. Друг другу бы они эту честь не уступили, но мне — пожалуйста. Старик считал меня всего лишь тщеславной и неопасной дурой, а Энвер был не против символизма. «Плеть Баала». Та, что принуждает. Исполняет. Он в задумчивости провел дорожку пальцами по руке, что держала эту «плеть», взял за запястье. Кажется, в его голове с этой легкой руки рождалось новое оправдание. Доан не была жертвой, как и не была невиновной. Ей просто… не доставало свободы в принятии решений? Пожалуй, что так. Гейл поднес ее руку к лицу и аккуратно поцеловал кончики пальцев. — Тогда ответь мне на другой важный вопрос, мой Рассвет, — архимаг выдержал небольшую паузу, подобравшись к важной для себя теме. — Как бы ты сама ее использовала, будь у тебя выбор? Доан небрежно хмыкнула, будто не почувствовав его волнения. — Не знаю. Я не училась у лучших Уотердипских архимагов, не понимаю, как работает эта штука вообще. Я только… чувствовала неограниченную мощь. Но чувствовать — не значит управлять. Гейл еле заметно нахмурился, но тут же скрыл эмоции и наклонился к ее виску, мягко поцеловав. Он понимал, что перед ним стоит важный выбор — рассказывать ли Доан о том, что задумал, особенно после того, что узнал. Ему казалось, что ответ очевиден, но стоило взвесить все вводные. — Не стану оправдываться, — она довольно улыбнулась, почувствовав прикосновение его губ, — что не понимала последствий. Напротив. Но я лишь продумывала частности, вроде наглого ограбления Мефистофеля. А началось все с того, что план Энвера понравился Отцу — и он решил, что мы должны его использовать. — Энвер, — произнес Гейл с еле слышимой, но холодной насмешкой в голосе, касаясь губами ключицы Доан. Значит это был план бэйнита. Стоило догадаться: по самой абсурдной идее «подчинения». Гейл подумал, что из всей Троицы Баал был наиболее прост в своих стремлениях, а Бэйн, хоть и был уже куда сложнее, все еще прямолинеен и лишен изящества планов — как и его последователи. Вряд ли Горташ понимал в короне Карсуса хоть что-то. То, как этот человек решил ей распорядиться, вызывало у архимага досаду и бесконечное раздражение. Ведь у него в руках была корона и была… Доан. Не в этом ли причина странной злости, которую он испытывает к новому эрцгерцогу? У них было слишком много общего. Нельзя сказать, что ему это нравилось… зато Гейл знал, как учиться на чужих ошибках. — Мне показалось, вы были близки, — многозначительно произнес он. Она ответила не сразу, чуть склонив голову на бок и прищурив взгляд. — Не были, Гейл. Мы были… друзьями. Самое большее. — Как с Астарионом, с которым ты спала? Доан изумленно взмахнула ресницами. — Даже не знала, что тебя это волнует. Гейл криво усмехнулся. Мысль о том, что Доан может быть с кем-то еще, действительно была неприятной. Не думай он так сильно в тронном зале о неожиданной правде о Доан и о том, что ему теперь с этим делать, то точно бы иссушил и поджег Горташу ту руку, которой тот пытался прикоснуться к ней. А то и за один взгляд — целиком. Так смотрят не на давно потерянного друга и союзника, определенно. Друзья. У Доан были своеобразные понятия о дружбе. — А должно? Он давно убедил себя, что не было смысла ревновать свою возлюбленную к Астариону: ее любовь и страсть, временами похожая на кровавый разрушительный ураган, доставалась исключительно Гейлу, что вполне устраивало последнего. Но время от времени его все равно уязвляла почти собственническая мысль, что эти двое слишком хорошо понимают друг друга — тяжелым попыткам Гейла понять Доан было до этого далеко. — А должно ли меня волновать, что ты до сих пор вспоминаешь, как спал с богиней? — она раздраженно скривилась и вздернула нос. Теперь уже удивился сам Гейл. Туше. Что ж, в этом они были до удивления похожи — в нежелании делить близкого человека с кем-то еще. — Нет, Доан, — примирительно выдохнул ей в шею Гейл, и она против воли захихикала от щекотки. В приступе нахлынувшего чувства он слегка сжал ее в объятьях, услышав этот простой смех, без ноток безумия и истерики. — Это прошлое, поверь мне. — Тогда считай, что Горташ — это такое «прошлое», которое даже не случилось. У нас был союз. Взаимовыгодный. Который я по ошибке посчитала… дружбой. — Расскажи, — произнес Гейл, заметив, как она сразу нахмурилась и замолчала. — Теперь то тебе точно нечего скрывать, верно? Она покачала головой. — Здесь нет ничего интересного, но, думаю, тебе стоит знать о природе наших… отношений. Горташ использовал мой культ для своего продвижения среди знати. Часто просил меня о «помощи», и мои чрезвычайно эффективные убийцы находили неугодных, пытали, убивали… наводили страх, сеяли хаос и расчищали самозваному лорду дорогу. Не за просто так, конечно. Взамен мой храм пользовался особыми привилегиями. Снабжение — в первую очередь. Ох, Гейл, ты знаешь, как вообще тяжело накормить культ из ста-двести человек? Нет, далеко не все баалиты каннибалы, поверь мне, хотя заставить некоторых не сожрать собственных «коллег» было той еще задачей. Каннибалы? Гейл никогда не задумывался об этом раньше, зато теперь начал задумываться слишком сильно. Что насчет самой Доан? Пожалуй, об этом он знать сегодня не хочет. Слишком много откровений для одного дня. — А как их обеспечить достойным оружием и снаряжением? Как найти по-настоящему действенный яд? Все чертовы алхимики в этом городе стремятся обмануть и подсунуть жижу, которая не потревожит и больную крысу. Энвер умел решать подобные проблемы по щелчку пальцев. Пламенные кулаки стали «не замечать» моих убийц и смотреть в сторону. Невероятно удобно. Доан рассказывала обо всем, как о чем-то будничном, словно бы речь шла о Сообществе Блистательных, а не о последователях кровавого бога. Как расчетливая и рассудительная глава культа убийств и смерти, которая абсолютно понимала, что делает. Это могло бы показаться странным и даже жутким, если бы Гейл давно не перестал удивляться. Тем временем она вернулась к тому, с чего начала: — Энвер меня никогда не обманывал. Не пытался убить — в отличие от остальных. Я посчитала, что этого достаточно для дружбы. Непростительная ошибка. Не помешала даже моя уверенность, что он был в меня влюблен. Готова поспорить, что ничего с тех пор не изменилось. Гейл думал также. Это осознание рождало беспочвенную, как ему все же казалось, ревность, заставлявшую сжимать в его руках девушку еще сильнее. Она будто бы не заметила этого, хотя ей очевидно стало труднее дышать. Только усмешка стала слишком довольной. Доан была только его Доан, и ничьей больше. — Взаимно? Она ответила не сразу. Внимательно посмотрела на него своими глубокими зелеными глазами. — Все, кого я когда-либо любила, мертвы. Все, кроме двоих... Архимаг насмешливо хмыкнул. Интересное предисловие. Не менее интересно, что за ним последует. — Это ты, Гейл. А еще мой Темный Отец. Усмешка сразу же исчезла с его лица. Он был уверен, что она продолжит говорить про Горташа. Поэтому смена темы оказалась слишком неожиданной. — Баал? Но… почему? Ее лицо в очередной раз исказила кривая и безумная улыбка, от которой его иной раз бросало в дрожь. — Он всегда будет моим Отцом, что бы ни случилось. Тем, кто создал меня. Я ненавижу его, настолько, что невероятную радость мне бы принесла его смерть. Но одновременно я люблю его, потому что никто никогда во всех планах не поймет его страшную и сломанную сущность лучше меня. Она у нас с ним одинакова. Баал знает это, поэтому всегда был… заботлив. Гейл свел брови и покачал головой. — Это иллюзия, Доан. Он всего лишь заставил тебя так думать. Она сначала в удивлении вскинула брови, а потом нахмурилась. — Ты не можешь знать. — Могу. Баал только использовал тебя всю твою жизнь. Он создал полезный инструмент, не более. Доан отчаянно замотала головой. — Я не просто его убийца, жрица или Избранная, я его дочь, истинная дочь, Гейл. Он взглянул на нее и понял, напомнил себе: ему вовсе не стоило думать о Горташе, Астарионе или о ком-то еще из смертных, как о тех, кто хотя бы потенциально мог бы отнять у него Доан. Нет, на пути его отношений с ней серьезным и, пожалуй, единственным препятствием был только ее бог и отец. — И только? Больше ничего? Это — истинная ты? Ее глаза расширились, как ему показалось — даже с испугом. Показалось на какой-то момент, что она ответит утвердительно, снова скажет, что он просто не понимает ее. — Я… я не знаю. — Я знаю, Доан. Истинную тебя. Ту, что не Баалова дочь и не Темный Соблазн. Что любит сладости и настолько не выносит темноту и холод, что готова поджечь все вокруг — своим внутренним огнем. Обожает красивые и непременно красные вещи, но больше них — только свои волосы. Не может заснуть без звука моего голоса. Привыкла быть жестокой, но в глубине души по-настоящему милосердна. Я знаю Доан, которая сказала мне, что любит меня и хочет, чтобы я жил. Эта Доан для меня — истинная. Она — мой настоящий Рассвет. Ему хотелось, чтобы это было правдой, что он действительно видел в ней то, что никто в ней больше не видел. Не отрицая всего остального, ее природу и суть, но зная в ней самое ценное. Она выдохнула и порывисто поцеловала его — долгим, проникновенным поцелуем, который спустя некоторое время зашел слишком далеко, как и объятия стали слишком чувственными, перешедшими в слишком жаркую паузу в их разговоре, но в этот раз нежную и даже почти без магии. С ее окончанием уже Доан лежала на нем, рассыпав вокруг алые волосы, и словно бы прислушивалась к звуку его сердца. Умиротворение и спокойствие, окутанные любовью к ней, были слишком ценны в этот момент, чтобы Гейл хотел бы сам их нарушить. Но она поднялась сама, села и внимательно посмотрела на него. — Мы должны решить, что делать дальше. Мы. Волшебник улыбнулся. Такое начало ему определенно нравилось. Значит, все же пришло время раскрывать карты. — Силу Короны Карсуса можно использовать напрямую — без иллитидского посредника, конечно же. Как я говорил, в ней — неограниченные возможности в бесчисленных вероятностях, и мы можем… нет, мы должны ее получить, использовать ее: так, как сочтем нужным. Но в этот раз правильно, Доан. Нельзя упустить этот шанс. Она медленно и с пониманием кивнула. — Ты понял, как? Он хитро улыбнулся. — У меня есть пара идей. Доан в задумчивости отвела взгляд. — Чтобы завладеть короной, нам нужно уничтожить Старший мозг. Гейл внимательно наблюдал за ее лицом, чуть нахмуренным от явно беспокоивших ее мыслей. — Это значит, что я должна пойти против воли Отца. Его удивляло уже то, что она колеблется и думает о том, чтобы исполнить эту волю. Это были не ее стремления, он же видел это в ней. Его удивляло собственное спокойствие — даже больше, чем ее колебания. Гейл был рядом с той, кто не только не раскаивалась в своих поступках, но и всерьез допускала мысль о том, чтобы закончить начатое. Уничтожить мир, будь он проклят! Но его спокойствие даже не было связано с недавним сексом, остро обнажившим привязанность к ней в этот момент. Она колебалась из-за него. На пути очередного потенциального апокалипсиса стоял он — великолепный Гейл из Уотердипа. Нетривиальным способом, надо сказать, но он все же человек многих талантов. — Могу ли я доверять тебе, Доан? Она взглянула на него, и черты ее лица смягчились. — Конечно, Гейл. Конечно нет, понял он. Осознание этого факта неприятно кольнуло сердце. Словно прочитав эту мысль в его глазах, Доан взяла его за руку. — Ты ведь теперь никогда не поверишь мне?.. Прежде, чем он успел притянуть ее к себе, чтобы поцеловать и решить, что он подумает об этом позже, у нее уже возникла новая идея, и она с коротким «подожди» соскользнула с кровати к своим вещам, раскиданным на полу в беспорядке, начала рыться в поясных сумках на мантии. — Твой кинжал остался на крыше крепости, — устало произнес Гейл, удобнее устраиваясь на подушках. Доан отвлеклась от поисков и с обиженным лицом обернулась. Чуть нахмурилась. — Я помню. Он мне не нужен. Наконец она вернулась к нему и села рядом, и сжимая небольшой предмет в руке. Гейл понял, что это, еще до того, как Доан вложила чуть ли не сияющий от магии нетерийский камень ему в руку. — Пусть будет у тебя, раз ты не веришь мне. Второй камень в Кровожадности, моем… — она опустила глаза, почти смущенно, — по-настоящему моем кинжале. Как только я заберу его из мертвых рук сестры, то тоже отдам тебе. Третий ты получишь, когда мы убьем Горташа. — Убьем? — Гейл удивленно вскинул бровь и улыбнулся, не отказываясь, впрочем, от камня. — Ты думал, я захочу оставлять его в живых? — Доан усмехнулась. — Я не верю ни единому его слову и точно не испытываю теплых чувств. Будь он в самом деле моим другом — подарил бы милосердную смерть. Нет, Гейл. Энвер поступил так, как следовало поступить Избранному Бэйна — не стал вмешиваться в семейные дела баалитов. Значит, нам стоит поступить с ним, как с Избранным Бэйна. Так же, как и с моей сестрой. Архимаг не удержался от усмешки. Расчетливая и рассудительная Доан. Но лучше такая, чем безумная. — Это будет непросто, — он в задумчивости почесал бороду. — Как и уничтожить Старший мозг, после. Боюсь, что даже нашей объединенной магии будет недостаточно. Твоих божественных сил и Убийцы, моих знаний даже с некромантией Тэя и тенями, что я научился призывать. — Мы не одни. — Наши спутники, — с пониманием кивнул Гейл, понимая ее мысль. — Лаэзель и Восс, гитиянки. Вряд ли мы найдем кого-то, кто знает лучше, как сражаться с иллитидами. — Но Восс хочет Орфический молот, который обещает Рафаил в обмен на корону. Ты же не предлагаешь нам всерьез рассматривать эту сделку? Она фыркнула. — Разумеется нет. Радуйся, тебе невероятно повезло — перед тобой опытный специалист по ограблению дьяволов, — Доан весело рассмеялась. — В самом деле, — он нежно погладил ее по коленке. — Не стану спорить со специалистом и доверюсь ее мнению. Ты думала насчет остальных? — Думала. Уверена, о той же Шэдоухарт, например, ты думаешь то же, что и я. Что слепая вера в Шар ее погубит. Но темный юстициар невероятно полезен, мы уже успели в этом убедиться. Особенно если она возглавит шаритов. Они почти так же сильны, как и мой… как и культ Баала. Наши интересы не пересекались в прошлом, но я знаю, что они представляют собой силу — которую лучше иметь на своей стороне. — Если у Шэдоухарт получится. — Она и сама этого хочет: исполнить волю богини. Гейл покачал головой. — Для нее не будет пути назад. Только Шар и служение ей. Доан усмехнулась. — Тебя больше заботит Шэдоухарт или твоя судьба? Наша, Гейл. — Только если это будет ее выбор. — Разумеется, — она фыркнула. — У каждого здесь есть выбор. Если ей так хочется служить Темной Госпоже, кто мы такие, чтобы ее отговаривать? — Это неправильно, Доан, но я не могу не согласиться с тобой, как бы мне не хотелось обратного, — Гейл вздохнул, решив оставить тему. — Что насчет Уилла и Мизоры? Она явно хочет усадить его на герцогский трон. — Тоже пришел к этому выводу? — Доан улыбнулась. — Здесь просто. Когда разберемся с Горташем — не будем мешать Мизоре. У нее запросы поменьше, чем у Рафаила, а с Уиллом и городом пусть делает, что хочет. Взамен на помощь. — Она сильный камбион, эта помощь не помешает, — Гейл согласно кивнул. — Не говоря о том, что с ее госпожой, Зариэль, ссориться не лучшее время. — Остался Астарион… Доан нахмурилась, и Гейл не удержался от смешка. — Нет, я не поверю, если ты сейчас скажешь, что решила наставить его на путь истинный и отговорить от ритуала по доброте душевной. — А ты все же узнал что-то про ритуал, как я просила? Или, — она сощурилась, — подслушивал наш разговор с Рафаилом? — Сделки Астариона с Рафаилом меня не интересуют, в отличие от знаний. Поэтому узнал, Доан: в некромантии Тэя описан подобный. Не представился случай обсудить с тобой, но сейчас самое время. Так вот, цена за вампирское могущество сущий пустяк, — Гейл сделал драматичную паузу и усмехнулся. — Семь тысяч душ. Она широко распахнула глаза. — Семь тысяч?! Не всего семь?.. Даже он не смог сейчас с уверенностью сказать — произнесла Доан это с удивлением или воодушевлением. — Мне это не нравится, если хочешь знать мое мнение. Вознесенный вампир может быть могущественным союзником. Но также и очень неприятным врагом. — Не представляю ситуации, в которой это станет возможно. Гейл представлял хорошо, но подумал — лишь бы не решила, что он просто предвзят. — Цена слишком высока, Доан. Она закатила глаза. — Не твоя цена. Не твой ритуал, — Доан склонилась над ним и пристально вгляделась ему в лицо. — Так ты все же хочешь быть героем, Гейл, или хочешь добиться своего? Если первое, то позволь снова спросить: как так вышло, что я все еще жива? — Только не снова этот разговор, — теперь была его очередь закатывать глаза. — Пожалуйста. Но скажи, верно ли я понял, что ты хочешь использовать Астариона? Твое понятие дружбы весьма… необычно. — А разве не для этого существуют друзья? Помогать друг другу добиваться желаемого? Мы поможем ему, взамен Астарион поможет нам, только и всего. А те… семь, десять или пятнадцать тысяч — останутся на его совести, не на твоей и даже не моей в этот раз, мой возлюбленный и чересчур осторожный мессир архимаг. Ты сам сказал, что нам нельзя упускать шанс. Значит, прими это, как факт, и оставь любые сомнения. Сомнения. Доан говорила убедительно — как та, что никогда не сомневалась в том, что делает. Это то, чего ему не хватало: уверенности в выбранном пути. Именно ее слова и поддержка были ему так необходимы. Он все же притянул ее к себе. Но прежде, чем поцеловать, сказал: — Ты права. Мы должны использовать все, что у нас есть, — малодушие здесь не поможет. А затем я построю для нас лучший мир, чего бы мне это ни стоило. Она хитро улыбнулась, с жаром отвечая на поцелуй. Гейл был воодушевлен. Ее близость, постоянное «мы» и разговоры о совместных планах придали ему сил. Теперь, когда он знает, что Доан на его стороне, все получится. Ведь так?