Ходить по небу

Они бегут уже вторую неделю, по возможности избегая камер и пользуясь исключительно безбилетным транспортом. Они оба не знают, насколько широко на самом деле распространяется сейчас влияние Юмы, но паранойя Вадима гонит их всё дальше и дальше, а Алтан, уничтоженный событиями последнего месяца, безропотно следует за ним, даже не размениваясь на привычные колкости. На нём ужасный спортивный костюм, неухоженные волосы собраны в гульку, а от некогда аккуратного маникюра остались лишь чёрные пятна, и в добавок ко всему Вадим тащит их через такие ебеня, что Алтан вот уже неделю без вейпа, а обычные сигареты он по-прежнему не выносит. Жаловаться бессмысленно и даже глупо: Вадим на него больше не работает и не оставил умирать только по доброте душевной — ну или чем он там для себя руководствовался, решив бесплатно рисковать своей драгоценной шкурой. При всём этом он не теряет своего отвратительного клоунского оптимизма, даже спит с таким лицом, будто, разбуди — и он тут же расскажет с десяток анекдотов категории б. — Что ж, золотейшество, не ваши хоромы, конечно, но после вчерашнего чем не дворец, — бодро рапортует Вадим, скидывая их дорожную сумку в кресло и гордо разглядывая узкую кровать. Это точно, вчера они спали в сквоте на полу, на тонком матрасе. — Правила вы знаете: свет не включать, восторг выражать шёпотом, у окон не слоняться. У Алтана нет ни восторга, ни малейшего желания разглядывать комнату или вид из окна, так что он быстро обливается ледяной водой и кутается в одеяло, вслушиваясь в сдавленную ругань Вадима, тоже отвыкшего за годы у Дагбаевых от подобных развлечений. На кровати они умещаются едва-едва, Алтану приходится почти полностью лечь на Вадима, а тот только и рад заодно как следует его облапать и удобно устроиться, оставив руку под растянутой футболкой. Засыпает он быстро — что-что, а талант отключаться в любых условиях проебать невозможно, — а Алтан ещё долго лежит и с пробивающимся сквозь плотные шторы лунным светом разглядывает его лицо, особенно рассекающий бровь шрам. Тогда Вадим впервые пострадал за него — по приказу деда и за его деньги. Ради чего он рискует теперь? Алтан больше не наследник Дагбаевых, не золотой мальчик, он — угроза клану и весьма сомнительная компания. Из-за мрачных мыслей на шаги на лестнице первым реагирует всё равно Вадим, мгновенно стекая на пол и беззвучно подбирая предусмотрительно разложенное вокруг кровати оружие. Алтану достаются кинжал — возить с собой катаны было бы слишком неосмотрительно — и один из пистолетов. — Ты идёшь в ванную и не высовываешься, ясно? Не вздумай привлекать к себе внимание. Алтан сейчас не в том положении, чтобы оскорбляться на тон: он уже много лет не видел Вадима таким, наверное, с самого знакомства. Когда стало понятно, что теперь он будет находиться при Алтане постоянно, то Вадим тут же нацепил на себя маску жизнерадостного клоуна и лишь иногда позволял пробиваться чему-то искреннему. Но вот эту свою часть — хладнокровного и безжалостного наёмника — он больше никогда не показывал, работая так, чтобы Алтану не приходилось видеть его непосредственно в деле. Алтан послушно уходит в ванную, но оставляет себе небольшую щель, которой хватает, чтобы видеть происходящее в комнате. Подгадав момент и на мгновение зажмурившись, Вадим бьёт по выключателю, и этой секунды хватает, чтобы перехватить инициативу у запнувшихся наёмников. Алтан смотрит на то, с каким пустым лицом Вадим убивает напавших одного за другим и не может отвести от него взгляда. К счастью, это не мешает ему заметить тень за окном, и он тут же вспоминает, что окна тут стеклянные. Вадим реагирует на звук выбитого стекла, но даже ему тяжело отражать атаки с двух сторон, особенно когда наёмники не кончаются, а кто-то ухитряется зацепить выстрелом плечо. Алтан стреляет не раздумывая, полностью отрешившись, как на тренировках, — Вадим тогда стоял у него за спиной и больше лапал, чем поправлял стойку, но учил всё равно превосходно. Он понимает, что всё закончилось, только когда Вадим осторожно забирает у него пистолет и обнимает, почти невесомо целуя в лоб и виски. — Золотце, ну я же сказал не высовываться. Всё было под контролем. — Под этим контролем? — шипит Алтан, не глядя тыча пальцем в сквозную рану. — Или я должен был просто смотреть, как тебя застрелят, словно тупую собаку? — Ты не должен был убивать, — с какой-то странной грустью произносит Вадим, и Алтан отстраняется. — Ты смеёшься? Я Дагбаев, Вадим. Убийца. Дед сделал всё, чтобы создать целую династию палачей, и я всегда буду её частью, даже если ушёл из клана. Я убил человека буквально в нашу первую встречу, ты же не мог серьёзно думать, что я какой-то невинный цветочек? Последнее слово Алтан почти выплёвывает, но Вадим почему-то смотрит на него ещё печальнее, и под этим взглядом становится неуютно. — Но ты и есть цветочек, золотце. Прекрасный цветок. И ты не должен быть тем, кого растил из тебя дед. Мы же из-за этого и сбежали, разве нет? — Мы? Это я сбежал, а ты за каким-то чёртом потащился следом, хотя я до сих пор не знаю, почему! И если ты думал, что я тайно вывел несколько миллионов, то нет, у меня ни копейки за душой, поэтому я не понимаю, чего тебе нужно! Это стресс от случившегося — Вадим, будь он проклят, прав, Алтан и правда никого не убивал своими руками с того раза, — он не собирался говорить на эту тему в комнате, полной трупов, а тем более скатываться в истерику, но ему, чёрт возьми, необходимо знать, почему Вадим защищает его и подставляется под пули. Пули. Рану нужно обработать. Алтан на счёт восстанавливает дыхание и лезет за аптечкой, пока непривычно серьёзный Вадим — не холодный, не равнодушный, просто серьёзный, — подбирает слова. Впрочем, спирт, который Алтану недрогнувшей рукой льёт ему на плечо, быстро возвращает и дар речи, и привычную ухмылку. — Как же это так, вашество, а как же обещанные мне пятьдесят процентов от прибыли цветочного, который вы откроете в Амстердаме? Договаривались же: вы будете заботиться о своих цветочках, а я о своём, — договаривался Вадим сам с собой несколько дней назад, скрашивая тишину звучанием собственного голоса, но Алтан его не поправляет, крепко заматывая бинт. — Да и нам осталось-то всего пару дней до безопасного места, пока ваша сестрица сообразит, что тут произошло, нас уже и след простыл. А там уж позвоню одному человечку, есть у неё передо мной должок с давних времён: уж она доступно объяснит, чтобы вас и пальцем трогать не смели. — Ши тэнэг, — обессиленно бормочет Алтан и, не сдержавшись, наклоняется, чтобы уткнуться лицом в его бестолковую голову. Он никогда не позволял себе никаких нежностей за пределами постели, но его жизнь слишком перевернулась, чтобы продолжать цепляться за прошлые страхи и принципы. — Как есть дурак, — с готовностью соглашается Вадим и тянет Алтана к себе на колени, крепко обнимая здоровой рукой. — Я же не шучу, хоть ты и обижаешься, но не нужны мне никакие деньги, когда в моих руках самое настоящее золото. — Под скептическим взглядом он всё-таки исправляется. — Ладно-ладно, нужны, но я к тому, что с тобой я не из-за денег, причём давно уже. Да и дед твой мне счёт неплохо пополнил, до процветания магазина нам хватит. Вадим снова смеётся, но смотрит с той нежностью, с которой Алтан никогда раньше не позволял на себя смотреть. — Да не будет никакого магазина, успокойся уже. Я доучиться хочу, как мечтал. Всё, завяли помидоры? — Как можно, золотце, наоборот, зацвели буйным цветом! Ты пойдёшь учиться, а я отряхну пыль с диплома и устроюсь туда же историком. Буду читать тебе лекции, о зачёте уж как-нибудь договоримся. Вадим похабно подмигивает и пытается забраться своей лапищей в штаны, но мгновенно огребает — с прояснившимися отношениями и ближайшим будущим к Алтану довольно быстро возвращается характер. — Я не собираюсь трахаться с тобой в комнате, полной мёртвых наёмников, которых прислала моя сестра, — шипит Алтан, соскальзывает с колен и хватает сумку. — Собирайся, нужно ехать, пока она не потребовала отчёт. И найди мне, во что переодеться, ты же меня всего в крови изгваздал. — Ваше золотейшество, если бы вы только знали, как я скучал по вашим приказам, — с точно выверенным восхищением тянет Вадим и довольно ухмыляется, доставая из кармана зубочистку. — Сделаем в лучшем виде.