чцц
не спишь?
Ответ не заставил себя долго ждать. лхк еще нет. как ты там, уже выехал?чцц
только жду машину… чем занимаешься?
лхк упражняюсь. с этим оркестром совсем забыл, что у меня есть гитара. Следом за сообщением всплыло видео. Включив его, Цзаньцзинь лицезрел такую картину: его возлюбленный был одет в домашнюю кофту, рукава которой закатаны по локти, благодаря чему открывался чудный вид на сильные жилистые руки мужчины. Устроившись в кресле поудобнее, тот сначала на пробу задел струны, после чего провел кончиками пальцев по тугим полупрозрачным нитям, поочередно зажимая несколько аккордов. Раздалось мягкое, нежное звучание. Хайкуань тихо усмехнулся и выключил камеру. Длинноволосый заулыбался, внимательно изучая детали лица и одежды партнера. Заметив на шее розовую метку, краешек которой выглядывал из-под кофты, тот хихикнул. К этому времени уже подъехала машина. Чжу Цзаньцзинь поприветствовал водителя, отправил в багажник сумки и уселся на заднее сидение. В наушниках раздалась приятная мелодия. Краем глаза посмотрел в окно: по соседним полосам проезжали другие автомобили разных цветов. Глаза мало-помалу закрывались. Облокотившись на холодное стекло, он вновь открыл мессенджер. Диалог продолжился. Через час танцовщик добрался до аэропорта. Там он прошел досмотр и опустился в кресло в ожидании регистрации. Время тянулось мучительно долго. Он даже не мог поговорить с Хайкуанем, так как тот благополучно пошел спать, отправив уставшее «напиши, как будешь у родителей. доброй ночи»; Сяо Чжань сослался на головную боль и тоже задрых, толком не поболтав с другом. Молодой человек раскрыл книгу, что одолжил у пианиста, но погрузиться в чтение у Цзаньцзиня не получилось: подсевшая к нему женщина принялась с ним за обсуждение последних новостей, инфляции и демографической политики страны. Поездка обещала быть долгой. Спустя два часа полета, пересадку длиной в час с лишним, новый двухчасовой перет и тридцать три проверки в аэропорту родного города, длинноволосый все же покинул громоздкое серое здание и вышел на улицу. Глаза ослепляло яркое солнце в зените, теплый воздух гулял вдоль посадочной полосы. Жаркая погода заставляла приезжих снять верхнюю одежду. Парень улыбнулся родному городу — он дома. При встрече с родителями он невольно пустил слезу. После столь долгой разлуки мать с отцом не могли наговориться, расспрашивали сына о его жизни, делах в театре, личном фронте. А тот в ответ на последний вопрос лишь отшучивался. — Сыночек, скажи хоть, есть ли кто-нибудь на примете? — выпытывала женщина. — Ладно, хорошо! — решительно ответил ей тот. — Есть. — Ба-а-а! Неужели! — Дорогая, слезь с ребенка. — возразил отец. — Он только с самолета. Занятые болтовней, они через полтора часа доехали до небольшого частного дома на окраине города. Заприметив автомобиль, домашние животные, что находились во внутреннем дворике, засуетились. — Сколько радости! — воскликнул Цзаньцзинь, опускаясь на колени перед виляющими хвостиками питомцами. — А ты приезжай к нам почаще, и будет тебе счастье. — усмехнулся мужчина. Мама поддерживающе кивнула головой. С наступлением вечера танцовщик разместился в своей комнате. С его последнего визита, что был более восьми месяцев назад, все осталось на своих местах. Он открыл окно. Теплый ветерок проник в помещение, качнул занавески, коснулся изящной шеи парня. Чжу распустил волосы, позволяя потоку воздуха перебирать прядку за прядкой, коснуться затылка. Он невольно вспомнил, как ночью перед перелетом тонкие аккуратные пальцы оттягивали назад иссиня-черные локоны, с уст младшего с придыханием срывалось имя партнера, а шею усыпали невесомые успокаивающие поцелуи. Он приподнял футболку — пресс был усыпан бардовыми метками, словно лепестками роз. Кончики ушей Чжу покраснели. Что с ним делает этот Лю Хайкуань! Молодой человек убрал одежду в шкаф и запихнул вглубь полки купленный отцу подарок. Усталость после перелета, насыщенного дня и вкусного ужина в семейном кругу взяла верх, и тот, переодевшись, лег в постель, укрываясь тонким одеялом. Мысли захлестнули парня с головой. Конечно, он был рад вернуться в отчий дом, увидеться с родителями. Но в этой бочке меда был так же и здоровый половник дегтя — расспросы родителей о его личной жизни. Он не хотел врать. Было желание рассказать о том, что уже как полгода он влюблен в замечательного мужчину с добрым и чутким сердцем. Что этот человек — самый заботливый из всех, кого Цзаньцзинь знает; что он — его дом и причина, по которой хотелось поскорее вернуться в столицу, и имя пассии вашего сына Лю Хайкуань. Делайте с этим, что хотите, уважаемые мистер и миссис Чжу. Но в то же время длинноволосый боялся, что родители, узнав о любовных и сексуальных предпочтениях парня, не примут его, выгонят из дома… Что еще может случиться после неудачного каминг-аута? — он и подумать не мог. И тем не менее всю жизнь скрываться не получится. Сколько раз он уже рассказывал матери с отцом байки о несуществующих девушках, с которыми, увы и ах, не получилось построить отношения и довести дело до зайки с лужайкой? Достаточно, чтобы перестать утаивать от самых близких для танцовщика людей свои чувства и, наконец, возлюбленного. Кивнув самому себе в верном умозаключении, Цзаньцзинь провалился в глубокий сон. Днем семейство оправилось на прогулку по городу. Воспоминания сами по себе всплывали перед глазами яркими вспышками, подобными солнечным зайчикам. Знакомые окрестности и закоулки, районы поодаль от дома, по которым Цзаньцзинь с друзьями втихую гуляли в поисках свободы и утоления любопытства; школьные годы, успехи в танцах и первая любовь из его же команды; первые выступления, за ними и студенчество… Все это было так недавно, но почему-то прошло уже больше десяти лет. Время неумолимо стремилось вперед, оставляя за собой лишь шлейф из мельчайших, словно искрящиеся блики на воде, событий. Танцовщик, глядя на практически не поменявшиеся здания, магазинчики, памятные места невольно улыбнулся. Столько воды утекло с тех пор. В один из теплых вечеров троица разместилась на улице. Усевшись на террасе и отпивая предварительно заваренный зеленый чай, супруги ожидали сына, что должен был выйти к ним с минуты на минуту. Он медленно шел по лестнице, тщательно все обдумывая. В голове длинноволосого промелькнула мысль о том, что он зря затеял все это. Его опасения подтвердятся, ведь он забыл, в какой стране живет и кто его родители — китайцы, черт возьми! Общественное мышление в наше время настолько сильно, что порой ему казалось, что они с абсолютно разных планет. Но это не делало мать с отцом менее близкими и дорогими для молодого человека людьми, так что он в любом случае собирался открыться им. Вспоминая последний диалог с возлюбенным, Цзаньцзинь улыбнулся. Тогда Хайкуань сказал ему, что даже если его выбор не будет принят, они постараются решить эту проблему вместе, а он в свою очередь приложит все усилия, чтобы помочь своему парню пережить случившееся. Чжу был так тронут, что, пожалуй, в ночной тишине слишком громко произнес «люблю тебя, Куань-гэ». Даже если мать с отцом и услышали… Рано или поздно это бы произошло.***
До захода солнца оставалось еще около полутора часов. Лю Хайкуань вышел из здания театра. По пути к машине он сбавил шаг и, достав из кармана куртки пачку сигарет, закурил. Горла коснулся слегка обжигающий, но в то же время мягкий дым с нотками кокоса. В пятницу его рабочий день наконец-то окончен. Надо бы еще купить продуктов к ужину… С момента отъезда танцовщика прошло пять дней. Все это время мужчина был предоставлен сам себе. Жизнь шла своим чередом: он просыпался, готовил завтрак, уходил на работу, потом на перекур, а через несколько часов отправлялся домой. Вечером, когда брюнет садился за музыкальный инструмент, исполняя написанную в парке мелодию и доводя ее до совершенства, словно ограняя драгоценный камень, его одолевала какая-то неизвестная печаль. Она витала в воздухе, заползала под ткань домашней одежды, обвивалась удавкой вокруг шеи. И тогда у Хайкуаня не оставалось сил на то, чтобы продолжать играть. Он думал, что это — следствие практически ежедневных встреч с возлюбленным на работе, а иногда и у того дома. Старший был разочарован в себе. Настолько сильно привязаться к человеку, чтобы потом быть не в состоянии пробыть без него даже неделю… Он молодец. Единственное, что помогало пианисту не терять настрой и продолжать продуктивно работать над композицией, было желание представить свою работу Цзаньцзиню идеальной, без единого изъяна. Потому что его парень заслуживает только такого отношения, подарков и даже таких мелочей, как написанная на листке блокнота мелодия. Лю Хайкуань вышел с подземной парковки к лифту, поднялся на свой этаж. Прошел в квартиру и занес пакеты с продуктами внутрь. Вспомнился первый визит длинноволосого — кажется, они тогда хотели вместе порепетировать. Правда, если брюнету не изменяет память, в тот день позанимались они совсем немного, так как репетиция была прервана несколькими шутками и репликами, которые плавно перетекли в болтовню, и последующим половым актом. Но это уже совсем другая история. Переодевшись, он принялся за приготовление нехитрого ужина: обжарил в масле бататы с треской, растер в ступке соленые сливы и приготовил из них соус для салата, а затем и само блюдо. И, не смотря на калейдоскоп запахов, что распространились по всей кухне, есть не хотелось. Он открыл бутылку «Олд Кроу», налил в большой стакан виски, набросал льда. В качестве закуски на сильном огне обжарил тофу, добавил к нему тертого имбиря. Расположившись с книгой в руках на диване в гостиной, Лю погрузился в чтение. Страницы переворачивались сами собой, части сменялись главами, а оставшийся в опустевшем стакане лед растаял. Он не знал, сколько времени прошло. В панорамном окне солнце постепенно начинало заходить за горизонт. Раздался звонок в дверь. Лю Хайкуань направился в прихожую. Открывая тяжелую входную дверь, тот несколько раздраженно произнес: — Чжочэн, я же говорил, чтобы ты не приходил ко мне ужинать… — И тебе привет, эр гэ. На пороге стоял слегка покрасневший парень в расстегнутой на распашку куртке и с сумкой в руках. — Ты же сказал, что уезжаешь на неделю. Все-таки выгнали? — растерянно взглянул на пассию брюнет. — Решил устроить тебе сюрприз. — слегка рассмеялся он в ответ на вопрос. — Ты знаешь, мне столько надо рассказать… — Цзаньцзинь, — сказал тот; из уст вырвался лишь шепот. — спасибо, что приехал. Мужчина заключил Чжу в объятья. Старший забрал у гостя сумку и поставил на пол, пока тот снимал верхнюю одежду.Skyfall — Adele
Вновь обнял, только на этот раз крепче, будто опасаясь, что его возлюбленный вдруг исчезнет, затем прошелся поцелуями от макушки до шеи. — Я скучал. — прошептал старший. Разговор в полный голос казался неуместным. — Я еще больше. — ответил танцовщик и потянулся за поцелуем. Губы Хайкуаня накрыли уста Цзаньцзиня, что были мягкими и чувственными, словно бархат. Сминая их, он обвил руки вокруг талии, прижал молодого человека себе. Принесенный с улицы холод коснулся теплого тела, вызвал волну мурашек. Кончиками пальцев старший провел по спине, считая позвонки. Чжу обвил чужую шею руками и томно выдохнул, когда почувствовал чужие ладони под вязаным свитером. Поцелуй кружит голову, дурманит, и танцовщик плывет от ощущений. Он и не думает отстраняться — отвечает на поцелуй, участвуя в игре, что пианист затеял. Уста мужчины со вкусом виски, и это только распаляет обоих. Кажется, что ноги сейчас подкосятся, но старший крепко держит его, не позволяя сползти вниз. Когда воздуха перестает хватать, Хайкуань отстраняется первым, наблюдая за тонкой ниточкой слюны, что повисла между ними и тут же оборвалась. Сгорает солнце; небо окрасилось в ярко-алый с оранжевыми подтеками, облака подернуты малиновой дымкой. Лучи вспыхнувшего светила проникли в помещение, растеклись медом по паркету. Любовники устраиваются на диване. Цзаньцзинь, усевшись на бедрах старшего, позволяет стянуть с себя одежду и пробирается юркими пальцами под домашнюю футболку, касаясь пресса и плавно переходя к тяжело вздымающейся груди. Дыхание обоих сбито, картинка перед глазами плывет. Они будто очутились полгода назад в квартире танцовщика, такие же опьяненные переполняющими их страстью и желаниями. Разрушается телесная оболочка старшего, оставляя после себя лишь горячий пепел. Хайкуань раздевает любовника, вдыхает родной запах его красивого тела, иссиня-черных волос. В его сердце фейерверками взрываются чувства, разлетаются на тысячи светящихся искр, ощущения нектаром растекаются по сосудам, заменяя кровь. Руки сами тянутся к бегунку молнии на джинсах, затем стягивают их вместе с трусами, касаются не до конца вставшего члена. Губами дотрагиваясь до полового органа возлюбленного, он заглядывает ему в глаза. Сверху доносится слегка удивленный тихий стон, в ответ на который старший обхватывает головку и принимает член внутрь, постепенно доходя до основания. Он чувствует пульсацию в глотке, то, как в его волосы зарываются аккуратные пальцы, несильно сжимая их в кулаке. Слышит столь желанные высокие ноты в голосе Цзаньцзиня. Наращивая темп, Лю проходится языком по каждой венке, проступившей сквозь нежную кожу. Лодыжки возлюбленного скрепляются у него за спиной, раздается сладостное «еще». Исполняя просьбу, Хайкуань играет языком с кожей у основания, в руке перекатывает поджавшиеся яички. Мужчина отстранился, не позволив танцовщику в полной мере насладиться лаской и довести себя до точки кипения. Его макушку сверлили слегка недовольным и затуманенным взглядом. — Подожди немного. — тихо говорит старший, нехотя отрываясь от разгоряченного тела и скрываясь в ванной. По возвращении он держал в руке тюбик лубриканта и бумажные полотенца. — Растяни себя сам. В голосе слышится явное удовольствие от происходящего, от того, в какое положение загнал Цзаньцзиня музыкант. А младший и не в силах сопротивляться. Он действительно хочет доставить Лю удовольствие, и поэтому, несмотря на терзающее его смущение, раздвигает ноги шире, одной рукой держась за широкие плечи. Чжу устроился поудобнее, затем выдавил на пальцы прозрачную жидкость и слегка согрел ее. Щеки запылали, словно плоды боярышника. Под внимательным взглядом оппонента танцовщик раздвинул мягкие ягодицы и приставил указательный палец ко входу. Сердце парня пропустило удар, а сам он в предвкушении задержал дыхание. Вскоре, когда первый уже свободно двигался внутри, к нему добавился второй, затем третий. С покрасневших приоткрытых губ срывались ласкающие слух стоны, из-под полуопущенных ресниц на Лю Хайкуаня был обращен томный, затягивающий в бескрайний водоворот взор. К лицу и ушам самого музыканта прилила кровь. Он касается руками вставших сосков премьера, сжимает, оттягивает, еще больше распаляя возбужденного партнера. — Куань-гэ, прошу, не томи… — проскулил Цзаньцзинь, вытягиваясь навстречу ласке. — Скажи мне, чего ты хочешь. — Я хочу, чтобы ты вошел. Пожалуйста. Мужчина лишь улыбнулся долгожданной просьбе и оставил легкий поцелуй на виске младшего. Смазанный лубрикантом член плавно скользнул внутрь горячего тела. Воздуха не хватало обоим, от переизбытка ощущений голова шла кругом. Оба парня раскалены до предела. Когда их бедра соприкасаются, по телу Чжу проходит сладкая дрожь. Премьер упирается руками в крепкие плечи, приподнимается так, что внутри остается одна головка, и резко вгоняет орган до основания, срывая с губ обоих громкий стон. На устах отпечаталось горячее дыхание. В один миг головка врезается в заветную точку, по венам разливается электрический ток, пальцы на ногах рефлекторно поджимаются, а на живот старшего срывается капелька предэякулята. С губ с неким придыханием сходит протяжный стон, и Хайкуань, подаваясь вперед, ловит его ртом, разделяет удовольствие, целует, посасывая язык, кусая то за верхнюю, то за нижнюю губу. Цзаньцзинь, двигаясь на члене возлюбленного, всем телом прижимается к нему, ища новых прикосновений, подставляя беззащитную шею. Острые клыки сомкнулись на белоснежной коже, оставляя за каждым укусом распускающиеся бутоны камелии. Горячим языком зализывая ранки, Хайкуань провел влажную дорожку поцелуев к ключицам, от них — к груди. Все это время следом за устами пианиста на фарфоровую кожу опадали алые лепестки. Сильные руки сжали бедра молодого человека, и брюнет, изменив наклон, резко толкнулся. Чжу выгибается дугой, крича, чувствуя, как головка любовника терзает простату с еще большим напором. Он обнимает Лю за шею, коготками царапает спину, впутывает свои пальцы в его волосы; он в опьяняющем экстазе раз за разом, толчок за толчком выстанывает имя мужчины тому на ухо, бормочет разного рода фразы. Музыкант обнимает его в ответ, будто это их последний раз, последний шанс остаться вместе. Кажется, еще немного, и послышится хруст ребер. Гостиная наполнилась звуками шлепков кожи о кожу, чавканьем смазки, громкими стонами и всхлипами. Умирающее светило отдавало влюбленным свои последние лучи, вспышки бордого-розового света; струилось, огибая каждый миллиметр, каждую неровность их тел. В этот мартовский вечер их души сливаются воедино, отрекаясь от материальной оболочки, и обращаются сверхновой. Уже в ночной темноте разглядывая донельзя раскрасневшегося танцовщика, Лю не мог сдержать смазанной улыбки: прядки длинных вьющихся волос прилипли к взмокшему лбу и вискам, губы опухли и слегка пульсировали, очи подернуты тонкой, блестящей пеленой возбуждения. Оба были на пределе. В преддверии оргазма Цзаньцзинь непроизвольно сжался вокруг Хайкуаня, и последний, совершая еще более резкие и точные толчки и попадая по чувствительной железе, утробно простонал, когда окольцовывающие член мышцы сократились вновь. — Цзаньцзинь, могу я кончить внутрь? — Да. Пожалуйста, давай кончим вместе!.. И они изливаются одновременно, цепляясь друг за друга в объятьях, царапая кожу и сжимая ее до синяков; крики вперемешку со стонами и всхлипами аккомпанировали им. В вечерней темноте за влюбленными наблюдал холодный месяц, обрамленный россыпью звезд.***
Младший вышел из ванной, потирая влажные волосы выделенным ему полотенцем. На кухне его уже ждал музыкант, занятый приготовлением еще одной порции ужина. По квартире распространился манящий аромат. — Какие запахи! — восхищенно произнес подошедший к нему танцовщик. — Чем будешь кормить? — Треска, бататы, салат, еще есть тофу с имбирем. Я не знал, что ты приедешь, так что не заморачивался. — Главное, чтобы было вкусно. Спустя некоторое время партнеры принялись за позднюю трапезу. Они разговаривали и не могли наговориться, будто не виделись целую вечность. Хайкуань налил им обоим белого вина, предусмотрительно убрав бутылку виски на место. Раздался звон бокалов. На ум пришла зажечь ароматическую свечу с запахом сандала, что однажды оставил у него в квартире Цзаньцзинь, а после забыл об этом и купил себе еще одну такую. В мягком освещении, в их голосах, в горячей еде, в кисловато-фруктовом алкогольном напитке царил уют и покой. Умиротворение распространилось по кухне, проникло в сердца, в души молодых людей. Они наконец дома, и ни на что не променяют его. — Кстати, что насчет родителей? Вы поговорили? — спросил Лю. — Значит так…***
— Сынок, о чем ты хотел поговорить? — ласково спросила мама, когда Чжу опустился в кресло слева от них. — Мама, папа… Я должен попросить у вас прощения. Они в недоумении переглянулись. — Все это время я вас обманывал. Не было никаких девушек, отношений тем более. Меня… привлекают парни. — дыхание стало неровным, сердце забилось быстрее. Казалось, он сейчас расплачется. — Есть человек, которого я очень люблю. Он мужчина. Если бы вы были знакомы, я уверен, вы бы и сами… — Сын, тише, — мягко произнес отец. — мы в курсе. — Что? — Еще со старшей школы. — кивнула женщина, делая глоток горячего напитка. — Ты тогда бегал за мальчиком из танцевальной команды. Очень неприятный юноша! — Вы… Но почему… Молодой человек глядел на своих родителей не в состоянии что-либо сказать. Он, конечно, подозревал, что плохо врет, но чтобы настолько… Он откинулся на спинку плетеной мебели. Нервно отхлебнул чаю. — И… что вы думаете по этому поводу? — он метнул напряженный взгляд сначала к матери, затем и к отцу. — Когда мы только узнали, были мысли, что ты просто запутался и еще одумаешься, что это временно. — отвечал мужчина. — Но со временем нам оставалось лишь принять это. — Ты — наш сын, и для нас самое главное, чтобы ты был счастлив. Мама взяла Цзаньцзиня за руку и тепло улыбнулась.***
— Выходит, тебя не выгнали из дома? — Да хватит уже… — он легонько пихнул посмеивающегося мужчину в бок. — Сказали, что в следующий раз и тебя в гости ждут, а я возьму и уеду без тебя. — Серьезно? Так и сказали? — удивился Хайкуань. В ответ танцовщик кивнул, жуя сладкий картофель. По окончании ужина они сложили тарелки в посудомоечную машину, после чего расположились на многострадальном диване. Чжу, используя партнера как подушку, уложил голову на широкую вздымающуюся грудь и почувствовал, как вокруг него приятными оковами смыкаются чужие руки. Воцарилась умиротворяющая тишина, каждый думал о своем, анализировал произошедшее за день. Вкусная еда, немного алкоголя, тепло родных тел и усталость после секса делали свое дело, а потому обоих слегка разморило. — Цзаньцзинь, мне нужно тебе кое-что показать. — сказал Лю, когда вспомнил о подготовленном подарке. — И что же это? — с любопытством спросил тот. — Сюрприз, мой милый. Вылезая из-под обмякшего в его руках танцовщика, музыкант прошел вглубь гостиной. Там, освещенный серебряным светом небесного тела, одиноко и гордо стоял рояль. Глаза премьера сверкнули в предвкушении. Чжу Цзаньцзинь зажег лампу; теплый свет расстелился по залу. Брюнет открыл крышку. В движениях его чувствовалась элегантность, осторожность. Мужчина сел подле инструмента, длинноволосый остался на диване, поджав под себя ноги. Стоило музыканту прикоснуться к клавишам, как сердце пропустило удар. Что это с ним? Откуда взялась эта неуверенность, совершенно детский страх? Пожалуй, он знал ответ. Мужчине приходилось играть лишь для Чжочэна, других сомнительных личностей и в театре, сейчас же он предстает пред, пожалуй, самым близким и дорогим человеком, и это будоражило еще больше. Казалось, этой ночью во всем мире кроме них двоих никого не существовало, а до сих пор бодрствующий город — не более чем мираж, что растает к утру. Сердце Хайкуаня дрогнуло, по телу пробежали мурашки. Глубокий вдох. Сконцентрировав внимание на инструменте, он начал играть. Пальцы своевременно перемещались по клавишам, наполняя пространство вокруг себя ненавязчивым звучанием. Звук плавно и равномерно, несколько неуверенно распространялся по квартире; послышался шелест молодой зеленой листвы, шум лазурно-голубых волн. Сквозь не зашторенные окна в дом проникли расшитые золотом лучи, на водной глади кружились в танце искрящиеся солнечные зайчики. Величественные и гордые облака, возвышающиеся над землей и проплывающие под вершиной небесного купола, окрасились в нежно-розовый, малиновый цвет. Солнце только встает ото сна, вместе с собой пробуждая и все живое. Ласковым прикосновением к мягкой щеке оно согревает, успокаивает. Минуты обратились в секунды, секунды — в пыль. По истечении отведенных на мелодию четырех минут Лю Хайкуань прекратил игру, кончиками пальцев касаясь клавиш. В комнате воцарилась оглушительная, отрезвляющая тишина. Музыкант поднял глаза на слушателя, что все это время сидел неподвижно. Создалось впечатление, что тот самолично наблюдал за мыслями мужчины: вскрыл его черепную коробку, словно шкатулку с драгоценностями, и, устроив голову на ладонях, внимательно следил за бликами на воде, что сверкали в такт мелодии. — Что скажешь? — первым нарушил молчание брюнет. — Куань, это… Молодому человеку так хотелось выразить свои чувства! Рассказать, как сердце его сейчас от безысходности бьется о ребра, словно беспомощная птичка в клетке. То, что показал ему Хайкуань, было поистине личным, неприкосновенным, не предназначенным для чужих ушей, глаз, души. — Что? — У меня не хватит слов, чтобы описать, насколько это прекрасно. Просто чудесно! Я будто бы оказался там, в домике у моря! Исполнение, обстановка, сама мелодия… В темно-карих глазах Хайкуань видел множество эмоций, что сверкали в свете мегаполиса точно бриллианты. Сотни оттенков, множество смешанных красок, безупречный градиент. Музыкант улыбнулся. Происходящее отдаленно напоминало сон, что вот-вот должен прерваться пробуждением и в ту же секунду кануть в небытие. — Я написал ее для тебя. Хотел сыграть в следующие выходные или на неделе. Так что мне кажется, что некоторые моменты надо доработать и… — Куань, — позвал тот, вставая с мягкого дивана. Он остановился напротив сидящего у инструмента парня и обхватил холодными ладонями его лицо, отвлекая от болтовни. — спасибо тебе. Это самый лучший подарок, который я получал когда-либо. Чжу губами коснулся лба возлюбленного. Тот в свою очередь накрыл руки своими большими и теплыми, затем поднялся с табурета и, обнимая за талию, прильнул нежным поцелуем к устам младшего. Пожалуй, поставив себе цель стать счастливым, когда закончится сезон дождей, он выбрал верную путеводную звезду.