*
— Я не сяду на него. Хёнвон стоит на безопасном расстоянии, чтобы в случае чего слейпниры не передавили ему шею в отместку за эти слова. Вонхо оборачивается с недоумением: — Ты чего, коня испугался? — Какой это конь? Это… — Хёнвон понижает голос, опасаясь, что животные могут услышать его, — это же великаны какие-то. Хёнвон видел слейпниров не раз, ведь эти восьминогие гигантские кони официальные ездовые животные Азуров. Вот только Хёнвон всю свою жизнь ездит на оленях Хехау, и как после грациозного умилительного оленя он должен сесть в седло монстру, которому даже при своём росте едва ли достаёт до середины плеча? Один только взгляд на массивных крепких коней вызывает у него ужас. Они глядят на него так, словно всем табуном чувствуют запах его страха — любопытно повернули головы и рассматривают. Будто осознанные. — Что там у вас за проблема? — Королева разворачивает своего коня в пол-оборота, Вонхо отмахивается. — Минуту, у нас эльфийская пауза, — говорит он, и она отворачивается, цокнув языком. Стыд и смущение поднимаются к горлу от этого звука, работает, как пощёчина. Хёнвон судорожно вздыхает, более не решаясь поднять взгляд на Королеву. Вонхо подходит к Хёнвону, понижая голос до шёпота: — Ты же ездил верхом, что не так? — Эти кони не так, — шепчет Хёнвон, — я тебе клянусь, он убьёт меня, не успеем мы от ворот отъехать. — В отличие от ваших рогатых, наши хотя бы не летают. — Но наши и не выглядят так, как будто собираются тебя убить. Вонхо упирает руки в бока и смотрит Хёнвону в глаза. Хёнвон собирает всё своё упорство, чтобы продемонстрировать его во взгляде. Пусть лучше это спишут на капризы, чем он даст понять, что у него поджилки трясутся от одной мысли, что он едет верхом на слейпнире. Стоило ожидать, что взгляд его выдаст. Он замечает, что Вонхо смягчается и брови его больше не хмурятся. Нам предплечье Хёнвона ложится его ладонь, и Хёнвон чувствует, как мысли разбегаются, когда Вонхо снова ловит его взгляд. — Слушай, давай так, для начала ты просто подойдёшь со мной к ним и погладишь. — У тебя завышенные ожидания к слову «просто», — проворчал Хёнвон, но всё равно сделал несколько шагов вперёд. Конь встряхнул головой и фыркнул, стоило им оказаться рядом, и Хёнвон дёрнулся всем телом. От позорного бегства его остановила рука Вонхо, лежащая на спине. Вонхо совершенно спокойно похлопал коня по серому боку, а стоящего рядом, чёрного, погладил по плечу. — Видишь, они совершенно не опасные. — Это потому, что ты тут стоишь. — Ежевика, — зовёт Вонхо, и серая морда с тёмным носом заинтересованно развернулась. — Махаон, тц-тц-тц, Махаон, повернись, чужеяд ты такой, поздоровайся. Чёрный конь не только повернул голову, но и переступил с ноги на ногу, действительно развернувшись в пол-оборота. Животные смотрят на Хёнвона сверкающими чистыми глазами, Хёнвон перестаёт дышать и выжидает, в какой момент они решат втоптать его тело в дорогу. — Они выезженные ещё с жеребячества, ты спокойнее и послушнее ездовых не найдёшь во всём королевстве, им хоть вальс на них танцуй, — заверяет Вонхо и берёт руку Хёнвона в свою. — Вот, смотри. Хёнвон зажмуривается, когда его рукой Вонхо проводит по лошадиному боку. Шерсть гладкая, не такая пушистая, как у Хехау, почти прилизанная. Хёнвон приоткрывает глаз, когда контакт с животным пропадает. Вонхо потянул Махаона за поводья и тот повернулся к ним широкой грудью, наклонился и взял у Вонхо с руки кусок коричневого сахара. Поймав момент, Вонхо провёл рукой Хёнвона по мягкому конскому носу, погладил между глаз. Может, Махаон и показывал всё своё безобидное лошадиное дружелюбие, но сердце Хёнвона каждый раз заводилось, стоит коню резко махнуть головой или громко вздохнуть. Его страшат эти неизведанные его народу кони, косящиеся на него слуги и сопровождающие, что уже заскучали в своих сёдлах. Позор и стыд преследуют Хёнвона всю жизнь: во дворце Светлых Эльфов к нему снисходительно относились работники, советники, даже приезжая родня. Хёнвон не может сесть на коня, будучи не уверенным, что животное его послушает. В памяти зашевелились картинки, как он падал с Хехау, стоило им оторваться от земли, и становился посмешищем в академии. У Хёнвона редко получается что-то с первого раза, ему нужна репетиция, чтобы он чувствовал себя уверенно. А здесь, на глазах у десятка подданных и Королевы другой страны, он рискует свалиться с трёхметрового коня и переломать себе шею. Когда Вонхо отпустил его руку, Хёнвон прижал её к себе и посмотрел на него с отчаянием, подступающим к горлу. — Слушая, спасибо, но просто… я не могу. Я не могу, ладно? Я возьму повозку и приеду следом. — Ну ещё чего, — возмущается Вонхо, и задумывается. Махаон пихнул Вонхо носом плечо. Когда тот отмахнулся, конь принялся пытаться щипнуть его губами за уложенные волосы, и Вонхо начал придерживать настырную морду рукой, отдаляя от себя. Хёнвону несколько раз казалось, что через секунду они будут доставать откушенную голову Вонхо из конской пасти. Когда сзади к Вонхо начала приставать и Ежевика, он сокрушенно вздохнул, замахав руками, чтобы кони отстали от него. — Проныры, — заворчал он, и вновь посмотрел на Хёнвона. — Предложение такое. Ты же именно один боишься сесть? Со мной поедешь? Хёнвон удивлённо поднимает брови. — В смысле в одном седле? — В смысле в одном седле, — подтверждает Вонхо. — Я езжу на них с трёх лет и каждый месяц занимают призовые места в скачках. Я тебе обещаю, что ничего не случится и ты живой и красивый доедешь до ворот Преисподней. Вот, как там у вас это делают. Он берёт своим мизинцем мизинец Хёнвона и соединяет их большие пальцы, скрепляя обещание. Хёнвона потряхивает от напряжения, часть его всё ещё хочет просто сесть в повозку и спокойно ехать. Есть ещё десяток выходов из этой ситуации, он думает о них на протяжении пяти минут, пока Махаону затягивают более широкое седло. Но в итоге Хёнвон поднимается на подставку и, ухватившись за протянутую руку, взбирается в седло позади Вонхо и сразу крепко цепляется ему за плечи. — Только никакого галопа, — предупреждает Хёнвон. — Ладно-ладно, где ты видел, чтобы процессия галопом то ехала, — Вонхо совершенно спокойно отпускает поводья на ужас Хёнвону, убирает руки со своих плеч и перекладывает на живот. — Держись нормально, неженка, иноходью-то всё равно прокатимся. Как только экипаж начинает движение, Хёнвон действительно вцепляется в Вонхо без всякого чувства стыда. Однако ожидаемой тряски не было, словно четыре дополнительные ноги компенсируют любое движение, создавая баланс. Хёнвон замечает, что сразу за ними бодро идёт Ежевика, её длинные поводья переброшены через голову и зацеплены за верхнюю луку седла Махаона. — А почему она с нами? — Потому что, когда мы будем подъезжать к воротам Преисподней, нужно сохранить твою Эльфийскую гордость и заехать на своём коне, — хмыкает Вонхо, глядя на Хёнвона из-за плеча. — Так что привыкай давай, Ежевика не сильно отличается от Махаона. — Почему вообще ты назвал слейпнира Ежевикой? — Во-первых, она не моя, так что называл её не я, — Вонхо едет одним из первых в экипаже и пристраивает шаг коня чуть поодаль от Королевы. — Во-вторых, когда её хозяин ещё был жив, сказал, что это потому, что она из рода морских слейпниров и у неё голубоватый оттенок шерсти, и искры у неё из-под копыт летят синие. — Настолько они быстро бегают? Что аж искры летят? — Ну, слейпниры магические создания, поэтому самую высокую скорость они развивают своей природной магией. Они могут скакать по реке забвения, как по земле. Нам даже в этот раз лодка не понадобится. Хёнвон оглядывается на Ежевику. Она игриво кивает головой, будто спрашивает: «чего смотришь?». У Светлых Эльфов Хехау сами выбирают, есть ли у них хозяин. Поэтому большинство пасутся на пастбище и возят многих, кто попросит. У королевской семьи есть свои Хехау, однако, когда хозяин умирает, никто более не садится на этого Хехау. Если Хехау сам не решит избрать себе нового хозяина, его отпускают на волю. — Что будет с Ежевикой? — спрашивает Хёнвон, стараясь скрыть напавшую печаль. — Её передадут другому хозяину или отпустят? — Так её хозяин умер лет пять назад в сражении, ничего с ней не будет, — Вонхо жмёт плечами, — пока её периодически выезжают слуги, чтобы не теряла навыки. Но она весело живёт, не переживай за неё. Они с Махаоном только так по полям носятся. Экипаж выезжает из города и мощёные камнем дороги сменяются обычной прокатанной землёй. — А Махаон тоже бесхозной? — Не-ет, — тянет Вонхо, довольно похлопав коня по холке, — этот сахарный прожора мой. Мы с ним вместе с детства. Я на него в три года сел, так до старости с него и не слезу. Сразу скажу, что эти ребята живут примерно, как мы, так что он со мной и старость встретит и, глядишь, в один склеп со мной ляжет. — На самом деле мне больше интересно, почему ты назвал его Махаон. Он же чёрный. — Вообще, жеребёнком он был местами жёлтый, а потом почернел. Раньше его имя имело больше смысла. Неожиданно, Королева оборачивается и добавляет: — Причём мы все ему говорили, что западные слейпниры с взрослением чернеют, — хохочет она, и театрально вздыхает и пародирует детский голос. — Но он был уверен, что Махаон исключение и он обязательно оправдает возложенные на него надежды. — Мам, перестань кривляться. Хёнвон выглядывает у Вонхо из-за плеча и заинтересованно поднимает брови: — Тебе говорили, что животные не рождаются оправдывать твои ожидания? Вонхо поворачивается и елейно улыбается: — Кто-то хочет поехать в одиночку. Хохот Королевы разлился над экипажем, привлекая внимание слуг. — Нашел, чем запугивать. Он всегда может поехать со мной, — она потрепала свою рыжую лошадь по гриве. — Искра самая быстрая ездовая в королевстве, домчим с ветерком. — Помни о том, что Махаон на последних скачках был близок к тому, чтобы забрать этот титул. — На последних скачках вы глотали пыль из-под наших копыт, сынок. Хёнвон вмешивается, чтобы скачки не организовали прямо сейчас, пока он в седле. — Давайте проверим это на следующих скачках, а сегодня спокойно доедем. Окружение Териграта — столицы Азуров — как и положено драконьей местности, покрыта тёмными хвойными лесами и почти чёрной землёй. Здесь много вулканов, некоторые из них погасли, некоторые ещё действующие. Маги Азуров в основном используют силу Лавовых драконов, чтобы управлять огнём, жаром и вулканическими циклами. Если кто-то решится вторгнуться на земли Азуров — армия сгорит на месте. Азуры гордые, они строят свои дома из зачарованных камней, потому не покинут своих жилищ. Дома и их хозяева устойчивы к жару, Азуры выйдут босыми на покрытые лавой земли и будут сражаться до последнего. Кровопролития прошлого уже принесли много потерь в другие королевства, когда те пытались угодить Преисподней и подчинить Азуров. С тех пор и по сегодня никто не рискует объявлять войну Азурам. А с приходом к власти семьи Шин Азуры и вовсе стали уважаемым народом. Одна только мать Вонхо, продолжая переустройство структуры армии и торговли после своего деда, сделала Азуров лидером в производстве оружия и торговле магическими кристаллами. На первый взгляд мрачновато: серая земля, чёрные непроходимые чащи, никаких зелёных полян, бабочек и пения птиц. Но в этом месте есть своё очарование. После хвойной чащи воздух становится горячее и экипаж выходит к горящему лесу. Место, где деревья изнутри полыхают и не сгорают, внутри дупел и трещин трещит кора и пляшут языки пламени, листья на деревьях наполняются своевольной энергией огня и дрожат, зацикливают потоки рыжей магии и сгоняют в овальные плоды. Вонхо взмахивает рукой и жар отступает, прозрачная волна сферой обняла пространство вокруг Махаона и растворилась в воздухе. Дышать стало проще, одной рукой Вонхо накрывает сцепленные пальцы Хёнвона у себя на поясе. — Держись, сейчас прокатимся. Махаон стукнул копытом по трещинам в земле, из-под его копыт рассыпались пёстрые жёлтые искры. — Ты обещал без галопа, — напоминает Хёнвон. — Простая иноходь, — Вонхо подмигивает и пришпоривает коня. Ветер обходит их стороной, соскальзывая по защитному заклинанию. С первым рывком слейпнира Хёнвон напрягся всем телом, зажмурил глаза и сцепил свои руки в замок, чтобы не мять чужую рубаху. Не ощутив тряски, Хёнвон открывает глаза и оглядывается на проносящиеся мимо деревья и небольшие пожары. Все всадники прочно и невозмутимо сидят в своих сёдлах, волосы королевы даже не тронул воздух — каждый оградил себя заклинанием. — Простая иноходь, значит? — беззлобно уточняет Хёнвон, и чувствует ладонями, как смеётся Вонхо. — Ну, слейпниркая иноходь. Преодолев горящий лес, слейпниры сбавили скорость. Шлейф разноцветных искр за экипажем рассеивался и исчезал в трещинах земли. Дальше дорога шла по скалистым равнинам, слишком прямая и свежая для давно протоптанной. Видимо, путь к воротам Преисподней на земле Азуров расчищали и прокладывали заново специально для этого приёма. Так, проезжая мимо базальтовых деревьев, экипаж выехал к арке, возведённой в середине каменного пьедестала. Пространство в арке было покрыто красной полупрозрачной магической вуалью — проход активен. Всадники проходили через арку парами. Первыми были Королева и Вонхо, за ними следом пошли несколько советников и личные слуги, лишь потом все остальные. По другую сторону оказалась мёртвая роща. Слейпниры выходили на такой же круглый пьедестал с орнаментом драконов и пламени. Перед тем, как двинуться, Вонхо спустился с Махаона и помог Хёнвону пересесть на Ежевику. Словно почувствовав неуверенность всадника, она сама опустилась передними ногами на колени. Вонхо одобрительно погладил её по шее, сцепил руки в замок и наклонился. — Вставай ногой, побуду твоим стременем. — Не надорвись, — фыркнул Хёнвон, сапогом осторожно наступая на чужие ладони. Уже через секунду он оказался верхом на Ежевике, и та принялась одну за одной подниматься на ноги, с осторожностью вставая на все восемь. Хёнвон благодарно погладил её холку и вцепился в поводья и переднюю луку так, словно от этого зависит жизнь. Вонхо не оставит его на произвол судьбы. Одной рукой он всё ещё держал длинные поводья Ежевики, поэтому, когда они двинулись, Ежевика пристроилась рядом с Махаоном и пошла с ним в один шаг. Хёнвон отметил, что с яшмой в кармане воздух его действительно не травит. Светлые Эльфы не посещают приёмы Преисподней, лишь иногда в качестве исключения приходят на важные праздники, например, дни рождения правителей или День всеобщего единства. Тогда на Преисподнюю опускают купол, защищающий воздух от испарений деревьев мёртвой рощи, и Светлые Эльфы могут свободно перемещаться по дворцу без вреда здоровью. Знаний о том, что Эльфы могут воспользоваться яшмой у Хёнвона не было, он лишь знал, что приглашённым Эльфам могут выслать жетон для прохода. Он подумывает выпытать у Вонхо, как тому удалось зачаровать этот простой лечащий камень на защиту от воздуха Преисподней. С берега реки слейпниры спокойно ступают на водяную гладь, пуская круги по поверхности от своих копыт. На экипаж косятся мертвецы с разных берегов, перевозчики провожают их любопытным взглядом. На берегу, откуда они сошли, вдалеке, припрятавшись в тени плакучих ив, Хёнвон увидел Сокджина. Перевозчик сидел на сухой траве в компании сосуда с вином и светловолосого спутника. Вонхо, видимо, тоже заметил его, и размашисто помахал рукой, а тот отвернулся. Хёнвону не видно отсюда, но он уверен, что Сокджин закатил глаза и очень тяжко вздохнул. Перед воротами перегородили вход, от чего мертвецы не могли попасть на распределительную площадь, где остальные несчастные уже коротали своё посмертие в бесконечной очереди. Один из караульных приветственно отдал честь и попросил следовать за ним. Не успел экипаж дойти до середины распределительной площади, как Вонхо указал пальцем в толпу и воскликнул: — Ты! Хёнвон выглянул из-за его спины, их слейпниры остановились. Хёнвон беззвучно сложил губы буквой «о», заметив знакомого им обоим чумазого беззубого мужичка. Тот вытаращился на них снизу вверх, не промолвив и слова. Смешок Вонхо не предвещал ничего, кроме злорадства и злопамятной мести. — Ну что, какой раз стоишь? — ехидно спрашивает Вонхо, а после машет рукой караульным, патрулирующим площадь. — Хэй, а он, кстати, цветок слопал, я только что видел! Караульные переглянулись и, пожав плечами, ринулись к завопившему мужичку. Вонхо с широкой улыбкой пришпорил Махаона, и они двинулись дальше. — Вот ты противный, а, — журит его Хёнвон, покачав головой, — ему теперь тут ещё дольше стоять. Вонхо же по виду было совершенно не жаль. — Что посеял, то и пожал. Караульный провёл их по центральной улице, огороженной в честь прибытия экипажа Азуров. За ограждением столпились демоны и рабочие души, перешёптывались, показывали пальцем. Кто-то хмурился, некоторые хихикали. На Хёнвона вскользь бросали удивлённые взгляды, всё внимание было приковано к Королеве Окбин и Вонхо. Взгляд Королевы был суров и нечитаем. Её рыжая лошадь, почувствовав настроение наездницы, вскинула голову на её манер и стала особенно важно вышагивать, раскидывая красные искры из-под копыт. Последовав примеру, Махаон и Ежевика по лошадиному приосанились, позволяя пригоршням синих и жёлтых искр рассыпаться по дороге. Согласно этикету, правители других королевств не надевают короны на приём, только владельцы земли на своём приёме носят корону. Однако Королеве Окбин, кажется, не нужна корона, чтобы величие струилось вместе с тканью её платья. В каждом движении читалась сила и уверенность, одним взмахом руки она остановила процессию перед воротами дворца. С тяжелым скрипом ворота раскрыли слуги, пропуская экипаж во внутренний, богато убранный двор, уставленный золотыми скульптурами со сценами битв. Правитель Преисподней, хмурый смуглый мужчина, уже ждал их. Королева без помощи слуг спрыгнула со своей лошади, соединила пальцы друг с другом и большими выложила основание треугольника в приветственном жесте подземного мира. Правитель Преисподней повторил его, лишь немного кивнув. Его взор перескочил на Хёнвона так быстро, словно один взгляд на Азуров вызывал в нём отвращение. — Ваше Светлое Высочество Каэлтис, — с вычурным радушием распинается Правитель Преисподней, — мы не ждали сегодня представителей вашей семьи, барьер не наложен, нормально ли вы держитесь на ногах? Ежевика вновь опускается на передние колени, и Хёнвон намеренно медлит с ответом, ожидая, когда Вонхо протянет ему руки и поможет спуститься. — Ваше Величие, — Хёнвон складывает руки в подземном приветствии, задерживаясь кивком внизу. — В барьере нет необходимости. Мой визит не был запланирован, я пребывал во дворце Королевы Окбин, когда собирали экипаж. Она позаботилась о моей безопасности. Я сопровождаю Его Высочество принца на этом приёме, прошу, не обращайте на меня много внимания. — Как можно, — заулыбался мужчина, охотно поприветствовав Хёнвона по-эльфийски, сцепив кулаки пальцами и поклонившись, — Светлые Эльфы всегда желанные гости в нашем дворце. Слышал, вы прошли испытание чистоты магии, примите мои поздравления. Передаю свою радость Его Светлому Величеству Аландрену. — Благодарю, — коротко отвечает Хёнвон, бросая поддерживающий взгляд Королеве. — Я слышал, что недавно был шестнадцатый день рождения Её Высочия Лиллианы. Пока идёт собрание, танцы будут в её честь? — Вы проницательны. Она отбывает наказание за непослушание, но я не мог оставить дорогую дочь без празднования. Она будет очень рада узнать о вашем прибытии, надеюсь, вы не откажете ей в танце. — Вам ли не знать, я не танцор, — неловко посмеялся Хёнвон, — думаю, сегодня будет достаточно юношей, способных подарить ей дивный танец. Почувствовав, что беседа исчерпала себя, Правитель Преисподней снова похолодел и посмотрел на Королеву Окбин свысока, насколько возможно так посмотреть на столь высокую женщину. Он провёл рукой по воздуху, указывая на вход, где их уже ожидал слуга. — Пройдите за провожающим. Мне ещё нужно встретить важных гостей. Мужчина не делал акцентов, но всё его поведение выражало одно — отторжение. Он намеренно выпячивал дружелюбие к Хёнвону, чтобы показать, как здесь не рады Азурам. Голос Правителя преисподней был ровный и стальной, но каждый здесь услышал, как «важных» означало «кого-то, кто не вы». Слуг Азуров сопроводили в другое помещение, когда их втроём повели в главный зал. За закрытыми дверями слышно, как глашатай объявляет об их прибытии. Вонхо сжал кулаки и проглотил комок очевидного раздражения. Хёнвон размашисто хлопнул его ладонью по спине так, что Вонхо покачнулся. — Дышать не забывай, — успевает сказать Хёнвон перед тем, как дверь открылась. К глашатаю подбежал слуга, после чего тот объявил: — … их сопровождает Его Светлое Высочество принц Каэлтис! — Как раз хотел спросить, — шепчет Вонхо, едва шевеля губами, — какой ещё Каэлтис? У вас там прозвища есть? — Невежда, — так же шепчет Хёнвон, не разжимая зубов, — в преисподней нас объявляют Эльфийскими именами, чтобы выказать уважение. Обычно их не используют на приёмах, так только здесь. — Понятно, почему я этого не слышал, господин Каэлтис. — Прекращай, — шипит Хёнвон, пихая его в бок локтем. Королева, заметив знакомые лица, более естественно улыбнулась и прошла к Королю Зверей и его правой руке — Предводителю Волков. К ним быстро присоединилась Владычица Пяти Морей — Королева Сирен. Они никогда не выказывали Азурам вражды, Хёнвон часто замечал, как эти трое вставали на сторону Королевы Окбин на собраниях и поддерживали её решения. В этот раз его с Вонхо не допустят к собранию, как происходит обычно, это закрытое обсуждение только правителей, тема не разглашалась. Видимо, что-то серьёзное, раз это вынудило даже отложить старые обиды между преисподней и Азурами. Хёнвон не отходит от Вонхо, чтобы избегать ненужных светских разговоров с другими дворянами разных рас. Пока он рядом с Вонхо никто не подходит, все только косятся. В основном здесь союзники преисподней — представители Небес, Лесных духов, Подводные жители, Птицы Воздушных Островов и демоны с разных кланов. Своим присутствием Хёнвон защищает и Вонхо тоже, ведь никто не хочет иметь ссоры со Светлыми Эльфами — главным магическим источником других королевств. Вонхо не показывает напряжения, держится с каменным спокойствием, осушая почти весь кубок с вином сразу. Хёнвон подталкивает его плечо своим и забирает кубок. — Не налакайся, я тебя на себе не потащу, — тихо говорит он, и не получив в ответ препирательств, шумно вздыхает, — ну, чего ты скукожился-то, всё идёт нормально. — Тебе не понять, — нервно выпаливает Вонхо, и брови Хёнвона поднимаются. — Это мне-то не понять? — оскорблённо восклицает он, тут же понижая голос, — извини, а какую часть моего откровения про то, что меня шпыняют всю жизнь из-за цвета волос ты не понял? — Цвет волос и кровавая резня из прошлого — это разное, — серьёзно выговаривает Вонхо, облизав пересохшие губы. — Ты родился с не тем цветом волос, а нас ненавидят здесь за то, что мы порочим демоническое существование. Нам припомнят каждую войну и каждый сгоревший в наших землях дивизион, половина народа здесь потеряли на наших землях родню и считают нас убийцами. — То есть вы виноваты? Глаза Вонхо опасно сверкнули, когда он поворачивается к Хёнвону. — Мы виноваты? — сквозь зубы цедит он, почти прожигая дыру у Хёнвона во лбу. — Это ты так звучишь, — защищается Хёнвон, — иначе волновало бы тебя, что они думают? Королеве, уверен, тоже там не весело, однако она не выглядела так, будто вот-вот взорвётся. Остынь. Они на вас нападали, вы защищались, а теперь вы пришли сюда, хотя каждый тут желает вашей погибели. Королева ведёт себя мудро, пытаясь наладить мир и отпустить прошлые ошибки, хотя вашего народа полегло в тех войнах не меньше. Хоть раз возьми пример со своей матушки и успокойся. Ты здесь не загнанная мышь, не позволяй им так думать. Перестань жаться, как щенок, выпей вина и развлеки меня, раз притащил, мне страшно скучно. И не дай Лиллиане утащить меня, я не танцую на балах. Хёнвону кажется, что он физически чувствует, как жар от тела Вонхо утихает. Его зрачки становится шире, крепко сжатая челюсть расслабляется, а плечи с каждый выдохом опускаются. Он не сводит с Хёнвона глаз, Хёнвон смотрит на него в ответ, твёрдо намереваясь выиграть в этой борьбе. Вонхо прищуривается, в его жёлтых глазах проскакивает искра, когда ухмылка трогает его губы. Вонхо первым сдаётся и берёт со стола рядом ещё один кубок, делая размеренный глоток. — Ещё от тебя я нравоучений не слушал, — хмыкает он, прикрывая рот кубком. Хёнвон не может сдержать смешка. — Как будто ты хоть кого-то слушаешь. Они оба стараются не смотреть по сторонам, только друг на друга. Постепенно ощущение окружающей ненависти перестаёт душить, взгляды размываются на фоне, пока Хёнвон заговаривает Вонхо: как выезжают слейпниров? Когда следующие скачки? Откуда появляются слейпниры? Хёнвон рассказывает про оленей Хехау, божась, что заставит Вонхо прокатится на одном над островом Светлых Эльфов, когда глашатай объявляет, что собрание начнется через несколько минут. Правители начали стекаться к дальней двери и скрылись в зале совещаний. Как только дверь за ними закрылась, в воздухе запахло беззаконием. Словно в академии разбойных юнцов оставили одних в учебном зале. Во взглядах Хёнвон видит — сейчас начнётся. Никто из придворных и караульных не вмешается в дела дворян И вот группа юных девушек уже уверенно идёт к ним. Их взгляд прикован к Вонхо, но, подойдя, они заговорили с Хёнвоном. — Ваше Светлое Высочество, какая честь видеть вас здесь, — здоровается демоница южного клана, уложив руку на талию, подчёркнутую шелковым свободным платьем. — Со дня испытания вас и не застать, а вас, оказывается, держат в плену варвары. Хёнвона не берёт этот выпад, чего не скажешь о Вонхо. Другим не видно, но Хёнвон видит, как мелко дрогнули его брови и вновь сжалась челюсть. Хёнвон не оказывает должной любезности, не смеётся над шуткой со всеми и сохраняет хладнокровие, с которым обычно ведёт переговоры отец. — Простите, я, кажется, не сумел распознать шутку, может, вы объясните? — Как же, — театрально удивляется демоница, — я помню, у вас есть чуйка на шутки. А тут варвар разоделся по заявленным критериям, и вы его не признали? — Получается, — Хёнвон правдоподобно задумывается с непонимание, — вы из варварского рода? Глаза девушек расширяются, лесная жительница оскорблённо восклицает: — Возмутительно! Вы намереваетесь оскорбить дочь южной госпожи? — Отнюдь, — жмёт плечами Хёнвон, — миледи упомянула, что варвары не одеваются под критерии, а она одета не в пышное платье, заявленное в приглашении. Быть может, в её культуре, варвар — это комплимент? Прошу простить, если не так понял, потому и попросил рассказать мне смысл вашей шутки. — Это… это… — демоница не нашла слов, задыхаясь от возмущения. Более она не выглядела такой гордой в своих шелках, когда щёки стыдливо покраснели. Она скрестила руки на груди, защищаясь, и продолжила. — Я была о вас лучшего мнения, Ваше Светлое Высочество. Как можно общаться так с леди? Должно быть, вы устали с дороги, раз позабыли манеры. Видимо, вас покусали в Териграте. Вонхо, молчавший до этого момента, сделал шаг вперёд и поравнялся с Хёнвоном, от чего девушки немного поступились назад. — Прошу, приезжайте в Териграт, леди Дарис, — учтиво предлагает Вонхо, — мы будем гостеприимны и покажем свои лучшие манеры. Раздвоенным языком Вонхо проводит по губам, сохраняя широкую улыбку. Девушки ахнули, прикрыв рты руками, зашептались и ещё шагнули назад. — Вот уж спасибо, — выплёвывает леди Дарис, утаскивая подружек под локти и бормоча под нос, — пока тут этот, и не поговорить. Девушки скрываются в толпе и Хёнвон утомлённо вздыхает: — Мог и не показывать им свои ящеречные прелести. — Зато как они пищали, — хихикает Вонхо, выпуская длинный до подбородка двойной язык. Хёнвон не выдерживает этого зрелища и прыскает со смеху, отворачиваясь от него. — Избавь меня от этого, молю, — просит он, на ощупь пытаясь ткнуть Вонхо в плечо. — Надеюсь, что Лиллиана… — Ваше Светлое Высочество! Хёнвон вздрагивает от звонкого знакомого голоса и возводит глаза к потолку. — Уже нашла тебя, — шепчет Вонхо и в его игривом голосе ни капли сочувствия. — Захлопнись, — цедит Хёнвон и расплывается в приветливой улыбке, поворачиваясь к девушке, — приветствую, Ваше Высочие. Примите мои поздравления с прошедшим праздником. Лиллиана подросла с последней встречи три года назад. Она перегнала в росте своего отца и почти может смотреть тому же Вонхо прямо в глаза. Теперь её чёрные пышные локоны подстрижены по плечо, вопреки демоническим консервативным обычаям хранить волосы. Вместо привычных рюш и круглых юбок на ней утончённое платье из фиалковых переливающихся тканей, оно пышное в меру, в разрезе посередине струятся чёрные шифоновые подкладки. Теперь Лиллиана с прямой осанкой носит корону принцессы Преисподней, самоцветы в фиолетовых медных ветвях больше не выглядят битыми — её корона, видимо, больше не падает с головы. — Отбросьте формальности, — восторженно произносит она, — Представляете, теперь я достигла возраста вступления в армию и могу выходить на рекрутский корт! Обязательно приходите на турнир в западной провинции в конце месяца, я приглашаю вас. Я буду участницей! — Полагаю, вы обновили свой образ для удобства? — без напускной вежливости спрашивает Хёнвон, указывая на волосы. Лиллиана хватается за свободные пряди и смущённо посмеивается. — По правде, за это отец меня сильно наказал… но это и правда намного удобнее, чем постоянно с ними возиться. Больше они не цепляются за тетиву. Вонхо удивлённо вскинул брови. — Ваше Высочие, вы стреляете из лука? Без промедлений она показывает свои мозолистые тонкие пальцы, хвастаясь: — Не просто лук, это Алибантровый тетивец, я смогла держать его в руках с десяти лет! Хёнвону это известно давно. Принцесса поражает всю Преисподнюю своим полным отсутствием интереса к светским балам и одержимостью к воинскому делу. Лук самое ненужное оружие в демоническом мире, все тут выбирают оружие ближнего боя. А Алибантровый тетивец — лук без тетивы. Её натягивает своей магией лучник. В Преисподней есть те, кто стреляет из такого оружия, даже взвод в армии есть, но оружие это очень редкое в здешних краях. — Не сочтите за грубость, но я поражён, — Вонхо по инерции потянулся к бедру, где на поясе обычно у него держится оружие. — Забыл, что здесь нельзя проносить оружие. У нас Алибантровый тетивец носит каждый воин. Но он другой. Есть только рукоять, а кибить и тетиву нужно выстроить магией. Может, в другую нашу встречу, я дам вам попробовать. — Я думала, бывает только наша версия Алибантрового тетивеца, почему же ранее никто не показывал мне ваш? А вы, простите.? Как в вам обращаться? Хёнвон и Вонхо переглядываются. Хёнвон ободряюще кивает, и Вонхо представляется. — Прошу простить, — Вонхо складывает руки треугольником и отдаёт принцессе вежливый поклон, — второй принц Азурских земель, Шин Хосок Вонхо. Каким именем здесь принято меня назвать? Хёнвон смотрит на него круглыми глазами. Сколько они общаются, никогда Хёнвон не слышал ни про какого «Хосока». Он задаёт Вонхо немой вопрос: «Хосок?». На что Вонхо кривит лицо: «ты никогда не спрашивал». — Ой, — Лиллиана неловко закрывает рот руками, оглядываясь. — Простите, а я припоздала и не знала, с кем имею честь разговаривать, а папа запре… то есть, наверное, я должна… Принцесса взволнованно заозиралась, не на шутку растерявшись. — Лиллиана, — Хёнвон впервые позволил себе назвать её по имени, — мы знаем. Между королевствами не простая ситуация. Не нужно оправданий. Лиллиана потускнела, прикусывая губу, и ещё раз оглянулась на запертую дверь зала совещаний. Она раздражённое «цыкнула» и топнула каблуком. — А знаете что? А пусть. Хочу разговаривать про Алибантровые тетивецы, и буду разговаривать с кем хочу. Не мою же семью вы выреза… — Тш-ш-ш, — шипит Хёнвон, одновременно с ним включился и Вонхо. — Ваше Высочие! Мы поняли. Я всегда рад поговорить о воинском деле. Тем более ваш генерал не понаслышке показывала мне в состязаниях, как сильны воины Преисподней. Однако я не знал, что у где-то до сих пор стреляют из Алибантровых тетивецов на уровне турнира. Расскажите. Впервые Хёнвон был не тем, кого Лиллиана сносила волной своего юношеского энтузиазма. Однажды он поговорил с маленькой принцессой о магии и стал её предметом обожания, с тех пор Лиллиана ищет встречи и зовёт на каждый праздник. Хёнвон про тетивцы ничего не знает, а пока разговор уходил к видам концентрации магии, у него был шанс осушить пару кубков крепкого подземного вина и расслабиться. После третьего кубка ему стало всё равно на взгляды и шепот. Он смотрел на Вонхо, успокоившегося, увлечённого демонстрацией осанки и сгиба локтя при стрельбе. В его образе почти детская радость, такая же, какая плещется в глазах Лиллианы. Такое случается, когда находится хороший собеседник, а чуйка подсказывает — этот человек останется в моей жизни. Хёнвону отрадно смотреть как ненависть с поколениями ослабла настолько, что принцесса Преисподней не чурается вражеской расы. Сильнее ему радостно от того, что Вонхо начал дышать. Пора признаться, Хёнвону на врага детства не всё равно. Его беды становятся общей бедой, его обидчики становятся обидчиками Хёнвона. Ещё с испытания чистоты магии Хёнвон заметил за собой, что больше не тащится силком на приёмы, а охотно идёт, зная, что списался с Вонхо и они будут там вдвоём придумывать себе развлечения. Или улизнут в очередной раз и будут говорить всю ночь, пока не закончится приём. Хёнвон заражается улыбкой, когда улыбается Вонхо. Откуда это началось? С последней вылазки на кристальное озеро, в которое они свалились и получили от старейшин? С той драки на испытании? С безоговорочной веры в чистоту магии Хёнвона? Или с того дня, когда их ребятнёй таскали друг к другу в покои и закрывали там? Постепенно воспоминания о Вонхо перестали быть раздражающими и стали любимыми. Мысли о нём радовали, его глупости смешили и утомляли одновременно, и Хёнвон всё равно соглашался на этот бред. В один день Вонхо предложит прыгнуть в жерло вулкана за каким-нибудь артефактом и Хёнвон, как последний безумец, возьмёт его за руку и сиганёт вместе с ним. Когда он держит Вонхо за руку, переживаний становится меньше. Когда они стоят и боятся вместе, страхи сменяются уверенностью. Сердце в груди так банально ускоряется, как из романов его старшей сестры, на которые Хёнвон косился со скепсисом. Веры в романтику в нём мало, у Хёнвона слишком много других забот, а тут появляется этот ящер и заползает куда-то под рёбра, греет изнутри так же, как согревает горячими ладонями. Сначала Хёнвона потряхивало от осознания, и он стал избегать всех своих мыслей. Особенно тех, что проникают в голову, когда Вонхо смотрит на него в ответ и его взгляд меняется. Или когда протягивает руку и помогает шагнуть вперёд. Хёнвон борется с этим, когда Вонхо смеётся с ним иначе, даже не так, как сейчас с Лиллианой, а спокойно, легко. В эти моменты огонь, бушующий в Териграте, начинает бушевать у Хёнвона в груди. Хёнвон избегает этого, когда Вонхо подкалывает его, а в глазах ни капли ехидства, одно озорство и желание привлечь к себе внимание, захватить взгляд и мысли Хёнвона. Хёнвон прячется от этого в своих покоях и в лесу, где учится магии, а потом приходит очередное письмо на графокамень и все дела становятся не важными. Иногда Хёнвон сдаётся и признаёт — хочется встретиться. Хочется видеться, разговаривать долго и ни о чём, только бы говорить, чтобы буря внутри успокоилась и остыла, а она с каждый разом разгорается всё сильнее. Жадность растёт, желания смелеют, и протянутую руку хочется не только взять на секунду, но и держать, когда опасности нет, просто ради тепла и ощущений. В описание чужих действий лезут слова, не укладывающиеся в голове. Вонхо не может быть к нему чутким, его прикосновения не могут быть нежными, его слова не могут быть ласковыми, его присутствие не может быть успокаивающим, его внимание не может быть желанным, его действия не могут быть особенными и забота не может быть только для Хёнвона. И каждый раз, когда Хёнвон повторяет это, внутри него всё кричит: это другое. Это другое. Взгляд с нежностью не такой, каким смотрит мама, когда гордится, а горящий. К Хёнвону прикасаются невзначай, и он позволяет чужим пальцам скользнуть по шее и задержаться на затылке. Хёнвон не боится сказать что-то не так, потому что они оба уже говорили друг-другу множество глупостей. Были слова ненависти, драчливые обзывательства, ехидные подколки и игривые шутки, большинство было сказано, а самое важное всегда оставалось между строк. За себя Хёнвон может сказать: ему говорили, что в него верят, но никто не могу сказать этого так, чтобы поверил он сам. Хёнвон хотел заслужить уважение и своё имя, а Вонхо сказал, что это его люди должны заслужить. Хёнвон хотел догнать общество, от которого отстаёт, встроиться в мир, который его не принимал, а оказалось, что всё всегда было на своих местах. Чтобы задуматься над этим, потребовалось лишь спуститься в Преисподнюю и провести в ней вечер с врагом детства. Хёнвон снова в Преисподней и под выпитым вином его осеняет: вот оно. То, о чем рассказывают люди, о чем пишут поэмы и слагают легенды. Хёнвон слышит, как сердце колотится у него в ушах, лицо горит от шеи и до кончиков ушей, разум вопит о том, что это всё ерунда, это ничего не значит. Вопреки каждому «не» ложится одно единственное «да»: Вонхо, который держит его магический центр как самое драгоценное сокровище, а после обретает уверенность и загорается, его руки становятся горячими и Хёнвон ощущает прикосновения к магическому центру у себя внутри. Ему тепло. Одновременно страшно и ново, до дрожи ужасает пустить кого-то к себе слишком близко, позволить прикасаться к самым уязвимым местам и даже дать себя защитить, нужно оно или нет. Страшно почувствовать себя таким важным и однажды потерять это чувство, страшно показать себя и разочаровать, отпугнуть. Страшно оказаться «не тем», страшно прогадать и быть единственным, кто что-то почувствовал и придумал большую фантазию в своей голове. От одной мысли, что можно наслаждаться, купаться в заботе и внимании, Хёнвону становится жарко. Он закрывает глаза ладонью, присаживаясь на ближайший стул, и даже с закрытыми глазами он всё ещё видит его перед собой, слышит смех и почти слепнет от воспоминаний. — Эй, ты умудрился напиться, пока я поговорил с одним человеком? Хёнвон усмехается — чтобы споить Светлого Эльфа нужно что-то покрепче пары кубков вина, но, стоит признать, он чувствует себя увереннее. Он поднимает взгляд на Вонхо и читает в его хмурых бровях неподдельное недоумение и переживания. Это заставляет Хёнвона хихикнуть — снова это чувство, что он особенный и важный, это волнение для него, и ладонь, касающаяся лба уже без зазрения совести ласковая и никакая иная. — Вроде ты не спился, но выглядишь пьяненьким, — с сомнением говорит Вонхо, оглядываясь, — пошли-ка на балкончик, мне тебя ещё назад везти. — На воздух бы, согласен, — Хёнвон поднимается сам, удивляя Вонхо своей резвостью и координацией. — Куда ушла Лиллиана? — К другим гостям, — Вонхо указывает в другой конец зала, — ты, кстати, знал, что тут есть ещё парочка твоих светленьких дворян? Где-то бродят в толпе. Хёнвон фыркает. — Надеюсь, мы с ними не пересечёмся. — О, ты сказал это слишком поздно, — Вонхо раздражённо вздыхает, — нас уже заметили. Нет нужды поворачиваться, чтобы узнать, кто испортит Хёнвону настроение. Хёнвон знает этот голос ещё с академии, он преследовал его по коридорам до самого выпуска, один из многих, но более громкий. — Гладите-ка, грязнокровки спелись. Хёнвон останавливается. Внутри него давно залёживались обиды, когда он молчал и проходил мимо в коридорах академии. Слова, что почти плевки в спину, а иной раз и в лицо. Даригон — Сын лорда Торуса — из уважаемой при дворе семьи, Хёнвон долго молчал, не желая портить отношения ни с кем. Но тогда Хёнвон был забитым юношей, который пытался принять себя и не имел сил на то, чтобы справиться с непринятием другими. Злость, которую Хёнвон подавлял, больше не ложится на дно, не тлеет в душе, а разгорается на замолчанных чувствах. Он больше не тот, кем был. Ему больше не нужно молчать. — Чего встал? Забыл, где выход? — несколько смешков прокатывают по компании Даригона, и Хёнвон смотрит на него предупреждающе. — Что? Думаешь напугать меня своей ручной ящерицей? Давай, тут достаточно глаз, чтобы все поняли, что он и его народ из себя представляют. Плечи Вонхо приподнимаются в напряжении, зрачки превращаются в тонкую вертикальную полоску, всё его тело сковывает — Вонхо не может здесь и рта открыть лишний раз, чтобы не начать новую войну. Хёнвон снова чувствует жар, исходящий от него, когда характер начинает проявляться и его становится трудно контролировать. Хёнвон позволяет ещё нескольким смешкам слететь с чужого языка и взрывается, словно вулкан на землях Териграта. Хёнвон делает два коротких шага и говорит тихо, так, чтобы только Даригон и его сопровождающие слышали: — В тот раз я ничего сказал, но здесь я могу скрутить тебя в бараний рог, и никто ничего мне не скажет. Хочешь проверить, насколько мне всё сойдёт с рук, когда я опозорю тебя публично? Открой рот ещё раз, и я заставлю тебя подавиться собственными ботинками. — Да что такой как ты может мне сделать? — огрызается Даригон, глядя на Хёнвона снизу вверх. — Ты лишь пародия на Светлого Эльфа, как твой дружок пародия на человека. Хёнвон снимает с руки одну перчатку и угрожающе держит её за один палец над землёй, наклонившись к Даригону так, чтобы ярость в дыхании опалила его лицо. — Будешь ли ты так многословен в официальной дуэли? Магия Хёнвона светлее, чем у многих, он чувствует, как её холод вспыхивает в его голубых глазах, контрастный с жаром гнева в груди. Он знает, что никто из его сокурсников не сравнится с ним, никто не сможет даже заставить его пошатнуться. У Хёнвона в руках все знания Светлого Острова, а у Даригона лишь огрызки фамильной библиотеки. Впервые за долгое время, глядя Даригону в глаза, Хёнвон осознаёт — Даригон лучше всех это понимает. Он боится Хёнвона, этот страх пробегает в его глазах, как только магия Хёнвона вспыхивает. Даригон отступает назад, выплёвывая: — Больно надо марать о вас руки. Хёнвон и сам ощущает себя драконом, когда выдыхает остатки воздуха, а по ощущения дышит пламенем. Он упирает руки в бока, разворачиваясь к Вонхо. — Вот межеумок, как же давно руки чесались дать ему в морду, ты не представляешь. — Спасибо. Плечи Вонхо всё ещё трясутся от напряжения, с выдохом расслабляются только его сжатые кулаки. В шумном дыхании Хёнвон слышит его злость и бессилие, с которыми нужно терпеть. Вонхо, в отличие от Хёнвона, всегда давал сдачи и никогда не позволял принижать себя. Здесь, во дворце Преисподней, гордость Вонхо и его народа топчут, вытирают ноги, а ему нужно терпеть, чтобы мир продолжался и однажды расцвел. Хёнвон поддаётся секундной слабости и вместо привычного похлопывания по плечу касается его руки, на пару секунд сжав чужие пальцы в своих. Когда Вонхо поднимает на него глаза, Хёнвон смотрит на него полный этой слабости, кивает, и после этого отпускает. — Не люблю, когда отбирают мой хлеб, — буднично говорит Хёнвон. — Потешаться над тобой — моя работа. Вонхо прыскает и пихает его локтем, пристраиваясь рядом. — Раскатал губу, — хохочет он, и вдруг снова пихает. — Чего? — не понимает Хёнвон. Вонхо кивает в зал, где люди начали танцевать парами, когда музыканты сменили традиционные мелодии на классические, более медленные и чувственные. Хёнвон несколько секунд посмотрел на людей в зале и замотал головой. — Не знаю, о чем ты думаешь, но нет. Вонхо молча протягивает руку и поднимает брови, не отрывая от Хёнвона взгляда. — Серьёзно? — Хёнвон в неверии таращится на его руку. — Ты вроде с коня по пути не падал. — Не выёживайся, давай руку и пошли. — Я не танцую же. — Со мной потанцуешь. Хёнвон закатывает глаза, смотрит на него ещё раз и даёт руку, вердётся на эту наживку. Спрятаться в танцевальном зале оказалось проще всего, когда не пытаешься забиться в угол. Разница в росте позволяла Хёнвону положить одну руку Вонхо на талию, а его руку разместить на своей. Хёнвон действительно не танцует на балах, поэтому позволяет вести себя, чтобы не оттоптать никому ноги и не разрушить цикличное движение. Танцевать странно, непривычно и Хёнвону кажется, что все смотрят. Однако он даже не может проверить, потому что смотрит только перед собой, не понимая, как раньше это лицо могло казаться ему нелепым. Хёнвон усмехается от воспоминания о своей детской мысли: «да кому вообще понравится человек с лицом ящерицы». Как минимум, нашёлся один Светлый Эльф, который обожает эти жёлтые глаза и забавляется с их вида. Вонхо замечает смешок и щурится, констатируя: — Ты пялишься на меня и смеёшься. — Это ты пялишься, — подхватывает Хёнвон, видя, как бегают глаза Вонхо, — нашёл что-то интересное? Хёнвон не выдерживает этих гляделок и роняет голову Вонхо на плечо, тихо посмеиваясь. Часть его не может удержаться и хочет хохотать в голос, ведь он сам не верит, что танцует на приёме в Подземном мире с азурским принцем. А часть хочет кричать, ведь больше он не прячется по углам от мысли, что азурский принц нравится ему иначе, чем он привык. Сюр. — Может и нашёл, — задумчиво произносит Вонхо, — но никому не говори. Меня мама засмеёт, если узнает, что я такое сказал. — Предположим, — Хёнвон поднимает голову и смотрит на него, думая, что готов услышать любую шутку. Но Вонхо говорит без шуток, Хёнвон впервые видит такую мягкую улыбку на его лице. — Ты же знаешь, что от смога в Териграте голубое небо можно увидеть очень редко? Я думал, что твои глаза напоминают мне небо. Недавно смог рассеялся, и я понял, что теперь всё, наоборот. Это небо напоминает мне о тебе. Каждый раз, когда я звал тебя к нам, чтобы увидеть небо, я просто хотел увидеть тебя. Хёнвону стало всё равно на взгляды. На секунду ему показалось, что он собрался сделать, что-то необдуманное и импульсивное, но вовремя остановился и просто обнял Вонхо, смеясь ему в шею. — Не смейся над моими чувствами! — театрально оскорбляется Вонхо, но успевает подмигнуть, когда Хёнвон немного отстраняется. — А ты чего пялишься? — Обдумываю, в какой момент в моей жизни пошло что-то не так, раз я заинтересовался рептилиями.*
Вонхо уже собирается запрыгнуть на Махаона, когда Хёнвон покашливает позади и выразительно выгибает бровь. Первые секунды Вонхо не понимал, а после его осенило, и он хлопнул Махаона по плечу, чтобы тот опустился на передние колени. — Ваше Светлое Высочество, — утрированно произносит он, сцепляя руки, чтобы Хёнвон мог встать в замок из пальцев, и подсаживает. Хёнвону понравилось ездить на Ежевике. Ещё больше ему понравилось чувствовать себя таким спокойным и счастливым, что он не заметил, как задремал на плече Вонхо, проспав весь путь до дворца Азуров. Всё ещё было страшно, но он знал, что боится не один.