❃❃❃
Стоит Тэхёну закрыть за собой дверь, как кулак Чонгука со всей силы впечатывается в дверной косяк. Острая боль пронзает костяшки, но она меркнет на фоне той бури эмоций, которая бушует внутри: злость на самого себя за опрометчивость, ностальгия по давно ушедшим временам, сожаление о содеянном… — это лишь малая часть, сотая доля крутящихся в голове мыслей и давящих душу чувств. Все эти дни, наблюдая за Тэхёном, он не мог не отметить, как во многом он похож на Далрэ. На ту Юн Далрэ, в которую он влюбился ещё в школе и образ которой идеалом отпечатался на сердце. Этот парень такой же добрый, открытый к миру, сочувствующий и переживающий, ответственный, с обострённым чувством справедливости, стойкий, с крепким внутренним стержнем, который он неосознанно, но демонстрирует каждым своим шагом, каждым поступком. Вчерашний день стал трудным эмоциональным испытанием не только для Тэхёна, но и для самого Чонгука: помогать ему собираться, как когда-то он помогал Далрэ, видеть его в ритуальном наряде на площади среди других ведьм ковена, с невероятной решительностью в светящихся зелёных глазах и прекрасным деревом рядом — это было так странно: тоскливо и волнительно одновременно. Тэхён достойно справился с совершенно незнакомой ролью, а вот сам Чонгук не смог. Его магнитом тянуло к зелёной ведьме весь вечер, и как бы старательно он не пытался избегать его, выдерживая дистанцию и нарезая круги по площади, неожиданно накрывшее магическое опьянение, затуманившее рассудок, и хрупкая фигура в саду, освещаемая тусклым светом парящего рядом огонька… Всё произошло быстро: несколько шагов, чужие, широко распахнутые в изумлении глаза и… губы. Мягкие, манящие, сладкие, но незнакомые. Тэхён — не Далрэ. И никогда ей не был. Осознание пришло сразу же, стоило их губам соприкоснуться, но остановиться почему-то всё равно не получилось. Как же всё пиздецки сложно. К кулаку на дверном косяке присоединяется ещё и горячий от творящегося в черепной коробке лоб. Он долго игнорировал новости о том, что Далрэ вернулась, с головой уйдя в работу, но, видимо, госпожу Пак на ужине не удовлетворили планы Чонгука дождаться, когда Хосок приведёт в дом зелёную ведьму в качестве своей пары и передать управление лавкой ему, поэтому она осуществила такую осторожную попытку заставить их двоих встретиться и поговорить спустя три года. Раз в прошлый раз дело почти до свадьбы дошло, вдруг опять сойдутся… А можно окружающие перестанут пытаться за него устроить его личную жизнь? Каждый раз при этом делая всё только хуже. Хотя ладно, эта короткая встреча с Далрэ на пороге всё же принесла свои плоды. За эти три года она, как оказалось, почти не изменилась внешне, но холодность и отвращение в глубине глаз, в которых раньше теплом светили звёзды… А светили ли они хоть когда-нибудь ему? Все эти дни он рефлексировал и смог в итоге осознать и принять тот факт, что от первой любви с её розовыми очками и привязанности на основе комфорта в быту и удобства ухода за Садом не осталось и следа. Теперь они незнакомцы, идущие разными дорогами. Возвращаясь к Тэхёну, который, сам того не зная, стал ещё одной попыткой третьего лица вмешаться в личную жизнь Чонгука… Честное слово, блять, когда Сокджин в следующий раз приедет к ним в гости, Чон выставит его за порог и оставит ночевать на улице. Ну ибо какого хуя, хён? Чонгук ничего не испытывает к этому до жути упрямому и безрассудному парню. Но… почему тогда целовать его было… приятно? Неужели он всё-таки успел разглядеть в нём что-то большее? Если да, то когда это случилось? На утро после бессонной ночи из-за украшения веток? На ужине с госпожой Пак, где честно и откровенно выдал всё, что терзало его в тот вечер? Когда измазанный в побелке разговаривал с дубом? Когда бегал по саду, обжигая энергетическими потоками руки? Или, может, когда с открытым ртом и восхищением в глазах впервые переступил порог лавки? Вопросов много, но ответ на всё это один, и он донельзя очевиден — родовая магия Сада ни за что не пропустила бы через калитку зелёную ведьму, если бы она или он не имел потенциала стать хорошей парой для его хозяина. А значит в Тэхёне с самого начала было что-то, что способно понравиться Чонгуку, а всё остальное лишь дело времени.❃❃❃
— Доброе утро! — стаскивая с шеи верёвочку пёстрого фартука, Хосок встречает Тэхёна на кухне улыбкой, по сравнению с которой даже солнце, как на ладони видимое через панорамные окна помещения, выглядит не таким ярким. — Я слышал разговоры в коридоре, хёну стало лучше после моего похмельного супчика? Глупо будет врать, что он не встречал старшего Чона сегодня, но и рассказывать подростку о случившемся тоже не хочется, поэтому Тэхён, усаживаясь перед тарелкой с двумя большими бейглами и кружкой с кофе, немного перетасовывает факты в свою пользу: — Я случайно столкнулся с ним в коридоре, но не могу сказать, что он выглядел хотя бы отдалённо таким же бодрым и свежим, как ты. — Наверное, прошло ещё слишком мало времени, — Хосок хмурит брови, приземляясь на стул напротив Тэхёна, с небывалым аппетитом приступившего к завтраку, а его глаза начинают бегать из стороны в сторону. — Хотя, может, похмельный супчик не будет работать на последствия магического опьянения? Обычно Чонгуки-хён всегда рано возвращался с праздника, а где-то ещё получить большую дозу магического воздействия нет возможности, поэтому я впервые с таким сталкиваюсь… Начинка из творожного сыра под черничным джемом тает во рту, перекрывая своей нежной сладостью горькое послевкусие, оставшееся у Тэхёна после разговора с Чонгуком. — По…верь, — с перерывом на прожевать и проглотить начинает Тэхён, запивая сладость несладким карамельным кофе — м-м-м, кажется, он готов расплакаться от того, насколько же идеально это сочетание для его вкусовых рецепторов. — Даже если похмельный супчик не работает на магическое опьянение, тот факт, что это приготовленный тобой похмельный супчик, уже способен поставить на ноги кого угодно. Хосок сначала недоверчиво прищуривается, но затем складка на его лбу разглаживается, а на губы возвращается улыбка. Очевидно, тонкая похвала пришлась ему по душе. — Хорошо-о-о, твоя взяла, — тянет он, укладывая подбородок на сомкнутые руки. — Кстати, Тэхён, ты сильно занят сегодня? Не мог бы ты, пожалуйста, помочь мне с одним бытовым заклинанием? Я бы попросил Чонгуки-хёна, но он, видимо, собирается весь день проваляться в постели… — в последней фразе проскальзывают нотки порицания. — Я весь твой, только доем и сбегаю в сад кое-что проверить, — без секунды раздумий отзывается Тэхён, заканчивая с первым бейглом и приступая ко второму, начинка которого оказывается более питательной — сыр и, чёрт возьми, обычная зелень. Отказать Хосоку после столь вкусного завтрака просто невозможно, да Тэхён и не собирался. — А что за заклинание? — Очищающее, — грустный вздох. — Оно у меня хорошо работает на посуде, но вот с продуктами ни в какую не хочет. Хотел сегодня с утра огурец и морковь почистить для кимбапа, а вместо этого получил овощную нарезку… Тэхён пытается подавить мягкий смешок в кружке с кофе, но от воспоминаний о том, сколько всего успел они успели «понарезать» с Чимином на кухне его бабули, прежде чем поняли, что делают неправильно, случайно пускает несколько воздушных пузырей в тёмную жидкость. — Я знаю, в чём может быть проблема, — говорит он, запихивая в рот остатки завтрака и щёлкая пальцами с небольшим смущением из-за не совсем культурного поведения за столом, пусть и Хосок, кажется, не обратил на это внимание. — Подожди меня в гостиной, я быстро. Тэхён быстрыми шагами движется по коридору, рывком открывает дверь на задний двор, разгоняя дымку воспоминаний о ночи, и глубоко вдыхает успевшую полюбиться атмосферу магического сада. Атмосферу, которая сейчас встречает его не переливами энергии, смешанными с духовной стойкостью и робкой надеждой, что он чувствовал буквально недавно, а меланхолией, прохладной неопределённостью и тревожным волнением, забивающимся в лёгкие с каждым вдохом. По спине бегут холодные мурашки. Что происходит? Неужели... странная болезнь, поразившая плющ и примулу, начала распространяться и на остальной сад? От этой проскочившей в голове мысли сердце падает в желудок. Тэхён на негнущихся ногах панически осматривает растения, бегло пробегаясь по большинству из них, и облегчённо выдыхает, когда худшие подозрения не оправдываются — они находятся в том же состоянии, в котором он оставил их в последний раз — не слишком хорошо и не слишком плохо. Но только не плющ с примулой. Они... засохли. Полностью, окончательно и безвозвратно. Тэхён дрожащей рукой развеивает наложенные плетения заклинаний, призванных помочь, поддержать, задержать, но оказавшихся совершенно бесполезными. По забору тянется вязь тончайших сухих веточек, а из земли возле него торчат остатки, палочки, дотронься до которых — и они с тихим хрустом сломаются, рассыплются и опадут на землю коричневой пылью, самым настоящим прахом, прямо как сердце Тэхёна, обливающееся горечью при виде того, что осталось от прежде пышущего зеленью плюща и цветущей белым снегом примулы. Практика зелёной магии с самого начала подразумевает, что большую часть времени ты будешь тратить на уход за болеющими или страдающими растениями, поэтому среди ведьм бытует мнение, что излишняя эмоциональность в их профессии не приветствуется. Но все всё равно привязываются, переживают и страдают. Без этого никак. Тэхёну за свою недолгую практику пришлось пережить смерть не меньше дюжины различных растений, и каждое из них забрало с собой частичку его души. А сегодня он лишился сразу двух. Вместе с тем, как слёзы скатываются с щёк, летят вниз хрустальными каплями и уходят в землю горькой солью, Тэхён чувствует нежные касания к открытой коже рук, упирающихся в землю. Одна из декоративных лиан — соседка плюща, спустилась с забора и теперь, словно котёнок, ластится к его запястью, ласково обвиваясь вокруг него своим грубоватым деревянистым стеблем. Тэхён сразу узнаёт её. Эта проказница сделала незабываемым день его приезда в лавку Чонов. — Утешить меня хочешь? — совсем тихо спрашивает зелёная ведьма, позволяя лиане ползти вверх под закатанные рукава рубашки. Она не молчит, но и не отвечает привычным ему языком — лишь секундно сжимается вокруг руки, будто соглашаясь с озвученными словами, и чуть активнее продолжает свой путь. — Спасибо... — в груди теплеет, несмотря на утонувшую в печали душу. Кончик лианы, всё ещё травянистый, мягкий и не успевший огрубеть, добирается до лица Тэхёна и аккуратно ловит на нём парочку солёных капель. — Не... гру... сти..., — осторожный шёпот раздаётся у самого уха. Тэхён замирает, а слёзы застывают в его глазах, когда он понимает, что это был голос лианы. Она так сильно хочет его ободрить, что даже решила выйти на контакт? Заполняющие грудь чувства находятся на хрупкой границе между расплакаться ещё больше, потому что, о великая мать-природа, одно такое сопереживающее и отзывчивое растение — на вес золота, а Чонам повезло иметь целый сад, и взять себя в руки, потому что это он, веткой яблони ему по голове, тут зелёная ведьма и должен утешать сад, а не наоборот. Лиана, словно чувствуя внутренние метания ведьмы, подбадривающе оглаживает кончиком его щёку. — Всё... хорошо, — крепко зажмурившись, выдыхает Тэхён и вновь открывает глаза, которые теперь полны уверенности и решительности. — Я в порядке. Спасибо тебе, милая. Он встаёт с земли и, осторожно погладив пальцами раскрутившуюся и сползшую с его руки лиану, принимается рассуждать о том, что ему делать и как быть. Первой идеей в голову приходит попытка расспросить Хосока или Чонгука, но Тэхён сразу её отметает. Хосок, будучи кухонной ведьмой, вряд ли знаком с такими тонкостями из сферы зелёной магии, несмотря на то, что вырос рядом с садом. А Чонгук… Чонгук мог бы что-то знать, но раз он сам ничего не сказал Тэхёну за эти дни, хотя в саду бывал ежедневно, собирая необходимые для зелий травы и созревшие под воздействием магии фрукты для продажи в лавке, и точно видел состояние плюща и примулы, значит, обращаться к нему смысла нет. Ещё можно было бы, конечно, связаться с бабулей с помощью кольца, но Тэхён искренне не хочет беспокоить её своими проблемами. Методом перебора и исключения остаётся одна только кандидатура профессора Кима, до чего он уже успел додуматься немногим раньше, после чего Чонгук его… отвлёк. И если ночью Тэхён хотел писать о плюще и примуле, то теперь это уже бесполезно. Растения погибли. А Сад погрузился в странную меланхолию. Может, будучи единым живым организмом, он таким образом показывает свою скорбь по отношению к двум своим засохшим собратьям? Тэхён, признаться честно, впервые с таким сталкивается — что в оранжерее Академии, что в палисаднике его бабушки растения никогда не вели себя столь эмоционально сплочённо. Но, может, у профессора Кима в практике был опыт взаимодействия с чем-то подобным? Стоит ли написать ему прямо сейчас? Ведь если это всё же скорбь, то, как это обычно бывает у людей, время — лечит, и через пару дней всё вернётся на круги своя, а он зря побеспокоит профессора. Наверное, будет лучше подождать хотя бы пару дней и понаблюдать, в случае чего оказывая магическую помощь и поддержку. Конечно, в этом случае он тоже серьёзно рискует, потому что может в один день проснуться и увидеть то, что случилось с двумя бедными растениями, но теперь уже в масштабах всего сада... В какой момент его предвыпускная практика стала комом проблем, решив из которого одну, ты неизменно получишь на этом же месте уже две? Ладно, чёрт возьми. На свой страх и риск он подождёт три дня и, если ничего не изменится, напишет письмо профессору. Тэхён ещё раз быстро проходится по всему саду, стараясь при этом внимательно рассмотреть каждое растение на предмет возможных внешних недомоганий. Пока вроде ничего особо заметного не видно. Но витающая в воздухе меланхоличная атмосфера всё равно никуда не делась, продолжая неосязаемо угнетать.❃❃❃
Гостиная у Чонов небольшая, но такая же уютная, как и кухня: всё отделано под дерево, рядом с высокими книжными стеллажами располагается бежевый диван, на котором в хаосе валяются подушки-кругляши, и два кресла с цветочной обивкой, на одном из которых сидит будущая кухонная ведьма и с усердием раз за разом перечитывает одну и ту же страницу учебника, крутя в руке продолговатый огурец. — Прости, я задержался, — Тэхён заходит в гостиную, предварительно слегка растрепав волнистые волосы и натянув на лицо некоторое подобие улыбки, чтобы придать себе непринуждённый вид и не вызвать лишних вопросов у Хосока. — Ничего страшного, — мимолётно качает головой младший Чон и переворачивает книгу обложкой к себе, чтобы усевшемуся на диван Тэхёну был виден текст. — Вот, смотри, — он показывает концом огурца на мелкий текст в начале страницы. — Здесь написано, что очищающее заклинание в упомянутой формулировке можно применять и к очистке продуктов, но я, очевидно, делаю что-то не так… Подросток выглядит слишком озабоченным неполучающимся заклинанием, чтобы заметить немного красноватые и припухшие от слёз глаза Тэхёна. И это хорошо. — Ты далеко не первый такой, уж поверь мне, — приподнято начинает Тэхён, переключая мысли с сада на помощь Хосоку. — Мы с моим лучшим другом тоже долго не могли понять, в чём ошибаемся, и успели превратить в нарезку не только овощи, но и горячо любимый моей бабушкой коллекционный набор кухонных полотенец… — он ловит вопросительные знаки в недоумевающем взгляде Хосока и по-доброму хмыкает. — Очищающее заклинание вообще едино, но применять ты его можешь в множестве разных ситуаций… После овощей мы решили помочь бабуле очистить полотенца от пятен и… в общем, вот. Тэхён неопределённо пожимает плечами, чем вызывает улыбку на лице подростка, отчётливо уловившего в чужой речи нотки смущения за стыдную историю, и продолжает объяснение: — Если коротко, смысл в том, чтобы, когда представляешь в голове, какой предмет хочешь видеть чистым, чётко ощущать границу, которую заклинание не должно пересекать. Очистка посуды — это самое простое, потому что у неё есть видимая поверхность, и ты, а вместе с тобой и создаваемое тобой заклинание неосознанно понимаете, где заканчивается тарелка и начинается грязь, — Тэхён наглядно показывает границу, деля на две части ладонь одной руки ребром другой. — С овощами гораздо сложнее. Ты представляешь очищенную морковь, но как заклинанию понять, где у морковки кожура, а где начинается то, что нужно оставить? Там ведь всё одного цвета и как таковых границ нет, — он разводит руками в стороны. — Вот и получается, что заклинание чистит морковку, пока морковка не закончится, на выходе выдавая нарезку. Ещё сложнее с пятнами на одежде — там, по сути, приходится влезать в структуру ткани и отчётливо разделять нити и грязь… Ну, это ладно, я увлёкся, — Тэхён обрывает себя. — Получается, дело в границе? — резюмирует Хосок, закрывая учебник и откладывая его на широкий подлокотник кресла. — Да. — А как ты научился показывать её заклинанию? — Мне помогло большое количество практики, — честно отвечает Тэхён. — Бытовые заклинания, они ведь как щенки, которые легко поддаются дрессировке. Чем больше тренируешься, тем лучше будет получаться. В конечном итоге ты сможешь очищать всё одним щелчком, без акцентирования внимания на границах и проговаривания слов, — он замечает, как Хосок на глазах начинает унывать, видимо, от безрадостных перспектив в лице долгих тренировок, поэтому спешит добавить: — Не грусти раньше времени. Мой лучший друг, тоже кухонная ведьма, кстати, придумал отличный способ, как избежать перевода продуктов! — Тэхён достаёт из рукава козырь в лице придуманного Чимином абсолютно гениального метода. — Ты ведь до этого когда-нибудь пользовался овощечисткой? Ей обычно достаточно одного прохождения по овощу от начала до конца, чтобы снять кожуру и оставить всё остальное. Представь, что заклинание и есть овощечистка, и дай ему команду пройтись по всему овощу один раз, не возвращаясь туда, где он уже был. Брови Хосока задумчиво сходятся у переносицы, но затем его лицо светлеет. — Звучит довольно просто! — радостно восклицает он. — Попробуй, — кивает ему Тэхён. Хосок прокашливается, кидает огурец на пол перед собой, затем зажмуривается и выпаливает слова очищающего заклинания. Прядки на его голове вспыхивают персиковым. С огурца исчезает кожура, но вместе с ней и часть мякоти, местами обнажая семечки. — Молодец! — звучит искренняя похвала и совет вдогонку: — Теперь постарайся давить на овощечистку не так сильно. Подросток пробует ещё раз. И ещё. А Тэхён отмечает любопытный факт: каждый раз на голове Хосока светятся разные прядки, делая его похожим на мигающую гирляндочку. — Кусок подгоревшей булки мне в рот, получилось! — радостно хлопает младший Чон в ладоши, подскакивая с кресла, и почти идеально очищает ещё несколько огурцов. — Спасибо большое! — он приземляется на диван рядом с Тэхёном и заключает его в медвежьи объятия. — Как зовут твоего друга? Если будет возможность, ему я бы тоже хотел сказать спасибо! — Его... зовут... Чимин… — с трудом выдавливает из себя зелёная ведьма, потому что счастливый Хосок чересчур крепко сжимает его грудную клетку. — Пак Чимин, — добавляет он, когда подросток ослабляет хватку и позволяет обнять себя в ответ. — Я собираюсь связаться с ним в ближайшее время, так что могу передать твою благодарность. — А мои благодарственные булочки передать сможешь? — Ох, — выдыхает Тэхён, случайно раздувая красную чёлку на оказавшемся слишком близко к нему лице с щенячьим взглядом. — Насколько я знаю, каналами магической почты между ковенами можно пользоваться только с разрешения главы. Не думаю, что беспокоить госпожу Пак из-за булочек будет уместно, извини… Хотя, наверное, в этом была бы определённая доля иронии — прийти к женщине, прогнавшей своего сына за то, что в нём проснулась «не такая» магия, и попросить воспользоваться почтой, чтобы передать ему благодарственные булочки за полезную придумку как раз в области «не такой» магии. Хосок заметно грустнеет от полученного ответа, поэтому Тэхён утешающе треплет его по волосам. Благодарственные булочки — это, конечно, хорошо, но он сделает всё, чтобы уберечь Чимина даже от косвенного бережения старых ран. Именно по этой причине Тэхён также не планирует рассказывать ему об ужине и своём участии в ритуале. Инцидент исчерпан и не стоит внимания. Так будет лучше для всех.❃❃❃
С этого утра в жизни Тэхёна наступает долгожданный период затишья, когда он может спокойно, без отвлекающих факторов проходить практику в магической лавке Чонов, полностью отдавая себя уходу за их садом. Оставшаяся часть дня после помощи Хосоку уходит на то, чтобы подготовить раствор и опрыскать те деревья и кустарники, почки которых ещё не распустились, предварительно оградив уже плодоносящие деревья защитными барьерами. Тэхён старается не зацикливаться на витающей в воздухе меланхоличности и тревожности, сосредотачиваясь на выполнении своей работы и позитивных размышлениях. В качестве одного из таких размышлений он опять забивает мысли восхищением главной особенностью магических садов и палисадников, тяжесть которой он в полной мере имеет возможность чувствовать сейчас — формированием магического источника, единой силой обеспечивающего независимость периодов цветения и покоя растений от времени года, благодаря чему даже в самые трескучие морозы с плодовых деревьев можно собирать урожай. Такое вот чудо, такая вот магия, накладывающая на зелёных ведьм большую ответственность, ведь каждое растение, по сути, требует к себе индивидуального подхода, а если их много, то ты просто круглый год работаешь как проклятый, не имея ни секунды на отдых. Тяжело? Да. Но Тэхёну нравится. Ухаживая за растениями, ты становишься свидетелем их роста и преображения, наблюдаешь, как твой труд, забота и любовь отражаются в нежности распустившихся цветов, в насыщенности зелени листвы, в сочности румянящихся на солнце плодов. Чувство сопричастности к жизни, гармония с природой и наблюдение её красоты в истинной форме — это то, ради чего живёт Тэхён. И с какими бы трудностями он не сталкивался на своём пути, всё это меркнет по сравнению с той душевной радостью и счастьем, которое до краёв заполняет душу, когда растение, побывавшее на тонкой грани, с его помощью вновь наливается жизненной силой, расцветает и дарит миру своё томящее сердце очарование. Вечером того же дня Тэхён связывается с Чимином. Кольцо, всё это время путешествующее с хозяином в заднем кармане джинсов, как и было обещано, ни разу не подавало сигналов о том, что кто-то хочет поговорить с ним, что наталкивает на определённые выводы о том, что другу тоже не приходится скучать на практике. Тэхён заранее готовится к долгому разговору: закутывается в плед, забивается в угол кровати, поудобнее укладывая голову на подушку, настраивается на образ Чимина, наполняет кольцо магией и прокручивает его по часовой стрелке. — Тэ? — не проходит и секунды, как Чимин отвечает. Вот они — прелести бытия кухонной ведьмы. Всегда можно быть на связи, потому что не приходится снимать кольца из-за возни в земле. Хотя в кухонной магии тоже не без своих приколов, но безумно уставшему за день Тэхёну просто хочется немного побурчать. Он не успевает даже поздороваться в ответ, как на него начинают обиженно ворчать. — Почему так долго? Я успел соскучиться. — Да я как-то увлёкся, — оправдывается Тэхён, отчётливо слыша недовольное цоканье. Чимин, как никто другой знает, насколько сильно зелёная ведьма может забываться, выпадая из своей жизни в угоду общению с очередным цветком, и протестует против такого ухода в дело с головой, насильно вытаскивая и напоминая другу о том, что неплохо бы и о себе позаботиться. За это Тэхён ему всегда и безмерно благодарен, пусть и в момент отрыва от растения может испытывать кратковременные вспышки раздражительности. — И вообще! А сам-то почему не связался со мной? — Да я тоже... кхм, увлёкся, — небольшая запинка Чимина говорит гораздо больше, чем может показаться. — Та-ак, — тянет вмиг оживившийся Тэхён, поймав рыбку на крючок. — Рассказывай! Ну и кто такой Чимин, чтобы не выложить лучшему другу всё как на духу? — Дом Юнги-хёна принял меня слишком радушно… — Ага! — восклицает Тэхён, подпрыгивая на месте и чудом не впечатываясь лбом в полку над кроватью. — Прошло чуть больше недели с начала практики, а он уже хё-ё-ён? — Так просто удобнее… — начинает было Чимин, но быстро сдувается, резко выдыхая: — Да это и не важно! Важно то, что его дом принял меня слишком радушно, и когда я говорю слишком, я имею в виду прям слишком, — делает он голосом акцент на последнем слове, после чего принимается эмоционально сокрушаться: — Да утонуть мне в тесте для пирогов, вчера он буквально отказался выпускать меня за порог! Я, кажется, перебудил половину ковена Тэгу, когда пытался докричаться до госпожи Ким, чтобы сказать, что мне какое-то время придётся пожить у Юнги-хёна! Тэхён, активно представляющий в голове картинки описываемых другом событий, не может сдержать в себе рвущиеся наружу смешки. — А что… что сказала моя бабушка? — спрашивает он, стараясь дышать глубоко, чтобы смешки не переросли в полноценный хохот. — Госпожу Ким это ничуть не удивило, — мрачно изрекают на той стороне. — Она, кажется, больше расстроилась из-за того, что ей опять не с кем будет по вечерам распивать прошлогодние настойки! Тэхён всё же заходится в приступе безудержного смеха. Да, это его бабуля! И, видимо, она тоже правильно определила направление, в котором развивается история этих двоих. — Смешно тебе, да… — бубнит друг, но не обиженно, а внутренне смирившись с ситуацией, из-за чего в его голосе проскальзывают нотки обречённости. — А мне-то как смешно, когда при любой моей попытке выйти за порог дом создаёт невидимую стену. — А Юнги-щи не может его попросить выпустить тебя? — Тэхён смаргивает выступившие в уголках слёзы и с максимальным сочувствием, на которое способен в данный момент, предлагает самое очевидное решение. — Он же хозяин. — Он сказал, что нет разницы, ночую я у госпожи Ким или у него, всё равно ведь большую часть дня я провожу в доме, — Чимин опять начинает распаляться. — А ещё ему, видите ли, слишком лень тратить силы, чтобы уговаривать дом! Нет, ну ты представь?! — с искренним недоумением вопрошает он. — Лень ему силы потратить на разговор с собственным домом! Зато ночами в мастерской торчать не лень! — звучит неожиданно ревниво. — И с артефактами ковыряться не лень! А ещё, представляешь, Тэ, он совсем не ест мою еду! Кажется, к концу практики я или сойду с ума, или полностью разочаруюсь в своей магии! — в конце так много отчаяния, что Тэхёну достаточно просто голоса, чтобы почувствовать крайнюю степень безнадёжности. — Так, — он вмиг становится серьёзным. А вот это уже не смешно. Все его многолетние труды по формированию стойкого стержня внутри Чимина канут в небытие из-за какого-то привередливого хмыря?! — Будь любезен, передай кольцо Юнги-щи. Хочу с ним обсудить один вопрос. И плевать ему, что мужчина старше на добрый десяток лет. Если это беспокоит Чимина, то Тэхён готов лично приехать, чтобы усадить даже взрослого мужика за стол и засунуть ему в рот ложку с кашей. — Что?! — взволнованно переспрашивает друг. — Нет-нет, не стоит, всё хорошо. Я просто пошутил, Тэ. Да и хён спит сейчас, не будем его беспокоить, — не найдя больше аргументов, Чимин резко переключается на другую тему: — И вообще, что мы всё обо мне и обо мне. У тебя ведь там, наверное, тоже куча всего интересного происходит. Не отпущу, пока всё не расскажешь! Тэхён тяжело вздыхает. Да, куча — это очень верное предположение. Но далеко не всегда интересного. Однако рассказывать он об этом, конечно же, не будет. Вмешиваться во взаимоотношения Юнги и Чимина пока, кстати, тоже, так уж и быть. Но это только до ещё одного прокола со стороны мужчины. — С прошлого раза особо ничего не изменилось, — говорит Тэхён, переворачиваясь на другой бок. — Я всё так же пропадаю в саду с утра до ночи. Разве что… недавно помогал Хосоку, который младший брат Чонгука, с очищающим бытовым заклинанием и рассказал о твоём способе определить границы. Он передавал огромное спасибо. — А… — Чимин хихикает, видимо, от накативших картинок из прошлого. — Всегда пожалуйста. Мне до сих пор стыдно перед госпожой Ким за те полотенца… Никто не заслуживает настолько печального конца. Губы Тэхёна невольно растягиваются в улыбке, когда Чимин после полотенец начинает припоминать и другие стыдные и забавные эпизоды из их становления на ведьминском пути, в итоге полностью скатившись в совместные воспоминания и ностальгию по ушедшим временам. — О, — голос друга вздрагивает, а вместе с ним вздрагивает и Тэхён, всего на секунду прикрывший глаза и случайно погрузившийся в дрёму. — Кажется, Юнги-хён проснулся. Мне пора идти… — Давай, — сонно прощается он. — Если что, я всегда на связи. Благодаря выполнению всей работы по саду утром и днём, по вечерам у Тэхёна стало появляться больше свободного времени, которое он проводил с Хосоком то на кухне, помогая ему с готовкой на следующий день, то в уютной тишине гостиной — за учебниками. Подросток погружался в дебри бытовых заклинаний, иногда обращаясь к сидящей рядом ведьме за помощью, а Тэхён пролистывал учебник профессора Кима и просматривал привезённые с собой конспекты лекций в поисках чего-нибудь полезного. Однажды они так и уснули: в гостиной, на диване, обнимая свои книжки и друг друга. Следующий день начался для Тэхёна с тянущей боли в пояснице, но хорошо хоть без соплей, которые он вполне мог наморозить за ночь из-за незакрытого с вечера окна. Окна, которое магическим образом на утро всё же оказалось закрытым, как и они с Хосоком — укрыты двумя пледами и с подложенными под головы подушками. То утро запомнилось подъёмом подростка с дивана, напоминающим поднятие скелета пограничной ведьмой — сначала осторожно, мягко, плавно открывая глаза после векового сна, а затем в полном хаосе, безумии и с криками «Искры меня подери, я проспал!» — но конкретно это уже вольная импровизация Хосока. В отличие от младшего Чона, со старшим Тэхён пересекается не так регулярно, но довольно часто — мужчина периодически приходит собирать травы для зелий, с которыми потом запирается в мастерской до глубокой ночи. Если они и разговаривают, то сугубо по бытовым вопросам или другим мелочам из разряда: — Хосока не видел? — Он ещё не вернулся со школы. — Понял, спасибо. В общем, мысль о том, что когда-то их губы в отношении друг друга делали что-то большее, чем находились в сомкнутом состоянии, теперь выглядит явным вымыслом. Несмотря на то, что они договорились вернуться к отношениям «руководитель практики-практикант», кое-что всё-таки изменилось — из Чонгука по необъяснимым причинам окончательно пропала вся отстранённая холодность, язвительность и сарказм, оставив после себя... мудрый дуб пойми что. В глубине этого пристального взгляда, который Тэхён постоянно ловит на себе за совместными приёмами пищи или видит, когда они, увлёкшись каждый своим делом в саду, случайно сталкиваются боками, ногами или руками, плещется тёмная бездна, которая одновременно и пускает по спине табун ледяных мурашек, и влечёт, зовёт, манит подойти, приблизиться и погрузиться в что-то прежде неизвестное и незнакомое. Это немного... озадачивает. В конце концов даже Хосок замечает странности в поведении брата, о чём спрашивает у Тэхёна после одного из ужинов, попросив задержаться на кухне, чтобы якобы помочь с уборкой. — Вы с Чонгуки-хёном когда-то после Вальпургиевой ночи успели сильно поругаться? — мужчина ушёл уже давным-давно, но подросток всё равно опасливо оглядывается и коротко шепчет свой вопрос прямо в ухо Тэхёну. — Нет, — звучит спокойное в ответ, и это даже не ложь. Они ведь и правда не ссорились. — С чего ты взял? — Хён начинает замыкаться в себе и уходить в работу, когда его что-то тревожит, — поясняет Хосок. — В последнее время он стал мало кушать и почти всегда пропадает в мастерской, вот я и подумал, что он мог тебя обидеть и теперь чувствует себя виноватым. Хотел надавить на него и заставить извиниться. — Мы не ругались, — качает головой Тэхён и заключает младшего в объятия. — Всё в порядке. Многие растения в саду начинают цвести и требуют сбора, так что, думаю, Чонгук сейчас просто сильно занят, поэтому устаёт. И этим он старается убедить не только Хосока, который украдкой кинул заинтересованный взгляд на зелёную ведьму, заметив отсутствие в речи уважительной приставки к имени брата, и остался незамеченным, но и себя, потому что найти какое-либо иное объяснение всем этим странностям не представляется возможным. Прямо как и Чонгук, Сад ведёт себя столько же странно и непонятно. Общее настроение и атмосферу в нём словно штормит, с резкими подъёмами и спадами духа, которые отражаются на состоянии растений, но никто, кроме Тэхёна, кажется, этого не замечает. Одним вечером он всё-таки не выдерживает и, заприметив фигуру мужчины, склонившегося над астильбой и срезающего её бордовые соцветия, грозовой тучей со скрещенными на груди руками нависает над ним, задавая вопрос в лоб: — Почему горчица вдруг завяла, а наперстянка расцвела, хотя вчера всё было наоборот? «В лоб» получается слишком буквальным, потому что Чонгук вздрагивает и резко выпрямляется, лишь чудом не сталкиваясь головами с Тэхёном, воинственно взирающим на него теперь уже снизу вверх. — М-м-м, — тянет мужчина с ответом, вновь одаривая его тем самым взглядом, который в вечерних сумерках выглядит ещё более глубоким, пронзительным, провоцирующим бег мурашек не только по спине. — Это ерунда, скоро пройдёт, — он внезапно выдыхает и отмахивается, резко возвращаясь обратно к астильбе и отрезая сразу несколько стеблей. — Не обращай внимания, — кидает напоследок и спешно уходит, оставляя Тэхёна в лёгком замешательстве, которое быстро перерастает в раздражение. Ему вот не кажется, что это ерунда! Поэтому он настойчиво продолжает обращать внимание на все изменения, тщательно их описывает и под конец недели всё-таки отправляет письмо профессору Киму. Письма, в отличие от булочек, которые когда-то хотел отправить Хосок, являются простыми почтовыми отправлениями, поэтому даже между ковенами, а в случае Тэхёна между ковеном и Академией, могут отправляться без одобрения главы. Ответного письма от профессора Кима Тэхён не получает ни через день, ни через два, хотя процесс доставки от Пусана до Сеула не должен занимать больше часа. Старая обида на профессора вновь всплывает и начинает обрастать новыми мелкими проклятиями. Ну какую, спрашивается, ведьмовскую бабушку он его отправил в эту глушь разбираться с проблемами, а теперь даже на письмо с просьбой о помощи не отвечает?! Тэхён не успевает пройти все стадии принятия, останавливаясь на той, где обычно начинается поиск оправданий в духе «а вдруг письмо затерялось в дороге или на столе среди других писем, а профессор-то и не в курсе?», как в его размеренную жизнь неожиданно врывается другое письмо. Из шлёпнувшегося на стол в комнате конверта Тэхён достаёт один из тонких белых листов с уже знакомым тяжёлым ароматом духов, от которого стоящий в горшке цикламен сгибается пополам, в отвращении сворачивая цветки и листья в трубочки. Чётко выведенными чернильными буквами госпожа Пак скупо благодарит за участие в празднике и выдаёт следующее указание, конечно же, подкреплённое вложенным в конверт официальным приказом — в ближайшее время познакомиться с Ким Намджуном, чтобы договориться о проведении в школе встречи с поступающими в этом году в Академию ведьмами Пусанского ковена. — Блять! В эту секунду Тэхён искренне жалеет, что не родился со стихийной огненной магией, которая позволила бы ему создать открытое пламя прямо на своей ладони и моментом превратить в пепел ненавистное письмо. Он искренне верил, что после Вальпургиевой ночи госпожа Пак оставит его в покое, однако, как оказалось, у главы Пусанского ковена были на него другие планы. — Агрх! — Тэхён разрывает письмо в клочья, но даже искра после щелчка пальцев и небольшой костерок в воздухе не облегчают клокочущее внутри раздражение. Он просто хочет спокойно проходить практику, неужели его не могут оставить в покое?! Ему не известно, есть ли ещё ведьмы, которых отправили сюда на практику, но среди членов ковена наверняка найдутся выпускники, которые после практики вернутся домой и будут готовы рассказать всем желающим про поступление и учёбу в Академии. Так почему тогда это дело поручают Тэхёну?! Ответ... очевиден. И он отрезвляет, позволяя прекратить наматывать круги по комнате, выделяя в воздух негатив, и глубоко вздохнуть. Госпожа Пак прицепилась к нему только из-за связи с Чимином, это глупо отрицать. Точные мотивы её действий и конечная цель пока не ясны, но Тэхён не сомневается, что настанет день, когда ему придётся об этом узнать. А пока это косвенно или напрямую не касается его лучшего друга, так уж и быть, он в очередной раз согласен играть в её спектакле с натянутой на лицо улыбкой.❃❃❃
У Хосока сегодня выходной, а, соответственно, у Намджуна, как преподавателя в школе, тоже должен быть день отдыха, поэтому Тэхён решает, что лучшего времени для визита не найти. В этот раз в письме был указан адрес, но поскольку Тэхён под воздействием переполняющих душу чувств его сжёг, не успев запомнить улицу и номер дома, логичным решением становится обратиться за помощью к главному и единственному школьнику в доме Чонов. Ближе к вечеру он находит подростка на кухне, коротко рассказывает об очередном поручении от главы ковена и спрашивает, не может ли он стать его сопровождающим. — Могу конечно! — бодро отзывается Хосок, доставая из духовки противень с пряниками в виде кружочков, звёздочек и сердечек, от которых по кухне начинает растекаться пряный имбирный аромат. — У меня как раз и вкусняшки почти готовы, чтобы не с пустыми руками заявиться. Можешь пока применить на них охлаждающее заклинание? Мне нужно сделать глазурь. Младший Чон оставляет перед ним противень и отходит к другой части стола, принимаясь разбивать яйца и отделять желтки и белков. Тэхён задумчивым взглядом окидывает пряники на противне, от которых вверх едва заметно для глаза поднимается теплота, и двумя пальцами вырисовывает в воздухе стандартное плетение охлаждающего заклинания. Если просто применить его сейчас, то пряники могут замёрзнуть, покрывшись ледяной корочкой. Вряд ли Хосоку нужен именно такой эффект, поэтому Тэхён убирает из плетения несколько нитей, снижая силу воздействия заклинания, и направляет его на пряники. Добавление и удаление нитей — это действие совершенно простое, но, тем не менее, отражающее более сложный уровень владения магией, нежели зазубривание стандартных плетений и слов из учебников, поэтому Тэхён не удивляется, слыша полный удивления и восхищения вздох справа от себя. — Вас научат этому на первом курсе в Академии, — поясняет он, поворачиваясь к Хосоку с мягкой улыбкой. — Жду не дождусь! — воодушевлённо звучит ему в ответ. Через несколько минут Тэхён развеивает заклинание над пряниками, которые охладились достаточно, чтобы принять сверху на себя глазурь, и усаживается на стул в стойком убеждении, что его помощь на этом закончилась. Но как бы не так. Хосок торжественно поворачивается к нему с одним из двух конусовидных пакетов, заполненных белой массой, и с радостным блеском в глазах указывает подбородком в сторону пряников. — Я? — переспрашивает Тэхён, удивлённо распахивая глаза. — Я не умею... — Всё в этой жизни бывает в первый раз! — будущая кухонная ведьма настойчиво впихивает в его руки пакет с глазурью и пододвигает часть имбирных пряников. — Давай-давай, не трусь! Тэхён вовсе не трусил. Он панически боялся делать на кухне что-то большее, чем применять бытовые заклинания, памятуя о неудачнейшей попытке приготовить торт на день рождения Чимина, после которой бабуля заставила его отдраивать до блеска всё помещение без использования магии, однако Хосок в своём желании обучить зелёную ведьму небольшому кухонному фокусу был непреклонен и искусно отметал все аргументы зелёной ведьмы, пытающейся остаться в стороне. Стоит ли говорить, что Тэхён, всё же проигравший в словесной баталии, запорол всё с самого начала?.. Откуда вот он мог знать, что прежде чем выдавливать глазурь на пряники, нужно отрезать кончик у пакета?! — Ничего-ничего, — Хосок отдаёт ему свой пакет, прикусывая щёку изнутри. — Ни у кого с первого раза не получается сделать всё идеально! Тэхёну же от этой попытки младшего Чона, всеми силами сдерживающегося от того, чтобы не захохотать во весь голос, хочется плакать. Через неопределённое количество времени, которое, по личным ощущениям зелёной ведьмы, превратилось в бесконечную мучительную пытку, Хосок заканчивает украшать аккуратными линиями и милыми завитушками добрых две трети всех пряников, когда он сам едва успевает разделаться с выданным ему на растерзание десятком. — Ой, какая прелесть, — умилённо шепчет Хосок, указывая пальцем на один из пряников. — Это что, снежинка? — Это было солнышко, — обречённо начинает Тэхён, — но глазурь растеклась… — Превосходное солнышко! — вмиг восклицает Хосок, осознав свой прокол и поспешив исправиться. — Ты молодец! Закрепи глазурь заклинанием, пожалуйста, а я пока уберу тут всё. Идеально отрегулированное плетение охлаждающего заклинания прекрасно срабатывает, чем слегка приподнимает закопавшуюся глубже, чем корни растений в безводных пустынях, самооценку Тэхёна. Обратно же на свежий воздух её вытаскивает Хосок, когда, аккуратно перекладывая большую часть пряников в пакет, отправляет туда и несколько пряников, украшенных зелёной ведьмой, чем заставляет его прослезиться от затопивших грудь тёплых чувств. Остальные пряники, среди которых доминируют шедевры Тэхёна, подросток выкладывает горкой на плоскую тарелку и оставляет на кухонном столе, после чего вешает фартук на настенный крючок рядом с мойкой и приглашающим жестом указывает на коридор, ведущий к торговому помещению и выходу из лавки. Дом Ким Намджуна, который по совместительству является ещё и школой для всех молодых ведьм Пусанского ковена, находится совсем недалеко от центральной площади и выделяется из ряда таких же двухэтажных каменных домиков с узкими окнами разве что небольшим палисадником с парочкой разноцветных клумб. Даже несмотря на наличие адреса и какое-никакое понимание устройства системы улиц в этом поселении, без Хосока Тэхён вряд ли бы смог с первого раза найти нужный дом. Подросток взлетает по ступенькам невысокой лестницы и принимается бодро колотить по массивному дереву. В одном из окон второго этажа загорается свет, после чего спустя несколько минут ожидания молодой мужчина в свободной клетчатой пижаме и с бледно-розовыми волосами открывает им дверь. — Сегодня Рождество? — приподнимая большие квадратные очки, сонно спрашивает он, когда Хосок трясёт прозрачным пакетом с пряниками прямо перед его лицом. — Любой день может стать праздником, если суметь найти в нём место для чуда! — оптимистично выдаёт младший Чон и протискивается вместе с пакетом мимо него. — Сегодня мы станем для тебя этим самым «чудом», хён! — слышится приглушённое уже откуда-то из глубины дома. Хён? Тэхён не успевает обдумать причину для брошенного младшим Чоном менее формального, чем положено, обращения, как Намджун возвращает к нему свой спокойный взгляд. — Прошу прощения за позднее беспокойство... — начинает было Тэхён, протягивая вперёд руку для знакомства. — Ким Тэхён, да? — перебивает извинения мужчина. — Ким Намджун, рад наконец-то познакомиться, — его крепкая суховатая ладонь закрепляет рукопожатие, а глаза внезапно становятся совершенно белыми, теряя краски радужки и зрачка. Тэхён не успевает вымолвить и слова, прежде чем мужчина быстро промаргивается, отпускает его руку и отходит в сторону, пропуская внутрь со словами: — Мы скоро станем коллегами, поэтому давай сразу на «ты». Несколько секунд Тэхён с подозрениями мнётся на пороге. Как он помнил, Намджун — эклектическая ведьма, тогда что он имеет в виду под «коллегами», если у них разные виды магии? Просто общий смысл, согласно которому все ведьмы, получившие от Академии диплом, независимо от используемой магии, приходятся друг другу коллегами в ведьминском искусстве, общем для всех деле? А ещё и на мгновение утратившие цвет глаза... Магия провидения? Во время их рукопожатия Намджуна посетило видение? — Поднимайся на второй этаж, кухня слева, — мужчина машет рукой в сторону уходящей вверх узкой лестницы, когда Тэхён, переборов сомнения в своей голове, наконец заходит в дом. — Я подойду через пару минут. Большое открытое помещение справа от небольшого коридора утопает в полутьме, нарушаемой лишь отблесками света уличных фонарей, попадающими внутрь через окна. Как когда-то и говорил Хосок, школа их ковена — это переоборудованный первый этаж дома, где разместили парты, стулья и доску, смутные очертания чего, собственно, и видит сейчас Тэхён, проходя вперёд и начиная подниматься по лестнице. Стоит ему ступить ногой на второй этаж, как из тёмного угла сбоку выскакивает младший Чон, хватает за руку и утаскивает на кухню, возмущённо приговаривая: — Ну сколько можно копошиться, чай же остывает. Кухня Намджуна совсем маленькая: в два или три раза меньше, чем в доме Чонов, с небольшим, придвинутым к стене квадратным столиком, тремя стульями, парой шкафчиков и плитой — но всё равно по-своему уютная. Может, дело было в отделке под дерево цвета карамели, в наполовину закрывающей окно гирлянде, спускающейся вниз мигающими желтоватой теплотой звёздочками, или в обилии фотографий в рамках, висящих на стене прямо над головой Тэхёна, которые он постеснялся рассматривать, когда Намджун, слегка причесавшись, но так и не переодев пижаму, присоединился к организованному Хосоку чаепитию за столом. — Госпожа Пак дала указание договориться о дате, когда я мог бы встретиться с поступающими в Академию ведьмами… — придвигая к себе кружку с чаем, робко озвучивает Тэхён, кажется, только ему в этом помещении нужную цель своего вечернего визита, потому что все остальные выглядят так, словно довольно часто собираются, просто чтобы посидеть вместе и выпить чаю. — Да, я получил от неё письмо сегодня утром, — кивает Намджун, принюхиваясь к запаху из кружки. — У меня что, где-то был ежевичный чай? — обращаясь к Хосоку. — Тебе будет удобно после обеда в понедельник, но не ближайший, а тот, который через неделю? — поворачиваясь к Тэхёну. — Другого времени, к сожалению, не нашлось — мы с ребятами немного отстаём от программы. Но если у тебя всё же не получится, то я постараюсь подобрать другое. — Ага, — отвечает Хосок и закидывает себе в рот оставшуюся часть пряника. — В бумажном пакетике, который лежал за двумя пачками рамёна на второй полке в верхнем шкафчике. Ты не знал? Намджун поправляет очки, бросает взгляд на описанный подростком шкафчик и грустно вздыхает. Очевидно, не знал. — Я согласен на понедельник, — говорит Тэхён, отпивая, как оказалось, ежевичный чай. Кроме перманентного ухода за садом и поручений госпожи Пак, чётко запланированных дел у него нет, поэтому нет и причин не соглашаться на установленное Намджуном время. Чай терпкий, в меру сладкий и оседает на языке освежающими нотками. Имбирные пряники составляют к нему интересное дополнение, привнося в общий вкус сладость глазури и некоторую остринку самого имбиря. Что ни говори, а способность Хосока подбирать такие идеальные вкусовые сочетания просто поражает. — Тогда можете и Чонгуку передать, чтобы он тоже приходил? — уточняет Намджун, откусывая половинку пряничной звёздочки. — О, хён тоже будет о чём-то рассказывать? — Хосок заинтересованно поднимает голову, отрываясь от кружки. — Я позову только Ынсу, Шинхёна и Минсу, чтобы они послушали про совмещение разных видов магии в эклектической. Чонгук расскажет про кухонную и зелёную, а я про магию провидения и артефакторику. Предположение Тэхёна о короткой пропаже цвета в глазах оказалось правильным. Намджун действительно владеет магией провидения. Но насколько уместным будет спросить, увидел ли он на пороге что-то, связанное с ним, или что-то другое? Насколько Тэхён может судить по личному опыту взаимодействия с ведьмами-провидцами до этого, у каждой из них существует свой свод принципов касательно озвучивания видений. Однако он слишком мало времени знаком с Намджуном, чтобы даже просто предположить, как мужчина отреагирует на вопрос. — Ты что-то увидел, когда пожал мне руку на пороге? — любопытство всё же перевешивает. — Намджуни-хён, у тебя было видение с Тэхёном? — Хосок удивлённо округляет глаза и почти что подпрыгивает на стуле. — Расскажи! — М-м, да, — Намджун неловко закусывает губу и отвечает сразу обоим, утыкаясь взглядом в вазочку с пряниками, стоящую в центре стола. — Но это лишь смутные картинки будущего, поэтому я предпочитаю о них не рассказывать, если это не что-то серьёзное. Не люблю без причины вмешиваться в ход жизни, да и для начала надо точно понять, что ты увидел, прежде чем делиться информацией. Тэхён понятливо кивает, уважая позицию Намджуна. Магия провидения — дело невероятно тонкое. Порой сами ведьмы-провидцы не до конца понимают, как работают их видения и что конкретно они видят, поэтому давить и что-то выпытывать у них не просто бесполезно, а даже чревато негативными последствиями. — А ведь в прошлый раз именно ты, хён, увидел аварию и настоял на том, чтобы Чонгук остался дома со мной... — с лёгкой грустью в голосе выдаёт Хосок, ввергая сидящего рядом Тэхёна в состояние крайней степени удивления. Вот это поворот. Неужели речь про автокатастрофу, в которой погибла вся семья Чонов? Такое вообще возможно увидеть? — Я не видел саму аварию, — поправляет его Намджун, лицо которого стремительно мрачнеет. — Видел только то, что вы были дома вдвоём. Причина, стоящая за этим, могла быть любой. Но я мог бы спасти всех, если бы увидел хоть немного больше... — его взгляд наполняется неподдельной горечью сожаления. Теперь понятно, откуда могут расти корни принципов Намджуна относительно видений. Тэхён проникается искренним сочувствием к молодому мужчине. Его, вероятно, до сих пор терзает глубокое чувство вины, хотя, казалось бы, что он мог сделать в этой ситуации? Он видит то, что видит, и на этот процесс очень сложно оказать какое-либо влияние. — Если тебя посетило именно такое видение, значит, выжить должны были только мы с хёном, — Хосок, мягко улыбаясь, озвучивает мысль, всё это время крутящуюся в голове Тэхёна. Она рациональна и логична, но откинуть эмоции и принять её невероятно сложно. — Поэтому нет смысла сожалеть о прошлом. Намджун на это лишь тяжело вздыхает, но в этом вздохе слышится... многое. Тэхён его понимает. Несмотря на то, что Хосок и сам пережил травмирующее событие, он не относится к смерти как к печальному концу, предпочитая принимать её просто свершившимся фактом, однако далеко не все способны разделить его мнение и скинуть с плеч тяжёлый груз вины. На какое-то время в комнате устанавливается тишина, которую каждый из них использует для того, чтобы подумать о своём. В конце концов, Хосок, который и затронул не совсем простую тему, становится тем, кто разгоняет тучи и возвращает обратно солнечно-уютную атмосферу всего лишь одним вопросом: — О, Намджуни-хён, ты обновил фотографии? Теперь внимание будущей кухонной и эклектической ведьм приковано к стене над головой Тэхёна, и он наконец-то, не испытывая неловкости, может обернуться, чтобы рассмотреть чужие снимки и... обомлеть, широко распахнув глаза. Потому что с первой же попавшейся фотографии на него смотрят не только улыбающиеся Намджун и Чонгук, выглядящие лет на пятнадцать младше, чем сейчас, но ещё и ни капли не изменившийся высокий широкоплечий профессор кафедры Магического садоводства и по совместительству его руководитель по практике, Ким Сокджин! Но... как?! Тэхён переводит полный удивления взгляд на Намджуна. — Ты знаком с профессором Кимом? — Профессор Ким? — рассеяно переспрашивает мужчина, поворачиваясь в сторону Тэхёна, а затем его глаза тоже округляются, он морщится и принимается несвойственно себе тараторить и запинаться в речи: — С-сокджин, должно быть, один из твоих преподавателей в Академии, да? Мы с ним... одногодки, а Чон... Чонгук на год младше, но... мы все дружим с детства и вместе учились... в общем, да, — он переводит взгляд на Хосока и резко перескакивает на другую тему: — Большое спасибо за пряники, Хоб-а. Твоя выпечка, как и всегда, бесподобна. Тэхён с подозрением смотрит на мужчину, отмечая чересчур странную реакцию на обычный, казалось бы, вопрос, но решает не заострять на этом внимание и возвращается к рассматриванию фотографий. Маленький Намджун читает книгу, сидя на лавочке, юные Намджун и Чонгук стоят по обе стороны от маленького Хосока в летних шортах и держат его за руки... Тэхён находит ещё несколько снимков с профессором Кимом, на которых троица друзей запечатлена в разные временные периоды и с разным задним фоном, но с неизменными счастливыми улыбками на лицах. Что ж, на самом деле это объясняет многие вещи. Одна из таких — почему Хосок зовёт своего учителя «хёном» и имеет свободный доступ к его кухне. Другое дело, что полученные ответы открывают пространство с новыми, ещё более загадочными и интригующими вопросами — как, например, фотопортрет обворожительно улыбающегося профессора Кима, игриво склоняющего голову к плечу, который Тэхён замечает, только когда они с Хосоком, предварительно попрощавшись, покидают чужую кухню. Лю-бо-пыт-но.❃❃❃
Две ведьмы возвращаются обратно в магическую лавку, когда стрелка условных часов едва переваливает за цифру девять. Уставший за день Хосок, отчаянно зевая, желает спокойной ночи и отправляется в сторону лестницы на второй этаж, а Тэхён решает заглянуть в сад, чтобы немного подышать свежим воздухом для крепкого сна, однако в его планы стремительно вмешивается Чонгук, с которым они сталкиваются в дверях, выходящих на задний двор. — Ты вовремя, — мужчина обращается к Тэхёну, но при этом не смотрит на него, предпочитая под ярким светом потолочной лампы в деталях рассматривать имбирный пряник — тот самый, на котором красуется изображённое Тэхёном «солнышко». — Можешь собрать гвоздику и выкопать корни женьшеня? — он удовлетворённо хмыкает... — Я спешу и не знаю, когда вернусь, но буквально через пару часов уже будет поздно, — и закидывает пряник в рот целиком. Чонгук, тщательно пережёвывающий лакомство, наконец-то переводит взгляд на Тэхёна. В этом взгляде одновременно читаются и спокойствие, и ожидание, однако он не торопит с ответом, давая зелёной ведьме время подумать, хотя, казалось бы, мог просто обратиться в приказном порядке, раз так сильно спешит. — Хорошо, — Тэхён соглашается чересчур легко и просто. Возможно потому, что его подкупило толерантное отношение Чонгука к его глазурным калякулям на прянике. — Я соберу. — Спасибо, — благодарность авансом, но искренняя. — Мастерская открыта, оставь их где-нибудь на столе. Не проходит и часа, как Тэхён успешно выполняет порученное дело и заходит в чужую рабочую обитель, чтобы оставить срезанные веточки красной гвоздики и очищенные от земли корни женьшеня. На столе по центру в этот раз наведён порядок: все бумажки сложены в две высокие стопки на самом дальнем краю, травы высушены, разложены небольшими кучками и занимают половину стола, а на оставшейся части возвышается начищенный до блеска чёрный котелок на трёх ножках, меж которых виднеются острые концы магической горелки. Тэхён останавливается возле котелка, не в силах оторвать взгляд. Он не пробовал ничего варить, кажется, ещё со времён до Академии, когда ему казалось несправедливым, что зельеварение считается одной из специализаций кухонной магии, а не зелёной, несмотря на то, что именно в рамках последней приобретаются глубокие знания о всех травах. Спустя безумное количество попыток, Тэхёну наконец-то удалось создать нормальные по консистенции зелья, однако их эффект был настолько слабым, что эффект от тонизирующего отвара был похож на эффект от зелёного чая — вроде бы какая-то бодрость появилась, но общая усталость организма никуда не делась. После глубокого разочарования пришло смирение и перенаправление энергии в более полезное русло. Карьера Тэхёна в зельеварении закончилась четыре года назад, так и не начавшись. Но сейчас он вырос, узнал тонкости своей магии, расширил знания о травах... Котелок заговорщически ему подмигивает. Может, в этот раз получится лучше? Гвоздика, женьшень... Если взять их совсем немного и добавить шафран и листья вьюнка, то можно сварить укрепляющий отвар, склянку которого потратил Чонгук, чтобы восстановить циркуляцию магии в источнике Тэхёна после инцидента с энергетическими потоками в саду. Внутри возникает желание восстановить справедливость и вернуть Чонгуку тот же самый отвар, но в трёхкратно увеличенном объёме, в качестве процентов за несвоевременную уплату долга. А дальше... А дальше Тэхён проводит пальцем по верхнему краю котелка и, заткнув визжащий внутри голос рациональности словами о том, что он всё уберёт за собой так, что Чонгук даже не заметит, начинает действовать. На запасы шафрана Тэхён натыкается случайно, повернувшись лицом к одному из стеллажей, листья вьюнка он быстро нарывает в саду, даже не создавая огонёк рядом с собой. Вода, а затем и три составляющих, за исключением женьшеня, в измельчённом состоянии, отправляются в котелок, горелка под которым активируется простым заклинанием, призывающим огненную искру. Пока будущий отвар нагревается и стремится закипеть, Тэхён создаёт в воздухе перед собой плетения согревающего и высушивающего заклинаний, пытаясь объединить их так, чтобы быстро подсушить, но не спалить корни женьшеня, сохранив максимум его полезных свойств. Неприятно, что оба этих плетения имеют схожую структуру, и при объединении друг с другом становится трудновато распознать, какое именно заклинание ты ослабляешь, убирая нити. Но Тэхёну, кажется, удаётся сделать всё правильно — после применения консолидированного заклинания женьшень, слегка сморщившись, выглядит идеально высушенным. Тем временем отвар закипает, и приходит время добавлять последнюю составляющую — размолотые до кашеобразного состояния корни женьшеня. Тэхён выливает из посудины в котелок получившуюся слегка жидковатой кашу и принимается длинной деревянной ложкой помешивать кипящее варево, цвет которого на глазах становится изумрудным. Странно. Укрепляющий отвар должен быть мутно-зелёным. Неуверенность острыми колючками проходится по внутренностям, но Тэхён её ловит и вытаскивает, убеждая себя в том, что раз отвару кипеть ещё не меньше двух часов, у него точно будет время и возможность опять потускнеть. Собственно, поскольку следующие два часа всё, что ему нужно делать — следить, чтобы отвар не выплескался за пределы котелка, Тэхён подтаскивает стул к той части стола, на которой размещено кипящее варево, и опускается на него, блаженно откидываясь на спинку. В ноздри начинает забиваться нестерпимо резкая вонь, но тело и разум Тэхёна окутывает такая густая пелена усталости, что каждая клеточка организма становится утягивающим вниз грузом, веки слипаются сами по себе, а мысль о том, что нужно подняться и проверить отвар, безвозвратно утопает в вязкой темноте. Сейчас-сейчас, он немножко посидит, отдохнёт и обязательно проверит котелок. Проверит... обязательно... — Не помню, чтобы разрешал тебе пользоваться моей мастерской, — раздаётся прямо у уха спокойное и пусть и не громкое, но всё равно неожиданное, вынуждающее Тэхёна резко вынырнуть из сладкой дрёмы, подскочив на месте и едва не свалившись со стула. Чонгук. Настоящий. Переодевшийся. Вернувшийся в свою мастерскую. В ту самую, в которую через небольшие окна льётся солнечный свет. Погодите, солнечный? Тэхён резко разлепляет глаза и в замешательстве окидывает взглядом утопающее в теплоте утреннего света помещение. Он уснул и проспал всю ночь?! Но как...?! — Хорошо, что я нашёл тебя раньше, чем Хосок поднял панику, — констатирует факт Чонгук и обходит Тэхёна со стороны, обдавая совсем свежим древесным ароматом, и опускает кончик пальца в котелок с вопросом: — Что это? Отвар! Он уснул из-за отвара! — Стой! — Тэхён моментально просыпается до конца и подрывается со стула, чтобы отдёрнуть руку Чонгука от котла, отвар в котором обладает сомнительной надёжностью. — С ним что-то... — но не успевает, мужчина движется гораздо быстрее и успевает слизнуть жидкость с пальца, —... не так. Они оба каменными глыбами застывают в сантиметрах друг от друга. Мгновения полнейшего оцепенения длятся не больше нескольких секунд, но в голове Тэхёна успевают пронестись тысячи мыслей, начиная от полнейшего отчаяния и страха до успокоения и надежды на то, что отвар всё-таки неопасен. Надежды, как оказалось, ложной. Стоит Тэхёну облегчённо выдохнуть, как в следующий же момент Чонгук, на лицо которого не дрогает ни один мускул, задаёт вопрос: — Что. Ты. Сварил. — без вопросительной интонации. Он не рявкает, не гаркает, дышит размеренно и спрашивает сдержанно. Пугающе сдержанно. Тэхёну враз становится не по себе. Правду бабуля говорила: не так страшен весёлый человек в отчаянии, как молчаливый — в гневе. Несмотря на то, что большую часть времени мужчина вёл себя спокойно и даже равнодушно, Тэхёну довелось повидать проявления многих его отрицательных эмоций, но вот свидетелем гнева... свидетелем праведного гнева он точно становиться не хотел. А в том, что Чонгук сейчас находится на пороге именно этой двери, сомнений нет никаких. — Укрепляющий отвар... — он с трудом сглатывает и начинает оправдываться, пытаясь удержать мужчину от шага туда, куда не надо: — Тысячелистник, гвоздика, шалфей... ой, то есть шафран, листья вьюнка, женьшень... Минуточку... Женьшень! — Я случайно пересушил женьшень! — восклицает Тэхён, обнаружив разгадку своего странного перемещения во времени. — Поэтому уснул, когда добавил его в отвар! Чонгуку от этой радостной новости, однако, ни жарко ни холодно — он всё ещё стоит каменным изваянием: с непроницаемой маской серьёзности на лице, прямой спиной, напряжёнными плечами под тонкой тканью клетчатой рубашки и футболки под ней — и ничего в его облике не меняется, не двигается, не шевелится, кроме разве что... — О, — только и получается выдавить из себя Тэхёну, когда он совершенно! случайно! цепляется блуждающим взглядом за одну как-то излишне выпирающую, чересчур выделяющуюся из общей картины выпуклость. Ту самую, которая чуть ниже пояса. Понимание и осознание накрывают быстро, резко и со вкусом отчаяния. — Лианы меня раздери... — потрясённо шепчет Тэхён, выпучив глаза. Чонгук, видимо, поняв, что происходящие с ним внешние изменения раскрыли, наконец приходит в движение, поворачиваясь к нему боком, а к столу — передом и резко командуя: — Уходи отсюда. — Н-но... — неуверенная попытка возразить. — Быстро, — в голосе сплошная сталь. Тэхён с трудом отрывает взгляд от чужой ширинки, которая всё равно была видна, как на ладони, даже несмотря на попытки Чонгука её скрыть, и которая, кажется, за время их секундного диалога вздыбилась ещё больше. Пизде-е-ец, каков же пиздец! Ослушаться сказанного — страшно до чёртиков, смотреть на лицо Чонгука — не меньше, поэтому Тэхён кое-как обходит его стороной, избегая прямого контакта, и вылетает из мастерской быстрее ветра, пересекая весь сад и коридор дома за считанные секунды и врываясь на кухню с отчаянно-обречённым криком: — Чонгук принял афродизиак! Что-то выкладывающий на застеленный пергаментом противень Хосок в неизменном пёстром фартуке отрывается от своего занятия, поднимая на Тэхёна озадаченный взгляд. — Афродизиак? — переспрашивает он, хмуря брови. — А зачем? Тэхён опешивает. В смысле, зачем?! Правильным вопросом должно быть «как»! — Не знал, что у хёна проблемы по этой части, — подросток задумчиво чешет подбородок, пачкая кожу мукой с рук, и принимается неразборчиво бубнить себе под нос: — Может, он поэтому так долго отпирался и не хотел идти мириться?.. А Тэхёну с его первой фразы хочется буквально завыть. Создаётся впечатление, что он всё ещё не выбрался из навеянного пересушенным женьшенем сна, или что перемудрил с отваром гораздо сильнее и случайно умер, а Вселенная поместила его в безумно похожую на реальность иллюзию, чтобы он отработал все свои жизненные проёбы или окончательно сошёл с ума. Ну ибо какого одуванчика младший Чон, узнав о том, что у его брата навязанный отваром стояк, ведёт себя так спокойно и задаёт совершенно не те вопросы?! А, стоп. Может, Хосок не знает кое-что из основ взаимосвязи магии и зельеварения? — Вам Намджун в школе рассказывал, что против зелий и отваров обычная магия не работает, поэтому нужно варить противоядие? — отчаянно спрашивает Тэхён с надеждой на отрицательный ответ, чтобы у поведения Хосока была хоть какая-то обоснованная логикой причина. — Да, — кивает красноволосый подросток, в пух и прах разбивая последний оплот веры, но даже не замечая, как сильно Тэхёна это подкосило. — Раз уж так получилось, давай дадим хёну время, чтобы разобраться, а пока испечём булочки на бранч! Хосок расплывается в искренней улыбке и возвращается своё внимание противню, а Тэхён тянет руки к голове, чтобы абсолютно не фигурально начать рвать свои волосы. Чтобы сварить противоядие, нужно знать точный рецепт исходного зелья. Чонгук не сможет разобраться сам, потому что даже Тэхён не знает, что пошло не так и как его укрепляющий отвар стал афродизиачной бурдой! Это конец... Это совершенно точно конец. Конец всему: его предвыпускной практике, его диплому, репутации и практике зелёной магии... Чонгук не простит. Чонгук расскажет. А потом всё магическое сообщество поднимет его на смех и не забудет этот позор ещё несколько столетий. Силы резко покидают тело, а в глазах темнеет, вынуждая Тэхёна привалиться к дверному косяку, чтобы хоть как-то устоять на ногах. Это конец. — Доброго утра, мира и счастья этому дому! — с бодрыми пожеланиями высокая широкоплечая фигура выплывает из дверного прохода, связывающего кухню и коридор, ведущий в торговую часть лавки. — Сокджини-хён? — Хосок, успевший выложить заготовки для булочек на противень и устроившийся на коленях перед духовкой, чтобы запихнуть его туда, с вопросом выглядывает из-за препятствия, чтобы, увидев в дверях мужчину в нежно-розовой полупрозрачной блузе, бросить всё и кинуться к нему на шею со счастливым воплем: — Сокджини-хён! Сокджин... Ким Сокджин... Профессор Ким! Силы вновь наполняют тело потрясённого до глубины души Тэхёна, переживающего этим прекрасным утром одно травмирующе-шокирующее событие за другим. Сначала вот он увидел Чонгука со стояком, а теперь профессора — там, где его не может быть. — Хобубу, моя ты радость! — мужчина кидает на пол свой винно-красный саквояж и стискивает в крепких объятиях повиснувшего на нём, словно коала на ветке, подростка. — Давно не виделись. Как твои дела? — Дела хорошо, — не переставая улыбаться до ушей, отвечает Хосок и сползает на землю, после чего поворачивается в сторону прилипшего к косяку и круглящего глаза в неверии Тэхёна и бодро выдаёт: — Представляешь, Чонгуки-хён принял афродизиак и пошёл к Тэхёну... Теперь и профессор Ким поворачивается к нему лицом, но, что самое страшное, Тэхён не видит в его взгляде ни капли сомнений, неверия, недоверия или растерянности — он видит только ту же самую озадаченность, с которой на него смотрел Хосок немногим раньше. Однако прежде чем Тэхён до конца успевает переварить происходящее, осознать смысл сказанных подростком слов и в страхе начать махать руками, крича, что всё было не так, кухня заполняется диким смехом, сквозь который чётко слышится гордые возгласы профессора Кима: — Ай да Ким Тэхён! Ай да мой студент!❃❃❃
Чонгук, развалившийся на стуле и уткнувшийся глазами в потолок, чувствует, как его тело стремительно покидают все силы и желание жить заодно. Злости на Тэхёна, который сначала с совершенно растерянной мордашкой пытался вспомнить состав своего варева, а потом, осознав, что сварил, испугался, как будто полчище неупокоенных душ увидел, нет. Если злость и есть, то она скорее на себя, за то, что в конец растерял рядом с ним всю бдительность и, не ожидая подвоха, попробовал зелье, просто чтобы раскритиковать и этим слегка приструнить за хозяйствование в мастерской. И кто бы знал, во-первых, что зелье окажется афродизиаком, а, во-вторых, настолько отменным, что даже одной капли будет достаточно, чтобы обеспечить его каменным стояком спустя всего несколько секунд после принятия! Самое неприятное в сложившейся ситуации, пожалуй, то, что за всю свою практику зельеварения Чонгук ни разу не варил афродизиаки, а по тому рецепту, который озвучил ему Тэхён, так и не смог найти ошибку, из-за которой укрепляющий отвар стал не тем, что нужно. Дверь мастерской протяжно скрипит, открываясь, после чего раздаётся глухой стук каблуков. Чонгук изнурённо набирает в грудь побольше воздуха, чтобы прогнать кого бы то ни было, и опускает голову, переводя взгляд на вторженца и замирая от встречи с блестящими неприкрытым ехидством глазами. — Хён? — спокойно спрашивает он, откидывая голову обратно. Зная любовь Сокджина к безумным выходкам, среди которых неожиданное появление на пороге дома Чонов в любое время дня и ночи занимает место даже не в первой десятке, он совершенно не удивлён. Однако причина визита всё же интересует. — А ты зачем здесь? — Приехал проверить, как устроился мой подопечный, а у вас тут бесплатное интерактивное представление, — с весёлой издёвкой в голосе отвечает Сокджин. — Теперь вот хожу, веселюсь. — Хён... — на самом деле у Чонгука есть много, очень много вещей, которые он хочет сказать этому хёну, который, несмотря на льющуюся из него язвительность, всё равно выглядит спустившимся с небес посланником светлых сил, но это короткое обращение — всё, что получается выдавить из себя. Сокджин подходит к столу, склоняется над котелком и двумя изящными взмахами ладони притягивает к носу запах варева. — Ух ты, весьма недурно, — одобрительно хмыкает он, отстраняясь и опираясь бедром о край стола. — Я и не подозревал, что Тэхён умеет в высоко тонизирующие ниже пояса зелья. Не узнал у него рецептик? Думаю, старик Мун купит у тебя всю партию сразу. — Не смешно, — выдыхает Чонгук, устало потирая глаза. — Откуда ты знаешь, что это он? — Намджун, — только и выдаёт Сокджин, прекрасно зная, что его поймут. — Я должен был приехать через неделю, но вчера вечером пришлось быстро собирать вещи, писать письма декану и заведующему кафедрой и искать билеты на поезд. Надеюсь, что меня не уволят. У Намджуна было видение, о котором он сообщил Сокджину, который, в свою очередь, приехал сюда. Всё ясно, как день. — Я теперь даже не знаю, что хуже: что хёна посещают видения про мой стояк и он делится ими с тобой, а не со мной, или что ты бросаешь все свои дела и приезжаешь помочь мне избавиться от него, — мрачно говорит Чонгук, складывая на груди руки и ёрзая на стуле, желая устроиться поудобнее. Облегчить давление плотной ткани джинсов на возбуждённый орган это, однако, не помогает, поэтому он морщится и прекращает попытки. — Ты же знаешь принципы Намджуна, — жмёт плечами Сокджин. — Он не любит вмешиваться напрямую, если это не крайний случай. Но твой любимый хён всё-таки посочувствовал и приехал, чтобы помочь. Будь благодарен, — мужчина подходит, чтобы щёлкнуть Чонгука по носу и вновь расплыться в ухмылке. — А теперь к делам насущным. Во-первых, объясни-ка мне, как ты с твоей-то осторожностью во всех делах, умудрился забыть первое правило зельеваров — никогда ничего не пробовать на себе? — Оно выглядело как укрепляющий отвар, — нехотя признаётся Чонгук. — Я даже не предполагал... — Что оно может укрепить не там, где надо, да? — серьёзным голосом завершает мысль Сокджин, но этой серьёзности надолго не хватает — буквально в следующую секунду он уже хохочет, картинно смахивая пальцами слёзы в уголках глаз. — Просто свари мне противоядие от этой отравы, — устало просит Чонгук, игнорируя очередную неудачную шутку, и для надёжности добавляет: — Пожалуйста. Джун-хён ведь увидел, в чём Тэхён ошибся? — Нет, — качают головой в ответ. — Он увидел только тебя, выползающего из мастерской через два дня с мозолями на обеих руках, — ехидно хмыкает Сокджин. — Но ты определённо недооцениваешь умственные способности своего любимого хёна, если думаешь, что он не мог догадаться об этом сам, — звучит обиженно, после чего в голос мужчины возвращается сосредоточенность: — Предупреждаю сразу, возиться я буду долго, поэтому, если тебе особо сильно захочется м-м-м... — но, опять же, ненадолго, потому что он с улыбкой начинает кидать многозначительные взгляды на заметную под тканью джинсов выпуклость и махать руками в воздухе, пытаясь подобрать замену поэффектнее: —... потрогать свою магическую палочку? Очистить свой корешок женьшеня?.. — Подрочить, — одним словом прекращает эту дурость Чонгук. — Эх, ты, как всегда портишь всё веселье, — с картинной грустью вздыхает мужчина. — Если захочешь подрочить, спустись хотя бы в подвал, идёт? — вновь серьёзно задаёт он вопрос и всё-таки не упускает возможности пошутить напоследок: — Я подозреваю, что твоя веточка заметно подросла за эти десять лет, но видеть её своими глазами желанием не горю. Чонгук на это лишь закатывает глаза. Если непосредственность Хосока обусловлена по большей части тем, что он ещё ребёнок, особо и жизни-то не повидавший, то непосредственность стоящего перед ним взрослого мужчины можно объяснить только фактом, что он до безумия любит издеваться над окружающими.❃❃❃
Сокджин вместе с Чонгуком возвращаются в дом через час, когда запах корицы от булочек в духовке успел распространиться далеко за пределы кухни, а Хосок устал отбирать из рук Тэхёна кружки с успокаивающей настойкой в неразбавленном виде. Первым в двери комнаты вплывает профессор Ким, с грациозностью в каждом шаге огибает стол и усаживается рядом с зелёной ведьмой, одаривая ненавязчивым запахом парфюма, в котором определённо точно чувствуется терпкая сочность ежевики. — Что ж, раз все наконец-то в сборе и добром здравии, — профессор Ким недвусмысленно стреляет глазками в сторону входящего на кухню Чонгука, после чего расплывается в улыбке и потирает руки. — Предлагаю выпить за встречу! — Чаю? — невинно уточняет Хосок, подходя к духовке. — Булочки уже готовы! Тэхён пропускает все их слова мимо ушей и с замершим сердцем сосредоточенно следит взглядом за старшим Чоном, который тоже проходит мимо стола, садится на свободный стул и выглядит при этом не менее спокойно и невозмутимо, чем обычно. Словно не было стояка, не было неудачного отвара. Было только ничем не примечательное утро из череды таких же однотипных. Значит ли это, что Чонгук его простил, не будет ни о чём рассказывать, а ситуация замнётся между ними, прямо как тот поцелуй? Внутри Тэхёна хрупкими цветками начинает распускаться надежда на лучшее. Цветками, которые вмиг покрываются тонкой ледяной корочкой от осознания, что в истории всё ещё фигурирует очень некстати появившийся профессор Ким, который, несмотря на свои тёплые чувства к двум Чонам, может не захотеть оставлять в тайне этот инцидент и доложит в Академию о вопиющих поступках выпускника Кима на практике. Тэхён утыкается полным обречённости и безысходности взглядом на сидящего рядом с ним мужчину. — Сначала вина, — профессор двумя звонкими щелчками изящных пальцев открывает свой саквояж и переносит полуторалитровую бутылку из тёмного стекла на стол. — А булочками отшлифуем. Хосок радостно хлопает в ладоши, принимаясь шарить по кухонным шкафчикам в поиске бокалов, а Тэхён горестно вздыхает и в отчаянии опускает голову на сложенные на столе руки. Сумасшедший дом... Спустя пару часов, перемещение в гостиную, окна которой кто-то предусмотрительно завесил плотным тёмными шторами, и три выпитых бокала красного полусладкого на каждого присутствующего, за исключением одного несовершеннолетнего, которому кроме чая ничего не предложили, дом Чонов, однако, перестаёт казаться Тэхёну сумасшедшим. Скорее уж нетипичным, слегка своеобразным, в чём-то даже уникальным. Душевным. Что-то в атмосфере этой гостиной с откуда-то принесёнными напольными торшерами в виде расходящихся лампочками-цветочками ландышей и небольшим журнальным столиком по центру было таким тёплым, таким уютным, таким щемящим сердце, что Тэхён, не выдержав переполняющих грудь чувств, вытаскивает из-за спины Чонгука одну из двух подушек-кругляшей и крепко обхватывает её руками, комочком устраиваясь в углу дивана. Старший Чон в ответ на эту наглость молчит, лишь в очередной раз окидывая его странным взглядом, в котором сложно что-либо прочитать, но от которого Тэхён не чувствует страха, и на том спасибо. — Я с самого начала знал, что буду руководителем Тэхёна по практике, — внезапно хвастливо выдаёт вальяжно развалившийся в кресле профессор Ким, словно Тэхён был не просто одним из сотни его студентов, а самым важным и любимым, заполучить которого было чем-то сложным и почти неосуществимым. Мужчина машет в воздухе пальцами наподобие дирижёра, только вместо оркестра ему подчиняется только левитирующая бутылка, точечно разливающая вино по трём бокалам на столе. — Только не говори, что ты отправил его сюда, только чтобы иметь возможность приехать к нам за казённый счёт, — подаёт голос Чонгук, вытягиваясь на своём краю дивана. — Ха-ха, конечно же нет, — Сокджин коротко хохочет, но в этом хохоте проскальзывают истерические нотки. — Я бы никогда так не поступил. — Хён, — серьёзным голосом окликает его Чонгук. — Именно так ты бы и поступил. Профессор Ким ничего не отвечает и никак не комментирует, вместо этого всё тем же левитирующим заклинанием распихивая бокалы, после чего разом ополовинивает содержимое своего. Хосок приносит чай и заждавшиеся их в духовке булочки, которые оказываются синнабонами, покрытыми тончайшим слоем глазури, чтобы сладость чувствовалась, но не была приторной. Тэхён, от души откусив от врученного ему лакомства, блаженно стонет во весь голос, моментом собирая на себе взгляды всех присутствующих. — Что? — спрашивает он с полным недоумением в голосе, облизывая пальцы. — Я думал, что мы выпили достаточно, чтобы перестать стесняться. Тем более, что иной реакции на шедевры Хосока и быть не может. Щёки подростка, отдающего последнюю тарелку с синнабоном старшему Чону, миленько краснеют, и он смущённо бормочет благодарность. — А ты очень даже прав, — одобрительно кивает профессор Ким. — И я сейчас не только про выпечку Хобубу говорю. Студент Ким! — чересчур торжественно для компании из трёх изрядно выпивших людей восклицает он. — Думаю, у тебя накопилось множество трепещущих душу вопросов... А я уже дошёл до той кондиции, когда готов, не стесняясь, дать ответы на часть из них. Поэтому спрашивай. Весьма щедро и великодушно с его стороны, но в желудке Тэхёна плещется не меньше двух кружек успокоительной настойки в комбинации с четырьмя бокалами красного полусладкого и парой глотков чая, поэтому единственным «трепещущим душу», как выразился профессор, вопросом для него является далеко не копошение в мотивах чужих поступков и даже не извинения перед Чонгуком, для которых он созрел уже после первого бокала, а банальная потребность прилечь и отдохнуть. Думать не хочется от слова совсем, однако он всё же собирает постоянно ускользающие из головы мысли и выдаёт короткий, но зато чётко сформулированный вопрос: — Из какого вы ковена? — Эть, молодё-ёжь, — разочарованно тянет профессор Ким, закинув ногу на ногу и покручивая остатки вина на дне бокала. — Даже если перед вами открываются возможности узнать чьи-то тайны, погрузиться в глубину чужих секретов, вы всё равно нерешительно топчетесь на поверхности, интересуясь скучными вещами. Хосок приземляется на диван между Чонгуком и Тэхёном и прислоняется к боку последнего, опуская голову на его плечо. Тэхён осторожно отставляет на столике подальше от себя тарелку с недоеденным синнабоном и наполовину поворачивается на диване, позволяя младшему Чону усесться между его ног и опереться спиной на грудь. — Сокджини-хён наш, — с небывалой гордостью в голосе поясняет подросток, сцепляя руки Тэхёна в замок на своём животе. — Но так было не всегда. Тэхён елозит на диване, тоже стремясь принять удобное положение, и заканчивает тем, что вытягивает на диване обтянутую джинсами ногу, упираясь стопой в крепкое бедро Чонгука. Который в ту же секунду давится чаем, но его попытки прокашляться по степени важности для Тэхёна меркнут в сравнении с сенсационным заявлением, покинувшим рот профессора в этот же самый момент: — Я родился в Сеульском ковене и рос примерно там до того момента, как во мне пробудилась магия, — озвучивая сей факт, мужчина выглядит до неприличия бесстрастным, словно пребывание в лучшем ковене страны и одном из лучших ковенов всего мира для него не больше, чем набор букв в биографии. — Вы из Сеульского ковена?! — изумлённо переспрашивает Тэхён, не в силах принять эту информацию. — Был, — твёрдо отрезает профессор Ким. — И рад, что уже большую часть жизни не являюсь членом этого гадюшника. Гадюшник. Точно. Как же Тэхён мог забыть, что он уже слышал это слово в отношении Сеульского ковена, после чего его мечта была окончательно и безвозвратно растоптана суровой реальностью. Это случилось чуть больше двух недель назад, но такое чувство, будто в другой жизни. Дело ли в эффекте настойки, в вине или милосердии — Тэхён до конца не уверен, но былая обида на профессора больше не даёт знать о своём существовании. И, словно прочитав его мысли, мужчина выдаёт: — Надеюсь, что за две недели практики ты успел подостыть и подумать над моими словами. Всё-таки, как тебе теперь уже известно, я знаю об этом месте чуть больше, чем простой обыватель. — Так он и правда должен был попасть на практику в Сеульский ковен? — неожиданно встревает Чонгук твёрдо. — Да, — лёгкий кивок. — Но я вмешался и отправил его сюда. Температура в комнате по ощущениям резко падает на несколько градусов, а в уютную атмосферу семейных посиделок бесконтрольным потоком начинает вливаться негативная энергия. И её источником парадоксально является даже не Тэхён, который, по сути, является главной жертвой, самой пострадавшей стороной в этой ситуации, а Чонгук. Прежде спокойный и уравновешенный, но, кажется, всего за секунду пробудивший внутри демона, и теперь с бесконечным мраком и холодом в голосе задавая вопрос, включающий в себя одно-единственное слово: — Намджун? В этом понятном только для двух человек в комнате диалоге ответа на вопрос не следует. Но, кажется, это первый раз в жизни, когда Тэхён видит профессора Кима стушевавшимся. Чонгук стискивает кулаки, подрывается с дивана, чудом не сбивая журнальный столик, чем пугает всех присутствующих. Тэхён покрепче обхватывает за талию Хосока, который крупно вздрагивает на каждое яростное слово, вылетающего изо рта старшего Чона. — Блять, ты сейчас серьёзно?! Да как... Как вы могли?! — он неопределённо взмахивает руками, направляя весь поток своей брани на мужчину, который стойко всё принимает, даже не меняясь в лице. — Пиздец, блять, у меня нет слов! — по Чонгуку видно, что он с трудом сдерживается, чтобы не пнуть или не сбить что-нибудь, пока быстрыми огибает столик и покидает комнату. Его скрывающуюся в коридоре напряжённую спину провожают три взгляда: один — абсолютно непонимающий и теряющийся в догадках, второй — понимающий наполовину и что-то подозревающий, но не имеющий возможности сопоставить факты до конца, и третий — абсолютно понимающий и немного сожалеющий. — Хобубу, моя радость, я надеюсь, что ты никогда не будешь выражаться столь же грязно, как твой старший братец, — невозмутимо говорит мужчина, поднимая чашку с чаем со стола и делая глоток. — Да, я помню, чему учил меня Сокджини-хён, — сдавленно отвечает Хосок, не переставая обеспокоенно смотреть в ту сторону, куда ушёл Чонгук. — Стоит ли мне...? — Нет, — качает головой профессор Ким. — Всё будет хорошо. Он сам успокоится. Подросток какое-то время продолжает сидеть напряжённо, но затем выдыхает и расслабляется в руках Тэхёна, который принимается ласково его поглаживать, задумчиво поглядывая на сидящего в кресле мужчину. Ничего непонятно, но очень интересно. Возможно, было бы понятнее, если бы Тэхён приложил хоть немного усилий, чтобы осмыслить произошедшее на его глазах, но, признаться честно, ему так сильно лень. Он устал, эмоционально выдохся ещё в первой половине дня, поэтому максимум, на который способен сейчас — озвучить очевидный факт, чтобы вернуть в комнату плавное течение ненавязчивого разговора. — Намджун сказал, что вы все давно знакомы... — Ага. Спелась как-то в детстве троица эклектических ведьм, так и дружим до сих пор, — невзначай роняет профессор, а затем картинно прикладывает ладонь ко рту. — А, ой. Минуту. Троица эклектических? Намджун — да, Чонгук — да, профессор... да? Неожиданное откровение удивляет, но не шокирует. Тэхён всегда подозревал, что со странным профессором с кафедры Магического садоводства что-то не так, но не ожидал, что тот признается в этом так... просто? — Я признался в одном из главных секретов своей жизни, но не вижу изумления на твоём лице, — обиженно отмечает профессор Ким, принимаясь бурчать себе под нос: — Вы с Чонгуком — одного поля ягоды. Вечно всё веселье на корню обламываете. — У меня была догадка, что вы можете быть ещё и ведьмой-провидцем, — честно сообщает Тэхён, сразу ловя интерес в чужих глазах. — Когда мои одногруппники пытались позвать представителя из деканата, чтобы засвидетельствовать факт вашего отсутствия на паре, вы магическим образом объявлялись на месте, хотя изначально было очевидно, что приходить не собирались. Профессор Ким заливается настолько громким смехом, что его, кажется, должны отчётливо слышать и в соседних домах. — А ты не думал, что у меня могут быть информаторы? — вдоволь насмеявшись, мужчина утирает подушечками пальцев выступившие в уголках глаз слёзы и возвращается к чаю. — Возможно, — жмёт плечами Тэхён, насколько это позволяет его положение. — Но в нашем мире гораздо проще оправдать всё магией в первую очередь, а затем уже логикой. — Твоя правда, — с глубокомысленным выражением лица соглашается профессор. — Но, к сожалению, твоя догадка неверна. В своём эклектическом даре я на восемьдесят процентов являюсь зелёной ведьмой, а остальные двадцать поровну разделены на магию сновидений и кухонную, которая по части зельеварения. — Три вида магии сразу? — переспрашивают с лёгким удивлением. — Впервые о таком слышу. Но зато это объясняет, как Чонгук смог сварить противоядие — вполне вероятно, что если не он сам, то профессор, который разбирается как в травах, так и в зельеварении, догадался и помог ему. — Такое редко, но случается. Хотя, буду честен, я бы лучше предпочёл обладать двумя примерно равными видами, чем тремя с таким большим перекосом. Да. Дар необычный, но выглядит так, как будто от этой необычности больше проблем, чем пользы. — Вы... — Тэхён мнётся в нерешительности, но потом всё же продолжает: — Вы поэтому перешли из одного ковена в другой? — Отчасти да, — начинает Сокджин обычным тоном, но, замечая задремавшего на груди Тэхёна Хосока, переходит на шёпот. — В Сеульском ковене неоправданно завышенные требования не только ко всем ведьмам, но даже к детям, в которых ещё не пробудилась магия. Я не возражаю против глубокого всестороннего образования, но не в том случае, когда оно навязывается насильно. Разве детство можно считать счастливым временем, к которому ты с теплотой будешь возвращаться мыслями спустя годы, если почти всё, что ты делал с самого рождения — штудировал учебники? — мужчина дожидается от Тэхёна покачивания головой, после чего продолжает свой рассказ: — Вот и я о том. Когда во мне пробудилось сразу три вида магии, я понял, что нахожусь на распутье: остаться, иметь большие перспективы в жизни, но потерять себя, или уйти, остаться без больших перспектив, но сохранить самого себя. Решение было сложным. Я тогда очень сильно разругался со своими родителями, которые успели представить меня чуть ли не в роли следующего главы ковена. В итоге я всё-таки уехал, уехал как можно дальше от Сеула — сюда, в Пусан, к тёте и её семье. А потом, не прошло и пары дней после приезда и вступления в ковен, как ко мне пришли знакомиться два перспективных оболтуса, один из которых держал на руках пускающего сопли карапуза — и в тот момент я окончательно понял, что сделал правильный выбор, — в голосе и взгляде профессора, направленном на мирно спящего Хосока, слышится так много сердечности, нежной любви, трепетной заботы и привязанности, что Тэхён буквально своей кожей ощущает эту теплоту его чувств. — Через несколько лет я опять вернулся в Сеул, чтобы поступить в Академию. Родители только ближе к выпуску смогли принять и понять моё решение. Ну и, конечно, они были очень счастливы, когда узнали, что я за время учёбы настолько сильно отличился, что меня пригласили остаться работать. Однако на протяжении последних восьми лет меня всё никак не покидают мысли: а точно ли я хочу заниматься именно тем, чем занимаюсь? Действительно ли я чувствую себя счастливым, когда люди, ставшие моей новой семьёй, находятся так далеко?.. — мечтательная улыбка, всё это время пребывающая на лице профессора, постепенно сходит на нет. — Это так, мысли вслух, — мужчина отмахивается и не даёт погрузиться в печаль ни себе, ни Тэхёну, успевшему проникнуться к чужой истории искренним сочувствием. — Не знаю, который час, но, по моим ощущениям, мы неплохо так засиделись. Пора и честь знать, — он поднимается с кресла, принимаясь отряхивать и поправлять светлые брюки. — Вы останетесь тут? — интересуется Тэхён. — Да. Мои кузены давно обзавелись своими семьями, а дом тётушки всё-таки не магический артефакт с безграничным пространством внутри. А у этих двоих, — профессор Ким кивает подбородком на Хосока, плюшевым мишкой растянувшегося на Тэхёне, — полно свободных комнат на втором этаже. Давай я отнесу его в кровать, — с этими словами он подходит к двум ведьмам, осторожно и вместе с тем с неожиданной лёгкостью подхватывая одну из них. — Ты тоже иди спать. Доброй ночи. — И вам спокойной ночи, профессор, — в ответ желает Тэхён, поднимаясь с дивана и потягиваясь в разные стороны, чтобы размять затёкшие конечности. Звук шагов стихает, теряясь в коридорах дома, пока зелёная ведьма собирает всю грязную посуду и относит на кухню. После чего возвращается в гостиную, чтобы выключить нагревшиеся от долгой работы торшеры, и, наконец, отправляется спать.❃❃❃
На следующий день Тэхён находит в себе силы выползти из комнаты только глубоко после обеда. Однако, стоит заметить, он такой не один. Чонгук с растрёпанными волосами, в растянутой чёрной футболке и пижамных штанах выглядит не менее помятым жизнью, чем сам Тэхён, которого хватило только на то, чтобы переодеться и опустить голову под текущую из высокого крана прохладную воду и в очередной раз пообещать себе больше никогда не пить. Мужчина наливает себе в кружку чай и подхватывает тарелку с позавчерашними пряниками, намереваясь молча пройти мимо зелёной ведьмы в коридор, ведущий к комнатам, как Тэхён, только зашедший на кухню, внезапно раскидывает руки в стороны и преграждает ему путь. Несмотря на алкоголь и задушевные разговоры с профессором Кимом, поделившимся с ним своими секретами, стоило ему пересечь порог своей комнаты, как на первый план вновь вышло желание извиниться перед Чонгуком, которое вместе с совестью нестерпимо терзало его первую половину ночи. Пару раз он даже порывался постучаться в дверь чужой комнаты, бродя туда-суда мимо неё по коридорам, чтобы удовлетворить базовую потребность, но его останавливала мысль о том, что будить мужчину ради этого будет не самым правильным и хорошим решением. Зато сейчас... Сейчас он наконец-то может осуществить желаемое. — Чонгук... — начинает Тэхён, слегка задирая голову, чтобы уткнуться взглядом в отдающее мрачностью лицо мужчины. — Я бы хотел... извиниться. Во-первых, я не имел права пользоваться твоей мастерской. Идея вернуть тебе потраченный на меня отвар была самонадеянной и глупой. Я возмещу все испорченные запасы трав и, если хочешь, могу или денежно компенсировать те отвары, которые ты потратил на мои руки, или отработать их стоимость как-то иначе, — он сглатывает. — А во-вторых, пусть ты и сам виноват, что полез в содержимое котелка, большая часть вины всё равно лежит на мне. Поэтому прости меня, пожалуйста. Чонгук не спешит озвучивать свой вердикт, долгим изучающим взглядом смотря на искренне раскаявшегося Тэхёна в ответ. Лицо мужчины, как обычно, ничего не выражает — но так кажется только на первый взгляд. Стоит приглядеться к периодически скрываемым пушистыми ресницами тёмным усталым глазам, в которых нет ярости, осуждения или презрения, но есть понимание, принятие, серьёзность, немного печали и теплота, теплота, меланхоличная теплота — Тэхён смотрит, видит, падает на жестковатую поверхность осознания, что всё это время эмоциональный диапазон Чонгука был гораздо шире отрезка «равнодушие-негатив». В голове внезапно всплывают когда-то сказанные Хосоком слова: «На самом деле Чонгуки-хён далеко не всегда такой противный» — Тэхён не помнит, при каких обстоятельствах он это слышал, но теперь наконец-то признаёт, что это правда. Если откинуть пару язвительных фразочек, которые сформировали о Чонгуке первое впечатление, негативное, после чего Тэхён поставил на мужчине клеймо «скверного характера» и не мог прекратить воспринимать и остальное с двойным дном, были ли моменты, когда старший Чон ругался или злился на него без повода? Если подумать, то... нет. Просто ему, в отличие от экстравертного и открытого к миру младшего брата, требовалось чуть больше времени, чтобы впустить в свою жизнь практиканта, который к тому же ещё и уедет через месяц — так что смысл вообще, спрашивается, привыкать. Но, тем не менее, Чонгук это сделал. И с тех самых пор относился к Тэхёну с незримой внимательностью, бережностью и, возможно даже, заботой, которой были пропитаны не слова, а поступки, причём ещё с очень давних времён. Разговор после посещения дома госпожи Пак, помощь с нарядом для ритуала... А потом был поцелуй и полная сумятица для Тэхёна, в то время как Чонгук продолжал... делать то, что делает. Очевидно, это он был тем, кто закрыл окно и позаботился о них с Хосоком, уснувших на диване в гостиной, да даже сейчас он крепко прижимает к себе тарелку с шедевральными пряниками Тэхёна, на которые без слёз не взглянешь... Всё это мелочи, но мелочи, от которых на душе становится теплее. Забавно, но Чонгуку, кажется, и не надо отвечать на его извинения вслух. Тэхён, посмотрев в его глаза, но случайно заглянув в самую душу, и без этого понял, что на него никогда и не злились. — Бодрого утра коллегам по несчастью! — с оптимистичным восклицанием профессор Ким появляется в кухне из ниоткуда. На самом же деле — из прохода, соединяющего кухню с коридором в торговое помещение лавки, но Чонгук и Тэхён так сильно зависли друг на друге, что не заметили звука приближающихся шагов. Сложившаяся молчаливая атмосфера переосмысления и осознания разрушается в мгновение ока. Тэхён слегка теряется, когда лицо Чонгука на его глазах заметно мрачнеет, и мужчина протискивается мимо него, бросая короткое демократичное: — Я не обижался, но извинения приняты. Профессор Ким садится на один из стульев, складывает руки на груди и закатывает глаза, громко вздыхая: — Кажется, ещё не успокоился. Тэхён вздыхает тоже. Если бы профессор не появился, он бы наверняка под воздействием крутившихся в тот момент мыслей ляпнул что-нибудь не совсем уместное, по типу извинений за то, что плохо думал о Чонгуке всё это время, или ещё чего похуже... Так что такой поворот событий даже к лучшему. Но в груди всё равно невидимой пылью оседают отголоски грусти и разочарования, которые и спровоцировали вырвавшийся вздох. Потому что, возможно, Чонгук тоже мог сказать больше, чем пару слов.❃❃❃
— Касательно того письма, которое я получил на днях... — буднично начинает профессор Ким, следуя за Тэхёном по саду после того, как они разделили скудно приготовленный в отсутствии Хосока, у которого началась новая учебная неделя, завтрак на двоих. — Стойте, — Тэхён с внезапным осознанием оборачивается на мужчину, который без проблем вошёл в сад через заднюю дверь дома и теперь с интересом рассматривает пышно колосящуюся маленькими фиолетовыми цветками лаванду. — У вас, получается, есть доступ к Саду? Он вас пропускает? Тайна Сада и родовой магии Чонов всё ещё была загадкой, которую Тэхён так и не смог разгадать, имея лишь смутные представления о том, как она работает. Хотя, признаться честно, внешняя оболочка волновала его не так сильно, как всё ещё не пришедшие в норму магические потоки, перманентные страдания растений и странности в их поведении. Но сейчас появилась возможность узнать некоторую информацию от третьего лица, которое тоже что-то да должно знать, поэтому Тэхён смело её использует. — О, смотрю, ты уже в курсе про родовую магию, — профессор Ким отрывается от лаванды, вновь выпрямляясь и возвышаясь на добрую голову над Тэхёном. — Но, видимо, в тонкости её работы тебя решили не посвящать, — хмыкая, констатирует он очевидный факт, после чего уголки его губ начинают стремительно подниматься. — Что ж, тогда это сделаю я! Смотри, на самом деле всё просто — та ведьма, которая собирается ухаживать за садом, должна пройти через вон ту калитку, — он рукой показывает на узкую деревянную калитку, через которую Тэхён вошёл в сад в день своего приезда. — В ней сосредоточена часть родовой магии Чонов, которая и проводит сканирование. Все остальные, желающие просто посетить сад, могут это сделать, банально пройдя через дом и выйдя через заднюю дверь. Звучит действительно просто и логично. — Вот оно как, — понятливо кивает Тэхён. — Хорошо. А что насчёт меняющейся атмосферы? Вы чувствуете её настроение сейчас? Он смотрит на профессора Кима с некоторой надеждой, ожидая, что он, будучи почти полноценной зелёной ведьмой, да ещё и его профессором, тоже почувствует, поймёт и объяснит, что за чертовщина здесь происходит. — Нет, я ничего не чувствую, — качает головой мужчина, одним простым движением разрушая всю надежду и ввергая Тэхёна в состояние недоумения. Да почему так?! Почему никто, кроме него, не ощущает трогающие душу прикосновения растерянности и неуверенности и остротой колющее внутри раздражение?! Да, он и сам не чувствует всё это так же ярко, как несколько дней назад — словно сейчас Сад отгородился от него невидимой ширмой из плотной такни, однако Тэхён всё равно чувствует. — Вот мы неожиданно и подошли к самому главному секрету семьи Чон, — с улыбкой хлопает в ладоши профессор. — Когда любая ведьма из них берёт на себя управление лавкой, родовая магия связывает её эмоциональное сознание с эмоциональным фоном Сада. То есть, несмотря на то, что Сад является самостоятельным живым организмом с множеством растений внутри себя, его общий эмоциональный фон и состояние находятся в плотной связи с эмоциями и внутренним состоянием Чонгука как текущего хозяина лавки и главы семьи. А чувствовать всё это можешь только ты, — он кладёт руку на плечо Тэхёна, — потому что прошёл через калитку и взял на себя уход за Садом. Пауза. Челюсть Тэхёна падает в траву, но на этом не останавливается, принимаясь лететь ещё ниже, глубже в землю. Это что получается?.. Что он, ковыряясь с растениями в саду, косвенно ковырялся ещё и в чувствах Чонгука?! При этом будучи ещё и единственным, кто может это всё ощущать? Пиздец?! — Почему я узнаю обо всём этом только сейчас?! — потрясённо восклицает Тэхён. Это нормально вообще? Он две недели находится здесь, проводя большую часть времени в саду, но никто, ни одна живая душа не соизволила хотя бы просто обмолвиться обо всех этих тонкостях! Вслед за первичным ошеломлением душу наполняет растерянность, вынуждая неуверенно помотать головой в разные стороны: — Я никогда не имел дело с подобной родовой магией... Я ведь, получается, даже не знаю, как помочь и как работать с этим... — Как раз тут всплывает один деликатный моментик, — профессор коротко прокашливается в кулак. — В саду можно навести визуальный, так скажем, порядок — попытаться распутать узлы магических потоков, подпитать их, стандартно позаботиться о растениях, но это будет малоэффективно и недолговечно, пока Чонгук, как хозяин и основное эмоциональное лицо, не будет чувствовать радость, счастье, любовь... взаимно, — он завершает речь, многозначительно выделяя последнее слово, чем ввергает Тэхёна в состояние абсолютнейшей прострации. Визуальный порядок?.. Малоэффективно?.. Взаимные чувства?.. Вопрос только один. Какого. Мать его. Чёрта. Несмотря на пустоту в голове, видимо, на его лице в этот момент отражается настолько много эмоций самого разного характера, что профессор Ким принимает решение выдавить из себя хоть какое-то пояснение своим словам, чтобы успокоить стоящую перед собой зелёную ведьму. — Я просто обрисовал перспективы, — он нервно жестикулирует в воздухе, зачем-то добавляя: — Настроил на будущее, — после чего опасливо пытается сделать шаг назад, но ему мешают кусты лаванды. Попытка успокоить, откровенно говоря, получается дерьмовой и подливает ещё больше масла в огонь. — На какое, блять — да простит меня Сад, будущее? — яростно выплёвывает Тэхён. Сначала ему прямым текстом говорят, что всё то, что он делает, приносит мало пользы, а потом начинают затирать про какие-то там перспективы и будущее. Хотя. Погодите... Неужели... Догадка отрезвляет, словно похмельный суп на утро после студенческой вечеринки, возвращая в голову такие давно забытые и утерянные вещи, как логика и рациональность. — Вы хотите, чтобы мы с Чонгуком влюбились друг в друга, — с истеричным смешком констатирует Тэхён. — А что, он тебе не нравится? — хлопнув ресницами, растерянно переспрашивает профессор. — Мордашкой вроде неплохо вышел. Пока учился в Академии, по нему половина потока сохла, — на манер заправской свахи говорит он. — Да и ты почти идеально подходишь под его типаж. Внутренне. На внешность он особо не смотрит. — А он сам-то в курсе, что вы меня под него подложить собираетесь? — абсурд происходящего достиг своего апогея, но Тэхён больше не злится. Вот ни капельки. Он, блять, просто на тонкой грани между прострацией и истерикой ахуевает от происходящего. — С недавнего времени — да. Ему это не понравилось. Ясен хуй, блять. Кому понравится, когда без тебя, тебя собираются женить. — Я с ним солидарен. Мне это тоже не нравится. — Хочешь сюрприз? — внезапно чересчур язвительно задаёт профессор риторический вопрос. — Я, как и вы двое, тоже не в восторге. Но это сработало, понимаешь? Я стою здесь, — он резко тыкает пальцем на землю под собой, — и вижу улучшения, которых никак не могло бы быть, если бы Чонгук дышал к тебе спокойно. Что-то определённо не увязывается с предыдущей частью разговора, где фигурировали только чувства и только взаимные, но не слова о том — к кому и при каких обстоятельствах. — Почему обязательно ко мне? Разве не может он взаимно испытывать всё это к кому-то другому? — резонные вопросы. У Чонгука есть младший брат, с которым они взаимно друг друга любят, так с чего профессор вообще решил приплести Тэхёна к этой истории? — А что, он внезапно нашёл себе кого-то, пока меня месяц не было в Пусане? — мужчина продолжает гнуть свою линию, постепенно распаляясь всё больше и больше. — Я имел в виду Хосока, — пояснение, вызывающее лишь недоумение на лице профессора. Тэхён поспешно добавляет последний аргумент из своей копилки: — Но ещё Чонгук недавно виделся с Юн Далрэ. Насколько я знаю, они раньше встречались — разве это не может быть она? Если всего пару секунд назад профессор напоминал огненный шар, расширяющийся в размерах и готовый вот-вот взорваться, разнеся вместе с собой половину сада, то теперь резко сдувается, словно ведром воды облитый. — Серьёзно?! — глаза мужчины отнюдь не картинно округляются. — Она объявилась после стольких лет? — его лицо приобретает столь же мрачное выражение, как и у Чонгука этим утром, а глаза принимаются бегать из стороны в сторону, словно отражая происходящий внутри черепной коробки мыслительный процесс. Тэхён бы даже посмеялся, наверное, поскольку за все четыре года учёбы в Академии впервые видит профессора настолько серьёзным и озадаченным, да жаль, ситуация не располагает. Мужчина тем временем сдавленно выдаёт: — Тогда я не могу ничего утверждать наверняка. Из зелёной ведьмы вырывается короткий неопределённый смешок. Затем ещё один. И ещё. Нет, блять, это точно сумасшедший дом. И чокнутый профессор, который стал катализатором всего, сделав Тэхёна одним из главных актёров в этом театре абсурда. — Надо проверить, — твёрдо кивает самому себе мужчина, левый глаз которого внезапно начинает светиться небесно-голубым, и в один шаг оказывается рядом с Тэхёном, закрывая ему глаза широкой ладонью. Зелёная ведьма не успевает сообразить и вообще хоть как-то среагировать, прежде чем профессор Ким свободной рукой обхватывает его за плечо и шепчет на ухо короткое: — Спи.❃❃❃
Тэхён поднимает руку, чтобы откинуть чужую ладонь, и отшатывается на несколько шагов назад. Запоздало. Профессора Кима перед ним не оказывается, а окружающее пространство ничуть не похоже на сад, в котором он был всего секунду назад. Утопающее в сумраке, безграничное вширь, но определённо твёрдое под ногами и усеянное звёздами над головой. Нереальное. Магия сновидений? Сверкающие всеми цветами радуги всполохи совсем крохотными огоньками разгораются то вблизи, то в отдалении, полыхают доли секунд и исчезают в темноте, но не бесследно, а будто бы раз за разом перерождаясь. Красиво до мурашек по коже. Но, к сожалению, не отменяет факта, что чёртов профессор во что-то его втянул. Опять. Времени на дальнейшие размышления не даёт ослепительно-яркая вспышка в пяти шагах от Тэхёна, из которой появляется фигура мужчины всё в той же футболке и пижамных штанах, в которых он грабил кухню чуть больше часа назад. Чонгук по инерции делает несколько шагов назад, ошарашенно промаргивается, чуть более спокойно оглядывается по сторонам и по его лицу пробегает тень раздражения. Очевидно, это место ему знакомо. — Где мы? — В управляемом Сокджином сне, — лаконично подтверждает его мысль Чонгук, особо не внося ясности. Но, видимо, заметив мелькнувшее на лице Тэхёна непонимание, поясняет: — Он заставил нас уснуть и погрузил в один сон. Самостоятельно отсюда никак не выбраться. Нужно просто сделать то, что хочет хён, и он нас выпустит, — он трёт переносицу и вздыхает. — Он что-нибудь говорил тебе, прежде чем отправить сюда? Говорил. Много всего наговорил. Так сразу, блять, и не перескажешь. Последнее воспоминание — они с профессором говорят о Юн Далрэ, а в следующее мгновение он, светя голубым глазом, бросается на него. Возможно, это именно то, что нужно, но говорить об этом Чонгуку, а не профессору, который заварил всю эту кашу, а потом посреди диалога провернул чёртов фокус, поместив их сюда,❃❃❃
— Ким Тэхён! Постой! — окликает его уже знакомый женский голос, вынуждая скрипнуть зубами и остановиться на краю дороги, едва отойдя на несколько домов от лавки Чонов. Казалось, этот день не мог стать ещё хуже, но он всё-таки продолжает стремительно пробивать дно. Лично встретить Юн Далрэ, имя которой успело набить оскомину, будучи одной из главных тем, к которой так или иначе сводились все сегодняшние разговоры — это прям блядская вишенка на торте. Непонятно из какого палисадника вынырнувшая женщина в светлом платье и накинутой поверх жёлтой кофте быстро нагоняет его и, слегка запыхавшись, предлагает: — Давай немного прогуляемся? Здесь есть небольшой парк неподалёку. — Простите, но у меня нет времени, — решительно отклоняет предложение Тэхён, нетерпеливо стукнув пальцами по поверхности горшка. — Я тороплюсь. Прогулка в парк лишь предлог поговорить, и Тэхён даже догадывается, о чём может пойти речь, но ему до кислоты во рту, головной боли и тошноты не хочется обсуждать это именно сейчас. Можно его просто оставят в покое? На сейчас, на остаток сегодня и на ближайшую неделю? Ну пожалуйста... Юн Далрэ проходится по нему коротким оценивающим взглядом, останавливая внимание на горшке в руках, цикламен в котором уже успел успокоиться, получив объяснения, но теперь вновь напрягся, свернув листья наподобие тонких длинных иголок в сторону женщины. — Уезжаешь? — Да. — Давай я провожу тебя до ворот поселения, — она предпринимает ещё одну попытку навязаться. — Я знаю короткий путь. Да блять. — Ладно, ведите, — поджимая губы, соглашается Тэхён, позволяя женщине стать сопровождающим, но задавая свой темп ходьбы. — Что вы хотели? — Извиниться. Сегодня по календарю не просто обычный майский день, а чёртов день извинений, о котором Тэхён не в курсе, или что? Причём он сам начал, затем Чонгук продолжил, а теперь вот ещё и Юн Далрэ — откровенно говоря, заебало. Лимит эмпатии и вообще каких-либо положительных эмоций на сегодня исчерпан, поэтому он, не ходя вокруг да около, просто спрашивает в лоб: — За что? — За то, что не передала тебе корзинку-артефакт. Ага, так он и думал. — Почему только сейчас? — имея в виду тот факт, что в начале недели он в одиночку ходил к Далрэ, чтобы вернуть одежду, и у неё был шанс извиниться ещё тогда, но они лишь обменялись вежливыми фразами и разошлись. — Я и не планировала этого делать, но позавчера ко мне пришёл Чонгук и настоял, что я должна это сделать, — недовольно признаётся она, кривя губы. Тэхён резко теряется. Когда это Чонгук успел, и какое ему вообще дело до всего этого?! — Я не думала, что моя маленькая шалость создаст тебе так много проблем, — с наигранным сожалением бросает Далрэ, невинно хлопнув ресницами. Его откровенно провоцируют. И это бесит. Будь это любой другой день, Тэхён бы постарался не поддаваться, не влезать в открытый конфликт, но сегодня. Сегодня он больше не может молчать, посылая дипломатию на три далёкие буквы. — Зачем вы вообще это сделали? — Ты до ужаса прямолинеен, — она останавливается посреди дороги и поворачивается к нему, сверкая злобой на лице. — Хочешь, я верну тебе её? Ты знаешь, что он любил меня и бегал собачкой за мной с самой школы? Мы даже жили вместе. Потом я поняла, что не хочу торчать в этой дыре до конца своих дней, поэтому бросила его и уехала. Вот вернулась в Пусан не так давно, услышала много слухов о практиканте, который приехал ухаживать за садом Чонов, и во мне взыграла ревность. Я знала, что все эти три года Чонгук, пусть и пытался много раз, никого так и не смог провести через калитку — родовая магия их семьи не пропускала, потому что видела, что они ему не подходят... — В каком смысле не подходят? — не заботясь о приличиях, перебивает её Тэхён, зацепившись за непонятный момент. — Тебе об этом никто даже не сказал? — её губы искажаются в усмешке. — Забавно. Родовая магия проверяет не только магический потенциал входящей зелёной ведьмы, но и межличностную совместимость с главой рода. Если он тебя пропустил, значит, у тебя есть все шансы стать минимум любовником Чонгука, — она морщится в отвращении. — Поэтому я и приревновала. А потом госпожа Пак удачно попросила именно меня объяснить тебе всё связанное с ритуалом. Я была удивлена, что Чонгук пришёл вместе с тобой в тот день, и идея с шалостью родилась сама собой. Не думала, что это так сильно усложнит тебе жизнь. Поэтому прости. Пожалуй, больше, чем ненависть к факту, что он в который раз за сегодня с опозданием узнаёт пиздец какую важную информацию о родовой магии Чонов, Тэхён в данный момент испытывает ненависть только к абсолютно неискренним, криводушным, пустым извинениям, покинувшим рот Юн Далрэ. За-е-ба-ло. — Отсутствие артефакта усложнило мне жизнь не так сильно, как вам, видимо, хочется это видеть, — Тэхён окатывает стоящую рядом женщину холодным, до предела тяжелым взглядом, вкладывая в него и возвращая весь тот негатив, который испытывал и продолжает испытывать при общении с ней. — Мне не нужны ваши извинения. Если это всё, что вы хотели, тогда до свидания. Дальше я дойду сам, — выплёвывает Тэхён и собирается уже сделать шаг подальше от Далрэ, но останавливается и добавляет: — Надеюсь, что жизнь сложится так, что ни я, ни кто-то из семьи Чон никогда больше с вами не пересечётся. — Я переезжаю в Кванджу к жениху, — сообщает она непонятно, правда, зачем. Тэхёну всё равно, он ставит чернильную кляксу и переворачивает страницу. Дальнейшая судьба третьестепенных героев его не волнует, свою роль в его жизни они уже сыграли. — Счастливой дороги. Прощайте. Он сворачивает на ближайшем повороте, не имея понятия куда, но желая как можно быстрее скрыться с чужих глаз, уйти подальше и оставить эту историю далеко-далеко позади, но не получается. Не получается в том плане, что от своих собственных мыслей ты не можешь сбежать, как бы сильно ни хотел и как бы упорно ни пытался. Занятно, конечно, что ему довелось услышать о чувствах Чонгука к Юн Далрэ в трёх вариантах — парочка восклицаний профессора Кима о её возвращении не в счёт, и все они оказались разными, правыми в уверенности в своей позиции, но вместе с этим и неправыми в общем целом. Мнение Хосока было слегка детским и наивным — это и неудивительно, ведь ему на момент развития этой истории было чуть больше десяти лет, из-за чего подросток привык оценивать её с позиции «нравится/не нравится»; позиции, делящей мир на сугубо белое и чёрное и до сих пор не изменившейся, не выросшей достаточно, чтобы принять существование нескольких сотен оттенков серого. Тэхён не винит Хосока — если уж кого и винить за формирование поверхностного и ошибочного мнения, так только самого себя, потому что слишком легко принял на веру его слова, наивно подкрепив их впечатлениями от одной только личной встречи. Мнение Чонгука было уже более взрослым, но всё равно не лишённым некоторого эффекта розовых очков. Да, он действительно её любил, но со временем эта любовь стала строиться больше на комфорте и удобстве ведения совместного быта и деления обязанностей по ведению семейного бизнеса, нежели чем на тех светлых чувствах, которые он испытывал к ней в самом начале. Тэхён, конечно, не супер-пупер эксперт по части отношений, потому что максимум, на который лично его хватило — это, кажется, две недели, три встречи и один приготовленный вместе завтрак, после чего он предложил своему тогдашнему парню вернуться к статусу друзей с привилегиями, однако трезвое обдумывание сказанных Чонгуком слов привело его именно к такому выводу. Мнение Далрэ... что ж, наверное, оно было самым неделикатным и вместе с тем приближенным к правде из всех услышанных. Такие люди, как она... вне зависимости от пола, вне зависимости от возраста, они просто встречаются в жизни, и никуда от этого, к сожалению, не деться. Самовлюблённость, эгоизм, легкомысленность, беспечность, озлобленность... даже несмотря на наличие жениха, она всё равно приревновала того, с кем давно разошлась, того, кого сама же и бросила. Её философия ни капли не близка Тэхёну, и он честно не понимает, как вообще Чонгук когда-то её полюбил и какого чёрта она так сильно изменилась — а может, и всегда была такой, теперь уж никто точно не скажет, однако в некоторых её действиях он видит храбрость. Странно, да? Опять же, множество любимых Тэхёном оттенков серого — пойти против и разорвать помолвку, которая почти стала браком, чтобы отстоять свои личные границы и свой комфорт — разве можно её за это осуждать? Хотя мотивы всего предшествующего маскарада, конечно, всё равно остаются неоднозначными... Но с другой, с четвертой стороны, а кто он, Ким Тэхён, вообще такой, чтобы судить всех этих людей? Правильно, никто. Он такой же человек с огромным багажом ошибок, неправильных поступков, опрометчивых слов и неозвученных чувств за плечами, как и они все. Поэтому никакого больше оценивания, никаких больше приговоров и вердиктов, суждений и осуждений. С позиции своей открытой души и большого сердца он может им всем только посочувствовать — на этом всё. Ему, в конечном итоге, и без этого есть о чём подумать.