❃❃❃
Хосок, неизменно в милом фартуке, бодро напевает себе под нос, ловко перекидывая панкейки на тарелку и большой ложкой наливая тесто на две сковородки. Каждое его движение наполнено настолько искренней радостью существования и счастьем от занятия любимым делом, что Тэхён, вторжение которого на кухню осталось незамеченным, решает опереться на дверной косяк и тихо понаблюдать, попутно надеясь впитать в себя как можно больше неосязаемых, но определенно существующих искорок позитива, которые младший Чон распространяет одним своим присутствием. Песенка сменяется песенкой — это понятно по перемене в ритме и настроении: от бодрой Хосок переходит к размеренной балладе о любви и принимается выписывать пируэты лопаткой в воздухе, после чего на смену вновь приходит энергичная, заставляющая его пританцовывать у плиты. Панкейки, что на тарелке ещё, казалось, мгновение назад напоминали небольшую возвышенность, теперь становятся полноценной горой, до боли напоминающей вчерашнюю, но Тэхёна, спасибо матери-природе, уже не мутит. Что Хосок, что Чимин — они всегда вкладывают в свою стряпню не только магию, но и частичку души, так что, что уж тут отнекиваться — принести себя в жертву ради того, чтобы иметь возможность какое-то время есть их еду, определённо того стоит. С тем, как взгляд начинает скользить по кухне, тепло начинает переполнять внутренности и просачиваться наружу в привычных формах проявления искреннего счастья. Внезапно глаза натыкаются на объект, зеркалящий позу у косяка в коридоре на противоположной стороне помещения. Чонгук, лицо которого лишь немного посвежело с их утренней встречи, смотрит в ответ. Интересно, а как давно?.. По недоумённо поднятым бровям и приподнятым уголкам губ Тэхён делает вывод, что его мечтательно-наслаждающийся вид — хорошо хоть додумался применить очищающее заклинание на одежде и немного пригладить волосы, прежде чем прийти, чтобы не позориться, уже какое-то время является достоянием общественности в лице одного единственного человека. Кратковременную вспышку стеснения удаётся побороть, сосредоточившись на отчётливом движении чужих узких губ. Долго ещё собираешься там стоять? Осмыслить и ответить Тэхён не успевает, потому что Хосок замечает старшего брата в дверях и спешит поздороваться: — О, хён! С добрым утречком! — С добрым, Хоб-а, — говорит Чонгук, не отрывая глаз от Тэхёна. Хосок, проследив за направлением его взгляда, машинально оборачивается, и целый спектр эмоций: от удивления до осознания и искренней радости, проносится по его лицу в мгновение ока. — Тэ, ты вернулся-я-я! — протяжный вопль не успевает даже пронзить его уши, как на шею Тэхёна кидаются и тянут вниз весом в килограммов пятьдесят. Пожалуй, надо отдать должное профессору Киму, который, оказавшись точь-в-точь в такой же ситуации некоторое время назад, даже не шелохнулся. Тэхён, конечно, тоже ловит Хосока, но ему приходится приложить максимум усилий, чтобы вместе с ним не завалиться на неприветливо немягкий пол. В итоге он расставляет ноги пошире и крепко обнимает обладателя красноволосой макушки, который в своем эмоциональном порыве случайно умудрился заехать ей ему по подбородку, а сейчас весело себе хихикает, будто бы самому ни капельки не больно. — Спасибо, что вернулся, — неожиданно тихо шепчут в шею. — Я очень скучал. — Я тоже скучал, Хоб-и, — приглушённо отвечает Тэхён, поглаживая рукой спину под завязками фартука. Тонкий запах чего-то горелого настигает дерево и повисшую на нём коалу одновременно. — Панкейки! — в ужасе восклицает Хосок, вспоминая о том, чем занимался, мигом спрыгивая с Тэхёна и подлетая к плите, еда на которой начала дымиться. — Мои милые детки... — стонет он обречённо, и в этом протяжном жалобном звуке так много печали и горя, что сердца всех присутствующих невольно сжимаются. Чонгук подходит к Хосоку, поднявшему вверх обе сковородки с тем, что должно было стать вкусным поджаренным тестом, но сейчас представляет собой покрывшиеся плотной чёрной коркой съёжившиеся лепёшки, и дважды щёлкает пальцами, применяя заклинание исчезновения. — Спасибо, — благодарит кухонная ведьма с выражением лица человека, побывавшего на похоронах и проводившего в последний путь кого-то драгоценного. Коротко кивнув, Чонгук усаживается на своё любимое место, а Тэхёна это наталкивает на мысль, что во всей этой атмосфере уютно-суматошного утра как будто бы кого-то не хватает. — А где профессор Ким? — недостающий в картине пазлик оформляется в конкретный вопрос. — Я выставил его за дверь, — спокойно отвечают, воруя панкейк с верхушки горки на тарелке, чтобы, сложив пополам, засунуть себе в рот, — от него было слишком много проблем. У Тэхёна от такого заявления едва ли челюсть на пол не падает, а потом появляется странное желание от души рассмеяться. Неужели профессор доигрался? — Хён теперь живёт у Джуни-хёна, — по-нормальному поясняет Хосок, хлопая лопаткой по чужой руке и ничуть не переживая за то, что на коже остаются маслянистые следы, и, холодно зыркнув глазами, предупреждает: — В этом доме или завтракают вместе, или не завтракают вообще. Что ж, забавно получается, что и на такого шебутного человека, исподтишка натворившего дел, нашлась своя управа. Хотя, может, ему у Намджуна ещё и лучше живётся. Или же нет... Иначе, наверное, он бы сразу к нему приехал? Айщ, чёрт, возьми все его мысли о профессоре Киме, спрячь понадёжнее и больше никогда не отдавай! Две керамические тарелки, рисунок на которых напоминает срез дерева, если бы его покрасили в цвет индиго, отправлены метким движением шустрой кухонной ведьмы и скользят по поверхности стола, останавливаясь точно возле двух проголодавшихся взрослых. — Хм? Новая посуда? — вопрос с лёгким любопытством. Тэхён не уверен точно, но вроде таких тарелок в шкафу Чонов для посуды раньше не видел. — Хён подарил, чтобы я не грустил, — выключив плиту, поворачивается улыбающийся во все тридцать два Хосок с двумя панкейками на одной лопатке и изящно укладывает их на гору, которая, несмотря на свою солидную высоту, выглядит устойчиво. К тарелке по центру присоединяется прозрачная банка с, очевидно, домашней карамелью — она насыщенного тёмно-коричневого цвета и настолько густая, что засунутая внутрь ложка стоит прямо и даже не думает падать. — А вот теперь приятного аппетита!❃❃❃
Последний панкейк определённо был лишним. А может быть, и два последних. Или всё же тот, который второй с конца, с точки зрения языка не имеет право зваться последним? Ай, ладно, чёрт с ними обоими. Сейчас, лёжа на траве под яблоней, что благосклонно раскинула свои ветви и скрывает его от прямых солнечных лучей, и мучаясь от чувства переполненности в желудке, рассуждать можно долго, но, увы, бесполезно, потому что сделанного не воротишь. Надо бы прополоть лишнюю траву, но силы если и есть, то только на то, чтобы смотреть, как на фоне бескрайнего голубого неба лёгкие дуновения ветра раскачивают аккуратные круглые красные пятнышки, прячущиеся среди обильной зелёной листвы. Сад теперь ощущается совершенно иначе: можно закрыть глаза, коснуться ладонями земли и услышать, как вон там, в клумбе с лилейниками, что в двух шагах, три цветка в один голос уговаривают четвёртый перестать бояться и раскрыть свой бутон, чтобы впустить кружащего рядом шмеля, или как с другой стороны, у тропинки, тиарелла с астильбой обсуждают чрезмерно тёплую и засушливую для начала мая погоду — Тэхён, как и обещал перелеске чуть раньше, не будет углубляться в причины, благодаря которым он смог наконец-то попасть на эту закрытую вечеринку, и собирается просто в полной мере наслаждаться этим дружелюбным и доброжелательным отношением к себе со стороны целого сада. Поразительно, в самом деле — здесь не меньше сотни разного вида растений, но Тэхён не ощущает ни одного негативно настроенного, стремящегося отгородиться или закрыться — наоборот, все занимаются своими делами, позволяя юной зелёной ведьме стать невольным слушателем своих глубокомысленных (но не всегда) бесед. Однако вместе с тем, что Тэхён стал слышать, он стал и гораздо лучше чувствовать. Чувствовать, кого нужно полить, а кому воды многовато, чувствовать, кому нужна подкормка, а кто страдает от перенасыщения микроэлементами в почве, чувствовать, кого стоит подрезать, кого — обрезать, а с кем — просто поболтать, подарив несколько тёплых слов, чтобы приободрить. Ну и магические потоки, конечно же, что всё ещё спутаны и нарушены, но теперь видимы и без магического сканирования — достаточно просто закрыть глаза и подключиться к нужным волнам, исходящим из клумбы с перелеской. Вот и получается, что Тэхён враз увидел весь спектр предстоящей работы, которой оказалось не просто много, а очень много. Но... в груди почему-то нет страха и волнения, а сердце в ускоренном темпе бьётся, но отнюдь не от тревоги — оно бьётся в предвкушении и безумном воодушевлении перед перспективой если не точно успеть до отъезда помочь всем и каждому, то хотя бы приложить все силы для того, чтобы сделать это. После небольшого отдыха в желудке ощутимо легчает, поэтому Тэхён распахивает глаза и, переполнившись мотивации и бодрости, собирается уж было подняться и пойти работать, как вдруг ветви яблони, под которой он лежал всё это время, мягко укладываются ему на плечи и слегка надавливают, удерживая на месте. — Постой, дитя... — звучит тёплый, уютный, но не без ноток стойкости, силы и уверенности в себе голос, — я бы хотела извиниться за прошлый раз... Тэхён, слегка застигнутый врасплох неожиданным порывом яблони, задирает голову, устремляясь взглядом в самую гущу листвы, и с непониманием переспрашивает: — За прошлый раз? — Ну... — неловко мнётся дерево, прежде чем продолжить, словно до глубины своей души стыдится за совершённое, —... когда я тебе своего малыша в рот засунула. А. Так бы сразу. Перед глазами проносятся чрезмерно хорошо сохранившиеся в памяти воспоминания о дне приезда, купании в грязи и чуть не выбившем ему зубы яблоке на закуску. — Ах, вы об этом... — Нам всем тут очень не нравится, когда красивые ротики портятся грязными словечками, но ты об этом не знал, поэтому я не должна была действовать настолько резко, — она грустно приопускает ветви, и яблоки на некоторых из них оказываются угрожающе близко к голове Тэхёна, — так что прости. — Всё в порядке, — он шумно сглатывает и честно признаётся: — Я никогда не обижался на вас. И буду стараться больше никогда не выражаться! — Хорошо. Ты молодец, — похвала звучит один в один, как из уст строгой, но заботливой матери. — В прошлый раз ты выплюнул яблочко, которое я тебе дала. Хочешь сейчас попробовать на вкус моих малышей? — ветка с несколькими яблоками оказывается в опасной близости от лица. — Я с-сыт, с-спасибо, — вежливо отказывается Тэхён, отклоняясь подальше и упираясь спиной в ствол дерева, и почему-то считает важным в подтверждение добавить: — Плотно позавтракал. — Тогда ладно, — яблоня его словам верит и возвращает ветви обратно на свои места, освобождая Тэхёна из импровизированного плена. — Но если что, говори, я буду рада угостить. — Спасибо большое, — звучит благодарность, несмотря на то, что в мыслях о перспективе жизни в ближайшее время даже не возникает идеи о том, чтобы попробовать плоды местной яблони. Возможно, в тот вечер Тэхён пусть и не обиделся, но всё-таки обзавелся душевной травмой, о существовании которой не подозревал вплоть то этого разговора. Подумать о том, как можно её проработать, встаёт на последнее место в списке планов, который и без того уже растягивается на несколько листов, если писать мелким почерком и с обеих сторон. Дел много, времени... времени тоже, конечно, много, но пора бы уже приступать к работе. Некоторые растения за время его отсутствия перешли в состояние глубокого покоя, соответствующее климатической зиме. Благодаря магии Сада оно продлится совсем недолго — всего пару недель, но в это время за каждым растением нужно будет присматривать вдвойне тщательнее, чтобы они и правда смогли отдохнуть и набраться сил перед следующим периодом цветения. Глаза Тэхёна начинают светиться, когда он, разместившись у дремлющего майорана, тянет магию из своего источника, чтобы окружить растение тонкой сетью защитного плетения, которое будет пропускать солнечные лучи и влагу, но отгонит нежелательных гостей в лице цветов-соседей или букашек. Тонкие магические нити связываются друг с другом, образуя над майораном некоторое подобие невысокого, но надёжно укрывающего купола, который на первый взгляд не заметен, но стоит к нему прикоснуться — начнёт мерцать. Когда с защитой закончено, Тэхён на всякий случай решает проверить магические потоки, связывающие майоран с соседними растениями — в целом они в порядке, только слегка утратили насыщенность цвета, что говорит о том, что майоран в самом деле крепко спит. Через два-три дня его и тысячелистник, на который он накладывает защиту после майорана, надо будет проверить, чтобы подлатать или обновить плетение, а пока можно переходить к следующему пункту условного плана. Из-за невероятно тёплой погоды количество начавших плодоносить деревьев увеличилось в разы, но Чонгук, который занимается продажей всего этого добра, вряд ли будет раньше времени собирать урожай, чтобы он не испортился на прилавках, поэтому Тэхёну придётся наложить на все плоды не только внешние защитные плетения, чтобы уберечь от пронырливых насекомых, но ещё и внутренние, останавливающие процессы гниения. И если в первом случае трудности могут возникнуть разве что с размером плетения, которое придётся в разы увеличить, чтобы суметь укрыть всё дерево, то во втором... Это заклинание само по себе довольно сложное и требует концентрации и кропотливого подхода. От воспоминаний о том, как он сдавал профессору Киму экзамен по магическому садоводству в конце прошлого семестра и почему не добрал пять баллов до желанной сотни, Тэхёна, замершего перед сливой, передёргивает. Он усердно готовился на протяжении нескольких недель, понимая, что специализация в жизни зелёной ведьмы играет далеко не последнюю роль, поэтому, чтобы компенсировать отрицательную предрасположенность к магическому взаимодействию с кустарниками и деревьями, ему надо идеально знать всю теоретическую базу — он засыпал и просыпался с учебником по садоводству, но это, к сожалению, не смогло спасти его от позорнейшего фиаско, когда груша в небольшом саду Академии, на плодах которой их группа выполняла последнее экзаменационное задание, предложила Тэхёну и ещё нескольким, на первый взгляд успешно справившимся ведьмам попробовать результат своего труда. Звуки плюющихся, а то и откровенно блюющих одногруппников в тот день перекрывал весёлый хохот профессора, который ещё и «дал пять» ветке злорадной груши. Тэхёну же, который стойко выдержал не только минуту унижения, но ещё и искреннее желание избавиться от того небольшого завтрака, что он насильно впихнул в себя тем чёртовым утром, после чего помыть рот с мылом, Сокджин поставил не ноль, а пять из десяти возможных баллов за упорство и хорошее самообладание. Сдав экзамен, Тэхён открестился от этого предмета левой пяткой и за последующие полгода больше ни разу не пытался повторить это заклинание, похоронив в себе даже идею о том, чтобы когда-нибудь применить его на практике. Но сейчас, кажется, ему всё-таки придётся это сделать, да ещё и в гораздо больших масштабах, нежели чем раньше... В голове мелькает мысль, что, возможно, нахождение профессора Кима в доме Чонов сейчас было бы весьма кстати, но Тэхён гонит её подальше пониманием, что должен разобраться с этим заклинанием сам, иначе никогда так и не сможет научиться. Пасовать перед трудностями — это совсем не то, чему его учила бабуля. Тем более, что у него даже есть учебник с авторскими комментариями и пояснениями, в котором точно можно найти что-то стоящее! Слива, на колени перед которой опустился Тэхён, кажется, смущается не меньше его самого, когда по совету из книги он, окутав магией свои ладони, пытается проникнуть внутрь ствола, чтобы пустить заклинание и распространить его действие изнутри сразу на все плоды, а не применять отдельно к каждому. — Щ-щекотно... — тихо хихикает дерево, когда зелёная ведьма задевает плотный магический поток, что одной лиловой нитью поднимается из земли, чтобы ближе к кроне разойтись по каждой веточке. — Прости... — мигом извиняется Тэхён, но поток не отпускает — только крепче обхватывает руками — и спасибо, что соприкосновение с ним не обжигает, как раньше, а только лишь слегка пощипывает, — придётся немного потерпеть. Светящиеся ярко-зелёным витиеватые узоры начинают расползаться от глаза по лицу, когда он, не мешкая, принимается зачитывать зубодробильное заклинание — и что за изверг вообще его придумал? Первая четвёртка произнесённых слов формирует вокруг магического потока базовый квадрат плетения. Каждое слово из второй четвёрки привязывает к базе по одной защитной составляющей. Третьей четвёркой Тэхён наполнят всю конструкцию своей магией, из-за чего поверх лиловой нити будто повязывают другую, зелёную. И вот, наконец, заключительный этап, на котором он, скорее всего, и ошибся на экзамене — последняя четвёрка слов, которая должна завершить плетение, сделав его единой функционирующей структурой. Именно в них заключается большая часть сложности заклинания — порядок слов чётко не закреплён и зависит от того, как ты формировал плетение до этого: если по часовой стрелке, то завершать надо против часовой, произнося последнюю строчку заклинания с конца, а если же формировал против часовой, то всё наоборот. На экзамене у Тэхёна этот нюанс вылетел из головы, он всё сплёл в одном направлении, поэтому, несмотря на внешнюю правильность, которую обеспечили правильно сплетённые части до этого, у него получилось то, что получилось. Сейчас же он специально заранее определился с направлением и тщательно следил за тем, чтобы всё укладывалось так, как надо. Сердце начинает трепыхаться, а по виску скатывается капелька пота. Тэхён глубоко вдыхает и за один присест проговаривает все четыре слова, начиная с последнего. Мягкое зелёное свечение вокруг его ладоней увеличивается в размерах, становится гуще и переходит в плетение, тонким ободком завершая его. Зелёная сеть замыкается на лиловом потоке и частично впитывается в него, мерцающей волной поднимаясь и расходясь по веткам, на которых висят аккуратные тёмно-бордовые сливы. — Фух... — выдыхает Тэхён, отпуская поток, и, не открывая глаз, приваливается влажноватой от пота чёлкой к стволу дерева. Кратковременная вспышка усталости из-за резкой потери некоторого количества магии в источнике накрывает, из-за чего руки и ноги несколько секунд бесконтрольно дрожат, но это быстро проходит. — У меня получилось? — вкрадчиво спрашивает он про результат своего колдовства у сливы, когда тело возвращается в обычное спокойное состояние. — Да, — радостно хихикает дерево, из стороны в сторону покачивая ветвями. — Я чувствую, что детки не будут портиться, пока висят на мне! — Хорошо... — ещё один выдох, но теперь уже переполненный облегчением. Вау... У него в самом деле получилось! — Очень хорошо... Теперь дело за малым — накинуть плетение внешней защиты, а затем повторить всё это десяток, а то и все два раз.❃❃❃
Обед Тэхён успешно пропускает, несмотря на Хосока, который, вернувшись из школы на часовой перерыв, не меньше десяти минут ходит за ним по пятам от дерева к дереву, строя щенячьи моськи и уговаривая покушать. Приходится несколько раз извиниться, убеждая кухонную ведьму сначала в том, что у него ещё завтрак не провалился, потом в том, что если он сейчас поест, то в ближайшие часа два точно не сможет работать, да и вообще, неужели ты не хочешь, чтобы я помог саду — этот вопрос не без ноток манипуляции, о чём Тэхён искренне сожалеет, становится финальным аргументом, после которого Хосоку ничего не остаётся, кроме как взять с него обещание о том, что он плотно поужинает, и пойти обедать с Чонгуком. Тэхён выдыхает, но спокойно поработать ему всё равно не дают — где-то часа через полтора после ухода младшего Чона объявляется Чон старший, да ещё и не с пустыми руками — сэндвич на тарелке выглядит невероятно аппетитно, но был сделан явно не щепетильным в части результатов своего труда Хосоком, потому что ломтики бекона на вкус оказываются слегка подгоревшими, а соуса оказывается так много, что Тэхёну, во-первых, искренне удивившемуся такому неожиданному перекусу, а во-вторых, конечно же, поблагодарившему за него, приходится слизывать ненароком вытекшие капли со своих пальцев, при этом боковым зрением ловя на себе излишне долгие взгляды почему-то решившего не уходить, а присесть рядом в тени густой кроны апельсина Чонгука. — Я как раз хотел поговорить с тобой о возможности наложения заклинаний против гниения на деревья, но ты, кажется, догадался об этом и без меня... — тянет старший Чон и наконец-то даёт Тэхёну передышку от своего внимания, отворачиваясь, чтобы осмотреть весь фронт проделанной работы. Заклинания внутренней и внешней защиты на плодах практически не заметны, если не приглядываться, однако зоркий взгляд знающих об этом зелёных ведьм с лёгкостью может это определить по мерцанию, становящемуся видимым, когда какое-нибудь насекомое пролетает в опасной близости. — Ты можешь отдохнуть, если чувствуешь усталость, — предлагает Чонгук, заканчивая свой обзор, но не возвращая своё внимание на Тэхёна, вместо этого складывая руки в замок на согнутых коленях и задумчиво утыкаясь взглядом в них. — Нет необходимости убиваться, чтобы обойти все деревья за несколько дней. — М-м... — мычит Тэхён, стараясь побыстрее прожевать и проглотить. — Я... не убиваюсь, — отвечает, озвучивая правду как есть. — Заклинание пусть и сложное, но магии берёт не очень много. — Сложное? — с нотками удивления переспрашивает Чонгук, всё же поворачиваясь к нему и сразу же поясняя: — А мне оно всегда казалось довольно простым... — и вот тут Тэхён, откусывающий очередной кусок от сэндвича, не может удержаться от того, чтобы не закатить глаза. Ясен пень, что такому педанту, как Чонгук, заклинание, требующее скрупулёзного подхода, покажется простым. Старший Чон, хвала матери-природе, этого не замечает или предпочитает не замечать, продолжая: — Но магии в источнике мне всегда хватало максимум на деревьев пять, после чего приходилось пить тонизирующие отвары и отлёживаться несколько часов в кровати. И это... неожиданно звучит очень грустно. А ещё в очередной раз напоминает, что Чонгук — эклектик, поэтому по силе с полноценной зелёной ведьмой не сможет сравниться даже после десятилетий тренировок. У Тэхёна с ним различие в лет, наверное, пять? Он ловит себя на осознании, что до сих пор не знает, сколько лет старшему из Чонов, но сейчас это не так уж и важно — очевидно, что разница совсем небольшая, поэтому неудивительно, что по фактическому уровню сил Тэхён может оказаться на несколько ступеней выше, чем он, пока что компенсирующий пробелы за счёт приобретённого опыта: там, где зелёная ведьма предпочитает идти напролом, Чонгук знает, как можно схитрить и потратить меньше магии. Однако стоит пройти буквально паре-тройке лет усердной работы, и Тэхён с лихвой перегонит его. Таков уж незримый закон распределения магии в их мире, берущий с эклектических ведьм суровую плату за возможность развиваться сразу по нескольким направлениям. — Мне жаль... — с искренним сочувствием говорит Тэхён, слегка загрустив от наполнивших голову мыслей. Какое-то время они оба молчат, думая каждый о своём, но по факту об одном и том же, пока Чонгук не бормочет тихое «всё в порядке» и следом откашливается. Тэхён, дожевав последний кусочек, несколько раз облизывает губы и вновь ловит на своём лице излишне внимательный взгляд. — Кхм, — ещё раз прокашливается Чонгук и, столкнувшись глазами с Тэхёном, отворачивает голову и поднимается с места, в процессе коротко бросая: — Как Хосок вернётся из школы, прогуляйся до Намджуна. Ему и Сокджину есть что тебе сказать, — после этих слов он забирает из рук зелёной ведьмы тарелку и скрывается в доме быстрее, чем Тэхён успевает осмыслить сказанное и выдать из себя хоть какой-нибудь ответ. Любопытно это всё, конечно. Ну и смущает. Немного.❃❃❃
Остаток дня Тэхён проводит в переменно заинтригованном состоянии, то сосредотачиваясь на выполняемой работе, то мысленно строя догадки и выдвигая предположения, из-за чего несколько раз едва не путает порядок наложения завершающего плетения и не повторяет свою экзаменационную ошибку. Каждый раз после такого он злится, хлопает себя по щекам, чем возвращает концентрацию внимания, но этого хватает минут на тридцать-сорок, после чего мысли опять утекают туда, куда не надо, и ситуация повторяется. Ещё и Чонгук, лианы его защекочи, как и все великие люди, живущие под девизом «возбудим и не дадим», после той фразы больше не появляется ему на глаза, лишая возможности расспросить о содержании грядущей беседы. Не то чтобы Тэхёна вообще сильно волновала эта ситуация — поездка в Тэгу и разговоры с Чимином будто поставили ширму между ним и произошедшими событиями, позволяя на них смотреть, но не поддаваться эмоциям, однако, возможно, узнать о том, как конкретно профессор Ким провернул свой план и в чём же ему помог Намджун, всё-таки хочется. Всё-таки интересно. Поэтому стоит Хосоку замаячить на горизонте, как Тэхён, схватив учебник по садоводству и горшок с цикламеном, что после целого дня нахождения в компании тимьяна даже не пошуршал листьями от недовольства, забегает в комнату, осторожно сгружая всё на стол, а затем вылетает из дома, словно метлой подгоняемый, на ходу бросая сердито глядящей ему вслед кухонной ведьме, что обещание всё ещё в силе, но если вдруг получится, что он опоздает на ужин, то клянётся съесть двойную порцию. До дома Намджуна, в котором он был лишь однажды, получается не просто добраться, а сделать это вполне себе быстро, и факт, что слишком уж хорошо он начал ориентироваться в поселении Пусанского ковена, которое до этого всегда казалось хаотичным скоплением различных построек, слегка напрягает. Как будто то, что ты понял принципы устройства чудного поселения, и самого тебя теперь делает чудным — а это, признаться честно, определённо не то, к чему Тэхёну хотелось бы стремиться. Дверь под напористым воздействием костяшек кулаков слегка приоткрывается. Поняв, что она незаперта, Тэхён дёргает за ручку и заходит внутрь, практически сразу натыкаясь взглядом на два переплетённых в полумраке коридора тела. Намджун и профессор Ким целуются, от души причмокивая и ничуть не стесняясь во вздохах-стонах. Ага. А ещё один из них скользит руками по обтянутой брюками заднице второго. Ладно. В голове всё внезапно встаёт на свои места: каждый цветок опыляется так, как надо, каждая мысль-пчёлка возвращается в нужный улей — Тэхён, случайно узнавший ответ к ещё одной из загадок в своей жизни (но лучше бы и дальше был в неведении), уж было разворачивается, собираясь сделать шаг обратно за порог, и, тихо прикрыв за собой дверь, сделать вид, что его тут никогда и не было вовсе, как вдруг профессор Ким с томным вздохом отрывается от губ Намджуна и поворачивается в его сторону, при этом оставаясь в крепких объятиях эклектической ведьмы. — Тэхён, постой! — окликает его профессор, а Тэхён зажмуривается и как вкопанный замирает, не в силах сдвинуться с места. — Я не как Чонгук, поэтому скажу честно и откровенно: у нас с Намджуном старая добрая любовь-морковь с перерывами на лёгкую драму и сопли. Проходит не меньше десятка секунд — это точно, мозг вёл наглядный отсчёт под сомкнутыми веками, прежде чем он шумно выдыхает, разворачивается на пятках ровно на сто восемьдесят градусов, распахивает глаза и мученически восклицает: — Профессор Ким! Не думаю, что это то, что я должен знать! И ведь Тэхён прав, потому что одно дело, когда профессор лезет в твою, его студента, личную жизнь, и совсем другое, когда ты, студент, внезапно становишься свидетелем личной жизни своего профессора. В качестве лучшего описания всех крутящихся мыслей очень хочется процитировать чьи-то на первый взгляд бессмысленные, но на второй очень даже философские слова: «дела так не делаются, а если и делаются, то не так». — Как у тебя язык поворачивается продолжать обращаться ко мне подобным образом, когда ты теперь знаешь буквально все мои секреты! — возмущается мужчина, вскидывая руки, но из-за Намджуна, который с невозмутимым выражением лица скользнул ладонями с его талии на ягодицы и плотно прижал к себе, это выглядит весьма нелепо и комично. — Но вы от этого не перестали быть моим профессором! — весомо парируют в ответ. — Какой же ты зануда, — закатывает глаза профессор, наконец-то мягко отстраняясь от Намджуна и останавливаясь в нескольких шагах от Тэхёна. — Так уж и быть, можешь продолжать звать меня профессором, но когда мы среди своих, будь добр звать меня хёном, договорились? Последние ниточки, что держали вежливость к профессору только из-за того, что это всё-таки преподаватель, с треском лопаются. Вернее, нет, они не лопаются — профессор Ким сам их разрезает, а Тэхёну остаётся только лишь смириться. — Хорошо… Сокджин-хён, — на усталом выдохе озвучивают нужное обращение. И раз уж ему развязали язык, грех не воспользоваться такой возможностью: — Тогда заодно скажу ещё, что твои методы пиздец как непедагогичны, — сообщает в лоб честно и откровенно. Профессор в ответ на это не удивляется и даже не хмурится, наоборот — его лицо начинает сиять, словно протёртое от пыли и грязи стёклышко под лучами солнца. — Замечательно, — губы растягиваются в ослепительной улыбке. — А теперь давайте выпьем!.. — он хлопает в ладоши, но тут же размыкает руки и несколько раз останавливающе машет одной. — Хотя нет, прежде чем мы напьёмся и понаделаем новых ошибок, стыд за которые всё перекроет, позволь нам с Намджуном признаться в старых... Намджун, наконец отлипая от стены, к которой был прижат Сокджином — именно так, а не наоборот, как можно было подумать, приглашающим жестом указывает на второй этаж и отправляется на лестницу первым, демонстрируя крепкую, обтянутую строгими брюками задницу, на которую профессор, не разрывая визуального контакта с Тэхёном, кивает, после чего лукаво подмигивает и, переступая своими длинными ногами в свободных штанах сразу через несколько ступенек, поднимается за ним. Тэхён же, с трудом поборов желание приложиться ладонью о лоб или лбом об ладонь — не суть важен принцип, важен результат, следует за ними двумя, думая только об одном: как получилось, что предложение выпить неожиданно превратилось в намерение напиться? Кухня в доме Намджуна всё ещё слишком маленькая, чтобы нормально вместить в себя трёх взрослых мужчин, но всё ещё своей теснотой, гирляндой и фотографиями — уютная. Сокджин, танцующими движениями подплыв к шкафу и вытащив оттуда несколько бутылок красного вина, ставит их в центр стола и грациозно приземляется на стул. Намджун, всё это время следящий за ним серьёзным взглядом поверх квадратных очков, наконец поворачивается в сторону притихшего в углу Тэхёна и принимается рассказывать. — Несмотря на то, что проблема с тем, что некому заботиться о Саде, стала актуальной несколько лет назад, у Чонгука всё это время кое-как, но получалось держаться, — начинают издалека, обрисовывая внешние границы ситуации. — Однако около двух месяцев назад он честно признался, что в последнее время всё ухудшается с невероятной скоростью, и он понятия не имеет, как вытянуть его до момента прихода в их семью новой зелёной ведьмы... — в паузу, которой Намджун разделяет предложения, Сокджин успевает шёпотом вставить: «на самом деле нам пришлось влить в него добрую часть моей коллекции алкоголя, чтобы разболтать до этого признания», за что сразу же получает взгляд со стороны Намджуна. Не хмурый, не осуждающий, не весёлый — просто взгляд, который, тем не менее, вынуждает Сокджина сделать движение, имитирующее закрытие рта на ключ и выбрасывание этого самого ключа. — Все последние годы я пытался заглядывать в будущее, вызывая связанные с этим видения, но чёткого ответа, найдёт ли Чонгук себе нового партнёра или бремя заботы о Саде должно лечь на Хосока, который приведёт кого-нибудь, не получал. Но в этот раз меня посетили сразу два видения: в первом молодой парень с льняной сумкой и горшком в руках стоит на пороге лавки и здоровается с Чонгуком, представляясь практикантом из Академии, а во втором Сад пропускает этого парня через калитку. Поскольку Сокджин среди нас единственный имеет плотную связь с Академией, я в первую очередь связался и рассказал обо всём ему... — на этом Намджун умолкает и поправляет съехавшие очки. — О проводимой Академией программе по трудоустройству, к сожалению, знает весьма ограниченный круг лиц, — перехватывает его рассказ Сокджин, которому наконец-то дали слово. — Я, как преподаватель, знал, но никогда не рассматривал этот вариант как решение проблемы Чонгука, потому что из-за принципиальности родовой магии, отсеивающей кандидатуры направо и налево, это очень сложно осуществить. Но раз Намджун увидел, что эту ведьму пропускают, мы решили, что это наш шанс. Я проверил всех студентов-выпускников и по сумке понял, что это ты, — он, очевидно, поймав на себе полный недоумения взгляд Тэхёна, невозмутимо жмёт плечами, объясняясь: — Да-да, среди всех только ты на пары ходил с настолько старомодной сумкой... И так, мы придумали план: рассказали Чонгуку, что можно обратиться за помощью в Академию, убедили попробовать, хотя он скептично отнёсся к идее, а потом я напросился в качестве твоего руководителя по практике и снизил твои баллы за испытания, чтобы у Сеульского ковена не было причин выбирать тебя, а я мог согласовать твою кандидатуру на заявку Чонгука. Мне жаль. Сейчас я понимаю, что моё искреннее желание помочь обернулось для вас двоих очень неприятными последствиями... Мда... Не то чтобы Тэхён особо хотел пить сегодня, но после очередной вываленной на него правды такое желание начинает зарождаться где-то глубоко внутри. — Нам жаль, — кивает Намджун, отчего его очки опять съезжают и ему снова приходится их поправить. — Но извиняться мы не будем, потому что не чувствуем себя виноватыми. Нам было очень важно помочь Чонгуку, Хосоку и хотя бы немного спасти их Сад. Нечестными, местами жёсткими методами, но мы это сделали, — говорит твёрдо и уверенно, без капли сожаления или сочувствия. На кухне устанавливается такая тишина, что становится хорошо различим щебет птиц за окном, хотя оно закрыто и должно пропускать минимум звуков с улицы. — Я... понимаю, — после продолжительной паузы говорит Тэхён и ловит на себе два взгляда, в которых плещется разной степени удивление вперемешку с недоверием. Не ожидали. Хах. На припухлые губы рвётся лёгкая улыбка. Вероятно, они оба думали, что Тэхён опять будет возмущаться и пытаться отстаивать свои права — причём не только те, которые прописаны в законах, но как бы не так. Они не учли фактор наличия в его жизни столь же особенного и драгоценного друга, члена семьи, пусть и не по кровным узам, но по душевному резонансу — это гораздо важнее, каким для них является Чонгук. Поэтому да, как бы ни было страшно это признавать, но ради Чимина Тэхён бы тоже пошёл на многое, не исключая даже втягивание в это сторонних лиц против их воли, хоть и сложно придумать подходящую под столь крайние меры ситуацию в контексте их с Чимином взаимоотношений. — Не могу вас обвинять или осуждать, когда сам на вашем месте поступил бы точно так же, — коротким признанием поясняет Тэхён, ставя жирную точку на этой теме, и получает в ответ два практически синхронных кивка, символизирующих принятие его позиции. — А ещё мы благодарны, — неожиданно вкрадчиво говорит Сокджин, зеркаля чужую лёгкую улыбку и заглядывая прямо в глаза. — Глупо отрицать, что за эти две недели ты сделал столько, сколько Чонгук не смог бы и за несколько месяцев. Поэтому спасибо тебе большое, Тэхён. Благодарность трогает самое сердце, и отнюдь не потому, что озвучена устами принёсшего много проблем профессора — в его словах чувствуется искренность, а выражение лица столь простосердечно, что отрезает все пути к отступлению. Миг обмена проникновенностью весьма короток, но большего и не надо — они уловили, вникнули и осознали всё, что надо было друг от друга, поэтому теперь можно двигаться дальше. — Время для вина! — радостно хлопает в ладоши Сокджин, резко выпрямляясь на стуле. — С Намджуном очень скучно пить, потому что он, даже будучи пьяным, своей головой остаётся трезвым, а мне хочется веселья на затуманенный алкоголем разум! Ты ведь понимаешь?.. — протянутыми через весь стол руками обхватывает ладони Тэхёна, не переставая проникать взглядом в самую душу. — Вижу, что да, — одобрительно кивает он самому себе и отстраняется, с забавным взмахом руки командуя: — Джун-и, тащи бокалы! — У меня есть только чашки для чая, — ровно комментирует Намджун, даже не сдвинувшись с места. Сокджин цокает, закатывая глаза, и по лицу заметно теряет то задорное настроение, в котором пребывал ещё секунду назад, чем вызывает у Тэхёна непроизвольное появление улыбки на губах. — Именно поэтому я и предпочитаю останавливаться у Чонгука и Хобубу, когда приезжаю, — принимается он недовольно ворчать, — в их доме хотя бы нормально выпить можно, — шумный вздох, что раздаётся следом, слишком короток для полноценной паузы на обдумывание, поэтому стоит ему сказать: — Неси тогда чашки, — как становится очевидным, что всё это было только для придания ситуации ноток комичной драматичности, когда на самом деле решение пить вино именно так было принято сразу же. В этой простоте, что гениальна, но одновременно и граничит с безумством, пожалуй, и есть весь этот недопрофессор.❃❃❃
С алкоголем пора завязывать. Точка... Нет, восклицательный знак. И подчеркнуть. Слишком уж часто в последнее время Тэхён стал напиваться. Не к добру это. — Я отправил Чонгуку записку, скоро он придёт и поможет! — хихикает Сокджин спустя три... четыре?.. Может быть, и все пять часов, наклоняя бутылку, чтобы вылить в свою чашку остатки вина. — Тебе на сегодня хватит, — прежде чем у него получается это сделать, Намджун осторожно выхватывает бутылку из чужих рук и, быстро шепнув слова, применяет на ней заклинание исчезновения. Глаза Сокджина шокировано округляются, он с прытью отнюдь не пьяного человека подрывается со своего стула и кидается с кулаками на Намджуна. — Как ты мог?! Это же была коллекционная бутылка! Намджун его ловит, обхватывает поперёк талии и, словно нашкодившего ребёнка, усаживает на свои колени. — Звёздочка моя... — на этом моменте Тэхён недвусмысленно давится остатками вина, которое, наблюдая за разворачивающимся перед носом представлением, за неимением попкорна, чтобы пожевать, попытался отхлебнуть. — Ты ведь и сам знаешь, что если выпьешь ещё чуть-чуть, то завтра будешь страдать от сильной головной боли. — Ну и что?! — возбуждённо взмахивает он руками, заставляя красиво развеваться в воздухе рукава шёлкового халата, который на его голый верх заботливо накинул Намджун после того, как собственноручно испачкал каплями разливаемого вина белоснежную блузу Сокджина, который, в свою очередь, вместо применения заклинания очищения решил просто раздеться. — Может, я этого и добиваюсь! — Точно нет, — в ответ лишь спокойно качают головой. — Завтра, как и всегда, ты скажешь мне спасибо. — А вот и нет! — надувается Сокджин, складывая руки на груди и отворачиваясь в сторону. — А вот и да, — мягко возражает Намджун и, прислушавшись к звукам с первого этажа, за талию поднимает со своих колен Сокджина со словами: — Чонгук пришёл. Пойдём, проводим Тэхёна. Вышеупомянутый же субъект, одним махом допивая вино из своей чашки, хочет было возразить, что он, в принципе и сам бы дошёл, но стоит подняться на ноги, как его неожиданно ведёт вправо и он почти заваливается на раковину, но в последний момент Сокджин хватает его за локоть и притягивает к себе, чтобы уже в следующее мгновение растянуть его щёки в разные стороны, с улыбкой повернуться к Намджуну и выдать: — Ну посмотри, какой он милашка! — Тэхён слышит в его голосе настоящую родительскую гордость, и на глаза наворачиваются слёзы, но отнюдь не от трепещущего сердце умиления — кожа щёк начинает побаливать от слишком широкого растяжения. — Милашка со стальным стержнем внутри! Когда-нибудь он возьмёт Чонгука за яйца и... — Смотри, как бы я не взял за яйца тебя, — раздаётся мрачное из дверного прохода. — Что у вас тут происходит? — он оглядывает троицу, стоящую прямо посреди творящегося на кухне беспорядка, с валяющимися пустыми бутылками, грязными чашками и блузой Сокджина, которую решили использовать вместо тряпки, чтобы вытирать стол. — Мы разговаривали, — Сокджин зачем-то пытается реабилитировать их положение, хотя в ситуации всё однозачно и ясно как день. К тому же эта попытка вмиг перебивается честным признанием Намджуна: — Мы пили. — Понятно. Можно было и не спрашивать, — недовольно цокает Чонгук. — Я почему-то думал, что у Намджуна всё же найдётся хотя бы парочка бокалов и всё обойдётся цивилизованной беседой... — Конечно же, у него их нет — я специально ещё в прошлый раз применил на каждый отложенное заклинание исчезновения! — совершенно будничным тоном признаётся Сокджин, наконец-то отпуская щёки Тэхёна, который с благодарственным стоном принимается утирать слюни с подбородка рукавом рубашки. — Ну и зачем? — утомлённо вздыхают, закатывая глаза. — Традицию нужно продолжать, — не до конца понятным аргументом парируют в ответ. Чонгук на это лишь хмыкает и вклинивается между Сокджином и Тэхёном, закидывая руку второго себе на плечо. — И не стыдно тебе проворачивать это с ним? — Завтра ты скажешь мне за это спасибо. — А вот и нет. — А вот и да! Кажется, у Тэхёна на фоне большого количества выпитого алкоголя начались сдвиги в памяти, потому что в голове настойчиво крутится мысль, что он совсем недавно уже слышал подобный разговор. — Мы пойдём вниз первыми! — торжественно объявляет Сокджин и, взяв Намджуна под руку, хочет было красиво удалиться, но из-за узости коридоров в доме только врезается в дверной косяк, после чего под скептический хмык Чонгука просто утаскивает Намджуна в сторону лестницы на первый этаж. — Ты как? — Мне... пл-плохо, — икнув, искренне озвучивает Тэхён характеристику своего внутреннего состояния. — Я не дойду... — выдыхает и резко обмякает — благо, Чонгук вовремя ориентируется и, обхватив за талию, успевает удержать его от встречи с полом. — Пиздец, — слово, содержащее в себе всю степень ахуевания корявой записулькой оторванного от работы Чонгука. Тэхён думает, что цензурящей яблони на него сейчас не хватает, но озвучить свою идею не решается — вряд ли сможет правильно выговорить все слова, поэтому принимается качать головой, прямо как китайский болванчик, прикреплённый мужиком-водилой к приборной панели автобуса. — Понесу тебя на спине тогда, — говорит Чонгук, полусгибаясь, но не переставая поддерживать Тэхёна вытянутыми руками. — Сможешь сам забраться? Получив в ответ всё то же качание, но уже с другой эмоциональной окраской, Чонгук вздыхает и сам перекидывает руки Тэхёна, обхватывая ими свою шею со спины, после чего быстро присаживается, подхватывает его под коленями и поднимает вверх. — У меня нет третьей руки, поэтому тебе придётся держаться самому. — Хорошо... К моменту, когда они с горем пополам оказываются на первом этаже, из переоборудованной гостиной слышатся томные вздохи и уже знакомые причмокивания. Где-то потерявший халат Сокджин в полумраке классной комнаты почти что раскладывает Намджуна на парте, нависая сверху и задирая колено, чтобы надавливать на промежность. Чонгук, ничуть не удивляясь развернувшемуся представлению, спокойно проходит мимо с ношей на спине, вместо прощания бросая: — Мы уходим. Дверь не забудьте запереть. В то же время ноша на его спине, которая пусть и удивилась представлению, но предпочла не подавать виду о кольнувшей где-то глубоко внутри зависти, укладывает голову на чужое плечо и закрывает глаза. — Чёртовы хёны, — пыхтит себе под нос Чонгук, стоит им выползти в ночную освежающую прохладу. — Будь проклят момент, когда я решил, что подружиться с ботаником в очках будет хорошей идеей. Будь проклят момент, когда мы потащились знакомиться с новенькой эклектической ведьмой в ковене, будь проклято-.. — тихие беззлобные проклятия льются из чужого рта одно за другим, расслабляя своей однообразностью и монотонностью. После слегка душноватого воздуха на кухне Намджуна на улице хорошо: лёгкий ветерок раздувает волосы и забирается под рубашку, чтобы прохладными касаниями скользнуть по спине, шелест листвы невысоких деревьев, что растут вдоль дороги или рядом с домами, смешивается с негромким стрекотанием сверчков в траве и умиротворяюще воздействует на сознание, превращая мысли в субстанцию, похожую на густой мёд. — Прости... — спустя какое-то время тянет Тэхён, утыкаясь носом в заднюю сторону шеи Чонгука, что давно манила сохранившимся ярким запахом древесного парфюма. Чонгук в этот момент, видимо, обо что-то запинается и следующие несколько шагов опасно шатается, пытаясь удержать равновесие, после чего и вовсе останавливается, поворачивает голову — насколько это вообще можно сделать, чтобы не потревожить Тэхёна, и со всей серьёзностью спрашивает: — За что? — Я тяжёлый... — вяло шевеля языком, еле слышно бубнит Тэхён, почему-то пребывая в твёрдой уверенности, что Чонгук его точно услышит и... простит? Пожалеет?.. А какой вообще реакции он ждёт на свои слова?.. Если честно, понимание того, что сейчас движет его ртом, из-за чего из него раз за разом выходят такие странные вещи, куда-то... пропадает. — Боюсь, к концу практики станешь ещё тяжелее, — хмыкает Чонгук в самой что ни на есть чонгуковской манере, и это кажется таким милым и забавным, что на губы Тэхёна под влиянием атмосферы лезет непроизвольная улыбка, которая, однако, начинает сходить на нет, когда до опьянённого сознания начинает доходить смысл услышанного, — Хосок всерьёз настроился своей готовкой убедить тебя остаться у нас навсегда. Настроение стремительно катится в бездну без точно определённой на то причины, и из Тэхёна вдруг совершенно неожиданно даже для него самого вырывается всхлип, который по своей громкости перекрывает даже стрекочущих сверчков. — А я... в детстве мечтал... чтобы меня... на руках носили... — звучит сдавленно, с тройным перерывом на то, чтобы шмыгнуть носом. И это искреннее признание, исходящее из самых глубин души, но, вероятно, со слегка неправильно подобранной формулировкой, потому что Тэхён имеет в виду аттракцион, который папы обычно устраивают для своих детей, отдавая им команду расставить руки в разные стороны, а затем подхватывая под грудь и ноги и принимаясь кружить, «самолётиком» катая по пространству — он не раз видел такое на детских площадках, и, когда наконец попросил своего отца об этом, оказалось, что мышцы рук того были слишком слабыми, чтобы поднять Тэхёна, даже когда он был ребёнком, а Чонгук понимает эту фразу совершенно иначе, потому что говорит: — Если твой партнёр в самом деле будет тебя любить, то найдёт способ, чтобы осуществить твою мечту, сколько бы ты ни весил. Пока мозг Тэхёна, скрипя шестерёнками, пытается сообразить, как самолётик на руках папы связан с партнёром и осуществлением мечты, Чонгук несколько раз сглатывает — настолько шумно и нервозно, что на это обращает внимание даже его ноша на спине, однако тотчас забывает, возвращаясь к своим размышлениям. Вплоть до развилки, на которой нужно повернуть направо, чтобы перейти на улицу, где расположен дом Чонов, они идут в тишине. Свежий воздух помогает Тэхёну проветрить — читать как «выдуть всё, полностью опустошив помещение», сознание. Так и непролитые слёзы из-за мечты высыхают, сопли втягиваются обратно, а голова расслабленно укладывается на плечо, чтобы, стоит Чонгуку свернуть на прямой путь к их дому, задать совершенно случайный вопрос, который, тем не менее, будоражил сознание с момента увиденной на кухне сцены. — А почему... Намджун зовёт Сокджина... звёздочкой?.. — Потому что вся его жизнь, как планета, крутится только вокруг одной звезды, — объясняет Чонгук тоном крайне уставшего от особенностей проявления любви у этой парочки человека. — Романтично... — мечтательно вздыхает Тэхён, приподнимая голову, чтобы пьяным взглядом уткнуться в тёмное небо с множеством маленьких, пульсирующих светом точек, среди которых наверняка есть ещё миллионы светил-Сокджинов и влюблённых в них планет-Намджунов. — Подкаблучно, — отрезает Чонгук, сил которого из-за веса чужого тела на спине хватает лишь на то, чтобы смотреть на дорогу впереди. На этом вторая часть их разговорм заканчивается. Какое-то время Чонгук ползёт по дороге в тишине, ожидая очередную перезагрузку Тэхёна и начало третьей, однако вместо этого ему в ухо начинают тихо посапывать. Снисходительная улыбка на пару с коротким смешком снаружи сменяется мягко растекающейся теплотой в груди. В дом они вдвоём (ну, в плане один на другом, да) заходят через калитку и сад, тихие перешёптывания растений-ночников которого доносятся вслед, пока за ними не закрывается задняя дверь. Тэхён заснул, причём настолько крепко, что его не смогло разбудить даже слегка жестковатое — Чонгук старался опустить как можно бережнее, но руки предательски дрогнули в самый неподходящий момент, приземление в кровать. Любимое, как Чон успел заметить, растение Тэхёна в горшке — цикламен, который до момента возвращения своего бродячего хозяина не спал, удостоверившись, что того принесли живым-здоровым, тоже принимается готовиться ко сну, растопыривая листья и укладывая на них бутоны, но полностью расслабляется только тогда, когда Чонгук, поправив под головой зелёной ведьмы подушку и прикрыв его одеялом, тихонько выходит, осторожно прикрывая за собой дверь. Мастерская встречает недоделанной работой и хаосом разбросанных по столешницам сушёных растений разных форм и видов. Чонгук, зажигая горелку под котелком и взглядом задерживаясь на пока спокойной воде в нём, к своему искреннему удивлению, не чувствует сожаления, что пришлось оторваться от работы, чтобы донести Тэхёна до дома. И даже осознание, что зелья в любом случае нужно доварить сегодня, и час задержки ровно на столько же оттянул момент соприкосновения его тела с кроватью, не оседает внутри неприятным осадком. Скорее уж наоборот — странные, малосвязные между собой короткие разговоры с пьяным Тэхёном спровоцировали непонятное шевеление в груди, которое, несмотря на то, что зелёная ведьма уже не рядом, так никуда и не делось. Вода в котелке закипает, бурля и множась пузырями. Необходимые для отвара ингредиенты в выверенной годами последовательности отправляются внутрь. Зоркий взгляд определяет, что пропорции рассчитаны не совсем верно и требуется добавить ещё немного сушёных цветков диковинного растения, что лежит на одной из нижних полок в шкафу. Голова зельевара полнится мыслями отнюдь не о работе, поэтому крупные цветы, что по внешнему виду почти идентичны нужным, но обладают совершенно другими свойствами, отправляются в котелок, а ошибка остаётся незамеченной в силу малого количества, недостаточного для образования визуальных отличий, но способного в корне изменить оказываемый эффект. Сваренное зелье остаётся до утра остывать, несколькими щелчками весь мусор убирается со столов и в мастерской гаснет свет...❃❃❃
Кажется, его молодой организм определённо перестаёт вывозить количество потребляемого алкоголя — это Тэхён понимает, сполна прочувствовав все прелести похмелья следующим утром. Хвалёное Сокджином вино многолетней выдержки в дубовых бочках, в моменте в самом деле имеющее непередаваемый сладковатый вкус с фруктовыми и цветочными тонами, сегодня ощущается отнюдь не таким лёгким и воздушным, каким просилось и попадало вчера в его желудок. Боль в висках сжимает и плющит голову, в пустыне во рту, по ощущениям, не приживутся даже самые засухоустойчивые растения, тело неподъёмным мешком с землёй валяется на кровати, а глаза... глаза Тэхён даже открывать не хочет, лишь посильнее утыкаясь лицом в подушку в надежде, что всё его существование окажется неприятным сном, чьим-то неудачным анекдотом — знаете, из разряда «посмеялись для приличия и забыли». Он не помнит большую часть событий вчерашнего вечера, не помнит, как оказался в постели, плохо понимает, кто он и зачем он — разве не лучшие аргументы в пользу того, что если полежать так ещё немного, то история закончится: страницу перелистнут и увидят душещипательное «the end», а ему будет позволено уйти на заслуженный покой в небытие? Уровень самообмана по шкале доходит практически до девяноста девяти процентов, как вдруг его обнуляет вполне себе реальный тихий стук в дверь, после которого не менее реальный голос Хосока приглушённо уточняет: — Тэхён? Ты проснулся? Будучи не в силах выдавить из себя хоть что-то членоразделительное, Тэхён просто мычит в наволочку — и далеко не факт, что он хотел именно ответить на заданные вопросы, а не сделать это от разочарования из-за провалившегося плана оборвать повествование. — Что-что? — переспрашивает Хосок. — Я плохо тебя слышу. Ничего страшного, если я зайду? — спрашивает и, получив в ответ ещё одну порцию невнятного мычания, приоткрывает дверь, тут же красноречиво выдыхая: — Уф... — и да, пожалуй, Тэхён согласен, лучше, чем это, его текущее состояние ничего не способно описать. Хосок, вероятно, морщится и зажимает пальцами нос, потому что вся последующая речь произносится слегка гнусаво: — Ты пока поднимайся и умывайся, а я, пожалуй, в качестве наказания за вчерашнее отсутствие на ужине приготовлю тебе двойную порцию похмельного супчика... В третье неразборчивое мычание Тэхён старается вложить всю свою искреннюю благодарность и признательность — подросток, скорее всего, её не слышит, потому что дверь в целях дальнейшего нераспространения типичного прекрасного сопровождающего похмелье запаха закрывается гораздо раньше. Кажется, даже самый лояльный член семьи Чонов, добрейшая и всегда поддерживающая душа — и то отвернулся от него. Что ж, заслуженно. Тэхён клянётся, что до конца практики больше не возьмёт в рот ни капли алкоголя, чтобы не позориться и не разочаровывать Хосока, и подушка, всю ночь исправно впитывающая его слюни, на пару с цикламеном, который от «чистоты» воздуха в комнате аж пожелтел листьями, тому свидетели!❃❃❃
Водные процедуры — а точнее, холодный душ, под который Тэхён забрался прямо в одежде и упорно стоял вплоть до момента, пока не застучали зубы, явно не мог привести внешний вид в хоть немного пригодное для выхода в свет состояние — полный веселья взгляд Чонгука с нотками иронии, которым тот его одаривает, стоит, высушившись заклинаниями, приползти на кухню под самый конец утренней трапезы, лучшее тому подтверждение. Стыд стремительным потоком наполняет и без того сожалеющую о содеянном душу, пока Тэхён как можно тише плетётся и усаживается на свой стул, и достигает апогея, когда Хосок, сочувствующе поглядывая из-под редкой красной чёлки, ставит перед ним две глубокие тарелки с дымящимся наваристым бульоном и плавающей в нём лапшой. Позор. Позор ему. Это же надо было так нахрюкаться... Лианы раздери Ким Сокджина — это он во всём виноват! Чонгук молча допивает свой кофе, но перед тем, как уйти открывать лавку, ободряюще хлопает Тэхёна по плечу. — Не переживай, хён провернул этот трюк с вином и чашками с каждым из нас, — смысл этих слов доходит достаточно быстро, и всё как-то сразу становится лучше: солнце за окном светлее, посуда на столе чище и на душе легче. Знание того, что окружающие когда-то побывали на твоём месте, обладает удивительным успокаивающим эффектом. — Ну, кроме Хосока. Хотя, думаю, после окончания Академии Сокджин и его напоит. — И зачем он это делает?.. — Считай это своеобразным обрядом посвящения, — жмёт плечами Чонгук, а уголки его губ совсем немного поднимаются: — Добро пожаловать в нашу семью. Сердце на секунду замирает, а рука, несущая в рот ложку с бульоном, промахивается, попадая куда-то в середину щеки. Растерянный взгляд скользит по лицу Чонгука на признаки неудачной шутки или чего-то в этом духе, но находит только, кажется, не имеющее границ одобрение и поддержку. Вот это да... На глаза почему-то решают навернуться слёзы, но Тэхён умело прячет их, резко опуская голову и утыкаясь в тарелку, но Чонгук, кажется, всё равно успевает их заметить, потому что его рука, что задержалась на плече после хлопка, всего на мгновение крепко сжимается, будто бы в утешающем жесте, после чего старший Чон молча уходит по делам, оставляя Тэхёна в лёгком смятении и недолгом одиночестве, прежде чем Хосок, немногим ранее отлучившийся, чтобы сбегать в свою комнату за учебником по бытовым заклинаниям, возвращается на кухню, чтобы немного самостоятельно позаниматься.❃❃❃
Жизнь постепенно возвращается в привычное русло, состоящее из ранних подъемов, совместных приёмов пищи и работы в саду — именно так хотелось бы Тэхёну сказать с умиротворённой улыбкой и дзеном в глубине души, сидя где-нибудь среди цветущих клуб и наслаждаясь очередным солнечным деньком, но как бы не так. Проблема пришла оттуда, откуда не ждали — все растения ни с того ни с сего начали вести себя необычно. И когда Тэхён говорит мягкое и ёмкое «необычно» — это значит ничто иное, как пиздецки своеобразно. Несмотря на то, что дуб и перелеска доходчиво объяснили свои позиции, некоторые мысли о странностях всё равно начали маячить на периферии сознания ещё вчера. Сегодня же Тэхён убеждается в них целиком и полностью. А всё потому, что Сад начинает откровенно чудить. Совершать выбивающиеся из логики поступки, шутить, дурачиться, устраивать приколы — называйте как хотите, но факт остаётся фактом: Сад перестал тихушничать и начал показывать свой настоящий характер. Или характер Чонгука — чёрт их тут разберёшь, где заканчивается личность одного и начинаются личности других. Но ладно, обо всём — по порядку: после того, как двойная порция похмельного супа приводит его в чувство, а Хосок, решивший отработать на первый взгляд безобидное заклинание перемещения предметов на небольшие расстояния, случайно заезжает ему ложкой по лбу, за что потом со слезами на глазах извиняется добрых пять минут под тщетные попытки убеждения, что всё в порядке и ему совсем не больно, Тэхён, потирая шишку, отправляется работать и добрую половину утра проводит, заканчивая обработку плодовых деревьев. Стоит ему присесть на траву, чтобы перевести дух, как внушительного размера куст растущего рядом самшита осторожно прокашливается, извиняется за беспокойство и вежливо спрашивает, есть ли возможность пересадить его в другое место, потому что в последнее время на него стало попадать слишком много прямых солнечных лучей, а это сильно сушит листья. И вот обычно пересадка растений — не запарное дело: магией корни окутал, выкопал, вкопал, магией почву удобрил, для надёжности полил. Однако в саду Чонов дела обстоят слегка иначе — всё настолько друг с другом плотно взаимосвязано, что выдёргивать из этой путаницы кого-то, да ещё и представляющего собой не парочку цветочных кустиков, а полноценный кустарник, чтобы выкопать который ещё надо изловчиться, слегка... боязно. Поэтому Тэхён решает обратиться за помощью к Чонгуку. Ну как за помощью — скорее уж за разрешением вмешаться и в случае утвердительного ответа — советом и рекомендацией относительно дальнейших действий. Поиск Чонгука не занимает много времени — он, как и ожидалось, работает в мастерской: переливает тёмного цвета зелье из котелка в пухлые склянки, но, на удивление, стоит Тэхёну скрипнуть дверью и огласить цель своего визита, как он без раздумий отставляет котелок в сторону и мигом соглашается сходить посмотреть на кустарник. Из мастерской они выходят вместе, но в определённый момент Тэхён, немногим ранее воодушевившийся быстрым согласием и потому принявшийся увлечённо описывать все возможные нюансы и последствия и заодно активно жестикулирующий руками себе в помощь, запинается о совершенно неожиданно вылезший из земли прямо под ногами корень лимона и, не в силах осознать, что произошло, начинает падать, не переставая полным непонимания и удивления взглядом смотреть на Чонгука, мозг которого, к слову, успевает осознать ситуацию гораздо быстрее, благодаря чему ему в последний момент удаётся обхватить Тэхёна за талию и вместо жёсткого падения мягко уложить на землю, опустившись на колено рядом. Со всех сторон резко начинают доноситься охи, ахи и шепотки немногочисленных растений, ставших свидетелями любопытной сцены и нетерпеливо пересказывающих всё в деталях своим соседям, а те — дальше, тем, кто не увидел или пропустил. Но Тэхён слышит этот гул словно через стену, полностью сосредоточившись на оказавшемся слишком близко лице нависшего сверху Чонгука. — Ух... — только и получается выдавить из себя, потому что ощущения сильной хватки рук и их тепла даже через ткань рубашки неумолимо заполняют всё пространство в мыслях. — Ты в порядке? — спрашивает Чонгук, но делает это почему-то так вкрадчиво, чёртовым бархатистым шёпотом, что сердце Тэхёна, прямо как в пресловутых женских романах, совершает самый настоящий кульбит. — Д-да, — ответить удаётся не с первого раза. Тэхён упорно пытается отвести взгляд, чтобы не думать, перед чем однажды ему уже довелось видеть Чонгука настолько близко, но раз за разом с треском проваливается, зависая то на родинке под нижней губой, то на самих губах. Тот же, получив утвердительный ответ, мигом отстраняется — но, тем не менее, убирая руки с талии Тэхёна максимально осторожно. Лишившись сторонней поддержки, Тэхён позволяет себе упасть спиной на траву и, смотря в небо, что наполовину закрыто широкой листвой лимона, задать самый животрепещущий в данную секунду вопрос: — Что это было? — Понятия не имею, — звучит коротко, но искренне. Тэхён верит. Но они оба всё равно понимают, что дело тут нечисто, ведь корень лимона исчез в земле так же внезапно, как и вылез. На этом, казалось бы, всё должно закончиться, но, как оказалось, это было только началом — нежными и невинным цветочками. Все ягодки были впереди. Тэхён, оправившись от произошедшего, наконец доводит Чонгука до места расположения самшита, но обнаруживает куст за плотной стеной внезапно разросшейся тиареллы, которая до этого скромно росла по соседству. — Это что ещё за фокусы... — раздаётся полный непонимания бубнёж под нос, пока сам Тэхён, пытаясь держать лицо и не реагировать на слышимые со всех сторон перешёптывания, чтобы не выдавать раньше времени Чонгуку любопытную информацию об открывшихся после приезда возможностях, наклоняется вперёд, желая раздвинуть руками белые метёлки и добраться до самшита. Всё определённо идёт не по плану — это Тэхён понимает уже в моменте, когда тиарелла сама расползается, а он теряет равновесие и валится вперёд, утыкаясь рёбрами ладоней в землю, лицом — в мелкие зелёные листочки самшита. И ладно бы только это... Руки можно помыть, тошнотворный запах самшита — не вдыхать, но вот то, что он сейчас выпячивает обтянутую натянувшейся тканью джинсов задницу в наилучшем угле обзора для оставшегося в шаге позади Чонгука, не исправить никак. Можно было бы счесть, что Тэхён придаёт этому слишком много значения — подумаешь, случайно встал раком перед тем, с чувствами к которому надо бы уже конкретно определиться, но сделать это явно не таким радикальным способом, если бы не прерывистый вздох, так чётко и громко прозвучавший на фоне неожиданно притихших растений. Что Чонгук, что Тэхён продолжают оставаться на своих местах, а щекотливая ситуация не спешит разрешаться сама собой, с каждой секундой становясь всё более неловкой. Голова Тэхёна обессиленно опускается, а вырвавшийся из груди стон отражает всю ту глубокую степень усталости, которую он испытывает. Можно, пожалуйста, сегодняшний день уже закончится? Судьба на этой жалостливый вопрос даёт немилостивый отрицательный ответ, потому что стоит им кое-как всё замять, разобраться с самшитом и разойтись по разным углам сада, вернувшись к своей работе, как не проходит и часа, прежде чем чья-то невидимая рука снова сталкивает их. Время близится к вечеру, и Тэхён решает не тратить магию, чтобы организовать очень нужный после дневной жары полив, поскольку площадь сада большая, а значит, несмотря на простоту заклинания, её придётся потратить много, и полить по человеческой старинке — из шланга, который подсоединён к нескольким спрятанным в зелени у забора цистернам с тёплой отстоявшейся водой. Однако по-нормальному это сделать ему не даёт проказница лиана, ни с того ни с сего решившая играючи взбунтоваться, выхватить из рук шланг и, пережав его в нужном месте, направить мощный поток воды прямо на... идущего из мастерской в сторону дома Чонгука. Ну, кто бы сомневался. Волосы, футболка, рубашка, штаны... — всё на нём враз оказывается мокрым настолько, что вода струйками стекает вниз ещё какое-то время после того, как лиана, вытворив невероятный перфоманс, вновь становится послушной и возвращает онемевшему Тэхёну в руки шланг, прямо как выдрессированный пёс, принося хозяину кинутый мячик, и с видом, что вообще не при делах, уползает обратно к забору. Несколько долгих минут два взгляда неотрывно буравят друг друга, обмениваясь не словами, а, кажется, напрямую мыслями. — Обсудим? — наконец предлагает вслух Тэхён, отмирая и перенаправляя струю воды из шланга на другие ожидающие полива растения. — Нет необходимости, — качает головой Чонгук, откидывая назад влажную чёлку и несколько раз проходясь пятёрней по волосам, видимо, в попытке хоть как-то их нормально уложить. — Мы оба знаем, кто виноват, — резюмирует, но эти слова Тэхён слышит словно через плотную стену, сосредоточив всё внимание на... чужом лице. Он видел открытый лоб Чонгука не так часто, но каждый раз это почему-то ощущается сердцем навылет, ведь старший Чон словно преображается, добавляя себе солидности, взрослой серьёзности и благородной красоты... Так. Секунду. О чём он вообще думает?! Тэхён крепко зажмуривается и распахивает глаза, сбивая наваждение и пытаясь вернуться к изначальной теме. Кажется, там было что-то про виновного... Знать, кто виноват — это, несомненно, хорошо. Но ведь надо и понимать, что с этим делать, разве нет?! — Надо просто немного подождать, — словно прочитав крутящийся в его мыслях вопрос, спокойно говорит Чонгук. — Не знаю уж, что Сокджин нашептал Саду, но уверен, что скоро он устанет проказничать и успокоится, — с этим, видимо, решив, что разговор исчерпан, Чонгук, хлюпая обувью, уходит в дом, оставляя в одиночестве Тэхёна, которого в глубине души не покидают смутные сомнения, что в происходящем всё далеко не так просто, как ему сейчас попытались объяснить. Проказ Сада с позиции эмоциональной усталости от таких неожиданных поворотов событий хватило бы на целую неделю жизни, но нет, это всего лишь один её день. Который, к слову, всё ещё не закончился. Тэхёну, изнывающему от вечерней духоты, предвещающей хорошую ночную грозу, до момента соприкосновения головы с подушкой и погружения в пространство, далёкое от реальности, разочаровывающе далеко и долго. Было бы неплохо завершить с работой на сегодня и провести остаток дня в прохладе гостиной Чонов, расслабленно развалившись на диване с усердно занимающимся Хосоком под боком, однако покоя не даёт самшит, пересадку которого Чонгук одобрил, но процесс поиска нового подходящего места для которого отдал в полное ведение Тэхёна. — Ну и куда же тебя переместить?.. — бубнит зелёная ведьма, задумчиво нарезая круги по всему саду. В учебнике по магическому садоводству про нюансы уживания одних растений с другими не написано ничего от слова совсем — Тэхён, конечно, разочарован, но не удивлён, потому что в случае, если бы о каждом кустарнике и дереве была приведена хоть строчка, то учебник вместо пятисот страниц имел бы объём минимум в пару тысяч. В итоге получается, что помощи ждать неоткуда, поэтому нужно думать самому. По идее, раз самшит пожаловался не на соседство, а на излишне солнечное место, значит, компания тиареллы, астильбы, лилейников и шалфея его устраивала. Может, тогда пересадить его немного левее, с обратной стороны? Чтобы была некоторая тень от шалфея, но при этом окружение изменилось не слишком кардинально? Тэхён осторожно проходит между цветов и заворачивает за заросли, желая получше рассмотреть нужное место, но останавливается, не доходя до него пары шагов. Место позади шалфея оказывается уже занятым майораном и тысячелистником — самшит даже при желании впихнуть рядом с ними никак не получится. Что ж, обидно, досадно, но ладно. Перечень кустов, которые были бы больше самшита, чем гарантировали бы наличие какой-никакой тени и имели рядом с собой свободное пространство для пересадки, совсем невелик и имеет в себе только одно название — барбарис. Если думать отрешённо, то это, вероятно, самый лучший вариант разрешения проблемы, но... Тэхён не хочет. Да, такая вот личная прихоть. Несмотря на то, что леденцы из ягод барбариса очень вкусные, запах самого кустарника при цветении оставляет желать лучшего, а если рядом с ним посадить ещё и самшит, источающий ароматы на любителя, то получится натуральное адское комбо под названием «подойди, вдохни и попробуй не умереть». Тэхёну умирать пока не хочется, поэтому идею о барбарисе он оставит в голове, но только на самый крайний случай. Раз список кустарников закончился, надо переходить к деревьям. Плодовые можно отмести сразу же — пространство возле них лучше не загружать, чтобы не приходилось изгаляться, собирая урожай. Остаются только дуб и клён. Тэхён медленно шагает по саду, замирая у клумбы с разноцветными астрами, что позволяет издалека рассмотреть сразу оба. С одной стороны, рядом с дубом много места, а у корней клёна растёт перелеска, которой самшит будет мешать, но с другой... Может, он вовсе и не будет мешать, а наоборот, составит ненавязчивую приятную мужскую компанию? Просто дуб выглядит слишком мудрым и погружённым в свои извечные думы, чтобы ужиться с самшитом, который ещё молод и, несмотря на всю свою вежливость и учтивость, точно хочет хоть иногда с кем-нибудь поговорить о простом житейском, а не о глубоко философском. Другое дело — клён с перелеской. Как будто бы их тандем неплохо было бы разбавить третьим участником... В размышления Тэхёна неожиданным образом врываются астры, начавшие громко шептаться прямо возле его ног и пытаться поднять узкие листки к пышным цветочным шапкам на манер человеческого жеста прикрытия ладонью рта. Коротко хохотнув с того, насколько забавно это выглядело, Тэхён возвращает своё внимание дубу и клёну, но, словно почувствовав, что на них перестали смотреть, астры принимаются шептаться, ахать и охать чуть громче. Незримая борьба продолжается недолго — любопытство в зелёной ведьме всё же побеждает, поэтому он присаживается на корточки, чтобы оказаться поближе к интриганткам-астрам, и с улыбкой интересуется: — Что случилось? О чём болтаете? — Ой, там такое-е-е... — тянет самый крупный и по совместительству самый шебутной представитель. — Точно-точно! — поддакивает ему дамочка рядом. — Такое-тако-о-ое! — качает розовой шапкой и разводит листьями в разные стороны, словно пытаясь показать масштаб. Одна вода и никакой конкретики. — Так, — улыбка пропадает с лица Тэхёна, уступая место нахмуренным бровям. — Во-первых, что тако-о-ое? А, во-вторых, где? Первый вопрос астры подозрительно пропускают мимо ушей, зато на второй в один голос отвечают: — Там! — и клонят бутоны за угол выпирающей квадратом пристройки, что скрыт с этой точки обзора буйно разросшейся горчицей. В общении с растениями, которые могут вести себя как маленькие дети, а сегодня совершенно точно определившими такую модель поведения своим жизненным кредо, следует всегда быть бдительным, но Тэхён — словно и не был одной из двух главных целей для трёх подлянок только за сегодняшний день, успешно об этом забывает и, доверившись астрам, быстрым шагом отправляется в указанную сторону, посмотреть, что же так их взбудоражило. И это... становится ошибкой. Ошибкой катастрофической, ошибкой фатальной. Что уж говорить — кажется, всё существование, вся жизнь, все мысли, чувства и желания Тэхёна в момент становятся одной большой ошибкой, потому что астры приводят его к... Чонгуку. К Чонгуку, который решил освежиться и смыть с себя запах воды, что в цистернах под воздействием нещадной жары зацвела, и сделать это почему-то именно в летнем душе, который сделан у стены дома и окружён дёреном. Тем самым дёреном, который, согласно выплывшей из воспоминаний фразе Хосока, некоторое время назад начал бунтовать. Хотя, в принципе, Тэхёну даже вспоминать-то об этом было не обязательно. Ведь сейчас он, стоя среди горчицы, имеет возможность своими глазами лицезреть, как дёрен бунтует. Это растение просто... расступилось в разные стороны, открыв Тэхёну превосходный, ну просто в высочайшем качестве вид, на заднюю часть тела полностью обнажённого Чонгука. Чонгука, который, видимо, ощутив на коже касания из ниоткуда появившегося ветерка, решает обернуться и сталкивается глазами с Тэхёном, после чего чья-то невидимая рука ставит весь мир на паузу. Возможно, конечно, это лишь обман восприятия и происходит только в голове Тэхёна, но время и правда растягивается: тягучей массой напряжения то повисая между ними, то невообразимо натягиваясь, будто вот-вот готовая лопнуть струна. А потом... Тэхён сбегает. Позорно сбегает. Предварительно отпечатав на подкорке каждую деталь, каждую впадинку и выпирающую выпуклость чужой фигуры, каждый оттенок искреннего удивления, окрасившего лицо обычно спокойного Чонгука — но это так, мелочи. Главное, что сейчас он врывается в свою комнату, нервными движениями тут же запирая дверь на замок, в панике подлетает к шкафу, чтобы схватить с полки кольцо и, применив магию, связаться с Чимином. — Мне нужна психологическая консультация, — замогильным голосом произносит Тэхён, стоит зелёным переливам вокруг магического предмета стать клубничными. — Что случилось? — не в шутку обеспокоенно спрашивает Чимин. — У него задница и ноги, словно он каждый день с полными воды вёдрами приседает по сотне раз, а не в мастерской зелья варит! — звучит полное отчаяния восклицание, под конец обретающие чётко различимые истерические нотки. Восклицание, после которого Тэхёну очень хочется задушить себя подушкой, и ладно бы потому, что оно получилось излишне громким и его, скорее всего, услышали все обитатели дома, но нет, больше из-за того, что Чимин, его лучший друг, его самый верный товарищ, его всегда понимающая половинка души, какое-то время просто молчит, не спеша давать комментарии, и каждая секундочка этой повисшей между ними тишины натурально убивает изнутри. — Одно другому как будто бы не мешает?.. — слегка замявшись, наконец выдаёт он, но, честное слово, лучше бы молчал и дальше. — Чим-Чим, блять! — Тэхён буквально воет. — Ты не помогаешь! — со стоном, выражающим крайнюю степень безысходности, он откидывается головой назад, желая упасть на одну из подушек, которые обычно лежат возле стены, но промахивается и вместо этого крепко прикладывается затылком о деревянный выступ подоконника. Всё, финита ля комедия. Одна радость — этот день наконец-то закончился.