Истинная ли это свобода?

«Только Фёдор меня понимает, он–мой единственный друг.. Так мне казалось. А потом я вдруг понял, если убить лучшего друга, можно освободиться из удушливого плена людских эмоций! Это будет лучшим доказательством того, что мы вольные птицы!.. Я убью Фёдора» Эти воспоминания эхом проносились в голове шута, когда в его руках была рука Достоевского, ещё тёплая от взрыва и стекающей по ней крови. Казалось бы, ещё меньше получаса назад эта ладонь была такой живой в руках Гоголя, оставляя приятные ощущения от прикосновений... А сейчас оставляет лишь неприятное послевкусие от произошедшего. —я думал, что обрету долгожданную свободу, если убью тебя или увижу, как ты умираешь. Так скажи мне, Феденька... Почему это так больно?...—Николай подносит оставшуюся от тела друга конечность к своим губам и невзначай оставляет на ней поцелуй, ощущая как кровь попадает на них из-за этого. Коля аккуратно слизывает алую жидкость со своих уст и грусть медленно сменяется безумием. Гоголь начинает смеяться, пока в голову лезет одна из самых странных идей в его жизни. —мы никогда не вели светских бесед и ты никогда не давал мне рассказать тебе об одном моём желании... Тогда позволь мне признаться сейчас. На самом деле ты был единственным, кто меня понимал и единственным, кого я любил. Иронично, не так ли?—Николай сплёл свою ладонь с чужой в замочек и улыбнулся.—Но больше всего я хочу тебя. Хотел тогда и хочу сейчас... С лицом безумца шут обнажил свой возбуждённый от собственных мыслей член и посмотрел на руку Феди. Он повертел её в своих руках немного, а затем вновь расплылся в улыбке. Коля поднёс конечность к своему половому органу и толкнулся в ладонь самостоятельно на пробу. По телу сразу пробежался табун мурашек от необычных ощущений. Гоголь не смог сдержать нервный смешок. Он сложил из забинтованных пальцев колечко и на этот раз в него, тем самым отодвигая крайнюю плоть. Его глаза засверкали от ненормального удовольствия. Парень начал медленно и лишь изредка двигать бёдрами, тихо хихикая себе под нос от собственной шалости. —хотел бы я увидеть твоё выражение лица, когда я делаю это..—прошептал Николай, понемногу ускоряя свой темп. Бинты на руке Достоевского начали сползать, но Гоголя это ни капли не останавливало. Эмоции мешались в кашу с мыслями и грядущими в воображении картинками, затуманивая и без того безумный разум Коли. Парень накрыл уже ничейную ладонь своими двумя и начал двигать ею в такт движениям собственных бёдер. Возбуждённо и разгорячённо вздыхая, Николай продолжал ускорять свой темп, представляя перед собой Федю, у которого в удивлении раскрываются глаза, пока он наблюдает за этой картиной. Бинты давно развязались и оказались на холодном полу из камня, на котором также сидел шут на своих коленях, беспощадно трахая руку покойного друга. Кисть руки была почти вся обожжённая и всё ещё кровоточила, от чего на половом органе Николая оставалась кровь. Но этого безумца лишь сильнее заводил такой расклад, пока приходилось кусать край своего плаща, чтобы заглушить стоны удовольствия и безумный смех. Атмосферы добавляла та самая галлюцинация с Фёдором, который вскоре расплылся в улыбке. В своей обычной самодовольной ухмылке, которая часто встречалась Коле во время общения с шатеном. —Коленька, Коленька, я догадывался, что ты можешь быть развратником, но настолько...—звенящий в ушах голос Достоевского выбил Гоголя из колеи. Но моментов думать о чём то не было, ведь парень в тот же момент, когда приоткрыл челюсть и конец плаща вылетел изо рта, кончил в изуродованную ранами от взрыва электронного кодового замка руку, сопровождая это протяжным стоном, в котором смутно было слышно «Феденька». Галлюцинация пропала в тот же момент, пока у Гоголя ещё кружилась голова от произошедшего и вновь проявлялась картинка реального мира, поскольку в глазах потемнело от удовольствия. Николай усмехнулся, приходя в себя окончательно и понимая, какую херню он только что сотворил. Но затем он лишь помотал головой и поднял свой взгляд на луну. «Я понял в чём дело. Ты не умрёшь так просто, да, Федя?»