только сценарий, что им заранее прописали

                                                       Школа. 14:10       Идея писать пробник сочинения неподготовленным, смущала Хэнка с самого начала, но он просто не мог пропустить вчерашний вечер с ребятами. Выходной, игры в плойку, пиво и чисто мужская компания. Накуренный Гена, травящий байки. Расслабление и веселье. Пути во вчерашний день не существовало, поэтому теперь он сидел на уроке, пытаясь вчитываться в полную неразбериху на собственном тренировочном бланке. Как он надеялся, с умным и сосредоточенным видом. Виски пульсировали в такт попыткам моргать, красные от недосыпа глаза устало пробегали по строчкам, выискивая ошибки. Обречённое пыхтение Кислова позади только усиливало головную боль. Они находились в одинаковом положении, но сейчас это совершенно не успокаивало. Во-первых, не хотелось упасть в глазах Ольги Васильевны, которая ценила заблаговременную подготовку к своему предмету и рассказывала об их будущем в вузах с большим энтузиазмом. Во-вторых, отец обязательно спросит о результатах и, поняв, что Боря всё завалил, обязательно посмотрит на него с разочарованием. Такие взгляды всегда падали камнем на сердце. Он изо всех сил старался не развивать эту тему даже в мыслях, но надменное, хмурое лицо Константина Анатольевича то и дело всплывало на задворках сознания. Эти мысли жгли не хуже сушняка после вчерашней попойки, только ими совсем не с кем было поделиться. Он просто-напросто не мог сказать об этом тому же Кисе. Друг-пофигист, вечно влипающий в неприятности, ни за что не воспримет всерьёз его переживания о будущем и, уже тем более, об одобрении отца. Он меня не поймёт. Хэнк на секунду закрывает глаза, вдыхает сквозь зубы, ерошит волосы на затылке. Сколько уже раз он об этом думал? Что лучший друг не просто не поймёт его, но и что он ничегошеньки не знает о мыслях Бори уже несколько лет. Несколько грёбанных лет, с тех самых пор, как им стукнуло четырнадцать. Да, они всегда вместе, заходят друг за другом по пути в школу, сидят за одной партой, весело отрываются каждые выходные, частенько раскуривают на двоих одну сигарету, но Киса совершенно точно охуел бы, узнай он, что творится в светлой голове Хэнкина. Каждый раз, стоит тому отвернуться или заговорить с кем-то ещё, Боря скользит взглядом по его лицу, чётким линиям скул, по угловатой фигуре, укутанной во всё чёрное, и непослушным кудрям, уложенным в хаотичном порядке. Неосознанно следит за дёрганной жестикуляцией, зная его движения наизусть. И постоянно чувствует, будто его ударили под дых, да с такой силой, что внутренности скрутило. Конечно, он ни за что и никогда не скажет об этом Ване. За долгие годы их дружбы, он слишком хорошо его изучил, чтобы надеяться на положительный исход событий. Хэнк научился сохранять спартанскую невозмутимость, когда Кислов находится рядом, как бы это моментами не сводило его с ума. Это совсем не сложно. Ему повезло, отец ещё с детства учил его тушить эмоции и в сложных ситуациях идти вслед за разумом. Сейчас он настолько хорошо научился ими управлять, что в нужный момент по его лицу понять что-либо просто невозможно. Звонит звонок, прерывая пагубную цепочку мыслей и заставляя вернуться в реальность. В реальность, в которой он, скорее всего, завалил первый пробник по литературе. Ольга Васильевна что-то говорит о Пушкином, Лермонтове, Куприне и Чехове. О сочинении, дуэлях и готовности результатов. Киса позади него спешно запихивает вещи в рюкзак, а сам Хэнк встаёт с места и двигается к учительскому столу. – Ольга Васильевна, – начинает неуверенно, мнётся. – У меня с этим сочинением проблемы и… я очень боюсь завалить экзамен. – Кого завалить боишься? – шутливо отзывается Рита, стреляя в него соблазнительным взглядом. – Если меня, то не бойся. – Отвали. – бросает он беззлобно, зная, что её флирт распространяется на всех и сразу, но сердце принадлежит лишь одному Мелу, первым выскочившему из кабинета вслед за Анжелкой. Боря собирается с мыслями и просит учительницу о дополнительных занятиях. Он удивлённо хлопает глазами, когда та просто и довольно быстро соглашается. Бесплатно, из чистого желания помочь. Предлагает видеться у неё в квартире, пару раз в неделю. Кислов как всегда ухмыляется, выходя из кабинета, и, пока Ольга Васильевна ищет в закромах стола свой ежедневник, рукой имитирует движения, напоминающие дрочку. Ваня почему-то убеждён в том, что у Хэнка на неё стоит. Во всех смыслах. Поэтому, когда Боря нагоняет их с Мелом у старого футбольного поля, ухмылка становится только шире. Он стоит, облокотившись на железную трубу, в любимом свитере с огненным принтом на чёрном фоне. Свитер больше его в два раза. Волосы от ветра налетают на глаза, но, кажется, совершенно ему не мешают. Кислов ждёт приближения друга с предвкушением шутки в озорных тёмных глазах. – Здорова, – их руки сталкиваются в фирменном рукопожатии, придуманном, кажется, ещё в начальной школе. – Чё, как Лилёк? Согласилась на всё? – На что, на всё? – будто бы в недоумении отвечает Боря, точно зная, что за этим последует. – Ну… на минет, хотя бы, – шутит Киса, шмыгая носом от холодного ветра. – Слышь, во-первых, для тебя Ольга Васильевна...- не успевает договорить, зная, что отпирательством только больше его раззадоривает. – Агы, слышь, – Киса развивает тему в своей манере, и если бы Хэнк не был уверен в обратном, он бы ненароком решил, что ему не плевать. – А во-вторых, она мать! Рауль ей заделал пацанчика, ты тоже решил, да? Боре нравится эта иллюзия, возникшая в голове всего на пару секунд, и он в ответ жмёт плечами, как бы неуверенный в том, чего хочет в отношении Ольги Васильевны. Хочет ещё немного послушать, что выдаст друг, в попытке призвать его к адекватности. И это он говорит ему. Ваня Кислов, который на каждой субботней тусовке облизывает новую девчонку, имя которой с трудом вспоминает на утро. Они постоянно бегают за ним толпами. – Оставь тётеньку в покое, ей же и так херово! – бурчит Киса, а потом вдруг пускается в никому не нужные рассуждения. – Она вроде не дура, но тоже на этого Раульчика повелась… Я вообще не понимаю, как у них мозги так, сука, устроены… Он же тварь конченная, и всем это ясно! – Ну, он красивый… – выдаёт молчавший до сих пор Мел и смущённо прикрывает глаза. – О-опана, – Кислов хлопает в ладоши, довольный тем, что может за это зацепиться. Хэнк прыскает, замечая в его глазах знакомый огонь. – А дружбан-то наш в мужской красоте начал разбираться. Мел не реагирует, выслушивая поток шуток в свой адрес. Спокойно прикрывает глаза, и на тычок Хэнкина тоже не реагирует, позволяя им сбросить напряжение после урока. Его-то, вечно бегающего за Анжелкой со щенячьим восторгом в глазах, никто и не подумает заподозрить. – Сегодня затирал про эту тему голубую, с Дантесом и, как его..? Как его звали, этого, второго? – Гёккерен? – Да, с этим Гёккерном! – распаляется он. – Чё это, кстати, реально было? – Да, реально, я тебе говорю, – спокойным тоном отвечает Мел. – Гёккерен усыновил Дантеса, когда тому уже за двадцать было. Ну а педерастия при дворе не канала, все дела. Там слухи, сплетни поползли… Он и затеял всю эту дуэль с Пушкиным, чтобы подозрения с себя снять… Кислов внимательно слушает, жуёт жвачку и принимается завязывать шнурки на штанах, увлечённый темой. Он больше не смотрит на Хэнка, а вот тот взгляда отвести не может. Следит за тонкими, ловкими пальцами, отмечает край футболки с черепами, что виднеется между задранным свитером и резинкой спортивок. Если бы кто-то сейчас посмотрел на него не вскользь, а серьёзно, оценивающе… он бы заметил? Он ведь не хуже Мела, когда тот пялится на Бабич, едва ли слюна не капает. Да и тема как раз подходящая, про педерастию. Боря встряхивает головой, когда Киса опускается на трибуну и обращает на него растерянный взгляд. – Пушкина, получается, пидорасы завалили..? – Ну, – пожав плечами, кивнул Мел, – Получается, что так. Киса вдруг смеётся, давится хохотом и едва ли не складывается пополам. Неосознанно они тоже начинают смеяться, толкают друг друга в плечо. Это их ритуал, вот так за несерьёзными темами сбрасывать напряжение, забываться в кругу друзей. Остальной мир будто вымер. Хэнк первым успокаивается и смотрит, как они смеются. Как он смеётся. Пульс внутри скачет так резко, что перед глазами кружатся чёрные точки. Это просто реакция тела, не стоящая внимания. Если бы он знал… Что бы было, если бы он узнал? Если бы хоть кто-то узнал, какой калейдоскоп бреда Боря проживал изо дня в день, его давно бы заперли в психушке. Или куда там отправляют лечиться таких, как он. Слава богу, когда Ваня, наконец, отсмеялся и вновь на него посмотрел, маскировка уже вернулась на место, создавая спокойное безмятежное выражение лица. Они потащились к местному единственному отелю, в котором работал отец Мела. Прослышав, что в их захолустье будут снимать кино, Кислов с добрых пятнадцать минут не отставал от операторов, вызнавая, про что оно будет, пока те не сдались и не сказали, что это будет реклама фабрики Кудинова старшего. Хэнк сидит вместе с ним на порожках, устеленных видавшей виды красной дорожкой, и улыбается каждой шутке, пока Киса снова не берётся за своё. Он и глазом моргнуть не успел, как тот стал втюхивать им наркотики. Обещал, что всё шито-крыто, как всегда не упоминая, что одной нагой уже стоит за решёткой местного отделения полиции. Они быстро договорились созвониться, на случай, если понадобится добавка. Боря встал и пошёл вслед за ним к ресепшэну, чувствуя какую-то пустую отрешённость. Он не может на это повлиять. Хэнк пытался, и не единожды, потому что ему временами становилось страшно. Нет, не за себя, за свою репутацию или за разочарование отца. Он боялся, что Кису поймают, что Кису посадят, что Киса переборщит с дозой. И больше никогда не вернётся из трипа. Это того не стоило, только ему доказать ничего нельзя. Он будет смотреть исподлобья, как на врага, фыркать и ругаться. Он дескать взрослый мальчик, и в опеке от Хэнкина совсем не нуждается. Поймают, значит поймают. Передоз, значит передоз. Как он там любит говорить? Проживём коротко, но ярко. Только Боря не хотел коротко. Каждый раз, когда между ними случались перепалки на тему наркотиков, он чувствовал себя так, будто из него вытянули все мышцы, все нервы и всё, что ещё есть внутри, вместо этого запустив туда разряженный воздух. Не способный ничего ему доказать, он смирялся, ровно до следующего раза. – А эротические сцены будут? – с ухмылкой на тонких губах, Киса подошёл к девушке у стойки и, не удержавшись, стрельнул в неё своим искромётным юмором. – Я ещё очень свободный и сексуальный… Она не оценила, да и особого желания поболтать на её лице не читалось. Схватив Кислова за рюкзак, Боря толкнул его к выходу. Тот, как ни странно, не особенно сопротивлялся. Только вырвался, для виду, и в ответ пихнул его в плечо. Достал сигарету из кармана, подкурил и кивнул в сторону мопеда. Видимо, он с облегчением воспринял тот факт, что Хэнк не стал вновь, будто он его мамочка, строить ему мрачные картины будущего в случае продолжения дел с наркотой. Ваня не тупой, он и сам понимает что ему светит статья. Только это его дело. Сев позади него, Боря просто прижался ближе, обхватил за пояс и тяжело вздохнул. Это куда лучше, чем их обычные срачки, к этому не придерёшься, с этим разбираться необязательно. Мягко придя в движение, мопед двинулся в сторону дома Хэнкиных.