Пугало исчезает в полночь

Только теперь, убравшись через ворота в зал, Салли почувствовала боль в раненой ноге. Полночь нёс её на руках, бережно прижимая к себе, и молчал: Стекляшка торопливо перелетала с полки на полку, сопровождая его. Хотя Салли не утруждала себя ходьбой, но рана болела с каждой минутой, с каждым его движением всё сильнее. С некоторым опасением глядя вниз, на страшное оружие Мистера Полночи в кожаных ножнах, с которым она была знакома с самого детства — и которое внушало ей трепетный ужас — она не решалась вымолвить ни слова. По-прежнему крепко сжимая в кулаке флакон, она не смела задавать лишних вопросов, потрясённая всем, что произошло только что. Нет, если прежде события казались немыслимыми, то теперь — совершенно невозможными. Она пережила самое невероятное и самое страшное приключение в своей жизни — и едва не погибла. Если бы не Полночь… — Присядь здесь, — сказал он и заботливо опустил Салли на стул с седушкой, поеденной молью, который стоял возле часов. Салли с испугом покосилась на эти часы, но Полночь успокоил её, погладив по плечам. — Не бойся, больше ничего плохого они нам не сделают. — А откуда ты… Он вынул один из серпов и вогнал его глубоко в самую сердцевину циферблата, так кровожадно, словно часы были живыми. Что-то в них щелкнуло, дрогнуло. Механизм в них тоже дрогнул, прекратив глубокое, отмеряющее секунды тиканье. Тогда Полночь вынул лезвие из них и довольно сказал: — Они испустили дух. Всё в порядке. Салли сглотнула, наблюдая за тем, как он оставил её и быстро пошёл вдоль полок, набирая что-то оттуда. А потом вернулся к ней — полны руки! — и встал на колено рядом, вручив ей бинты, пачку ваты, йод и перекись. Салли покраснела, когда он взял её раненую ногу, и вздрогнула: Полночь легко разорвал уже испорченные джинсы до самого колена и покачал головой, изучая длинный порез. Края его вздыбились багровой корочкой, поднялись и припухли. Полночь придержал ногу Салли на весу в своих руках. — Нам бы больше времени, — сказал он глухо, — тогда я бы полечил тебя как следует. А так придётся ждать полуночи. — Ты уйдешь? — напряглась Салли, понимая, что может снова остаться одна рядом с Тимом, вдобавок — раненая. Тогда одной ей не сбежать. Полночь опустил лицо и начал возиться с её порезом вместо ответа. Тогда Салли беспокойно заломила брови. Коснувшись его подбородка рукой, она мягко заставила поглядеть себе в глаза, и замерла, когда Полночь вновь медленно поднял голову и воззрился прямо на неё. — Не сейчас, — мягко сказал он. — Сперва позабочусь о тебе. Салли знала, что у него слишком мало времени для этого, и забеспокоилась: — Что ты говоришь. Ты должен быть там, в поле, на крестовине… — Чёрт с этой крестовиной! Чёрт с этим полем! — вдруг вспыхнул он. — Вакхашича-очи! Судя по тону, он выругался. Салли смутилась, убрав руку, и не сдержала дрожи, пробежавшей по спине между лопаток. Полночь был сердит, но она чувствовала: не на неё, и ощутила щемящее чувство в груди. Он злился потому, что не мог ей помочь? Или потому, что всё слишком осложнилось ранением? А может, потому, что не хотел покидать Салли? Он осторожно ощупал раненую ногу и надавил на неё, чтобы из рассеченной плоти выступила кровь: больше крови, чем пролилось до этого. Салли застонала от боли, но Полночь лишь попросил потерпеть: голос его был спокоен и невозмутим. Стекляшка, нахохлившись, сидела на часах, деловито вычищая аспидно-чёрные перья чёрным же клювом. Кроссовок у Салли стал мокрым от крови: она с испугом смотрела на свою рану, не понимая, зачем Полночь это делает. Он вздохнул: — Я мало что могу, особенно сейчас. Тем более, нам нужно поторопиться. Кто знает, не ядовита ли была мерзавка Браун. Не дрожи, ну? Меня, кстати, часто кусали змеи, и я весь яд выдавливал с кровью. Тебе придётся немного потерпеть, омаште: думаю, сейчас будет больнее прежнего. — Делай, что должен, — сказала Салли, холодея от испуга. Полночь усмехнулся. — Моё храброе белое солнце, а ты побледнела. Не все женщины и мужчины так же самоотверженны, как ты, знаешь ли это? — Прекрати вгонять меня в краску, — пробормотала Салли, вновь ощущая на своих щеках румянец. — Ты и без того самое милое жуткое пугало из всех возможных, Полночь. — Стараюсь, — шутливо бросил он и, взяв у Салли перекись, отвинтил крышку у флакона и быстро залил ею рану. Салли дёрнулась, зашипела, вся подтянулась на месте и сжала кулаки так крепко, что на ладонях остались белые полумесяцы от ногтей. Ногу обожгло вкрутую, словно кто-то ошпарил её кипятком. Кожа вокруг покраснела, на воспалённых краях появилась белая тонкая пена. Полночь успокаивающе заворковал и окатил её перекисью во второй раз: — Ках-уштанпи, ках-уштанпи! Лилакел, хокшике-шни… Лилакел. Он действовал быстро: у Салли на глазах выступили слёзы от боли, пронзившей всю ногу до бедра, и она не сдержалась — расплакалась, как бы сильно ни кусала губы. Салли всхлипнула, когда Полночь вылил на её ногу пузырёк йода. Затем он принялся ловко обматывать голень чистым бинтом, а когда закончил, привлёк Салли к себе и крепко обнял, повторяя одно и то же — напевно и мягко. Он гладил Салли по волосам и баюкал её, пока она, уткнувшись ему в грудь лицом, плакала от страха, боли и обиды, от всего сразу, горько и безнадёжно. Времени на нежности у них не было. Он с сожалением отстранил её, но тут же взял веснушчатое девичье лицо в свои большие ладони, стерев дорожки из слёз на щеках пальцами. — Если бы не ты, — сказал он, — вовек мне не забрать отсюда то, что принадлежит по праву. Салли, я в невероятном долгу перед тобой. Всхлипнув снова, она устало склонила голову в ладонь Полночи, и рыжие волосы тяжело упали на его предплечье. Салли почувствовала, как напряглась его рука, как подобралось всё тело. Вмиг её охватило странное чувство. Вместо глаз у него были вышитые нитками кресты, и лицо его было скрыто под ветошью — но она ощутила, как сильно её тянет к нему, и какой невероятной силы взглядом он пронзает её, и как хочется ей снова хотя бы на несколько мгновений прижаться к его груди и снова ощутить себя надёжно и спокойно, как раньше. Лучше, чем раньше. И ей показалось, он хочет того же самого. Насилу развеяв страстное желание просто сделать это, сделать безо всяких видимых причин, она подняла руку и протянула ему флакон. Однако Полночь отшатнулся от него и возразил, выставив перед собой ладонь: — Нет, омаште, я не могу его касаться. Сломать эту печать способна только ты, дитя из рода Мейсонов. — Только из Мейсонов? — Миллеры бы тоже подошли, но ты мне ближе прочих, — отшутился он и тут же помрачнел. — К слову о Миллерах: там, снаружи, по-прежнему торчит твой дружок, Тим. — Он не мой дружок, — неожиданно для себя возразила Салли. — Со своей крестовины я многое видел в те годы, пока был безмолвен и неподвижен, — заметил Полночь таким ехидным голосом, словно некогда застал Салли за чем-то очень личным. — Опять ты покраснела до корней волос. Ты вся пылаешь, омаште. — Да ну тебя к чёрту! — пробормотала она. — Однако что мы будем делать с Тимом? Я, конечно, могу обмануть его и сказать, что Каролина зомбировала меня, как того и требовалось. — Зомби… что? Полночь встал и поднял Салли, придерживая за талию и пригрудив к себе. Салли проворчала, смахивая с его плеча невидимую пыль. Ей стало самой смешно от этого жеста: одежда у Полночи была сплошь грязной, неряшливой и рваной. — Я имею в виду, рассказала свою злосчастную историю, Полночь. Сделала такой же, как они. И почему мы всегда с тобой ходим в обнимку, как сладкая парочка? — Это ты мне скажи, — притворно возмутился он. — Отчего ты постоянно влипаешь в неприятности, такие, что мне приходится брать тебя в охапку и нести куда подальше от них! — Больше ты меня не смутишь! — категорично заявила Салли и мягко стукнула его кулачком в живот. — Не смутишь, ты понял? — Конечно, Цали-Онакона, моя радость, — вежливо сказал он. — А теперь давай хорошенько пораскинем мозгами, что же нам делать с твоим Тимом. — Он не мой. А что за Цали-Онакона? — Потом скажу, — отмахнулся Полночь. — Но всё же! Он вздохнул и дёрнул головой так, что, будь у него глаза, закатил бы их. — Что же ты за упрямица. Это я тебя так прозвал, — сказал он. — Маленькое Сердце. Что же ты, довольна? Салли растерялась. Цали-Онакона. Так, получатся, это её он звал во время игры в костослов. Маленькое Сердце… Красивое же имя! — На каком языке это сказано? — пробормотала она, отвернув лицо от Полночи. Он развеселился. — А обещала не краснеть. На тсалаги, душа моя, на моем родном языке. Эх, долго же мы будем хромать с тобой! Он наконец подвёл её к двери, и они осторожно выглянули наружу через стекло, подметив, что джип Тима по-прежнему стоит у обочины. Дорога была пуста, улица — тоже. Салли вздохнула. — Едва он меня увидит, как сразу всё поймёт. Что же делать? — Домой тебе нельзя, — задумчиво покачал головой Мистер Полночь. — По крайней мере, сегодня. Теперь они возьмут тебя силой. Нет, больше на ферму ты не вернёшься: в эти несколько дней мы должны найти себе другое пристанище, а пока… пока у меня есть план, который ты не то чтобы одобришь. Правда, деваться нам некуда. Салли резко повернулась к Полночи и замерла. Он склонился бессовестно близко, так, что оказался всего в нескольких дюймах от её лица. Она видела его смуглые губы в прорези между ветошью: они скривились в совсем беззлобной ухмылке. И в который раз Салли одолела жажда увидеть его лицо полностью, без этой страшной, грязной тряпки. — Сегодня под утро в мою набитую опилками и иголками тугоумную голову пришла блестящая мысль, — начал он. Стекляшка опустилась ему на плечо, впившись в плащ острыми изогнутыми когтями, похожими на крючья. — Конечно, я не могу рассказать тебе историю, и мы оба не хотим, чтобы ты услышала её от своего сумасшедшего семейства, потому что тогда для нас всё будет кончено. Однако… нигде нет такого правила, которое запретило бы тебе узнать все детали происходящего самостоятельно. — Расследование? — вскинула брови Салли. — Ты предлагаешь мне расследовать это? — Именно, — кивнул он. — Ты сообразительна, Цали-Онакона, и, думаю, вполне быстро догадаешься, что к чему. Тогда нам будет куда проще понимать друг друга. — Хорошо, — медленно сказала она. — Но, если я всё узнаю, не будет ли это значить, что стану… — Проклята? Нет. Во всяком случае, я так не думаю. Но попробовать стоит, тем более, другого выхода у нас нет. До Затмения — всего четыре ночи, а нам нужно оживить меня. — Разве ты уже не живой? — усомнилась она. — По-моему, ты самое живое пугало из всех. — Увы, этого недостаточно, чтобы вернуть мертвецов в их могилы, защитить тебя и освободить от их гнёта мою землю. К тому же, если у нас всё получится, я снова буду таким, каким был, — он запнулся и добавил уже тише. — Из плоти и крови. Салли показалось, он странно поник, задумался о чём-то. Но это было лишь секундное наваждение, набежавшее на него, будто тень. «Как это удивительно, — подумала она. — Ведь я даже не вижу его лица, а уже угадываю его настроение и эмоции…». — Ладно, — сказал он и выпрямился. — Что же, Салли, теперь нам предстоит та ещё работка. Я уже говорил, что тебе моя затея не понравится. Но особенно выбирать нам не из чего, правда? — Что ты задумал? — недовольно спросила она. Мистер Полночь прислонился плечом к дверному косяку, улыбнулся. И улыбка его была узкой, хищной, резкой, как сверкнувшее лезвие приоткрытого ножа. — Мы с тобой угоним и машину, и твоего дружка, Салли Хэрроу. — Он не мой! — вспыхнула Салли. — Какая разница, омаште: ты ему нравишься, вот что главное. Можно сказать, мы обманем его. Возьмём в заложники. И заставим помочь нам. Нравится ему это… или нет.

2

Салли постучала в окно, подойдя к джипу Тима. Он читал что-то на смартфоне и вздрогнул, когда она так незаметно появилась у машины. Салли широко улыбнулась ему, он ответил ей такой же широкой улыбкой. В глазах, ему показалось, был след испуга, но разве он сам не испугался, когда бабушка рассказала ему историю? Тим открыл джип, который до того заблокировал изнутри, и Салли упала в кресло, захлопывая дверь. Тим сразу заблокировал машину изнутри. — Как всё прошло? — внимательно спросил он. Салли ответила ему долгим, многозначительным взглядом. Волосы её были немного растрёпаны. Лицо — бледно, но оно не выражало никакого страха. Тим ласково коснулся её руки, лежавшей на колене, и сжал в своей. Салли не вздрогнула и не отняла её — напротив, кротко опустила висок на подголовник кресла и произнесла: — Как жаль, что я так долго сопротивлялась, Тимми. Мы могли бы всё это время быть вместе и лучше понимать друг друга. Он смутился и пожал плечами. — Главное, что теперь всё в порядке. — В полном! Поехали домой. Она поёрзала в кресле, поджав глубоко под него одну ногу и подавшись вперёд другим бедром. Тим не обратил на это внимания, но Салли постаралась получше спрятать от его взгляда свою рану. Она понимала, что это вызовет лишние вопросы. «Когда Полночь всё это обставит, — подумала она, стараясь унять нервную дрожь, — я его убью. По соломинке развею по ветру». Так страшно, как сейчас, ей не было никогда. После встречи с Каролиной Браун она не знала, на что способен каждый из Слышащих: быть может, все они умеют обращаться в таких же мерзких, одержимых тварей, как она? Полночь заверил её в обратном, но, конечно, большего сказать не мог. В это время Тим отъехал от обочины. Джип устремился по улице и выехал на перекрёсток. Затем преодолел его и покатил себе дальше. Салли, тревожно облокотившись о ручку на двери, глядела в окно, но Полночи нигде не было. Не видела она и Стекляшку. Её охватила тревога. Боже, лишь был она не осталась с Тимом совсем одна! — Твои бабушка с дедушкой так обрадуются, что ты наконец-то соединилась с семьей, — заметил Тим. — Если честно, пока я до конца не осознала, что всё это произошло взаправду со мной, — сказала Салли. Джип проехал под светофор и свернул на площадь. — Я в первое время тоже не мог смириться, — сознался Тим. — Мне всё думалось, случилось что-то непоправимое. Моя картина мира полностью изменилась. Всё, что было раньше для меня таким понятным. Логичным. Ясным. Но теперь… — он покачал головой и вдруг странно улыбнулся, коснувшись своего живота. — Теперь есть ощущение, что кто-то, кроме тебя, находится прямо вот здесь. Внутри. В тебе. — Знаешь, — откликнулась Салли, леденея. — Это так странно. — Ты к этому привыкнешь. Я вот привык, и теперь не понимаю, как это раньше жил в одиночестве. Не делил ни с кем тело, — сказал Тим. — Был пустым, как… как пустой сосуд, совершенно никчёмный. Всё, чего захотелось Салли — немедленно открыть дверь и выбраться подальше из этого чёртового джипа. Едва преодолев себя, она растерянно кивнула, вполуха слушая, что говорит Тим — и вдруг заметила, что в его окне показался знакомый силуэт в рваном плаще. Это был Полночь, и он бежал вслед за машиной по крышам домов, перепрыгивая с одной на другую. Там, где расстояние было слишком велико, он грациозно скользил по воздуху. «Боже, лишь бы Тим не заметил его» — испуганно подумала Салли. Теперь машины на дороге попадались чаще. Салли терпела: она помнила слова Полночи о том, чтобы дождаться, когда Тим покинет городскую черту и подастся в сторону ферм. Всё нужно было устроить очень тихо, почти незаметно, и главное — подальше от посторонних глаз. «Никто не знает, сколько в Лебаноне Слышащих на самом деле, — решила Салли. — Даже Мистер Полночь». Лебанон вскоре остался позади. Тим включил радио, лениво мурлыкавшее старые песни. За окном показались первые бескрайние поля; затем земля покрылась сливочными шапками уже созревших подсолнухов. Тим помалкивал, молчала и Салли. Но краем глаза она замечала скользящее движение в поле, там, по-прежнему по левую сторону. Внезапно Тим с дружелюбной улыбкой спросил: — Кстати, Салли. Забыл спросить ещё в городе: а что с твоей ногой? Она застыла только на мгновение, вздрогнув. Все это было едва заметно, но он оказался внимательным. — Пришлось нелегко в аптеке? — уточнил Тим и свернул на обочину. День стоял знойный, но ветер крепчал и шёл с севера. Он гнул деревья, росшие вдали, и шевелил цветы в поле. — Зачем ты останавливаешься? — Нам нужно всё же поговорить по душам. Похоже, ты мне солгала, не так ли? — Нет, — упрямо ответила Салли. Тим прищурился. Улыбнулся. — Тогда ты знаешь, что случилось с твоей семьей на самом деле, от и до, и знаешь, что твой обман всё только усложнит. — Я тебя не обманула! Он почти остановил машину. Салли растерянно заозиралась. Здесь была самая настоящая глушь, ни единого человека — только она, он, Тим, и поле. Он не может рассказать ей историю силой: он не Мэйсон, он не её крови, а значит, хотя бы здесь она в безопасности. Но он вполне способен сотворить с ней нечто другое. Нечто ужасное. Салли не могла представить, что именно он хочет, но перед глазами всё стояла жуткая трансформация Каролины Браун. — У вас проблемы, юная мисс, — пробормотало радио не без насмешки прежде, чем Тим выключил его. — Да, — сказал он. — Это точно. Однако именно тогда, не успел он окончательно заглушить мотор, стекло с его стороны взорвалось множеством серебряных осколков. Салли закричала, по инерции закрывшись от них руками: Тим не успел. Его схватили за плечо и нанесли быстрый удар точно в голову, а затем, схватив за волосы, опустили его лоб на руль. Салли в ужасе смотрела на то, как на лице Тима от этих ударов проступила кровь — обычная, человеческая, не как у Каролины Браун. В это же время, сунув руку в салон и пошарив по двери, Полночь нашёл кнопку замка и отомкнул его. Теперь машина была открыта. — Сядь назад, — сказал он грубо. Салли остолбенела, не отрывая взгляда от окровавленного Тима, который едва пришёл в себя и осоловело смотрел вперёд. — Салли, быстрее! Она заторопилась, вышла под знойное солнце и сделала, как Полночь велел. Он стремительно оббежал машину, устроился на её прежнем месте. На плече его была Стекляшка: впрочем, она тут же, шумно каркнув, перелетела к Салли на руки. В салоне послышался шелест металла, такого острого, что под ним зазвенел воздух. Тим бесстрашно рванулся к Полночи, однако тот приложил свой серп к его шее, заметив: — Одно лишнее движение — одна голова с плеч. — Полночь! — взволнованно воскликнула Салли. Она-то видела, как ловко он умеет сечь чужие головы. — Что? Я обещал, что мы выберемся оттуда, но не обещал, что он не пострадает! — Так нельзя, — выпалила Салли и покачала головой. — Да, пугало ты огородное, — процедил Тим, с лютой ненавистью покосившись на него. — Нельзя. — Слушай меня, — спокойно сказал Полночь, и лезвие чуть глубже коснулось шеи Тима и легко рассекло кожу, отведав его крови. — Она тебя не спасёт. Но, если ты будешь благоразумен и отвезешь нас, куда я скажу, может быть, уцелеешь. — Я не веду переговоров с ублюдком, который… Но договорить Тим не смог: его рот захлопнулся как по волшебству, губы скривились, и, как ни силился он выдавить хотя бы звук, не смог. — А проклятие работает, — рассмеялся Полночь. — Ну, что ты выбираешь? Умрёшь, как герой в глазах своих мертвых родственничков? Или будешь жить, как того хочет она? Салли покачала головой. Протянув руку, она коснулась плеча Полночи и с мольбой сказала: — Прошу тебя, что бы там ни было — мы ведь можем связать его и бросить здесь, но не убивать… — Если мы это сделаем, помощники в здешних местах у него быстро найдутся, — невозмутимо сказал тот. — Салли, омаште, есть только два пути: выиграем мы или они. К сожалению, они сами приняли такие правила, не я. Поверь, окажись я на его месте, и был бы уже мёртв. — Ты и так мёртв, чучело, — огрызнулся Тим. — Перестаньте! — выкрикнула Салли, и оба смолкли. — Тим, пусть ты теперь с ними, а не со мной, но ради нашей старой дружбы — пожалуйста, не провоцируй его, он действительно может тебя убить! — Будто тебе до этого есть дело, — бросил он. — Конечно, есть, дурья башка! — вспыхнула она. Пугало едва дрогнул, чуть повернув к ней голову, но Салли заметила это. Не похоже, чтобы эти слова ему понравились. В салоне повисла тишина. Тим напряжённо думал. — Не то чтобы мне есть до вас двоих дело, — наконец, тихо сказал Полночь, — но времени мало. Я могу досчитать до трёх и мешкать не буду. — Тим! — воззвала к нему Салли. — Ну же! — Хорошо. Он медленно протянул руку к ключу зажигания и повернул его. Двигатель завёлся; Тим положил ладони на руль и пожал плечами. — Всё равно терпеть тебя мне недолго: скоро будет Затмение, и ты сдохнешь. — По твоей логике, я уже мёртв, куда мертвее, — пробормотал Полночь и кивнул на дорогу. — Разворачивайся. — Почему это? Полночь не без удовольствия плотнее прижал лезвие к шее Тима и заметил: — Потому что я так сказал. Под колёсами джипа поднялась рыжая пыль; они подмяли несколько подсолнухов прежде, чем выехать на асфальтную дорогу. Салли взглянула на часы, светящиеся красным на панели управления, и заметила: — Прошёл час, Полночь. — Я справлюсь, — холодно сказал он. — Ещё немного времени у меня есть. Теперь езжай вперёд, Тимми. — Не зови меня так. — Ладно, Тимми, не буду. Салли вспыхнула, покачала головой. Вот же… — Мне так и жечь бензин, катаясь туда-сюда? — раздражился Тим. — Нет. Сейчас будет поворот направо: сверни, где большие дубы. Тим нахмурился, пытаясь сообразить, куда Полночь пытается его завести, и воскликнул: — Там живет старик Ли! Полночь ничего ответил, но Салли припомнила, что рассказывал про него Тим. Выпивоха-индеец из чероки, который делает что-то такое со своим полем, потому что Полночь к нему не ходит. Она беспокойно посмотрела на пугало. — Ты уверен, что нам нужно именно туда? И это не очередная их западня? — Более чем, — с неожиданной холодностью сказал Полночь и добавил. — Мы едем к другу.