Неизлечимо

Леон сидит на полу, упираясь спиной о стену. В комнате тепло, но он мерзнет вторые сутки. Квартира очень маленькая, лишь кухня, комната и ванная комната. Это дом на одного. Или для двоих, что могут ужиться рядом друг с другом без кровопролития, не имея возможности побыть в одиночестве ни минуты. Он здесь уже двое суток. После Испании. Джек не трогает его. Дает возможность молчать. Не спать в кровати рядом, а сидеть здесь, на полу, вторую ночь подряд. Дает возможность не есть. Просто выкидывает в помойку то, что положил в тарелку для Леона пять минут назад. Дает возможность ничего не делать. Редко Леон слышит короткий приказ: — Принеси. — Убери. — Положи на место. Выполняет приказ и снова забивается в этот угол. Джек занят делом — с кем-то разговаривает, что-то решает и договаривается по телефону. Он ничего не скрывает от Леона — это уже не нужно. Наконец Джек заканчивает важные дела и принимает решение заняться Леоном. Нависает над ним и его огромная фигура заслоняет свет лампы под потолком. Его накрывает тень. Он не поднимает головы и смотрит вперед, упираясь взглядом в колени Джека. — Я пошел тебе навстречу. Воздушная барышня из высшего общества возвращается к папочке, — слышит Леон хриплый голос, спокойный и ироничный. — Вижу, что ты все еще… — секундная пауза, — недоволен. Иронии в голосе становится больше. — Предполагаю, ты недоволен, что пришел страшный серый волк, дунул-плюнул и разрушил твое уютное счастливое гнездышко с… Леон знает, что это провокация. И благодарен за нее.        Через двадцать минут все заканчивается. Он обессилен физически и морально. Спал последний раз в самолете на подлете к Испании — если эти полчаса тревожной дремоты можно назвать сном. Джек спокоен, в отличной форме и экономит силы, Леон держится на эмоциях и быстро выдыхается. Если бы в комнате было больше мебели, они разнесли бы все в щепки. Леон лежит на полу, хрипит и задыхается, а Джек приступает к делу. Он умеет причинять боль, не нанося ран и не ломая кости, просто нажатием пальцев на болевые точки. Этот талант — часть его профессии. Леон терпит, стиснув зубы, пытаясь сохранить лицо, но в итоге сдается, начинает всхлипывать и стонать, но не просит остановиться и не молит о пощаде. В глазах меркнет и он начинает соскальзывать в темноту. Джек это видит и решает, что с него достаточно.        Оставляет на минуты, возвращается и тащит в ванную комнату. Усаживает по плечи в горячую воду и начинает приводить в порядок. Бреет четырехдневную щетину, разговаривая с собой: — Надо же. Сейчас у этого ребенка хоть что-то растет на лице. Удивительно. Его движения идеально выверены и точны. Сует в руки щетку с уже нанесенной зубной пастой. Леон тупо смотрит на свои руки и слышит жесткое: — Мне и это за тебя сделать? Я могу. Открывай рот. Леон начинает чистить зубы, позже сплевывает мятную пену в воду, а Джек намыливает его волосы. Сейчас он нежен, аккуратен и молча слушает, что майор Джек Краузер — мразь, а Леон Кеннеди его ненавидит. Леон тихо матерится, понимая, что все это — от бессилия. Он сам сделал выбор. Сильные пальцы мягко массируют кожу головы, и Леон уверен, что Джек сейчас едва заметно улыбается краешком рта, вспоминая, что именно от него новичок нахватался отборного армейского мата. — Пиздюли с «любовью» я получил. Осталось меня «хорошенько выебать» и ты будешь абсолютно доволен собой, правда, Джек? — шипит Леон. Он прикрывает глаза — он устал, а методичные прикосновения губки к спине приятны и расслабляют. — Позже, — спокойно отвечает Джек. — Сейчас на тебя не стоит, Кеннеди. Леон ловит себя на нелепой и унижающей его обиде на эти слова. Он замолкает, растеряв последние силы на эту бесславную драку, боль, пустую ругань и смешанные тревожащие его чувства. Он чувствует себя безвольным и оцепеневшим от усталости. Джек спровоцировал его именно для этого. Чтобы он был послушным и не причинял сейчас хлопот.        Джек тащит его в комнату и укладывает на кровать. Леон просит какую-нибудь одежду, но получает: — Нет. Все завтра. Ты просидел двое суток в своем грязном тряпье. Сможешь поспать ночь и с голой задницей. Джек остается в футболке и трусах, ложится на спину и подтягивает его к себе, прижимает под бок, укладывает головой на плечо. Раньше у них было мало возможностей просто полежать вместе, но если получалось — это было именно так. Леон думает, что кровать удобная, а мощное тело рядом — теплое, и наконец окончательно избавляется от озноба. Последний раз он спал в кровати в другой жизни, в другом городе, в другой стране, вместе с… Джек сжимает его плечо, словно почувствовав, о чем он думает, и возвращает обратно, в этот вечер рядом с собой. Начинает говорить — размеренно, с отчетливыми равными паузами. Чуть тише, чем обычно — это не раздражает, но заставляет инстинктивно прислушиваться к словам. Джек говорит низким и спокойным голосом. Грубые пальцы находят старый шрам на плече, первый из многих. Выстукивают ритм на коже, в такт словам, подчеркивая паузы и важные фразы. Леон слушает. Он не может не слушать. — Прекрати сопротивляться. Он погружается в этот ритм. Устало прикрывает глаза. Вновь открывает уже усилием воли. Ему кажется, что он делает это в такт словам и движениям пальцев на плече. — Прекрати терзать себя. Ритм созвучен с дыханием Джека и едва слышным стуком его сердца. — Ты ничего не изменишь. Он замечает, что автоматически подстраивается под этот темп. Его дыхание становится таким же глубоким и медленным. Они дышат сейчас синхронно, в унисон. — Ты — на своем месте. Пальцы нежно обводят шрам и снова отбивают этот ритм. — Ты — рядом со мной. Он пытается не закрывать глаза, не понимая, зачем мучает свое измотанное сознание, но проигрывает сам себе и засыпает под этот голос.        Леон спрашивает, что он должен делать. Он получил кофе в постель, и, не успев прийти в себя от удивления, — завтрак вдогонку. — Ты должен выполнять приказы. — говорит Джек. — Когда мы работаем или тренируемся. Леон это знает. Все как раньше. — У нас дома ты ничего не должен. Делай, что хочешь. У нас отпуск. Он допивает кофе и вдруг понимает, что не заметил эти «мы» и «у нас». Не передернулся и не возразил. Это произошло само собой. Как и первый неловкий, но по-животному страстный секс в пустой душевой казармы. Джек говорил, что они потрахались раньше, чем познакомились. Леон смущался и спорил, но по сути Джек был прав.        Леон вспоминает. Как встречал Криса пару раз по делам агентства. Как пересекался с ним в гостях у Клэр. У него тогда было совсем мало времени — он сжигал себя на работе, отказываясь от выходных и отпусков, в попытках унять боль потери. Но Клэр он никогда не отказывал. Клэр звонила и просила помочь ей в какой-то мелочи. Леон приезжал и обнаруживал у нее Криса. Клэр звонила и просила заскочить к Крису домой и забрать вещи. Измученный утратой и загнанный работой Леон все понял лишь тогда, когда вечером раздался очередной звонок. — Леон, извини, что опять тебя беспокою, — прозвучал в трубке веселый голос Клэр. — Но я хочу признаться. Я исчерпала свою фантазию… Клэр прерывается и Леон слышит какую-то возню, словно кто-то пытается вырвать у Клэр телефон из рук. Видимо, Клэр побеждает и кричит в трубку: — Мой брат хочет пригласить тебя на чашку кофе, но не может… — снова шум борьбы. — Уже второй месяц… Он очень стеснительный… Клэр хохочет. Леон услышал раздраженное ворчание на заднем плане — видимо, это Крис, и связь прерывается. Он смотрел на молчащий телефон, не зная, что ему делать с этой информацией. Телефон снова звонит и Леон видит номер Криса. Он боролся с собой долгую минуту. Взял трубку и услышал голос Криса. С нотками смущения, но очень приятный. — Моя сестра врушка, — говорит Крис нарочито серьезным голосом. — Я действительно хочу пригласить тебя на кофе. Но уже третий месяц. Молчит долю секунды и спрашивает с нотками явного напряжения в голосе: — Ты… согласен? Театральный возглас Клэр на заднем плане: — Свершилось! Леон молчал неприлично долго, потерявшись в себе, а потом согласился. Его пробила испарина. Почувствовал на губах едкий привкус страха. Он боялся начинать что-то заново. Боялся все испортить и все потерять. Опять. Перед первой встречей с Крисом в кафе он думал, что не сможет прийти. Он вспоминал Джека. Вспоминал, что его потерял и не мог ничего сделать. Его руки тряслись, а легким не хватало воздуха. Он вспомнил теплые карие глаза и приятный голос, взял себя в руки и решил просто сходить и выпить кофе. Это ни к чему не обязывало. Через месяц или полтора, Крис предложил ему продолжить вечер у него дома. Он был предусмотрителен и мягок с ним. Ему казалось, что Крис уверен — Леон Кеннеди очень хрупкий. Леон терялся, слыша тихие вопросы Криса — может ли он сделать так, или иначе, или вот так. Комфортно ли ему. Нравится ли ему. Это было непривычно. Непонятно. Очень приятно. Леон говорил, что ему нравится все. Он не мог говорить иначе. Он видел в глазах Криса радость и явное облегчение. Крис волновался и переживал перед их первым сексом. Позже признался Леону, что плохо спал перед тем, как пригласить его к себе. — Не понимаю, что на меня нашло, — Крис смеется сам над собой и нервно ерошит короткие волосы. — До трех часов ночи крутился, как школьник перед первым свиданием. Леон аккуратно пригладил появившиеся вихры и поцеловал небритую скулу. Он не знал, что ответить. Он считал, что не стоит таких переживаний.        Джек дает ему ключи от квартиры, показывает его полки в шкафу. Все, что нужно для жизни, для него уже готово. Говорит кратко и строго по делу. Леон отлеживается полдня, потом видит, что Джек занимается домашним арсеналом и молча присоединяется к нему. Они разбирают оружие, чистят, раскладывают по местам, проводят ревизию. Монотонная работа его успокаивает и помогает не думать. В основном они молчат, лишь изредка Леон слышит: — Закинь это туда. — Проверь это еще раз. Как раньше.        С Крисом он даже не смотрел фильмы со стрельбой или убийствами. Их оружие всегда было в сейфе. — В мире достаточно дерьма, — говорил Крис. — Давай оставим все это вне дома. Леон его понимал и радовался, что хотя бы у одного из них получается не носить с собой темноту в душе.        К вечеру Джек валится на кровать и начинает просматривать каталог с очередными новинками военпрома. Он — фанат всего колющего-режущего-стреляющего. Всего, что дает силу и может убивать. Леон укладывается рядом и бездумно следит за движениями — за пальцем на экране, с мозолью от курка, с аккуратно остриженными ногтем. Ему кажется, что он не следит за информацией, но вдруг обращает внимание на что-то занимательное. Редкий автоматический пистолет в новом исполнении. Он не знает, как, но Джек чувствует его интерес. Рука замирает на мгновение и увеличивает текст и изображение. И листает каталог дальше. Потом Джек объявляет отбой, откладывает телефон в сторону и оставляет лишь лампу у кровати. Леон засыпает, прижавшись под бок. Он по-прежнему раздет в их кровати — он помнит, как Джек любил прижимать к себе его обнаженное тело. Джек его не трогает, слишком рано, и Леон благодарен ему за это. Лишь отстукивает пальцами успокаивающий ритм по плечу со шрамом.        На следующий день они идут прогуляться. Их квартира в многоэтажке, почти в центре. Это огромный многолюдный город, в котором легко потеряться. Здесь мало зелени и открытого пространства. Этот город никогда не спит. Он равнодушен и не любит слабость. Все это совсем не так, как раньше — дом с лужайкой, задним двором, где Леон так и не успел посадить ничего путного, на тихой окраине, где соседи знают друг друга по всей улочке. Джек представляет его безликому человеку в каком-то заброшенном здании. — Это мой напарник. Работай с ним так, как работаешь со мной. И Леон неожиданно получает свой подарок из каталога. Они едут за город — пробовать. Леон неожиданно для себя вспоминает, что значит выражение «Быть в полном восторге». Джек смотрит на него и улыбается, показывая острые зубы. Леон чувствует робкую улыбку на губах и тихо благодарит за подарок. — Все, что угодно, для моего мальчика, — говорит Джек, и Леон понимает, что Джек действительно может сделать для него все, что угодно. Если он будет хорошо себя вести, по мнению Джека. Вечером Джек зовет его к столу. Открывает ноутбук. Называет все пароли. Дает все контакты. Ничего не скрывает. Леон включается в поток информации и внимательно слушает, не перебивая. Как раньше. — Вопросы? — строго спрашивает Джек. Леон задает несколько уточняющих вопросов. Запоминает каждое слово. Это очень важно для их работы. Позже, засыпая, осознает, что Джек не делает ничего необдуманно. Он никогда не спешит. Не стоит думать, что он слишком рано ввел его в курс дел. Он связывает его абсолютным доверием. Отсекает любой путь в сторону. Леон не сможет предать доверие и сбежать. Никогда. Он чувствует сквозь сон, как Джек снова ласкает его плечо, чувствует методичные удары по коже кончиками пальцев, удивляясь этой новой странноватой привычке.        Леон просыпается резко, пытаясь поймать одеяло, слетевшее на пол. Над ним стоит Джек. В спортивной форме с секундомером в руках. У ног — спортивная сумка. Леон понимает, что пора завтраков в постель закончилась. Джек улыбается его растрепанному виду и нажимает кнопку секундомера. Леон автоматом вскакивает с кровати, не дослушав резкое и такое знакомое «Время пошло, Кеннеди. Форма одежды — легкая спортивная». Осознает, что по привычке страдальчески закатил глаза к потолку. Он помнит единственный выходной день в казарме. И единственный рекрут, который в шесть утра метался между шкафчиком и раковиной, прыгая в одном кроссовке и путаясь в рукавах футболки, был Леон С. Кеннеди. Каждую неделю. Сейчас он влезает в спортивные шорты и натягивает футболку по дороге в ванную. Закрывает дверь, слыша ехидное: — Кеннеди. Я в твоем возрасте за это время успевал поссать и подрочить, а потом попить кофе. Минутой позже он уже влезает в кроссовки, зажав щетку зубами и вымазавшись ментоловой пастой. Забегает в ванную, кидает щетку, успевает наскоро прополоскать рот и глотнуть воды из-под крана. Выскакивает обратно и вытягивается перед Джеком, переводя дух. Джек смотрит на секундомер и хмурится, но Леон видит смешливые морщинки в уголках глаз. Джек закидывает сумку на плечо, Леон разворачивается к выходу, но слышит резкое: — Стоп, — и мгновенно останавливается. Это привычка или рефлекс. Джек рассматривает его лицо, протягивает руку и касается его щеки. Уверенно и без сомнения. Прикосновение к губам и Леон ощущает все тот же древесно-пряный запах парфюма, немного пороха и оружейного масла. Сейчас в знакомый коктейль добавляется ментол. Он не думает, что сейчас делает, просто автоматически приоткрывает рот и чувствует вкус зубной пасты — он торопился и не умылся тщательно. Кончики пальцев на мгновение задерживаются на его губах, давая возможность сделать незаметное движение языком и очистить беспорядок. И еще на долю секунды, просто так. Джек убирает руку за миг до того, чтобы Леон начал осознавать свои действия и смущаться. Звучит резкий приказ: — Выходим.        Странно, но они поднимаются на крышу их дома. В этом городе тесно, и Леон обнаруживает на крыше многоэтажки импровизированную спортплощадку. А у Джека есть ключ, открывающий все замки на их пути наверх. Они делают короткую разминку, и Леон, как раньше, выслушивает пару-тройку резких замечаний, что он расслабился и не в форме. Позже они садятся передохнуть, а в спортивной сумке Джека обнаруживается термос с кофе, минералка и легкий завтрак. Он даже не заметил вчера, когда он все успел приготовить и собрать. Потом они полчаса просто сидят и смотрят на утренний город в рассветных лучах солнца. Леон поднимается на ноги и встает на самый край крыши. Смотрит вниз и видит глубокие тени в изломах улиц. Видит, что под носками его кроссовок уже нет бетона, там пустота. Ловит себя на смутном импульсе сделать шаг вперед. Упасть в эти глубокие тени внизу, и чувствует невесомое прикосновение к плечу. Джек встает рядом с ним.        — Леон. Пожалуйста. Не гоняй так на мотоцикле, — говорил ему Крис. Раз, второй, третий. Замолкал на минуту и объяснял, словно удивляясь, что Леон не понимает. — Я волнуюсь. Это слишком опасно. Леон сам не понимал, почему он так рискует. Периодически бьется и травмируется там, где можно этого избежать. Зачем ему эта скорость и лишний риск. Почему его так тянет к саморазрушению. Ему стыдно перед Крисом за свои детские эскапады, но он не может себя удержать, и в конце концов просто отказывается от этого вида транспорта. И скучает по своему мотоциклу. Зато Крис спокоен и Леон был этому рад. Леон чувствовал хрупкость их отношений и боялся разбить эти тонкие, едва сформировавшиеся связи. Омрачить жизнь своим поступком или словом. Радость и спокойствие в глазах Криса были так важны для него.        Сейчас Леон чувствует ладонь на своем плече и знает, что если он только начнет движение вперед и вниз, это невесомое прикосновение исчезнет, а стальные пальцы вцепятся в его тело, словно острые когти. Он не знает, как это получится, но Джек успеет отбросить его назад в самый последний момент. А потом без слов научит, что можно делать, а что нельзя. Но он позволяет ему быть на самом краю и наслаждаться болезненными и дурманящими чувствами.        Джек снова сбивает его с ног и зажимает в захвате, словно тисками. Леон злится на себя и пытается вывернуться, но не может. Пока не может. И вдруг замирает под Джеком и не может отвести взгляд от холодных серых глаз с расширенными зрачками. Как раньше.        Эта была четвертая или пятая по счету индивидуальная тренировка с майором Краузером. Он в очередной раз оказался на полу, ободрав локти, скулу, задыхаясь и кашляя в попытке ухватить глоток воздуха. Он чувствовал резкую боль в вывернутой руке. И замер, уставившись в глаза полузнакомого человека, склонившегося над ним. Он не понял, что с ним произошло тогда. Почему боль превратилась в туманное удовольствие. Почему они смотрят друг на друга именно так. Инструктор склонил голову, долго и без стеснения разглядывая его лицо — широко открытые растерянные глаза, порозовевшие щеки и приоткрывшиеся сами собой губы. Леон услышал короткий приказ: — Девять вечера. Четвертый корпус. Душевые. Джек поднялся, кинул ему полотенце и бутылку воды. Леон пытался хоть как-то привести мысли в порядок, но услышал уже от дверей спортзала хриплое и ироничное: — Рекомендую не опаздывать, новичок. Я не люблю ждать. Леон шел в сумерках к четвертому корпусу военного общежития, снова и снова спрашивая себя, что он делает. Зачем. Говорил себе, что никогда не интересовался мужчинами. Это просто не его. Хотя женщины после этой истории с Адой — видимо, тоже. И свободная жизнь для себя — тоже не его. Он убеждал себя, что этот болезненный ломкий импульс возбуждения — просто дикое и извращенное последствие той дождливой ночи, просто одно в целом ряду тревожных признаков расстройства, про которое ему пытался рассказать навязанный ему руководством психотерапевт. Что майор не имеет права давить на него, его действия неэтичны и наказуемы. Что ему нужно просто остановить себя и повернуть назад. Он так и делает. Но слишком поздно. Он уже успел дойти до душевых и остановился перед закрытой дверью. Развернулся на выход, но уперся в широкую грудь и мощные плечи в футболке с нашивкой: «Mjr. Jack Krauser». Джек распахнул дверь, схватил его за футболку и втолкнул внутрь. За его спиной была пустота и Леон подумал, что сейчас упадет от этого толчка. Ощутил мгновенный укол страха и дернулся, но Джек не выпустил его из рук. Следующее, что почувствовал Леон уже голой спиной — холодная кафельная стена с каплями воды. Потом он чувствовал эту прохладу уже грудью и щекой. Тяжелая ладонь вцепилась ему в волосы и прижимала лицом к стене долго и больно. Через полчаса он шел обратно, в свое общежитие. Он не понимал, как мог получить такое острое ослепляющие удовольствие от того, что с ним сделали. У него стерты колени об казенный кафель. Завтра проступят синяки на запястьях и бедрах. Этого никто не заметит — на тренировках он получает достаточно травм. Это было быстро и по-звериному жестко. Он не понимал, почему вел себя так, как никогда раньше — подставлялся, выгибался и открывался перед этим человеком, почувствовав инстинктом, что от него требуется. Джек ушел, не дождавшись, пока он придет в себя и примет душ, смывая следы этого безумия, морщась от боли. Уходит молча, без единого ласкового слова или вопроса, приказав: — Здесь. Послезавтра. В то же время. Леон не понимал, зачем ему это нужно, но знал, что не опоздает.        Сегодня Джек опять всматривается в его лицо, как всегда — смущая этим светлым звериным взглядом. Ласково убирает растрепанные влажные волосы со лба. Поднимается, протягивает руку, помогая встать — это просто традиция, не необходимость. И они продолжают. Они возвращаются домой, принимают душ вместе — для экономии времени, методично помогая друг другу смыть пот и пыль после спорта. Немного тесновато. — Напоминаю, что человек может не дышать около минуты, — ворчит Леон, в очередной раз затертый до боли между стенкой душевой кабины и широкой спиной с буграми мышц. — Далее потеря сознания… Он не успевает договорить. Слышит хриплый довольный смешок. Джек разворачивается, вжимая его плечом в стену еще сильнее, и в следующее мгновение Леон фыркает, пытаясь протереть глаза — Джек вылил ему на голову полбутылки шампуня и впился в копну волос, устроив пенный апокалипсис. Идут обедать в маленький ресторанчик на первом этаже их многоэтажки. Джек берет его с собой и они до вечера занимаются делами. Леон молча стоит рядом и чуть позади, слушая разговоры Джека с людьми, против которых раньше сражался. Пытается загнать протест и неприятие далеко вглубь сознания. Убеждает себя, что не может ничего изменить. Он рядом с Джеком. На своем месте. Он снова учится. Как раньше.        Леон ложится рядом с Джеком и закрывает глаза. Слишком много впечатлений за день. Ему начинает нравится этот грязно-серый город, где нельзя найти клочка чистого неба над головой — без гудящих проводов и нависающих рекламных щитов. Здесь есть закоулки, где в самый солнечный день царит темнота. Он уже изучил улицы, переходы и тупики и знает, как быстро и незаметно пройти от одного конца города в другой. Чистое небо и солнце он видит только на их с Джеком крыше. Джек прижимает его к себе ближе, кладет тяжелую руку на плечо, и Леон снова чувствует, как горячие пальцы обводят контуры шрама. Опять начинают отбивать размеренный ритм. Леон привык к этому и иногда думает, что уже не заснет без этой игры Джека. Сегодня все иначе. Джек снова обводит пальцами шрам и стискивает плечо сильнее, до легкой боли. Ритм меняется, и Леон чувствует, как его дыхание становится чаще и глубже. Ему жарко, но он прижимается к горячему телу рядом еще теснее. Поднимает голову и встречает холодный серый взгляд с широкими в полутьме зрачками. Ладонь спускается с плеча ниже, задерживается на ребрах, чуть царапая кожу мозолями. Джек разворачивается к нему, цепляет подбородок и пристально смотрит в глаза. Леон помнит этот властный тяжелый взгляд. Они целуются, глубоко и страстно. Леон чувствует, как ладонь скользит по бедру, и отодвигается немного в сторону, чтобы дать пространство для действий. Его снова захватывают эти ритмичные движения, сначала медленные, потом все быстрее и быстрее, и он понимает, что его дыхание идет вслед за этим темпом. Он кусает губы, стыдясь произнести лишний звук, пытается опустить лицо, уткнувшись в широкую грудь, но видит сквозь томную пелену возбуждения, что Джек предупреждающе хмурится. Джек приучал его не прятать лицо. Смотреть в глаза, показывая свою уязвимость. Открываться. Не скрывать, какой он в эти моменты. Новичку это давалось тяжело, но он был вынужден подчиняться и привык. И сейчас Джеку нравится, что он видит. Леон видит изуродованные шрамом губы, изогнувшиеся в довольной усмешке. Прищуренные блестящие глаза. Даже сейчас, когда Джек хочет его, он изучает — прислушивается к рваному дыханию и тихим, почему-то стыдным для самого Леона, всхлипам, к трепету его тела, чувствует дрожь бедер и испарину на теле. Запоминает, отмечает и делает выводы. А потом воспользуется своими знаниями снова. И снова. Его накрывает вспышка удовольствия, словно волна, он всхлипывает и дрожит, проваливаясь в темноту на долю секунды — это слишком ярко и остро. Джек коротко целует его, прикусывая губу. Дает отлежаться и отдышаться. Вытирает руку о его бедро. Потом его резко разворачивают на спину и заставляют раздвинуть ноги. Он чувствует прохладу и влажность, методичные ритмичные движения. Он тихо шепчет, капризничает — ему не хочется выплывать из расслабляющей эйфории. Но слышит резкое и холодное: — Мое терпение дорого стоит, Леон. Он подчиняется.        Он просыпается поздним утром и чувствует благодарность за то, что Джек не поднял его на тренировку. Получает кофе в постель. Завтрак. Теперь Джек удивительно мягок и терпелив. Позже Леон слышит ироничное: — Хорошенько выебать — не просто метафора. Отвечает, что всегда знал — майор Джек Краузер романтик и джентльмен.        Они собираются закончить очередное дело. Это долгий контракт, но он уже подходит к концу. Им нужно придумать позывные — каждый раз они новые. Они не обращаются друг к другу по именам по правилам безопасности. И как всегда, это превращается в игру. — Ангел, — говорит ему Джек. Это уже пятое дурацкое предложение от командира. Леон уже не может спорить, просто возмущенно фыркает и качает головой. — Принцесса, — с каменным лицом твердо проговаривает Джек. Леон злится и в то же время — ему смешно и немного стыдно. Действительно, иной раз Джек обхаживает его как королевскую особу. Недавно Джек сделал ему сюрприз — и подарил последнюю модель байка. Именно ту, на которую Леон тайком заглядывался, но считал, что этот каприз — слишком дорого стоит. У него лучшее снаряжение. Лучшее и любимое оружие. Лучшая защита — бронежилет, наплечники, наколенники и еще куча всего. Это не тот стандартный набор, что выдавали ему когда-то. Джек лично проверяет каждый ремешок и застежку перед выходом. В финале усаживает Леона, опускается перед ним на корточки и проводит финальную проверку — вплоть до шнуровки ботинок. Леон поначалу возмущался недоверием к себе и шипел: — Джек. Ты думаешь, я не умею завязывать шнурки? — Конечно, умеешь, — говорил Джек. — Давай ногу. Я проверю. И проверял шнуровку. Иногда по два раза. Теперь Леон не спорит и не возмущается. Он смотрит на широкие плечи в тактической куртке, на рукоятку ножа, торчащую из ножен. На коммуникатор за ухом. Прикусывает губу, чтобы сдержать улыбку. Смотрит на свои ладони в новых усиленных перчатках. Удобных и для стрельбы, и для ножевого, и для контактного боя. И устраивает на склоненной перед ним голове бардак, цепляясь открытыми кончиками пальцев в аккуратно зачесанные волосы с едва виднеющейся сединой. Джек не реагирует на его вызывающее поведение и спокойно заканчивает с его ботинками. Поднимается, поправляет волосы и кидает на него долгий, властный взгляд. Леон понимает, что вопрос о его шалостях будет поднят позже. И видит по мягкому прищуру глаз, что Джеку это приятно. Джек безжалостно возвращается к вопросу позывных. Обессиленный Леон предлагает банальное: «Первый» и «Второй». Джек ехидно улыбается. — Может быть, «Большой» и «Маленький»? Леон возмущается. — Не всем повезло быть сложенным, как грузовик, Джек. Джек продолжает ехидно ухмыляться. — Не такой я и маленький, — говорит Леон и вдруг теряется на мгновение. Ему кажется, что когда-то он уже спорил об этом. Говорил нечто похожее. Он пытается вспомнить, но Джек его отвлекает. Леон получает массу вариантов —прелесть, малыш, сокровище, сладкий и так далее. Он иногда думает, что Джек, забавляясь таким образом, показывает свою нежность к нему. То, чего не может по каким-то причинам показать в их жизни. В ход идут представители животного мира — рыбки и тигрята. — Котенок, — говорит Джек, и Леон снова теряется, пытаясь понять, почему это слово отзывается в нем так странно болезненно. После десяти минут пыток Джек принимает вариант Леона. Они выходят на позицию.        — Жди меня на точке. Я скоро буду, — в ухе звучит спокойный голос Джека. Леон собирается выполнить приказ, но что-то его останавливает. Он прислушивается к себе и понимает, что ухватил в ровном тоне командира необычные ноты. Опаляющую ненависть. Но не к нему. К кому-то еще. Это странно. Это работа и ничего личного. Джек говорит так всегда и научил этому Леона. Он не понимает, почему первый раз в жизни решает нарушить приказ. Бежит по коридорам, вглядываясь в лежащие тела. Воздух пропитан запахом металла, крови и смерти. Почему-то сегодня этот запах особенно силен. Леон видит нашивки и шевроны на телах врагов. Обычно он не обращает на это внимания. Ему все равно. Сейчас он вчитывается в буквы. И ускоряет бег. Он знает, где Джек — чувствует, как всегда. Он бежит вниз, перепрыгивая через пролеты лестниц, рискуя переломать ноги — даже с его опытом и подготовкой. И видит в полутьме, в конце коридора очертания огромной фигуры. Джек выглядит словно смертоносная тень. Леон видит блеск стали — Джек крутит в руке свой любимый нож. Леон видит блики на лице — Джек снял балаклаву и тактические очки. Значит, тот, кто лежит сейчас у его ног — уже труп. Даже если еще жив Джек не покажет врагу лицо, если есть вероятность, что враг — выживет в бою. Леон видит очертания фигуры у ног Джека и все понимает. Он бежит еще быстрее, понимает, что не успеет, и кричит в коммуникатор: — Джек, нет! Он впервые нарушает прямой приказ. Нарушает правила безопасности, назвав напарника по имени. Леон переходит на быстрый шаг. Он видит по едва заметному движению — сейчас Джек ничего не будет делать. Он будет ждать его. Подходит и встает рядом. — Ты нарушил приказ, Второй, — голос Джека сейчас особенно низкий. Угрожающий. Он пропитан смертью и темнотой. Ненавистью, но не к нему. Когда-то давно Леон кинулся бы на Джека. Вцепился в грудь, попытался ударить или оттолкнуть. Но сейчас между ними все иначе. — Пожалуйста, Джек, — просит он очень тихо. Он видит, что лежащий у его ног человек — без сознания и надеется, что он не слышит его голос. Или не узнает. Джек смотрит ему в глаза невыносимо долгую минуту. Снова играет с клинком в руке. Леон не отводит взгляд. Его омывает волна ненависти к раненому, исходящая от Джека. Он стоит на ее пути сейчас. Он слышит надрывное поверхностное дыхание человека на полу. Понимает, что он серьезно ранен. Джек молниеносным движением убирает клинок в ножны и делает шаг назад.        Всю дорогу наверх Леон чувствует тяжелый взгляд затылком. Он тащит раненого человека через бесконечные коридоры и пролеты крутых лестниц, задыхаясь от усталости и нервного напряжения. Пот заливает ему глаза, а колени начинают дрожать. У него подгибаются ноги. Он останавливается на мгновение перевести дух. Джек молчит. Не предлагает помощь. Просто смотрит на него и Леон видит, как кривятся губы жесткой усмешкой. На особо крутом подъеме его ботинок скользит. Леон падает на колено, склонив голову и оказывается совсем рядом с лицом раненого. Видит бледную кожу, синеющие губы. Лоб в испарине и слипшиеся кончики коротких темных волос. Небритые скулы. Мелкие порезы и ссадины. Он поднимается и слышит короткое и холодное: — Время. Понимает, что должен действовать быстрее. Он не должен их задерживать. Если Джек посчитает, что они вышли за рамки, он… Леон собирается с силами и ускоряет шаг, тащит за лямки бронежилета безвольное тело и надеется, что успеет. Джек неслышно идет за ним. Наконец он преодолевает последние коридоры и видит дневной свет.        Джек позволяет ему сделать укол раненому и вызвать помощь. Он не сводит с него холодного пронизывающего взгляда.        Леону кажется, что человек начинает приходить в себя. Но он уже сделал, что должен. Он разворачивается и вопросительно смотрит на Джека. Получает короткое: — Уходим. Они отворачиваются от лежащего на земле тела, и он слышит слабый, срывающийся голос Криса: — Леон… Он сбивается замирает на мгновение, теряясь в пространстве. Он боялся услышать этот голос. Хотел и скучал. И... Чувствует тяжелую руку. Джек сжимает ладонь — и Леон чувствует боль, даже сквозь наплечник, что может защитить от удара ножом и смягчить урон от пули. Эта боль возвращает его в реальность и проясняет голову. Джек притянул его ближе к себе. — Ему повезло. В этот раз. Голос Джека слишком низкий. Слишком хриплый. Леон чувствует, что он едва сдерживает себя. Сдерживает себя ради него. Но волна ненависти уходит. Теперь Джек смотрит на него мягче. — Ты не был бы самим собой, если бы поступил иначе, — в голосе звучит редкая для Джека нежность и ласка. Спрашивает, что он чувствует сейчас. — Со мной все в порядке, Джек, — тихо отвечает Леон. Джек окидывает его холодным взглядом и Леон видит, что уголок рта приподнимается в ироничной усмешке. Видит в стальных глазах обещание. — Мы поговорим об этом дома. Как и том, что ты нарушил приказ. Леон знает, что разговор будет долгим, но слов будет сказано мало. Будет боль и кровь. И это правильно.        Они ждут вертолет. Он прижимается к Джеку ближе и прячет лицо на груди. Чувствует запах пороха, крови и немного древесно-пряного. Сквозь шум подлетающей вертушки слышит короткий вопрос. — Ни царапины, Джек, — ему приятна эта забота. Поднимает лицо навстречу испытующему взгляду. Джек подозрительно щурит глаза. Игриво касается его губ и Леон коротко целует кончики пальцев. — Честно, — говорит Леон, устало прикрывает глаза и чувствует, как Джек прижимает его к себе сильнее. Позже они поговорят и все будет хорошо. Как раньше.        Уже на высоте Леон кидает взгляд вниз и едва различает человека, лежащего на земле. Он убеждает себя, что это — лишь тень из прошлого и он свободен от нее.