Ошибка в заклинании или как я познакомился с очаровательной летучей мышью

      Чонгук, честно говоря, был в смятении.       Хотя нет, даже не так.       Он был в самом настоящем вампирском шоке!       А их, вампиров, (поверьте ему на слово), сложно удивить: когда живешь дольше леших и сварливых гарпий, и мир вокруг тебя всегда строится на собственных глазах, очень тяжело вкушать искреннее удивление.       Но, кажется, с пришедшей в его жизнь ведьмой Ким все обрело иные краски.       Чонгук не считал себя необразованным, даже наоборот: чересчур умным, пытливым и проницательным (о, да, сам себя не похвалишь — никто не похвалит).       Однако перед своей ведьмой был совсем бессилен.       Порой многие действия Тэхена не поддавались никакой логике, даже межпространственной и вымышленной — эта заноза всегда действовала только по одному, известному лишь ей способу.       Особенно последнее время.       Нет, Тэхен, конечно, всегда был странным — это, кстати, вампиру в нем больше всего и нравилось. Но начиная с прошлой недели, шкала странности просто нагло плюнула на собственные допустимые пределы, обиженно лопнула и улетела в космические дыры, в отпуск, оставляя потерянного вампира разбираться самому в плетении горящих ведьмовских раздумий.       А это было ой как непросто.       Вот, например, в тот понедельник ведьма позвонила по зеркалу (чего и в помине еще не было) аж в одиннадцать часов утра, когда все образцовые вампиры спят и в клык не дуют, и самым настоящим орлиным криком приказала срочно явиться в троллеву рощу, прихватив с собой капли утренней росы с цветка-мухоеда. Чонгук, конечно, так и не открыл до конца один глаз, а еще распугал снежной бледностью лица всех вурдалаков у поместья и приманил гнездом из черных волос спаривающихся воздушных пиявок, но покорно исполнил приказ.       Даже успел подраться с хищными лягушками, пока воровал эти несчастные капли с пупырчатых лепестков!       Но это еще ладно, не так уж выбивалось из колеи привычных непривычностей. А вот происходящее после — очень даже. Во-первых, Тэхена на названном месте он не нашел. Более того, даже прозрачного следа от искрящихся волшебством косичек не было поблизости. И не поблизости, кстати, тоже. Ведьма еще ни разу не позволяла себе исчезать внезапно: могла опаздывать, могла, предупредив заранее, отменять встречу, могла вдруг путать планы.       Но чтобы вообще не появляться — никогда.       Чонгук грешно подумал, что бродит во сне — и неважно, что вампиры к сомнамбулизму даже под гнетом проклятий не склонны. Хотя иные варианты просто не приходили на ум: правда, где еще, кроме как не во сне, он мог оказаться в такой ситуации. Стоящий посреди волосатых деревьев, в той самой троллевой роще, испачканный в зеленом соке слизневых ягод и держащий в руках сиреневую склянку с необходимой росой для своей ведьмы.       И без нее.       Ну сон, не иначе.       Он был растерян и походил не на могущественного наследника величайшего клана вампиров, а на выпавшего из гнезда совенка, что лупил черными огромными глазами и крутил по кругу головой. Крутил до тех пор, пока его не привлек громкий всплеск грибного озера — то находилось всего в нескольких шагах от практически непроходимой местности. Добирался до места чуть медленнее обычного, грациозно лавируя между неприятными волосяными листьями — уж очень Чонгук был брезглив до любых чужих волос.       Тэхен, конечно же, был исключением.       Его Тэхен, кстати, в это время уже появился объемной копией в красновато-коричневом с белыми точками на глади озера и с задором, но немного нетерпеливо наблюдал за бубнящим на латыни ругательства вампиром, что совсем не мышью, а слоном крался среди мягких стволов. Поэтому когда природная тишина разбилась о короткий, но звонкий смех, Чонгук чуть кубарем не выкатился к водяным ногам.       В такие моменты понимаешь, как ужасна почти вечная жизнь.       Помнить позор дольше.       Казалось, его ведьма не очень-то зациклила внимание на этом. Глаза, что даже на водной проекции светили необычным, прежде невиданным радужным сиянием, смотрели цепко и жадно только на необходимую вещь в руках.       Больше Тэхен ничего не замечал.       Чонгук тогда тоже залюбовался, правда, уже родным ликом — пусть и не вживую, но Ким по-прежнему сверкал красотой и манящей идейностью. Хотелось его обнять, сжав до скрипа своей белоснежной кожи, получить ставшие привычными поцелуи озорных косичек и обязательно куснуть такую открытую и славную шейку.       Нет, ну невозможно же удержаться!       Но ведьма опять переиграла все по-своему. Хихикнула вновь, словно умелая плутовка кикимора, подмигнула, а затем прошептала губами:       — Достань слюну обиженного орка и принеси ее к закату.       И лопнула мыльным пузырем.       Так Чонгука еще не кидали…       Если дальше опустить не самые приятные и позорные подробности (правда, лучше не знать, как вампир все провернул), то можно было охарактеризовать день как-то так: Тэхен капризничал, проверяя его выдержку, а Чонгук выполнял капризы, тоже проверяя свою выдержку.       Он ведь даже поцелуя в щеку в качестве награды за страдания не получил!       И да, все это было очень странно. Тэхен никогда не наглел (вампир так-то не против, а только за), никогда не вел себя настолько спонтанно и всегда добывал нужные ингредиенты для заклинаний сам (Чонгук, вообще-то, неоднократно порывался быть бессовестным помощником, но его всегда гнали взашей, предпочитая собирать ингредиенты в одиночку).       Ведь, Чонгук, только ведьма лучше всего знает, что ей нужно!       Не поспоришь, конечно.       Хотя, судя по прошлой неделе, высказывание официально ставилось под сомнение.       Тэхен его гонял далеко не один раз. Во вторник все повторилось: звонок в одиннадцать утра, срочные сборы — правда, теперь в другое место, а затем точно такой же трюк с исчезновением и странными заданиями.       В среду - опять, ну конечно.       В четверг — о, да, то же самое.       В пятницу - что, правда ожидали другой исход?       В субботу - вообще унижение, весь род Чон до прадедушек прадедушек смеялся.       В воскресенье — Чонгук даже почти заплакал.       Однако стойко справился с заданиями.       На кой черт они были нужны — ведьма разбери. В прямом смысле. Тайной с ним так и не поделились: Тэхен просто стал собой, встречая его уже в этот понедельник с гордой улыбкой, неуклюжим наступом на носки и хлопкообразными поцелуями.       Зато в губы.       Чонгук выдохнул. Ладно, это было очень странно, но, слава священным клыкам, все закончилось малым съедением вампирских нервов. Эх, было бы так просто.       После началось съедение вампирской выдержки.       Тэхен стал чрезмерно тактильным. Его косички так тем более: те постоянно облепляли холодную шею и бледные щеки, туго обвивали запястья, связывая и удерживая рядом с собой, иногда даже властно притягивали за талию, из-за чего Чонгук всякий раз, как это случалось, бился в немой истерике от вызывающей близости.       Нет, он не монашка из человеческой церкви, но творить такое на глазах у всей школы и директора!       Уму непостижимо.       Поверьте, вампир, правда, пытался сказать Тэхену о собственном смущении: просто ведьма на весь лепет участливо кивала, сладко и мило улыбаясь, а после с удвоенными силами принималась его, бедного, облюбовывать да обласкивать.       Еще Чонгуку начали таскать и предлагать всякое. Причем область у этого всякого была настолько обширной и несвязанной, что он супернатурально терялся. Сначала начиналось с вполне безобидных вещей, оттого вампир не заметил подвоха: Тэхен перед ночной школьной сменой повадился кормить его кровяными кексами — те, зараза, были такими вкусными, что у вечно неизменного вампирского пресса стали появляться жировые складки. Ну да, Чонгук любил поесть, а кто не любит-то? Зомби, вон, и те вкусно полакомиться любили.       Так что не судим!       Кхм, так к чему это он? Ах, да, вскоре начались новые странности: после кексов пошли кровяные пироги, костные пальчики, могильные ягоды и гемоглобиновые леденцы. Все бы ничего, но ведьма никогда так не запаривалась над рационом вампира. Его словно откармливали — Чонгук даже свято подумал, что скоро станет жертвой какого-нибудь ведьминского ритуала.       Внезапно все перевернулось. Только загребущая душонка его многовекового внутреннего аристократа успела прикипеть к частым угощениям, как сразу же ведьма сменила тактику. Теперь ему таскали всякие побрякушки: браслеты из засушенных бутонов адских тюльпанов, талисманы-висюльки из гривы пегаса, непонятные миниатюрные, но очень колючие булавки, состоящие из каких-то пряникообразных пуговиц и аккуратных цветных бусинок. Выглядело необычно и, честно говоря, бесполезно (для вампира уж точно, но Чонгук благоразумно молчал, не смея расстраивать свою половинку).       Потом словно настроение его ведьмы испортилось, как и своеобразные «подношения» — в прямом, переносном и межпространственно-параллельном смысле. Тэхен выпустил иголки (а тут уже в прямом смысле) и начал пичкать Чонгука своими зельями собственного изобретения — то от чугунной лихорадки, то от мертвенной сонливости, то от голодного зуда в клыках. Занятие явно не из приятных — почти после каждого приема волшебных снадобий ему становилось дурно до серой тошноты. Ей дьяволу, такое ощущение, что Тэхен загорелся одной единственной целью — стать самым молодым и безбашенным среди всех ведьм вдовцом, что умудрился угробить почти бессмертного могущественного вампира.       К цели тот был явно близок.       Потому что от таких резких и быстрых качель Чонгук к концу второй недели успел поголубеть.       Благо, Тэхен, увидев эффект, сжалился — но, очевидно, ненадолго. Хотя, не говоря лукаво, Чонгуку и этого хватило — перепугался он знатно. Ведьма ведь пропала на целые сутки! Он тогда чуть не состарился душой и телом (серьезно, Чонгук уже стал ощущать себя слабым смертным человечком). Облетел все ритуальные пустыри, облазил василисковые норы (мало ли, может, Тэхену захотелось сменить обстановку), засунул мышиную мордочку в русалочье озеро и даже забрел в ведьминский бар, где чуть не лишился носа и ушей — уж больно хитрые и голодные плутовки попались.       Но его возлюбленного нигде не было!       Ворчливый фамильяр, кстати, и тот испарился.       Чонгуку не за что было зацепиться.       Он тогда так расклеился, что заплакал. Ну да, чувствительная он натура, и что?! Никто же не видел (Чонгук очень надеялся на это). Так и просидел, пуская сопли, под излюбленным окном своей несносной беды — в конце концов, всем нам важно иногда поплакать.       Сильным неуязвимым вампирам — тоже.       Правда, горевал Чонгук недолго. К вечеру даже задремать успел, ютясь в объятиях прохладной тени под карнизами — стресс все-таки и мертвого свалит.       Ничего, ведьма Ким обратно поднимет.       Он резко дернулся от совершенно нежданного прикосновения: на эмоциях зашипел и сразу обратился. Повернувшись, вампир (точнее, в тот момент разозленная летучая мышь), широко распахнул глаза, встретившись с такими же — большими и удивленными, ведьмы. Тэхен стоял скрюченной старой Ягой, опираясь руками на обнаженные острые коленки, и хлопал пушистыми ресницами, на которых инеем осел поспевающий ко времени оранжевый закат. Его щеки были испачканы какой-то зелено-розовой краской, косички растрепаны и устало уложены на открытых плечах, кожа расписана старинными рунами, а одежда, что была довольно легкой для вечернего времени, съехала и помялась, при этом продолжая выглядеть органично и правильно.       — Беда моя, — уже обращенная форма встречала с облегченным трепетом, крепче прижимая к себе горячее, по-уютному мягкое тело.       Его беда, его.       Самая странная, сумасбродная, невыносимая.       Но его.       — Ты меня… искал? — как-то восхищенно, словно этих слов Тэхен ждал если не всю жизнь, то очень долго.       — Конечно! — Чонгук возмутился, недовольно сдвинув черные брови. — Разве возможно иначе?       Вопрос остался без ответа. Как и многие после. Зато ведьма сгребла его в охапку, утащила к себе в дом, потом отпаивая чаем из кровавого шалфея и нацеловывая смущенные вампирские щеки. Чонгук светился, как начищенная лампа джина: ярко, счастливо, искрясь ослепительными серебристыми блестками.       Косички тоже не остались в стороне, оживились — заползли под строгий ворот черных кружев на рубашке да защекотали приятно белоснежную кожу. Чонгук опять настолько разомлел, что потерял обычно строгий и довольно чуткий до малейших искр магии контроль и снова обратился, зарываясь лапками с острыми когтями и массивными крыльями в вихрь волос, ластясь, потираясь и порыкивая с нежностью.       Рад был ведьме, рад.       Всегда рад.       После Тэхен не пропадал — с одной важной помаркой.       Теперь на каждую абсурдную и сумасшедшую авантюру он брал с собой Чонгука.       Опять же, вампир совсем не был против! К тому же, им не впервой совместное творение неожиданных странностей. Только вот Чонгук столкнулся все с той же проблемой — она никуда не ушла: странности были слишком странными.       Вот вершина айсберга послужного списка ставящих в тупик действий ведьмы (да уж, звучит непонятно, зато хорошо передает суть происходящего): например, Тэхен никогда не вовлекал Чонгука в свои магические ритуалы.       Н.и.к.о.г.д.а.       А тут он самолично схватил холодную вампирскую ладонь, сжал покрепче и подтолкнул к лавке местной травницы, позволяя выбрать травы для заклятий.       А Чонгук даже укроп от подорожника не отличает, какой ему выбор!       Куда только вредный фамильяр Кима смотрел? Враждебный комок черной шерсти, как назло, испарился из поля зрения, словно от греха подальше — видимо, гад знал что-то, вот под шумок и свалил, оставляя бедного вампира на любезное растерзание ведьминскими руками.       Еще, к слову, из числа сумасбродных идей Тэхена: пойти днем на людское кладбище, расхищать гробницы ворчащих по утрам духов, спуститься в Ад в гости к чертям, дабы под шумок забрать с собой немного душ грешников, в конце концов — пробраться ночью в логово дракона и вырвать клык для зелья.       Да, все же седой волос на чернявой голове Чонгука успел-таки вскочить.       В итоге Чонгук не смог ходить молчаливым утопленником: не выдержал молчанья ведьмы и собственного непонимания, вот и надумал обратиться к крайним мерам.       Эти крайние меры имели свое имя.       Чон Джихо — родной по матушкиной линии клыков дражайший старший братец. Всегда собранный, спокойный и рассудительный.       Но сейчас орал так, что оконные стекла особняка повылетали даже из подвалов.       Не спрашивайте, зачем вампирам в подвале окна — они сами не знают.       Пусть будут.       — Он тебе давал делать что?! — да, это вот началось с момента, как Чонгук упомянул одну, по его мнению, не такую уж страшную, но как оказалось, значительную вещь.       — Ну, заплетать косички… — неуверенно проблеял и отвел взгляд в сторону — чувствовал себя настоящим детсадовцем.       Да, такое действительно было: буквально вчера. Они еле вернулись из очередной передряги, устало ввалившись в покосившийся от частых переживаний дом. Тэхен будто, выпустив всю ведьминскую энергию, снова стал прежним — то есть более сносным. Заботливо усадил вампира в мягкое пурпурное кресло, что недавно приобрел для уюта в своей комнате, выключил искусственный свет и зажег по периметру миниатюрные свечи, приятно рассеивающие янтарное пламя и пахнущие легким ненавязчивым сладким запахом дикой крапивы. Не произнес ни слова, только тихо хмыкнул: повернулся лицом к Чонгуку, установив пристальный контакт глаза в глаза, затем принялся снимать алую накидку с капюшоном, смачивая уголок подсохших на ветру губ языком. Неожиданно руки подхватили атласные черные ленты на кончиках косичек, что сегодня заменяли привычные резинки, и потянули вниз, сбрасывая нежные оковы на пол.       После приворожил к себе — в который раз.       Тонкие пальцы плавно скользили меж колосистых изгибов, параллельно почесывая сияющие в полумраке пряди волос — те переливались, как и глаза, радугой, подмигивая и распуская мягкий свет в дополнение к теням от пламени. Косички становились волнами — свободолюбивыми, безудержными, манящими. Они даже словно шептали что-то еле различимо, интимно.       Только для Чонгука.       Вампир не отрывал блестящих глаз, что отливали в волшебстве алым приторным вином — во взгляде восхищение, во взгляде преданность. Казалось, ничего особенного: Тэхен просто распускал неизменную прическу, расслабленно прокручивая кисти, проходясь подушечками пальцев по гладким и блестящим локонам.       Но вампир не в силах был отвести взгляд даже на секунду.       Смотрел, смотрел, смотрел.       — Попробуешь заплести? — томно, закусывая губу и смотря предвкушающе, соблазняюще.       — Разве я могу…?       — Только ты и можешь, — неожиданно робко, стеснительно.       У Чонгука затряслись руки: он уже касался волос своей ведьмы, причем далеко не единожды, однако и привычкой сие действие нельзя было назвать. Сейчас же вообще обстановка была более сокровенной, да, и интимной - не первый раз касался, но первый раз обуздывал чужую силу. Такого ему еще не дозволялось — заплетать густые волосы.       Вампир не осознавал масштабов, но чувствовал своей арктической душой весь трепет переломного момента.       Коснулся осторожно, мягко, забирая переданный ток магических частиц — они лопались и трескались тыквенным попкорном на бледных подушечках пальцев. Он ощущал чужую родную силу — такая мощная, непоколебимая, воистину великолепная и самобытная, разрушающая, но в его ладонях покорная.       Чонгук отделил несколько прядей, слегка оттягивая в сторону, чтобы затем продеть оставшиеся локоны: Тэхен на это действие содрогнулся, выдохнул сквозь зубы, явно нервничая — его можно было понять, ведь он практически голым и уязвимым представал перед своей парой.       Вампир ценил и распадался благоговением.       Плетение за плетением, крест на крест, вырисовывая ровный аккуратный узор цветных локонов. Ведьма расслабилась, мурчала что-то себе под нос, источая вокруг себя розовые блестки — была рада, счастлива. Чонгук перенял настроение: между ними как будто натянулась еще одна связующая нить, более крепкая, сложная, обоим нужная.       Такие эмоции вампир ощущал впервые: абсолютное спокойствие, уверенность, даже эйфория, но при этом по венам вместо черной крови растекался свет энергии, той самой знакомой, близкой, ранее далекой, сейчас — ставшей частью организма.       До сих пор в ладонях бушевали фантомные следы от искр.       — Ты хоть понимаешь, что это значит? — недовольно-пыхтящий голос вывел из воспоминаний.       — А должен? — робко поинтересовался Чонгук. — Я…       — Оскверненные василиски, ты что, родился три века назад? Ты встречаешься с ведьмой из могущественного рода и не знаешь ни черта про ее традиции, семью, да в конце концов про организм! — да уж, Джихо явно сегодня не отличался выдержкой и сдержанностью.       И чего такой эмоциональный…       — Фактически, мы уже супруги, — по-собственнически буркнул нахохлившийся вампир.       — Тем более! — его брат все не унимался.       — Я не понимаю, из-за чего ты так вспылил, — вампир насупился, выпуская иголки. — Тэхен уже давал мне свои волосы, и ничего не случилось. И вместо того чтобы пугать всех могильщиков вокруг своим криком, мог бы и объяснить, в чем дело.       — Дьявол всемогущий, Чонгук, ты будто в гробу всю смерть проспал, — брат от удивления комично вскинул обычно всегда статичные брови вверх. — Ты заключил брак с ведьмой и ни разу не интересовался, как у них там все устроено? — решил окончательно убедиться в чужой непросвещенности.       — Интересовался, — Чонгук оскалился и зашипел, капая от злости ядовитой слюной на мраморный пол (видимо, переменой настроения заразился от своего возлюбленного), — и там ни слова про ведьминские причуды! Только про силу и то, насколько их вид редкий.       — Тебе очень повезло, что я живу с падения Римской империи и знаю достаточно, — Джихо горделиво задрал подбородок, — поэтому приготовь ручку и тетрадку, — ехидно заулыбался и прищурился. — Начнем, пожалуй, с небольшого урока по анатомии ведьм.       И он принялся рассказывать — пылко, без остановки, со страстью. Чонгук только успевал глазами хлопать да нос морщить: скорость речи у брата была, как у ужаленной пчелой феи или, если брать сравнения людей, похлеще скорости света. Тем не менее, вампир улавливал и понимал все.       Первым делом запомнил, что у ведьм очень многое зависит в жизни от Луны — помимо всяких разных ритуалов и праздников, ее фазы каким-то причудливым образом влияют физически на тело и видоизменяют функции организма. Отсюда как раз вытекал следующий факт — ведьмы переменчивы не по своей воле.       Их силы напрямую зависят от циркуляции лунной энергии. Сама по себе сила, в свою очередь, контролирует эмоциональный фон. Например, если ведьма слабая, то с наибольшей вероятностью она окажется ворчливой, злой и гадкой; а если ведьма достаточно могущественна, то ее типу поведения будут присущи непоседливость, идейность, эмоциональность и сумасбродность — собственно, все самые яркие и ресурсозатратные эмоции.       Истерика, как и творческий порыв, требует равное количество затрат.       И там, и там без огромного запаса не пережить последствия.       Джихо упомянул, что важных циклов в жизни ведьмы аж четыре — они соотносятся с временами года, правда, каким боком, Чонгук не понял — оказалось, нюансы есть и здесь. «Созданы в честь них, но зависимости не имеют» — дословная цитата брата. Ей черту, вампир будто перескочил со школьной скамьи сразу в Институт Высших Темных Сил — суть доходит, но со скрипом и вперемешку с мертвой водой.       Понять удалось, что циклы меняются через определенное количество прошедших лун — откуда и как считают, правда, не разобрался. Главное вот что: Новолуние, Полнолуние, Кровавая Луна и Шальная Луна — вот как их представил брат.       Как некстати, острым слухом Чонгук зацепился именно за последнее.       — А Шальная Луна… это как? — вклинился, когда Джихо переводил дыхание.       — Итак, Чонгук, — внезапно серьезно начали, — время взрослеть.       В этот момент младший вампир уж больно громко сглотнул.       — Ведьмы — существа крайне необычные, редкие, а вместе с тем опасные. Природа не могла так просто отпустить гулять по миру бесконтрольное количество таких существ, поэтому придумала свое условие. Раз каждые пять лун приходит та самая Шальная Луна — период, когда их сила выходит из-под контроля, разум мутнеет, а сердце открывается для страстей, — Джихо загадочно замолчал и поиграл бровями, — если ты понимаешь, о чем я.       Сразу вспомнились все события, произошедшие за последние недели: те самые скачки магии, нестабильность, чрезмерная тактильность.       Это смущало.       Его, вполне созревшего, сильного и серьезного вампира смущало.       — А зачем…? — Чонгук только начинал вопрос, а брат сразу же продолжал ответ — словно ждал подобного разговора чуть ли не несколько веков.       — Для контроля популяции. Ведьмы могут завести ребенка только в пик Шальной Луны — сама природа начинает намекать. Магия скачет, гормоны выходят из-под контроля, а поведение становится непредсказуемым и неуправляемым. Думаю, есть схожести с физиологией оборотней, — задумчиво, потирая подбородок.       — Но Тэхен ведь… — Чонгук даже не знал, как правильно-то подобрать слова — все происходящее для него слишком, — ну…       — У ведьм немного по-другому устроена репродуктивная система, — старший снисходительно выдохнул. — Само ведьминское начало имеет созидательное ядро силы — оно по умолчанию требует порождение чего-либо. Ведьмы создают заклинания, зелья, новые жизни, не ограничиваясь строгой моралью — главное, что во всех случаях из-под их прекрасных рук в мир приходит что-то новое, положительное или отрицательное. С продолжением рода также — тот, кто появился на свет с ядром ведьмы, независимо от физической оболочки, несет в себе первоначальную цель своей энергии.       — То есть если ведьма родилась в оболочке мужской… — все, Чонгук переиначил все известные законы вампирской биологии — покраснел щеками так, что лицом походил на переспелую южную сливу, — …то, в теории, она может…       — Да, создать свою новую мини-версию, — Джихо не сдержал смешка, однако решил все же немного сжалиться над неловкостью брата, — но не все так просто, — опять серьезность захватила мимику.       Так, заберите все слова Чонгука про его взрослость обратно.       Он не готов к такому диалогу!       — О, препроклятые клыки старейшин, — взмолился Чонгук, — потрясения когда-нибудь закончатся?       — С родом ведьм Ким они только начинаются, — издевательски, но по-доброму, — я тебя еще не отругал за твою поспешность! — и в этот момент лоб Чонгука ощутил болючий щелбан. — Продолжим, кхм. Собственно, Шальная Луна почему получила-то такое название: смуты наводит слишком много. В этот период проходят самые масштабные шабаши, насылаются проклятья и проказы, а еще начинаются испытания ведьминских избранников!       — Что за испытания? — вампир заинтересованно склонил голову вбок.       Кажется, он теперь догадывается, что с ним творили все это время.       — Намерений, души и сердца. Честно говоря, здесь нет четких правил — у каждой ведьмы свои уловки. Однако есть в этих испытаниях кое-что общее и неизменное: если избранник хоть где-то проваливается, то, в лучшем случае, он получает неснимаемое вечное проклятие, дай черт, только на себя, а не на весь род, а в худшем вообще — преждевременную встречу с предками в дорогах Лимбо.       — Кикиморово ухо, вот святость…       — Теперь понимаешь, почему я так зол? — ну, вот, старческое поучение братца вернулось. — Ты мог бы схлопотать беду.       — Вообще-то не мог, — вот теперь Чонгук обиделся по-настоящему. — Я люблю свою беду, правда. Люблю Тэхена.       Иначе бы не укусил его еще тогда, будучи под влиянием проклятья.

Их темные запутанные души сразу потянулись за странностями друг друга.

      — Ваше счастье, бедовые юнцы, что все так обернулось, — видно было, старший потеплел. — Но за плетение косичек я тебя все равно отчитаю! Ты же знаешь, что для ведьм волосы — не просто красивые прически и необычные цвета?       — Да, я знаю, что это как, — застопорился, подбирая выражения, — как отдельный организм.       — Вроде того, — кивнули в подтверждение, — это как хвост у русалок, крылья у фей и внутренний зверь у перевертышей в одном флаконе. Структура, хранящая в себе всю силу и сдерживающая ее. У их волос нет как такового самостоятельного разума — это, скорее, одно из ответвлений сознания ведьмы, которое обособляется от общих бесконтрольных потоков мыслей. Если попроще — что-то наподобие олицетворения потаенных желаний ведьмы и ее стержня энергии одновременно. Поэтому для них это интимно — любое касание к главному источнику своей жизни.       — Это я знаю, — уже чуть спокойнее, угомонившись, — но ты так и не объяснил, почему тебя так шокировало заплетание косичек? — правда, Чонгук все еще недоумевал.       Не догонял, если по-житейски.       — Когда ведьма доверяется — она позволяет распустить косы. Сила к тебе присматривается, красуется сама, показывая мощь и проверяя — напугает ли тебя чужое всемогущество. А вот когда ведьма позволяет заплести косы — она уже доверяет. Сила становится уязвимой, переходит в твои руки, ластится и принимает. Однако нужно всегда помнить: и обезвреженный капкан отрубит тебе руку, если резко дернешь. Так что, ведьмы не очень-то охотно и быстро дают такое дозволение — бывает, избранники до смерти ждут снисхождения и одобрения. Фактически, таким жестом Тэхен заключил с тобой брак второй раз, только уже по ведьминским законам. А зная славу его семьи, вы отхватите за самовольство оба!       А Чонгуку все равно на глупые последствия: какая разница, ему ведь доверяют.       Поделились сокровенным, полностью признали, безмолвно отдавая живое сердце во владенье.       По венам уже запузырилось пурпурное, сладко-соленое счастье: захотелось Тэхена срочно найти, сгрести в охапку и зацеловать блестящие от частых ритуалов щеки, совсем не по-солидному пища мышиным криком. И вампир уже даже поднялся, подцепляя черную накидку (моду на которую он бессовестно украл у своей зазнобы) пальцами, как остановился, внезапно задумавшись:       — Откуда ты столько знаешь про ведьм?       — Скажем так, — Джихо прокашлялся, — Чоны больно падки на хитрые заклятья и бойкую натуру.       И после Джихо загадочно ушел в холодный сумрак. Так просто: сначала огорошил, вывалив такое, затем по-хитрому свинтил, растворяясь черным пафосным дымом среди дорогого убранства их особняка.       Да уж, у вампиров из крайности в крайность: то монолог длиною с драконий хвост, то фраза, не достигшая и шага лилипута.       Больше Чонгук не стал медлить: накинул волшебную одежку, что позволяла не терять дорогие одеяния при перекидывании, размял плечи и кисти, настраиваясь на полет, да обратился летучей мышью, сразу же устремляясь к небу.       К своей беде.       К Тэхену.       Ведьма его будто ждала: сидела на подоконнике, свесив ноги и болтая теми, куталась в плед из золотого руна, немного ежилась от нервничающего ветра. Косички красиво колыхались, иногда зависая в воздухе, будто принюхиваясь - точно локаторы, настроенные только на одно.       На клыкастого мышонка, клыками впившегося в сердце.       Тот не заставил долго себя ждать. Летучая мышь, обращаясь прямо в процессе полета, уже вампирской тушкой налетела на Тэхена, сбивая того в комнату, после обвивая дрожащими морозными руками талию. Чонгук пыхтел радостно, возбужденно, тихо и мило порыкивая. Затем вампир удовлетворенно расслабился.       — Спасибо, — и обнял крепко, до хруста костей, зарываясь холодным носом в цветные локоны.       А те пахли душисто, сладко, уютно, как дом.       — Это тебе спасибо, — кажется, ведьма замечала куда больше, чем один непутевый вампир, — спасибо, что позволил доверять.       Так и стояли, друг друга любя.