***
Утахиме казалось, что трупный запах слился с ее собственным. Смрад чувствовался даже под струями горячей воды. Она терла кожу до красноты, уже в третий раз выполаскивала волосы, использовала почти все мыло. Спасение детей и передача их соответствующим органам продолжались до темноты. Врачи приехали быстро, полиция оцепила местность и разбиралась с убитым. Это оказался шестнадцатилетний Такахара Сато. Он считался пропавшим без вести уже чуть больше двух недель. Вышел из школы после футбольного матча, но до дома не дошел. И больше его никто не видел. Годжо долго разговаривал с детективом Макото. Утахиме, ответив на вопросы мужчины, сидела в машине и наблюдала за тем, как медики погружают детей в кареты скорой помощи, как в последнюю очередь тело Сато закрывают в черный пакет. Ее тошнило и трясло. Уровень энергии сильно снизился из-за команд. Она повторила одно и то же три раза, удостоверилась, что все получилось, когда позвала Годжо. Завеса снялась сразу же, как только энергия в Такуми потухла. Все они были без сознания. Иори ждала еще около трех часов. Кратко переговорила с директором Яга. Он ждал полного отчета, похвалил за оперативность ее и Сатору. Она прекрасно понимала, что все равно не выполнила задание. Паразита не просто не поймали, а упустили. И теперь никто не может знать, где он. И пусть Яга сразу осведомил, что они будут продолжать работать над этим делом, груз с ее души упал. Даже дышать стало легче, только запах все никак не хотел покидать нос. Утахиме напечатала полный отчет для Яга, когда Сатору довез их до отеля. Макото попросил его еще раз приехать в участок, хоть и было уже за полночь. Годжо по пути рассказал Утахиме, что с момента их попадания под завесу прошло не два часа, как она думала, а двадцать пять. Годжо пришел в себя раньше примерно на три часа. Вынес ее на воздух, предварительно укрыв от холода, и направился искать «гвозди». Он очнулся в холодном поту, как от кошмара, хоть и долго пролежал в духоте. Иори услышала звук захлопнувшейся двери номера. Мыльная пена сошла полностью, и ей, кажется, стало менее противно. — Утахиме? — Годжо постучал. — Я уже выхожу, — крикнула она, быстро выключая кран. Она хорошо представляла, как ему хотелось смыть с себя запах храма Хотэя. — Не торопись, это я так, — отозвался он. Девушка поспешила вытереться и оглянулась в поиске одежды. «Вот же черт, забыла», — закусила она губу. Как бы ни изменился вектор их отношений, Утахиме была не готова расхаживать перед Годжо в полотенце. «Боже, какой стыд. Ты взрослая женщина, должна думать об этом заранее», — недовольно причитала она. Нервно усмехнулась, ведь не взяла даже белья. «Почему все так? Ну почему ты попадаешь в такие ситуации?» — Утахиме нервно пригладила волосы и вплотную подошла к двери. Она прислушалась. Сатору печатал. Годжо писал Яга, дополнял отчет Утахиме. Рассказал о встрече с детективом Макото и о том, что они больше не причастны к его делу. Сатору снял с себя все, кроме штанов. Он думал, как бы вонял, если бы они рухнули прямо в камере с трупом. До сих пор периодически задерживал дыхание, чтобы передохнуть. — Г-годжо! Сатору чуть не скинул ноутбук с колен и беспокойно оглянулся в сторону ванной. — Да? — он вспорхнул с дивана прямо к двери. — Надеюсь, ты горишь желанием видеть меня? Утахиме была слишком сконфужена, чтобы огрызнуться. — Т-ты можешь мне помочь? Сатору опешил, судорожно облизнув губы. Он понял, почему почувствовал ненормальный огонек веселья внутри. Недавно пережитый стресс и усталость нуждались в антидоте. — Что случилось? — Я… Я забыла взять чистую одежду. Ты можешь, пожалуйста, принести мою сумку? — запиналась она и добавила покорно: — Пожалуйста. — Просишь… — тихо сорвалось с его губ, но парень сразу подобрался. — Целую сумку? Утахиме, ты думаешь, я каменный? Она такая тяжелая, а я так устал. Годжо захихикал, когда Утахиме гневно ударила в дверь. — Ты просто невыносим! Я один раз попросила тебя о помощи! Один р… — Почему ты сама не можешь выйти? Ты же не голая, а в полотенце. — Это все равно что голая! О, я сама виновата! Да чтобы я еще раз… — Что мне за это будет? — Я постараюсь не задушить тебя к утру! — Уже утро. — Да катись ты к черту! — Я помогу. Принесу твою сумку, чемодан, твои панталоны, если надо, что угодно, все, что ты захочешь, но я хочу награду. Иори почти всплакнула. Она не может ходить перед человеком в таком виде. Лоб прислонился к двери. — Или можешь шастать тут передо мной в чем мать родила. Но предупреждаю: я буду глазеть. И приставать, скорее всего. — Ты отвратительный! Заносчивый и самодовольный павлин! — Утахиме держала оборону из последних сил и только сильнее стукнула лбом дверь, услышав истерический смех. — То есть сидеть на мне голой ты могла, а теперь выйти в полотенце не можешь? — Я была не голая, придурок! И я… Я была не в себе! — Очень жаль, — хмыкнул парень, прислоняясь к дверному косяку плечом. — Чего ты хочешь? — сдалась она. Если бы у Годжо был хвост, он бы им повилял. — А ты дверь открыть не можешь? — Нет! Говори так! — Я хочу поспать в кровати. — О, без проблем. — Нет, я хочу поспать в кровати с тобой. Сатору ждал, закусив губу. Было даже странно, что Утахиме сразу же не обругала его. Утахиме внезапно стало так жарко, что снова захотелось встать под воду. Она крепко держалась за ручку двери и переступала с ноги на ногу. Спать с Годжо в одной постели? Она соврала бы себе, если бы сказала, что не думала об этом после проигранного боя и его откровенного поведения. Даже одна мысль о том, как она чувствовала себя после той тренировки, заставляла низ живота тянуть. Если бы полгода назад кто-то сказал ей, что она будет всерьез думать о Сатору в таком ключе, она посоветовала бы пропить курс таблеток для мозгов. Но теперь… «Просто поспать… Ничего больше. Просто. Спать рядом», — твердила себе она. И хотела дать себе по лбу за то, что сама разочаровалась этим «просто поспать». Но она еще была не готова зайти дальше, хоть тело и требовало иного. Тело требовало другого тела. Его тела. Прежняя Утахиме орала и плевалась бы от такого предложения, но теперешняя… — Ладно. Годжо встрепенулся, вмиг отлипнув от стены. — Ладно? То есть ладно — «я с удовольствием пущу тебя в свою постель, дорогой Сатору» или ладно — «иди в жопу»? — Можешь сегодня спать в кровати. — С тобой. — С… с-со мной, — повторила она севшим голосом, но сразу прокашлялась. — Но руки свои держи при себе, понятно? Иначе придушу! И я разделю половину кровати подушками! Ты все равно без них спишь, — нервно выговорила она. Годжо довольно кивал сам себе, а потом внезапно содрогнулся: — Откуда ты знаешь, что я сплю без подушек? Иори в ужасе подавилась воздухом. Она никогда в жизни никому не скажет, что наблюдала за ним во сне. — Подглядывала за мной, да? Утахиме, ты извращенка, что ли? А ну докажи! — хитро проворковал он и задорно нажал на дверную ручку. Утахиме подпрыгнула от страха, на всякий случай навалившись на дверь спиной. — Ты дурак? Кто, ты думаешь, поднимает их ночью с пола? Ходить невозможно! — Ты по ночам ходишь? На меня смотреть? — Я вставала попить воды! — А потрогать хотела? Он еще несколько раз нажал на ручку. — Ты поломаешь дверь, идиот! — Впусти меня. — Нет! Неси мою сумку! — Я принесу вещи! Скажи какие, или я сам выберу. — Принеси мне всю сумку, Годжо! — Хорошо, так и быть, я выберу сам! — весело выпалил он и умчался в спальню. — Годжо! Сатору поставил сумку Утахиме на кровать и достал подаренный ей пакет с вещами. Такая возможность выпадает чуть ли ни раз в жизни. Он задумчиво оглядел аккуратно сложенные вещи. Все простые и лаконичные. Закрытые по-зимнему. Скорее всего, она не любит мерзнуть. Сатору вспомнил, в какой воде она стоит по часу в конце дня. После нее в душе можно задохнуться от жары. Он переложил одну стопку, не найдя ничего интересного. И вспомнил, что выбрал ей синюю пижаму с белой нитью на манжетах. Вещи в пакете лежали так же аккуратно, Утахиме все равно обернула все тишью. Он достал штаны и рубашку, ощущая пальцами мягкий струящийся атлас. Белье она хранила в небольшом хлопковом мешочке на дне сумки. Сатору задумчиво осмотрел каждый лифчик и вынужден был признать, что вкус у Утахиме хороший. И специально не выбрал ни одного, зная, что она не носит ничего сковывающего движения в домашней обстановке. Годжо решил, что явно погорячился, назвав ее трусы панталонами. Он со странной ухмылкой осматривал небольшие черные трусики. Несмотря на образ строгой учительницы, белье у нее было довольно… сексуальным. По мнению Сатору. Она отдавала предпочтение спортивным моделям из хлопка, в основном базовых цветов. Так много ткани в верхней одежде и так мало в нижнем белье. Годжо все аккуратно сложил и поспешил к ванной, пока мысли не увели его дальше. — Клянусь, если ты там рылся… — вскипела девушка за дверью, заслышав его шаги. — Именно это я и делал, семпай, — усмехнулся он и ровно постучал. — У-та-хи-ме, открой дверку. — Положи на пол и отойди на безопасное расстояние. — Какая хитрая, — коварно улыбнулся он в щель. — Слушай, я тут вспомнил про один штраф… — Ты наглец! — И подумал, может быть, мне стоит заставить тебя переодеваться прямо при мне? — Это шантаж! — Был договор. — А это манипуляция! — Открывай давай, — у него почти чесались руки. Утахиме медлила еще пару мгновений. Но потом Годжо услышал желанный щелчок. Тонкая рука с уже затянувшимися ранками просунулась в щель. — Давай сюда, — скомандовала она грозно. Сатору хмыкнул и вложил в ее руку одежду. — Штраф все равно отработаешь, — бросил он. Утахиме выхватила пижаму и резко захлопнула дверь. — Я хотя бы буду одета, — проворчала она глухо. — Как захочу, — парировал парень. Он грузно опустился на пол возле ванной, прижимаясь голой спиной к прохладной стене. Усталость брала свое. Утахиме наспех заколола влажные волосы наверх, удовлетворенно вдыхая запах шампуня. Вонь больше не мешала. Она оделась, машинально не обращая внимания на отсутствие лифчика, а потом сообразила и густо покраснела. — А где?.. — Ты разве не без него ходишь? — устало усмехнулся парень. Иори распахнула дверь в намерении быстро ретироваться в спальню, но оступилась, увидев сидящего на полу Годжо: — Ты что, подглядывал? Годжо хитро прищурил взгляд, смотря наверх. Чувственное сердце екнуло, девушка ощутила, как впервые в жизни ей тяжело выдерживать прямой хрустальный взгляд. — Нужно быть слепым, чтобы не заметить девушку без белья. Она не нашлась с ответом, лишь что-то запыхтела себе под нос, краснея еще больше. Сатору проводил ее усталым взглядом и поднялся. — Готовь постель, семпай. Я скоро!***
Годжо соврал. Он был в душе практически столько же, сколько и Утахиме. Намыливал тело и голову, пока не начал чувствовать чистое скрипение. События минувших суток не выходили из головы. Он был опустошен. И рад, что вернулся в реальность. Когда он вспоминал ту беспомощность и потухшую силу в руках, Итадори, гору мертвых, Сугуру, Мегуми, не настоящую Утахиме, Аоки и резкий теплый выстрел, его сердце больно сжималось. Даже имея столько силы, власти и уважения, он не мог теперь не думать о бессмысленности и бесполезности своих действий. Что же делать? Может, дорога, которой он следовал все это время, была неправильной? Сатору по-прежнему думал, что, перебей он всех старейшин, миру магов стало бы гораздо проще. Но последствия революции могут сильно отразиться на жизнях и без того немногочисленных коллег. Он решил растить преемников. Однако, пока они станут сильными настолько, чтобы управлять всем, пройдет столько времени, что, возможно, управлять уже будет некем. Совет всегда был слишком расточительным. Посылал магов на миссии уровнем выше, казнил по поводу и без и вообще довольно пренебрежительно относился к своим же подчиненным. И Сатору думал, что исправит это. Но время шло. А ситуация становилось все хуже. И, стоя под горячими струями воды, будто намеренно наказывая себя, понял точно: он не знает, как все исправить. Что же делать? Утахиме долго сидела на кровати с подушками в руках. Ступор наконец накрыл и ее. В своем кошмаре она ориентировалась хорошо. Ведь много раз сама бродила по закоулкам памяти и восстанавливала цепь событий, мазохистски лишая себя отдыха. Среди бесконечных коридоров храма, между снисходительными взглядами Косея, руганью матери, безразличием и злобой отца она не могла понять, как вернуться в Киото. Бродила по лесу, вспоминала все, что происходило с ней до попадания домой, но в голове было пусто. Она чувствовала тревогу, но не могла выявить причину. У алтаря, где она танцевала по праздникам и где впервые ударил ее отец, она услышала крик. Такой дикий и страшный, что сердце вздрогнуло. Игнорируя пустые нападки, она выбежала из храма на пустырь. Ветер завывал лихо, а пустота холодила слух. Вопль потонул в сумерках. Она осмотрелась несколько раз, обнаружила, что ее родной храм пропал. Двери навсегда закрылись перед ней. Утахиме искала. И сама не понимала, что именно. Кого именно. Потом дуновение принесло ей голос. Мать повторяла слова, сказанные ей перед отъездом в интернат. И больше Утахиме не видела ее живой. В реальности было так же страшно, как и в кошмаре. «Выход один», — вертелось у нее в голове. Мать никогда не говорила с ней так: устало и бледно. Не держа лицо, не стоя ровно. Она вышла в гэнкан растрепанной и пожухлой. Не было былой строгости, не было наставлений, упреков. Она лишь осмотрела дочь и произнесла, смотря мимо желтых глаз: — Думай. Это все, что тебе остается. Но, если не знаешь, что делать, выход один. Утахиме вернулась через несколько лет двадцать второго июля утром. К вечеру нашла мать на пустыре. Она была в своем обычном кимоно, металлическая заколка выпала из строгой прически. Девушка сама не понимала, как можно одновременно любить и ненавидеть. Маленькое птичье сердце, которое от ужаса услышала она, тоже не дало ей ответа. Разом она услышала все звуки, но дыхания матери уже не было. Утахиме видела безжизненные глаза и поломанную шею, но все еще хотела быстро найти что-нибудь, что срежет веревку. Дом был в десяти минутах ходьбы. Она растерялась, оглядываясь вокруг. Не было никого и ничего. Двадцать третьего июля вечером, сразу после похорон, Утахиме уехала навсегда. Но кто кричал? Желтые глаза осознанно моргнули и осмотрели подушки. — Ты уже готова? — радостно спросил Годжо, входя в спальню и вытирая полотенцем волосы. Сатору разом перестал улыбаться, увидев внимательный встревоженный взгляд. — Это ты кричал? — спросила она прямо. Годжо оцепенел. Придумывать шутки и отмахиваться было бессмысленно. Они вдвоем знали, о чем идет речь. Утахиме видела, как зрачки парня расширились. Она ясно увидела в них ужас. Больной и горький. Такой же, как сам Сатору. Годжо судорожно сглотнул, цепляя на лицо улыбку. — У тебя глюки? Тут тишина гробовая, — ответил он и запрыгнул на кровать. Он не смотрел на нее, выхватил подушки из ее рук и сам разделил ими кровать. Он делал много лишних движений, выпрямлял складки, смахивал невидимую пыль. «Это был он», — ясно поняла Иори. Она, не отрываясь, следила за ним, желто пожирая мельтешение и не смотрящие на нее голубые глаза. Сатору кувырком перекатился на свою половину и захлопал по кровати, приглашая прилечь. «Он… кричал. Ему сделали больно? Отняли силу?» — несколько секунд она блуждала в мыслях, упорно смотря на него. Годжо видел, что спектакль провален. Но продолжал, как и всегда. Так глубоко он и сам никого не пускал. Утахиме задумчиво перевела взгляд на его хлопающую руку. — Я хочу поиграть. Сильные пальцы зависли в нескольких сантиметрах от постели. — Поиграть? — хитрый голос мастерски перекрыл грохочущее сердце. Показалось, будто его загнали в угол. Она сосредоточенно кивнула и сама легла рядом. Они лежали близко, разделяемые лишь мягкой преградой. Оба прицельно смотрели в потолок. — Я думал, ты не любишь играть. — Что-то внезапно захотелось. Утахиме впервые почувствовала так явно: она хочет знать, что с ним. Какой он без своего футляра. Какой Сатору без своей бесконечности. Где он сам в собственной космической пустоте? До этого дела она и не понимала, что его может ранить. Конечно, она знала о Гето. И догадывалась о прочих вещах. Но никогда не думала об этом и не сочувствовала ему. Не понимала, из-за чего Сильнейшему вообще может быть плохо. Чем больше дней проходило наедине с ним, тем яснее она видела Сатору. Самого Сатору, парня со странной внешностью, дурацкими шутками и довольно острым умом. Природную чувствительность, забытую им самим. Все сильнее забывала о его статусе. Все лучше видела продырявленную оболочку балагура. И сейчас, чувствуя, как глубоко он дышит в ожидании, увидела, как сильно он устал. — Двадцать вопросов, — решительно произнесла она спустя пару минут молчания. — Давай лучше десять. — Восемнадцать, — не унималась она. Сатору издал сиплый смешок. — Десять. — Пятнадцать! — нетерпеливо кликнула она. — Одиннадцать. И желание, — он повернул к ней голову, всматриваясь в свет любопытных глаз. За окном начиналась метель, дневной свет проиграл белой мгле. В комнате царила полутень. Утахиме пахла так свежо и чисто, что даже напряженные челюсти Годжо постепенно расслабились. Трусливое упрямство все еще было против, чтобы кто-то копался у него внутри. Там, где даже он сам бывает редко. Но он никогда раньше не видел, чтобы им так сильно интересовались. Не строили неверных догадок о его взбалмошной эгоистичной натуре, не считали безликим всемогущим героем без души и сердца, а хотели узнать его. Живого и раненого. Он не хотел, чтобы кто-то его спасал, хотя так нуждался. Он хотел найти в себе дух вытянуть себя на свет самостоятельно. Но сил больше не было, и он не знал, где их взять. — У меня и так штраф, — смешно фыркнула она. Сатору шутливо скрестил руки на груди, как в мультике, показывая обиду. Иори чуть приподнялась и закатила глаза. — Ладно, выполню твое желание, — недовольно улеглась она обратно, — но после игры. — Мне нравится, как ты ставишь условия, — усмехнулся он. Иори при всем желании не могла понять, как ему удобно просто лежать на прямом матрасе. Его голова лежала спокойно и, похоже, даже комфортно. — Тебе удобно так лежать? — не выдержала она. — Ну да, — хмыкнул он просто, — привык давно. Сама попробуй. Он многозначительно взглянул на подушки, утрамбованные у нее за плечами и головой. На удивление Сатору она села и переложила их в подножье кровати. Ее стопы все равно не доставали донизу. — Все, начинаем. Годжо сцепил руки в замок, положив их на голый живот, и скрестил ноги. — В твоей расширенной территории все себя чувствуют как в черной дыре? Сатору чуть улыбнулся. — Я и сам в черной дыре не бывал. Не знаю даже. Там просто пусто и невозможно выбраться. — Тогда это горизонт событий, но еще не черная дыра. — Так уверенно говоришь, будто летала туда утром, — усмехнулся он. — И что это вообще такое? Утахиме отчего-то улыбнулась. — Горизонт событий — это граница черной дыры. Точка невозврата. Даже свет не может выбраться оттуда, своеобразная космическая тюрьма, — объяснила она. Сатору удивленно приподнял брови. — Что значит «свет не может выбраться»? Это же свет. — Такие свойства, ничего не поделаешь. — Откуда ты это знаешь? — Люблю читать про космос, — отмахнулась она. — Почему ты не пьешь? — Не люблю просто. Мне невкусно. — Может, ты не распробовал? — Может, ты уже алкоголичка? — весело подмигнул он и словил легкий тычок. — Как ты меня нашел? — шутливое настроение рассыпалось просто. И Годжо ждал этого. — Везде искал и нашел. — Это было общее видение. Ты видел меня в нем? — Да. — Что ты видел? — Твою семью и тебя у дерева, — он отвечал спокойно, но в животе волнительно кололо. — И все? Годжо не забыл ни одной секунды из кошмара. Он видел перед глазами Утахиме и Гето в его спальне. От воспоминаний было больно. — Да, все. Иори недоверчиво кивнула. — Почему ты кричал? — вопрос утонул в пространстве. Сатору готовился к нему, но все равно не знал, что сказать. Он вяло мазнул взглядом по интерьеру и подсветке, сглатывая застрявший ком. — Потому что понял, что техники пропали. Это была ложь чистейшей воды. И Утахиме точно поняла это. «Не боишься ты бессилия», — сказала она внутри. Годжо ни капли не переживал о потере сил из-за гипноза паразита, как потом увидела Утахиме. И была очень удивлена. Он и без этого оказался сильным дисциплинированным бойцом. Поэтому она повернула голову в желании удостовериться, что ее догадка верна. Годжо смотрел стеклянно, не видя ничего. Хрустальная пустошь четко виделась ей из-под полузакрытых век. Он очнулся от кошмара, но до сих пор был в нем. Ложью и улыбками залепливал кровоточащие раны. Держал оборону до последнего. Утахиме, не помня себя, привстала. Рука сама потянулась к прохладной мужской щеке. Он солгал. Ну и пусть. Он знает, что она поняла. Ну и пусть. Сатору трепетно вздрогнул от нежного прикосновения. Утахиме провела пальцем у него под глазом, словно смахивая слезу. Годжо не нашел слов. Утахиме догадалась, что он видел что-то еще с ее участием, но не стала допытываться. Она догадалась, что крик не был контролируемым. И знала точно, что не сможет спокойно вынести его снова. — Все закончилось, — прошептала она приподнявшемуся Сатору. — Это был просто кошмар. Сейчас мы в реальности, и все хорошо. Она успокаивала его, будто он был маленьким истерящим ребенком. Но он молча слушал и ловил каждый ее жест. Она гладила его по скуле, еле-еле касаясь волос и уха. Тугой до синевы узел в груди стал постепенно распутываться. В комнате было темно, но ему уже не казалось, что нужно включать светильник. Свет уже явился. — Обними, — одними губами попросил он. Его глаза неотрывно и нетерпеливо следили за ее зрачками. И Утахиме покорно повиновалась. Она обняла его голову так крепко, как не обнимала никого и никогда. Сатору большими руками сгреб ее в охапку, усаживая себе на ноги. Утахиме мелко покачивалась и прижималась щекой к его виску. Годжо оцепенел от своей же просьбы, но, когда тонкая рука стала гладить его по затылку, он изможденно выдохнул. И вдохнул глубоко только ее запах, затерявшийся между синим атласом и ее молочной кожей. Они просидели так еще очень долго. А когда стрелка часов взмыла к двенадцати, Утахиме осторожно отодвинулась. — У меня осталось еще три вопроса, — легко улыбнулась она. Она сомкнула руки у него за головой и близко рассматривала его белые ресницы. — И ты выполнишь мое желание, — севшим голосом сказал он. Он сцепил руки в замок за ее поясницей. — И будем спать. — И будем спать. Иори аккуратно убрала белые пряди с холодных глаз, а потом резко хлопнула ладонями по мощным плечам и кульнулась на свою половину кровати. — Неудобно, — проворчала она, укладываясь на спину. Годжо разочарованно выдохнул и лег обратно. — Я не знала его, — внезапно продолжила она. — Но хочу спросить. Утахиме помнила Сугуру Гето по студенческим временам как довольно приятного и уважительного парня. Еще она помнила, что с ним случилось. Такая сильная трансформация из спокойного ответственного Гето в сумасшедшего фанатика-убийцу не прошла бесследно даже для Секо. Но даже в те времена никак не заботящаяся о причинах и следствиях Утахиме видела состояние Годжо. — Почему ты думаешь, что, вмешайся ты в его разрушение, непременно бы предотвратил это? Она ювелирно резанула по сердцу Сатору, но он решил, что это даже лучше. Ведь сам хотел разобраться. Ведь болезнь нужно лечить, даже если больно. — Я мог хотя бы попытаться, — ответил он. Путем долгих многолетних размышлений и молчаливых упреков коллег пришел к этому. Утахиме поджала губы, качая головой. — Пойди ты спасать его, кто бы спас тебя? «Меня?» — в голове Годжо что-то словно разбилось. Спасать его? Это он должен спасать. Сатору обескураженно таращился в потолок. — Почему ты думаешь, что ответственен за это? Сатору снова показалось, что он в кошмаре. Только голос был другим. Знакомым и желанным. Он болезненными клещами доставал из сшитой плоти осколки, чтобы все наконец заживало. Парень вдруг увидел возражение. Ключ, который закроет ржавую дверь. Сугуру были нужны ответы. Которые Годжо не мог знать. А помощь нужна была Сатору. Которую ему никто не предложил. — Может, ему было страшно? — бесцветно спросил он в потолок. Старая гнилая мысль, пустившая корни, как сети, захватывая внутреннюю свободу в тиски, все еще трепыхалась в мозгу. — А тебе разве не было? Сатору тихо вдохнул и задержал дыхание. Как бы ему ни хотелось признавать, даже несмотря на то, как они хорошо понимали друг друга, они отличались. Их взгляды на мир разнились. И так было всегда. В то время, когда все думали, что Годжо мог бы разговорами достать Гето из ямы, все забыли, что у шестнадцатилетнего Сатору попросту не было навыка в подборе нужных слов. Он не был таким эмпатичным, ему не хватало опыта ни в чем. Какова вероятность того, что то, что выходило изо рта Годжо, положительно повлияло бы на Гето? Механизмы проживания травм обоих Сильнейших сильно отличались. Гето нуждался в том, кто пережил подобное и отреагировал так же, как и он: все впитав, а не отгородившись. Сатору был другим. Предпочитал нагружать себя миссиями, тренировками, заданиями — всем, что могло бы отсрочить неминуемую катастрофу. Дать время на подготовку. Никто не может быть ответственным за чувства другого. Годжо переживал события так, как умел. Гето выбрал свой путь, Сатору — свой. Пусть и позже. Иногда Сатору завидовал Гето. Он смог забыть прошлое и идти дальше, ничем не обремененный, неся новое звание массового убийцы и изгоя. Очень кстати снимая с себя ответственность Сильнейшего. Сатору был связан по рукам и ногам. А трепыхаться в системе, которую хочешь поменять ненасильственными методами, пусть с властью и статусом, — задача куда более запутанная и сложная. Много всего пронеслось у него в голове. И много еще придет. Но сейчас он по-настоящему захотел вдохнуть. Утахиме повернулась на бок, осматривая обездвиженного Годжо. Она положила ладони под щеку, чтобы шея так сильно не болела. Сатору моргал редко, думал. Его профиль показался ей красивым. Может, женщины, что сохли по нему и трусцой бегали за ним, все-таки были не слепыми курицами? Иори безнадежно хмыкнула сама себе. — Не знаю, — вдруг ответил он сразу на все вопросы. Он понятия не имел. Но теперь хотел выкорчевать из себя заразные корни. Он будет еще много думать об этом, вспомнив наконец про себя. Сатору несколько раз моргнул и повернул голову к ней. — Все, игра окончена, — строго сказал он и повернулся на бок к ней лицом. Утахиме тяжело вздохнула и приготовилась к самым ужасным вещам, которые могли возникнуть в этой сумасшедшей голове. Она снова смущенно отвела взгляд, стараясь не краснеть. Картина за его спиной оказалась довольно интересной. — Я хочу, чтобы ты загадала число от одного до десяти. Иори недоуменно подняла брови. Без подвоха не обойдется точно. Какой вариант безопасный при условии, что Годжо ведет? «Никакой». — Пять, — наугад ткнула она. Сатору довольно улыбнулся и перевернулся на живот, подложив руки под щеку. Утахиме предусмотрительно отвела глаза от играющих широких мышц. Мужские спины всегда притягивали ее молчаливый взгляд. — Ну и? — нетерпеливо воскликнула она. — И что это еще за фигня? — Это твой выбор, поэтому потом не ной, — сказал Годжо. — Яга дал нам три дня отдыха с завтрашнего дня. Потом мы полетим обратно в Токио. — Когда ты успел с ним поговорить? — удивилась она. — По дороге из участка. Мы поедем в несусветную глушь на горячий источник. Скука смертная, все как ты любишь. Утахиме ткнула его в лоб и перевернулась на спину, недовольно вперив глаза в потолок. — Надеюсь, ты заказал мне нормальный номер с обогревателями. — Да, наш номер будет самым теплым с прямым выходом к источнику. — Наш? — возмущенно вздохнула она. — Мы что, опять будем в одном? — А почему это ты не хочешь жить со мной в одном номере? Утахиме несколько долгих секунд всматривалась в несуществующие узоры на потолке, потом густо покраснела и отвернулась на другой бок. — Потому что ты мне надоел. Сатору прыснул себе в плечо, всматриваясь в хрупкость женских плеч. — Не ври.***
«Ну и зачем было выбирать число, если мы все равно бы поехали на источники?» — насупилась Иори. Она с недовольным видом наблюдала около машины, как Годжо хохочет и смешит администраторов на ресепшене. Девушки не могли закончить свою работу, Утахиме хмуро тарабанила пальцами по крыше машины. — Еще секунда, и я уеду одна! — рявкнула она громко, завидев выплывающего из крутящихся дверей парня. Он напоминал белесого хитрого лиса. Задорный настрой сверкал в нахальной улыбке и будто специально отражался бликами в круглых солнечных очках. — Понимаю, ждать не твое. Ты все-таки не молодеешь. Театрально-сочувственный вид только разозлил Иори. — Давай сюда ключи! — скомандовала она, грозно протягивая руку. — Нет, эту машину вожу я! — запричитал он, но ключи показал, весело сверкнув кнопками. — Мы потратим все выходные на то, чтобы ты нас довезла. — Дай их сюда немедленно! — злость подкидывала ее. Как же надоели его придурочные шутки, острые хитрые взгляды, такие долгие, что под ложечкой скреблось. Она подлетела к нему ближе, пытаясь выхватить ключи. Сатору засмеялся, возводя руку вверх. Утахиме пинала его и ругалась, прыгала и бегала вокруг, как собачонка. Она от усталости, раздражения и злости выругалась себе под нос и зарычала: — Никакого совместного номера, ты понял? Я заселюсь в самый дальний от тебя! Хренов недоумок! — кричала она ему в улыбающееся лицо. — Ну тогда отрабатывай штраф, — промурчал он, чуть наклонившись. Утахиме вытаращила глаза, отскакивая от близости как ошпаренная. — Ну ты поганец, — выпалила она. — Интересно, почему ты так реагируешь? Думаешь, я бы делал что-то непристойное? — его голос был совсем не похожим на обычный нахальный. Утахиме еле одернула себя, чтобы не стукнуть по краснеющим щекам. Сатору говорил так лишь однажды: когда она сидела на нем, душа подушкой, несколько бесконечных дней назад. Дрожь тронула внутренности и послала рябь вниз живота. Она отвернулась и пошла к другой стороне спорткара. Годжо проследил за ней глазами и сам уселся на водительское кресло. Утахиме села на заднее, показательно пристегнула ремень безопасности и вжалась в дверь, скрестив руки. — Сколько туда ехать? — проворчала она. — Почти два часа, — улыбнулся Годжо. Он завел машину, чувствуя приятное покалывание в пальцах от того, как она пережала себя ремнем. Утахиме цыкнула, закатив глаза. «Придурок», — выдохнула она и достала наушники. Она громко захлопнула крышку кейса. — Эй, ну так нечестно! Не затыкай уши! — Отвали от меня, — шикнула она и уставилась в окно.***
Минами сонно смотрела на снежинки, подперев сухую морщинистую щеку. С утра все дела она сделала, помогла новым постояльцам, снова поучилась у дочери, как работать с компьютером. Отдыхающие разбрелись по номерам, дочь уехала в город до завтра, и рекан сонно провалился в завывающую метель. Женщина старалась не заснуть, ведь сегодня ожидалась еще одна пара. Нужно показать им номер. Самый просторный с персональным источником. Минами сильно удивилась, смотря поверх толстых стекол очков, когда дочь показала бронь. Давненько такого не было. Семейный отель располагался так далеко от цивилизации, затерявшись среди гор и лесов. В этой части префектуры уже два дня мела метель, поэтому горящий яркими огнями рекан казался оазисом в холодной пустыне. И, несмотря на это, в отеле отдыхало целых шесть человек. Дрема почти одолела женщину. Традиционный холл посапывал гулким тарахтением большого обогревателя. Было так умиротворенно и тепло. И внезапно Минами услышала приглушенный хлопок машинной двери и ругань. И через минуту в тепло влетела разъяренная девушка, отряхиваясь от снега. — Здравствуйте, госпожа! — выпалила она. — Мне нужен номер! Срочно. Самый отдаленный от самого большого. Пожалуйста! Женщина таращилась на внушительный шрам на красивом молодом лице. Девушка смотрела на нее в нетерпеливом ожидании, не моргая огромными желтыми глазами. — Госпожа, прошу Вас! Очень срочно, — с жаром произнесла девушка. Лишь она сказала это, стуча ботинками, чтобы сбить снег, в рекан вошел широко улыбающийся парень. Он нес на плече две спортивные сумки. Женщина, до сих пор от шока не вымолвившая и слова, перевела подозрительный взгляд на высоченного беловолосого парня в солнечных очках. Ему и в метель светило, что ли? «Городские», — хмыкнула она про себя. Она незаметно повела бровями, стараясь скрыть странное возмущение. Эти молодые только портят волосы, крася в белый. Парень подошел ближе, и женщина увидела белые ресницы и яркие хрустальные глаза. Минами догадалась, что это и есть те постояльцы, которых она ждала. Она чуть вышла из-за стойки и поклонилась. — Здравствуйте, господа. Утахиме по обыкновению тоже поклонилась. Когда выпрямилась, подпрыгнула оттого, что Годжо по-хозяйски притянул ее ближе за плечо. — Мы бронировали номер, — ярко улыбнулся он женщине. Минами поняла, что девушка, скорее всего, близка с ним, либо они вообще женаты, поэтому не зациклилась на том, как девушка яростно отпихнула от себя парня и обругала. Женщина кивнула, попросив документы. Пару минут монотонной работы, медленно тыкая в выученные недавно кнопки, она вполуха слушала, как Утахиме Иори и Сатору Годжо бросаются взаимными переругиваниями. Сатору хихикал и отвечал обидными, на взгляд Минами, шутками, а Утахиме отбивала их жестко и беспринципно. Годжо периодически пытался дотронуться до девушки, а она только шипела, как кошка, и даже поцарапала его. Когда регистрация закончилась и Минами уже взбодрилась свежими лицами и их неуемными бесконечными пререканиями, она повела их в комнату. Она распахнула седзи и удовлетворенно кивнула сама себе, когда услышала, что ругань сзади оборвалась. Минами встала у стены, позволяя паре пройти внутрь. Утахиме почти разинула рот. Такой традиционной роскоши она давно не видела. Совсем мало похожего с ее домом в Асахикаве. Все было так подобрано: ничего броского и вычурного. Все очень светло и чисто. Сатору не обратил особого внимания на всю красоту. Интерьер был практически идентичным с его Нантайским поместьем. Минами все показала и рассказала, а после быстро удалилась. Номер был разделен на две просторные комнаты: большую гостиную с лоджией и спальню с выходом на источник. Сатору с интересом наблюдал, как Утахиме любопытно рассматривает картины с кандзи и икебаны в углах, трогает подушки на низких стульях, проводит рукой по огромному низкому столу. Она перемещалась по комнате практически невесомо, как кошка, жадно глотая глазами детали. И совсем забыла про злость и перепалки. Сатору лишь в нервном замирании ждал, когда она доберется до спальни. Как он только не юлил, чтобы она не уперлась рогом и не ушла в другой номер. Он хотел, чтобы она осталась. Глупо было врать, что Сатору хотел лишь весело провести время и отдохнуть. Он хотел ее. Так сильно, что почти не мог больше ни о чем думать. Но после всего был бы рад даже обычным разговорам. Ему было спокойно рядом с ней. Не хотелось битв, заданий и разбирательств. Хотелось перестать думать и просто жить, чутко ловя блики ее глаз. — Смотри, какой тут большой обогреватель! — восторженно воскликнула она. Иори нашла его вмурованным в стену в специальном закрытом шкафу. Ее восторг и светящиеся глаза пустили истому в теле парня. От слабости он опустился на низкий диванчик и подпер щеку ладонью. — И икебана такая красивая! Вот эта! — ткнула она пальцем в угол. — И вот эта с можжевельником! Годжо долго смотрел, как она носится то к одному углу, то ко второму, рассматривая цветы и ветки. — Антуриум такой красивый! — радостно воскликнула она красной раковине цветка. Годжо понятия не имел, что такое антуриум, и можжевельник он чуть не спутал с елкой, но красоту и вправду видел. Утахиме согрелась и сняла верхнюю кофту. Иори порылась во всех полках, разложила вещи, даже нашла настольную игру и карты. — И чего ты лежишь? — спросила она. Сатору растянулся прямо на татами в противоположном углу от обогревательного шкафа, подперев голову рукой и наблюдая за ее мельтешением. — Я же отдыхать приехал, это ты тут косплеишь белку с желудем. Утахиме цыкнула и взяла с полки приготовленное легкое кимоно. — Ты такой смешной, — бросила она едко, открывая седзи спальни. На картины, икебаны и резной столик в углу Утахиме не обратила ни малейшего внимания. Зато обратила на огромный двуспальный футон. Он даже выглядел как облако: белоснежный и мягкий. Утахиме, как робот, повернула голову к Годжо и отчеканила: — Ты совсем безмозглый, что ли? — Ну чего еще? — спросил он, словно не понял, о чем речь. — Здесь один футон! Скажешь, не знал? — Ох! — воскликнул он, быстро поднимаясь и подходя ближе. — Как же так? Какой кошмар. Утахиме сощурилась и шагнула в комнату. Она видела, с каким настроем вскочил Годжо, поэтому закрыла седзи прямо перед его носом. — Ну семпай, — взвыл он и поскреб ногтями бумагу двери. — Ну что это такое? Ты меня наказываешь? Снова не пустишь? Знаешь, этот диван даже хуже, чем тот. — Это не мои проблемы! — крикнула она. — Между прочим, вчера это ты ко мне полезла, я даже не пытался! «Ах ты гадкий!» — вспыхнула девушка, наспех завязывая пояс. — Ты сама же нарушила собственные правила! — Я тебя сейчас убью, Годжо! — рявкнула она громко, резко открывая дверь. Тогда ей было так важно успокоить его, унять безмолвную боль, чтобы сейчас из-за его дурацких бессмысленных нападок ощутить сожаление. Она ткнула ногтем ему в грудь и яростно зашипела. — Больше я к тебе не прикоснусь. И не смей подходить ко мне, понял? Отчего-то ее слова, явно не наделенные истинным гневом, мерзко прошлись по внутренностям. Он нахмурился, метко всматриваясь в ее зрачки. — Отрабатывай, — прошипел он низко. Утахиме сразу моргнула в страхе, но потом выпрямила спину, упрямо и гордо отвечая на прямой взгляд. — Ты ведешь себя как ребенок, — выплюнула она. Сатору прищурил глаза и опустил взгляд на ее плотно сжатые губы. Ее сердце екнуло, шумно толкнув кровь к щекам. Она была такой злой и врала себе остервенело и нелепо, что хочет, чтобы он отошел. — Целуй, — злым голосом потребовал он. Утахиме упрямо сжала кулаки. Злость из бумажной превратилась в стальную и горячую, как только она завидела искру яростного холодного огня в голубых глазах. Она встала на носки, твердолобо держа руки вдоль тела. Не будет она прикасаться к нему руками, пусть и упадет. Годжо сглотнул, сжирая глазами приближающиеся бледные губы, которые он так хотел и ждал. Утахиме прижалась к закрытому рту. Она в первый раз сама целовала его. Сатору прекрасно видел, как она нервничает, как старательно сдерживает желание ударить ему промеж глаз. Но от этого ненормальный азарт заполнил вены. Эгоистическое детское упрямство вынуждало помучить ее еще, не отвечая на долгожданную близость. Иори внутри трясло от злости. Она могла представить, как это выглядит со стороны. Она целует истукана, которому все равно на ее порыв. Большего унижения и представить трудно. Утахиме чуть приоткрыла рот, пытаясь выровнять ситуацию. Она тоненько провела языком между губ Сатору. Она не увидела, как желваки заиграли на его щеках. Он сжимал зубы, продолжая игру. Но, когда Иори расстроилась окончательно, стала терять равновесие и опускаться на свою высоту, Годжо не выдержал. Он схватился рукой за тонкое горло, не позволяя отвернуться. Впился в ошеломленные губы. Утахиме даже не успела отреагировать, Сатору скользнул языком в ее рот. Иори в протесте уперлась ладонями в сильную грудь. Годжо лизнул ее язык, поднимая протестное мычание. Рукой обхватил талию, приподнимая трепещущее тело и прижимая к животу. Грудь Утахиме вздымалась тяжело, руки медленно заскользили по плечам. Она чувствовала тяжесть в промежности, ноги хотелось скрестить. Мысли испарились как пар в разгоряченной голове. Иори страстно ответила, встречаясь с его языком снова. Она потянула его руками вниз, Годжо опустил ее на пол, подминая. Его пальцы сжимали тонкую ткань на пояснице, второй все еще держал за горячее горло. Они целовались долго и горячо, пока Минами не постучалась в широкие двери. — Господа, приглашаем ужинать к шести часам, — донеслось до них приглушенно. Утахиме, словно ужаленная, толкнула Сатору в сторону и отпрыгнула к стене. Он тяжело дышал и явно был недоволен. Утахиме закрыла красные губы пальцами, часто моргая и переводя дыхание. Годжо надменно хмыкнул и выпрямился. Он несколько секунд смерял ее строгим взглядом, а потом стал спокойно снимать водолазку. Плотные мышцы плеч и груди прилепили взгляд Утахиме. Он не смотрел на нее, вышел из спальни и накинул на плечи кимоно. Она тяжело опустилась на пол, выжимая весь оставшийся воздух из легких. Зачем она сопротивляется? Ведь давно сдалась. Может, механизмы оставались по-прежнему такими непреклонными, что мешали нормально жить? Она хотела его. Знать его, понять. Чувствовать близко. И знала, что он хотел того же. Почему тогда не позволяет забыться даже самой себе? Слух вяло фиксировал, как Сатору ходит по комнате. Вот дверца шкафа с вещами свистяще закрылась, вот лязгнула пряжка ремня, телефон радостно пискнул, соединившись с проводом, успокоилась вьюга, тихонько гудел обогреватель, кто-то кашлянул в конце коридора. «Почему так сложно?» — она обняла колени, кладя на них голову. Ведь она доверяла ему на миссиях и в бою. И осознанно шла на поводу его манипуляций. Ей тоже нравились игры, она азартна. И как бы отчаянно она это ни скрывала, Сатору видел это ясно. Но она не хотела играть с ним. Она хотела настоящего. Ведь иначе нет смысла, если это все просто блеф. Почему так сложно? Все очень просто. Годжо был разочарован и зол. Может, он переборщил? Он надел пижамные штаны, завязал пояс на кимоно, несколько раз посмотрел на время на часах, потому что не мог запомнить с первого раза. Они одновременно посмотрели в окно: он — из гостиной, она — из спальни. — Утахиме, — сказал он негромко. Он знал, что хоть и за стеной, но она услышит. — Пойдем со мной на свидание. Она молчала, он ждал. — Я подумаю.***
Иори думала, что Сатору явился из голодного края. Она не могла справиться с чашкой риса, попробовала пока только рыбу и суп, до маринованных овощей еще даже не дошла, а Годжо съел уже половину. — Как в тебя столько лезет? — пробормотала она, таращась на пустые тарелки. — Ты встань. И тоже влезет. — Меня вырвет, — поморщилась она и отставила чашку. Их обычные разговоры привели обоих в норму. Оставшиеся отдыхающие уже поели и ушли на большой источник. К вечеру приехали затерявшиеся в снегу путники. Стало весело. И людно. Утахиме уже не терпелось попарить кости. Она мельком взглянула на источник из спальни, когда они направлялись на ужин. Снег вокруг растаял, и камни покрыла испарина. Уличные традиционные фонарики хорошо освещали источник. Пар мирно поднимался вверх. Как понял Сатору, мороз немного умерил пыл. И температура стала очень комфортной. Годжо на сто процентов был уверен, что Утахиме выгонит его в коридор, если он заикнется о совместном купании. Или наденет купальник, что вряд ли. Поэтому и приготовился расслабляться ночью. В номере царил мрак. Утахиме, идя впереди, не включила свет. Годжо щелкнул лишь один светильник, чтобы в спальне было хоть немного видно. — Это неудобно, — сказала она, закалывая волосы наверх. — Если бы был не один источник, никто бы никого не ждал. — Иди, я потом, — спокойно сказал Сатору и уселся за стол с ноутбуком. Утахиме даже удивилась, что он без шуток так просто отдал ей первенство. Она сконфуженно осмотрела его, но решила не провоцировать новый поток подколов. Очень хотелось в воду. Тихо прикрыв за собой седзи и скинув наконец всю одежду, она вышла к источнику. Ей понравился контраст холода и жары, хоть кожа и покрылась пупырышками. Она, обнимая плечи руками, резво ступила на первую ступеньку. От крутого перепада температур голова сильно кружилась. Конденсат плохо помог коже стоп и каменной поверхности в сцепке. И Утахиме с криком соскользнула в воду. Годжо дернулся от высокого вскрика и сразу переместился к воде. У Иори темнело в глазах, она хлебнула воды. Она могла бы вынырнуть и сама, но голова кружилась еще сильнее. Длинные сильные руки обхватили скользкую талию и выдернули из воды, прижимая к телу. Сатору по грудь стоял в воде прямо в штанах и двумя руками придерживал кашляющую Утахиме. Она вцепилась в его плечи ногтями, как мокрый зверек. — Тебя что, и на минуту нельзя оставить? — рявкнул Сатору ей в ухо. — Дура! А если б головой долбанулась? Иори кашляла ему в плечо. Тело само по себе прижималось к статичному столбу — Годжо. Она машинально обвивала торс ногами. Кажется, перед глазами все еще плыло, сильно саднили плечо и внутренняя поверхность бедра. Видимо, когда она упала, кожу в этих местах глубоко стесало. Сатору ждал, пока она откашляется и сможет дышать. Но голое влажное тело, так тесно прижимающееся к нему, не давало покоя. Упругая грудь с твердыми от мороза сосками терлась о его кожу, легко скользя от воды, длинные мокрые волосы, прилипшие к ее лопаткам и предплечьям, заняли пространство и на его плече, подтянутые бедра, сильно сжимающие его в воде, не добавляли трезвости. «Не думай об этом, не думай об этом, не думай», — повторял он себе как мантру. — Я-я… — выдавила она между глубокими вдохами. — Я… случ-чайно… Годжо хотел бы ответить, но сильно сжал челюсти, контролируя собственное тело. Утахиме постепенно успокаивала дыхание и расслаблялась в его руках. Она устало стекла на его плечо, прижавшись щекой. Сильно болели бедро и плечо. Годжо осмотрелся. На жилистом крепком плече разрастался кровавый цветок, каждая капля из раненого плеча девушки бежала по телу Сатору. Он завороженно проследил за одной. И это было ошибкой. Глаза попали в ловушку, скользя по мокрой молочной коже. Спустя долгую минуту Утахиме пришла в себя. Она в неспешном ужасе осознала, в каком положении находится. Девушка медленно повернула голову к его лицу. Не более десяти сантиметров было между трясущимися губами. Медовые радужки мерцали особым темным цветом в уличных фонарях. Сатору долго смотрел в них сквозь полуоткрытые веки. Утахиме почти пропала в горячей бездонной синеве всемогущих глаз. И она не выдержала первая. С опаской трепетно коснулась его губ своими мокрыми. Сама провела языком и замерла. Грудь Годжо тяжело и медленно расширялась. Он сильно зажмурил глаза, пытаясь договориться с собой. Но дипломатия больше не помогала. Позволит ли она быть с ней таким, каким он хотел быть сейчас? Он с силой прижал ее к себе, жадно и мокро ответил на поцелуй. Он почувствовал, как ногти царапнули его шею, перехватил второй рукой ее бедро. Хищно исследовал ее рот, почти забывая давать передышку. Ласкал языком губы, кусал и оттягивал. Не разрывая поцелуя, он пошел в воде к краю источника. Старался не ранить, прислоняя ее поясницу к камням и тесно вжимаясь животом между ее ног. У Утахиме так сильно тянуло внизу, что она еще сильнее захотела их свести, но рука Сатору с нажимом надавила на внутреннюю сторону здорового бедра, разводя их шире. Годжо оторвался от ее губ, съезжая от челюсти вниз. Рукой собирая почти черные от воды волосы и крепко наматывая на кулак, он оттянул ее голову назад, чтобы девушка выгнулась сильнее. Она не выдержала напора и повиновалась, локтями опираясь о землю. Горячий язык кончиком провел по зашитому давно разрезу и спустился к ключицам, оставляя на них багровый засос. Утахиме нетерпеливо выпустила воздух сквозь стиснутые зубы, и Сатору лизнул отметину, словно извиняясь. Иори сильно закусила губы, чтобы не взвыть, когда зубы аккуратно зажали чувствительный сосок. Годжо стиснул второй рукой другую грудь, втянул сосок ртом. Утахиме выгнулась еще сильнее, пальцами пытаясь сжать пространство. Открыла рот в молчаливом стоне, жадно глотая воздух. Сатору с наслаждением играл языком с ее грудью. Иори сдерживалась. Но Годжо было мало. Он желал слышать ее. Парень наконец смог наяву увидеть глубокий шрам под грудью. Он был бледнее остальной кожи и вмещал нечеловеческую боль. Сатору осторожно поцеловал его и языком провел вдоль. Утахиме дернулась и тихонько застыла в предвкушении. Хваткие пальцы скользяще добежали по внутренней стороне бедра до промежности и безошибочно обнаружили клитор, раздвигая пульсирующие губы. Утахиме дрогнула, почти всей спиной ложась на холодный камень. Несмотря на сугробы вокруг и холодный воздух, их тела были так разгорячены, что чуть дальше от них снег стал водой. Годжо хорошо знал анатомию и имел довольно обширный сексуальный опыт, поэтому точно знал, что делать. Что хотел с ней сделать. Он снова вернулся к ее красным губам с голодным поцелуем и ухмыльнулся ей в рот, когда почувствовал, как она подскочила, стоило его пальцам несколько раз провести вокруг клитора, дразня задеть горячий, отдающий пульсацией даже ему, вход. Утахиме глухо застонала ему в рот и вцепилась в плечи. Годжо искал нужный темп. Она не могла перестать дергаться. И Сатору подстраивался. Нужный ритм был найден, девушка резко выпрямилась и застыла в миллиметрах от довольных улыбающихся губ Годжо. Она шумно дышала, а он не мог наглядеться на прикрытые в экстазе веки. Утахиме чувствовала, как истома небывалой силы наполняет ее конечности. Парень удовлетворённо коснулся своим лбом ее лба, успокаивая нетерпеливый скулеж. Она так хотела большего, но Годжо медлил. Открыла глаза, с мольбой смотря на его губы. Но он лишь ухмыльнулся и вдруг поднял ее за бедра, укладывая на камни полностью. Одной рукой он широко отодвинул ногу, рассматривая кровавую ссадину. Без воды капли заструились по коже вниз. А вторую ногу положил себе на плечо. Иори в ожидании и недоумении смотрела на его хитрую улыбку плачущими от удовольствия глазами. Все ее влагалище пульсировало и горело. Сатору аккуратно облизал рану, пробуя ее кровь на вкус. Иори трясло, она в изнеможении прогнулась в пояснице и стукнулась затылком о камни. Годжо, периодически поглядывая на напряженный живот и то, как вздулись тонкие вены на шее, оставил дорожку тягучих поцелуев от раны к блестящим смазкой губам и тоненько подул. От этого она рефлекторно дернула бедрами, пытаясь свести их, но парень напористо развел их еще шире, оставляя красные отпечатки. Язык коснулся влажных складок, Утахиме свистяще выдохнула. Руки сильно тряслись, она хотела схватиться за что-нибудь, но ничего подходящего не было. Годжо улыбался тому, как она извивается. Он пальцами отодвинул возбужденную плоть и подразнил языком клитор. Утахиме не сдержала громкого протяжного стона. Белая ослепляющая волна неги разошлась от промежности по всему телу. Парню снесло голову. Он вернул темп и теперь только фиксировал ее бедра. Утахиме даже успевала разочаровываться, когда Сатору только-только приближал ее к высшей точке, но потом снова замедлялся. Было невыносимо. — С-сатору… — жалобный голосок заставил Годжо ухмыльнуться снова. — Сат-тору-у… Годжо приподнялся, осматривая красивое возбужденное до предела тело, ее била дрожь, капли пота стекали вниз. — Что? — нахально спросил он, подтягиваясь выше, на сильных руках приподнимаясь из воды. Крупные слезы скатились из осоловелых глаз. — Я н-не могу больше-е… — всхлипнула она. Годжо выгнул бровь, медленно приближаясь к ее лицу. — Попроси меня как следует, — прошептал он. Она захныкала, откинув голову, и попыталась придвинуться ближе и нелепо взять ситуацию в трясущиеся руки. — П-пожалуйста, — хрипло вымолвила она, еле-еле приподнимаясь на локтях. Она порывисто провела ладонью по напряженной щеке, а потом повела от мощной шеи по груди, прессу и ногтями царапнула основание лобка. Сатору шумно втянул воздух через нос и сглотнул. — Пож-жалуйста, — повторила она в слезах. Легко коснулась его губ, упрашивая продолжить. Годжо медлил, лишь опираясь коленом и тяжело стаскивая мокрые штаны и белье. Член уже почти болел. — Умоляю, — просила она. Сатору уже не мог и сам. Он снова впился в ее губы, ловя громкий стон с первым нетерпеливым толчком. Утахиме снова выгнулась, не ожидая приличного размера, и вонзила ногти в раскидистые лопатки. После большого перерыва первые несколько секунд было больно, но потом чем глубже и четче он входил, тем сильнее она глухо стонала от удовольствия. Годжо зарычал ей в рот, чувствуя жжение от длинных царапин. Иори пока еще чувствовала потребность в мести за надменный приказ и сильнее вжала пальцы в горячее тело. Сатору наращивал темп и ловил губами уже несдержанные стоны, не целуя, а лишь касаясь раскрытых губ. Он почувствовал давление ногтей на ребра и предупредительно поставил большой палец в месте, где челюсть переходит в ключичную мышцу. Венка колотилась так, словно отплясывала чечетку. У Утахиме потемнело в глазах. Она выгнулась, издав протяжный красивый стон, несколько секунд глубоко дышала и ждала, когда вернется картинка. Она порывисто обняла уставшими руками его шею. Силы быстро покидали ее. Годжо укусил ее в основание шеи от удовольствия и, почувствовав конец, спешно вышел и съехал в воду, опуская голову ей уже на расслабленный живот. Утахиме все еще держала ноги раздвинутыми. Плечи Сатору еле помещались между ними. Они тяжело дышали. Несколько минут на холоде чуть привели их в чувства. Годжо одной рукой обнял ее бедро и стал поглаживать шершавым пальцем. Утахиме запустила пальцы в его волосы, делая легкий массаж. Она рассматривала холодное черное небо, все усыпанное мелкими сияющими звездами. Мыслей не было. Только уличные фонари теперь почему-то горели ярче.