***
Итадори ощущал неприятное покалывание в руках, пока ходил по чужому дому. Он и не стал бы врываться без приглашения, но все равно на острове не осталось гражданских, которые могли бы осудить его. К тому же Годжо велел ждать здесь. Поначалу парень просто сидел в гэнкане, чутко слушая энергетические волны и не решаясь полностью проникнуть в дом. Но спустя час или полтора устал ждать и все-таки прошел внутрь. Небольшая кухня выглядела аккуратно, но при этом судорожно. Овощи и бобы были разложены наспех во все свободные поверхности, деревянные обломки ящиков грудой лежали в углу, веник и совок, полный щепок, мелкой фасоли и песка, были брошены рядом. В целом на первый взгляд небогатое, но аккуратное убранство комнат не привлекло особого внимания. Но, побродив лишь в первой комнате и все внимательно осмотрев, Юджи чутко заметил неприятный налет тревоги. И чем больше он вглядывался, тем больше замечал горя и истерики в неровно стоящих вещах. При всей вымытой посуде ножи и палочки кто-то из жильцов не просто не оставил в раковине, а не глядя швырнул на столешницу. Приоткрытое окно впускало сквозняк. На подоконнике высыхала небольшая лужица. «Кричала в окно?..» — предположил Юджи. Он вышел в коридор, чувствуя ноющее ощущение в сердце от сострадания к той женщине Каори. Она сказала, что ее внук ушел. «Не украли, не увели… Ушел сам…» — хмуро думал он. Прошел по коридору в проходную комнату, где на диване медленно впитывалась в обивку вода от брошенного дождевика. На низком столе россыпью молча лежали успокоительные, фонарь, запасные батарейки и перочинный нож. Парень наклонился, рассматривая предметы. На комоде стояла лишь одна семейная фотография. Молодая девушка держала на руках мальчика, он ярко смеялся и обнимал маму крошечными ручками. Справа стояли Каори и мужчина в форме почтальона. Итадори хотел было грустно улыбнуться, но заметил, что справа фото было согнуто и из сгиба еле-еле видно торчала чья-то мужская рука. Итадори предположил все верно, но рассматривать больше не стал. В следующей комнате все было куда спокойнее. Баскетбольный мяч под мальчишеской кроватью привлек внимание юноши. И, хоть Итадори был небольшого роста, он все равно любил игры с мячом. Смятые листы тетради на столе почему-то пустили колючую волну от затылка до пят. Итадори было не по себе. Мерзкое предчувствие и беспокойство за незнакомого Хана заняли все его мысли. Он не успел сообразить, чужую проклятую энергию почувствовал раньше, чем услышал звук вертолета. Итадори подумал, что это сигнал учителя Годжо, но вовремя опомнился и понял, что энергия абсолютно незнакомая. Совсем немного она была похожа на Годжо, но на крохотный процент. Была мощной и холодной и, будь в боевой готовности, непременно подкосила бы Юджи ноги. Итадори замер, проверяя, что энергия его по-прежнему критично низка. Что делать? Кто это? Подкрепление от Яга? Почему так громко? От Годжо не было сигнала, значит, все нормально? Или уже нет? Юджи рефлекторно пригнулся, лихорадочно соображая, почему он чувствует теперь не только одну сильную проклятую энергию, но и еще несколько других. — Тихая операция, — тихо прошипел парень, выглядывая из-за окна. Строгий мужчина в утепленном синем кимоно ровно ступил на берег. Седые волосы и массивное телосложение сильно удивили юношу. И пусть мужчина был около пожилого возраста, с выцветшими глазами, но ростом и широтой плеч так сильно напоминал Годжо, что Итадори забывал моргать. Вертолет затих, вокруг мужчины встали пять одинаково одетых охранников. Кугисаки явно бы назвала их головорезами и разными на вид, но Итадори мог сказать, что все они выглядят на одно лицо. «Кто это?» — ошарашенно думал Юджи, пытаясь не шевелиться. Он проверил телефон. Звонков или сообщений от Яга не было, разве он не предупредил бы о подмоге? Может, это какой-то мэр? «Нет, спасатели увезли всех, — нахмурился юноша, — ну и кто это нахрен такие?» Водянистые глаза в полном молчании медленно вели линию по пляжу, сканируя пространство. Юджи чувствовал, как внутри все трясется. Что ему нужно делать? Стоит ли выдавать себя? Зачем они здесь? А если сигнал будет сейчас, что ему делать? Мужчина осмотрел прилегающие земли и долго-долго смотрел в сторону леса, куда пару часов назад ушли Сатору и Утахиме. Юджи еле успел подавить импульс проклятой энергии в кулаке, когда догадка озарила голову. «Кто-то из совета?» Он отлично помнил, что дело сфальсифицировано. И понимал, что разглашение этой информации любому из представителей совета автоматически подставит директора, учителя Годжо и учителя Иори. А теперь еще и Итадори. И ни от кого из совета не стоит ждать хорошего отношения. Мужчина легко махнул головой, и два охранника отошли в неизвестном направлении.***
Годжо открыл слипшиеся веки. Несколько секунд глядя в красный воздух, вспоминал, что произошло. Он лежал в низине среди пожухлых листьев и холодной сухой земли. Щека и лоб слегка саднили, он дернулся и понял, что упал лицом в поломанные сучья. Во рту разошелся мерзкий привкус крови. Странно, внутренних повреждений не ощущалось, и щеку тоже не удалось продырявить. Мужчина отяжелело поднялся. Ноги, налитые свинцом, стояли неуверенно. Именно так Сатору представлял себе опьянение. Он мутно всмотрелся вглубь деревьев. Багряная дымка ничуть не напугала его, но поселила недоумение. Когда Сатору смотрел на завесу издалека, то отчетливо видел проклятую энергию. Почему тогда в самой завесе техника Шести глаз не работает? Годжо повел затекшими плечами и несколько раз зажмурился. Сила чинно отдыхала в животе, и он мог думать о ней. «Значит, Утахиме тогда полностью развеяла гипноз?.. Почему сейчас ничего не вижу? Где Ута…» — Сатору крутил мысли туда и обратно, но потом выпрямился так же быстро, как и ссутулился. — Утахиме! — крикнул он. Не последовало даже эха, крик потонул в пространстве, не растянувшись и на метр. Сизая злость и паника заскреблись по черепной коробке. Сатору осмотрел листья под босыми ногами. Он точно помнил, что пришли они сюда вместе. Где она? Почему он был без сознания? Почему босой? И, прежде чем он что-то понял, память кнутом ударила под дых. Годжо резко развернулся и практически носом столкнулся с парой грязных худых стоп. Сатору отшатнулся на шаг, в ужасе давясь воздухом. Веревка, завязанная крепким морским узлом, свешивалась с самой толстой ветки сосны и обвивала тонкую поломанную шею Утахиме. Она покачивалась совсем незаметно, дерево скрипело и звуком разрезало все тело Сатору на мелкие куски. Ему казалось, что волосы на затылке зашевелились. А сердце уже умерло, дыхание украли, а пальцы похолодели до того сильно, что стали болеть и гнить заживо. Кровь остановилась, и он пожелал сойти с ума. Прошло не больше минуты, но Годжо думалось, что времени больше нет. И крохотная струйка чьего-то шепота заползла в голову. Голос становился громче и громче, а вдруг кто-то крикнул так, что перепонки заложило и мужчина рефлекторно согнулся. — Сатору! В голове от темноты звенело. Годжо тошнило от ужаса. И от этого захотелось прямо здесь, прямо сейчас ударить фиолетовым. Какой теперь во всем смысл? «Это мое дело. Твоя физическая сила не поможет». Глазам возвращалась видимость, а пальцы складывались в печать. Шепот повторился, перебежками посещая то одно ухо, то второе. — Сатору! — еще громче крикнул голос, который Годжо уже мечтал забыть. Невидимая волна силы снова ударила в живот, и он упал, прямо как тогда в доме иллюзий. — Сатору! Завеса не жрала силы, как предыдущая, не усыпляла сознание. Она была другой. С абсолютно дифферентными механизмами, построенными не на силе Эндо Такеши, а на силе старика Гакуганджи. А значит, была сильнее по мощи и свойствам в сто крат. Бесконечность не работала здесь, а глаза не видели энергии. Картинка снова появилась, Годжо мокро всматривался в листву под ногами. — Встань! — снова крикнул в голове Гето. И Сатору поднялся. Воспаленные от соли всесильные глаза резким прыжком остановились на лопнувших глазах Утахиме. Кровь стекала по ее щекам и каплями засыхала на груди. Годжо сглотнул. — Нет… Не ее, — глухим шепотом попросил он. Как до этого дошло?.. Что произошло, когда они ступили внутрь? — Сатору! — крик почти разорвал его черепную коробку. Годжо дернул головой. Он не хотел слушать больше, дыра громадных размеров зияла внутри и болела, болела так сильно, что всего счастья мира не хватило бы, чтобы ее облегчить. Невидимка ударил его по затылку, словно прикладом ружья, и Сатору снова рухнул на землю.***
Итадори до сих пор чувствовал гневное подрагивание, когда его называли сосудом Двуликого. Пусть и бывшим, но все равно одно лишь напоминание об этом заставляло сжимать кулаки и зубы до скрежета. — То, что ты не сдаешь своих подельников: убийцу рода Зенин, приемыша Фушигуро, бешеную колхозницу, бог знает, кого еще?.. Оккоцу? Всю остальную шайку? Честно говоря, это вызывает уважение… — неторопливый, надменный и насмешливый бас Сано Одо захватывал всю голову юноши. — Но не больше, чем сочувствия к твоей тупости, бывший сосуд. Юджи провел языком по окровавленным зубам и поморщился от саднящей скулы. Вязкая слюна собралась в щеках, парень хотел бы мощно сплюнуть, но решил не злить амбалов еще больше. Нужно оставаться в сознании. Нужно вовремя почувствовать сигнал, нужно не подвести Годжо. Итадори даже не стал упираться, когда два охранника Сано нашли его затаившимся в доме. И все равно зачем-то избили. Юджи держал энергию на критическом уровне, не теряя контроля ни на секунду. И именно этот факт вывел главу совету из себя. — Но я довольно терпелив, — мерно чеканил мужчина. Он опустился в кресло напротив привязанного к стулу Итадори. Два телохранителя стояли у окон, еще три — прямо за спинкой кресла. Итадори чувствовал мерзость их энергий, их ядовитость и липкость. И снова захотелось сплюнуть. Но ни в какое сравнение сила головорезов не шла по ощущениям от сил второго главы. Такое чувство иногда вызывал Годжо в отдельные моменты. Проклятая энергия Сано Одо была практически зеркальной, точно такой же, как у учителя, но резкой. Казалось, стоило лишь дотронуться до нее, и она бы не окунула в себя, не взорвалась бы, не съела заживо, а медленно рвала бы все живое внутри, как тупой секирой. Она была истошной, воющей и больной. Такой же громадной, как у Сатору, но абсолютно жестокой. Юджи предполагал, как совет мог узнать об операции и почему сложилось так, что второй глава решил посетить именно этот остров и именно сегодня утром. Эвакуация так быстро всколыхнула болото и новость долетела до магического совета? Неужели рядовая эвакуация показалась странной? В конечном счете что-то же должно было дать Сано Одо понять, что Гакуганджи все-таки не сможет встретить его на берегу с поклоном. Одо ничего не выражающими глазами всматривался в парня, глазеющего точно в пол. Тонкая струйка крови пробилась из уголка рта и капала на куртку. Сано и не надеялся заставить бывший сосуд отвечать на вопросы посредством избиений. Так уж в совете привыкли работать. И он и не предполагал, что мальчишка окажется здесь. Сложить два и два оказалось проще простого. Стоило разок внимательно посмотреть вокруг, а потом задать найденышу один-единственный вопрос. — Ты поставил завесу? И Итадори попался. По первому вопросу он понял, что незнакомцу каким-то образом стала понятна ситуация и главным подозреваемым он считает Юджи, поэтому стоило взять всю вину на себя. Юноша в страшном сне мог представить, как сдает совету учителей, которые доверили серьезное дело лишь ему одному. Поэтому ответил: — Да. Дальше он не помнил, сколько времени прошло, и не знал, что именно в чистосердечном ответе не понравилось второму главе. И не узнал бы того, что врать ему было абсолютно бесполезно, и ложь для него видна лучше, чем проклятья для глаз Сатору. Итадори не мог срастить простой и логичный вывод, который без труда сделал Сано. Итадори не умел делать завесы. И об этом, к сожалению, совет знал в первую очередь. — Итак, — ровно продолжал мужчина, закинув ногу на ногу и скучающе подпирая рукой подбородок, — насколько велика вероятность того, что ты решил отдохнуть на эвакуированном острове в январе совершенно один? Итадори хотел бы проглотить сгусток, но не получалось. Он противно шморгнул разбитым носом, все так же пытаясь не вслушиваться в слова Сано. — Что ж, — вздохнул мужчина, ничуть не удивившись молчанию, — в таком случае насколько мала вероятность того, что Гакуганджи был атакован шайкой студентов с очень сомнительной репутацией? В груди что-то екнуло. Итадори лихо взглянул на него, упрямо поджимая губы. — Годжо Сатору уже исчерпал свои привилегии относительно тебя, а значит, наконец можно привлечь тебя к ответственности. Потому что у меня есть подозрения, что директор уже мертв. Даже Юджи понимал, что все ученики из Токио остаются живыми или хотя бы не арестованными за все прошедшие инциденты только благодаря номинальному перемирию между Годжо Сатору и советом. Естественно, Яга не докладывал о решениях совета после прошедшего заседания сразу после битвы с Двуликим, но Оккоцу, сопровождающий в тот день Яга и Годжо, вскользь намекнул всем, что никому нельзя понижать свой статус доверия. И если кто-то случайным выпадом пошатнет репутацию, то весь «мир», который затребовал Годжо, рухнет. И тогда будет нечто более жестокое, чем бой с Сукуной. Совет убьет неугодных, а значит, убьет всех студентов Годжо. За это Годжо убьет их. Юта старался не подавать виду, но Итадори видел, что он долгое время проводил с Годжо. Скорее всего, учитель что-то и рассказал ему. И, вероятно, довольно личное. Нобара старалась не говорить на эту тему, но все равно как-то обмолвилась, что Мегуми хотели казнить так же, как и Юджи. И все из-за Сукуны. Годжо спрятал его в личных владениях. Годжо велел Хакари бросить свои сомнительные затеи, хоть никогда и не встревал в это. Годжо лично поручился за Маки, выбив ей звание мага особого уровня. Годжо регулярно появлялся на собраниях совета, прилежно делал вид, что чтит закон. А значит, его должны чтить и в совете. Годжо вернул всех домой. Отправил Мегуми лечиться в Нантай и сам всегда был рядом с Итадори. Юджи думал лишь о том, что сигнал может быть в любую секунду, а из-за допроса он не сможет прийти на помощь. Он глубоко плевал на обвинения, придумывая предлог, чтобы сказочным образом оказаться ближе к завесе. Ведь прошло уже много времени с момента, как учителя ушли. Сано молчал около минуты, хлестко шагая по мимике мальчика взглядом. Обвинениями и запугиваниями таких не возьмешь. Глазами мальчик в задумчивости бегал по половицам. Он что-то придумывал, и Одо это видел. — Понимаю. Ты хотел бы прогуляться. Я дам тебе эту возможность, — фальшиво-мягкий голос всколыхнул наивную надежду в Итадори, и он наконец поднял глаза, — но только после того, как ты расскажешь, кто еще здесь с тобой и что здесь происходит. Юджи в досаде молча поджал губы, вновь опуская голову. Сано еле заметно прикрыл глаза от раздражения, и крайний телохранитель безошибочно посчитал это призывом к действию.***
Запах крови, мяса, мочи и железа смешались в одно слезоточивое облако. Утахиме очнулась и, когда смогла вздохнуть, в первые пару секунд не хотела открывать глаза, боясь, что от смрада они лопнут. Порывалась зажать рот и нос. Дышала через раз, стараясь фокусироваться на ощущениях. Сильно болела нога. И, судя по прилипшей к бедру ткани, мышца была пробита. Ребра жгло, а голова по наполненности не уступала чугунному слитку. Она попыталась вслушаться, различить хотя бы минимальные звуки, чтобы понять, где находится и кто есть рядом, но вскоре поняла, что остатки ее дымчатой энергии, а оттого и сверхъестественный слух, кем-то или чем-то подавлены. — Да ты не лгунья, просто актриса, — услышала она насмешливый голос и чуть дернулась. Острая боль пронзила бедро, Иори еле сдержала стон. — Я ведь слышу, что ты проснулась, — говорил кто-то с легким смешком. Голос шелком лился в уши, но Утахиме хотелось встать немедленно или хотя бы ползком убраться прочь из этого места. Люди с такими голосами всегда зовут в подвал. — Ты правда на кого-то похожа… На кого же? Помню, в детстве я ходил в кино, там она была… Как же ее… Ну, память у меня все же хуже, чем у тебя… Иори замерла настолько, что легкие перестали желать воздуха. Тело вытряхивало короткой дрожью, такого она еще никогда не ощущала. Ресницы разлепились опасливо. — Ты не подумай. Я воспитанный человек! Это — только для подстраховки. Утахиме лихорадочно осмотрелась. Низкая хижина, где, по предположению Иори, все это время жил Гакуганджи, скупо освещалась ночником. Эндо стоял к ней спиной, возился с чем-то за широким обеденным столом. Он был в целлофановом фартуке, но без перчаток. Беглый осмотр не напугал ее так сильно, как детали после. Вокруг стола, в углах комнаты, на тумбочках стояли тазы. И самый близкий к ночнику просвечивал изнутри что-то слишком сильно напоминающее ладонь со сломанными тремя пальцами. Остальных двух не было. Этажерка возле, забрызганная кровью, слизью и чем-то черным, была завалена инструментами. Испачканные пилы, молоток, щипцы кучей лежали на полках. «Не поддавайся… Паника не спасет… Спокойнее», — умоляла себя девушка, осторожно двигая глазами. Мужчина, судя по движениям рук, что-то шил. Длинная портновская игла ходила вверх и вниз с нелепой уверенностью. — Ты прости за это. Я не хотел тебя… ну, как собаку… Но ты тоже бешеная такая можешь быть… Утахиме не поняла ни слова. И дернулась сильнее, когда Эндо через плечо махнул головой, указывая на что-то на теле девушки, стально сверкнув хитрыми глазами. Только сейчас она ощутила на шее что-то тяжелое и острое. Она сглотнула, гортанью отлично почувствовав ошейник. Толстый и железный, похожий на один из двух средневековых кандалов. «Держи себя в руках!» — кричала внутри девушка. Но страх покрывал мокрой изморозью тело. Утахиме перевела дыхание, сдаваясь спертому отвратительному воздуху. До крови закусила щеку и напустила спокойный вид. Отяжелело села, опираясь о стену окровавленной ладонью. — Никаких манер. Эндо прыснул со смеху, наклоняясь вниз и зубами перегрызая черную нить. Повернулся наконец к ней. Внутренности дрожали от ужаса. Это он. В своем истинном обличии. Паразит. В глазах не отражалось бликов. Безмолвная черная пустошь всматривалась в одеревенелую фигуру девушки. Засохшие и свежие подтеки крови на переднике, на желтой от пота майке, на голых руках, везде вокруг и, казалось, даже в воздухе сформировали новый комок тошноты в горле. Еще немного, и полились бы слезы. Годжо не ошибся ни на секунду. Он просто больной, убийца и насильник. — Ну как они тебе кланялись, а? Можно смягчить? — весело спросил он, помахав окровавленной рукой с иглой. — Что ты делаешь? — резко спросила она, намеренно игнорируя анализ его сущности. — Ах, я? Я еще не закончил. Так увлекся и чуть не забыл подготовиться к вашему визиту. Ну, решил немножко, так сказать, привести в приличное состояние, — суетливо и смущенно оправдывался Эндо. Он швырнул иглу с откусанной нитью в груду инструментов и повертел головой, разминая шею. Утахиме сковало настолько, что приходилось напоминать себе дышать. Вонь была невыносимой, но постепенно из-за других аспектов ей стыло чуть легче думать об этом. Эндо вертел руками, плечами, разминал шею. Утахиме, сжав зубы, чтобы не заорать, оторопело пыталась рассмотреть то, что находилось на столе. По ножкам стекали струи черной крови, на полу лужи уже засохли. Она сидела на полу, не в силах рассмотреть все. Единственное, что было видно, — синие пальцы ног. Одна была сшита на нормальной длине, а вторая стопа — на уровне колена. Иори зажмурилась, низко опустив голову. «Спокойно… Спокойнее», — надрывно и тихо дышала она. В ледяном оцепенении она внезапно поняла, что у нее сейчас даже нет энергии и возможности подать знак Итадори. Ведь Годжо рядом нет. — Где он? — грозно вскинула голову девушка. Эндо остановился, вопросительно смотря вниз на нее. Он мерзко ухмыльнулся, явно понимая, о чем спрашивают. — Кто — он? — Ты знаешь, о ком я говорю! — Ах, твой Сильнейший? — правдоподобно удивился мужчина, доставая из-под стола табурет и усаживаясь на расстоянии от нее. — Уж извини, так получилось. Ему досталось чуть больше, чем тебе. От одной фразы внутри похолодело. Утахиме ударила кулаком о стену, за которую все это время придерживалась. — Где он?! — Ну какая ты громкая, — поморщился он. — Где-то в лесу. Вряд ли он смог куда-то идти, — и усмехнулся. «Досталось больше?.. Тот же трюк с гипнозом?.. Запретил Годжо пользоваться собственными силами?» — быстро думала она. — А я зачем здесь? И почему на цепи? Утахиме пыталась не поддаваться злобе, старалась говорить спокойно. Но яд так и лился сквозь зубы. К сильной боли в бедре прибавлялась еще и боль в ребрах, которая периодически напоминала о себе с той ночи, когда она думала, что умрет. Все мысли теперь замыкал Годжо. И от всего этого хотелось орать. — Не люблю прикосновений, — размыто улыбнулся Эндо. — Я просто хотел с тобой поболтать. Только и всего. Хотел даже в более, — он оглянулся на стол и виновато прищурился, — воодушевляющей обстановке. Утахиме моргнула, и воспоминания о береге вернулись. Ей кланялся совет, все великие кланы, даже клан Годжо. И родители… приняли ее. Перед глазами пронеслись яркие слезы, красивый спокойный лес, море и небо. И легкое дуновение счастья тронуло ее душу. И тут же сквозь дымку встретились глаза паразита. Они смотрели не моргая, четко в голову. Она отодвинулась на сантиметр, нога снова одурманила болью. — Годжо ранен? — рявкнула она, морщась. — Если только ты сама его не избила. Я и пальцем к нему не прикоснулся, — хмыкнул Эндо. Он сидел с широко расставленными ногами, низко опираясь локтями и смотря на нее, как на шавку в питомнике. Бешеную и испуганную, а от того готовую атаковать. — И как я оказалась здесь? Тебе ведь не нравятся прикосновения. — Ты сама пришла, — оскально ухмыльнулся он и похабно провел глазами от ее лица по телу. Иори хотелось, чтобы ее окатили холодной водой, смывая все. — Ты заставил? — догадалась она. — Этот маленький фокус я научился проворачивать, еще когда был человеком, — Эндо рассказывал все так, словно бы болтал с журналистом о погоде. Он выпрямился, закидывая ногу на ногу, и глубоко выдохнул. — Значит, ты и человеком был дерьмовым, — выплюнула она и поморщилась от боли в шее. Ошейник сильно терся о кожу, оставляя мокрые ссадины. — Но как же? — театрально возмутился он. — Я всего лишь делал так, как умею. Будь у тебя возможность пользоваться такой силой, разве ты бы побрезговала этим? — Где Годжо?! — Да что ты заладила? Я же сказал, оставил его в лесу. Возможно, он даже будет целым, — снова хмыкнул. — Ну, если не будет истерить. — Ну и в чем смысл? Почему его не заставил тоже прийти сюда? — Ну-ну, — мерзко цыкнул он языком, — он такой драчун, я слышал. Зачем мне эта суматоха? А мне нужно просто поговорить с тобой. А вот ты как раз его и образумишь. — Просто поговорить? Поэтому я на цепи? Все болело. Внутри солнечного сплетения что-то дрожало, а нога тянула все сильнее. — Ну кто же знал, что ты тоже умеешь бить? Признаю, тут я просчитался. Прости, но ты посидишь так. Мало ли, вдруг ты тоже решишь наброситься. Утахиме устало сглотнула, опуская голову. Он действительно избегал физического боя, но почему именно? По телосложению можно было предполагать, что удары Утахиме ему не составит труда сдержать. Но она все равно на цепи, более того — с пробитой ногой, чтоб наверняка. Годжо он решил даже не подпускать ближе. Скорее всего, атаковал иллюзией гораздо более сильной, чем Иори. Утахиме в ужасе думала, что та установка с глазами сейчас тоже может быть, только в более масштабном формате. Если Годжо будет думать о своей энергии или, того хуже, пытаться пользоваться ей, то тело убьет владельца. Но Бесконечность защищала Сатору от техники раньше. В прошлый раз ее передал ребенок, коснувшись его. А теперь? — Что тебе нужно? — вымученно спросила она севшим голосом. «Пусть с ним все будет с порядке. Пусть с ним все будет хорошо, пожалуйста». Пожалуйста. — Ничего особенного, дорогая. Утахиме скривила губы. Что за цирк он пытается развести? Столько всего ради «ничего»? — Меня зовут Утахиме, — железно отчеканила она. — Какое откровение, — улыбнулся он. — Нехорошо было врать, конечно, но ладно. Послушай, ну мне ведь все это, — небрежно кивнул он на окровавленную ногу и ошейник, — не нужно. И блондин твой, конечно, большой он геморрой, но тоже не нужен, по сути. Иори недоуменно моргнула. Ночник иногда прерывал свет, и ей начало казаться, что она снова угодила в иллюзию. Но запах крови стоял, поэтому в какой-то степени это даже помогало ей не сбиваться. — А дети? Они тебе тоже были не нужны? — Да нет, конечно. Так уж вышло, нужно было как-то поддерживать силы, они просто удобно попались под руку. Ничего личного, я ведь даже дал вам подсказки, чтобы найти их. — Попались под руку? — слабое сердце закипало от ярости, девушка до отметин сжала кулаки. — Зачем убил Ханако?! Что она тебе сделала? — Ханако… — веселое выражение глаз мгновенно потускнело, и маска снова треснула. Его непроницаемое восковое лицо снова напомнило, что перед ней не человек. — Ханако сильно подпортила мой план… Да… Мерзкое было отродье. Ну, что сказать, она просто выбесила меня. Из-за нее все могло пойти насмарку. Утахиме до боли хотела согнать остатки своей энергии в единую нить, обвязать ею его голову и оторвать к чертям. Хотелось орать и драть волосы на его голове. Взять топор и порубить на куски. — Ну не смотри на меня так, — устало выдохнул он. — Зато все остальные… живы вроде, да? Я хотел еще убить этого мелкого выблядка… но не увидел его, представляешь? Просто испарился как невидимка. Хотя это было к лучшему. Он хуже всех поддавался технике. Утахиме передернуло от его слов об Аоки. Не заметил мальчика?.. Испарился?.. Хуже всех поддавался технике? Иори горько вспомнила улыбку мальчика. Если бы не он, они никогда бы никого не нашли. — А тот подросток? Такахаро Сато. — Така… — недоуменно нахмурился он, посмотрев в потолок, словно вспоминая. — А, этот! Это от скуки. Это от скуки. Утахиме хотелось рыдать от ужаса и горя так громко, чтобы было слышно в океане. Каждое слово Сатору было правдивым. И теперь Иори понимала, к чему он ведет разговоры. Он убивал от скуки. И ему ничего не нужно, кроме наживы. — Ты думаешь, я злобный злодей? — обеспокоенно спросил Эндо. Он трепетно опустился на пол, всматриваясь сумасшедшими глазами в искаженное скорбью лицо девушки. — Нет-нет, Утахиме. Пойми, пойми, ведь только ты можешь. Я обязан быть таким. Всю жизнь я мечтал быть магом, тренировался, подражал отцу во всем. Я хотел быть свободным! Жить как все, быть тем, кем был отец. Я должен был быть магом, Утахиме! — с жаром говорил он, приближаясь ближе. Иори вжалась спиной в стену, игнорируя боль в бедре, в отвращении и презрении сжимая зубы. — И что он сделал со мной?.. Отнял все… Я даже умереть человеком не смог… И теперь… если у меня нет права быть свободным, как ты, почему я не могу просить хотя бы об отмщении? Иори не могла вымолвить и слова, все чувства разом душили. Она смотрела в безумные глаза, боясь самой стать безумной. Только ты можешь меня понять, Утахиме. Ты ведь на самом деле не хочешь быть магом. Ты хочешь быть свободной. — Мне нужно лишь время, — шептал он прямо ей в губы, обдавая их могильным дыханием. Иори оцепенела. Сила подарит тебе звание. Звание снимет оковы. За ним придет свобода. — Я больше ничего не хочу, клянусь. Дай мне отомстить за мою жизнь. Ее отняли без ведома и права. И теперь проклятье живет, пока не отомстит. Духи, цеплявшиеся за жизнь остервенело и потерявшие ее по вине других, преследуют убийц до их же смерти. Разве у меня нет права бороться за свое? — Как бы поступила ты? — шептал он. Так близко к ней, но не трогая и пальцем. Как бы ты поступила с тем, кто забрал у тебя все?.. Убила. — Вы вдвоем знаете, что я исчезну, когда умрет он, — голос был хриплым и ровным. Таким же безжизненным, как и он сам. — Дай мне возможность закончить это. Утахиме оседала вниз, как восковая свеча. Разумом соглашалась со всем. Как они похожи. Она может его понять. Будь у тебя такая сила, ты бы не воспользовалась ей? Я мечтал быть магом! Они понимают друг друга. Она такая же. Убийца! — Вы пойдете, куда захотите. Я дам вам вечно быть вместе. Будешь с ним одним на том берегу. Будешь там, на своем юге, признанная и свободная, — шепот набирал силу, и вот голос уже хрипел. — Я оставлю в живых вашего бывшего сосуда. Я дам тебе все, Утахиме. Взамен… дай мне еще немного времени, чтобы моя душа упокоилась.***
— Ну и что, ответить нечего? — Я не хочу с тобой разговаривать. — Я с тобой тоже не хочу. — И почему тогда твой рот не затыкается? Они не успели дойти до леса только двести метров, но успели поругаться. Это ругань была номинальной, бессмысленной и нелепой, но важной, чтобы помочь снять напряжение обоих. Волны разбушевались так сильно, что стали слышны даже в километре от берега. Утахиме уже не обращала внимания на беспокойное клокотание природы. Тяжелое дыхание и боль в стопах противно смешались с тошнотой. Липкое предчувствие мокрым налетом осело на ладонях. Она вытерла их о джинсы, стараясь, чтобы этого не было видно. Но Годжо, семенящий за ней, так чутко впитывал каждое движение, что даже не пытался больше найти полурастявшие белые драже. Иори ощущала странное движение мыслей, чем ближе они подходили к лесу. До завесы нужно было еще пройти, но ее сила стала доходить до девушки уже теперь. Ощущалось, словно бы мозг включал и выключал маленький ребенок, найдя это занятие веселым. Картинки вперемежку с обрывками догадок, снов, воспоминаний затухали и толпились в черепе. Этот больной аттракцион только сильнее заставлял Утахиме желать повернуть назад. Она поругалась с Годжо из-за ерунды и сразу же забыла суть. С каждым шагом железные помыслы ее ослабевали. И ноги наконец стали ощущать вибрацию под землей, которую Сатору почувствовал еще на берегу. То, что Утахиме шатает, мужчина заметил почти сразу. Она шла впереди, механически пытаясь сохранить бессмысленную обиду. Он был уверен, что, помимо слабости, сила завесы влияет на нее теперь куда сильнее, чем раньше. Годжо и сам старался не подпускать лишних мыслей близко. Хотел уже поймать руку девушки, чтобы придерживать и уберечь от возможного падения, но в последний момент одернул себя. Паранойя сильно встряхнула. Что, если его энергия как-то всколыхнет ее собственную и это приведет к приступу? Вместо этого Годжо шел в двух метрах, точно перекрывая своим громоздким ботинком ее следы. Начался лес, и влажность достигла предела. Сине-зеленые стволы и пожухлая трава пропахли слизью и водой. Он заметил: девушка пошла медленнее, иногда отяжелело опираясь на стволы. Мысли Сатору обманывали его самого, он активно держал технику, чтобы сохранить рассудок, но что-то непонятное выходило из общего потока. Он размышлял о мальчике Хане, внимательно следил за проклятой энергией и вибрацией под землей, анализировал резкость движений идущей впереди Утахиме, но при этом перед глазами через каждые несколько секунд вспыхивали воспоминания. Тоненький перезвон колокольчиков в ушах замедлил. Годжо обернулся и напрягся сильнее, понимая, что к визуальным галлюцинациям добавились теперь и слуховые. Прищурив для внимательности глаза, всмотрелся в точку между лопаток Утахиме, но тут же, как в калейдоскоп, увидел, как она смотрит на него с высоты ямы, в которой он пропадал месяц назад. Она самодовольно ухмылялась ему сверху. Я пришла тебя спасти, Годжо. Рука его сама ухватилась за ближайшее дерево, чтобы перешагнуть через высокий камень. Иори уже практически волочила ноги, низко опустив голову. Годжо едва открыл рот, чтобы спросить о ее самочувствии, но вдруг перед глазами снова выскочила картинка. Утахиме мокрая подпрыгивала на нем, грудь с розовыми взбухшими сосками запутала Сатору еще больше. Она запрокинула голову от удовольствия, Сатору не увидел шрама, который так полюбил. Она легко скользила по его члену вверх и вниз, смотрела на него хитрыми, осоловелыми от наслаждения глазами, хищно улыбалась и мокро облизывала его пересохшие губы. — У… Утахиме, — хрипло позвал Годжо. Девушка, слышавшая все словно из воды, обернулась. Сильно болела голова, казалось, что давление стало отрицательным, и клонило к земле. Годжо выглядел странно. Голубизна светилась еще сильнее, чем обычно, он смотрел на нее со странной строгостью и будто сжирая каждый миллиметр ее лица. Тяжело дышал, опираясь большой ладонью о дерево. — Тебе нехорошо? — обеспокоенно спросила она, шаркая к нему. — Галлюцинации… — проговорил он. — Ты тоже их видишь? Иори тревожно окинула его лицо. Даже голос настораживал: он был груб и низок. Она чувствовала изменения в сознании, но точно могла сказать, что до галлюцинаций еще не дошло. — Нет, не совсем. Годжо набрал воздуха в грудь. Девушка подошла еще на шаг, и новое воспоминание выбило весь свежий кислород из груди. Гето и Утахиме вдвоем лежали на полу его комнаты. Море крови обволакивало их бездыханные тела, невидящие мертвые глаза прицельно смотрели в потолок. Сугуру раздробили голову, а Утахиме истекла кровью от огромной дыры в груди. Сатору сильно моргнул, увидел озадаченную Утахиме и тут же увидел маму, как та пела ему в детстве. Потом дядю, который учил его рукопашному бою, потом Яга, с суровым видом шившего проклятую куклу. Смеющихся Юджи и Мегуми, усмехающуюся Кугисаки. И через секунду дернулся от неожиданности. Смех из головы выдуло звуком быстрого вскрика. Сатору стеклянно смотрел на поднятые в недоумении брови девушки. Зажмурился и повел плечами, потер лицо шершавой ладонью. — Тебе плохо? — ее голос звучал парадоксально чисто и гладко, яснее всего среди того сумбура, что скакал перед глазами. — Нет… нет, — хрипло выдавил Годжо, выпрямляясь. — Давай я попробую развеять… — Нет, — резко отсек мужчина. Утахиме едва не дернулась от такого тона, но все же приняла это за наваждение. — Наверное, это из-за того, что ты почти не спал, — предположила девушка, мягко улыбнувшись ему. Сатору был поражен, что даже в таком состоянии и ситуации она пытается сохранять равновесие. — Тоже заметила, да? — Очень трудно пропустить твои мешки под глазами. — Сама давно в зеркало смотрела? Утахиме закатила глаза и пошла дальше. Годжо еще раз мелко оглянулся и активировал Бесконечность. Девушка упрямо делала походку стойкой, пытаясь не качаться. Часто моргала и старалась не сбивать дыхание. С каждым метром вибрация земли перетекала во все наземные поверхности. Стволы деревьев мелко гудели, а камни почти содрогались. Тело машинально сжималось, а руки холодели еще больше. Сатору видел: они почти дошли. — Утахиме, — позвал он негромко. Девушка остановилась и оглянулась. Им оставалось не больше десяти метров до барьера. И только сейчас Сатору позволил себе полностью почувствовать тяжесть и остроту своего решения. Долг превыше всего. — Не делай глупостей, — хрипло отозвался он, поравнявшись с ней. В тени деревьев и послештормовой сырости она выглядела бледной и сияющей. Желтые хрусталики ослабевших глаз вонзались в его сердце так остро, что оно ныло. Предатель и лжец. Сам лишишь ее всего. И будешь строить мир, в котором ее отныне не будет. Предатель и лжец! Уголок бледных губ приподнялся в усмешке. — Это ты не делай глупостей. Годжо видел со стороны, как они вместе ступили за границу завесы. Он смотрел на собственные воспоминания сквозь дымку. Вот они идут вперед, Утахиме все больше проваливается в технику, а Сатору, спасаемый Бесконечностью, нервно следует по пятам, боясь дотронуться. Сухая листва неприятно щекочет щеку. Он смотрит стеклянными глазами вдаль на то, как они идут. Девушка старается изо всех сил не поддаваться иллюзии, говорит предположения о местонахождении мальчика и как можно было быстрее пройти к дому. Сатору идет за ней в одном шаге, корит себя за все, что происходит и происходило. Годжо помнит, как чувствовал себя тогда. И вот видит со стороны из видения, как Утахиме останавливается, мутными глазами смотря под ноги, он истуканом стоит за спиной. И вот она поворачивается и протягивает ему руку, начиная падать. Сатору моргает и отрывками видит, как он поддается ее порыву и, как идиот, бросается ее держать. Бесконечность пропадает сразу, стоит ей приблизиться. Иори в мгновение ока становится ровно, обманув его, и держит ладонь на груди. Парень не успел сообразить ничего, расширенные глаза закрываются, и тяжелое тело падает в овраг. Годжо сглотнул тяжелый ком. Он видел, как Утахиме мертвым от техники взглядом холодно смотрит вниз на его тело, осматривает недалеко висящее на веревке тело подростка и уходит вглубь леса. Дымка развеялась, и Сатору повернул свинцовую голову. Висящее тело все еще покачивалось, ветки скрипели. Утахиме с черными глазными впадинами, окровавленным лицом, босая и мертвая, была иллюзией. Настоящая ушла. Годжо не понял, как Эндо охватил техникой разум девушки. Не понял, что она намеревалась сделать. И поплатился. Теперь лежит, словно прибитый к сырой земле, и смотрит на висельницу. Слишком близко подпустил ее, слишком долго она касалась его. И зря опасался, что будет приступ. — Сатору! Годжо не ощущал больше жуткого трепета, смотря на висящее тело. Это иллюзия, все это просто мираж. И из него нужно как-то выбраться. — Сатору! Мужчина сглотнул, пытаясь поднять голову. Голос Сугуру звал его из-за деревьев. Очередная уловка, гнусная манипуляция. Блядский выродок наверняка покопался в голове, узнав все болевые точки. Утахиме висит убитая, а Гето как наяву зовет его. Сатору поднялся, усиленно приводя мысли в порядок. И через секунду почувствовал удивительный в этом сумасшествии покой и ясность. Открыв глаза, снова посмотрел на дерево. Высокий подросток в грязной разорванной куртке, туго шнурованных ботинках болтался на толстой веревке вместо ненастоящей Утахиме. — Ублюдок, — выплюнул Годжо. Мальчик точно был Ханом. И он точно приложил руки к собственной смерти. Внук бывшего морского почтальона точно умел вязать узлы. Морской узел был выполнен выше всяких похвал. Руки стесаны о веревку, на подошве — следы коры. Сам лез на дерево вязать петлю. Откуда взял веревку? — Сатору! — снова окрикнули из-за деревьев. — Пошел ты, — выплюнул он. Встал на камень, срезал ножом веревку и, крепко схватив очерствелое тело, опустился на землю. Стеклянные глаза Хана со взорванными кровью белками с мертвым интересом смотрели на Сатору. Годжо аккуратно уложил его на листья. Металлическая коробочка драже выскользнула из кармана. — Сатору! Ярость, злость, негодование и усталость схлопнулись в один резкий вздох. Бесконечная энергия внутри недобро всколыхнулась. Но не прошло и секунды, как к горлу подступила металлическая рвота. Годжо согнулся пополам, выблевывая огромный сгусток крови. Глаза замылились красной пленкой, и потекли багровые слезы. — Сатору! — кликнули под самым ухом, и кто-то схватил его за плечи, чтобы помочь подняться. Годжо сдавленно и резко отпихнул руки сзади и отошел дальше, сплевывая кровавую слюну. Смазанно вытер рукавом рот и глаза и наконец обернулся. Гето обеспокоенно стоял поодаль, чутко следя за состоянием друга. Годжо ошалело заморгал. Он ожидал увидеть иллюзию, похожую на иллюзию. А не на Гето, каким бы он был на самом деле. Сугуру был одного возраста с ним. В больничной серой робе, куртке, массивных ботинках. Со шрамами зашитой шеи и головы. — Не истери только, — неловко дружелюбно поднял ладонь Гето. Сатору от шока хлебнул воздуха и снова кроваво закашлялся. Сугуру кинулся было к нему, но харкающийся друг вскинул пальцы в печати. — Стою, не волнуйся. — Если… если ты думаешь, что я поведусь на это, сука, то подожди меня десять минут, — надрывно выплюнул Годжо, выпрямляясь. Гето все еще держал руки вверху и виновато смотрел на друга. — Сатору, это я. — Пошел ты на… — Я знаю, ты… Ты думаешь, это невозможно. Годжо ничего не стал слушать. Повернулся к мертвому Хану, закрыл холодной рукой глаза, обещая себе, что вернется после всего за ним, и пошел вверх по холму. — Я не иллюзия, Сатору! Я жив! — кричал вдогонку Гето. Сатору не слушал ничего, четко следуя по следам своего падения. Техника Шести глаз и Бесконечность не работала от заражения техникой, которую передала Утахиме. Эндо ловко это провернул. Но зачем она ему? В груди быстро и грязно копошились черви. Но Сатору был решителен как никогда. Еще одна смерть, на удивление, вернула его в нормальное состояние, и теперь он точно знал, что Итадори не понадобится. Он собственными руками задушит этого выродка. А Гакуганджи заставит сознаться в содеянном. Годжо не отступит от плана. Выполнит долг. Возможно, будет шанс сохранить силы Утахиме. Надежда есть. — Сатору! Нам нужно поговорить! — Не трать мое время, Эндо! Сходи покури напоследок. — Сатору! Это я! Годжо продолжал набирать шаг и вот уже вышел из низины. Красная дымка приелась и не сбивала. Конечности казались ватными, а во рту скопилась вязкая слюна. Он провел языком по окровавленным зубам, краем уха слушая торопливые шаги за собой. — Сгинь уже, выродок. Не до приколов сейчас, — через плечо кинул Годжо и метко сплюнул кровь вбок. Сугуру тоскливо смотрел на побледневшего друга чуть поодаль, чтобы не злить больше. — Я знаю, ты думаешь, это невозможно... — Я ничего не думаю, — рявкнул Годжо, продолжая идти. Муть перед глазами нагоняла тошноту, раздражение и ярость. Годжо до этого дурного задания никогда в жизни не болел, а за последнее время столько раз чувствовал недомогание, что это уже даже утомляло. Он знал, что если Утахиме ушла, полностью поглощенная техникой, то явно должна была направиться в дом. Сатору лишь единожды был здесь, очень давно по какому-то заданию, и уже смутно помнил маршрут, тем более в таких обстоятельствах ориентироваться было, мягко сказать, трудно. Все деревья были до того одинаковыми, что нельзя было даже понять, откуда они пришли. Поэтому Годжо решил идти прямо. — Сатору, я понимаю, ты уже смирился с моей смертью... И... И я не знаю, как тебе все объяснить, — мягко говорил Гето, следуя за напряженным Годжо. Сатору не реагировал никак, даже не оглядывался. — После того, как Оккоцу отрубил голову моему телу и изгнал Кендзяку, Эндо выкрал мое тело. Посмотри же! Он вернул мою душу обратно! Годжо только прибавил шагу, почти неуловимо сжимая зубы. Желваки играли на щеках, вены взбухли на лбу. — Я столько времени провел с ним. Но это не имеет значения. Я виноват перед тобой, должен был дать тебе знать, что я живой, — Сугуру рьяно вклинивался между упрямых мыслей Сатору, каждым звуком разрезая сердце. Гето почти нагнал друга и чуть не столкнулся с ним. — Я убил его! — заорал внезапно Годжо, яростно хватая Гето за грудки. Глаза хоть и были бесполезны сейчас, но горели животным давящим светом. Бездушным и раненым. Кровавые разводы под глазами делали его вид безумным. — Я убил его! Я! Его! Убил! — крик мог бы мощью растрескать хрустальную тишину барьера, но содрогнулись только виноватые зрачки Гето. Жалость к Сатору отражалась на его лице. Годжо сознательно игнорировал правдивость его образа. Шрам на лбу от Кендзяку, шрам на шее от катаны Оккоцу. — Мне жаль, что я не сказал тебе. Я должен был, — спокойно говорил мужчина в злые глаза Сильнейшего. — Оставь его в покое! — выплюнул Годжо самому Эндо и толкнул Гето в грудь. Он пошел дальше быстрее, дыша тяжело и хрипя от боли в животе. Во рту снова закоротило кровью. В голове все быстрее проносились мысли о фиолетовом, о том, что взорвет тут все к чертовой матери, как только найдет Утахиме. Сознание было в таком критичном состоянии, что он желал только одного: уйти. Сердце ныло и кровило от навязчивой мысли о правдивости слов Сугуру. — Я знаю, ты злишься на меня. Я знаю, ты устал... — Не говори со мной. — Нет, я скажу! — упрямо кликнул Гето и, нагнав друга, развернул его к себе. — Ты сказал, что никогда не забудешь меня, а теперь не хочешь знать? Годжо дернулся как от удара, в опасной готовности вскидывая пальцы в печати и тыкая их прямо в грудь Сугуру. Только настоящий Гето мог знать то, что сказал ему Сатору перед тем, как убить. «Я никогда тебя не забуду». — Разве сейчас есть время на все это? — спросил Гето, ничуть не напуганный угрозой. — Я почувствовал тебя сразу, как ты ступил на остров. И Утахиме. Ты ведь за ней идешь? Годжо трясло от злости. Гето был настоящим. Таким явным, теплым и живым. Сугуру заметил искаженное болью и недоверием лицо друга. Он дышал тяжело и хрипло. Сатору согнуло пополам, и снова кровавое месиво вылилось на землю. Почернело в глазах, тряслись руки, тяжелый запах крови наполнил нос. Мысли толпились в черепе, соображать становилось все труднее. Странное ощущение безысходности и неизбежности в миг окатили массивное тело. Он уже умирал. Уже умирал, но его вернули. Дали завершить бой, подарили второй раунд. Но теперь смерть затхлым взглядом и колючей рукой держала его за плечи. — Попытайся отвлечься, не знаю, как действует техника на тебя, но нужно дойти до Утахиме. В висках ревело. Страх и беспокойство за девушку и боль от принятия того, что Гето действительно здесь, пустили хриплый кашель. Он снова выплевывал красные сгустки, рукавом вытер кровавую слезу. Присел на корточки, пытаясь отдышаться, ладонью держался за землю. «Это ты не делай глупостей», — улыбнулась ему внутри Утахиме. Сатору зажмурился, вспоминая ее удивленное лицо, когда он рассказал ей Шарлотту Бронте по памяти. Как хотелось вернуться в тот день, в самое начало. Четкость зрению вернулась, он стер языком кровь с зубов. Уставшим бледным взглядом посмотрел на стоящего рядом Сугуру. Взгляд его не изменился, был правдивее всего того, что когда-либо с ним происходило. Гето жив. Годжо медленно поднялся на ноги, недоверчиво протягивая руку вперед. Хватко коснулся плеча Сугуру, давая себе убедиться, что он не сошел с ума. — Ты... — не слышно слетело с губ. — Ты... на самом деле... настоящий? — Да. — Или я башкой тронулся? — Я здесь, Сатору, — мягко отозвался Гето, вымученно улыбнувшись. Годжо сглотнул, широкими, все еще неверящими глазами осматривая шрамы и лицо друга. Годжо порывисто, без возможности дышать обнял Гето, грудью чувствуя его тепло. Сугуру обнял дрожащее уставшее тело, несколько раз широко похлопав по спине. — Я здесь, Сатору, — тихо проговорил он. — Я здесь.