Желая Артемиду

С той ночи, когда ослепительные изломанные полосы едва не разорвали небо пополам, когда мир Майкла раскололся надвое, приобретя четкую границу До и После, прошла вечность – все припылилось однообразием будней. Но нечто внутри, наученное горьким опытом, подсказывало, что лучше не покидать комнату с приходом темноты. Пролетела череда завтраков и ужинов, солнечных и пасмурных дней, ореховых трюфелей и пресной овсянки, периодов затишья и наказаний, прежде чем живот мамы раздулся до такой степени, что скрывать новость не было никакого смысла – она ждала ребенка. Он хочет продолжаться, услышал как-то Майкл на кухне шепоток прислуги. Это они об отце? Он все крутил фразу в голове, да так и не понял, о чем шла речь. Больше походило на то, что продолжаться и шириться хотела Кэтрин: внутри нее рос надувной шар. Ждет ребенка. Это как? Его доставят по почте? По морю или по воздуху? А если не понравится, можно вернуть? Странные эти взрослые. Маме же нигде не сидела и ничего не ожидала, как и прежде удовлетворяя все порывы отца, тщетно пытаясь унять его жестокий нрав, а в перерывах вела бессмысленные беседы с такими же богатыми дамами. Они любили щипать Майкла за щечки, ворошить его волосы, угощать десертами и приговаривать: – О Господи, какой красивый мальчик! – и впиваться длинными наманикюренным коготками в его щеки. – Извини, Эдмунд, – уже более серьезным голосом говорила тетя. – Не хочу тебя обижать, но твой младший брат – это что-то с чем-то. Ты у нас что-то с чем-то, да ведь? – пролепетала она. Что не так с этой тетей? Она умеет выражаться по-английски? Что-то с чем-то. Что это вообще значит? Он был мальчиком, а мальчики – это не что-то с чем-то, мальчики – это просто не девочки. – Запомни мои слова, Эдмунд: тебе будет ох как непросто, когда он подрастет и девчонки начнут штабелями укладываться у его ног. Боже, ну и глаза! А какие ресницы! Воспользовавшись благосклонностью восторженной дамы, Майкл стянул кексик, который давно подмигивал ему шоколадной начинкой, с ее тарелки. – Как замечательно, что у вас будет еще один. Какая жадина, правда? – хохотнула она, глядя на то, как Майкл, точно хомяк, запихал выпечку за щеки. – Кушай, дорогой, кушай! Хочешь еще? – Она всучила ему еще один. – Он просто чудо! Молодые и не очень тети все еще были от него без ума, но все же что-то шло не так. Майклу исполнилось пять лет, а между пятью и четырьмя целый океан. Он перестал быть тем малышом, каждый шаг и слово которого сопровождались восторженными воплями, аплодисментами и улыбками. Они сменились на восторженные комплименты незнакомцев и равнодушие матери. Она больше не читала ему, позволив положить голову к себе на грудь (он любил, когда слова шли из глубины, из самого сердца), не бежала к нему по первому зову и сердилась, когда он слишком громко плакал, разодрав коленку: ты уже большой. Детство безвозвратно ушло, что-то случилось, когда он произнес первое слово и навеки изменилось, когда он начал осваивать предложения: требования отца становились слишком жесткими, а главное, он терял внимание матери – оно могло достаться кому-то другому… Трагедия разразилась внезапно. Живот мамы так распух, что, казалось, ее разрывает изнутри. Эд говорил, что это естественный ход вещей, – он читал об этом в книгах. Человечек жил в маме и теперь появится на свет из ее тела, объяснял он. Откуда? Когда? Майкл был не способен постичь эту жизненную ветвь. Как целый человек может появиться из хрупкой мамы? Он лишь с нетерпением ждал, когда она вернется, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Все было в порядке, но теперь в доме стало на одну Кэтрин больше. Ее имя сразу же исковеркали, придумав сокращения и прозвища: Кэти, Кэт, Китти, Кэтрин Вторая. Какой смысл повторяться в именах, если это вызывает такую путаницу? Порой взрослые совершенно не понимают, что делают. Джейсон ни разу не взял дочь на руки. Разочарование в ее появлении было лишь продолжением того разочарования, что он испытывал по отношению к Майклу, но все же несравнимо с ним, ведь Кэти, которая на всех УЗИ казалась мальчиком, родилась девочкой, а девочки, которые не мальчики, – та еще печаль. Третий ребенок. Им нужен третий ребенок. Конечно же, мальчик и, конечно же, достаточно мужественный, умный, смелый, деятельный и сильный, как отец. Собственно, такой молодой человек уже жил в доме – двенадцатилетний Эдмунд Парсонс соответствовал всем требованиям отчима, но Джейсон смел его фигуру с доски. Кэтрин тяжело перенесла роды: с многочисленными разрывами и обострениями заболеваний, – о следующем ребенке в ближайшие годы не могло идти и речи. Джейсон отдалился от жены, точнее, отдалил ее от себя, переселив в спальню для гостей. Даже деньги и его жестокая натура проигрывали природе, и он выбирал окольные пути, проводя свободное время в компании других, более молодых женщин и, по слухам, мужчин, предназначенных ублажать, удовлетворять желания, что таились в закоулках извращенного существа. Джейсон выжидал, когда Кэтрин, подобно солдату, вернется на передовую, чтобы исполнить свое главное предназначение – подарить ему законного, не бракованного наследника. – Она милая, – шепнул Эдмунд, нависнув над кроваткой. Девочка точно с первого дня поняла, в какой семье родилась, и поэтому почти не плакала, пытаясь не докучать отцу, который возненавидел ее, не успев узнать. Майкл глядел на малышку через перила кроватки сосредоточенно и озадаченно, как на цифры, которые никак не мог запомнить. – Хочешь посмотреть поближе? – спросил Эд. Майкл качнул головой, но под настойчивым взглядом брата все же сдался. Эд придвинул голубое кресло вплотную к кроватке, Майкл забрался на него и уставился на младенца с видом признанного ученого, изучающего неопознанный объект. Да, ее звали Кэтрин, но он никогда не называл ее так, даже про себя. В его жизни была всего одна Кэтрин, к которой он отчаянно стремился. Майкл оперся на перила и нагнулся ниже, и девочка, почувствовав его присутствие, распахнула глаза, вобравшие в себя цвет неба. Она открыла ротик, и Майкл замер, решив что она закричит или заплачет, и что все свалят на него. В те редкие минуты, когда она все же хныкала, Майкл вспоминал или скорее додумывал собственную младенческую беспомощность: как спал целыми днями, а когда открывал глаза его приветствовало бескровное, но улыбчивое лицо матери, и мечтал вернуть то беззаботное время, когда она прислушивалась к каждому его вздоху, давала ему вещи без названий и сыпала названиями без вещей. Малышка не издала ни звука, и Майкл коснулся ее мягкой розовой щечки, нежной, словно крыло бабочки. Девочка потянула к нему ручонку и схватила его за палец. Майкл онемел, не представлял, что это существо способно совершать такие фокусы. Девочка растянула рот в беззубой улыбке, и Майкл окончательно растаял, робко улыбнувшись в ответ. – Привет, – пролепетал он. В его душе появилось непривычное и странное, но очень сильное желание: защитить Кэти – он впервые мысленно назвал ее по имени – и сделать так, чтобы она плакала только от счастья. Он понял, что значит быть старшим братом, и ощутил себя очень умным и взрослым.