Как хорошо, что сегодня
Мы рискнули с тобою
Наладить свои отношения
Стало лучше, чем день назад
***
С приходом мая расцветает черёмуха, значит — к холоду. Вот так и снова построенная на шатком мосте дружба приобретает свой холодный оттенок. Сонхун на этот мост потратил все свои моральные силы, а Джей… А Джей мосты сжигает. Оставляет лишь за собой волны, бурно бьющиеся о скалы, и огромный каменистый островок, к которому никакие дороги больше не ведут, а на нём и Сонхун со своей новой лучшей подружкой — госпожой Тревогой. Он с ней сейчас на ты — так по-приятельски — и имя у неё потеряло былое нарицательное значение. Теперь это имя собственное. Тревога ходит с ним бок о бок, грубо наступает на пятки и потом убаюкивает его во сне ночным кошмаром. Что не отношения, то качели, говорит ему однажды Сону; как ни странно, но они сдружились: сошлись на схожих проблемах, значит, больше не просто знакомые с вечеринок, а уже некое подобие приятелей. Сонхун ему согласно кивает, думая и о Джее, и о Тревоге одновременно. Два лучших друга, которые явно бы не сошлись характерами: она всегда уходила, когда он обнимал его в её присутствии. То ли ревность, то ли что на неё давило, но спокойствие приходило к нему только с Джеем, и только с ним. Неспокойное спокойствие, по-другому не подобрать слова, но голова не думала совсем, забываясь, а внизу живота тянуло болезненное волнение. Тревога не уходила полностью, но значительно гасла, выдавая своё присутствие только в особо острые моменты. Один из таких моментов и разрушил всё. Один хотел разобраться, другой не хотел совсем ничего. Сонхун помнит это настолько отчётливо, что очередной комок в горле норовится разорвать ему всю гортань. Джей посмотрел на него странно, очень странно, не давая во взгляде понять его нутро, то, что сидит внутри и планирует ещё один переворот в душе хозяина. А потом сказал, что у него появилась девушка и им пора перестать пытаться вернуть утраченное. Сказал это, и как же потом было невыносимо. На календаре было отмечено десятое мая, а лепестки черёмухи падали на балкон чересчур уж драматично и красиво. И снова холодает, и кричать хочется уж слишком, и плакать, и кого-то убить. Сонхун тогда ушёл, перестал надеяться на неизвестное. Тревога, поджидавшая его у двери, казалось, слилась с ним воедино. Джей — кубик Рубика, сложенный одним и тем же цветом лишь на одной своей стороне — той, что направлена к нему всегда лицом к лицу. Той, что Сонхуну позволено видеть, другие стороны под строжайшим запретом. Джей — проблема, причина Тревоги, нервные срывы и ночные слёзы. Джей — внезапная любовь, которая как оказалось, была с ним всё это время с самого начала, но боялась проявиться. Боялась дать волю ненужным чувствам. И не зря боялась: чувства теперь не то, что отвергнуты, нет, напротив — им не дали даже шанса себя проявить. Сиди теперь, страдай и плакай, Пак Сонхун, для Джея ты Corpus vile, и не более того. Летом становится ещё душнее, Тревога всё растёт и растёт, надавливает на плечи с ещё большей силой. Как дуло револьвера прикоснётся к виску, так и отпустит его из этого состояния, наверное, а, может, и после жизни его будут мучить собственные неразберихи. Сону звонит ему и зовёт на очередную Чонвонову вечеринку развеяться. Он не пойдет — начальный случай; услышит про Джея и начнёт собирать вещи. Тематика: купидоны и разбитые сердца. Впервые ему не придётся подбирать костюм — его тело им уже является, подобрать только какой-то лук со стрелами и выстрелить потом Джею прямо в сердце. Он бы это оценил. Остальные на вечеринке, к сожалению, нет. Отражение перед ним сегодня необычайно привлекательное, будто и не он здесь, напротив, а кто-то иной, чужой. Кроме раздражающего звучания в ушах ничего не слышит, пытается понять: кто он и что здесь делает. Он расставляет руки по обе стороны и приближается к зеркалу, смотрит: кожа бледная, щёки впалые, отросшая чёлка чернее тучи, глаза красные, а зрачки расширены — одним словом, выглядит как мечта героинового шика. Это плохо, думается на минутку. Уже плевать, думается всё остальное время. В автобусе как всегда неуютно. Тревога сидит с ним на одном сиденье. Как-то странно это всё: в голову приходит мысль, что некомфортно ему не в обществе, а именно с самим собой. Выходит на остановке и идёт привычной дорогой к дому, от которого ничего хорошего никогда не было и не будет. Шаг медлителен, ему страшно. Его никто не торопит — торопиться некуда. Его там ждут ради галочки, Сону ради собутыльника, Джей ради… Джей не ждёт. Возможно, он не придёт — Чонвон ему сказал уже поди, кто объявится. Лучше бы пришёл: Сонхун всё-таки нашёл лук со стрелами. Милые такие, с сердечками, розовые — воткни их в сердце и умри красивой смертью. Хороший лозунг, нехорошие обстоятельства. Привычный этаж и привычный звонок квартиры. Чонвон обнимает его, дышит в шею с перегаром. Он уже пьяный. Смешной такой: с крылышками воздушными и розовой помадкой на щеках. Посылает ему воздушный поцелуй игриво и приводит к остальным. Сборище из купидонов, ангелочков и одного демона в их обществе — Джей даже не смотрит, это режет вдвойне. Сонхун резко принимает решение напиться в хлам, хоть и обещал себе сегодня не пить. Его за руку уводит в другую комнату Сону и наливает красное вино в красивый бокал, украшенный разбитыми сердцами. Сердца становятся больше не разбитыми в красном океане, даже не хочется его выпивать, чтобы не делать себе больно. Выпивает, сердца вновь разбиты. Послевкусие отвратное. Тот, кто придумал дизайн этих бокалов — настоящий ублюдок. Хочется разбить теперь бокалы. Сону смотрит на него поджав губы. По-другому и не взглянешь. Говорит ему: время лечит. На самом деле, конечно же, бред. Сонхун громко вздыхает и говорит ему, что пойдёт развеяться. В другую, точно такую же, душную комнату. В ней двое человек смотрят какой-то до тупости сопливый ромком и целуются. В ней Джей тупит взгляд в бокал и так его не выпивает. Он подходит к нему и зачем-то говорит, что ненавидит свои мысли, а после смотрит на него и кивает, получается понуро. Через полчаса уже зовёт на балкон, не смотрит совсем — взор на луну. Красивая, полная, не как в ту ночь, когда они приняли решение начать всё сначала. Похожа на точку, завершающее чёрное небо своей беленой. Поворот головы резок, теперь смотрит прямо, без стеснений и попыток отвести взгляд; так смотрят только в момент капитуляции, себя или чужой — неважно. И воздух тяжелеет как будто заранее. — Ты красивый, даже очень. Одно предложение, четыре слова, девятнадцать букв и всё это ради тяжёлого осадка в конце над головами. Сонхун ведь не тупой, у него всё складывается в уме, как дважды два: Джей не ненавидит свои мысли, Джей ненавидит тот факт, что Сонхун в его мыслях очень красивый. Смешно до безумия. Плачевно до прояснения. Точка невозврата. Сохранение невозможно: то, чему лучше было быть очередной непроработанной новеллой, оказалось типичным представителем смехотворного teen romance, что, скорее, напоминает примитивный сериал от Netflix, чем хоть какое-то событие из реальной жизни. Свет, камера, мотор, — хочется сказать Сонхуну всякий раз, когда Чонсон появляется на горизонте. Два недоактёра, что и себе, и всей съёмочной площадке мозги выносят, ибо сюжет оказался слишком уж скучным, так что, вперёд, импровизация, беги впереди планеты всей! Сонхун хочет всё прекратить прямо сейчас. Хочет снова поцеловать и переспать с ним подшофе, и, тогда, может, точка сохранения позволит перепройти на второй вариант концовки, где Джей не сбегает, а Сонхуну не тошно. Что тогда будет результатом? Окончание дружбы? Начало романтических отношений? Может быть, в этот раз теперь Сонхун будет сбегать, а Джей страдать? Если теория квантового бессмертия реальна, то пусть последний вариант обязательно случится, пускай хоть где-то Сонхун побудет эгоистом; второй вариант он одновременно и презирает, и отчаянно желает: то, что с ним никогда не случится, но произойдет с каким-нибудь Сонхуном из другой реальности. Но не в этой. В этой он хочет только застрелиться. Как же его всё это достало. — Я приду к тебе завтра, и ты не убежишь. — Приходи. И снова всё так легко и просто. Сонхун смеётся, Джей вместе с ним. Чонвона квартира и полнолуние действуют на их взаимоотношения магическим образом. Можно было бы и оборотнями стать, и повыть на луну, но это всё излишки. Сонхун уверяет, что точно придёт. Похоже на запугивание, но Джей произносит уверенное «да», и не остаётся больше сомнений. Скучали оба, но непонятно, что делать дальше. Тревога не покидает, а лишь продолжает презрительно коситься на них со стороны. Сонхун позволяет тёплым и крепким рукам обхватывать всё его тело и намертво к себе прижимать; в теле своём не чувствует даже капельки жизни, что уж говорить про потерянный рассудок, захваченный тревожным цейтнотом и абсолютным бессилием. Кажется, шевельнешься не туда — то вправо ли, то влево ли — расстреляет с потолка на месте; Джея не заденет, от Сонхуна же полотно из плоти с кровавыми черными дырами останется. Он вздыхает тяжело и громко. Долго решается. В последний раз осматривает помещение и пытается унять дрожь по всему телу. Ещё раз вздыхает, затем, как рыба, глупо открывает рот, одними только губами пытаясь произнести желаемое. — Джей? — М-м? — Я люблю тебя, — в конце концов, остаётся непроизнесённым.