Голубоглазая боль

      Первым из этих неловких объятий выбирается, конечно, Арсений и протягивает руку, помогая встать Антону, и немного дольше, чем положенно, удерживает его ладонь в своей. Шасту слегка неловко в этой ситуации, ведь он устал постоянно быть той самой барышней в беде. Аккуратно вытаскивая свою ладонь из теплого плена чужой, Антон, прокашлявшись, снимает с себя куртку.       — Со мной все хорошо. Спасибо, что… снова помог.       Арсений смотрит сканирующим взглядом и после лишь кивает, удаляется вглубь квартиры, оставляя после себя всё больше вопросов в голове Шаста. А самый главный:       Что это было?       Окончательно расправившись с верхней одеждой, он входит на кухню попить воды, а то от всех этих событий горло с губами стали второй пустыней Сахара. Налив себе стакан спасительной жидкости, он сразу поднимается наверх, потому что хочет просто убежать хоть куда-то. Всё становится в разы запутаннее, чем было до этого, и несмотря на то, что все проблемы решаются через рот, сейчас он не настроен ни на какой диалог с вампирюгой.       Всё очень сильно усложняется болезнью. Дурацкое ханахаки. С одной стороны, если бы не оно, они с Арсом никогда не стали бы так близки, как сейчас. С другой, а что между ними вообще происходит? Потому что все действия брюнета — это желание помочь, а не то желание, которого бы хотел Антон. А он очень хочет. Ведь Арсений и правда ему нравится так, что всё внутри сводит, и каждое «лечение» превращается для него в пытку, ведь эти прикосновения, осторожные движения и забота направлены не на него, а на излечение болезни.       И он понимает головой, что не смеет требовать от Арса чего-то большего, ведь тот вообще был случайно втянут в эту историю. Но сердце хочет другого.       Вроде Антон не драмаквин, но с учётом его приближающейся кончины, которая отсрочилась вроде как на месяц или два, он может позволить себе такую сцену.       Наплевав на душ, он просто снимает с себя одежду и залезает под одеяло, надеясь отключить голову и не думать о проблемах, проваливается в сон, чувствуя, как его окутывает тепло. ***       Просыпается Антон непонятно когда, непонятно в какое время; постель рядом выглядит так, как будто на ней спали, но, тронув её, он понимает, что Арс ушёл давно, и с каким-никаким облегчением выдыхает.             После вчерашнего переосмысления их отношений он пока не хочет его видеть. Хотя о каких отношениях речь, если между ними кроме помощи со стороны Арса ничего не было?       С этими грустными мыслями он одевается в домашнее и идёт завтракать, параллельно ловя Цери на руки и тиская его, ища хоть в этом маленьком комочке шерсти то самое, необходимое тепло. А Цери терпит, давая себя зацеловывать и сжимать в огромных лапищах большой лысой кошки. И, подходя к кухне, Антон оборачивается на прихожую, убеждаясь, что вещей Арсения нет — точно уехал на работу.       Выпустив затисканного кота из рук, он готовит себе привычный чай с бутерами, особо не тратя сил на приготовление пищи. И с этим набором он шествует до дивана, плюхается на него, а всё остальное ставит на столик. Только он собирается куснуть вкусный бутер, как чувствует вибрацию телефона в кармане. С недовольным лицом откладывая приём еды и вытаскивая телефон, он натыкается на аватарку Кати на экране.       Как оказалось, разговаривать он не хочет не только с Арсением, но и со всеми остальными. Решив просто дождаться, пока она сама не сбросит, он кидает телефон на диван. Но, как оказалось, зря.       В следующую секунду его телефон разрывался от уведомлений и, поняв, что это неизбежно, Антон берёт его в руку и лицезреет огромное полотно односложных сообщений. Катеридзе 11:31 «Ты» Катеридзе 11:31 «будешь» Катеридзе 11:31 «в» Катеридзе 11:31 «жопе» Катеридзе 11:31 «если» Катеридзе 11:31 «не» Катеридзе 11:32 «ОТВЕТИШЬ» Катеридзе 11:32 «СЕЙЧАС ЖЕ» Катеридзе 11:32 «Я НАЙДУ ГДЕ ТЫ СЕЙЧАС ЖИВЕШЬ И ВЫТРЯХНУ ИЗ ТЕБЯ ВСЕ ГОВНО»       Зная Катю, Шаст понимает: это не пустые угрозы, и он очень быстро набирает номер девушки.       — Привет? — в ответ тишина; Антон не представляет, к чему готовиться. Пять секунд, десять, тридцать. Катя лишь дышит в трубку, но через пару мгновений начинает.       — Ты куска кусок. Это во-первых. Во-вторых, зашла, значит, я сегодня к Матвиенко, решив заодно проверить, как работает мой друг, от которого ни слуху ни духу пара месяцев, а лишь сухие сообщения. И перед кабинетом Серёжи я слышу такую речь: «Антону хуёво и осталось немного, надо найти мага, ответственного за это, и заставить обратить проклятье». Знаешь, в каком ахуе я была?! — Антон лишь сглотнул, продолжив слушать монолог. — И, когда я сразу влетела в кабинет и попыталась вытрясти из Серёжи информацию, он перевёл стрелки на тебя, мол, это дело Антона и спрашивай всё у него. Так вот, Антон. Какого хуя просиходит?! — голосом разозлившейся мамочки спрашивает Катя.       С чего начинать, Антон пока без понятия, но что точно нужно сделать сначала, он знает.       — Кать, прости меня, — он тяжело выдыхает, понимая, что сейчас ему предстоит сложный разговор, — я, правда, не хотел этого так скрывать, но по-другому я бы не смог.       — К делу переходи давай.       — В общем-то, проклятье было не просто проклятьем, оно оказалось смертельной штукой.       — Ты… ты сейчас это серьёзно говоришь?       — Серьезнее некуда.       И он начинает свой рассказ с больницы, где всё это и началось. Как он узнал о болезни, о том, сколько с ней ему осталось жить, что она завязана на Арсении, на том самом начальнике (упуская некоторые пикантные детали) и как он оказался в теперешней ситуации. Катя лишь молча слушает его, не перебивая, лишь иногда в паузы в речи вставляя «пиздец», «ебать».       — И теперь мало того, что цветы лезут из кожи, они стали расти внутри меня. Теперь я не просто цветочная поляна, а целый букет.       На этом он заканчивает свою речь, вспоминая о бутерах и уже остывшем чае.       — Охренеть, Антон, — первое, что выдает Катя. — Как ты всё это переварил?       — Ну, со мной был Поз да Серёжа, Арс…       — Понятно, — в голосе девушки явно слышится скрипучая тоска, — но подожди, если всё это лечится любовью этого пижона, то по твоему рассказу похоже, что у него что-то к тебе есть. А это как-никак шанс на спасение. Так что, возможно, тебе стоит на него надавить и…       — Катя, Катя, стой! — но она продолжает свой бесконечный словарный поток о том, что Арсений — спасение. — Катя, хватит!!!       Антон раньше никогда не повышал голос на неё. И именно потому он не рассказывал о болезни Кате, что, зная её любовь подсказывать и находить решение любой проблемы, он ожидал именно лекцию о спасении самого себя.       — Слушай, я знаю, что ты хочешь мне помочь, но, прошу, не надо… Не надо мне навязывать мысль о том, что у Арсения есть ко мне чувства. Пожалуйста.       — Но судя по рассказу, что-то да есть, и ты не можешь упустить эту возможность.       — Да, не могу, так же как и не могу быть насильно мил, — Антон напрягается до кончиков пальцев, понимая, что дальше будет выворачивать все свои мысли. — Он же является частью этой истории не по своей воле, да и всё, что он делает, это чисто из его желания помочь мне не сдохнуть раньше времени. Ты думаешь, я не хочу видеть в его действиях скрытого смысла? Да у меня, блять, всё внутри переворачивается от его касаний. Даже если я спрошу у него, что происходит, он увернется от ответа. Это первое, что я узнал о нём. А твои слова, что чувства могут быть взаимными, возрождают во мне надежду не только на какие-то отношения между нами, но и на то, что я буду жить…       В ответ на душеизлияние, за которое уже почти стыдно, — тишина. Но его слова, видимо, отрезвили Варнаву окончательно.       — Я поняла тебя, — спустя несколько секунд спокойно отвечает она, — но если ты перестал бороться, это не значит, что и все остальные должны перестать это делать.       — Катя!       — Нет, не перебивай меня, ты, чёртов кусок куска. Я присоединюсь к группе Серёжи или к Позу, да к кому угодно, лишь бы помочь твой заднице. И если бы ты сообщил мне об этом раньше, может, я смогла бы помочь, но ладно. Сейчас я могу, а главное, хочу помочь. И не думай, что все окружающие делают это только потому что надо, мы это делаем, чтоб ты жил и радовал нас своими дурацкими шутками, даже несмотря на то, что ты та ещё задница. Ты меня понял?       Он лишь тупо угукает, продолжая пялиться в пол и переваривать сказанное.        — И тебе стоит спросить у Арсения о его действиях, а не решать за него в своей голове. Так что не смей раскисать. Не из таких историй вылезали живыми и из этой вылезем. Пойду выносить мозг Матвиенко. Но ты теперь мне должен ежедневный отчёт о своём состоянии.       И сбрасывает трубку.       После разговора с Катей становится легче. Наверное, стоило выговориться, и вся тяжесть спала с плеч. Решив доесть свои бедные бутерброды, он думает о том, как ему провести сегодняшний день.       Пару часов он играет в плойку, отвлекаясь на вылезающих маленьких мразей — спасибо, что сейчас они решили дать отдых его лёгким, видно, курение убивает не только их, но и возможность цветам нормально прорастать там.       Хоть после разговора стало лучше, хандра с Антона не спала, и он решает идти спать, ведь это офигенное средство для избегания реальности. А ему сейчас это очень нужно. Плюхнувшись на кровать, он старается остановить рой мыслей, но их как будто становится все больше и больше. В школе и универе, конечно, говорили и предупреждали, что накладывать на самого себя ментальные заклинания максимально нежелательно из-за смешивания магических потоков, но Антон плюет на это с высоты своего роста, шепчет сонное заклятье и проваливается в сон.       Но его планам не суждено сбыться. Он просыпается от лёгкого жжения и, окончательно придя в себя, замечает, что его потряхивает. Переведя взгляд на левую руку, он видит, как цветок закрывает свой бутон, а потом, раскрываясь, выплёвывает пыльцу.       Зрелище то ещё. Не медля ни секунды, он тянется к телефону и выбирает в списке контактов нужное имя.       — Поз, этот цветок опять мутировал… — начинает он, но, услышав непонятные звуки на заднем плане, прерывается.       — Как невовремя это всё, бля… — начинает запыхавшийся Дима, а фоновые звуки не прекращаются. — Дискомфорт, боль, тебя хуёвит или что?       — Да нет, пока ничего, потряхивает, как при температуре, но странно это всё…              — Позвони часа через три, надо разобраться кое-с-чем. И так же бросает трубку.       «Заебись поговорили»       Он отбрасывает телефон и наблюдает, как ещё пара цветков на его руке вытворяет такие же странные действия. Решив от греха подальше не касаться этой пыльцы специально, он перемещается на чистый от неё край кровати, пытаясь не обращать внимание на то, как его тело слегка потряхивает.       Однако, если к боли от вылезающих цветов он успел привыкнуть и смирился с этим, то от нового ощущения бросает в жар. Дыхание спирает, а сердце с каждым разом стучит громче и громче. Громче и громче. Громче и…       Он чувствует сладкий запах, такой вкусный и такой знакомый… Старается сделать более глубокий вдох.       Вдох       И все тело бросает в жар, а мысли в голове путаются, и Антон не понимает, что происходит. Дабы избавиться от жгучего ощущения на коже и под ней, он снимает с себя всю одежду, в надежде, что это поможет, но нет. При всем этом действии было нетрудно заметить вставший с непонятно чего член. Свернувшись калачиком, он старается подавить непонятное чувство, но его лишь больше начинает трясти. Это необъяснимое ощущение словно прожигает его изнутри, заставляя то напрягаться, то расслабляться. И при очередной волне он напрягается всем телом и задевает членом простынь, скуля от неожиданности.       Запах становится более ярким и заполняет все лёгкие до отказа. Голову кружит, тело сжигает само себя изнутри, как свеча. Антон сжимает простыни до скрипа ткани, впиваясь в неё ногтями, стараясь переключить мозг на боль. Но чем больше он сопротивляется, тем больше пыльцы появляется вокруг. Возможно, Антона уже кинуло в галлюцинацию, но она мерцает в воздухе, заполняя всю комнату.       И будь он в трезвом разуме, залюбовался бы этим, но очередной приход снова заставляет его дернуться, снова задевая членом простыню. Сознание на секунду проясняется, в голове все картинки сходятся в одну целостную. Антон понимает, что конкретно ему поможет.       Дрожащая рука тянется к члену и первое движение дарует облегчение, но ненадолго. Продолжая водить рукой, постанывая то ли от удовольствия, то ли от облегчения, Антон забывается, не останавливаясь, чтобы поскорее кончить и выдохнуть от этого жгучего ощущения.       Он не знает сколько времени проходит, он тупо не может дойти до конца, рука уже истёрта и начинает затекать от однообразного движения. От своей немощности хочется заплакать, как ребенку, у которого не завязываются шнурки. Он снова думает об Арсении и как бы хорошо было, если бы на месте своих были его руки, но одёргивает себя, понимая, что такую помощь он принимать не хочет.       Взвесив нетрезвым умом оставшиеся варианты, он из последних сил шепчет заклятие призыва и рядом с рукой шлепается тюбик смазки и анальная пробка. Соси, Гарри Поттер, — это тебе не метлу призывать.       Оставаясь лежать на боку спиной к двери, Антон дрожащими руками открывает тюбик смазки и капает на ладонь, в которую берёт пробку, и проводит по ней рукой. Навалившись грудью на простыню и отпячив зад, он старается вставить пробку в себя, но скользкие треморные руки усложняют задачу в несколько раз, и Антон готов завыть от такой несправедливости. Надавливая в который раз заостренной частью пробки на колечко мышц, Антон облегченно выдыхает, когда она наконец-то оказывается в нем, распирая его изнутри. И, зажав кнопку на стоппере, он запускает приятную волну вибрации.       Просунув руку между телом и простыней, он начинает снова дрочить, надеясь, что сможет достичь разрядки. Чем разум становится чётче, тем больше Антона накрывает отчаянием. Он задыхается от запаха, от горячего чувства, продирающегося до самых костей, от приятных вибраций, но тело отказывает сбрасывать напряжение.       От безысходности на глазах выступают слезы, и он взмаливается всем известным ему богам, чтобы эта пытка закончилась.       И тут появляется он.       — Антон, тебя не было внизу, что-то случилось? — Арс переводит взгляд на Антона и застывает, забыв, чего хотел.       Заметив неоднозначный вид Антона, он мигом выходит из комнаты, останавливаясь у двери. И как только он собирается сделать шаг и поскорее ретироваться, из комнаты раздаётся болезненный скулёж. Не думая ни секунды, он заходит вновь в комнату, видя, как парня скрючило на боку, и ранее казавшаяся явно приятной для Антона ситуация уже не приносит ему никакого удовольствия, а только лишь мучение.       Однако, заметив странное мерцание, он на секунду замирает, и тогда непонятный ему запах накрывает его с ног до головы. Он смотрит на раскрасневшегося мальчишку, который, услышав знакомый голос, перевернулся на спину так быстро, как только мог, наспех укрывшись углом одеяла.       — Это опять из-за болезни? Что на этот раз? — голос Арсения кажется на пару тонов ниже и глубже, от чего тело Антона прошибает новой волной.       Арс, действуя чисто инстинктивно, подходит к Антону, вследствие чего тот больше сжимается, не позволяя приблизиться ближе.       — Не… не надо, А-а-арс-с-с, — выстанывает он и смотрит обдолбанным взглядом из-под мокрой челки. — Оно само пройдет, не надо помогать…       Он старается проговаривать это так чётко, как только возможно, но слишком много томных выдохов не делают ситуацию лучше.       — Но я хочу тебе помочь — скажи только, как, — Арс ставит колено на кровать, стараясь не отводить взгляда от глаз, но запах и слишком частое сердцебиение парнишки звучат крайне соблазнительно. А ещё какой-то звук вибрации…       Антон старается отодвинуться к другому краю кровати, но с каждым движением пробка приятно давит, заставляя Антона прикусывать губу и сдерживать свои стоны.       — Прошу, просто уйди.       — Всё точно в порядке?.. — шепчет Арс и делает ещё один вдох, совершая ошибку, потому что мысли начинают путаться. Шаст кое-как переворачивается на бок.       — Не дыши, — из последних сил Антон наклоняется телом к брюнету и закрывает ладонями его нос и рот, чувствуя, как от прикосновения по телу разносится новая волна болезненного возбуждения.       Не сводя взгляда с зелёных затуманенных глаз, Арс осторожно убирает дрожащие ладони от своего лица, продолжая их держать в своих.       — Хорошо, не буду, — он проходится взглядом по телу мальчишки, замечая, как того пробивает мелкая дрожь, — но скажи, как тебе помочь?       Мысли Антона, как ни странно, от прикосновения и присутствия Арса становятся яснее, и обида от того, что тот хочет только помогать, накрывает с новой силой. Он старается вырвать руки из захвата, но получается очень вяло.       — Пусти и уйди, пожалуйста, — еле проговаривает Антон, ведь от каждого вдоха этой пыльцы мозг снова начинает плавиться, а присутствие Арсения всё-таки усугубляет ситуацию.              — Ты обещал, что будешь принимать мою помощь.              — Но сейчас я справлюсь сам! Ты не видишь, чем я занимаюсь? — из последних сил выдает Антон, стараясь увеличить расстояние между ними, и Арсений теперь не сокращает его.              Антон хотел бы убежать от этой ситуации, но это просто невозможно. И на глазах появляются слёзы, а из горла вырывается полухриплый голос.       — Да я просто не могу блять, Арс. Я так, блять, устал желать, чтоб ты хотел меня… без всей этой болезни. Чтобы твои действия были направлены… на меня, а не на помощь мне.       На последних словах его прошибает так, что тело выгибается дугой. Арсений подхватывает его за талию и укладывает в горизонтальное положение, а с концами съехавшее одеяло открывает вид на вставший член Антона. И новый вынужденный вдох становится пулей в голову, которая сносит все адекватные мысли.       Из-за отсутствия прикосновений брюнета Антона снова начинает штормить и из последних сил он выдаёт короткое и емкое…       — Обними меня…       Арс лишь коротко кивает и опускается рядом с парнишкой, накрывая его низ одеялом, аккуратно поворачивает Антона спиной к себе и, став большой ложкой, прижимает его к себе, обвив правой рукой. Антон лишь облегченно выдыхает, чувствуя ладонь под своей грудью, аккуратно накрывает её своей, и становится лучше. Он подаётся назад, чувствуя, как Арсений утыкается носом и дышит им. Брюнета в момент вдоха накрывает осознание, что всё это время он вдыхал его запах, который почему- то витал по всей комнате, и, не отказывая себе и своим внутренним желаниям, он проводит носом по линии роста волос, опускаясь на шею и вдыхая, вдыхая этот аромат. От действий Арса Антона ведёт ещё больше, и когда он чувствует горячий язык на ухе, позволяет стону вырваться из его уст.       Арс мягко выцеловывает шею, иногда царапая кожу клыками, впитывая в себя этот запах. Рука начинает медленно вырисовывать на торсе незамысловатые рисунки, заставляя Антона всё больше и больше вжиматься в брюнета.       — Боже, как ты пахнешь…       От слов Арсения по телу разбегается миллион мурашек, и Антону больше ничего не нужно, кроме его касаний. Пальцы подбираются к низу живота, случайно задев головку члена. Антон стонет, подаваясь навстречу движениям, но Арс не торопится.       — Могу я…       — Ты можешь делать со мной всё, что хочешь, — опережает его Антон, дав тем самым зелёный сигнал любви к действиям.       Арс откидывает одеяло и только сейчас замечает пробку.       — Блять, Антон, какой же ты…       Он снимает с себя футболку и ложится, положив вторую руку между Антоном и кроватью, он обхватывает его и чуть перекладывает на себя. И, вместо того, чтобы наконец-то коснуться члена, он вытаскивает пробку и откладывает её. От неожиданности Антон стонет в голос, он так привык к этой заполнености, что перестал замечать её, но теперь, когда на её месте появляются пальцы, он забывает о её существовании совсем.       Арсений вставляет сразу два пальца, разводя их и чувствуя, как колечко мышц сжимается вокруг них. Двигая ими медленно в столь разгоряченном теле, думая лишь о том, что это треклятая пробка была в нём всё это время, ему сносит крышу окончательно.       Он увеличивает темп, мальчишка сам насаживается на его пальцы и одобрительно стонет. Антон сходит с ума от этих касаний, весь горит и не может деться никуда от этой агонии, но, когда он чувствует прикосновение к члену, становится жарко, как в аду. Движения руки на члене становятся всё более размашистыми, и, чтобы хоть как-то отвлечься, он цепляется за предплечье, царапая его.       Каждое движение, каждое прикосновение заставляет его гореть. Антон понимает, что ещё чуть-чуть, и он наконец-то дойдёт до конца. Неожиданный, резкий укус в плечо ставит всё на свои места, и с громким стоном он кончает в руку Арса.       Пару мгновений он лежит с рассфокусированным взглядом, но, закрыв глаза, вскоре вырубается.