«Нельзя привязываться к людям всем сердцем, это непостоянное и сомнительное счастье. Еще хуже — отдать сердце одному единственному человеку, ибо что остается, если он уйдет? А он всегда уходит…» Эрих Мария Ремарк. «Станция на горизонте»
— Разве не ты говорил, что это лишь дешёвая иллюзия, что снаружи жизнь продолжается, а здесь никогда ничего не меняется? — машинально уточнил Брай, давно перестав удивляться нелогичности Майкла. — Говорил, но до того, как понял, что некоторые вещи и не должны меняться... потанцуй со мной. Вместо отказа Брай лишь презрительно фыркнул. Не признаваться же в том, что настоящее пепелище вовсе не в «Вавилоне». А где-то внутри, хотя и не в сердце — поломанное, оно сейчас далеко, в городе его личных проёбов, проклятом Нью-Йорке. — Эй, да почему нет? — Ну, во-первых, нет музыки. — Конечно же, есть. Слышишь? Наша песня… «Вглядываясь в проблески разума, в отражение своих страхов — я знаю, что оставил всё позади…» — непонятно откуда зазвучала мелодия, и слова старой песни спасительно напомнили прошлые времена, полные свободы и ебли нон-стоп, без всяких правил и оглядки на докучливых перспективных пиздёнышей. Вытесняя печаль, заполняя пустоты и исцеляя. Всего-то и надо было — избавиться от того, что делало слабым. В лофт Брайан вернулся прежним — неподпорченным мелкой пакостью и его заразной любовью. Любовью… которая больше не принесёт ему боль, ибо по факту не существует. Тейлор сам это доказал. Впервые, после всей суеты со свадьбой и отъездом несостоявшегося супруга, Брай спал как младенец, посапывая и видя распрекрасные сны.***
За окном ещё было темно, когда непонятное свечение, пробившись сквозь решето жалюзи, заставило полусонного Кинни отправиться на поиск разрушителей грёз. Нескольких шагов хватило, чтобы остолбенеть и, интенсивно потирая глаза, изумлённо взирать на картину, от которой давным-давно самолично избавился, оплатив вырученными деньгами рекламное время против избирательной кампании Стоквелла. Хуже того, изображенный на полотне обнаженный парнишка лыбился и нетерпеливо сучил коленками, отчего его аккуратный членик ритмично подрагивал. «Блядь, вроде не принимал ничего…» Брай прикрыл глаза, досчитал про себя до десяти и, открыв вновь, убедился, что наглое наваждение не только никуда не исчезло. Наоборот, портрет стал объёмным, а парень — внешне похожим на Тейлора, который с хорошо знакомым «никогонезамечающимвидом» шарил внутри гомоэротического шедевра, и — найдя раскиданные где ни попадя вещи — оборзев, спрыгнул на пол. Представ из плоти и крови перед окончательно охуевшим Кинни, «Тейлор» неторопливо оделся. Показалось, что сзади мелькнул куцый хвост с крошечной кисточкой на конце. Не ко времени Брай вспомнил, как неоднократно склонял пиздёныша к ношению анальной пробки, украшенной роскошным белоснежным песцом — в самый раз под сливочные округлости, но Джастин категорически отказывался подвергать свою задницу подобным домашним перформансам. — Скучал… — то ли спросил, то ли констатировал двойник Тейлора. — Не особо. — Рассказывай! — недоверчиво хмыкнула хвостатая тварь. — А вот он... точно скучал, — указывая на холст за спиной. — Только глянь, сколько драмы. Картина, превратившись в огромный экран, продемонстрировала Кинни не красоты Нью-Йорка, а мрачную комнатушку, больше походившую на чулан, где подлинный Джастин, прислонившись к обшарпанной стенке, сидел на бывалом матрасе и горько рыдал. Не раздумывая о реальности виденного, Брай кинулся к телефону, потребовать у суки-Тейлора адрес и сообщить, что сейчас же вылетает к нему. Исключительно из дружеских побуждений. Ну и… чтобы Дебс не доёбывалась, если с её ненаглядным Солнышком что-нибудь приключится. — Не сработает, — пояснил липовый Тейлор, в нарастающем довольстве которого считывалось, что без вмешательства чертовщины не обошлось. Сигнал всё-таки был, но телефон «мелкой пакости», валявшийся рядом, действительно не подал признаков жизни. Взгляд, направленный Брайаном на внедрившееся в лофт существо, без слов свидетельствовал о переходе статуса визитёра от некаталогизированного состояния «Необъяснимая хрень» в категорию «Убей Билла». — Полегче, приятель, я три сотни лет не боялся, забыл как это, — осадил непрошеный гость. — Какого хера происходит и что тебе нужно? — Как и тебе, всего лишь развлечься. — Считай, мои девять дюймов уже у тебя под хвостом. — Не так примитивно, красавчик. — Тогда что, блядь, дартс, карты, шахматы?! «Мексиканский поезд»? А может, «Пингвины на льдине»? Охеренно занимательная штуковина. Брайан тут же пожалел, что сболтнул про пингвинов, в них он был не силён. Однажды опрометчиво подарил эту игрушку сыну, а потом, с жесточайшего похмелья, так и не смог обыграть Гаса, под детский смех позорно роняя нелетающих морских птиц с площадок неустойчивого пластикового айсберга. В отместку банда пингвинов, на фоне прочих подарков забытая в лофте, без конца попадалась под ноги и гаденько «жалила», успешно конкурируя за пятки Брайана Кинни с разбросанными повсюду карандашами. — Или, может быть, караоке? — Мои уши не настолько всеядны. — Нечисть театрально отпрянула, схватившись за голову. Брай мог бы поклясться, что и вправду на белобрысой башке промелькнули рога. — Раз с фантазией нынче проблемы, сгодятся и шахматами. Белые — первыми, — подытожила тварь и протянула Брайану кулаки со спрятанными фигурками, а на месте обедневшей картины Атиллы Ричарда Лукаса теперь высветилась «доска» и шахматная позиция. Брайан вытащил чёрную, и их подозрительно было больше. — И на что мы играем? — Странный вопрос. На душу, конечно. — Нечестно. У тебя её нет. — Так я и не проиграю, — резюмировал чёрт и сразу сделал свой ход.