Часть 2
14 октября 2023 г. в 19:25
Сонхва ставит на стол чашку горячего кофе для Чэюн и чашку чая для себя. Кроме приветствий ни он, ни Чэюн ничего не сказали. Сонхва считает, что именно Чэюн должна начать разговор, затронуть обсуждаемую тему; в конце концов, это её работа. Кажется, Чэюн задумалась, решая, с чего начать разговор, и это заставляет Сонхва нервничать. Когда молчание затягивается, Сонхва задаётся вопросом, не стоит ли ему всё-таки начать расспрашивать о Уёне. Он разглаживает рубашку, почти готовый что-то сказать, однако не делает этого, сдерживаясь и отпивая ещё один глоток чая.
В конце концов, именно Чэюн начинает разговор, хотя и нерешительно.
— Уён не собирается присоединиться к нам? — спрашивает она.
— Не думаю, он… — Сонхва замешкался, закрыв глаза, — он заперся в своей комнате. Я могу только предположить, что он подсунул стул под ручку, она не двигается. От него ещё не было ответов, и он ещё не ел.
Чэюн обдумывает его слова. Между её бровями появляется складка, с которой Сонхва хорошо знаком.
— Я думаю, в больнице он немного перекусил, и, судя по тому, что сказали врачи о его истощении, ему всё равно нужно начинать постепенно. Он выйдет, когда проголодается.
— Или ты просто надеешься, что он выйдет, — говорит Сонхва, нахмурившись так же, как и Чэюн.
— Да, я надеюсь, — подтверждает Чэюн. — Я связалась с его школой, она действительно довольно далеко отсюда, и у него выходной до конца недели. Секретарь сказала, что если потребуется больше времени, это тоже не будет проблемой. Я сказала ей, что мы посмотрим, как всё пойдёт. Но я думаю, тебе следует поговорить с Уёном о смене школы, пусть он присоединится к остальным. Может быть, он будет учиться в одном классе с Чонхо.
Сонхва хмурится, услышав это.
— Ты же говорила, что он того же возраста, что и остальные. К тому же, он останется всего на месяц. Наверное, это не такая уж и хорошая идея менять его жизнь так кардинально, а через четыре недели делать это снова.
Чэюн игнорирует последнюю часть предложения:
— Надеюсь, это временно.
— По словам секретаря, в этом году Уён вообще не появлялся на занятиях, а в прошлом году пропустил экзамены в конце года. Я думаю, она была удивлена, услышав, что Уён технически всё ещё числится в школе. Очевидно, его отец позвонил в школу, чтобы уведомить их о переезде и что Уён больше не будет приходить. После этого школа больше не могла с ними связаться, поэтому они решили, что он просто не выполнил надлежащую процедуру отчисления. Когда он вернётся в школу, ему придётся пересдавать годовой зачёт.
— Он совсем не ходил в школу? Уже почти май! — восклицает Сонхва, не в силах поверить, что Уён так долго не ходил в школу — и, судя по всему, в прошлом году он тоже не закончил учебный год, а что уж говорить о времени между ними? Сонхва с трудом осмысливает ситуацию. — Как получилось, что он не был… он… ты сказала… но он не мог быть. Чэюн, пожалуйста, скажи мне, что он не был… прикован так долго, он… это полгода, возможно, дольше.
— Я не знаю, Сонхва, на данный момент нам нужно, чтобы Уён рассказал, что именно произошло. Или надеяться, что его отец во всём признается во время суда.
— Но ведь больше доказательств не нужно? Его и так посадят?
— Да, но детали могут помочь закрыть его на более длинный срок. И, что более важно, знание того, что произошло, может дать нам лучшее понимание того, через что прошёл Уён. С чем ему приходится иметь дело.
Сонхва медленно выдыхает, пытаясь собраться с мыслями. Он отпивает глоток чая и наблюдает за тем, как Чэюн потягивает кофе. На ободке чашечки осталось небольшое пятно от губной помады, почти незаметное, как будто помада никак не могла решить, остаться ей на губах или нет.
— Почему школа не приложила больше усилий, чтобы связаться с ними? Что насчёт полиции? Социальные службы? Как они могли просто позволить ученику не появляться в школе, и не задавать лишних вопросов? — Он замечает, что раздражается, даже злится на школу. На них лежит ответственность, и он не может поверить, что в связи с исчезновением Уёна не было принято никаких мер.
— Его отец сказал им, что они собираются переезжать, и после этого с ним больше нельзя было связаться. Они опирались на ту информацию, которая у них была, — пытается оправдаться Чэюн.
— Ты знаешь правила так же хорошо, как и я, Чэ. Школы не могут отчислить ученика до тех пор, пока не будет подтверждено его зачисление в другую школу, почему они не проследили за этим? Почему они ничего не сделали? Всё могло быть совсем по-другому, — Сонхва умоляюще смотрит на неё, словно надеясь, что она сможет повернуть время вспять для Уёна.
— Я знаю, что они должны были поступить по-другому. Знаю. Но теперь нам нужно исправить их ошибки и разобраться с этим, — говорит Чэюн, а Сонхва сокрушённо опускает взгляд.
— Ты имеешь в виду, Уёну придётся разобраться с этим.
— Да, Уёну. Также тебе и Хонджуну, если вы захотите принять его в свою семью, на что я очень сильно надеюсь, — Чэюн прерывает Сонхва.
— Ты знала, что мы дадим положительный ответ, — качает головой Сонхва. — Если он не окажется физически опасным для других, я не понимаю, как мы можем отвергнуть его. Думаю, у детей не будет проблем с принятием новенького в семью. И мы должны посмотреть, не повлияет ли это на процесс усыновления, поговорить с судьёй. Я не могу давать обещаний, Чэ, но… в данный момент я не понимаю, как я могу отпустить его со спокойной совестью.
Сонхва искренне не понимает, откуда это взялось. Он ещё даже не знает мальчика, — привязанного к кровати, — но уже чувствует ответственность за него. Как и было обещано, он понаблюдает первый месяц. Оценит ситуацию через две недели или около того, поговорит с детьми, посмотрит, смогут ли они все вместе ужиться, но… у него такое чувство, что он знает, к чему это приведёт. Ему не нравится, когда его мозг делает сальто-мортале, но список плюсов и минусов, который он создаёт в своей голове, кажется ему слишком сбалансированным, каждый новый пункт с любой стороны становится переломным.
Чэюн закрывает глаза и глубоко вдыхает. Она выглядит так, словно то, что она собирается сказать, причиняет ей боль.
— Надеюсь, я не подорвала твоё доверие, Сонхва. Я имею в виду, что позвонила тебе и не исключила из списка, хотя ранее вы просили меня об этом. Мне бы не хотелось думать, что ты…
— Не волнуйся, Чэ. Пожалуйста. Я знаю, что ты делаешь свою работу и просто хочешь лучшего для своих подопечных. Но давай вернёмся к теме. Школа не так уж и важна, но есть ли что-то ещё, что я должен знать?
— Секретарь проверила его посещаемость, прежде чем он вообще перестал появляться, и она была в лучшем случае нестабильной. Иногда он пропускал до двух недель без объяснения причин. Телефонные звонки домой всегда заканчивались «он болен», и, соответственно, его оценки были… плохими или вообще отсутствовали, — осторожно говорит Чэюн.
— Меня не волнуют оценки, — почти сердито говорит Сонхва. Он знает, что Чэюн сказала это специально. Сонхва никогда не был одним из тех родителей, которые давят на своих детей, заставляя учиться на отлично. Остальные в целом неплохо учатся, получая в основном удовлетворительные оценки, но это потому, что им это нравится, а Хонджун и он сам оказывают поддержку, где только могут. Но они не контролируют своих детей. Сонхва случайно узнал, что Чонхо занимается с Минги по математике и с Ёсаном по биологии. Они договорились об этом между собой, и он безмерно гордился ими за это, но он будет также гордиться ими, если учёба в школе станет для них испытанием или вообще не будет у них на уме — все они прошли через травму и имели другие проблемы, которые нужно было решить в первую очередь. Счастье его детей перевешивало любые академические успехи, которые Сонхва мог себе представить.
— Я не это имела в виду, — уверяет Чэюн, — это просто ещё одна трудность, с которой ему придётся столкнуться. Но я уверена, что Чонхо и остальные смогут помочь ему, когда дело дойдет до этого.
Сонхва кивает и тут же переходит к следующему вопросу.
— А теперь расскажи мне о его прошлом, Чэ. Я чувствую, что ты тянешь время, рассказывая о его школьных проблемах.
Чэюн смотрит на него мгновение, а затем кивает, возвращаясь к основной теме.
— Ты прав. Этот файл было нелегко прочитать, услышать его будет также нелегко.
Он знает, что это вся подготовка, которую она ему даёт, поэтому готовится к тому, что будет дальше. Это не значит, что у других мальчиков не было тяжелого прошлого. Сан и Чонхо — последний тому пример. Он до сих пор злится, когда вспоминает, как их разлучил первый социальный работник после смерти родителей. Он может только представить себе, как разъярился Сан; он уверен, что в досье это не отражено. Но всё было безуспешно, братьев разлучили и Чонхо поместили в неблагоприятную семью. Чудо, что их дело перешло в руки Чэюн, которая сразу же нашла решение. Всё было исправлено — более или менее: ущерб уже был нанесён, Сан редко покидает Чонхо даже сейчас, но они исцеляются. Сонхва надеется, что они смогут сделать то же самое для Уёна.
— Его мать умерла, когда ему было семь, — начинает Чэюн, не глядя в папку, кажется, что она выучила наизусть эту историю. Может быть, так оно и есть, думает Сонхва, душераздирающие истории всегда легче запомнить. — Он какое-то время оставался с отцом, но год спустя его признали не способным воспитывать Уёна из-за злоупотребления алкоголем. Уён переехал жить к бабушке и дедушке, а его отец отправился на реабилитацию. Его дедушке диагностировали деменцию, когда Уёну было десять лет, и через некоторое время его бабушка позвонила в социальные службы с просьбой передать его приёмным родителям, сказав, что она тоже не может заботиться о нём.
Сонхва закрывает глаза.
— Значит, они просто бросили его?
— Они были пожилыми людьми, Сонхва. Я знаю, это не то, что ты хочешь услышать, но, насколько я могу судить, они делали всё возможное.
— Уён понял это? Я имею в виду, объяснили ли они это ему. Он полностью понял, почему они так поступили? Насколько я вижу ситуацию, он потерял свою мать, видел, как его отец стал алкоголиком, ему пришлось переехать к бабушке и дедушке только для того, чтобы они отправили его незнакомцам, — Сонхва понимает, что переборщил с эмоциями, особенно потому, что он уверен, что они ещё не добрались до действительно тяжёлых моментов. Он делает глубокий вдох. — Извини, пожалуйста, продолжай.
Чэюн смотрит на него с сочувствием во взгляде. Похоже, она тоже собирается с мыслями, бросает взгляд на файл и снова поднимает взгляд. Сонхва не думает, что ей нужно читать его, скорее, она надеется, что файл изменился и не говорит того, что говорила сегодня утром. Она разглаживает страницы, стараясь, чтобы края не загибались.
— Когда Уёну было одиннадцать, его отец боролся за его возвращение. К тому времени он уже два года не пил и имел стабильную работу, и я полагаю, что время было удачным для него, потому что приёмная семья Уёна примерно в тот же период подверглась расследованию из-за отсутствия заботы о детях. Судья посчитал его ответственным и искренним в своих усилиях, и Уён вернулся к нему. Мы не знаем точно, что было дальше. Хотя они всё ещё находились под довольно строгим надзором, подвергались регулярным визитам, последующими наблюдениями и так далее, всё казалось прекрасным. Однако если обратить внимание на школьные записи и тому подобное, примерно через восемь месяцев после того, как он вернулся к отцу, его присутствие в школе стало более нерегулярным. Примерно в то же время его отец потерял работу, и в какой-то момент снова начал пить. Мы не знаем хронологию событий и, возможно, никогда не узнаем, но он определённо был пьян, когда его вчера арестовали. По заключению врача у Уёна истощение, на его теле имеются синяки различной степени тяжести. Он был привязан к кровати, как я уже сказала, вероятно, какое-то время, судя по отметинам на его запястьях, и подвергался сексуальному насилию. Мы не знаем, как долго и как часто. Они проводят анализ ДНК, чтобы выяснить, совпадает ли она с ДНК его отца, хотя именно этого они и ожидают.
Сонхва хочется вырвать. Он чувствует, как желчь поднимается по горлу, и с силой выталкивает её вниз, морщась от кислого привкуса, который она оставляет во рту. Он смотрит на Чэюн широко раскрытыми глазами; ни один из них некоторое время не говорит.
Наконец Сонхва прочищает горло.
— Он был… — его голос срывается, он снова прочищает горло, — он был… его отец… как далеко…
Он не может продолжать, его голос снова срывается, и он не может задать интересующий его вопрос. Больно думать об этом ребёнке — о любом ребёнке — в такой ситуации, прикованном к кровати, и Бог знает, что с ним случилось. Сонхва чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. Он удивлён, что слёзы появились только сейчас, но, возможно, шок помешал ему осмыслить историю мальчика.
— Он был анально изнасилован, Хва. И не один раз, — говорит Чэюн. Прямо, не приукрашивая, словно быстро срывая пластырь. Сонхва издаёт задыхающийся звук, слёзы льются ручьём.
— Как можно делать что-то подобное? С собственным ребёнком? Как… — выдыхает Сонхва дрожащим голосом, — я не понимаю, как это могло продолжаться так долго. Почему социальные службы не проверили их, когда он потерял работу?
— Они облажались, Сонхва, вот почему. Они должны были проверить, но не сделали этого. Предыдущий соцработник ушёл на пенсию, и дело передали другому, у кого были только файлы, и она никогда не встречалась с Уёном и его отцом. Затем она ушла в декретный отпуск, и его дело оказалось в одной куче, а потом в другой. Я не хочу защищать их, правда, не хочу, но мы перегружены работой. К нам приставлено слишком много детей и слишком мало времени. Либо предыдущие визиты на дом были настолько успешными, что они не думали, что потеря работы приведёт к таким ужасным последствиям, либо информация затерялась где-то по пути. Это человеческая ошибка. Человеческая ошибка с огромными последствиями.
— Не они почувствуют эти последствия. Уёну придётся жить с этим, ему придётся преодолеть это и исцелиться. Я знаю, что ваша работа нелегка, поверьте мне, я в курсе и не хочу сомневаться в этом, но я просто… — он замолкает и делает глубокий вдох, — я бы хотел, чтобы мы могли принять их всех, но мы не можем, и это больно.
Он опускает плечи и закрывает лицо руками. Мир несправедлив, он понял это давным-давно, но этот факт не перестает причинять ему боль. Он сосредоточивается на своем дыхании, заставляя свой разум успокоиться с его помощью. Через мгновение он чувствует, как рядом с ним прогибается диван и рука обхватывает его плечо.
— Вы делаете всё, что в ваших силах. Честно говоря, я чувствую себя такой счастливой, зная тебя и Хонджуна. К вам двоим относятся с большим уважением все в отделе. Это нормально, что вы не можете взять их всех. Вы делаете так много добра. И… если вы, ребята, не сможете принять Уёна в долгосрочной перспективе, это не изменит нашего отношения к вам.
Сонхва убирает руки с лица. Он не напрашивался ни на комплименты, ни на одобрение окружающих, хотя в какой-то степени это его немного успокаивает. Он делает это не для того, чтобы получить похвалу, — он и Хонджун делают это не для того, чтобы услышать, какие они замечательные люди. Они делают это ради детей. Дети всегда в центре их внимания. Это не для того, чтобы получить признание других — и, честно говоря, большую часть времени они не чувствуют себя так; их терзают сомнения в том, действительно ли они делают то, что лучше для мальчиков, каждое родительское решение, каждое правило, каждая ситуация, в которой они сталкиваются с травмой — всё это является новым вызовом и поднимает вопрос о том, правильно ли они поступают по отношению к ним.
Вот почему Сонхва беспокоится о том, чтобы приютить Уёна. Он хочет — и, честно говоря, он почти уверен, что они это сделают, — но он боится, что они слишком нагружают себя и не смогут справиться. Что если взяв ещё одного ребёнка, особенно с такой серьёзной травмой — травмами — как у Уёна, это заставит их уделять слишком мало внимания другим детям. Это балансирование, и, по правде говоря, Хонджун и он считают, что у них это неплохо получается, но шестеро детей — это много для любой здоровой семьи, не говоря уже о семье, перегруженной травмами.
Хотя Сонхва знает, что им придётся с этим разобраться. Особенно после того, как он услышал историю Уёна более подробно, они не могут отвернуться от него. Сонхва боится узнать, через что ещё прошёл этот мальчик.
— Спасибо, — запоздало отвечает он Чэюн, которая мягко улыбается в ответ.
— У тебя есть ещё какие-нибудь вопросы? — спрашивает она, и Сонхва на секунду задумывается. По его мнению, она уже рассказала ему самое важное на данный момент, и он не уверен, что сможет вынести ещё что-то прямо сейчас.
— Если нет какой-либо срочной информации, проблем со здоровьем, о которых нам следует знать, аллергии или тому подобного, я думаю, что мне нужно время, чтобы обработать информацию, которую ты мне предоставила, и обдумать её в менее эмоциональном ключе.
Раньше он ненавидел смотреть на детские дела бесстрастно, но теперь понял, что это необходимо. Ему нужно отстраниться — хотя бы ненадолго, — чтобы перейти к способам решения проблемы или планам действий, которые действительно помогут ему и им.
— Насколько показывают медицинские записи, у него нет аллергии или других хронических заболеваний. Как только он поправится и вернётся к нормальному весу, он должен быть полностью здоров, согласно записям. Конечно, мы не знаем наверняка, поскольку его, вероятно, не особо возили к врачу. В больнице сделали несколько анализов крови, как только будут известны результаты, я дам вам знать.
— Хорошо, спасибо, — говорит Сонхва, и Чэюн кивает.
— Я оставлю вам копии файлов, в том числе и медицинских, чтобы вы могли побольше узнать о ситуации и обсудить её с Хонджуном, — говорит она, и Сонхва кивает. Вскоре она уходит, и Сонхва снова оказывается перед дверью Уёна. Он чувствует себя неудачником.