Like Sun to the Darkest Days

      После того, как Уён задаёт вопрос, время словно замирает на мгновение, а затем возобновляет свой ход с удвоенной скоростью.       Уён изо всех сил пытается дышать нормально, и, похоже, с каждым вдохом ему становится всё хуже; Юнхо переводит взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что делать, в то время как Ёсан полностью завис на Уёне. Он выглядит шокированным и обеспокоенным одновременно, не зная, стоит ли ему что-то делать, и если стоит, то что именно. Первым, что неудивительно, реагирует Сонхва, а Хонджун корит себя за то, что по его вине Уёну сейчас не по себе — ведь всё шло так хорошо. — Уён, я обещаю тебе, что всё в порядке. Ранее я сделал всего лишь одну фотографию вас двоих. Мне не следовало делать этого без твоего разрешения, прости. Я удалю её, хорошо? И Хонджун тоже, — мягко заверяет Сонхва, — здесь ты в безопасности, как и раньше. Ты можешь проследить, как я удалю этот снимок.       Уён задыхается, словно рыба выброшенная на берег. Он пытается что-то сказать, но его горло сжимается, и ему требуется несколько попыток, чтобы произнести хоть что-то внятное. — Вы разместили это на сайте? — спрашивает он между вздохами, его голос полон предательства и ужаса. — Они уже идут?       Из его горла вырывается хныканье, а слёзы, скопившиеся в глазах, стекают одна за другой. Хонджун чувствует, как его сердце разбивается на миллион осколков. — Я ничего не размещал в интернете, и никто не придёт, обещаю, — тихо говорит Сонхва, у которого тоже срывается голос. Уён краснеет от нехватки кислорода. — Можешь снова попробовать подстроиться под моё дыхание? Мы поговорим об этом, когда тебе станет легче дышать, хорошо?       Хонджун ловит взгляд Сонхва и кивает. Когда Сонхва начинает громко дышать, Хонджун начинает тихо говорить. — Вдох… и выдох, медленно и спокойно. Вдох… и выдох. Я знаю, у тебя получится, не торопись. У тебя чудесно получается. Вдох… выдох.       Похоже, Уён действительно воспринимает слова и реагирует на них, что не может не радовать. Хонджун может сказать, что тот пытается синхронизировать своё дыхание с дыханием Сонхва, но у него не совсем получается, он всё ещё слишком напряжён. Руками он словно пытается ухватиться за что-то, но этого что-то просто нет рядом. — Ты большой молодец, — мягко повторяет Хонджун, — не пугайся, но Юнхо сейчас встанет и пойдёт за твоим лисёнком в гостиную, ладно? Ты обнимешь его и сможешь заземлиться. Не волнуйся; он будет двигаться очень медленно и не подойдёт к тебе слишком близко. Сейчас тебе нужно сосредоточиться только на своём дыхании, договорились?       Хонджун смотрит на Юнхо, и его сын медленно отодвигает стул, чтобы встать. Уён вздрагивает от лёгкого шума, что заставляет Юнхо остановиться на полпути. Сын неуверенно смотрит на Хонджуна, и он кивает старшему, чтобы тот продолжал. — Всё в порядке, Уён, это был всего лишь стул. Если ты посмотришь налево, то увидишь, что это Юнхо встал. Это всё, что происходит, обещаю. Попробуй ещё раз подстроиться под дыхание Сонхва, у тебя так хорошо получается. Я горжусь тобой.       Сонхва начинает делать более глубокие и интенсивные вдохи, и Уён поворачивается, чтобы посмотреть на него. Он всё ещё выглядит испуганным, и Хонджун не может понять, связано ли это с фото или ещё и с тем, что из-за гипервентиляции он чувствует удушение. Руками мальчик до сих пор ищет, за что бы ухватиться, и Хонджун с удовольствием предложил бы свои руки Уёну, но знает, что не может сделать этого. Он и сам не в состоянии сейчас сдвинуться с места, а Юнхо в любом случае принесёт лисёнка. — Здесь ты в безопасности, Уён, мы рядом и защитим тебя. Вдох-выдох. Намного лучше. Вдох… и выдох, — тихо повторяет Хонджун. Он поворачивается к двери, когда слышит возвращение Юнхо. Мальчик останавливается, ожидая дальнейших указаний. — Хорошо, Уён. Юнхо вернулся, теперь он подойдёт к тебе. Очень медленно, чтобы ты не волновался. И он не подойдёт ближе, чем нужно. Он просто протянет тебе лисёнка, ладно? Ты можешь просто взять его, если хочешь. Тебе необязательно делать это, но в любом случае он будет рядом. Смотри, лисёнок здесь, и Юнхо не станет подходить к тебе слишком близко.       Уён бросает взгляд в сторону Юнхо, прежде чем смотрит на мягкую игрушку, которую ему протягивают. Хонджун рад, что Юнхо слегка присел, чтобы не нависать над Уёном. Его сын заметно нервничает. — Не забывай дышать, Уён, — напоминает ему Хонджун, когда мальчик кажется слишком ошеломлённым, чтобы действовать, — слушай Сонхва, вдох… выдох.       Уён медленно протягивает обе руки, чтобы схватить лисёнка, и притягивает его к своей груди, как только игрушка оказывается у него. Он начинает сжимать его рефлекторно и беспорядочно. Это наводит Хонджуна на мысль. — Как думаешь, сможешь ли ты сжимать лисёнка, когда Сонхва вдыхает, и отпускать, когда он выдыхает? Как насчёт того, чтобы попробовать? Ты так хорошо справляешься, Уён. Я правда горжусь тобой, — Хонджун рад видеть, что Уён следует его указаниям. Поначалу всё немного шатко и не совсем подстраивается под ритм дыхания Сонхва, но шаг за шагом становится стабильнее и, похоже, влияет на его собственное дыхание.       Спустя несколько, казалось бы, бесконечных минут с поддержкой и ряда заминок, Уён полностью вторит дыханию Сонхва. На лице мальчика застыло выражение страха, а слёзы по-прежнему свободно стекают по щекам, но теперь, по крайней мере, им не нужно беспокоиться о том, что он потеряет сознание прямо сейчас. — Вот и молодец. Чувствуешь себя стабильнее? — спрашивает Сонхва. Уён продолжает делать контролируемые вдохи, и вопрос не сразу доходит до него. — Да, — выдыхает он дрожащим голосом. — Рад это слышать, — продолжает Сонхва. Он достаёт свой телефон, отчего Уён снова вздрагивает. — Всё в порядке, с тобой ничего не случится. Я покажу тебе фотографию, хорошо? И ты убедишься, что она единственная. Я удалю её из своей галереи и позабочусь о том, чтобы она также исчезла и из корзины. А потом ты сможешь проверить это ещё раз, хорошо? Хонджун тоже удалит её.       Уён крепко прижимает лисёнка к груди, и из его уст снова вырывается тихое хныканье. Однако он кивает, и Хонджун чувствует облегчение, словно гора упала с плеч.       Сонхва выполняет то, что обещал: показывает Уёну фотографию, затем удаляет её со своего устройства и подносит телефон к Уёну, чтобы тот взял трубку и проверил. Уён берёт телефон дрожащими руками: лисёнок остаётся у него под подбородком и между рук.       Закончив, он по-прежнему настроен подозрительно и не до конца доверяет ситуации, но всё же появляется надежда, что это поможет ему успокоиться.       Хонджун медленно достаёт из кармана свой телефон, а Уён с опаской наблюдает за ним. — Прежде чем я удалю это, — нерешительно начинает Хонджун, — ты не возражаешь, если я пришлю фото тебе? Ты будешь единственным человеком, у которого оно есть.       Очевидно, что этим вопросом он застаёт Уёна врасплох, но, несмотря на то, что Хонджун понимает, что мальчик подозревает ловушку, через несколько секунд он кивает. Однако, похоже, мальчик не совсем понимает, почему Хонджун спросил его об этом.       Он и сам не совсем уверен, если быть до конца честным, но в этом фото есть что-то настолько чудесное, что ему не хотелось бы утерять его навсегда. И возможно, настанет время, когда Уён сможет оглянуться на эту фотографию и улыбнуться. — Хорошо, я отправлю её на твой телефон, а затем удалю из своей галереи и из чатов с Сонхва и с тобой.       Уён кивает, крепче прижимая игрушку. Хоть он больше и не паникует, дыхание по-прежнему затруднено. Кажется, что он всё время забывает об этом, и ему нужно сознательно напоминать себе о необходимости вдохнуть кислород.       Теперь, когда всё остальное утихло, дрожание его рук стало более очевидным.       Хонджун вздыхает и занимается делами в телефоне. Когда фотография была отправлена ​​Уёну и удалена с его телефона, Сонхва снова обращается к нему. — Мне очень жаль, Уён, кажется, мы продолжаем совершать ошибки по неосторожности, и я надеюсь, что мы сможем извлечь из этого урок, — говорит он.       Уён, кажется, внимает словам, но не отвечает. Он больше не смотрит ни на кого из них, а просто уставился в свою почти пустую тарелку. Секунды тянутся бесконечно долго, но все словно застыли в пространстве. Юнхо и Ёсан не произнесли ни слова с тех пор, как началась вся эта суматоха с фотографией, и они до сих пор не уверены в том, что им следует или не следует делать, предпочитая просто хранить молчание. — Её действительно больше нет? — спрашивает Уён через некоторое время. Он тут же сжимается, словно ожидая, что на него накричат ​​за такой вопрос. — Её действительно больше нет, — говорит Сонхва, и Хонджун одобрительно хмыкает в подтверждение. — Этого нет на сайте? — снова спрашивает Уён, в его голосе сквозит испуг. — Этого нет нигде в интернете, и мы никогда ничего не будем публиковать о тебе в интернете, — обещает Хонджун, хотя он может только представить, насколько пустым звучит это обещание, учитывая, что Сонхва сделал снимок без согласия — ни один из них даже на секунду не подумал о том, что этот невинный снимок может обернуться чем-то серьёзным. — Они не придут сюда? — от этих вопросов у Уёна перехватывает дыхание. Он по-прежнему неотрывно смотрит на стол, агрессивно теребя лисёнка. — Никто не придёт, — говорит Сонхва и спустя мгновение спрашивает: — Кто, по-твоему, должен прийти?       Хонджун полностью опустошён. Он хочет, чтобы Уён ответил, но в то же время боится, каким может быть ответ — ведь ясно, что ничего хорошего в нём нет, а значит, возникает вопрос, насколько всё плохо. — Люди с сайта. Люди, которые платят деньги, — шепчет Уён и тихо всхлипывает, — я не хочу, чтобы они возвращались.       Хонджун закрывает глаза и медленно выдыхает. Ему хочется броситься вперёд и обнять мальчика, никогда не отпускать его, пообещать ему снова и снова, что никто и никогда больше не придёт и не сделает с ним ничего подобного. Ему почти больно от того, что он не может этого сделать, поэтому он даже не хочет представлять, какую боль испытывает Уён. — Они никогда не вернутся, — мягко говорит Хонджун, — теперь ты в безопасности. Здесь ты в безопасности. Мы не позволим, чтобы с тобой снова случилось что-то подобное. — Я могу найти другую работу, — внезапно обещает Уён, — я могу расплатиться с тобой за этот месяц другим способом.       Слёзы всё ещё текут по его щекам, но в выражении на его лице полно решимости. Его руки начинают трястись ещё сильнее, пока он ожидает вердикта, ждёт, будет ли принято его предложение.       Хонджун ошеломленно молчит, и Сонхва, похоже, тоже. Уён воспринимает это как отказ от своего предложения. Он снова всхлипывает. — Я буду хорошим, обещаю. Обещаю, я стану лучше, — плачет он, и Хонджун больше не может этого выносить. — Ты уже хороший, Уён. Тебе больше ничего не нужно делать. Ты замечательный. Ты славный ребёнок, — говорит он. Его горло словно сжимается, и он чувствует, как в уголках глаз скапливаются и покалывают слёзы. — Ты не должен нам ничего платить. Ты ничего нам не должен. Мы лишь хотим, чтобы ты был в безопасности.       Уён мотает головой из стороны в сторону. — Не лги, не лги, не лги, — бормочет он. Звучит почти сердито, или, может, лучше сказать, расстроенно. Хонджун не знает, как убедить мальчика в том, что ему не придётся давать деньги за проживание у них. Он смотрит на Сонхва, пытаясь понять, есть ли у его мужа хоть какая-то догадка, что делать дальше, но тот выглядит таким же растерянным. — Мы не обманываем тебя, — медленно начинает Хонджун, — может быть… может быть, сейчас подходящий момент, чтобы сделать шаг назад. Ты всё ещё находишься в состоянии стресса, и я не уверен, что этот разговор пойдёт тебе на пользу. Тебе нужно время, чтобы как следует успокоиться и стабилизировать дыхание. Мы могли бы переместиться в гостиную и посмотреть что-нибудь… или…       Он пытается придумать другое занятие, которое не предполагает, чтобы Уён снова оставался один в своей комнате столько времени, сколько он считает необходимым, но терпит неудачу — в его мозгу слишком много мыслей, чтобы думать ясно. — Хочешь потусоваться в моей комнате со мной и Юнхо? — внезапно предлагает Ёсан. — Мы можем стырить у Сана Nintendo и подключить её к Nintendo Юнхо, чтобы устроить гонки друг с другом.       Хонджун думает, что это неплохая идея и как бы ему ни было грустно это признавать, он прекрасно понимает, что Уёну комфортнее с мальчиками — особенно с Юнхо, а после сегодняшнего дня, возможно, и с Ёсаном, — чем с ними. Вполне понятно, что они (не по своей вине) являются для мальчика стрессовым фактором и вызывают у него гораздо большее беспокойство и страх, чем ребята.       Кажется, что все затаили дыхание, ожидая ответа Уёна. — Мне разрешено? — тихо спрашивает Уён. — Конечно, тебе можно, — говорит Сонхва, грустно улыбаясь мальчику. — А что насчёт наказания?       Хонджун начинает испытывать лютую ненависть к этому слову. В их семье оно никогда не несло особой смысловой нагрузки — в основном его бросали вскользь и по большей степени в шутливом тоне, — но Хонджун не думает, что когда-нибудь сможет использовать его снова в прежнем значении. Это слово неприятно ложится на язык, а от его звучания по позвоночнику пробегает дрожь. — Ты не сделал ничего плохого, — напоминает ему Сонхва, наверное, в сотый раз с тех пор, как мальчик приехал в прошлый вторник. Хонджун рассеянно замечает, что с того момента уже пролетела целая неделя. — Я заставил тебя удалить фотографию, я был слишком эмоционален, — говорит Уён. В голосе снова сквозит дрожь, но видно, что мальчик отчаянно пытается держать себя в руках. — Ты имеешь полное право просить нас об этом. Я тот, кто перешёл черту, и хорошо, что ты об этом высказался. Если что-то тебя беспокоит, мы с Хонджуном хотим знать об этом, чтобы скорректировать своё поведение. Мы не всегда знаем, как лучше, и не всегда понимем, что ты чувствуешь, поэтому иногда нам может понадобиться твоя помощь.       Уён чувствует неловкость после этих слов. — Пойдём, — говорит Ёсан, не позволяя неловкому молчанию затянуться. — Хорошо, — шепчет Уён. Ёсан радостно улыбается и встаёт. Хонджун замечает, что его сын направляется не к двери, а останавливается перед Уёном. Он протягивает руку, чтобы мальчик схватился за неё, и ждёт.       Уён смотрит на руку такими же широко раскрытыми глазами, и после нескольких напряжённых моментов Хонджун готов сказать ему, что всё в порядке и что он не обязан. Однако, как только он открывает рот, чтобы заговорить, то чувствует руку на своей руке и поворачивается к Сонхва. — Подожди, — говорит его муж.       Хонджун чувствует, как по его коже пробегают мурашки: он не создан для подобных ситуаций. Не то чтобы он был нетерпелив, хотя некоторые могут с этим не согласиться, просто он чувствует тревогу, исходящую от Уёна, и хочет покончить с этим как можно скорее. Но Сонхва оказался прав, остановив его, потому что через ещё небольшой промежуток времени дрожащей рукой Уён медленно отцепляется от лисёнка и принимает предложение Ёсана.       Уён, как и все остальные, удивлённо смотрит на сплетённые руки. Его дыхание немного сбивается, когда Ёсан слегка тянет его. — Пойдём, — снова шепчет он, и Уён кивает, словно в трансе. Вместе они выходят из кухни, не сводя глаз с рук Уёна.       Громкий выдох Сонхва напоминает Хонджуну о необходимости дышать. Его сердце колотится с бешеной скоростью, и он кладёт руку на грудь, словно хочет надавить на неё, чтобы успокоить. — Тебе стоит присоединиться к ним, милый, — говорит Сонхва. Для Хонджуна всё вокруг звучит так, словно он в вакууме: в ушах у него стоит лёгкий звон. — Сначала я помогу с посудой, — предлагает Юнхо. Хонджун смутно осознаёт, как его старший встаёт, чтобы убрать свою тарелку, а затем идёт за тарелками Уёна и Ёсана. — Ничего страшного, если ты просто поставишь их на стойку, мы с Хонджуном сделаем всё остальное.       Хонджун делает глубокий вдох; звон прекращается, и он встряхивает головой, чтобы вернуться в реальность. — Но ты и так в одиночку готовил ужин, — возражает Юнхо, но смотрит на дверь в коридор.       Хонджун посмеивается: — Не стоит, родной, мы знаем, что ты хочешь присоединиться к ним.       Юнхо всё же подхватывает парочку пустых тарелок и мисок с гарнирами, ставя их на стойку, после чего кивает. — Хорошо. Спасибо за ужин, было очень вкусно, — говорит он. Никто не упоминает о неожиданном финале ужина — говорить тут не о чем. — О, и Юнхо, — говорит Сонхва, явно о чем-то вспоминая. Юнхо замирает и поворачивается к нему. — Мы на самом деле хотим пойти со всеми вами в поход в горы, но мы не уверены, что Уён сможет осилить его. Он очень быстро устаёт, и мы беспокоимся о том, как он отреагирует на это на открытом воздухе, в присутствии всех нас. Лучше будет запланировать поход в более подходящие выходные.       Юнхо понимающе кивает и уходит вслед за Ёсаном и Уёном. — Будьте с ним помягче, — говорит Сонхва, когда сын уже стоит в дверях с обеспокоенным видом. Хонджун знает, что его мужа беспокоит не то, что их дети не будут аккуратны с Уёном — они доказали, что невероятно милы и дружелюбны с мальчиком, — а скорее, в сложившейся ситуации.       Юнхо тихонько закрывает за собой дверь, а Сонхва, облокотившись на стол, прячет лицо в ладонях.       Хонджун встаёт, чтобы сполоснуть тарелки и поставить их в посудомоечную машину, давая мужу немного собраться с мыслями. Вскоре Сонхва присоединяется к нему, и в тишине они вместе убирают кухню. — Нам следует позвонить в полицию, — говорит Сонхва, вытирая ножи, которые передает ему Хонджун. — Я могу сделать это завтра. Звонить сейчас, наверное, уже слишком поздно. — Хм, — соглашается Сонхва, — думаешь, они знают? — О каком сайте беспокоился Уён? — Ага.       Хонджун чистит сковороду, обдумывая свой вопрос. — Возможно. В конце концов, они конфисковали ноутбук и телефон его отца. И, — он мешкает. Хонджун не задумывался об этом раньше — не позволял подобным мыслям заполнить свой разум — но теперь это кажется слишком навязчивым. — Я имею в виду. Думаю, в этом есть смысл. Что был сайт. Не будешь же звонить в дверь, чтобы найти людей, которые…       Он замолкает.       Людей, которые хотят воспользоваться четырнадцатилетним мальчиком.       Людей, которые платят деньги за насилие над детьми.       Людей, которые получают удовольствие, видя, как ребёнок страдает. — Думаю, нет, — шепчет Сонхва, который не нуждается в продолжении фразы, чтобы понять концовку. Хонджун передаёт ему сковороду и начинает вытирать стол. — Я просто… как можно так поступать с собственным ребёнком? Или с любым другим ребёнком? Да и вообще с человеком? Он… он разместил фотографии в интернете, чтобы… прорекламировать своего сына? Это оно? Это то, что имел в виду Уён? У меня просто в голове это не укладывается. Как кто-то может так поступать? Как он может спать по ночам?       Хонджун небрежно бросает тряпку в раковину. Взяв из рук Сонхва сухую сковородку, он ставит её на чистый стол и снова смотрит на мужа. — Не думаю, что есть смысл пытаться понять, что творилось в голове у этого человека. Это не стоит нашего времени, и нет ни одного ответа, который мог бы оправдать или даже объяснить всё, что произошло. Это мерзко. Давай не будем заниматься размышлениями об этом и самокопанием. Нам нужно позаботиться о Уёне, давай постараемся понять его лучше.       Сонхва хмыкает. — Я просто сфотографировал их без задней мысли о том, что делаю что-то не так. Они выглядели такими милыми и… я даже не подумал. Фотография предназначалась только для тебя. Чтобы ты мог узнать, как обстоят дела дома, — говорит он. Хонджун подходит к нему ближе и кладёт руку на затылок Сонхва, притягивая его голову так, чтобы их лбы соприкасались. — Всё нормально. Мы больше не будем этого делать. Мы извинились, теперь мы осведомлены лучше. Он успокоился; он с детьми.       Сонхва закрывает глаза и поджимает губы. По его щеке скатывается одинокая слеза, и Хонджун вытирает её свободной рукой, нежно прижимаясь ладонью к лицу мужа.       Они разделяют одно дыхание на двоих в этом молчании. — Я буду чувствовать себя виноватым какое-то время, — говорит Сонхва. Хонджун нежно сжимает его шею. — Я тоже, — признаётся Хонджун. — Ты не сделал ничего плохого. — И ты тоже. Мы не можем знать всех вещей, Хва. Может, и не удивительно, что мысль о том, что у кого-то есть его фотографии, пугает его, но это всего лишь мысль. В ретроспективе. Мы учимся по ходу дела. У нас совершенно нет опыта переживания травм такой степени, как у Уёна, так что нам нужно немного сбавить обороты. Давай сегодня почувствуем себя виноватыми, чтобы завтра двигаться вперёд.       Сонхва выдыхает и целует уголок губ Хонджуна. — Мальчики так хорошо ладят с ним, — говорит Сонхва на выдохе, — Уён взял его за руку.       Хонджун не может сдержать смешок неверия, вырывающийся из его горла, думая об этом. — Они особенные. Все они.       Теперь на лицах обоих сияет улыбка. — Что мы сделали в нашей прошлой жизни, чтобы заслужить их? — задаётся вопросом Хонджун. — Не знаю, но это должно было быть что-то великое. — Мы слащавые дурачки, — говорит Хонджун, морща нос. Сонхва фыркает, отстраняясь от него. — Это всё из-за тебя, — говорит он, и Хонджун пожимает плечами — нет смысла отрицать это, но он ловко меняет тему. — Во сколько остальные ребята вернутся домой?       Сонхва бросает взгляд на кухонные часы, и Хонджун вторит ему. Полдевятого. — Кажется, Минги говорил что-то о том, чтобы сесть на автобус в девять, но они собирались написать сообщение. — Пойдём в гостиную? — спрашивает Хонджун. — Да, пожалуйста. — Дуй на диван, я приготовлю чай, — говорит он и наполняет чайник водой.       Когда он входит в гостиную с большими кружками дымящегося чая в каждой руке, Сонхва сидит на диване, который ранее делили Уён и Ёсан. Он укутан в плед, который тут же распахивает, увидев мужа.       Хонджун с радостью ставит кружки на стол и прижимается к Сонхва, что укрывает их обоих пледом.       Сонхва есть и всегда будет его домом, радостно думает он, вдыхая его запах.