Исход

             Всего неделю назад они были слишком счастливы, чтобы Аркаша хотя бы на мгновение мог вообразить, что может быть так плохо теперь. Марин нехило прокатил его на эмоциональных качелях, всё произошло так неожиданно.              Всего неделю назад его ничуть не бесил бесконечный дождь, сейчас слишком громко стучащий по подоконнику, наоборот он будто добавлял какого-то особого шарма тогда.              Всего неделю назад так хотелось жить. А теперь?              Сердце отбивает по грудной клетке почему-то очень громко, кажется этот звук заполняет полупустую тёмную комнату полностью, бьёт неприятно по ушам. Хочется тишины, но как раньше, такой приятной, успокаивающей, а сейчас наоборот она какая-то обволакивающая, чем-то мерзким давит на уши, так что кажется если не редкие удары сердца, то перепонки попросту лопнут.              Дышать трудно, он изредка глотает воздух большими порциями, просто потому что надо. Холодные руки, увитые множеством тонких синих сосудов, проступивших из-за стресса, мелко тряслись. Аркаша пытался тереть их друг о друга, чтобы хоть как-то согреться, но его могло спасти только подаренное когда-то Марином тепло, ведь в квартире было отнюдь не холодно, батареи работали исправно, даже слишком хорошо, но вот парня это никак не спасло, он даже не замечал, что в комнате достаточно душно. Его морозило, крупная дрожь непослушно отвоёвывала себе всё тело полностью.              Он пытался привести мысли в порядок, собрать их в кучу, но как бы сильно Аркадий не сжимал свою бедную голову, которая болезненно ныла, заваливаясь вперёд, потому что казалось, что с каждой секундой она становилась всё тяжелее, это никак не помогало ему поймать, всё съедающие его изнутри, мысли.              Хотелось кричать и плакать, но в то же время было страшно пошевелиться, казалось, что сделать сейчас любое движение просто невозможно.              Оказывается такое бывает не только в дешёвых драмах, где актриса всегда переигрывает боль от расставания, Джохана всегда раздражало, что там из этого делали такую муку. Будто она и вправду умирает? А теперь всё казалось не так уж и неправдоподобно. Зачем любовь убивает... Зачем он вообще ему доверился, зачем сохранял все слова в душе, если теперь они так жгут, разъедая изнутри.              За окном становилось всё темнее, дождь постепенно прекращался, но облака наоборот сильнее наслаивались друг на друга пряча полную луну.              Аркаша наконец смог хотя бы немного прийти в себя, откидываясь на кровать, чуть расслабляется. Закрыл глаза, зажмурился до белых ободочков, начиная с силой тереть лицо, случайно царапая себя ногтями, но не обращает на это внимание.              Мысли собираются, он приходит в себя как после сильного удара, когда первые мгновения ты вообще не можешь понять, что произошло и где больше болит, а потом ощущения формируются, помогая окончательно не сойти с ума от неопределённости.              Хочется пить. Пока что безобидное желание обычной воды, организм только спустя две почти полные кружки ледяной жидкости понял, что этого недостаточно. Залить бы всё это чем-то, утопить чувства в горьком спирте. Забыться.              Пробивает на тяжёлый кашель, холодная вода ударила по непривыкшему горлу парня. Уже слишком поздно, чтобы идти куда-то, поэтому он всеми силами подавляет в себе желание напиться.              — «Нужно рассудить сейчас.» — кивает сам себе, потому что у завтрашнего дня очень мало шансов так же сберечь его от алкоголя.              А о чём рассуждать? Что его попросту кинули, о том, что для кого-то важнее всё что угодно, но не Аркаша. На его чувства изначально было плевать? С самого начала Марин планировал просто поиграть, а потом бросить. Все те ласки ничего не значили, слова пустой звук. Зачем тогда было всё это говорить? Зачем строить совместные планы тихими ночами в тёплых объятьях друг друга. Зачем было врать, давать ложные надежды...              — «Что я тебе сделал? В чём провинился? Просто скажи и я исправлюсь. Я ведь готов на всё что угодно, просто давай поговорим как раньше.»              Как раньше. Полная до краёв ванна, так что из-за каждого лишнего движения вода так и плещет наружу, растекаясь по белой плитке. Аркаша мирно лежит между широко расставленных ног летсплейщика, невзначай поглаживая его коленку, чувствуя на своей макушке подбородок Мармока, умиляясь их милой позе. За плечами только что проведённая страстная ночь, всё ещё напоминает о себе лёгкой усталостью, мышцы, как после приятной тренировки, немного тянут, но Аркадию это откровенно нравится. Он хочет больше, хочется так, чтобы куда взгляд не брось всё в оставленных Мармоком метках. Каждый сантиметр тела слишком явственно помнит эти жаркие прикосновения, губы всё ещё ощущают тяжесть давящих губ летсплейщика, шея – томное дыхание, неразборичвые слова, она помнит руку, которая в порыве страсти сдавливала её, впечатывая в мокрую постель. Но больше всего тяжело сердцу, ведь оно хранит в себе любовь, в которую так поверило, что теперь не может собрать себя по частям.              Не верится, что всё происходящее реальность. Может всё-таки ему приснилось? Ущипнул себя, но нет, видимо не спит. За окном совсем тихо, даже машин нет, только приглушённый свет фонарей разрезает тьму, изредка мерцая. Аркадий открывает окно нараспашку, подставляя лицо под холодный осенний ветер, долго смотрит вниз, выставляет руки вперёд, рассматривая их, вспоминая как совсем недавно их сжимали большие ладони Марина. Внизу большие лужи, отсвечивают мелкими бликами, завораживая парня. Какой-то одинокий человек бежит домой, оглядываясь по сторонам. Интересно, что там Марин делает. Спит наверное, ведь уже так поздно.              — «Ну да, он же уже в том возрасте, что за режимом следит.» — улыбнулся Аркадий, припоминая, как летсплейщик переживал иногда, что они поздно ложатся.              Спит на своём диване один или... с ней. Обнимает ли её так же, говорит ли те же слова? Никак не может найти хоть какие-то аргументы, чтобы думать, что всё не так.              — «Он ведь оставил меня... из-за неё.»              Потому что так легче, потому что привычнее, потому что так не опасно.              — «Марин, для тебя важнее деньги? Важнее чем наши чувства или... или они были только у меня, а я просто слепо тебе верил?»              Холодный ветер сквозит, охлаждая квартиру, заставляя парня громко кашлять, потому что он постепенно заболевает. Крепко цепляется за низкую раму, отгоняя ужасные мысли, хотя бы ради того, чтобы посмотреть на рассвет. И правда, кажется восход солнца он в последний раз видел в далёком детстве, когда засиживался до самого утра над своей первой песней.              Счёт времени казалось совсем потерялся, он не сможет сказать, как долго уже стоит смотря на ночное небо, которое тягуче медленно светлеет, разгоняя тёмные тяжёлые облака, всё ещё наполненные дождём, который обязательно пойдёт днём. Но пока что есть возможность насладиться неярким светом, выплывающего из-за высотки напротив, солнца. Сначала тоненький ободочек медного шара, приветливо выглядывает, озаряя собой туманные улицы. Оно отсвечивает от окон домов, заглядывая в каждое из них, пытаясь разбудить какого-нибудь ленивого человека, забывшего задёрнуть шторы. Неспешно идут какие-то люди, они не обращают внимания на яркое солнце, от которого Аркадий не может оторвать взгляд уже минут пять. Всё приобретает цвета, будто оживает, наполняясь жизнью. Небо меняет ярко жёлтый оттенок на привычно голубой, снова пуская несоразмерно большие облака, которые пытаются снова нагло закрыть солнце, но оно не сдаётся, пробивается лучами, согревая кутающихся в куртки из-за буквально ледяного ветра людей.              Аркаша всё ещё стоит у окна, выглядывает, как будто что-то ищет, но его взгляд ни за что не цепляется и он просто бегает глазами туда сюда. Глаза слезятся, но он всё списывает на ветер, никак не хочет признаваться себе, что больно.              Нужно начать что-то делать, чтобы хоть немного отвлечься. Наверное стоит сходить за едой, потому что холодильник полностью пустой, а вера в то, что аппетит вернется пока ещё есть.              Накидывает какую-то кофту, прямо на домашнюю футболку и спортивки, выходит на улицу. Знакомая дорога до ближайшего магазина, он никак не может сфокусироваться на происходящем, кто-то даже здоровается, но лица людей размыты, для Аркадия не существует остальных, прям как в каком-то ебаном фильме. Дрожь пробирает до костей, потому что он слишком легко одет для глубокой осени, дождь срывается, опять погружая мир в серые цвета.              Берёт какую-то кашу просто чтобы оправдаться перед собой, прекрасно понимая, что не съест её. Проходя мимо алкоголя задерживается, пытаясь хоть что-то противопоставить неистово кричащему желанию напиться, в глубине души понимая, что если не возьмёт сейчас, то всё равно вернётся вечером.              Раньше день как будто не тянулся так долго, кажется прошёл час, смотришь, а там минут пять, не больше. Так пусто в душе, не знаешь куда себя деть, что начать делать, лишь бы только хоть на секунду отвлечь себя от гнетущих мыслей. Дышать опять тяжело, но теперь из-за насморка, голова разболелась и отяжелела, он прилёг на диван забываясь беспокойным сном, но сон никак не помогает, наоборот когда просыпается, то появляется чёткое ощущение, что он заболел. Но Аркадий не придаёт этому какого-то особого значения, даже не собирается обжечь горло кипятком, как делал всегда.              С приходом вечера возвращается жгучее желание забыть обо всём, а это представляется возможным только если всё же напиться. Теперь мыслям в голове тесно, он больше не может анализировать происходящее, быстро находит нужный номер доставки, скидывает деньги и ему неожиданно быстро привозят два больших чёрных пакета.              Аркаша смотрит на них, не хочет признаваться себе, что проиграл. Но постепенно сдаётся, пьёт быстрыми глотками, сморщиваясь из-за резкого вкуса, от которого так отвык. Почему-то быстро пьянеет, но не осознаёт этого.              На столе появляется всё больше пустых бутылок, голова наклоняется ниже, кружится, мысли не покидают её, а наоборот в хаосе метаются, путаясь друг с другом. Из-за того, что он целую неделю ничего толком не ел, попросту забывая про приёмы пищи, сил ничтожно мало, так они ещё и с каждым глотком бессовестно покидают его в двойной пропорции. Квартира медленно погружается в привычную тьму, Аркадий сам не помнит, когда в последний раз зажигал хоть какой-то свет, он отпускает ситуацию, уже не останавливаясь допивает последние две небольшие бутылки какого-то сильно крепкого пойла, откидывается на скрипучую спинку стула, закрывая немного красные глаза.              Ему плохо, потому что не может человеческий организм так долго жить питаясь одним воздухом, так ещё и подвергаться обморожению. Ему кажется, что ещё совсем чуть чуть и он упадёт на пол, а подняться так и не сможет. Но нет, какой-то резкий прилив сил, которые появились будто ниоткуда, казалось второе дыхание открылось, помогая ему подняться, достать какой-то потрёпанный лист, отыскать ручку и сесть обратно.              — «Хочу выговориться... может в последний раз....»              Руки дрожат, он так давно ничего не писал просто на листке, кажется уже и сам не помнит как выглядел его почерк. Первые буквы даются тяжело, он медленно выводит каждую из них, сначала просто вспоминая как делал это раньше.              — «Марин, знаешь, я верил тебе всегда. Как ты там? Всё так же счастлив? Будто ничего не изменилось с тех пор как ты ушёл, вот только мне отчего-то так больно. Но, главное, чтобы у тебя всё было хорошо. Ведь теперь всё так как ты хочешь... Да? Я надеюсь ты никогда не узнаешь, что я чувствую, потому что это наверное будет тебя как будто к чему-то обязывать, а я этого не хочу. Хотя бы ты живи спокойно, не переживай обо мне. Я разберусь сам. Обещаю.»              Сам не заметил, что заплакал, так тихо, только грудная клетка болезненно вздрагивает и слёзы на листик капают, сморщивая его.              — «Я не хочу чтобы ты тоже страдал. Знаешь, мне почему-то страшно. Страшно от осознания, что моё будущее будет без тебя. А будет ли? Марин, я боюсь.»              Пишет без раздумий, толком предложения не формулирует, понимая, что всё равно никто никогда это не прочитает, а он сам точно не решиться это сделать. Потому что слишком честно, слишком интимно, от самой души.              — «Марин, всё что ты говорил неправда? Всё что делал.. это хоть что-то для тебя значило? Для меня ты стал всем. Я помню каждое твоё касание, твои слова, признания. Помню о чём мечтали той ночью. Твои обещания. Неужели ты всё забыл? А теперь я сижу здесь один, в тёмной квартире. Теперь так тяжело быть одному, так не хватает твоих шуток, смеха, да пусть ты хоть злись, можешь ругаться на меня, можешь избить. Просто обрати на меня внимание, вспомни. Мне тебя не хватает. Дай мне ещё хоть раз почувствовать себя живым. Я отдал бы всё, лишь бы увидеться с тобой, вновь ощутить твоё тепло, услышать мягкий голос зовущий меня по имени, почувствовать твои губы на своих. Пусть это окончательно меня сломает, пусть это меня убьёт. Я ни на мгновение не пожалел о проведённом времени, о том, что так сильно привязался к тебе, поэтому я совсем не понимаю людей, которые говорят – лучше бы я его никогда не встречал. Нет, для меня наоборот – ты лучшее, что со мной случалось. Хоть и сделал мне так больно, но я никак не могу начать тебя винить. Может я что-то сделал неправильно? Вот бы ты сказал, что мне исправить, я бы обязательно сделал всё, только бы ты вернулся. Марин, у меня совсем нет сил. Нет сил жить. И мне от этого так страшно. Страшно, что я больше никогда тебя не увижу, твоей улыбки мне бы хватило, веришь? Марин... прости меня за всё. Марин, я тебя.... люблю.»              Место на листике почти закончилось, прямо как и Аркаша, он совсем закончился.              Стало тяжело, он уложил голову сбоку от исписанного немного кривым почерком листочком, с силой выдыхая скопившейся в лёгких воздух, роняя последние несколько слезинок.              

***

             — Блять! Блять! Блять! Аркаша, ну возьми же трубку! Аркаша, я сука переживаю, просто ответь хоть слово! — кричит на телефон Мокану, после очередного последнего гудка злится, кидает с силой на соседнее сиденье, вжимая газ в пол, превышая всё нормы скорости на дороге, казалось совсем забывая контролировать себя.              Знакомый дом, слишком медленный лифт, тёмный этаж, потому что лампочка давно перегорела. Самая дальняя дверь, к которой он подлетает в два шага. Быстро стучит, очень громко, так что становится слышно, как кто-то из соседей ругается.              В ответ тишина. Внутри совсем не слышно движения, никто не бежит как раньше, чтобы скорее открыть дверь, кинуться в объятья. Сейчас просто мёртвая тишина, от которой так холодно на душе, он съёживается, переминается ещё пять секунд с ноги на ногу, а потом резко дёргает дверь на себя. И она поддаётся, открывая Мармоку тёмный коридор, дальше которого ничего не видно, только какое-то окно хлопнуло из-за появившегося сквозняка.              С тяжёлым сердцем он перешагивает порог, закрывая за собой дверь. Как будто чувствует где именно Аркадий первым делом заходит на кухню. К нему спиной лежит на столе худенькое тельце парня, он не шевелится, только лишь чистый лунный свет падает ему куда-то чуть ниже лица. Обходя его Марин замечает лист, не думая ни секунды берёт его, быстро пробегая глазами по пляшущим в разные стороны буквам, видит давно высохшие следы от слёз. Не верит своим глазам. Сколько боли. Он падает на колени перед Аркашей, дочитывая последнюю строчку, замечая, что слово «люблю» написано немного другим почерком, как будто парень уже в конце, после долгих раздумий, совсем ослабев, всё же пересилил себя, признаваясь во всём.              Быстро сворачивает бумагу, пряча в сумку, подхватывая Аркадия, относит на постель. Тот никак не приходит в себя. Марин зовёт его, но в ответ ничего. А так хочется, чтобы он открыл глаза, посмотрел на него ясным уставшим взором, сказал, что всё хорошо и он всего-лишь перепил. Мокану бы обнял его, всё объяснил и больше никогда-никогда не оставлял.              Но тот никак не открывает глаза.              — Пульс! — вспоминает Марин, хватает руку Аркаши, аккуратно обхватывает её, пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни.              — Его совсем нет... Пульса нет... Он не дышит! — слёзы сами по себе льются, прямо на безэмоциональное лицо парня, он судорожно набирает 103, почти кричит в трубку говоря, что отдас всё, только бы они успели.