Тая, замолчи!

— Ебать. Ты че так вырядилась-то… — А? — Тая от такого заявления (и таким голосом) аж бросила ремень, которым только начала пристегиваться, озабоченно окинула себя быстрым взглядом, и потянулась к зеркалу заднего вида, чтобы посмотреть, как там поживает макияж. Всё отлично же! В последний раз она так выглядела в свою последнюю Краснодарскую тусу в далеком ноябре. Кажется, это был концерт какой-то группы. «Электрофорез», что ли? Точно, от её платья там аж по стенам блики скакали! — Не, классно, — Антон неловко кашлянул, не спеша заводить мотор, как-то косо пялясь на её ноги, прикрытые блестящим материалом, который было видно под разошедшимися полями пальто, — Просто, ну. Как будто повод какой-то. — Повод? Повод — наплевательское отношение к мнению окружающих. Сойдет? — В принципе, да, — Антон проскользил взглядом ниже, к полу, и скептически поджал губы, — Туфли, серьёзно? — С таким платьем ботинки не наденешь. Да и я в колготках, видишь? — Тая в доказательство оттянула облегающую ткань на своей икре. — Февраль на дворе. Не знаю, как там у вас на юге по февралям, но в Москве, ну, у нас так не принято, — даже озвученный мемчик про Чёрную Пантеру вышел как-то сдавленно. Тая закатила глаза, возвращаясь к пристегиванию уже ускользнувшего в крепеж ремня: — Мы же в помещении будем всё время. А от машины до клуба дойти — пятнадцать секунд. Хочешь, секундомер поставим, как в школе, бег на короткие дистанции. — А когда мы курить будем выходить, ты себе лодыжки отморозишь. Больная, что ли? — искренне возмутился Шастун. — Ещё нет. — Во-во, ещё нет. На улице минус десять, — он перехватил застежку ремня и забрал у неё из пальцев, продолжая сверлить её лицо строгим (получалось не очень) взглядом, — У нас запись послезавтра, ебань ты бесстрашная. Иди переоденься, серьёзно. — Ну тогда я курить не буду ходить, уговорил! — Тай, — Антон помахал рукой в неё перед глазами, — Сколько пальцев видишь? Ты ж сейчас на жёсткой диете, за недостатком глюкозы мозги отшибло? Собираешься ехать в клуб в летнем, блять, платье? Спасибо хоть пальто напялила. На улице ебучий мороз. Крышей поехала? — Да не летнее оно, обычное дискотечное, — хмуро попыталась оправдаться Зыкова. — Я нахуй никуда тогда не поеду, — Шастун, забавно психуя, демонстративно выдрал ключ зажигания, — Меня Стас повесит за яйца прям под табло СТС, если ты свалишься с воспалением лёгких и выяснится, что я при этом ничего не сделал. Серьёзно, пиздуй оденься нормально. — Господи, да ладно, — упоминание продюсера и канала каким-то магическим образом вдруг приструнило боевой напор горячей кубанской девчонки, — Ладно! Только тогда мне надо ещё макияж смыть, — она недовольно засопела, — Я в него сорок минут въебала, чтоб ты понимал. — Не ебет, — честно ответил Антон, продолжая выжидающе на неё смотреть. Тая ещё немного похмурилась, позакатывала глаза, и, видя, что эта крепость воронежского благоразумия сдавать позиции не собирается, в итоге буркнула: — Ладно, ладно. Пошли тогда в квартиру, чаю хоть попьёшь, пока будешь ждать. Реально холодно. Шастун, может, никуда подниматься и никакой чай пить не хотел и не собирался, но кивнул и споро выбрался из машины вслед за ней, нутром чуя, что ещё минута промедления, и они либо посрутся, либо поедут в клуб прям как есть. А потом хором получат бодрящих пиздюлей от продюсерской гвардии. Отличное мероприятие для укрепления дружеских отношений. Раздосадованная вынужденной сменой имиджа, Тая даже не стала извиняться за небольшой бардак в своей студии, учиненный сборами, а сразу показала, где разуться, где оставить куртку и где лежит чай — кубанцы, может, и гостеприимные люди, но только не в случаях, когда ими пытаются командовать. Сама же, охапкой схватив первые попавшиеся брюки и толстовку, спряталась в ванной, чтобы переодеться. Когда на кожу взамен щекочущей серебристой змеиной шкуры легла тёплая и привычно уютная мягкая ткань, Тая толчком ноги приоткрыла дверь ванной, прежде чем взяться за многоступенчатое смытие макияжа, и выглянула в студию — Антон к тому моменту уже сориентировался, заварил себе чай в кружку, которую распознал как гостевую (потому что среди обычных белых чашек, оставленных арендодателем в числе посуды, Таисина личная кружка выделялась надписью «Пожалуйста, не совершай самоубийство, живи ради Асоки Тано»), и восседал теперь на круглой табуретке у кухонного стола, внимательно разглядывая пространство. В помещении Таисиной квартиры он выглядел ещё выше и больше, чем обычно, и как-то даже слегка несуразно, непривычно, но Тая и не собиралась слишком часто приводить сюда гостей. Скоро это огромное пятно в горчично-жёлтой худи и с беспокойными кудрями на голове исчезнет отсюда, и всё вернётся на круги своя. — Ты ролики тут теперь снимаешь? — дуя на кромку горячего напитка, Антон указал на обустроенный под съемки уголок с прямоугольником пока отключённой розовой подсветки, — Уже сняла что-то новенькое? — Почти досняла, остался пост-продакшн. Честно, терпеть не могу монтировать, — призналась Тая, окидывая в зеркало последним жалостливым взглядом свой боевой раскрас, прежде чем уверенно плеснуть на ватный диск мицеллярную воду. — А ты курсы какие-то проходила? — У меня от слова «курсы» скоро нервный тик начнётся, — заявила Тая, остервенело растирая мокрым диском левый глаз, превращая макияж в большое смазанное пятно, вроде тех, которые в рекламе стирального порошка называют «трудновыводимыми», — Полагаюсь на собственный опыт. — Не, ты нормально монтируешь, просто на курсах сто процентов расскажут, как это делается быстрее и проще. А вообще все крупные блоггеры нанимают для этого специально обученного человека. — Какой ты, блять, умный, что я без тебя все эти годы делала вообще, — Тая даже высунулась из ванной, чтобы он увидел, какую рожицу она при этих словах скорчила. Спрятавшись обратно сразу после того, как увидевший её размазанное лицо Антон прыснул чаем от смеха, она принялась старательно выковыривать из уголков глаз стразы, на которые двадцать минут назад потратила половину запаса своих нервных клеток. — Раскрутишься ещё, — отсмеявшись и прокашлявшись, заверил её Шастун, — Как только станешь известна на ТВ и на ютубе благодаря «Импре», охренеешь от потока желающих выяснить, кто ты такая и что ты снимаешь. Так что советую нанять монтажёра. Могу, кстати, даже кинуть пару ссылок — мы работаем не с ними, но они тебе будут по карману. — Ну кинь, — вздохнула Тая, извлекая из пачки новый ватный диск и щедро сдабривая его гидрофильным маслом — мицеллярка справлялась совсем худо, — Кстати, что там Люк? — Поставил проживанию с Ирой одну звезду в 2ГИС, — Антон пошутил скорее по инерции, потому что дальше в голосе явственно слышались беспокойство и задумчивость, — Похудел как-то, не знаю. Может, мне кажется. Но, вроде бы, рад вернуться домой. Я тебе в телегу фотки его кидал, не видела? — Не-а. Главное, что он в порядке после всех этих переездов. — Он со мной успел наездиться. Так и катались по всей Москве, я, чемоданы, и Люк в переноске. И охуевающие риелторы, — он помолчал, недолго — Тая успела только подтереть следы от туши, — Проблемы начнутся, когда мы опять на гастроли поедем. Не знаю, кому его теперь оставить. В отель для животных жестоко как-то. — Фигня, — заметила Тая, — Там им так в попу дуют, что он скорее не захочет возвращаться к тебе. — Откуда ты знаешь, у тебя даже кошки нет, — резонно спросил Шастун, и Тая резковато выдохнула, опуская руку в раковину, плюхнув водой, пристально глядя себе в глаза. Мотнула головой, отгоняя снова нахлынувшие мерзкие воспоминания, и с удвоенной силой принялась протирать скулы, освобождая их от румян, возвращая коже привычную нежную бледность. — Много хороших отзывов слышала, — неопределённо ответила она. Шастун хмыкнул, но комментировать не стал — каждый остался при своём мнении. Антон как раз почти допил чай, благо что чашка небольшая, когда Тая наконец расправилась с былой роскошью на своём лице и взамен ей начертила тонкие острые стрелки, чтобы хоть в чем-то выглядеть нарядной, потому что от её повседневного образа нынешний отличался разве что распущенными волосами. Антон это, кстати, заметил, когда она, прыгая на одной ноге у кровати, спешно натягивала тёплые носки: — Впервые вижу тебя не с хвостом. — Хво?.. Ой, блять, — Тая со смешком отмахнулась, — Я не про тот хвост подумала. У нас есть легенды на Кубани, что хвосты есть у ведьм. Хотела уже пошутить, что вроде нормально прячу. — Хвосты прям? — Антон рассмеялся. — Да, а у мавок нет спины. Это типа русалок, только лесных, — закончив с носками, Тая быстро раскидала ненужную одежду по полкам в шкафу, чтобы не пришлось этого делать, когда вернётся, — Мне бабушка столько сказок про них рассказывала, ужас. А потом удивлялась, почему я с ней по грибы ходить боюсь. — Нет спины? — фыркнул Антон, в какой-то отстраненной задумчивости водя пальцем по краю пустой чашки. — Да, все органы наружу, — охотно поделилась Тая, — Какие там грибы! Бабушка, наверное, собирала какие-то особенные, раз у неё столько таких историй. — Тай, слышь, — вдруг произнёс каким-то странным голосом Шастун, поднимая на неё взгляд, и Тая опять себя мысленно отругала, что вновь слишком много болтает ни о чём, — Ты так оделась, потому что это мы типа на свидание идём? Зыкова, замерев на месте, едва не выронила глаза из орбит. Кажется, про какой-то такой случай бабушка ей тоже в детстве рассказывала, но вспоминать было некогда — срочно нужно было растеряться и охуеть. — Нет, — удивлённо ответила она. Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза, и Тая медленно поднесла руки к лицу, обхватывая ими голову, — Ёбан-бобан, извини. Я даже не… Я что-то даже не подумала, что это будет так выглядеть. — А, — Антон облегчённо заулыбался, — Не, не извиняйся, это я что-то… — Просто платье, просто красивое платье, — зачем-то продолжила неловко оправдываться Тая, чувствуя, как её вдруг заливает краской до самых ушей, и с ужасом наблюдая, как то же самое по какой-то загадочной причине происходит и с Шастуном, — Честно, даже в мыслях не было. Ты что. — Да, да, конечно, — затараторил в ответ Шастун, вскочил и с чашкой в руках торопливо направился к раковине, — Затупил что-то. Извини. — Если бы это было оно, то точно не в клубе, — рискнула пошутить, чтобы разрядить обстановку, Тая, но Антон повернул голову, забыв про льющуюся из крана воду, и уставился на Зыкову с таким изумлённым лицом, что ей пришлось спешно добавить: — Но это не оно. Не было, не есть и не будет. — А, — прежде чем вернуться к мытью чашки, повторил Антон своё наиболее глубокомысленное изречение, но на этот раз с каким-то другим выражением — зеркально-нейронные связи Таи распознали его как разочарование, но это же не могло быть оно? — Ну хорошо. — Идём? — спросила она, когда чашка наконец оказалась в сушилке, и бросила Шастуну в руки вафельное полотенце. Ноги уже сами пританцовывали что-то на полу, а взгляд тянулся к входной двери. — Да, погнали, — Антон снова расцвел улыбкой — на этот раз Тае показалось, что какой-то ненатуральной, сценической — и деловито направился к вешалке за курткой, уже по ходу действия начиная рассказывать что-то смешное и отстранённое. *** С каждым разом, что они вместе ехали в машине, в салоне становилось всё шумнее: если первую их угрюмую поездку они пережили в тишине, а потом с каждым разом, будто присматриваясь друг к другу, всё больше разговаривали, всё чаще смеялись и включали музыку всё громче, то на этот раз плейлист, собранный Антоном, уже располагал к подпеванию во весь голос — и даже неловкий разговор, произошедший у Таи дома, нисколько не мешал им орать, весело переглядываясь: — Что за ней не уследил — в том моя вина, Но скажите, ПРАВДА, ВКУСНАЯ ОНА?! И как-то так легко им это удавалось, словно всю жизнь они вот так, с молодости, катались по ночной Москве, сквозь огни и сигналы других машин, и не было между ними никогда никаких недомолвок и недовольств, а если и были — то из разряда тех, что обычно скрепляют дружбу ещё сильней, вместо того, чтобы разрушить её. — НОЧЬ! Ожиданье, холод, БОЛЬ, Словно вновь расколот, Я! Ничего не вижу, САМ СЕБЯ Я НЕНАВИЖУ! ВНОВЬ! Ну и зачем эти ваши клубные танцы? Там такого не включают. — У тебя плейлист с воронежских дискотек сохранился? — со смехом прокашлявшись после первого припева, погромче спросила Тая, перекрикивая музыку. — Это классика, блять! — весело крикнул в ответ Антон, на дыхании адреналина пролетая светофор в последние секунды, поддав газу так, что их обоих вжало в кресла и сжало сердца. Огни смазались, но не смешались, пролетая за окнами, скользя вспышками по темному салону и слабо освещенным лицам, а сердце трепетало, как бешеное, грохоча в такт музыке где-то в горле. И не хотелось думать, что завтра, послезавтра, послепослезавтра и дальше по накатанной их ждали, притаившись до утра, привычные обязанности, родные проблемы, необходимость принятия решений, игры в прятки с собственным самочувствием, и бесконечность предопределенных выборов. Под с детства знакомые звуки «Linkin Park» Тая одним взмахом волны кудрей легко изгнала из головы Матвея, Волю, Шеминова, Высокомерного Георгия, все невнятные несостыковки и болезненные, мучительные сомнения — сегодня ей не до этого, сегодня она будет пол-ночи танцевать и петь во весь голос на пару с пока что единственным человеком, которого действительно рада видеть во всей огромной шумной Москве. Оставалось надеяться, что это взаимно. Хотя бы наполовину. Тая любила такие шумные тусовки за то, что на них можно находиться в обществе, при этом не вынуждая себя вести пространные диалоги, делать вид, что тебе интересен собеседник, и выуживать из себя хоть что-то, заслуживающее внимания. Она и Антон всю дорогу в клуб почти не разговаривали, хотя и почти не замолкали — подпевание знакомым с детства голосам полноценно возмещало необходимость общаться. Это стало понятно, когда, затушив динамики, они выбрались из машины у знакомого выхода, сияющего таинственным синим светом, переглядываясь и одновременно извлекая из карманов сигареты. — У тебя на завтра что-то есть? — спросил Антон чуть охрипшим от подпевания голосом, жестом указывая на каменную нишу чуть вдалеке от входа в клуб, — Пошли сюда. — Да, с одиннадцати утра, — подтвердила Тая, сунув в рот сигарету и вновь погружая руки в карманы почти по локоть, отчаянно шаря в Стране Чудес, — Твою мать, я жигу в клатче оставила. Всё из-за тебя, — вытащив руку, она несильно стукнула Шастуна по плечу кулаком. — Ну тогда я сегодня Прометей, блять, — фыркнул Антон, протягивая ей зажигалку, которой только что щелкнул у своего лица, оставляя на сигарете огонек, теплый и яркий, — На. — А у тебя что завтра? — забавно сведя глаза к кончику носа, Тая подожгла сигарету, тут же с удовольствием выпуская нестабильное облачко белого дыма, мигом пропавшего где-то над их головами. — Как там было? Кончик языка совершает путь в три шажка вниз, чтобы на третьем толкнуться в зубы. Вы-ход-ной, — с удовольствием протянул Антон, смешливо щурясь сквозь дым и мороз, и открыто рассмеялся. — Ну ты чертила, — Тая закатила глаза, но всё же не удержала ответной улыбки, — Мне охрененно завидно. — Значит, сегодня мы не допоздна. Потому что у тебя завтра планы, — Антон, паясничая, гротескно изобразил вселенскую печаль, немыслимо изогнув рот в почти идеальную скобку кончиками вниз. — Мы не допоздна не потому, что у меня завтра планы, а потому, что в нашем возрасте уже невозможно тусить до утра, — поправила Тая, и Шастун опять засмеялся, давясь дымом: — Блять, ну не поспоришь. Чтоб ты понимала, я в прошлый раз, когда мы тусили, поясницу, блять, потянул. Почти дошёл до мысли о поясе из собачьей шерсти, но вовремя отпустило. — Я подарю тебе на день рождения мазь Вишневского, хочешь? — Чтобы не прерывать череду пати? — Разумеется, а то это будет настоящая подстава с твоей стороны. Они продолжили соревноваться в остроумии, обмывая тему тусовок и близящейся пенсии, пока оба не докурили, а у Таи внутри, в противовес морозу на щеках, всё разливалось и всё укрепляло свои позиции приятное тепло — и вряд ли тому причиной был дым винстона, наполняющий лёгкие. *** Время для них измерялось двумя константами — стаканами с безалкогольной выпивкой и перебежками на улицу за глотком никотина; остальные же неважные минуты и расплывчатые часы поглотила темнота с синим мерцанием и вибрирующими на подкорке битами. Цифры на экране телефона, по которым скользили равнодушные взгляды, не говорили ни о чём — зимняя ночь казалась бесконечной. Наверное, в эти якобы безалкогольные коктейли нерадивые бармены всё же что-то добавляют. Иначе откуда, блять, берётся вся эта эйфория? Нет, Тая не чувствовала себя пьяной или под кайфом — никакого тумана в голове или непривычных порывов к действию. Всё как положено, всё как обычно: плавные движения диковатого, полупервобытного рисунка танца, чётко различимый освежающий вкус лайма и сахарозаменителя на языке, морозно-ментоловый налёт на кончике носа, приятная хрупкая тяжесть в ногах, почти морской шум в ушах, дрожь музыкального ритма под рёбрами, в такт сердцу, и… И среди всего этого — вдруг ставший таким родным и знакомым запах мужских духов вперемешку с ароматами табака и кожи. И взглядом на секунду ловятся чужие глаза напротив, орехово-зелёные, улыбающиеся, живые, яркие, как прожекторы, чуть-чуть выше привычного человеческого роста. И чужие руки, длинные и худые, но сильные и жилистые, обвивают как-то неосознанно, загребая окольцованными украшениями пальцами, прижимая к своей горячей груди, и Таисины руки, синхронно ложащиеся на чужую спину в ответ, пробегаясь по позвонкам, аккурат в момент, когда толпа вокруг, не замечая ничего и никого, скандирует в такт Анне Асти «Пообещай, пообещай!». Антон на ощупь был жёсткий и тёплый, лишь малость смягченный толстой мягкой тканью свитшота. Таисин висок ложился аккурат на нижнюю границу чувствительно торчащих ключиц Шастуна, а руки сцеплялись где-то чуть ниже его лопаток, и ощущалось, что для этих спонтанных объятий в синеватой темноте ему понадобилось согнуться, позвоночником принимая форму полумесяца. Длины его собственных же рук было достаточно, чтобы он обвил её полностью, крепко прижимая к себе, ладонями цепляясь за её одежду — без какой-то пошлости, просто, неосознанно, с какой-то невыразимой нежностью. Тая прикрыла глаза, глубоко втягивая в себя горьковатый запах знакомых духов, который почти преследовал её вот уже шесть дней, и прежде, чем закончился припев, объятия расцепились. И, обменявшись улыбками, они одновременно вернулись к танцам. Вечер продолжился. Им было тепло. *** Сеанс случайных объятий неслучайно повторился, когда они ближе к часу ночи вывалились из душного клуба на холодный, почти искрящийся, как битое стекло, воздух, едва накинув на себя стремительно остывающую верхнюю одежду: закинув руки одна другому на плечи, отскочив с прохода подальше, чтобы не мозолить глаза прохожим, они хихикали, как дети, громко обсуждая происшествие, свидетелями которому они стали минуту назад (какая-то очень пьяная девушка взгромоздилась на барную стойку, чтобы на ней потанцевать, и в итоге, не сделав и двух шагов, рухнула как подкошенная обратно, на руки своим подружкам), и как-то уже привычно приблизились друг к другу, сохраняя кипящее от танцев тепло между подрагивающими на морозе телами, обвивая друг друга руками, посмеиваясь и шутя, будто бы так и надо, будто бы так и было правильно. — Песня есть такая, там короче поется, «Алкоголь — мой друг, алкоголь — мой враг, алкоголь всегда в чем-то виноват», — задыхаясь от холода, на одном дыхании выдала Тая, беспокойно елозя щекой по горчично-желтой ткани Шастуновской худи, ничтоже сумняшеся спрятав начинающие мерзнуть руки тому под куртку, пока Антон, дергая головой, смешливо отплёвывался от её волос, вместе со сквозняком попавших ему в рот, — Тебе точно надо послушать. — Скинешь мне, — отозвался тот, крепко сжав её плечи сквозь плотную шерсть пальто, — Блять, мы ж курить вышли. Да похуй, — он коротко рассмеялся ей куда-то в макушку, и дыханием — Тая это почувствовала — растопил несколько снежинок, которые успели запутаться в её волосах. Прикольно. Они уже обнимаются. И ведь даже не пришлось выпить. Ни капли. А казалось бы, холодные и высокомерные москвичи… да и в принципе, чёрт, если вспомнить, какой была их первая встреча, на которой Антон нагнал на неё, как будто был искренне уверен, что Тая пришла в их разрозненную команду в качестве припарки от СТС, мол, вот вам, делайте что хотите… Конечно, технически так оно и было, но стоило им обоим поменять своё отношение к ситуации и перестать заводить межличностные диалоги о канале и проекте, как выяснилось, что они двое вполне могут дружить. По-человечески. Когда сквозняк начал задувать под полы пальто и куртку, Тае и Антону всё же пришлось расцепить объятия и застегнуться, а затем и вернуться к тому, ради чего они вышли на мороз: одновременно выщелкнулись сигареты из пачек, зашипел огонёк одной на двоих зажигалки, и он же — хранимый в Шастуновской руке, бережно подлетел к лицу Таи, позволяя ей тоже подзарядиться огнём. Двойной дымный выдох в воздух и двойная усмешка друг другу. А вокруг светилась Москва, как будто не было уже заполночь и как будто Новый год никуда не девался. Тая повернулась боком, хрустя снегом, и удобно опёрлась о твёрдое Шастуновское плечо, в усталой истоме прикрыв глаза, прижав к губам фильтр, отстранённо жалея, что, кроме зажигалки, в клатче оставила и гигиеническую помаду — сейчас бы она не помешала. Где-то над её головой было слышно чужое дыхание, посвистывание с вдохами и выдохами дыма, и редкие смешки каким-то своим мыслям. — Что? — спросила она, зеркаля улыбку, вывернув голову, чтобы заглянуть ему в лицо. — Собаки вон ебутся, видишь? У моста, — со смешком ответил Антон, глядя куда-то вдаль, зябко сжимая двумя пальцами сигарету. Тая боднула его лбом в жёсткий материал куртки: — А серьёзно? — Да классно просто, — Антон бросил на неё взгляд сверху вниз, добрый, тёплый и расслабленный, — Давно так не выбирался. Как-то времени вечно нет. — Обращайся, — хмыкнула Тая, поднося к губам сигарету, с запозданием обнаруживая, что та уже истлела почти что до фильтра. Она с сожалением уронила окурок под ноги, в талый снег, к кладбищу ему подобных, и печально уставилась на остаток сигареты в руке Антона, который неожиданно оказался у неё прямо под носом, попыхивая оранжевым глазом огонька. Когда Шастун настойчиво тряхнул сигаретой, предлагая дыхнуть дыму, до неё наконец дошло: — Господи, я ж не бомжара, сейчас новую достану… — Давай не выебывайся, — Антон снова тряхнул рукой, — Скуришься. Бери, у меня сейчас рука отвалится от холода. Тая по инерции перехватила остаток сигареты, и Шастун быстро спрятал руку в карман, вновь направил взгляд перед собой, так что Зыковой ничего не оставалось, как, глядя куда-то вдаль, на припорошенную снегом реку, параллельно взгляду Шастуна, медленно затянуться. Они так и стояли, опираясь друг о друга, как будто пьяные, философски разглядывая трещащий от мороза воздух над рекой и почти не чувствуя холода, кроме как его рябь на незащищённых щеках, пока окурок не упал к их ногам, брошенный за ненадобностью, и руки Таи не спрятались поглубже в рукава. Можно было бы вернуться в клуб, где тепло и темно, где можно сесть за их столик, на котором всё копились стаканы с остатками листочков мяты и тающими кубиками льда, и спокойно посидеть вдвоём, молчаливо и понимающе, не боясь, что их кто-то увидит, разглядит, узнает. Но отчего-то оба медлили, то ли дожидаясь первого действия от второго, то ли стараясь незаметно растянуть эту минуту здесь, один на один с городом, спиной к каменной стене, плечом к другому плечу — в неожиданной тишине, в неоправданном покое, внезапном, как ноябрьский снег для служб ЖКХ. Так и стояли, не шевелясь, не порываясь ничего сказать — может, минуту или две, отпустив поток мыслей, каждый в свою сторону — и это уже не было страшно. Тая первой ощутила дрожь, и даже не сразу поняла, чья она — её собственная или Антона, хоть ни она, ни он так и не двинулись с места. Она даже проверила, мельком взглянув вверх — нет, не уснул. — Может, домой? — определив источником дрожи от холода Шастуна, аккуратно спросила она. — Да, наверное, — согласился Антон, оживая и нехотя отлипая от стены и от Таи, легко притоптывая в мятом грязном снегу, — Холодрыга — пиздец. Пошли, счёт оплатим, и поедем. — Что ж не сказал, что околел? — почувствовав лёгкий укол вины, спросила его в спину Тая, следуя за ним к сочащемуся синим сиянием входу «Пьесы без сюжета». — Да нормально, — отмахнулся тот, широко распахивая перед ней дверь и одаривая мягкой улыбкой — и, пожалуй, эта, спокойная и чуточку усталая, Тае нравилась сильнее, чем та, разрывная и ослепительная, которую он надевал как вторую кожу, выходя на сцену перед камерами. Невероятное везение — увидеть медийного человека живым и настоящим. Дожидаясь, пока официантка притащит древний терминал оплаты, они устроились на одном диване, синхронно вытянув ноги и соприкасаясь плечами, как будто бы и не расставались с момента, как прижались друг к другу у каменной стены с видом на реку. И было в этом что-то правильное — по крайней мере, Тая не планировала завтра из-за этого рефлексировать, переживать или что-то надумывать. Даже когда Антон, быстро листая ленту в инстаграм, чтобы показать ей какой-то пост, который он видел днём и с которого разъебался, чуть сполз вниз по дивану и удобно устроил кудрявую голову на её плече, она напряглась максимум на секунду. А потом, осторожно подергав одну из волнистых прядок, иронично пропела: — Рас-ку-дрявый, клен зеленый, лист резной. Тво-ю ду-шу продал Стас на «Импроком». — Блять, — Антон, сначала прыснув на всё помещение, затрясся от смеха, запрокидывая голову, даже забыв о телефоне и инсте, — Что ты, блять… — В тему же, — фыркнула Тая, толчком плеча поправляя голову Антона — во-первых, она была тяжелая, во-вторых, он порядочно начал сползать вниз в попытках не задохнуться от самого идиотского захода за весь вечер. — Ну ты и ебань, — как-то по-доброму, совсем не обидно произнес Антон, заглядывая ей в глаза, щекоча шапкой волос её шею, задерживая очерченный светлыми ресницами взгляд на какие-то секунды дольше, чем нужно — как будто бы с надеждой посылая ей какую-то мысль, какое-то чувство, что-то тёплое, светлое и немного грустное, похожее на доверие, — прежде чем лечь удобнее и невзначай вернуться к телефону, споро перематывая ленту новостей. Тая, отчего-то вдруг спасаясь от зрительного контакта, рывком сцепила со столика стакан с остатками напитка и одним махом допила, рассеянно шаря глазами по дальней стене и слыша сквозь музыку, как звенят в стакане льдинки и как посмеивается под боком Шастун, наконец разыскавший нужный пост. Блять. Вот, серьёзно, если бы не недавний разговор с Олей на тему Шастуна, она бы и не заметила ничего. Ни с его стороны, ни со своей. Ещё чего, блять, не хватало.