Тая, замолчи!

Грохот сердца заглушает всё — голоса, шум аплодисментов, звуки новой заставки, доносящиеся из превосходно настроенных динамиков. Работники сцены и крю говорят шёпотом и совсем редко, по необходимости, условными обозначениями — каждый в этих стенах обратился в слух и в действие, сплочённое, слаженное, и уже практически даже не нервозное — некогда нервничать, работать надо. Тая стояла прямо за кулисами, в этой давно сработавшейся толпе, но одна-одинешенька, сжимая в руках карточки ведущего, и слышала только, как колотится её сердце, перекачивая уже не кровь — чистый адреналин, и видела только полоску света, случайно падающую между занавес. Она пообещала себе ровно одну минуту беззвучной, бесслёзной паники, и минута эта уже подходила к концу. Как и время до выхода на сцену. Макияж скрыл тревожный румянец на её лице — хотелось бы ещё, чтобы глаза не блестели так предательски. Её хлопали по плечам, что-то говорили напоследок, желали «ни пуха», перед лицом вроде бы даже мелькал Антон, но всё проходило мимо — она обратилась в стеклянные песочные часы, отсчитывающие песчинки одна за другой — из чаши сыпучей паники в чашу каменного профессионализма. Четыре. Три. Два. Один. — Поехали! — доносится откуда-то словно бы со стороны, — Встретим наших актеров аплодисментами!.. Взрыв вежливых хлопков зрителей — и Тая будто в холодную воду нырнула. Только ярко вспыхнула на её лице выверенная сценическая улыбка — и, полная чистой энергии, новая ведущая «Импровизаторов» двинулась навстречу яркому свету софитов, задорно крича приветственные слова. *** Следующий момент, когда остановившееся на бесконечно долгий час сердце забилось и Тая вновь осознала себя за пределами сцены, начался для неё падением на дрожащих ногах куда-то в обивку дивана в гримёрке, бесполезной колодой рассыпая вокруг карточки. Сердце споткнулось, забилось ровнее — и все те невероятные вселенские силы, что держали на плаву её бренное тело, покинули ведущую, оставляя от неё только оболочку, полную дрожи. — Тай, — рядом опустился Антон, заглядывая ей в лицо, — Ты как? — Она пиздец! — объявил Дрон, вваливаясь в гримёрку следом, — Я не ожидал, серьёзно, нет, я верил в тебя, конечно, но это было прям охуенно. — Нормально, — подтвердил чуть более сдержанно Стас, усаживаясь на диван по другую сторону от неё, сгребая рассыпанные, уже не нужные карточки в стопку, — Учитывая, как она тряслась за кулисами, выступление было разъёбным. Тая глубоко и медленно втянула воздух в лёгкие, не замечая, как остальные с беспокойством, в смиренном ожидании истерики, наблюдают за ней. А затем резко выпустила воздух обратно, длинно и с отчаянием прошипев «бля-я-я-я-ять» и обессиленно закрыв лицо руками. — Так, ладно, — мигом перестроился Стас, поднимаясь с дивана с карточками в руках, и, поймав зрительный контакт с Шастуном, настойчиво округлил глаза и незаметно, но выразительно потыкал пальцем в сторону Таи, мол, разберись, — Мы тогда пошли. По возражениям завтра пробежимся. Тайка, — он несильно, осторожно, чтобы не напугать, похлопал её по плечу, — ты молодец. Когда он с Дроном исчезли из гримёрки, параллельно шикнув на попытавшихся пробраться туда же Диму и Серёжу, и прикрыли за собой дверь, оставляя Антона и Таю в почти тишине и сравнительном покое, Зыкова всё же отняла руки от покрасневшего лица и глубоко вздохнула, насильно прогоняя воздух через болезненно слипшиеся лёгкие. — Живая? — спросил Антон, медленно, успокаивающе поглаживая её широкой ладонью вдоль позвоночника, задевая напряженно торчащие сквозь ткань чёрного худи лопатки. — Меня как будто рубануло на всё выступление, а сейчас обратно вернуло, и я не понимаю теперь, как жить дальше, — неловко пробормотала она, глядя на собственные растопыренные пальцы. Антон с пониманием кивнул, прежде чем завести руку ей за плечо и прижать к себе, позволяя привалиться и устало положить голову на грудь, — И впереди ещё два мотора, да? — Да. Ты справишься. Было классно, — заверил её Антон, невесомо поглаживая по плечу, сознательно выбрав как можно более низкий, успокаивающий тембр голоса, чтобы Тае было уютно и спокойно в его руках, — Всё прошло заебись, зрители аж орали. Благодаря тебе в том числе. — Я в зрительный зал даже не смотрела, — со вздохом призналась Тая, устраивая наконец расслабленные руки у него на коленях и прикрывая глаза, — Ориентировалась знаешь, по чему?.. По ощущениям на коже. Блять, знаю, звучит безумно, но из зала как будто какое-то электричество шпарило, и я прям мурашками по телу чувствовала, нормально тема заходит или нет. — Вполне возможно, — не стал спорить Антон, — Кто там вас, ведущих, знает. — Ты же тоже ведущий. — Я гораздо более умный ведущий — я веду такие типы шоу, где мне поебать на мнение зрителей, — Шастун тихо, но как всегда заразительно рассмеялся, и она тоже улыбнулась, крепче вжимаясь в его тело, стараясь урвать лишние крохи тепла, — Но ты молодец. Ты прям справилась. Тебя так колотило в начале, а на сцену вышла — другой человек. Говорил же, ты для сцены рождена была. — Да, Антон. Это точно. Это ж у нас, Зыковых, семейное, наследственное, — скептически подтвердила Тая, зачарованно слушая дрожащий в грудной клетке Шастуна смех, — Рождаешься в глухом хуторе за сто километров от цивилизации — и в ту же ночь над домом звёзды складываются в созвездие Микрофона. Это же так работает? А на крестины непременно заявляется Павел Воля. Инкогнито, естественно. — Благословляет, — сквозь смех добавил Антон, — «Волею, данной мне мною, Волей, даю тебе, дочь моя, право вести свадьбы и корпоративы и ныне, и присно, и во веки веков». — А вместо «аминь»… — Тая беззвучно, малость нервно, затряслась от смеха, — Да ты и сам знаешь. — «Ляйсан»? — угадал Антон, хмыкнув. — «Ляйсан», — выгнувшись из его полуобъятий, Тая с лёгкой улыбкой потянулась ему на встречу, почти не опасаясь, что дверь откроется в самый неподходящий момент — Стас в курсе, Арс в курсе, а больше им бояться, в принципе, и некого. К тому же стрессовый час выступления требовал хотя бы минуты покоя и утешающей ласки — и Антон прекрасно справлялся с этим, утягивая её в нежный глубокий поцелуй, уронив руку с её плеча ей на талию и прижимая плотнее, почти насильно утягивая себе на колени — в какой-то момент Тая даже сдалась и, повинуясь, быстренько перебралась ему на ноги, обвив руками его шею и теснее прижимаясь, заигрывая с его языком, дыша через раз и задорно, уже совсем не испуганно, поблескивая глазами, чувствуя, как внутри всё переворачивается от избытка эмоций за сегодня. Невероятное чувство безопасности и уверенности обуяло её, вытряхивая из головы опилки переживаний и тревог, и желание не просто быть рядом чувствовалось острее, чем прежде, особенно когда руки Антона совсем не безобидно прохаживались по её талии, сжимая и поглаживая, а зелёные глаза с расширенными зрачками смотрели так голодно и жадно, что крыша ехала. — Если сейчас кто-то зайдёт, я сдохну, — прошептала Тая. — Да щас. Нам ещё целый сезон снимать, — почти проурчал тот, и, видимо, чтобы вновь отвлечь её от всего мирского, припал губами к её шее, нетерпеливо откинув носом подбородок, умудряясь сдерживать зубы и слишком жесткие прикосновения, не оставляя ни единого следа, ведомый её пальцами, что то расслаблялись, млея, то сжимали волосы на его затылке крепче, а тело прижималось плотнее, бессильно сдаваясь во власть сильного и нетерпеливого. Отстраняясь, Антон заглянул ей в глаза, с удовлетворенной ухмылкой видя, как проступил сквозь макияж румянец. — Курить? — предложил он чуть охрипшим голосом, не предпринимая ни единой попытки освободить её из своей хватки, рассматривая её лицо так внимательно, будто видел впервые, задерживаясь на чуть припухших губах и нервно сглатывая, пытаясь неловким предложением, ни на йоту не соприкасающимся с реальными желаниями, скрыть собственную жажду. — Курить, — согласилась Тая, даже не шевельнувшись с места — дыхание подавно сбилось, и пока её пальцы поглаживали его волнистые, сбрызнутые ароматным спреем волосы, а глаза — наблюдали за честной, открытой реакцией на расслабленном лице, Тае было некуда спешить. Пока на её бедрах лежат тёплые ладони, скользя от коленей вверх, до поясницы, пока каждый почти синхронный вдох позволял им слегка соприкасаться грудью друг с другом, пока тела изнутри сотрясало жаркое сердцебиение — некуда было спешить. До следующего выступления на сегодня у них была уйма времени. В дверь вежливо постучали, и Тая, урвав последний легкий поцелуй, с сожалением соскользнула с Шастуновских колен и устроилась подальше, в кресле, демонстративно погружая своё внимание в экран телефона, чувствуя на себе иррационально обиженный взгляд и с некоторой насмешкой краем глаза видя, как Антон неловко закидывает ногу на ногу, пряча очевидное. — Че ты стучишься? — спросила Тая как ни в чём не бывало, когда дверь приоткрылась и в щель заглянул Стас. — Горький опыт, — отозвался тот, распахивая дверь пошире, — Ну что, как настроение? — Как под катком, но будоражит. — Полчаса до следующего мотора, — сообщил Шеминов, — Если хотите есть — идите сейчас. — Не советую, — сказал Шастун, обращаясь к Тае, и снова взглянул на Стаса, — Реально, это её первый раз. — Меня в известность, как у вас там всё протекает, ставить не обязательно, я продюсер, а не психотерапевт, — не упустил возможности съехидничать Стас, и, вдоволь наслушавшись возмущений с обеих сторон, добавил уже серьёзней: — Ладно, как хотите, но там, если что, энергетики тоже есть. — О, — оживилась Тая, бодро вскакивая на ноги, — Энергетик — и курить! — И сердце хоронить, — притворно скорбным голосом добавил Антон, тем не менее поднимаясь следом. Добираясь до первого этажа, они вынужденно слегка разминулись — Таю притормозил Стас, который шёл за ними, и, отослав Антона идти дальше, отвел её в уголок, чтобы негромко спросить, озираясь по сторонам: — Я вот по какому делу. Тот вчерашний журналист — твой знакомый? — Есть такое, — подтвердила Тая, не став отпираться, но и не погружаясь в подробности, — Однокурсник. Я даже не знала, что он тоже в Москве. — Ну я так и подумал, — кивнул Стас, доставая из кармана телефон, — Данные его скажешь? На случай, если полезет с официальным запросом. — Матвей Крюков. Он вроде бы на какое-то независимое издание работает, а ещё ведёт свой канал в телеге. — Ты с ним не разговаривала? — остро глянув ей в глаза, особенным тоном спросил Шеминов. — Шутишь? — Тая не выдержала и закатила глаза. Перед глазами мелькнула злополучная фотография из двора Кузнецовой, но боевой настрой после первой технички всё ещё бурлил в крови, и смахнуть с первого плана сознания тревожный образ удалось довольно легко, — Меня, блять, за каждое слово шпыняют с двух фронтов, думаешь, я бы… — Всё, всё, понял, — фыркнул Стас, уже что-то набирая в заметках, — Просто интересно получается, что он прям стоял и караулил нас. — Стас, — Тая вздохнула, призывая к себе вселенское терпение, — Ну стала бы я так тупо палиться? Он же меня по имени назвал. — Нет, нет, я ничего, — отрекся Шеминов. — Скорее всего, видел тизер и узнал меня, — предположила Тая — видит бог, она бы рассказала правду, всю-всю, и про охоту Матвея, и про Антона, и про то, что Матвей на него вроде как точит зуб, и про его странные недоугрозы вчера вечером, и про фотографию, но подставлять себя ещё сильнее уж точно будет глупостью с её стороны. И без того нахуячила, и ведь это ещё даже первый выпуск отснять не успели. Она и сама, говоря словами Крюкова, разберётся, — А прогуглить адрес офисов СТС нетрудно. — Ну да, — неопределённо согласился Стас, — В любом случае, раз пошла такая пляска, завтра после разбора техничек проведём инструктаж по поведению на интервью. Всем будет полезно освежить знания. — Уроки ОБЖ прям. — Ага. Да, скажи ещё, что за независимое издание, где твой Матвей работает, и какой у него канал в телеге? — уточнил Шеминов. — Я скину ссылку, — пообещала Тая, — Только, боюсь, это не поможет. — Что «это» и почему не поможет? — изогнул бровь продюсер. — Ну что вы обычно в таких случаях делаете? Красиво шлёте на хуй? Матвей — привыкший к посылам, его в принципе мало что может остановить, — доверительно сообщила Тая, — Поверь, я с ним два года училась. И не только училась. За первый и второй курс они знатно на пару помотали нервы всему городскому округу. Иногда это было даже полезно для общества, такие себе непоседливые внебрачные детишки Чумного Доктора и Юли Пчёлкиной из комиксов «Майор Гром» — до того, как это стало мейнстримом. Да и вообще были близки до невозможности — у Таи такого пиздеца в отношениях ни с кем больше никогда не было. Остаётся надеяться, что и не будет. Антон же вряд ли потащит её смотреть, как пиздятся бомжи? И уж точно не заставит под проливным дождём в пять утра следить за поставками в алкомаркет. Антон — это скорее про незаслуженно забытое удовольствие валяться дома за разговорами до утра, пока звонки из внешнего мира не вынудят вернуться в реальность. Это когда обнимаетесь до костей, хором смеетесь над очередной глупостью, делите последнюю сигарету из пачки на двоих, потому что обоим лень спускаться в магазин и совершенно нет желания расставаться, и… Так, стоп, не время. — Тай, — снисходительно проронил Шеминов, — Мы десять лет тут варимся. Не волнуйся, найдём управу на козла. Пошли, короче, по энергосу выпьем, — они двинулись дальше по коридору, — Только пей медленно, не торопясь, а то от нервов всё обратно пойдёт. — Спасибо, мам, — фыркнув, отозвалась Тая, уже выглядывая впереди Антона. — Вот ты ржешь, а у нас однажды на техничке такое уже было. — Да ну! С кем? — заинтересовалась Тая. — С Серёгой. Получился почти единорог, блюющий радугой… *** Следующие два мотора пролетели так быстро, что у Таи не хватило времени даже на то, чтобы осознать себя в новой роли — как бы легко и ловко ни шёл сюжет, как бы запросто ни определялся настрой аудитории какими-то таинственными органами чувств, доселе не известными науке — для Таи всё проходило мимо, как только она ступала на дощатый пол сцены и становилась на своё законное место. И так уж совпало — место это располагалось прямо напротив найденного ею приносящего успех гвоздя. Обстановка напоминала какой-то подпольный клуб «для своих» — рушили это впечатление только направленные актёрам в лица с разных ракурсов камеры и слишком спокойная публика. Впрочем, когда время подходило к игре «Рэп-Прожарка» — ассоциация вовсе становилась совершенно чёткой. Тая улыбалась напропалую, жестикулировала изо всех сил, выуживала со дна нокаутного сознания добивки и ответки к шуткам, которыми швырялись импровизаторы — в общем и целом, делала всё, чтобы не выпасть из игры и не рухнуть как подкошенная на дрожащих ногах, секунда за секундой убеждая себя — ещё час, ещё полчаса, ещё игра, ещё пол-игры, ещё шутка, ещё ответка, ещё улыбка, ещё взгляд, ещё жест, и она будет свободна снова. Снова забьётся в бешеной истерике сердце, снова сойдёт с губ дикая улыбка, пальцы разожмутся, спина ссутулится — и она упадёт прямо на колени, сделав первый же шаг за кулисы, и будет молчать всю оставшуюся жизнь, и прорыдает долгие-долгие часы, пока не перестанет быть так чудовищно страшно. Нужно просто потерпеть. Смех звенел по потолком со звуком чайной ложки, молотящейся о стенки чашки, выкрикивались из зрительного зала запросы и кодовые слова, звучали диалоги и нервозный смех, отыгрывались сценки, тестировались наушники, — а Тая руководила. Всем этим безумством. Несмотря на то, что она работала рука об руку с профессионалами, обладающими недюжинным опытом и чутким чувством времени, невзирая на то, что вместе с ними шатался по сцене и по мере сил участвовал в играх Стас — она всё равно руководила. Все бразды правления ей передали в руки, вместе с карточками с заготовками, и она громко и задорно высказывалась, когда игра шла не так, и её голос был решающим, если ей казалось, что аудитория не в восторге от образов — и всё это пьянило. И пугало. И напоминало о последствиях. Между вторым и третьим мотором осмелевшей Тае попытался высказать своё «фи» Позов — Стас напомнил во всеуслышание, что все претензии и проблемы будут обсуждаться завтра, а сегодня важно не сбить настрой. Когда же закончился третий мотор — Тая видела, как Стас и Кира, которая до того скромно наблюдала за происходящим с третьего ряда в зрительном зале, что-то горячо и явно недовольно обсуждают, часто и широко жестикулируя. Смывая перед зеркалом тональный крем с лица, возвращая ему природную бледность, Тая только мрачно размышляла над тем, что продюсерам, зная о своих с каналом диаметрально противоположных мнениях о ведущей, нужно было изначально сделать выбор — либо на моторе будет Тая, либо Кира Кацман. Они же собирались до конца скрывать, что Тая на стороне «Импроком», разве нет? В конце концов — Тая зорко наблюдала в зеркало, протирая кожу ватным диском — Кира широко взмахнула руками и с ярким разочарованием на лице ушла прочь, впрочем, даже не хлопнув дверью. Стас выглядел не менее раздражённым, но, оглядевшись и заметив взгляд Таи в отражении, поддерживающе показал ей большой палец. Она решилась оставить умывание на потом и подошла к нему: — Ну так кому в итоге канал даст пропиздон за мою самодеятельность? — В первую очередь мне, — мрачно, но довольно весело ответил Стас, — Потом тебе. А вот наша местная Хава Нагила, скорее всего, будет ни при чём. — Антисемитизм на ноль, — почти спокойно попросила Тая. — Никакого антисемитизма, только факты, — фыркнул Стас. — Канал будет смотреть записи сегодняшних техничек? — вернулась к волнующей теме Зыкова. — Нет. Они прочтут Кирин отчет. И то пятьдесят на пятьдесят, что реально прочтут. А Кира в отчёте напишет всё как положено, — Стас глубоко вздохнул, утомлённо потирая висок, — Будет каналу сюрпризом на съёмках, что ты, оказывается, не глухонемой манекен. — Ну да, «Без чувств» же убрали, надо ж кому-то выполнять эту роль. — Ага. Короче, не переживай, — он крепко сжал её плечо, поддерживающе, как умел, улыбнувшись, — Ты сделала всё, что могла. — Слабо утешает. — Завтра всё разберём. Сейчас из башки всё вытряси, — строго сказал он, — О, и хочешь бесплатный совет? Нажрись сегодня. — Тогда всем места мало будет, — Тая притворно задумчиво постучала пальцем по губе. — Главное, чтобы Шасту хватило, — ехидно бросил продюсер, благоразумно разворачиваясь и отходя — ему в спину прилетело только вялое: — Эй, ну блять! *** Праздновать завершение первого кластера технических вечеринок в этом году и на этом проекте они отправились в уже знакомый клуб, где отмечали съемки промо; откровенно говоря, Тае страшно хотелось поинтересоваться, откуда команда в принципе берёт энергию на существование, потому что всю дорогу до клуба она подремала на плече у зажатого между ней и автомобильной дверцей Антона, своенравно спрятав ладони у него в кармане и едва не пуская слюни — какие там, блять, афтепати, она израсходовала своё красноречие на год вперёд! В клуб под уже стемневшим небом Тая тащилась нехотя, зевая так, что невольно заражала этим всех вокруг, и её в шутку материли, на что она уже даже не огрызалась — только чувствовала, что пить ей сегодня, к сожалению, всё-таки нельзя, потому что один глоток алкоголя, и она с удобством и удовольствием свалится в сонную кому прямо под столом. Сегодня команда была небольшая — актеры, продюсеры, администрация, крю и гримерская группа, так что они все уселись вместе, сдвинув два больших стола и активно обсуждая одновременно несколько различных тем, уже привычно разбиваясь на кружки по интересам и просматривая меню. Тая крепилась изо всех сил, особенно когда первый тост вдруг подняли за неё — пришлось смущенно улыбаться и даже отпить из своего стакана, где было налито нечто, что первым попалось ей на глаза в коктейльной карте. Больше её не трогали — наверное, усталость и неготовность взаимодействовать с обществом были у неё разве что на лице не написаны, и она мирно сидела на своем любимом месте, в уголке дивана, где одним локтем упиралась в холодную каменную стену, а другим нет-нет да задевала Антона, который, кажется, усталости не ощущал вовсе — активно участвовал в разговорах, имел силы даже о чем-то ожесточённо спорить. Одна радость — по негласному закону, сегодняшние технички за столом не обсуждались. Да и вне стола тоже. И любые посягательства, любые попытки высказаться или пошутить на тему сегодняшних моторов тут же пресекались чутко следившим за обстановкой Стасом. И Тая туманно размышляла, разглядывая свой бокал с многоцветной жижей, это всегда так происходит, чтобы они все спьяну не пересрались, или Стас просто делает всё возможное, чтобы актёры не напиздели на Таисины методы ведения передачи? Потому что попытки кинуть камень в Зыковский огород явно были, и проскальзывали они в якобы небрежно, с иронией брошенных актёрами в разговоре словечках, которые произносила на сцене Тая, и в упоминании ситуаций, которые они отыгрывали тогда. И судя по тому, как сильно и строго Шеминов старается их остановить — у Таи вовсе не паранойя. Расстраиваться нечему — она знала, на что идёт. И всё же настроения эта привычная напряженность не добавляла. Хотелось дёрнуть Антона за рукав и попросить ехать домой — ну нахрен эти ваши мрачные посиделки с непонятными подколками, уж лучше терпеть завывания вечно голодного Люка; но Шастун, кажется, чувствовал себя просто превосходно в этой обстановке, разве что одновременно с Шеминовым цокал языком на любые попытки остальных влезть в обсуждение техничек. При этом не сказать, чтобы он прям пил — цедил бокал медленно и вдумчиво, словно дожидаясь, когда в нём окончательно растают кубики льда, разбавляя алкоголь до водицы. Порой Антон озирался и на Таю, вопросительно вздёргивал брови, и, вновь получая от неё молчаливый, но вежливый отказ тоже вступить в жаркое обсуждение за столом, понимающе оставлял её в покое, сознательно и незаметно загораживая Таю широкой спиной от всех остальных, с простецкой заботой пряча от любых посягательств, даря ей почти что безопасность и максимально доступное одиночество. Тем не менее ему удалось вытащить её на перекур, и хотя с ними на улицу спустились ещё несколько желающих из команды, они вдвоём нарочно дождались, пока все перекурят и вернутся в клуб, чтобы наконец остаться вдвоём на привычном морозе и долгожданно шагнуть друг к другу поближе, засматриваясь в лица, чуть тронутые румянцем. — Всё хуево было, да? — прямо спросила Тая, одновременно догадываясь, что алкоголь, даже те несчастных полтора глотка, что она сделала за весь вечер, на неё всё же подействовал, раз она решилась заговорить на эту тему. — Нет, — тут же ответил Антон, мигом мрачнея и отводя взгляд. — Фиговый из тебя «лжец во благо», — Тая поднесла сигарету к губам и затянулась, невидящим взглядом уткнувшись ему в куртку где-то на уровне груди. — Стас с Дроном завтра всё расскажут, сейчас никого даже не слушай. Это всё шутки-хуютки. Она кивнула в ответ, мысленно напоминая себе, что иногда полезно и промолчать, а не вываливать собеседнику на голову все свои подозрения, сомнения и страхи. А хотелось. Хотелось спросить, всегда ли после техничек у Арсения такой враждебный взгляд, всегда ли он так резко реагирует на любые фразы компании, затрагивающие выступление. Всегда ли после техничек Дима хмурится и чуть кривит губы, порой вбрасывая мутные язительные комментарии, которые всегда сводились к неудачам и спорным ситуациям на моторе. Всегда ли после техничек Серёжа так молчалив и мрачен, и всегда ли мечет долгие задумчивые взгляды в сторону ведущего, даже когда ведущий молчит и прячется ото всех в уголке. Наверное, не всегда. — Дохуя думаешь, — напомнил Антон, взирая на неё сверху вниз с каким-то покаянием во взгляде, — Завтра все успокоятся, и мы вместе всё обсудим. Рассудительно. А сейчас даже не думай об этом, поняла? — Да, — желание уткнуться лицом ему в курку было велико, но они всё ещё стояли на слишком людной улице, и в прошлый перекур к ним даже подошла фотографироваться какая-то девушка. Стас ещё пошутил, что Шастуну нет смысла вообще маскироваться — в России людей такого роста, как он, ровно два: Антон и его отражение. Ответом покатились возражения, преимущественно насчёт Губерниева, и ещё минут пятнадцать они всей командой гуглили разных знаменитостей и потрясённо выкрикивали на весь зал их рост. Плевать. Хотелось прижаться покрепче, согреться наконец, забраться руками под его одежду и почувствовать, как он делает то же самое. И чтоб никого вокруг. — Хочешь домой? — догадливо спросил Антон, оттесняя её, задумавшуюся, в каменную нишу, где можно было частично спрятаться от ветра и взглядов. — Очень, — со вздохом подтвердила Тая, и с надеждой заглянула ему в глаза, — Ты ещё своё согласие не отозвал? — Конечно, нет, — наклонившись, он оставил на её губах быстрый смазанный поцелуй, одновременно ближней к стене, не видимой с улицы, рукой проведя по её талии, и усмехнулся, наслаждаясь её недовольным дразнящей спешкой лицом, — Я такси вызову. Доедем до театра, я там машину оставил. — Ты же… — удивилась Тая. — Я не пил, — покачал головой Антон, и кивнул наверх, — Алкогольное, во всяком случае. Пошли, вещи заберём. *** Хотя идея переночевать у Шастуна возникла у Таи уже после того как она вышла из дома, какая-то неведомая чуйка (а может, коварный план жадного до близости мозга) подсказала ей закинуть в рюкзак сменное белье, футболку, зубную щётку, расчёску и кое-какие косметические средства — полный боевой комплект, с таким можно даже за границу ехать. Так что ехала она спокойно, не переживая и не волнуясь ни из-за чего. Да и чего волноваться? Уставший мозг рубило, и тепло руки Антона, покровительственно сжимающей её кисть, только потворствовало желанию просто уснуть и забыть обо всём до завтрашнего утра. Но алкоголь, попавший в сонный организм, был какого-то другого мнения — Тая ощущала, как внутри всё вертится-крутится, но не в связи с тошнотой. А будто бы… Для чего-то другого. Или вопреки чему-то другому. Или моля о чем-то другом… Лениво отмахиваясь от собственных порывов, Тая насильно старалась задремать, чтобы ограничить мыслительные процессы. Получалось плохо. Потому что в какой-то момент, просыпаясь после особенно яркой сцены, она спросонья аж подскочила на месте — на счастье, Антон в это время как раз парковался и её резкость не спровоцировала никакой аварии. Удивительно всё-таки работает мозг: вот она сидит в кресле, а ведь только что, в треклятом живом сне, стояла на коленях. — Ты че?! Что случилось? — Извини, — чуть охрипшим после дрёмы голосом выдала Тая, заметавшись взглядом по салону, чувствуя, что заливается краской, — Уснула. — Потерпи, чуть-чуть осталось, — посоветовал Антон, осторожно выкручивая руль. Ага, блять. Теперь-то уже малость неловко. Ну только малость. Так, ради здоровья совести. Сдерживая внутреннюю дрожь, Тая бросила взгляд на Шастуна, на его профиль, чётко видимый в полумраке, и тут же поймала ответный вопросительный взгляд и привычное: — Всё норм? У тебя лицо такое… — Какое? — удивилась Тая. Как будто я тебе сейчас страстно отсасывала, глядя в глаза? — Не знаю, — он сощурился, — Точно пойдёшь?.. — Да, да, — Зыкова потешно заторопилась, будто искренне боялась, что ещё минута промедления — и Антон увезёт её к ней домой, и выскочила из машины, спешно затягивая пояс пальто и неловко поправляя на плече рюкзак, выжидающе наблюдая за тем, как Шастун, не сбавляя градус подозрительности, выбирается из салона следом, поглядывая на неё исподлобья с молчаливым вопросом. Тае вдруг показалось, что она, наверное, не достаточно выпила, по крайней мере, для личной храбрости. О чем она и заявила Антону, когда они ехали в лифте. — Кто ж тебе в клубе мешал? — он закатил глаза, — Я не буду. Будешь одна? — Одна не буду, — вздохнула Тая, и видимо, это ей удалось так забавно, что Антон тихо рассмеялся и прижал её к себе, целуя в макушку: — Как раз нормально, чтобы лечь спать. Тая тяжело вздохнула, зажмурившись, утыкаясь ему в куртку лицом. — Если хочешь спать, — верно истолковав её тоскливый вздох, чуть иным тоном добавил Шастун, рукой соскальзывая ниже талии, тесня Таю ближе к себе, пока её руки свободно обвивали его в ответ. — Не хочу, — призналась она, отлипая и тут же ловя своими губами его — нетерпеливые и напористые, даже чуть властные, от чего Тая податливо прогнулась в пояснице, подставляясь и приникая плотнее, под залог взаимного доверия наперёд позволяя всё. Смело проникнув языком ему в рот, Тая с удовольствием и лёгкой дрожью урвала себе его первый стон, и следом за ним — горячие губы у своего уха, быстро, рвано, жарко шепчущие: — Я, блять, всю техничку только на тебя смотрел, только, блять, на тебя… — Не могу подтвердить то же самое, — выдала со всей честностью Тая, внезапно выясняя, что в кабине треклятого лифта слишком мало свободного кислорода — и то весь оставшийся будоражаще и сладко пах Антоном. Аж до скулежа желанно. — Сука, — с довольной усмешкой прошипел в ответ Шастун, напоследок в отместку цапнув зубами, вырывая из неё дрожь, руками беспрепятственно гуляя поверх её пальто, пока Тая рвала заевшую молнию на его куртке, стремясь добраться до шарфа и содрать его с желанной чувствительной кожи. Писк прибывшей на нужный этаж кабины они игнорировали, пока открывшиеся двери не начали сдвигаться обратно — тогда-то пришлось выбраться наружу, продолжая держаться близко, будто склеенные, цепляясь за чужие плечи, ладони, шею, волосы, оставляя безболезненные поцелуи, жадные и быстрые, сквозь тихие ругательства и ещё более тихие, будто смущенные, сдержанные, постанывания. Пока Антон спешно разбирался с ключом, Тая липла к нему, наконец расстегнув противную куртку, забираясь холодными руками под его толстовку, заставляя вздрагивать и шипеть, а порой и в отместку несильно прикусывать за ухо — а затем позволяя толкнуть себя спиной вперёд в темноту прихожей, где уже наощупь разыскать чужие губы, которые целовали так, что нервно дрожали ноги — в очередной раз за сегодня, но наконец-то по приятной причине. Куртка и пальто рухнули куда-то на пол, почти одновременно, возможно, даже прямо на Люка, и всегда тёплые Шастуновские руки долгожданно пробрались к голой коже, юрко пробегаясь по ребрам и жадно сжимая, исследуя и торопливо лаская, пока Тая не положила на его запястья пальцы и строго не прошептала: — В душ сначала. Антон вроде бы согласно что-то пробормотал, спускаясь губами по её шее, старательно вылизывая, так, что внутри всё немело, нетерпеливо оттягивая зубами ворот её толстовки, но в конце концов взял себя в руки и отпустил её, послушно отникая, часто проходясь кончиком языка между своих губ, потемневшими голодными глазами наблюдая, как Тая неверными шагами отступает в полумрак. — Ты первый. — Командуешь. Мне нравится, — сыронизировал он, дыша чуть тяжелее и глубже, чем обычно, жадно выхватывая взглядом в тени знакомый силуэт. — Ну так поэтому я ведущая, — совсем тихо ответила Тая, — Иди. Он прошёл мимо, зацепившись на миг пальцами за её плечо. Яркий свет ванной явил ему собственное встрепанное, чуть мрачное, раскрасневшееся отражение, и блять… Тая времени зря не теряла — за те рекордные пять минут, что провёл в душе Антон с учетом переодевания, она успела тщательно согреть руки в горячей воде на кухне, насыпать корм коту, найти «свою» домашнюю одежду на полке (там же лежало и знакомое полотенце, и контейнер для линз с початой бутылочкой раствора, из чего можно было сделать вывод, что полка тоже была «её»), и — к собственной беде — хорошенько подумать. Нет, обламывать она никого не собиралась — во-первых, это было бы несправедливо и жестоко, во-вторых, ей и самой хотелось до дрожи и закусывания губы. Просто можно было поступить по-другому. Безопаснее, наверное. По крайней мере, всё ещё поддатый мозг, до сих пор плавающий в призрачных мирах импровизации, был готов пойти иным путём, являя собой чудесные, а главное различные, варианты событий. Поэтому, не переодевшись и не зажигая свет в коридоре, Тая дождалась Антона в темноте, опираясь о стену спиной, и когда дверь открылась, выжидающе взглянула. Капли воды редко поблескивали на обнажённой коже, потемневшие глаза смотрели исподлобья, а зубы неосознанно терзали нижнюю губу — вместо того, чтобы делать то же самое с Таисиной, неслыханное расточительство. Оттолкнувшись от стены, Тая рванулась вперёд, впиваясь поцелуем и утаскивая Антона за руки за собой, прекрасно зная, что сейчас он пойдёт за ней куда угодно — и вскоре она мягко толкнула его, призывая сесть на кровать. В этой комнате она ещё не бывала, и не было ни времени, ни желания рассматривать обстановку — к тому же свет Тая также включать не стала — из окна лилось свечение фонаря, и так уж повезло, что Антон, впервые взирающий на неё сверху вниз, преданно и нетерпеливо, был различим на фоне темноты практически во всех подробностях. Поддаваясь порыву, Тая протянула руку и провела большим пальцем по его губам, тёплым и чуть влажным, и тут же оказалась поймана и притянута ещё ближе, между чужих колен, после чего покорно замерла, для сохранения равновесия положив руки ему на плечи и позволяя стянуть с себя чёрную толстовку. Пока губы исследовали её тонкие ключицы, горячие пальцы потянулись к застёжке на лифе, но Тая быстро высвободилась из рук и сделала шаг назад, ловя на себе изумлённый и требовательный взгляд — однако Антон, едва не подавившийся слюной от возмущения, не успел и слова выдавить из себя, как Тая пришла в движение и медленно, пристально наблюдая за его реакцией, опустилась перед ним на колени, теперь уже приближаясь вновь и замирая меж его разведённых коленей. Шастуна пробила дрожь от чудесно-приятного зрелища, и он нервно сглотнул, прежде чем потянуться и пальцами ласково проскользить по её волосам, вплетая и массируя, нежно и почти трепетно, как никогда прежде, в то время как Таисины ладони легли на его напряжённые бедра, медленно, словно знакомясь, проходясь вдоль, по внутренней стороне бедра, неотрывно исподлобья наблюдая за реакцией на лице Антона, который, кажется, разве что вслух не кричал «да, да, пожалуйста, да». Трением друг о друга дополнительно согрев ладони, чтобы Антону не было неприятно, и не сводя открытого, искреннего, внимательного взгляда с его лица, Тая охватила руками его член, устраиваясь удобнее, чувствуя, как царапает колени палас даже сквозь джинсы. Плевать. Растирая каплю смазки по всей длине, она медленно двигала руками, обласкивая, нарочно задевая большим пальцем налитую кровью головку и замечая, как с каждым таким прикосновением Антон сладко морщится, на секунды зажмуриваясь, округляя брови, а его пальцы в её волосах чуть заметно сжимаются, пока не требуя — но уже умоляя. Подчиняясь, Тая провела языком вдоль губ, оставляя их влажными, и, прикрывая глаза, чтобы ни на что не отвлекаться, кроме родного запаха и хриплого дыхания, осторожно накрыла тёплым ртом, двигаясь чуть поступательно, руками помогая себе, ощущая, как член пульсирует и наливается жаром, и как почти в голос стонет Антон, на мгновение сжав руку в её волосах почти до боли, но не ведя и не толкая насильно — ждал, уважал, держался. Она, за продолжительным отсутствием опыта, двигалась неспешно, спасибо хоть зубами не задевала, и прислушиваясь не только к нему, но и к своим ощущениям, стараясь максимально расслабить горло — сжимать уже потом придётся, а пока… Пока язык во влажном тепле выласкивал тонкую кожу, ловя вкус, а губы медленно скользили, в такт тихим, почти жалостливым стонам Антона, который, кажется, едва сдерживался от того, чтобы не ускорить ритм самостоятельно, подкинув бедра и удержав Таю за волосы — иначе нежная сладостная пытка никогда не закончится. Тая и не собиралась его мучить — и лишь малость привыкла, лишь достаточно расслабила горло — сама ускорила движения, прикрыв глаза и считая удары своего сердца, чтобы не сбиться на собственное ноющее нутро, просящее внимания; Антон благодарно гладил её по волосам, по плечам, за ухом, всюду, где дотягивался, что-то неслышно шепча и морщась, складывая брови домиком, чуть вздрагивая и сполна отдаваясь её власти — а Тая почти упивалась этим, играя кончиком языка, стараясь подгадать момент, послушно сглатывая слюну и смазку, пока Антон почти вслух страдал над её головой, пуская по её телу ответные волны священной дрожи. Почти проскулив ругательство, он в какой-то момент впился в её волосы ещё жёстче обычного, и Тая податливо насадилась глубже, аж до слёз, выступивших в уголках глаз, терпеливо задержав дыхание, впившись пальцами в его чуть дрогнувшие бедра, принимая вязкие тёплые толчки в горло и покорно проглатывая, дожидаясь, пока оргазм отпустит Шастуна, мычащего что-то нечленораздельное, но очень благодарное. Пальцы разжались, и Тая отстранилась, закашлявшись и утирая пальцами мокрые глаза — не успела двинуться, как Антон подался следом, слетая на пол, ловя её в объятия и крепко, до хруста прижимая к себе, впиваясь в тёплые, ещё влажные губы, бесконечно страстно прикусывая и тут же проходясь языком, зализывая, извиняясь, благодаря. Его рука без мгновения раздумий протиснулась Тая в джинсы, та успела только пробормотать, что она ещё не была в душе, но длинные пальцы уже проникли ниже, и Антон оторвался на секунду от её губ, чтобы с ухмылкой прошептать: — Вау. — Член нащупал, что ли, — наигранно проворчала Тая, с сожалением дергая его за запястье, и он, даже не сопротивляясь, отстранился, продолжая жадно рассматривать её и часто облизывать губы, пока она поднималась на ноги, — Пять минут. — Я могу с тобой, — хрипло хмыкнул тот. — Мы ещё не на той стадии, — отреклась Тая, исчезая в коридоре. Вслед ей донеслось только насмешливо-игривое «Да что ты говоришь».