Тая, замолчи!

Тая до самого конца не была уверена, для чего вообще идёт на эту встречу. По сути, если задуматься, особого доверия у неё не было ни к Матвею, ни к Ире — а они оба к тому же заставляли её усомниться в её доверии к Антону. Получался какой-то замкнутый круг — и закручивало его яростное чувство, что так будет правильно. Потому что если слова Иры подтвердят слова Матвея, если она приложит хоть одно прямое доказательство вины Шастуна, что подтвердит, что она не всего лишь злобная сука, которая решила насолить своему звёздному бывшему руками его нынешней и её, этой самой нынешней, бывшего… Бр-р-р-р. Голова кругом. В общем, сути это не меняет: если найдутся подтверждения того, что Антон когда-то поднял руку на Иру, все Таисины переживания последних суток не будут напрасны. Вместе они придумают выход, подключат каких-нибудь знакомых, напишут заявление — словом, сделают хоть что-то, чтобы этот ужас закончился. Хотя Тая и ненавидела себя за то, что всё ещё позволяла себе думать, что это всё — один сплошной наговор. Ну не мог Антон так поступить. Просто не мог. Он ведь совсем не такой. Как будто Тая вообще его знала. Кто их разберёт, этих актёров? Может, он всегда роль играет, что на сцене, что в жизни. Просто иногда маска хорошего парня слетает, и… И что? Антон был человеком, да. У него были слабости, недостатки, проблески застарелой неуверенности в себе, он был эмоционален и открыт — перед теми, кого считал достойными этого. Он играл социальные роли, как и все семь миллиардов, или сколько их там, людей на Земле: образ для сцены, образ для отдыха, образ для друзей, образ для семьи, образ для близкого человека. Это не делало его плохим или хорошим. Это просто делало его человеком — пусть странным, пусть выразительным, пусть порой слишком вспыльчивым. А вспыльчивость, как известно, не всегда доходит до драк. С Ирой они условились встретиться у входа в какой-то парк — ещё шагая по тротуару, Тая долго всматривалась в непривычно мрачное пространство, где голые чёрные деревья терялись в темноте даже на фоне снега: кажется, там не было фонарей вообще, или же их ещё не зажгли, хотя уже пора. Отличное место, чтобы пропасть без вести, угрюмо подумала она, нервно поднимая воротник пальто. Как выяснилось, Кузнецова уже её ждала, и от неё явственно разило неловкостью — ещё бы, какая встреча, такой и повод. — Извини ещё раз, что так вышло, — первой произнесла она, смущённо разводя руками, — Стас, наверное, офигел. — Не то слово, — Тая очень старалась не рассматривать её лицо внимательнее в поисках признаков неизлечимого страха или беспокойства, и попыталась переключиться на их общее дело — и то больше пользы будет, — В общем, ну… А что говорить-то? Ира явно в курсе, что Тая знает причину их встречи, но начинать диалог не спешит — смотрит выжидающе и чуть-чуть с сочувствием и пониманием, но не торопит. Наверное, уверена, что Тая в той же ситуации, что и она. Но это ведь не так! — К тебе ведь приходил тот мальчик журналист? — наконец уточнила Ира, потому что Зыковой пока удавалось только мастерски ловить ртом воздух, — Он обещал помочь. — Да, — кивнула Тая. — Ужасная ситуация, — как-то виновато произнесла Ира, и та поспешила её успокоить: — Ты ни в чём не виновата. Нужна недюжинная смелость, чтобы признать такую вещь. — Не говори, — Кузнецова устало потерла пальцем переносицу, — Я всю ночь не спала. Всё думала, вспоминала. — Я тоже, — сочувственно склонила голову Тая. Представить трудно, что это такое — сначала пережить насилие, а потом вынужденно вернуться в те времена, чтобы восстановить цепочку событий для подачи заявления в полицию. Пиздец самый настоящий. И до сих пор не верится, что Антон действительно это с ней сделал. Нужно как-то аккуратно перевести разговор в сторону доказательств, чтобы при этом не оскорбить и не расстроить бедную девушку, которой наверняка стоит огромных сил сейчас стоять здесь и говорить об этом, — Так, м-м-м-м… Ир, мне нужно услышать из первых уст, что произошло. Поэтому я здесь. — Что произошло? — повторила Ира. — Я так понимаю, побои ты не снимала? — как можно мягче уточнила Тая, очень надеясь, что по дурости своей сейчас не вызовет у человека какие-нибудь флэшбеки, — Просто я не уверена, что заявление примут без доказательств. — Антон меня и не трогал никогда, — удивлённым голосом ответила Ира, — Я просто хочу помочь. — Помочь в чём? — неосознанно отзеркалила вопрос Тая. — Написать заявление. — Кому? — Зыковой становилось всё труднее держать спокойный тон — общая усталость и нервозность в связи с целыми сутками догадок и дилемм и без того доводили, а тут ещё этот странный бестолковый диалог, как ебучая вишенка на торте, — Ты же сама решила писать заявление. Передумала? — Эм. С чего мне его писать-то? Антон меня никогда не трогал, — Ира вновь повторила эту сущую бессмыслицу, которая почему-то отказывалась укладываться в голове, — Я думала, ты… — Погоди, — перебила её Тая, хотя даже не знала, что хотела высказать — выстроенная за прошлую ночь мозаика рассыпалась прямо в руках, — То есть… Погоди. — Извини, если ты передумала подавать на него, то я правда ничем не могу помочь, я же не жертва и не свидетель, — хмуро заметила Ира. — Так и я… не жертва, — медленно произнесла Тая, — И не свидетель. Они синхронно уставились друг на друга, будто в первый раз увидели. — Я ничего не поняла, — Ира вздернула красиво очерченные брови, — Ты же Таисия? — Ну да. А ты — Ира Кузнецова. Да ведь? — с сомнением и подозрением уточнила Тая, разглядывая её лицо — нет, определённо, это та же девушка, что была на фото в посте про их с Шастуном расставание, та же, у которой они тогда с Антоном забирали кота! Что за сюр? — То есть ты не собираешься подавать на Антона заявление, что он тебя избил? — с таким недоумением, что даже становилось чуточку обидно, спросила Ира. — Я думала, это тебя он… — Тая остановилась на полуслове, зло с шипением втянув в себя воздух сквозь зубы, — Ебаный Матвей! Моментально, как сухое сено, вспыхнув, она импульсивно сорвалась с места куда-то, сделала несколько шагов по скользкому асфальту, затем рывком развернулась и снова остановилась перед изумлённо её разглядывающей Кузнецовой, яростно взмахнув руками. — Он мне вчера сказал, — выпалила Зыкова, — что ты собираешься писать заявление в полицию на Антона за то, что он тебя бил, но слишком боишься, поэтому нужно, чтобы я тоже подтвердила, что с его стороны такие попытки были! — Ты серьёзно сейчас? — строго спросила Ира, — Если это какая-то беспонтовая шутка, я сейчас уйду. Потому что то, что вы сейчас делаете — это клевета. — Я ничего и не делаю! — горячо возразила Тая, — Говорю же, он, Матвей, журналюга этот хренов, сказал, что вы с Шастуном расстались, потому что он тебя пиздил! — Кто? Антон? — Кузнецова нервно рассмеялась, — И ты поверила? — И ты тоже, — отчеканила Зыкова, — Иначе нахрена ты меня искала и позвала сюда? — Вот… Блять, — будто прозрев, Ира захлопала глазами, — Погоди, ты… Ты прям серьёзно? Тот мальчик-журналист, получается… — Нассал нам обеим в уши, — угрюмо подтвердила Тая, — Очень, кстати, логично. — Да в каком месте-то это логично?! — Он ищет подробности, — пояснила Тая, — Информацию. Грязь всякую, в общем. Ну и сыграл для каждой из нас на самом болезненном — на угрозе насилия. Чтобы выпытать что-нибудь дополнительно, ну, знаешь, типа… — Я большего бреда в жизни не слышала! — раздражённо воскликнула Ира. — Он же тебя спрашивал, делал ли Антон что-то плохое по отношению к тебе? Меня вот спрашивал. Хватал ли за руки или волосы, или, может, в приступах гнева ударял по стенам, — Тая утомлённо пожала плечами, — Матвей рассчитывал, что что-то такое происходило, и если бы я подтвердила, что да, что-то такое было, он бы в это вцепился и использовал бы как факт. Как показание. — Для чего? — потрясённо спросила Ира. — Чтобы накатать статью, какой Антон мудак, тиран и всё такое. — Ты в курсе, что всё это звучит ненормально? — уточнила Кузнецова, озабочено хмуря брови, — Почему именно домашнее насилие? Антон же… Ты же его знаешь. Он же безобидный, он вообще не из этих. Он во время ссоры скорее обидится и дверью хлопнет, как подросток, ну, дуться будет, но чтобы рукоприкладство? Да ты шутишь. — Я шучу?! — взъярилась Тая, чувствуя, что уже и сама от того самого рукоприкладства уже не так далека — во всяком случае, как она уже с облегчением убедилась, ближе, чем Антон, — Ты сама меня сюда позвала, потому что была уверена, что я — жертва! — Ну не прям уверена, — пробурчала Ира, отводя взгляд. — Я эти сутки, с тех пор, как Матвей на меня вывалил эту историю, только и сидела и взвешивала, а мог ли, блять, Антон такое творить, — зло процедила Тая, — Думала, ёбнусь, потому что не могла оставить всё как есть, потому что была уверена, что ты где-то точно так же сидишь и трясёшься, что Антон не получит наказания за содеянное. — Сюжетный поворот, достойный российского сериала для домохозяек, — отчеканила Ира. На минутку между ними повисла задумчивая и малость оппозиционная тишина: Тая, отвернувшись в попытках продышаться, наблюдала, как мимо проезжают машины, чтобы чуть выше по улице набиться в пробку, как тромб в коронарной артерии, а Кузнецова, напряжённо размышляя, пялилась в противоположную сторону, куда-то в глубины тёмной аллеи парка, теряющейся вдали. Мозг быстро прокручивал события и факты — и все они очень удачно складировались в эшафот. Для ебучего Матвея. Матвея, который умудрился наебать двух наивных женщин, надавив на больное — на чисто российскую проблему справедливого наказания домашнего насилия, а сделал он это всего лишь для того, чтобы раскрутить хотя бы одну из них на «разоблачающее» интервью. Может, и сам бы чего додумал. Да почти наверняка. «В следствие проведённого независимого расследования нашей редакцией были произведены следующие следственные мероприятия… в связи с чем берём на себя смелость сделать следующие неутешительные выводы…» — Пиздец, — негромко заключила Тая. Её собеседница повернула голову в её сторону — на лице Кузнецовой всё ещё был написан скептицизм, но уже порядочно смягчённый глубокой задумчивостью, — Но, в общем, мы обе ему ничего важного не сказали. И это успокаивает. — Я бы и не стала ничего говорить, — заносчиво заявила Ира. — Да нечего и говорить, — не стала спорить та. — И что теперь? — неуверенно спросила Ира, чуть нервно одергивая тёплые перчатки на руках, — Подать заявление на этого журналиста, в связи с клеветой? — Он же ничего не написал ещё, — Тая покачала головой, — Нет, поступим иначе. Я свяжусь с ним и предупрежу, что мы в курсе его ебучей брехни. А потом обращусь к юристам канала. — Серьёзно? — скептически изогнула губы Ира, — Ты его решила просто предупредить? Пальцем хоть погрози. — Ну, не думаю, что у тебя есть запись вашего с ним диалога, которую можно использовать в качестве доказательства, — резонно заметила Тая, — У меня вот тоже ничего нет. Он мудак, и очень осторожный. — Ты говоришь так, как будто с ним знакома. — Мы учились вместе, — со вздохом покаянно ответила Зыкова. — И разумеется, это ничуть не подозрительно, — иронично кивнула та. — Поверь, ничуть. Он меня донимает с того момента, как выяснил, что меня на СТС пригласили работать. — Я это запомню, — серьёзно предупредила её Ира. — Да пожалуйста, — Тая едва удержалась, чтобы закатить глаза, — В общем, я спрошу у юротдела, как будет лучше поступить в таком случае, чтобы обезопасить себя. А нам с тобой остаётся только больше никогда с ним не разговаривать, ни на какие темы. Вообще. — Легко, — Кузнецова презрительно сморщила аккуратный нос, — Я тоже сообщу нашим на канале, без подробностей, конечно. Пусть просто имеют в виду, что такой кадр есть в городе. — Тогда договорились. — Ага. Они ещё немного помолчали — напряжение, может, и спало, а вот неловкость никуда деваться не собиралась. И Тая рассматривала собеседницу украдкой, притворяясь, что смотрит вдаль, с любопытством подмечая красивые черты лица, добрые и умные глаза, смешно торчащие из-под вязаной шапки прядки волос. Приятно быть в одном ряду с классными людьми — Антон бы вряд ли выбрал себе в спутницы черти кого. — А, м-м-м… — Тая взволнованно поджала губы, дожидаясь, пока Ира посмотрит на неё, — Извини, что спрашиваю, но всё-таки… Вы… — Почему мы с ним расстались? — ровным голосом спросила Кузнецова, — Странно, что ты рассчитываешь на искренний ответ, учитывая, что мы пять минут назад выяснили, что ты — давняя знакомая журналиста, который копает под нас всех. Тая понимающе кивнула, слегка смущаясь. Ух, Матвей, вот только попадись мне в руки, сука. — Но мне и нечего скрывать, так что я тебе отвечу то же, что говорю всем, потому что это правда, — спокойно продолжила Ира, — Мы оба были заняты работой. Постоянно. Ненормированный график — та ещё каторга. Хоть и работали, считай, в одной компании, всё равно виделись так редко, как будто вообще в разных городах жили. Смысла в таких отношений я лично не вижу, какого об этом мнения Антон — спроси его сама. — Спасибо, — искренне поблагодарила Тая. — Не за что, — Ира впервые за их нелёгкий разговор улыбнулась, — И, знаешь, он хороший. Странный, да, но хороший. Поверь мне… *** ШАСТУН, 23:48 Тай Я завтра смогу в два где-то Ты как в это время? Тая Зыкова, 23:49 Да, отлично, у меня с часу до шести свободно ❤️ ШАСТУН, 23:50 ❤️💫 *** Статус «оправдан» превращал самый обычный, полный заёбов день в почти что ромком — Таю, летящую от станции к студии, от студии к станции, радовало и смешило всё, от милого уличного саксофониста, который подмигнул ей, когда Тая, пробегая мимо, бросила в шляпу у его ног купюру, до поскользнувшегося на грязном льду голубя. Она улыбалась бариста-стажеру, который перепутал заказ и долго смущённо извинялся, улыбалась смешной бабушке, у которой из одежды не были вязаными крючком разве что сапоги, улыбалась хмурым охранникам в метро, улыбалась просто так, рассеянно и счастливо, подставляя бледное лицо пробившемуся сквозь заставу туч солнцу. Сердце прыгало, как сумасшедшее, пальцы всё тянулись проверить диалог — вдруг что-то ещё написал? С мимолетной тревогой ожидала, что сейчас снова не получится встретиться, что Шастун перенесёт встречу, но время шло — и всё складывалось. Её радостное, светлое, непривычно живое настроение заметно мешало на занятиях актерским мастерством, да и на курсе по ведению мероприятий тоже сосредоточиться оказалось труднее, чем обычно — всегда серьёзная, чуть напуганная ответственностью девушка вдруг обратилась для всех маленькой смешливой искрой, которую трудно было удержать в руках, потому что она взволнованно ждала час дня, чтобы нырнуть обратно под землю и сквозь толпу ринуться на встречу с Антоном. Оправдан по всем фронтам. Даже стыдно было немного, что Тая какое-то время всерьёз сомневалась в позитивных помыслах и незапятнанных руках Антона — этого светлого человека, который умел заливисто смеяться, громко ругаться, философски рассуждать, и при этом всегда держать себя в рамках. И всё же, должно быть, хорошо, что ситуация разрешилась прежде, чем Зыкова успела додуматься до чего-то действительно серьёзного и непоправимого, или, не дай бог, принять какое-то определённое решение, или — что ещё хуже — вовсе начать необдуманно, но очень активно действовать в соответствии с гласом своих страхов. Да, страхи. Это верное слово. Испугалась, что Матвей прав, что Ира годами жила в аду, испугалась, что ошиблась в Антоне. Испугалась малодушно и уязвлённо. Так что адекватность и подозрительность предприимчивой Кузнецовой значительно помогли в этом диком вопросе — за это Тая была бесконечно ей благодарна, потому что сама бы она искать связь с ней через Стаса не додумалась бы, даже будь у неё в запасе десять лет. Плохо, конечно, что Стас оказался посредником, но это так, мелочи жизни, в сравнении с тем, что Антон вновь помилован в глазах Таи и её строгого разума — самопровозглашённого судьи всего сущего. Когда в почти полночь поступило сообщение Антона с предложением встретиться, Тая как раз, едва волоча ноги, добралась до своей квартиры со встречи с Ирой, и мысль о том, что завтра она наконец увидит Шастуна, привела её в такой восторг и состояние радостного предвкушения, какое бывает разве что у пятилеток ранним утром в день рождения, что она даже забыла, что собиралась разъебать Матвея и его шараш-контору по камешку, а его самого, забитого до смерти книжкой по психологии, захоронить в обломках; от случайно мелькнувшей мысли, что козёл-журналист наверняка спит и видит, как бывшая и нынешняя Антона Шастуна шепчут ему в ухо всякие жуткие полунадуманные подробности из бытовой жизни со знаменитостью, Тая отмахнулась — пусть полелеет надежды ещё денёк. А вот потом отхватит по самое не балуйся. СТС точно не бросит в беде своих резидентов, особенно когда речь заходит за чистоту репутации. Первое место в её мыслях сейчас занимал Антон. То, как она скучала по его голосу, по порой дурацким шуткам, по заразительному смеху, по тёплым объятиям, по рукам, по губам, по долгим взглядам искоса. Сейчас имело значение только это — и то, что ещё чуть-чуть, и они встретятся. Выскочив из условленного выхода метро, она почти сразу разглядела на парковке неподалёку знакомую машину, и глупое сердце аж подскочило до горла, а не менее глупый нос даже вроде бы учуял призрачный запах знакомых духов. Но, конечно, это всё психосоматика. Бодро шагая через расчерченную асфальтированную площадку, она почти не сдерживала улыбки, только чуть-чуть беспокоилась — вдруг перепутала автомобили, и сейчас ввалится, лыблясь, в чужую машину, к какому-нибудь охуевшему мужику, который вообще этого не ожидал? Такое с ней однажды уже бывало. К счастью, машина оказалась та, нужная. Радостно помахав сидящему на водительском сиденье Антону рукой, Тая запрыгнула в салон и тут же, даже не дав себе труда поздороваться, потянулась за поцелуем — но её остановил и вынудил буквально окаменеть на месте прямой вопрос: — Тая, зачем ты общаешься с Ирой? Она медленно опустила руки и смирно уселась обратно в кресло, повернув голову в его сторону и серьёзнея. Антон, барабаня пальцами по рулю, что выдавало нервозность, несмотря на притворно спокойный вид, уставился горящим взглядом прямо перед собой, ожидая ответа. Пришлось рассказать. Последовательно, чуть запинаясь и порой на секунды задумываясь, чтобы сложить ход событий в одну прямую линию повествования. Нет, Тая не собиралась прям основательно скрывать эту неприглядную историю от основного действующего лица, но для собственного спокойствия и для душевного равновесия явно нервничающего Шастуна чуть смягчила пересказ своих мыслей и выводов о рассказанном Матвеем пиздеце — сказала лишь, что не поверила и хотела убедиться в правдивости слов журналиста через его главного якобы поставщика новостей. Антон повернул голову в её сторону ещё на моменте, когда выяснилось, что Крюков представился его именем, чтобы пробраться в Таисин подъезд, и теперь на его подвижном лице явственно отражалась практически каждая мысль — в основном они носили выражения удивления, недоверия и полнейшего тоскливого разочарования. Тая хорошо знала эти чувства — и от этого становилось ещё горше — в школе было время, когда одноклассницы с лёгкой руки подростковой жестокости прицепили к ней уродливую сплетню, и всё недоверие и почти что отвращение со стороны многих её знакомых, кто поверил в тот бред, вызывали у неё те же эмоции, что сейчас давились внутри Шастуна, требуя выхода. Когда был уверен в адекватности близкого человека, а он взял и принял за чистую монету ту откровенную нелогичную чухню, которую сказал кто-то совершенно левый и абсолютно не внушающий доверия. Вот как Матвей. Знала же Тая, что нельзя верить ни единому его слову — и что, помогло ей это знание?.. История даже со всеми уточнениями и пересказами уложилась всего в пять минут — а именно полторы песни, которые ненавязчиво и тихо играли по радио в машине. — Что это всё за хуйня? — наконец спросил Антон, который всё это время молчал, не перебивая и ничего не уточняя, — Ты всерьёз решила, что я подниму руку на кого-то? То есть, уже, получается, поднял. Небось и не один раз. — Прости, — Тая покаянно опустила голову, — Матвей мудак, и я не лучше. — Я теперь понимаю, конечно, почему ни ты, ни Ира мне ничего не сказали, вы же типа обе думали, что я пизжу другую… — Шастун подвис, и яростно помотал головой, — Но всё равно пиздец. «Игра Престолов» какая-то, блять… — он снова задумался, а Тая терпеливо ждала, — Нихера не понял, а зачем было это всё? Сплетни эти странные. Цель у этого Матвея какая вообще? — Чтобы хотя бы одна из нас с Ирой подкинула ему каких-нибудь некрасивых фактов про тебя. Это психология. Он специально задавал конкретные вопросы про насилие, чтобы… — Где он, блять, работает? — нетерпеливо перебил её Антон, хватаясь заводить машину, — Или живёт? Я ему собираюсь на примере, блять, психологии объяснить, что такое удар в рыло. — Так, стоп, — Тая потянулась и быстро положила ему руку на локоть, заглядывая в глаза и чувствуя себя более чем виноватой — если бы земля прямо сейчас разверзлась и она туда провалилась навсегда, с концами, ей бы стало значительно легче, но пока недра планеты хранили молчание, и приходилось разбираться с проблемами разговорами, долгими и сложными, — Антон, пожалуйста. Я знаю, ты его сейчас готов угандошить, но, правда, лучше не надо импульсивничать. — Прикалываешься? — видимо, сработало, потому что Шастун бросил ключ зажигания и снова повернулся к ней — уже с возмущением, — Если этот пидор напишет хоть пол-слова на эту тему, мне пиздец! Мне, карьере, блять, спокойной жизни, всему! Людей отменяют и за меньшее, ты, блять, и сама прекрасно в курсе. — Что, неужели не хочешь повторить события суда Деппа? — попыталась разрядить обстановку Тая, бесстрашно и прямо ловя рассерженный взгляд зелёных глаз, — Russian version, не? Напрасно, такую популярность бы шоу принёс. — Не смешно, — буркнул Антон, тем не менее, уже куда спокойнее, после чего угрюмо скрестил руки на груди и уставился злым и обиженным взглядом куда-то в пространство. Тая, на всю катушку используя свой единственный талант — пиздеть без умолку — принялась старательно приводить его в чувство, убеждая в медийной опасности намерения дать Матвею в рыло, и одновременно обещая, что Крюкову не поздоровится уже просто от какого-нибудь официального письма с вежливой угрозой от юротдела СТС (о том, что Матвей, скорее всего, подобные письма пачками каждую неделю получает, и это всё ещё никак не повлияло на его деятельность, она решила пока умолчать, иначе действительно сегодня вечером придётся просить Стаса связаться с теми его знакомыми, которые, если что, могут назначить место на кладбище вне очереди для одного очень конкретного журналиста). Градус напряжения в салоне машины её силами и силами самообладания Антона медленно, но верно спадал, и в какой-то момент Шастун всё же отмахнулся от неё, заверив, что всё нормально, и что он сообщит о навязчивом уёбке куда надо (оставалось надеяться, что он имел в виду юристов, а не каких-нибудь наёмных бандюков), после чего Тая с осторожным и просящим вопросом во взгляде снова потянулась к нему на встречу — и на этот раз её не оттолкнули, сминая губы, целуя в ответ с чувством и усталым удовольствием, наконец отпуская себя и расслабляясь. Погладив его по кудрявым волосам, чуть массируя кончиками пальцев, как ему нравилось, Тая улыбнулась, едва дрожа ресницами, чтобы не сломить долгожданный чарующий момент: — Ну привет. — Привет, — мягко усмехнулся в ответ Шастун, медленно поглаживая большим пальцем пульсирующую венку под тонкой кожей её шеи и задумчиво, но умиротворённо рассматривая её приоткрытые губы, с которых он только что тщательно слизал остатки клубничной гигиенической помады. — Куда поедем, командир? — Надеюсь, в пределах Садового. — Есть идеи? — Ну, примерно две, — пожал плечами Антон, через секунду, впрочем, снова голодно припадая к её губам, явно моментально забывая о разговоре — а Тая, задыхающаяся от порывов, и не против была.