***
— Ха-а-а… ха-а-а… — Что ты делаешь? — голос Маргарет неуверенный, тягучий. Тав оборачивается на неё с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Словно мышь, которую на кухне поймал кот, он коротко ёжится и даже не может сбежать — он ещё ждёт свою лошадь у стоянки. — Похолодало, вроде, чувствуешь? Но пар изо рта не идёт. Взгляд Маргарет стоит портрета. Внешне она ужасно напоминает Йенну, что умерла пару лет назад от старости: рыжая, густобровая, хрупкая. Местами наивная, местами смышлёная. — Октавиан, у вампиров не бывает пара изо рта, — кажется, у неё вот-вот накатят слёзы огорчения собственным господином. — Ты что же, ни разу не замечал? — Как-то не думал об этом. От укоризненных слов спасает рыхлый цокот копыт о землю — конюх ведёт за поводья Искру. Вороная лошадь была названа Октавианом так из-за россыпи маленьких белых пятен на рёбрах и бёдрах. Словно маленькие огоньки вспыхивающего на воздухе костра. Маргарет мрачнеет, стоит ей понять, что происходит. — Так, ты всё же отправляешься на охоту? — Да. — А хозяин? Стоит конюху подвести Искру ближе, как Тав переключает всё своё внимание на неё. Ладони сразу же ложатся на крепкий стан лошади, гладят гриву, лоб жмётся к крепкой шее. Тав даже не замечает, как бормочет: «Девочка моя, привет! Умничка, красавица!». — А хозяин? — чуть громче переспрашивает Маргарет. Выпустить Искру из объятий невозможно, поэтому ответ получается куда-то в шерсть: — Он не поедет. — Ты же обещал. — Я обещал не попадать в неприятности. Взгляд быстро следует по креплениям, проверяет седло, оценивает каждый узелок на надёжность. Коротко поблагодарив конюха, Тав одним прыжком седлает Искру. А затем спотыкается об недовольный взгляд Маргарет. — Что? Разве у тебя скоро не начнётся шоу фокусников? — Вот и начнётся! Знаешь, как весело будет? А ты скачи по лесу один! Она упирает руки в боки, и Тав заливисто смеётся. Через несколько часов он принесёт Маргарет «двуногого», чтобы та перестала дуться. Только сначала разберётся с указанием, которое оставил ему Астарион. В голове вертятся слова: «Один из отступников — синий тифлинг с козлиной бородкой и обломанными рогами. Это существо зовут Дарий. Будь хорошим мальчиком, принеси мне его голову». Достаточно простое условие за дозволение участвовать. Посмеявшись вдоволь и пообещав Маргарет не возвращаться без добычи, Тав поворачивает Искру прочь от палаток Анкунина. Он минует магический барьер, коротко машет охранникам. Астарион не вышел его провожать, потому что около получаса назад первым отправился на официальную часть открытия охоты. Искра размеренно следует по витиеватым дорожкам, ведёт Тава неспешно к самому сердцу всего лагеря вампиров: западному холму, на котором расположены флаги Совета вампиров и уже собрались другие отродья. Не стремясь занять место поближе к импровизированной трибуне, Тав замирает у края толпы охотников из других семей. — Доминионы! — обращается одетый в балахон вампир с трибуны. — Этой ночью для свершения суда, нам были переданы семьдесят три преступника. Совет рассмотрел каждое… Тав не особо вслушивается в возвышенные речи о порядках вампирского сообщества. Это в принципе не в его духе. Если бы когда-то Император осознал, что выбрал не самого удачного до борьбы за власть союзника, глядишь, остался бы жив. Вместо воодушевления речью Тав гладит Искру по шее, ерошит ей гриву и оглядывается. С одной стороны трибуны толпятся охотники; с другой, у самой кромки леса, видны пустые клетки. Тав пропустил, как отступникам дали фору. Задумавшись о том, как далеко может убежать сейчас Дарий, он быстро проверяет зелья у себя на поясе. Успокоение приходит, когда Тав нащупывает круглый бутылёк для обнаружения невидимого. На случай, если этот тифлинг способен на чары. А затем взгляд его падает на длинный стол поодаль. За ним он замечает Астариона и быстро насчитывает пять неизвестных ему вампиров. Точнее нет. Маркграфа Аверина он уже встречал как-то раз во дворце Анкунина. Получается, там сидят хозяева присутствующих здесь отродий? Ещё шесть стульев оказываются пустыми. Видимо, основатели этих семей сейчас где-то здесь, среди охотников, ждут последнего горна. — …и пусть страшится тот, кто совершает преступление против своего прародителя!.. Астарион категорически не хотел идти даже на открытие охоты, ведя свою скрытую политическую игру. И вот он остро улыбается сидящим рядом вампирам, при этом не спеша вовлекаться в беседу. Два его соседа оживленно ведут диалог. Они явно пытаются разговорить Астаориона, но всё бессмысленно. Для наблюдающего со стороны Тава картина предельна понятна: король не заинтересован в тесном контакте с холуями. — …да начнётся великая охота! Глубокий звук горна отзывается резонансом в теле. Тав слушает раскатистое гудение, придерживает в момент взволновавшуюся Искру. Скрипит кожа перчаток, бёдра крепче прижимаются к рёбрам лошади. Прямо сейчас в лес рванули первые нетерпеливые охотники. Кто-то, напротив, аккуратно двинулся с места. Но рассматривать других некогда, в этой суматохе Тав ощущает, как важно вырваться вперёд. Пока запахи жертв не смешались с охотничьими, пока след ещё горяч и отчётлив, пока особенно остро хочется доказать свою полезность и верность.***
С ветки, шелестя крыльями, поднимаются ввысь вороны. Вдали раздаётся краткий зов горна. С начала охоты Тав насчитал таких сигналов тридцать шесть. Сначала они шли особенно часто, но со временем стали всё реже и реже. Так знаменуют каждого убитого отступника: благодаря зачарованию жертв Совет моментально узнает об их гибели. Тав чуть ослабляет поводья, прислушивается к звукам леса и обводит взглядом тени на горизонте. Он мог бы опустить руки с самого начала, поверив, что кто-то уже поймал Дария. Но если бы всё было так просто, Астарион даже не упомянул бы его имя. Явно усмотрев возможность в непоседливом характере Тава, он решил лично свести счёты с неприятелем. «Эта тварь может сбежать. Будет досадно позволить ему достичь цели». Тав щурит глаза, на земле виднеются следы: босые, правая нога чуть косолапит. Поводья Искры чуть натягиваются, замедляют ход. Лес тих, время будто бы замерло. Настороженность движет руками, заставляет вынуть лук из-за спины. Вполне вероятно, что с такими ногами беглец не способен двигаться быстро. Скорее всего, впереди засада. Тишина оглушает: ни вздоха, ни тем более биения сердца. Что-то мелькнуло! Взмах рукой — стрела пронзает пространство, врезается в тушку змеи на стволе дерева. Тав раздражённо смотрит на собственную осечку. — Странно. Резким рывком неизвестный дёргает его на землю. Тав не успевает ничего сообразить, жёсткий удар плеча, стрелы разлетаются по стылой почве. Визг лошади, Искра припускает вперёд, и запутавшийся ногой в стременах Тав проезжает ещё метр, ударяясь о камни. Дернув ступнёй, он старается тут же оценить, где соперник, но не видит никого вокруг. Ладонь спешно тянется к бутыльку с зельем обнаружения на поясе, как вдруг мягкий шорох листьев справа предупреждает об опасности. Тав сгребает в руке небольшой камень, кидает его в сторону звука. Хруст веток от пошатнувшегося тела. Он попал! Это его шанс! Ладонь спешно добирается до бутылька, щелчок пробки, губы присасываются к горлышку. Двух глотков достаточно, Тав наконец видит! Но это не Дарий. Неизвестный в плаще человек злобно скалится,в руке его острый кинжал. Удар — Тав перекатывается влево, но кинжал проникает в ткани плаща. Узелки дёргают шею, Тав спешно срывает с себя брошь, отстёгивая лишнее. Замешательства врага достаточно, чтобы успеть подняться и выудить свой клинок. — Кто ты? Звон лезвий, Тав видит, как враг набирает в грудь воздух. Стоп, какое ещё дыхание? Он напрягает слух, но биения сердца нет. Ещё одни чары против обнаружения? И всё же видно, как вздымается грудная клетка. — Не можешь сказать? Удар, удар, удар. Если так пойдёт и дальше, Таву ни за что не выиграть. Ближний бой не его конёк. Зато ему очень везёт. Оттеснив врага назад, он толкает того прямо на колчан, вынуждая упасть. Замах клинком — тот проникает в плоть мягко, словно нож в масло. Буйный взгляд недруга замирает, стекленеет. Тав наблюдает за тем, как враг захлёбывается в тиши в собственной крови, только в самом конце издав предсмертный хрип от распавшихся чар. Вдох, выдох — Тав поправляет ладонью волосы. Человек, живой человек в лесу вампиров. Откуда он тут взялся и почему напал на Тава? И может ли он тут быть не один? Что если его отправил кто-то из других вампирских семей? Или из даже из Совета? Нет, на последних, исходя из рассказов Астариона, совсем не похоже. Но и на охотника он не смахивает. Руки порхают по карманам мертвеца, находят несколько золотых. Кто бы ни послал этого убийцу, был достаточно умён, чтобы не писать писем. Собрав стрелы и подняв лук, Тав смотрит в сторону, куда убежала Искра. А затем старается разглядеть уцелевшие следы беглого отступника. Он примечает свою брошь, тут же цепляет её себе на кожаный нагрудник. Ещё не хватало быть убитым другими вампирами. Наконец, выйдя на след, Тав продолжает свой путь. И хотя среди примет Дария не было косолапия, жажда убийства, проснувшаяся от случившейся битвы ведёт вперёд. Спешно, прыжками через корни деревьев, скольжением по склонам и ловким огибанием веток. Тав выследит свою жертву, исполнит приказ и расскажет Астариону о случившемся.***
Тав вытаскивает стрелу из пробитого черепа отступницы. Это уже третья жертва — вдали раздается протяжный напев горна. По количеству сигналов за последние пару часов, осталось около тринадцати отступников. В голове проскальзывает мысль взвалить эту женщину себе на плечи и пойти уже наконец к лагерю. Но без Дария и Искры это бессмысленно. А может его уже убили? И лошадь тоже? Чем ближе рассвет, тем чаще накатывает паника. Тав вытирает наконечник стрелы об одежду отступницы. Нет, он доведёт эту охоту до конца, а там будь что будет. Ну, высмеют его Астарион и Маргарет, и что? Зато он убил целых трёх отступников. Что уже больше нуля, и куда круче любого выступления фокусников! А ведь Астарион действительно красивый наряд ему подарил, может быть правда нужно было остаться в лагере? Стоит обогнуть цветущий кустарник, как Тав слышит чьи-то крики и звук лезвий. До этого он уже встречал других вампиров в лесу, но те быстро дали понять, чтобы Тав держался подальше: там, где охотится чей-то господин, нельзя даже шагу ступить. И всё же любопытство и желание найти Дария сильнее. Припустив меж стволов деревьев, Тав подкрадывается ближе к столкновению. Каково удивление, когда он замечает троих отступников и… дворецкого Ровеля? Он тоже охотится? Взмах его меча разрубает плоть впереди стоящего, один из отступников бросается на Ровеля со спины, но тот мощным движением плечей отталкивает его от себя прочь. Тав и не предполагал, что дворецкий такое умеет. Но куда важнее, разве его имя было в списках охотников? Ах, теперь понятно, как он узнал, что Тав участвует. Он внёс своё имя после него. — Иди сюда, мр-р-разь! — рычит отступница. Тав быстро признаёт в ней женщину, которую видел в клетках. Она набрасывается на Ровеля с остервенением, своими когтями вонзается ему в глаза. Обычно после того следует истошный крик, но сдержанный Ровель вслепую вонзает свой меч прямо ей в брюхо. Минус один. Но в таком положении всё труднее победить оставшихся двоих. Тав с неохотой выуживает стрелы из колчана. Свист — одна попадает в висок. Ещё одна стрела добивает быстрым, сквозным ударом в шею. Последнего отступника Ровель добивает сам рассекающим движением меча. — Господин Октавиан. Один глаз уже почти затянулся, Ровель привычно кланяется. Тав выходит из-за деревьев с мрачным лицом, почти заставляет себя двинуться к «соратнику». — Какого… В смысле, всё нормально? — Даже в такой сложной ситуации ваша вежливость не знает границ. «Пошёл ты в задницу варлока», — мелькает в голове Тава. Из всех возможных слуг семьи ему достался единственный мудак, который всегда держит холодную дистанцию. И крысит всё Астариону. Мерзкий, но всё ещё не заслуживающий смерти. — Спасибо, я почти восстановился, — кивает Ровель. — Ладно, отлично, — фыркает Тав. — Что ты тут забыл? — Как и вас, хозяин отправил меня убить Дария. А вот это обидно. Тав был уверен, что это его личное задание. Что-то очень сокровенное, что Астарион мог доверить только ему. А он, кажется, изначально планировал отправить Ровеля, ну конечно! Кого же ещё! А Тав пусть как дурак бегает по лесу, лишь бы не чудил и не ныл. С языка срывается слишком натянутое: — Я его уже убил. Можешь возвращаться. — Понимаю. Но разве хозяин не просил его голову? — Она в мешке, на моей лошади. Тут рядом. Глаза Ровеля постепенно перестают сочиться кровью, помаленьку возвращаются в былое состояние. Холодное, высокомерное, как видится Таву. Так и хочется расцарапать их вновь. — При всём уважении, господин Октавиан, некоторое время назад я видел, как убитые нами отступники напитались лошадиной кровью. Боюсь, что при убитой Искре не было никакого мешка. У вас есть идеи, куда он мог деться? — Хочешь сказать, что я соврал? — Как верный слуга, хочу вам помочь убить Дария. Вдали вновь раздаётся горн, Тав вздрагивает. Что если уже поздно? — Он ещё жив, господин Октавиан. — Почему ты так уверен? Ровель мягко улыбается, отчего Тав неконтролируемо ёжится. — Чувствую. А ещё пока отродья трапезничали, упомянули, что он прячется в пещерах неподалёку. Эти трое боялись оставаться на месте, предпочитая бежать от охотников. Умно. Тав даже не думал, что кто-то может остаться в лесу, дожидаясь рассвета. Ему казалось логичным, что все жертвы постараются убежать прочь, хотя он и сам находил тех, кто прятался в оврагах. Но тогда ему показалось такое пристанище временным отдыхом. — Ты знаешь, в каких? — Не уверен, господин. Но на юго-востоке, откуда я пришёл, ничего нет. Кажется, настало время для перемирия. Отступники двигались на северо-запад. Ровель выследил их с южного направления. Тав же пришёл с северо-востока. — Это либо восток, либо юг. Иначе бы наши пути не пересеклись. — Тогда нам следует разделиться, — приходит к логичному выводу Тав. — Только нам нужно как-то дать сигнал друг другу, если кто-то из нас найдёт его. Он не собирается давать никакого сигнала Ровелю, но и упускать Дария не намерен, если дворецкий обнаружит его раньше. — Хорошо, — Ровель вдруг вытаскивает из кармана два клочка бумаги с начертанными печатями. — Вы знаете, как работают сигнальники? — Ну конечно! — Нужно разорвать свой, и я приду к вам. — Я знаю-знаю! Тав впервые слышит о таком колдовстве, но вообще-то он знает великого мага Гейла Декариоса, что, по его мнению, делает его гуру чар и заклинаний.***
Тав уверен, что уступил Ровелю поимку Дария. Иначе не объяснить, почему по пути ему не попадается ни одна пещера. Сплошные стволы деревьев, даже маленького склона нет. Приходится петлять среди кустарников, да смотреть на дразнящих его своими насмешливыми глазами ворон. В какой-то момент путь выводит к воде — естественному врагу вампиров. Отлично, вся удача была израсходована на том присланном неизвестными врагами убийце. Тав пинает небольшой камушек, и тот в два прыжка тонет в глади озера. Неподалёку шумит водопад в два метра высотой. Тав присаживается на землю, подпирает руками подбородок. Будь здесь Халсин, он бы подсказал, куда идти. Как минимум пообщался бы с местными жабами или белками, чтобы те помогли. Ну или Шэдоухарт, милая-милая Шэдоухарт если и не знала, что делать, так могла подбодрить добрым словом. Тав усмехается, следует ему представить реакцию Лаэзэль. Она бы просто пнула его своим увесистым сапогом, проявляя всю свою заботу: «С твоими сомнениями ты бы даже из яйца в яслях не вылупился бы!». А вот Гейл бы сразу предложил проверить, что находится за водопадом. Он тогда быстро сообразил у карги в подземельях, куда двигаться дальше. Тав вздыхает, смотрит на водопад. Да, здорово было бы, если бы там оказалась пещера. Он вдруг шире распахивает глаза, в голове буквально звенит голос смешливого Гейла: «Это своего рода очарование быть таким, как ты». Тав подрывается с места, спешит к пещере. К сожалению, свой плащ он потерял ещё в самом начале охоты, но должна же быть хоть какая-то лазейка? Он подходит вплотную к водопаду, карабкается на мокрые камни и осматривает воду. Но ведь те отступники, что ушли от Дария не были в мокрой одежде. Они бы и не смогли преодолеть это место, значит тут должен быть… мысль останавливается другой: а что если нет тут никакой пещеры? А если есть, то нет никакого Дария? Тав злится, трёт ладонями лицо, устало тянет нижние веки вниз, как вдруг замечает что-то блестящее за бегущим столбом водопада. Он аккуратно тянется к чему-то странному, его руку ошпаривает влага, швыряет толчком обратно. Тав ударяет себя по груди, брошь со знаком Анкунинов летит в озеро. — Проклятье! Теперь он в рисках. Нужно придумать, как её достать позже. Хотя скорее всего не получится, не стоит ослаблять себя водой перед встречей с жертвой. Тав смотрит на столб воды. Если попробовать луком или клинком — можно их потерять с концами. Он пробует снова рукой: в этот раз резко и быстро. Получилось, он на что-то нажал! Камень рядом вдруг отъезжает в сторону. Тайный ход! В пещере темно, сыро, пахнет плесенью. Тав шагает тихо, осторожно по витиеватому каменному коридору вниз. — Так-так, кто же это? Игрушка малыша Астариона? Тав случайно задевает ногой пустую склянку крови. Перед ним на камне сидит синий тифлинг с двумя сломанными рогами. Он почёсывает свою козлиную бородку, усмехается. — Дарий. Клинок царапает ножны, звонко знаменует приближающуюся погибель. Но в ответ получает не страх, а насмешку. — Ох, как страшно! Не кажется ли тебе невежливым вламываться в чужое пристанище и наставлять на его хозяина меч? — Да нет. — Многословно. — Слушай, я всю ночь таскаюсь по лесу, чтобы тебя убить. Мне вот вообще не до плаксивых историй и лекций. Давай уже покончим с этим. — И Астариона совершенно не задевает, что его игрушка так одержима другим мужчиной? — Не льсти себе, — Тав раздражённо ведёт плечами, делает шаг ближе, но Дарий не пытается защититься и даже отодвинуться. — Он меня сюда и отправил. — Отомстить. — Да. — А знаешь за что? — Не лезу не в своё дело. — Очень даже лезешь, — улыбается Дарий и откидывается назад, опираясь на руки. Его голая шея не защищена от удара, и его это совсем не смущает. Словно он понял, что для него побег закончен с момента, как Тав нашёл пещеру. По крайней мере, тот совсем не ощущает ловушек. — Я просто показывал ему его место. Хитрый гадёныш слишком много о себе думал. Смотрел всегда таким взглядом… будто вот-вот перейдёт черту. Но не делал этого, трусил. — Интересные рассуждения от отступника. — Пф-ф. Я всего лишь… Неважно, ты ведь здесь не за историями? — Именно. Дарий широко улыбается, его острый язык пробегается по сухим губам. — Я бил его, пока он не потеряет сознание. Касадор разрешал воспитывать своих отродий другим благородным слугам. Таким, как я. Но Астарион так и не понял, что я делал его лучше. Мерзкий, неблагодарный выродок. Тав чувствует, как гнев прокатывается волной по его телу. Рука крепче сжимает рукоять клинка, он плавно замахивается. — Ха-ха-ха! И ты тупая шавка! — Дарий скалится. — Так хотел угодить своему недо-хозяину, что упустил самое важное! Как ты думаешь, что сейчас происходит в лагере? — О чём ты? — Горн. Как давно он перестал гудеть? Прежде не было ни одной охоты, на которой сбежал бы целый десяток отступников. Веришь, что сегодня всё изменилось? Тав замирает. А ведь верно. Он давно перестал слышать горн. Стоп, да ведь тот не гремел ещё при встрече с Ровелем! Последний раз он звучал, когда Тав застрелил свою третью жертву, а потом настала тишина. Тогда, поглощённый неожиданной встречей, он совсем не придал этому значения. — Ха–ха-ха! — смех Дария хриплый, едкий, демонический. — Тупая, тупая тварь, — не стесняется он в выражениях, — упустил, как и все остальные, что сегодня состоится последняя охота. А ведь предатель всё это время был с тобой рядом! — Кто? — Отпустишь меня, и скажу. Тав не знает, обманывает ли его Дарий. Вдруг он лишь придумал всю эту сказку про горн, а причина совсем в другом? — От тебя даже пахнет им. Правда не понимаешь, о ком речь? Ну что, сделка? — Нет. В последние секунды в глазах Дария скользит удивление. Тав рассекает ему шею, а затем вгоняет клинок в сердце. Один раз, второй, третий. Он изливает весь свой гнев на мерзавца, который посмел причинить вред Астариону. И исполняет прилежно свой приказ. Чтобы отсоединить голову, ему нужно время, но опыт уже имеется. Спасибо Верному как-то там. За столетие Тав позабыл его имя, но не хруст костей. Положив голову Дария в походный мешок и обтерев перчатки о его одежды, Тав спешит на выход. Его всё ещё тревожат сказанные слова, почему перестал звучать горн? И вдруг кто-то в семье Анкунин действительно предатель, иначе как объяснить, что на Тава напал неизвестный в самом начале охоты? Кто, кроме Астариона знал, что Тав будет участвовать? Конюх, охрана? Нет, ни у кого из них в жизни не водилось золота для оплаты. И мотивы неясны. Маргарет? Она едва ли не расплакалась, когда узнала, что Тав будет участвовать в охоте. Шаг, шаг, шаг… Тав замирает на выходе. На камнях перед ним стоит Ровель. — Господин Октавиан, вы нашли Дария? Это он. Этот предатель, он специально покинул лагерь! Там явно сейчас происходит что-то очень плохое! Тав старается держать себя в руках, но страх проводит пальцем вдоль позвоночника. Взгляд Ровеля холодный. — Как ты нашёл меня? Я не рвал печать. — Боюсь, я поступил плохо, — Ровель делает шаг вперёд и наблюдает за тем, как Тав нервно опускает руку на рукоятку кинжала. — Я знал, что вы порвёте её, если бы признался, как она на самом деле работает. Проклятье! Тав должен был догадаться, это же тот же принцип, что и с отступниками. Пока цел носитель, можно понять его состояние или где он находится. — Ровель, дай мне пройти. — Здесь скользко, давайте помогу, — он протягивает руку. И Тав чувствует, как по коже бегут мурашки. Он делает резкий рывок, Ровель ловит Тава в объятия, старается удержать. Удар затылком по челюсти дезориентирует на время, позволяет вырваться. Тав прыгает с камня на камень, вскрикивает, когда Ровель вновь хватает его. — Отцепись! Они спрыгивают с камней на берег, Тав вытаскивает клинок и наставляет его на Ровеля. — Брось мне свою брошь. — Господин Октавиан, я не понимаю, что происходит. — Это я не понимаю! Ты хватаешь меня, ты выследил меня, ты… — взгляд его цепляется за металлический знак семьи Анкунина на груди Ровеля. — Отдай мне свою брошь. — Вы потеряли свою? — Быстро. Отдал. Мне. Брошь. — Это брошь слуги. Подождите, и я принесу вам из лагеря золотую. Можете пока отдать мне голову Дария, я передам хозяину, что вы его изловили. — Хорошо, лови. Тав швыряет мешок в руки Ровеля. Достаточно дерзкое решение, чтобы отвлечь и в следующую секунду метнуть нож. Ровель тянется к мешку руками, тут же прикрывается плечом от клинка. Его защиты достаточно, чтобы Тав подскочил ближе и рванул брошь у него с груди. Времени поднимать голову Дария нет совсем, сейчас нужно как можно быстрее убежать к лагерю. Тав резко разворачивается прочь от Ровеля, мчится, что есть силы. — Куда! Октавиан! В голосе Ровеля сквозит раздражение, но оно лишь придаёт импульса бежать быстрее. Тав петляет между деревьями, ему нужно скорее достичь границы лагеря и понять, что происходит.***
Чем ближе граница лагеря, тем быстрее Тав понимает, что безбожно опоздал. Он смотрит на скользящие вдоль деревьев языки пламени, разглядывает тела убитых. Ему даже не нужно было красть брошь Ровеля — барьер пал. Тав шагает вдоль трупов, смотрит на горящие палатки. Звучат крики, лязг оружия. Прямо перед ним неизвестный поднимает свой меч над лежащей подле него заплаканной девушкой-вампиром. Не думая, Тав вонзает свою стрелу в голову нападающему. На нём те же чары тишины, что и на убийце из леса: маскирующие дыхание и сердцебиение. Девушка оглядывается на Тава, кричит ему гневно: — Что ты стоишь, прислуга?! Уведи меня отсюда, быстро! Но Тав не придаёт её грубости значения. На её платье красуется золотая брошь одной семьи Аверин. Кажется, это его любимая племянница. Неродная, безусловно, но вампирское понятие семьи в целом не поддаётся привычным определениям. Тав спешит к девушке, помогает ей подняться. — Вы знаете, кто напал? — Какая разница! Они всех убивают! Дядя, этот слабый, тупой Совет! Так значит, маркграф уже погиб. И Совет вампиров тоже на пределе. — Спрячьтесь в лесу. — Нет! — взвизгивает девушка, цепляясь за Тава. — Ты должен слушаться! Я приказываю спасти меня! Тав мягко берёт её ладони в свои и чуть сжимает. Голос его наливается свинцом: — У меня уже есть хозяин. И мне нужно к нему. В лагере царит хаос. Бывшие тропы засыпаны развалившимися от пламени конструкциями. Трупы, трупы, трупы… Тав встречает даже тех, кто, как и он отправлялся на охоту. Видимо, те ещё пару часов назад решили вернуться в лагерь, заприметив странность с горном. На своём пути до палаток семьи Анкунин Тав встречает ещё нескольких убийц. Не рискуя вступать в сражение против группы, он тихо обходит их. Ему не нужно играть в героя. Ему нужно найти Астариона и сбежать отсюда. Надо было остаться в лагере, как говорила Маргарет! Сердце колет от воспоминания о подруге. Тав проходит мимо бывшего места, где стояли клетки с отступниками, бежит к палаткам, издалека заметив, что огонь уже и там. Главный шатёр свален на земле: сгинули в пекле книги, лира, костюм, ни разу не надетый Тавом. Но это неважно, он осматривает трупы тех, с кем попрощался пару часов назад, и горло болезненно сжимает. Как можно было не заметить, что Ровель всех предаст?! Он же видел с самого начала его натуру! У стоянки для лошадей на Тава начинает накатывать паника. Он не чувствует Астариона, шум и гвалт перекрывают любую возможность связаться с ним мысленно. Вдох, выдох. — Ха-а, х-а-а-а, — пытается справиться с испугом Тав. Жалкое, жалкое отродье, не способное собраться. И как такой спас Врата Балдура? Права была Маргарет. — Октавиан? Он резко оборачивается. Точно так же, застигнутый врасплох, как и несколько часов тому назад, когда всё ещё можно было предотвратить. Маргарет стоит перед ним, в испачканном кровью и копотью фартуке, с ножом в руках. Волосы её вздыблены, броши на груди нет. Что же ей довелось пережить? — Ты в порядке? Не ранена? Тав быстро подходит к ней, кладёт ладони на плечи, заглядывает в глаза. — Октавиан, я же говорила, как это мерзко, когда ты дышишь. — Я знаю, знаю, — чуть истерично смеётся тот и мягко голубит рукой её щёку. — Ты должен был умереть ещё в лесу, вампирская погань. Нож резко входит в грудь Тава. А затем ещё раз, пока тот не может сообразить, какого дьявола происходит. Перед третьим ударом он всё же успевает толкнуть Маргарет, отшатывается назад сам. Вместо слов кашель, Тав в оцепенении смотрит на то, как резким взмахом Маргарет стряхивает с ножа капли крови. Он глядит на свою лучшую подругу, на свою самую верную служанку и не может её узнать. Может ли быть, что это заклинание. Но правильный ответ исключает любые оправдания. — Маргарет? Как? Почему? — Избавь меня! Я не буду открывать душу вампирской подстилке! Семьдесят долгих лет рука об руку. Дружба, которую, казалось, ничем не разрушить. Тав пытается нащупать на поясе клинок, но вспоминает, что бросил его с Ровелем. А был ли причастен с самого начала ко всему этому Ровель? — Чёрт, — последнее, что произносит Тав перед тем, как сознание ускользает, а в глазах темнеет. Он смотрит на рану на груди, что никак не заканчивает кровоточить, а после на Маргарет. Та подходит ближе, Тав валится на землю. Последнее, что он видит — как Маргарет плюёт прямо на него. Презрительно, гневно. Как такое могло произойти?***
В последний раз Тав ощущал себя так после падения иллитида. Встряска, и вдруг в рот ему заливают какую-то жидкость, от которой становится легче. Кашель, Тав цепляется за руку, которая принесла лекарство. Даже открыв глаза, начинает он видеть не сразу. А как понимает, кто перед ним, на секунду пугается. Ровель убирает Таву прилипшие ко лбу волосы, холодно, как только он умеет говорить, спрашивает: — Господин Октавиан, сможете подняться? Тело затёкшее, каменное. С губ срывается: — Эта ночь когда-нибудь закончится? Тав может поклясться, что видит короткую усмешку на губах Ровеля. — Где Маргарет? — Полагаю, отправилась убивать оставшихся глав семейств в главной палате Совета. Тав резко пытается подняться на локтях, но голова ещё кружится. Яд, что был на острие её ножа, всё ещё буянит в теле, не даёт им управлять. — Нам нужно к Астариону. — Боюсь, хозяин не хотел бы, чтобы вы сейчас там были. Тав крепко, насколько возможно в его состоянии, сжимает руку Ровеля, смотрит ему прямо в глаза. В голове проносится миллион мыслей: Астарион мёртв? Его уже убили? Ровель исполняет его последнюю волю по спасению? Паника-паника-паника. Но Тав уже сделал ранее необдуманный вывод, поэтому берёт себя в руки и уточняет спокойно: — Он жив? — Вампиров нельзя назвать живыми. — Ты прекрасно понял, о чём я! Ровель смотрит в ответ, не мигая. Наконец, он произносит: — Ваш мешок с головой Дария, клинок, — кивок головой направо. — И брошь семьи Анкуниных, — Ровель ловко снимает свою стальную с груди Тава, заменяя её на золотую. — Вы ведь в таком виде хотели явиться к хозяину. — Прости меня за то, что я раньше… — Не стоит извиняться. Это ставит нас обоих в неловкое положение. Тав поднимается с земли, подбирает свои вещи и коротко мажет ладонью по собственной шее. — В общем, я не хотел. — Мы сделаем вид, что ничего не было. После того, как эта долгая-долгая ночь закончится, Тав обязательно сделает урок над ошибками. Уже сейчас, пробегая между разрушенных палаток, он рефлексирует, что же сделал не так? Как он мог не заметить беду со стороны Маргарет? Но теперь возникает вопрос, откуда Дарий знал, что происходящее обязательно случится сегодня ночью? На подходе к главной палате Совета вампиров Тав замечает его мёртвых участников. Прямо у порога встречается тот самый вампир, который возвещал начало охотничьей ночи. Знал ли он, что сам станет жертвой? Тав тихо отталкивает ткань, вглядывается в тени палатки. Он готовится увидеть стоящими на коленях глав семейств. Маргарет, что обрушила на них свой гнев. Но эта часть представления пропущена, фокус с исчезновением головы он уже пропустил. Вместо этого Тав в замешательстве наблюдает за тем, как Астарион гладит плачущую Маргарет по голове. — Умница, рыжик, — ласково называет он её. Подле ног Астариона и Маргарет трупы: всех, кто ещё недавно сидел за столом хозяев семей вампиров. Несколько из них — из Совета, а несколько — одни из наёмников, что напали на лагерь. Тав ничего не понимает, он дезориентирован, кто враг, а кто друг. Губы Маргарет дрожат, руки едва удерживают нож. Тот самый, которым она ранила Тава ещё недавно. — Говори, — взмахивает пальцем Астарион, будто снимая невидимую печать безмолвия с Маргарет. — Ненавижу! Ненавижу! Умри! — визжит она. И тем не менее не может сделать и шагу. Юркий поворот почти на одних пятках, Астарион смотрит на Тава, обступает Маргарет, из-за спины прихватывает её подбородок. Через разорванную ткань палатки льётся тусклый лунный свет. Словно стоя на сцене, Астарион вновь качает пальцем, и Маргарет насильно затихает. Алые глаза заглядывают в самую душу Тава. — Моя драгоценность. Ты помнишь, что такое охота вампиров? Вот она кульминация. Тав почти чувствует, как его сердце спотыкается, хотя это лишь фантомный отголосок того, что он испытывал до обращения. — Театр. — Именно, — Астарион качает головой, выглядывая из-за другого плеча Маргарет. — В моих планах был несколько иной финал, но ты, нетерпеливая мышка, решил заглянуть за кулисы. — Астарион, что происходит? — А на что это похоже? Скажи вслух. Тав судорожно оглядывает пространство. Все мертвы. Практически все, лишь жалкая горсть вампиров осталась цела. Совета больше не существует. Из всех лидеров остался только один единственный. — Ты стал королём, — медленно произносит Тав. — Все оставшиеся отродья перешли в твою власть. Это аксиома. Не существует бесхозных отродий. Они либо передаются Совету, либо переходят в подчинение другим главам семейств. Но ни тех, ни других больше нет. Остался только Астарион. Тав ступает ближе, его жалостливый взгляд блуждает по лицу разбитой, разгневанной Маргарет. — Ах, моя сладкоречивая канарейка. Только твои слова могут так ласкать слух... И кстати, теперь ты стал принцем-консортом. Нравится? — Не знаю. Я… зачем так… почему Маргарет? — Ты ему не рассказала? А как же прощальные речи перед возмездием? Даже намёка не сделала? Астарион аккуратно царапает когтем щеку Маргарет. Как вдруг, он хватает её за волосы, грубо тянет на себя, выставляя шею. Один порез — и ей конец. — Двести лет назад я убил её возлюбленную. Привёл Касадору на съедение, обманул… честно говоря, даже не помню как. Помню только, что хотел забрать их обоих, но Маргарет тогда осталась в таверне. Она очень быстро опьянела, не могла идти. А вот её дама хотела продолжить развлечения. «Рыжик» — так её называла та девушка. Тав не знает, что ответить. Семьдесят лет он дружил с Маргарет, доверял ей все свои тайны и мысли, считал самой близкой из всех, после Астариона. Только чтобы оказалось, что его обманули. Как глубока её рана, раз всё это время она жаждала мести? — И как давно ты понял, что Маргарет — та самая девушка? — С первой встречи. То есть всё началось так давно? Астарион сразу понял, что захочет её использовать, и поэтому ждал подходящего момента? — Не бойся, — глубокий голос напротив насылает волну мурашек. — Это всё во имя нашего блага. Тав жмурится, стоит когтю Астариона погрузиться в шею Маргарет. Быстрое движение, ладонь заливает кровь. Маргарет падает на колени, захлёбывается. У неё нет возможности восстановить целостность тела — хозяин забрал собственное благословение. Тав делает вдох, выдох. Вдох, выдох. Это не помогает взять себя в руки, ему резко хочется спать, притвориться, что ничего происходящего не было. Он чувствует себя использованным, преданным. А ещё удовлетворённым, потому что с Астарионом всё в порядке. — Очаровательный, — нежно произносит Астарион, взяв в руки лицо Тава. Кровь Маргарет стекает по щеке. — Ты ведь принёс подарок на мою коронацию? Астарион ласково ведёт руками чуть выше, мягко тянет у уголков век наверх, помогая открыть глаза Таву. Тот делает ещё один судорожный вдох, кивает. — Умница. Тав приподнимает руку с мешком, где лежит голова Дария, замирает взглядом на собственной перчатке, как вдруг Астарион со смешком подаётся вперёд. Мягкое касание губ перерастает в поцелуй. Игривый, восторженный, пьяный от величия и вседозволенности. Язык скользит в рот, мешок с головой падает вниз и от одного пинка оказывается где-то вдали. Астарион сминает руками бока Тава, целует ярко, почти горячо. — Скажи снова, кто я теперь? — Король. — Ещё раз. — Ты теперь король, Астарион. Смех пробегается вдоль гортани к нёбу, оседает в ушах. Тав оглушён развернувшимся для него спектаклем, Астарион улыбается остро, горделиво. В нём ни капли сочувствия, рука его плотно ложится на рваные дыры в нагруднике Тава. Аккурат там, куда била Маргарет. — Ровель плохо за тобой приглядывал. — Он меня спас. — Этого мало, — мягкий поцелуй в уголок губ. — Я отдал приказ, чтобы с твоей головы не упал ни один волосок. Тав уворачивается от очередного ласкового прикосновения, поцелуй приземляется ему в щёку. — Пожалуйста, я уже потерял сегодня прислугу. Ничего с ним не делай. Астарион снисходительно улыбается: — Как пожелает мой принц.***
За год меняется многое. Влияние семьи Анкунин теперь неоспоримо. Наконец, мечта Астариона о городе вампиров становится правдой. Сюда не суются охотники, здесь не рискуют выражать свою враждебность другие кланы. Астарион — король ночных существ: он строго судит преступников и щедро награждает верных слуг. Тав больше не стремится дружить с окружающими. Эта привилегия осталась в прошлом, когда казалось, что можно доверять кому-то ещё, кроме Астариона. Теперь Тав только приятельствует. Графиня Аверин, спасённая во время «Пламенной ночи», — одна из немногих, с кем Тав поддерживает общение. Они сидят в гостиной. Тав листает книгу, в то время как графиня Аверин наигрывает на рояле незатейливую мелодию. Слова на страницах превращаются в кашу, сосредоточиться невозможно, да и не хочется. Клавиши рояля всё реже отдают звук. Бах! — Так можно сломать инструмент. Графиня Аверин облокачивается на крышку клавиатуры, скучающе постукивает себя пальцем по локтю и сменяет тему: — Скоро у Его Величества день рождения. Вы уже думали, что ему подарить? — Перстень. — Это чудесно, Ваше Высочество! Но в светском обществе сейчас принято немного другое. Тав поднимает глаза на графиню, ему кажется некомфортным то, как она старается сблизиться. Ему просто пришлось принять то, что произошло с Маргарет. Но Тав никогда и ни с кем не обсуждал свои чувства. — Не думаю, что следует гнаться за тем, что принято у большинства. — Но вы только послушайте. Разве есть что-то лучше подарка, который сделан вашими руками? — Графиня Аверин, вы предлагаете мне самому огранить камни? — Нет же, вы можете шить! Как насчёт того, чтобы подарить Его Величеству платок с вашей вышивкой? Тав на секунду прикрывает глаза. Ему кажется, что внутри него взрывается солнце, голова раскалывается. Он захлопывает книгу, качает головой. — Боюсь, мне пора отдохнуть. — Да, конечно… Тав не соблюдает этикета, выскальзывает из гостиной прежде, чем графиню Аверин успевает забрать прислуга, чтобы проводить до кареты. Он быстро шагает по коридору в личные покои, стремится убежать от взглядов прислуги. Как замечательно, что Астариона сейчас нет во дворце, иначе ему тут же бы доложили, что с принцем что-то не так. Как только двери в спальню захлопываются, Тав позволяет себе рваный вздох и глухой стон. Он цепляется за горло пальцами, мечется вперёд-назад по комнате, пока не валится на кровать. Ему так хочется закричать от боли, но он давит её внутри себя, чтобы та всё равно прорвалась слезами. Даже если Маргарет ненавидела его, Тав очень любил свою подругу.***
Поздней ночью матрас прогибается под посторонним весом. Тав просыпается, ещё не видит, но уже слышит запах Астариона. И тут же чувствует его руки на своём боку и плече. Ласковая, но крепкая хватка дополняется мягким тычком лба у рёбер. Астарион обнимает Тава, лелеет ладонями. Не сбросив перчаток, колета и даже сапог, он прижимается так, словно они не виделись десяток лет. — Проснулся? Тав кивает и тут же чувствует, как холодная, грубая кожа перчатки ласкает его щёку. — Мне передали, что ты плакал. Невозможно, чтобы Астарион чего-то и не узнал. Но и Тав не делает из собственной боли великую тайну. — Графиня тебя оскорбила? — Ч-что? — голос Тава после сна хриплый. — Нет, нет. Она была любезна. — Тогда из-за чего? Взгляд Астариона внимательный, изучающий. Они оба знают ответ, но не стремятся его озвучить. Потому что это раздражает, калечит, привносит смуту, а ведь от Тава всего-то требуется быть послушным и рядом. Ну и что, что Астарион даже его использовал? Обманул, не посвятив в собственный план. Позволил привязаться, а затем отнял дорогого Таву человека. Да и можно ли считать дорогим того, кто годами планировал убийство смысла жизни Октавиана? Она ведь привела наёмников, верила, что отомстит. А в итоге стала всего лишь пешкой. Тав притирается щекой к ладони Астариона, бормочет: — Просто раньше было намного легче существовать. — Тебе плохо только потому, что ты был наивным. Не поцарапанным. Отрицающим свою новую натуру. Ладонь Астариона движется вдоль шеи Тава, мягко обхватывает её. Чуть хрустит кожа перчатки, большой палец давит там, где когда-то постукивала вена ещё живого существа. — Но ты моё отродье. Дитя. Спутник. Впереди у нас вечность, так что я подожду, пока твоя обида уйдёт. — Я не обижен. Тав поворачивается на спину, кладёт руки на грудь Астариона. Пальцы его следуют вдоль серебристой вышивки — только Его Величество может носить подобное, ведь ему не страшны ни одно из оружий против вампиров. Он сильнее любого из существ в этих землях. А может и во всём Фаэруне. Насмешка: — Лжец. И Астарион наклоняется ниже, чтобы поцеловать Тава. Невесомо, нежно, даже осторожно. Не убирая руки с горла, но и не сжимая его. Тав отвечает взаимностью. Он мягко двигает языком, прикрывает глаза, цепляется пальцами за ткани одежды Астариона, когда становится особенно хорошо. Ничто в мире не пьянит так сильно, как близость с Его Величеством. Разве можно было ожидать другого исхода? Астарион обязан был взять власть в свои руки. Тав запрокидывает голову, когда вторая ладонь в перчатке проникает ему под ночную рубашку. Прикосновение отличается от привычного, словно это и не Астарион его трогает. Скользкая, холодная, рука движется к солнечному сплетению, обводит грудь. Большим пальцем Астарион мягко потирает сосок Тава, потирает его, пока тот не твердеет. — Мх-х… Хватка на горле смыкается чуть крепче. Сегодня ночью всё происходит медленно, плавно. Тав чувствует себя мышью в объятиях змея. И он не сопротивляется. Подставляет подбородок поцелуям. Позволяет завести руки наверх и обернуть их путами задранной рубашки. Его привычка дышать от волнения даёт о себе знать, и грудь плавно вздымается вверх и вниз. Астарион её гладит, вдоль рёбер вниз к животу и снова наверх. — Моё совершенство, — предшествует очередному поцелую шёпот. Теперь в кадык, а потом ниже и ниже к ключицам. Мягкий укус, Тав вздрагивает, расставляет ноги шире. Это вызывает лёгкий смешок, от которого вдоль бёдер бегут мурашки. Холодные руки в перчатках гладят бока, спускают пижамные брюки ниже. Обнажают твёрдость, что прячется под нижним бельём. Тав хочет большего, но его дразнят. — Пожалуйста. — Что, мой принц? — Коснись меня. — Так? Словно кубик льда, указательный палец щекочет горошину соска. — Нет, ниже, — Тав на секунду прикусывает нижнюю губу. Это пытка, сладкая, медленная, мучительная. Астарион не намерен даровать удовлетворение, и потому рисует причудливые узоры на коже пальцем, не доходя до паха. И даже покачивание бёдрами не помогает привлечь внимание. Тав мычит себе под нос, несдержанно ругается: — Чёрт, быстрее! — Помни, с кем ты разговариваешь. — В-ваше Величество! Прошу! Тав чувствует горячий стыд собственного унижения, но ничего не может с собой поделать. Он так давно не чувствовал себя хорошо, и, вероятно, после секса вновь ощутит пустоту внутри. Но хотя бы сейчас Астарион должен ему помочь. Это из-за него так плохо, из-за его решений! Тав инфантильный эгоист, который верит, что обидчик должен ему хоть как-то помочь после содеянного. Но забывает, что речь об Астарионе. — Ты считаешь, что правильно попросил? Трудно идентифицировать эмоции в таком состоянии. Тав почти наг, с запрокинутыми над головой руками, пристыженный, разбитый, зияющая рана, мечтающая о ласке и утешении. Стоит закончить этот разговор, вывернуться прочь, но Тав больше всего боится остаться один. Ведь только Астарион может вернуть то ощущение безопасности и любви, которые украл у него. Тав чуть наклоняет голову к плечу, расслабляется всем телом. Горючая смесь желания и ужаса крутит в его голове правильные слова. Но прежде чем он успевает попросить вновь о близости, Астарион широко улыбается и вдруг кладёт руку на его пах, укрытый тонкой тканью белья. — Замечательно. Никому больше не показывай этот взгляд. Он гладит Тава вдоль ствола, постукивает мягко пальцем по головке, намочившей смазкой трусы. Хочется ещё более тесного контакта, сбросить напряжение прямо сейчас. Но сегодняшняя ночь не похожа ни на одну из прежних. Астарион не снимает ни перчатки, ни белья с Тава. Доводит до исступлённых стонов лишь намёком на ласку. Тав качает бёдрами, пытается прижаться теснее, только всё без толку. Пальцы прихватывают мошонку, потирают через ткань анус и вновь нежат крепкий член. Кажется, всё происходит вечность. Оргазм будто вот-вот приходит и вновь отступает. Поцелуи в шею дразнят, прикосновения к паху не дают нужной разрядки. Тав срывается на молебный шёпот: — Прошу, ещё. — Не торопись. Стоит попробовать самому потереться о руку Астариону, как тот её убирает. И пока Тав не расслабится вновь, прикосновений нет. Так что приходится терпеть, отдаться полностью. Вдох, выдох. Сосредоточиться на влажных, медленных поцелуях в шею. Вдох, выдох. Расслабить бёдра, позволить распалить огонь в промежности мягкими движениями. Вдох, выдох. Тав закрывает глаза, сосредотачивается на том, как внизу сладостно тянет. Казавшиеся холодными прикосновения теперь откликаются теплом. — Ах! Он открывает глаза, смотрит на густые капли, размазавшиеся белым по чёрной кожаной перчатке Астариона. Сам того не замечая, Тав вскоре берёт пальцы в рот, тщательно облизывая оставленный им беспорядок. Язык скользит по коже, но как-то бездумно. В голове наступает белый шум, а взгляд упирается в тёмные глаза напротив. Астарион вдруг убирает ладонь, наклоняется лбом ко лбу Тава. — Всё пройдёт. Однажды, ты повзрослеешь и поймёшь, что я сделал всё ради нас.