Изумрудница

Долго ли коротко ли, да минуло время быстрее чем соловушка с утра поднимается, да песни свои напевает. Жёнушка Ильи Муромца все краше и краше становится. Расцвела Риша Даниловна, красавицей неписанной стала от заботы мужа своего любимого — Ильи Муромца. —«… Такую девицу лишь руки Божьи могли сотворить, ох хороша женушка Муромца, хороша!..» Спустя время Илья все же вернулся на службу к князю, теперь он с товарищами Русь Великую защищал. С Добрыней Никитичем да Алёшей Поповичем. Службу свою они исправно ведут. Родину — матушку в обиду не дают. Жены у богатырей не скучают, пока мужья на службе. Риша к князю художником устроилась, дворец расписывает, дома дела делает, да вместе с Любавой и Настасьей вечера проводит. Вышивают, да разговоры девичьи ведут. Сядут в светлице, зажгут лучину да и рукоделят. Новостями делятся, да песни поют. За окном уже темнеет, птицы на веточках засыпают. Уже месяц, братец ясный, дорожки освещать стал, а девицы все у лучины сидят, песни поют. В лесу сыч не шелохнется, заяц в горку спрячется, серый волк по долам да полям бежит, а разбойники несчастного поджидают на деревьях, да в кустах прячась. Аромат от деревьев хвойных, да ягод свежих неописуемый. В один из таких вечеров, когда богатыри на границе были с супостатом бились, красны девицы за рукоделия сели. —«…стыдно сейчас языков не знать» говорю я ему… —Ох, Любава, дело благое, но ты петлю пропустила — С улыбкой Настасья подметила. —Девоньки… — Распуская ряд вздохнула Любава. — Я прям не знаю, что же мне делать теперь… —С Алёшей, иль с рядом непровязанным? — Подавляя смех спросила Риша. Любава засмущалась, поняла, что снова петлю пропустила, отложила вязание, да красавицы втроём рассмеялись. Лучина уже догорала, когда девицы решили по домам расходится. —Ох, девоньки, скорее бы богатыри домой вернулись… —Придет время, вернутся. Недолго думаю ждать осталось — Обняв подруг на прощанье, Риша в дом зашла. Месяц ясный на небо взобрался, да звёзды по полотну разложил. В созвездия складывал, красота, да и только. На душе было спокойно, да тихо. Девица глазки прикрыла, у окна сидя. Дремота в дом забралась, уж засыпать девица стала, как синичка в окно врезалась. Риша тут же проснулась. —Синичка в окно врезалась, к несчастью… Боже милостивый, что-то мне нехорошо стало, лишь бы у богатырей все ладненько было! А богатыри тем временем мост починили, да бабушку, божий одуванчик, встретили с кобылой, да бочкой огромной. Она их хитростью в бочку заманила, да не простой бабушкой она оказалась, а самой Ягой с костяной ногой. Решила она богатырей извести, чтоб царство Русское защитить было некому, чтоб во дворце сидеть, да балы заграничные устраивать. Колдовством усыпила их, а избушка на курьих ножках их в море великое выбросила. Колдует Яга, Колыван с ней рядом, стоит да наблюдает. Избушка у Бабы Яги ветхая, в ней трав пахучих, да грибов лесных количество бессчётное. Котлы, да метёлки, мыши по углам прячутся, лягушки прыгают. Аромат болотистый в избушке, уж не выветривается. Зелья колдовские на полках стоят, в банках стеклянных. Яга на портрет богатырский, что Колываном из дворца княжеского выкран был, зелье свое разлила, да приговаривать стала. —Дай картина мне ответ… —Ты скотина, а я нет — Смеясь подсказал Колыван. За что от Яги старой неодобрение заполучил. —Дай картина мне ответ, чей хранишь живой портрет, отпусти его на волю, пусть придет к мне в не волю! Богатыри с картины, как живые встали. Волос к волосу, кольчуга, как настоящая. Будто и не колдовство, а богатырь живой пред ними. Колыван шолохнулся, да же не поверив сперва, что пред ним, труды Яги стоят. —Как живые… Утром ранним, птицы поют, да народ поднимают. Дела делать, да жизнь прекрасную проживать. Солнечные лучи по светлице Ришиной забегали, дрёму за ворота прогнали. Даниловна рано встала, глянь, а за окном все благоухает, да радостью и спокойствием пахнет. Да вот только Даниловне то, не до спокойствия и радости было. На душе кошки скребутся. Предчувствие плохое словно тень за девицей бегает. Риша за дела домашние принялась, да из руки все валится. Воду разлила, чуть пирог не сожгла. —Может и неспроста вчера синичка в окно врезалась, не нравится мне все это…быстрее бы Илюша домой вернулся… Внизу вдруг дверь хлопнула. —Илюша, ты вернулся! — Женушка вниз побежала в горницу, глянь, а там Муромец. — Илюша, родненький! Побежала девица в объятья к мужу любимому, а тот, как вкопанный, даже не шелохнется. Она его в щеки целует, а он будто статуя. —Илюшенька? Что ж с тобой такое? Устал наверное с дороги то, пойдем я тебя покормлю. Хоть муж и домой вернулся, а тепла его родного Ришенька не приметила. Совсем другой он стал. Да и на душе кошки все так же скребутся. —Что-то не то… — Прошептала девица, но Илюшу пошла кормить. Как же она надеялась, что все хорошо, да его будто подменили. Она ему супа тарелку, он съест молча и сидит. — Илюша, да что же это такое?! Что ты молчишь, как воды в рот набрал?! Не целуешь, не обнимаешь! Иль не мила я тебе стала, пока ты там на службе был?! Да скажи ты уже хоть что-нибудь! Рассердилась Даниловна, на поведение супруга. —Ну, вот так, как-то. — Только и сказал. Риша скалкой по столу стукнула, а он молчит. Никогда такого не было. —Да что ж такое-то! Глянь на себя в зеркало, ты ли это?! Даниловна его перед зеркалом поставила, а в отражении лишь себя видит. И никого больше… Девица крик подняла, из дома выбежала. Бежит по улице, платье поддерживает да к подругам спешит. Бежит к Алёнушке, что поближе, да прямо около ее дома в переулке в нее и врезалась. Они на тропинку упали и как закричат. —Он в зеркале не отражается! —Пошли к Настасье, может хоть Добрыня ответит, где наши мужья. Да вот только дела и в доме Настасьи не лучше. Добрыня тень не отбрасывает, да ничего кроме «Упал, отжался» не говорит. Настасья его и пытала, а он хоть бы хны. В печали девоньки, что ж с мужьями, то их приключилось. —Колдовство — Прижав руки к груди воскликнула Любава. —Вот именно! — Подтвердила Настасья. —А что ж с нашими настоящими мужьями, то стало? —Князь пусть ответ даёт, куда и зачем он их посылал! — Развернувшись к двери ответила Риша. — Он должен знать, а эти пусть дома сидят. Пошлите девоньки! Да не только в домах девиц беда приключилась, весь Киев, как не свой стал. Люди по домам прячутся. Детей гулять не выпускают, будто вымерло все. Лишь глашатай по улицам ходит, да указы раздает. Улицы серые, пылью дорожной засыпаны. Небо потемнело, тучами его замело. Скрылось солнце ясное за ними. Атмосфера в городе угрюмая, пугающая, стала. Казалось будто даже стены плачут, а росписи на них грустно вздыхают. Памятник князю Владимиру, с чего бы это, снесли. Ох, что же в городе творится. Глянь, а им на встречу Юлий с князем идут. Будто и не свои вовсе. Лица поникшие, да глаза накидкой прикрытые. Скрываются? Иль, как? —Князь! Юлий! — Глядь, а их след уже и простыл. —Убежали. — Хмыкнула Настасья. —Сдать до завтра всем серебряную посуду! Суровое наказание! По указу Верховного правителя! — Прокричал неподалеку глашатай. —А кто такой Верховный правитель? — Крикнула Даниловна в след ему, да тот ее не услышал. Дальше пошел. —Хм, посуду сдавать. — Сложив руки на груди хмыкнула Настасья. —А как же наш князь? — Спросила Любава. —Вон наш князь, посуду побежал сдавать! — Положив руки на бедра ответила Риша. —Видать, что-то нехорошее случилось… — Любава все вздыхала, да еле слезы сдерживала от происходящего. Столько всего непонятного произошло, а ответы и днём с огнём на них не сыщешь —А ты только догадалась? — Возмутилась Настасья — Еще как случилось! С мужьями нашими случилось! С князем случилось! С Киевом наконец случилось! Вдруг за домом у которого девоньки стояли шум посуды послышался и тарелка рядом с девоньками прокатилась. Настасья ее поймала. —Во, видали! Ещё один герой идёт! Сейчас все от страха затрясутся и забегают, как тараканы с этой посудой! — Сгибая тарелку говорила Настасья, да и кинула ее туда откуда прикатилась та. — Так бы и дала в лоб! Глянь, а там Горыныч. С посудой серебряной. Настасья среднему прям в лоб прям попала. —Ой, Горыныч… — Вскликнули Риша, да Любава. —Да это мы… —Горыныч, ты извини я не хотела… — Сложив у груди ладони извинилась Настасья. Пыл ее по уменьшился. —Да ладно, чего там —А мы тут это, ну, посуду же приказали всю посуду сдать. — Треся авоську с посудой проговорил Горыныч. — Вот мы и понесли, вдруг им очень нужно. —А что тут у вас вообще происходит? — Спросил одна из голов. —Ой, Горыныч — Подбегая воскликнула Риша. Спрятала она лицо свое белое в ладони свои, да уткнулась в грудь ему. —Беда у нас — Зарыдала Любава, да так что слезы ручьем полились. Настасья ее обняла, да с грустью на Горыныча посмотрела. Глаза девичьи были слезами наполнены, да грустью. Не знали они, что же им теперь делать. Пошли они в дом к Настасье. Чтоб мужей своих показать, пока она за богатырями ходила, Любава с Горынычем за столом сидели. Красна девица совсем расстроилась. Грустным взглядом на скатерть смотрела. Да вздыхала томно. Риша в дворец побежала узнавать куда и зачем богатырей посылали. —Добрыня! — Воскликнул Горыныч увидев друга своего. На руки поднял, а тот пустым взглядом на него смотрит. —Упал, отжался. —Это не Добрыня! — Поставив на ноги сказал Горыныч. —Вот, а ты не верил, а вы что глазеете? — Спрочила Настасья у выглядывающих из-за двери Добрыни и Ильи. — Идите сюда, непутёвые! Вздохнула Любава, Настасья к ней подошла. Грустью да печалью горница была пропитана. На стене портрет Настасьи да Добрыни висел. Эх, а тогда они рядом были. Настасья на руках мужа любимого лежала, он ее крепко так обнимал, да в очи ее васильковые с любовью смотрел. Тепло ей было с ним родным, хорошо. Чувствовала она тогда душу Добрыни, а сейчас. Словно он есть, но его и нет. Вот вроде и волос светлый и черты лица все те же, а самого Добрыни в нем нет. Ни души русской, ни любви великой. —Где же ты, Добрыня? — Спросила мысленно Настасья. Грустно было девонькам без мужей любимых, а тут ещё и напасть такая. Вдруг дверь, как распахнется Настасья из дум своих тот час же вышла. Риша прибежала. Видно, что и ей несладко без мужа любимого. Помнит Настасья какой была дочь Данилы, каменного дел мастера, когда она ее впервые увидела. В тот день Ришенька замуж вышла за Муромца. Словно зелёная веточка она была тогда, младенцем оставшимся под чистым небом в белой пеленке. Сейчас же пред ней стояла истинная женщина. С крутым нравом да умом. Хоть и была Даниловна с характером, да доброта душевная и любовь искренняя располагали к себе. Любил ее Илья, искренне и нежно, как и она его. Изменилась девица с того дня, повзрослела да, поумнела. —Ничего не вышло, сказали только князь знает. Он лично богатырей на задание отправлял… —Все пошли в дворец — Настасья пошла к дверям где стояла Риша — Князь, не князь пусть власть ответ даёт, куда наших мужей дели! —Постой, не выйдет. — Придержав Настасью заговорила Риша — Не пустят нас в дворец. У них бал намечается, только музыкантов и артистов впускают. Я сама видела… — Развернув плакат про бал закончила девушка. —Ну, давайте хотя бы попробуем! — Поднимаясь из-за стола сказала Любава. — Пошлите, а вы смирно сидите! — Наказав богатырям Любава вышла из дома. Горыныча в одежду женскую нарядили, чтоб он с ними смог пойти в дворец, да и направились девицы вместе с Горынычем улицами пыльными изворотливыми в дворец княжеский, что красотой своей да величием восхвалялся. На стенах его росписи распрекрасные, где жар-птица, да где молодец русский. Орнаменты бегут не успеешь за ними, они в листья да веточки складываются, вот и яблонька ветвистая с плодами своими наливными написана. Крыльцо у дворца мощеное из белого камня выточено. Башни облаков касаются да красными флагами от ветра машут. Посетителей встречают. Оконца цветные, точно витраж, а на ставнях цветы сказочные расписные, листик к листику сложен, будто сам Бог расписывал природными красками. Шли девицы к дворцу. На крыльце охрана, следит, чтоб никто чужой без спроса не вошёл. На мужчинах кольчуга железная да в руках бердыш острый. Борода цвета пшеницы. Стоят зорким взглядом все осматривают. Смотрят на крыльцо девицы ступили. Все красавицы словно из сказки. —Не велено чужих впускать! — Заговорил один из охранников. —Да погоди ты! — Приостановил второй — Вы наверное на бал? —Да, на бал. —Положив руку на скрещенное перед ней оружие ответила Риша, да мило улыбнулась когда их пропустили. —А вам туда зачем? — Спросил охранник переодетого Горыныча, когда три девицы прошли во дворец. — На бал велено впускать только молодых, да артистов! —А мы и есть артисты! — Заговорила левая голова. —Хочешь спою? — Сняв накидку спросила средняя голова. Охранники рты разинули, а Горыныч тем временем не растерялся, да по шлемам охранникам треснул. Тем временем в главном зале Баба Яга в европейском платье учила бояр танцевать, а Колыван на серебряной посуде сидел да подпевал. Шум, гам словно медовухи напились. Не видывали такого сумосброда ещё стены дворца княжеского. Посрамили нечистые, казну разворовали. Зашли жены богатырей с Горынычем в зал, так и ахнули. Баба Яга на боярские плечи прыгнула, те хоровод начали кружит вокруг нее. —Божечки, что же делается то… Как же грустно было смотреть на весь этот сумосброд в расписном зале, где княжил Владимир Красно Солнышко, а сейчас нечисть лесная да бесчестный посол германский. Горыныч первым решил их пляски разбавить. Стащил Ягу да сам в танец повел. —А с нами потанцуешь? Бабуся Ягуся, костяная ногуся? —Снимая одежды женские спросил он. Яга на пол упала, страху натерпелась. Давай к боярам отползать, а посол германский тем временем в сундук забрался. Испугался духу русского, басурман. Горыныч его из сундука вывалил, глядь… —Да это же Колыван! — Воскликнул змей. — Вот вам и разгадка! И правда, Колыван. —Горыныч, Колыван убегает! — Закричали Риша с Любавой. Настасья тем временем Ягу держала. Ох и костлявая же она, словно ветки сухие в руках держишь, а не запястья. Глядь, а Колыван с Ягой уже к дверям бегут. Жены богатырские за ними побежали, те двери на засов закрыли. Шуму было, девицы в дверь стучат да кричат чтоб супругов обратно воротили. —Верни нечисть мужей наших обратно! —Куда ты из делала?! А ну, отвечай! —Открывай! В дворе тем временем другая шумиха была, на бочке прям посреди площади княже стоял. Речи свои вел, народ его поддерживал. Бояре вниз побежали услыхав голос Владимирский. Сколько же народу было. Все кричат, радуются, что княже вернулся. Русь великая народом своим, да природой красна. Девицы на Руси ласковые, да прекрасные, богатыри Родину свою защищают опорой ей являются. Не отдадут ее нечисти, да супостату. Нечисть тем временем в подвале спряталась. Баба Яга коробочкой своей трясла, где два зайца близнеца сидели с дубинками в рост человеческий. Заклинило шкатулочку то. Колыван ее в пол кинул, крышка и отлетела. Зайцы, как выскочили и побежали на площадь народом заполненную. Крик, шум, гам зацы бегут все крушат, да людей ловят… Закатные лучи освещали дворец княжеский, когда на его площади был слышен плач горючий. Связала нечисть девиц русских, князя, да его помощников. Стоит радуется нечисть. Вдруг глядь, богатыри идут. —Наши? —С надеждой воскликнул Юлий. —Наши? —Повернувшись к Колывану спросила Яга. Да вот только отказались эти богатыри нечистью сделанные. Одолели их зайцы, а Яга рассердилась побледнела от злости. Да как закричит. —Ах, предатели! Вы на кого руку подняли?! Ну, все. — Яга из платья своего флакончик достала. — Я вас порадила, я вас и убью! И тут, нежданно негаданно, в ее флакон прилетает бумеранг. Разбилось зелье нечисти, разлилось по землице русской. Обернулась Яга, а там богатыри. Да какие, рослые, силища у них немеренно, загорелые, а с ними ещё люди. Да видно не с наших мест народ. Отличаются уж больно. —Илюшенька! — Закричала Риша завидев мужа. Богу одному известно, да жёнушке Муромца, как она по нему скучала, да волновалась. —Добрынюшка…—С облегчением произнесла Настасья, как камень с души у нее свалился завидев супруга своего любимого. Живой, да целехонький. Слава тебе Боженька. —Алешенька! —Любава закричала так радостно, так громко, что Риша даже дернулась от ее крика. Словно цветок жёнушка Алёши распустилась его завидев, улыбка на ее лице наконец воссияла. Богатыри русские родину свою, да людей любимых из беды выручат, защитят любовь свою от нечисти да супостата. Битва началась не на жизнь, а на смерть. Девицы да богатырями следят, волнуются. Вдруг глядь, а за зайцами корова побежала. Да так, что у тех лишь пятки сверкали. Поддельные богатыри тем временем освободили князя, да тех кого вместе с ним связали. Нечисть была повержена. Зло вновь отступило от светлых лучей родного добра. Киев вновь засиял да запел своими яркими красками. Птицы вновь запели песни, а народ вышел на улицу. Казалось будто закатное солнце вместе с руссичами радуется этому моменту. Риша стояла на берегу в объятиях мужа. Богатыри провожали своих поддельников обратно на остров, вместе с племенем, которому они выразили огромную благодарность за помощь. Алеша учил своего поддельника фокусу с исчезновением пальца, да давал наставления ему. —…все-таки царем там будешь! Юлий поодаль от всех разговаривал с коровой, которая кажется была от него безума, а Илья и Добрыня прощались с своими поддельниками. Впервые за несколько дней на душе Риги полный покой и умиротворение. Она стоит в объятиях любимого мужа, их освещает теплое закатное солнце. Нечисть повержена, рядом с ними стоят верные и любимые друзья. Скоро наступит ночь и этот день подойдёт к концу. —«Как же это прекрасно, когда ты любим любимым человеком. Наверное, это самое прекрасное в жизни каждого человека. Почувствовать себя любимым и прожить эту жизнь под руку со своей любовью. Это неописать словами, когда ты вновь возвращается в объятия любимого, ты вновь ощущаешь себя дома. Тебе хорошо и спокойно, тебя не беспокоит ничего в этом мире. Ты здесь и сейчас, ты любишь и этот мир прекрасен. Ты счастлив и ты светишься этим светом изнутри себя. Человеку который никогда по настоящему не любил, не понять это, ему не понять какого это когда ты любишь и ты готов на все ради того, кого любишь ты, и кто любит тебя…» Это была лишь часть монолога, который был в голове у Риши, если бы кто нибудь ее тогда спросил: —Ты счастлива? Она бы без сомнения ответила… —Да…