Пат

Анатолий упирается затылком в стену: к третьему дню вынужденного сидения взаперти слабеет и тело, и разум. Подбрасывает странные, нелепые мысли о том, что стоит выйти и… — Умереть, — безжалостно заканчивает он вслух. Шансов выжить никаких: комплекс тонет в безумии. Роботы, мутанты, потерявшие рассудок выжившие. Анатолий не уверен, что сам не разрядит в кого-то обойму чудом найденного пистолета, просто от неожиданности, от испуга, от кислящего в горле ощущения предательства. Он не дурак и понимает, что их мирные роботы мирными были лишь для вида. Вслед за мыслью приходит привычная уже волна паники: как там Света и Ваня, живы ли? Впрочем, с каждым новым приливом ощущается она всё слабей — ещё пара дней, и с их наиболее вероятной смертью Анатолий примирится. Сверху раздаётся подозрительный шум, заставляющий вскочить на ноги и выхватить пистолет. Неужели добрались? С противным скрипом открывается вентиляционный люк, и оттуда буквально вываливается человек. Светлое пальто безнадёжно испорчено: пятна крови, растительный сок, машинное масло; тёмные волосы нелепо топорщатся; глаза обессиленно закрыты. — Ну тут и вонь, — говорит незнакомец с едва уловимым акцентом. — Ты тоже не розами пахнешь, — огрызается Анатолий. Естественно, за время своего добровольного заключения ему пришлось один угол отвести под естественные нужды. Повезло ещё, что удалось принести запас воды: пару графинов с пожелтевшими стенками, которые использовались для полива растений. Незнакомец заливисто смеётся, обнажая зубы в хищном оскале. — Подловил, — бросает он, когда веселье перестаёт его распирать. — Здесь всё дерьмом провоняло. И не только фигурально. Анатолий неприязненно кривится, но спорить не собирается: незнакомец прав. — Давно тут отсиживаешься? — спрашивает тот, наконец открывая глаза. Взгляд внимательный, словно у инженера, рассматривающий чертёж нового прибора. — Практически с самого начала, — Анатолий передёргивает плечами. — Повезло. — Действительно, — кивает незнакомец. — Жив, в относительной безопасности и даже с припасами. Ты, похоже, вытянул счастливый билет. И я тоже. Ты же позволишь мне перевести здесь дух? — Перед чем? — спрашивает Анатолий, отходя в сторону кувшинов с водой, но не выпуская незнакомца из поля зрения. — Перед тем, как я пойду дальше, — фыркает он, будто ответ очевидный. — Не собираюсь позволить вам замять эту историю. Сдохну, а информацию передам. — Скорее просто сдохнешь, — Анатолий грустно вздыхает, идеологическая вражда ему никогда не была близка, а сейчас и вовсе кажется несусветной глупостью. — Штаты? Или Британия? — Штаты. Фредерик Трампер. Журналист. Приехал освещать научные достижения СССР, — истерический смех снова заполняет комнату. — Анатолий Сергиевский. Лаборант-ботаник. Вот, выпей и поспи, — Анатолий суёт графин Трамперу под нос. Тот кивает и жадно отпивает пару глотков, после чего явно силой останавливает себя. Не церемонясь, встаёт и плетётся к устроенной Анатолием лежанки из плакатов и газет. Чужое дыхание нервирует, но как-то приятно, словно есть ещё надежда и можно попробовать спастись. Анатолий застёгивает верхнюю пуговицу на рубашке и отгоняет эти мысли. Чтобы отвлечься, ставит перед собой шахматную доску. Раньше они с Молоковым любили занять перерыв переставлением фигур: и отдых, и для мозгов полезно. Партия, пусть и против самого себя, захватывает, не оставляя места для чего-то лишнего. Из забытья вырывает неожиданный ход, сделанный не Анатолием. Трампер, с ещё более жуткими тенями под глазами, чем были до этого, сидит напротив и пялится на доску, закусив нижнюю губу. Анатолий, немного подумав, двигает вперёд ладью. Они играют молча, но думают — Анатолий в этом уверен — об одном. О партии, в которой они сами оказались даже не фигурами, а деревом, из которого эти фигуры вытачивают. Трампер третий раз повторяет отход королём. Пат. — Вдвоём у нас больше шансов. — Если выживем, разойдёмся каждый своей дорогой. — И не вспомним о нашем знакомстве. — Разумеется. Анатолий криво улыбается и достаёт из тайника банку сгущёнки. Всё равно она последняя.