Провал

Декабрь, 1996 г. Школа волшебства и чародейства Хогвартс, Шотландия.

      Сквозь спутанные водоросли, образующие едва ли не целые дремучие чащобы под толщей воды, в спальню слизеринцев пробивалось совсем мало света. Мутного, зеленоватого, дающего лишь очень приблизительное представление о времени суток и погоде на поверхности. Ветер ли, вьюга, гроза, докучающая гаргульям на хогвартских карнизах, — Чёрному озеру, по крайней мере на этой глубине, было совершенно плевать.       Его сыростью местные стены пропитались порядочно. Обтекаемая чугунная печь, застывшая в дюймах пятнадцати над полом, не особо-то и прогревала тоскливую комнату, увешанную гобеленами с вышитыми на них жутковатыми водными тварями — одного лишь вида из окон, по всей видимости, слизеринцам было недостаточно. Отсюда хотелось поскорее сбежать и укутаться в толстое одеяло. Или вырядиться во всё чёрное. Томно затянуться сигареткой. Впасть в затяжную меланхолию… Можно не сомневаться: Малфой чувствует себя здесь как рыба в той мутной воде. Этот ублюдок приживётся где угодно — Рон, увы, знал не понаслышке…       Да, по-хорошему стоило бы порадоваться тому, что Нарцисса Малфой отреклась от пожирательской шайки, — это были, безусловно, замечательные новости… Одна беда — её мерзопакостный сынок знатно подпортил им летние каникулы. Им — это кому? О, теперь так сразу и не ответить. Насколько сильно подпортил? Стало понятно только сейчас.       Сидя в мантии-невидимке на холодном каменном полу, глупо уставившись на проплывающую за окном озёрную живность, Рон на деле ничего не видел. И не помнил, как долго уже здесь торчит. Ватное тело отказывалось подчиняться, словно находилось под воздействием особо муторной, вязкой разновидности парализующих чар. К горлу подступал ком — от увиденного и мыслей о том, сколько всего ещё происходило за закрытыми дверьми. Ведь начало было положено, разумеется, ещё летом. В Норе — под его собственной крышей. Буквально под носом.       Гарри не давали покоя теоретические коварные замыслы Малфоя, так что в спальню шестикурсников-слизеринцев Рона привела расследовательская деятельность. Вроде как. Сам он, по правде говоря, считал это заведомо бесполезной затеей. Единственное, в чём Малфой может преуспеть, так это в осквернении своими погаными ручищами и прочими органами мест, которые Рон наивно принимал за неприкосновенные святыни… Но перестраховаться стоило, благо есть мантия-невидимка, а ещё, пусть и сомнительный, но всё же какой-никакой тайный агент. Кикимер проследил за Малфоем и поведал комбинацию отпирающих заклинаний от его прикроватной тумбочки. Покорно, хотя и неохотно. Он плакал, когда вчерашним вечером прибыл со своим отчётом в гриффиндорскую гостиную.       — Милостью Салазара, хозяин позволит Кикимеру выколоть свои старые больные глаза! — натужно выдавил тогда он, рухнув оземь на богато расшитый красно-золотой ковёр. Рыдания так и сотрясали его маленькое тельце.       — Что ты видел? — приглушённо воскликнул Гарри, подлетая вместе с Роном к домовику.       — Кикимер видел… падение последнего оплота традиционных ценностей! Чистая кровь нынче ни во что не ставится, о нет, разнузданность правит бал! — с надрывом, нараспев произнёс домовик, сотрясая воздух узловатым кулачком. — Ох, моя бедная хозяйка… Если бы она увидела, в какую бездну катится мир!       — Давай ближе к делу, — потребовал Гарри.       Вздохнув, Кикимер медленно встал и повернулся к камину. Огонь осветил гримасу скорби на сморщенном личике, с которого скатилось ещё несколько слезинок. Собравшись с духом, эльф стал бормотать старческим дребезжащим голосом:       — Кикимер был вынужден наблюдать, как… молодой Малфой, чистокровный отпрыск древнейшей магической династии… Внучатый племянник моей дорогой госпожи… предавался гадким утехам! Молодой Малфой запутался… Позволил порочной страсти околдовать себя, встать на пути у благочестия, у высоконравственности! У любых чистокровных добродетелей! Молодой Малфой… он… — Не выдержав, домовик взорвался новой волной рыданий. А затем и вовсе вытянул кочергу из кованого держателя возле камина и принялся отчаянно лупить себя ею по голове, приговаривая: — Хозяин… не заставит… Кикимера… произносить…       — Да стой ты! — Гарри поспешно отобрал у него орудие. — Кикимер, половая жизнь Малфоя меня не интересует. Уж поверь… Ещё наблюдения?       Время от времени прерываясь на всхлипы, Кикимер забубнил:       — Молодой Малфой — юноша умный и сообразительный. Его знания преподаватели оценивают высоко. Однако Кикимер с горечью должен отметить: серьёзность отношения к учёбе молодого Малфоя оставляет желать лучшего…       — Неинтересно. Дальше.       — Переходя к характеристике физической формы молодого Малфоя, Кикимер поведает: природное совершенство пропорций тела молодой Малфой дополняет различными силовыми тренировками, кроме того, навыки полётов и ловли снитча…       — Кикимер… — раздражённо прервал его Гарри. — Было ли что-то странное? Подозрительное, нехорошее?       — Например… — Эльф подрагивающими ручками достал из-за пазухи замусоленный, порядком залитый слезами блокнот — там виднелись корявые и успевшие местами сильно расплыться заметки. Кикимер бегло сверился с ними и продолжил: — Девятнадцатого декабря в девятнадцать ноль семь после ужина, миновав развилку коридора слизеринских подземелий, ведущих в мужское крыло…       — Ну? — поторопил Гарри, внимательно вглядываясь в опухшие от слёз глаза эльфа.       — Проявив вопиющее неуважение к основателю величайшего из хогвартских факультетов… молодой Малфой… Кикимер просит прощения… Молодой Малфой бесцеремонно… У Кикимера не поворачивается язык назвать это «плюнул», хозяин… Молодой Малфой бесцеремонно харкнул на пол.       — Харкнул на пол? — Гарри устало потёр переносицу, забравшись пальцами под очки. И пока он продолжал свой не особо продуктивный допрос, в ходе которого всплыли такие злодеяния Малфоя, как приклеивание жвачки под перила парящей лестницы, бранная ругань и акт мастурбации во время принятия душа, показавшийся Кикимеру излишне ожесточённым, у Рона из головы никак не хотела выходить одна крошечная, непрошеная мысль…       А где Гермиона?       Мимолётное предположение закрепилось в сознании очень прочно. Наверное, из-за него Рон и вызвался следующим же утром, пока все были на завтраке, лезть в слизеринскую обитель для обыска. И вскоре понял, что именно так расстроило Кикимера…       В тумбочке Малфоя среди незатейливого хлама вроде перьев и чернил, пары книг, целого склада колб с контрацептивным снадобьем, а также «Руки славы», мерзкой высохшей штуковины, оттопырившей средний палец в неприветливом жесте, обнаружился Омут памяти — его, конечно, следовало проверить в первую очередь. Взяв в руки небольшую чашу, Рон задумчиво понаблюдал, как в ней колышется жемчужная студенистая жидкость. Омуты стали очень популярны в последнее время. Стыдно, но Рон и сам, не удержавшись, посмотрел воспоминание, которое гуляло по школе. Но что, если Малфой сливает сюда уже собственные свершения на половом поприще? Должно быть, приятно пересматривать на досуге… И эти мысли заставляли сердце колотиться быстрее.       С головой Рон погружаться в Омут не рискнул, чтобы ненароком не пропустить появление в спальне кого-то из слизеринцев. Не будучи вполне уверенным, как пользоваться той штукой, он наугад ткнул в неё волшебной палочкой. Жидкость внутри чаши стала быстро вращаться, вскоре там проявилось изображение, и…       Прошло, кажется, немало времени, прежде чем Рон сумел сделать новый вдох. На него разом рухнуло слишком много всего. В первую очередь понимание — всё, о чём он в глубине души знал, просто упрямо не хотел замечать, теперь обернулось до смешного очевидным.       Тёмная комната — строгость и мрачный слизеринский шик. На фоне золотистых, скупо намекающих на приближение Рождества огоньков, — лицо. Милое, светлое, такое родное… А ведь Рон столько мечтал о Гермионе. Понятия не имел, как сделать первый шаг, боялся лишний раз прикоснуться или ненароком бросить сальный взгляд… И теперь наблюдает, как она сидит на коленях у чёртова Малфоя. Как те бледные пальцы (а узнать их владельца можно было безошибочно по напыщенному фамильному перстню) небрежно гладят её губы. Такого взгляда у Гермионы Рон ещё не видел — на него она никогда так не смотрела. В её глазах вместе с волнением и робостью темнело незнакомое, кажущееся неправильным, совсем инородным, возбуждение. В дыхании, в порозовевших щеках, в каждом маленьком движении полуобнажённого, прикрытого лишь тоненькой тканью белья тела так и сквозила похоть. Рон увидел, как… Чёрт. Как Гермиона осторожно лизнула подушечку большого пальца Малфоя. А потом, сжав обеими ладошками его запястье, в каком-то пылком, но будто бы опасливом порыве потянулась и к указательному, но Малфой тут же отдёрнул свою руку. Обхватил талию Гермионы, спустил её с собственных колен на чёрный кожаный диван и вскочил на ноги. А Рон успел разглядеть мокрое пятнышко на его брюках в аккурат там, где Гермиона только что сидела…       — Драко? — Её мягкий, мелодичный голосок резанул слух. Неудивительно — ни подобной интонации, ни того злополучного имени из её уст Рон в жизни не слышал. Она хочет Малфоя, она в самом деле его хочет… Да чем, во имя Мерлина, этот ублюдок её зацепил? Неужели смазливой рожей? Ореолом плохого мальчика, на который девчонки так падки? Но не она ведь. Только не умнейшая ведьма своего поколения, пусть её и раздражает этот негласный титул. Пока Рон преодолевал порыв швырнуть Омут в окно, чтобы он разбился, а лучше — чтобы ко всем чертям разбилось стекло, чтобы слизеринские подземелья ушли под воду, хоть это и было невозможно, Гермиона тихонько спросила:       — Будет больно?       Рон так и чувствовал, как губы Малфоя, обернувшегося на зов, растягиваются в той фирменной ленивой ухмылочке… Хотя и не видел его лица. Услышал лишь короткий ответ:       — Конечно.