My one and only

Гордон осторожно открывает дверь, но ключ все равно дарит оглушительный щелчок длинному узкому коридору. Сие прекрасное действо бьет по ушам и остается там со звоном. — Да блин. Спать хочется… неимоверно. Не, не в плане того, что вот щас завалюсь на кровать, коснусь подушки башкой и все, в отключку на 15 часов. Просто в глазах резь. В мышцах забилась усталость. Голова тяжелая, как кирпич. У Фримена, как, в принципе, и у всех жителей этого крыла, весьма простенькая планировка квартирки. Тесная прихожая, свет в которой никогда не включается, кухня с маленьким холодильником, ванная, освещение в которой делало из любого человека самую большую ошибку во вселенной, и спальня. О ней нам с вами прекрасно известно. Прямо сейчас Гордон перенес свое уставшее тельце на кухню. Не иссыхать же мумией из-за отсутствия еды, верно? Тут мрачно. Обычно для насыщения Гордону хватает кофе и бедняцкого сэндвича, но в этот раз даже думать об этом кажется непосильной задачей. Даже переодеваться не хочется. Лабораторный халат с бейджиком все еще на нем. Он садится за стол. Неожиданно для себя наклоняется и упирает в него свой подбородок. Усталость пришла сама. Он не замечает, как все его тело расслабляется, голова заваливается набок и он оказывается лежащим на столе. Очки неприятно впиваются в переносицу. Ученый решает снять их. Незначительная боль в голове. Темные и без того плохо видимые силуэты мебели, посуды и стены стираются окончательно, превращаясь в серое пятно. Будто мутная вода. Лежать становится немного удобнее. Работа. Бесконечное множество цифр, символов и значений. Считывание их. Стоит ему сесть за компьютер и включить его, вся система сразу же наваливается на ученого, зеленый фон и неоновые буквы режут глаза. Он не отрывается от своего рабочего места с момента начала рабочего дня и до самого его конца. Как тут быть счастливым? Он так устал. Глаза Гордона улавливают неясное свечение. Зеленая тень бросается на висящее около раковины полотенце. «Что это было?» Зелень исчезает так же, как и появилась, но сердце (или интуиция?) продолжает всем нутром чувствовать чужеродную энергию. Будто кончики пальцев кто-то кусает. Ученый начинает нервничать, когда по рукам бежит щекотка. Волосы становятся дыбом. Ткань халата ощущается неожиданно жесткой. Черт дернул его посмотреть на очки! В стеклах он замечает чье-то лицо. Не свое. То, другое… оно… неестественно морщинистое, мертвенно-серое и неподвижное. Этот… человек… не отводит от него своего пронзительного взгляда светящихся глаз. Он заглядывает Гордону в душу, ищет там что-то. В сердце закрадывается холодная пустота. Фримен застывает в бессилии. Не хватает сил, чтобы вымолвить хоть слово. Ему страшно. Ему до одури, черт возьми, страшно. Но меланхоличный пустой взгляд продолжает впиваться в него. В глазах появляется мольба. Фримен не имеет понятия, как ему удается прямо сейчас считывать чужие эмоции. Они будто бы всегда принадлежали ему. Словно он сам смотрит так же неотрывно. Лицо еле заметно шевелится. Существо разомкнуло свои сухие губы. Фримен передергивается, когда раздается еле слышное: По… моги… мне…