Маленькая королева

       Весна 112 A.C.        Для мужчины, с детства видевшего тысячи клинков врагов Эйгона призраками, более прозрачными, чем саван на теле матери, сжимавшего в руках ледяное драконье яйцо, чей холод вторил морозной тишине траурной процессии, а золото короны омытое кровью младенцев, потерянных его сводной сестрой в юности, Деймона больше не страшит Железный Трон, расплавленный драконьим пламенем, трон, отвергавший его прикосновения, хотя и не предназначенный ему. Но женщина перед ним — дар богов, и годы искренних желаний воплотились в прекрасном образе, застенчиво пробирающемуся сквозь толпу. Хотя Завоеватель клялся, что ни один король не обретет покоя на Железном Троне, Деймон, восходя по ступеням с племянницей-женой в окружении острых клинков, невольно вспоминает королев-сестер. Прекрасные и смелые, они обрушивали огонь и кровь на врагов. Висения, короновавшая брата тем же венцом из рубинов и валирийской стали, что сейчас украшает его голову, и Рейнис, провозгласившая его королем Вестероса, не имели своих тронов — ведь Эйгон построил трон только для себя. Деймон же для своей королевы, не сестры, а племянницы, повелел выковать трон из древнего серебра, сияющий россыпью драгоценных камней. В этот знаменательный день, десятую годовщину их правления, все и вся, заполняя Тронный зал между колоннами и черепами драконов, жаждали увидеть свою юную королеву, восседающую на собственном троне. Её изящные туфельки с инкрустацией из драгоценных камней качались, не касаясь ногой пола, на расстоянии нескольких дюймов. На ее серебряных волосах, заплетенных в косу вокруг головы и украшенных заколкой в виде трехглавого дракона, покоится та самая корона, которую он возложил на ее голову, когда она была еще совсем маленькой девочкой. И хотя сейчас корона лежит удобно, он уверен, что ее синюшная шея все еще чувствует ее тяжесть, а также тяжесть драгоценных камней, которыми она украшена. Деймону приносит особое наслаждение видеть ее тело, которое трепещет под слоями аметистов и аквамаринов, дрожит от касания золотых цепей и ошейников, от роскошных подарков, заставляющих даже скупого лорда Бисбери ворчать о расходах. Даже когда она одета, намек на ее аппетитный бюст в туго застегнутом лифе привлекает его взгляд, так же как и каждого другого мужчину в комнате. С глазами цвета люпина в золотом обрамлении, с любопытством взирающими на море народа, Рейнира выглядит королевой, даже если ее каблуки не достают до пола. Клятвы повиновения, обещания быть верными и клятвы верности, клятвы защищать их от всех врагов добросовестно и без обмана, а также клятвы Четырнадцатью Пламенами, старыми богами и новыми, эхом разносятся по Тронному залу. Лорды-Парамаунты и Надзиратели Королевства были созваны, чтобы отметить десятилетие ее правления. Некоторые, облаченные в меха и шкуры белых волков или с вышитыми изображениями серебристой форели на плащах цвета речной воды, уже в преклонных годах. Другие, с львиными волосами или клинками, украшенными эмблемами розы, еще не запятнанными кровью, — молодые юнцы, пышущие юношеской бравадой. В конце концов, это не имеет значения, ибо все они падают на колени, как и положено, под визгами и трелями драконов, парящих в небе. Их тени погружают зал в краткие приступы темноты, когда они проносятся над Красным замком. —У моей золотой леди манеры намного лучше, чем у Кровавого Змея, — шепчет его коронованная богиня, которой всего лишь четырнадцать. Королева наклоняется, чтобы провести кончиками пальцев, опухшими от поцелуев, по его челюсти, в то время как толпа людей испытывает смесь страха и восхищения в ответ на порывы ветра, вызванные его драконом. —Твой дракон очень похож на тебя, дядя. —Тсс, птенчик, — он щипает ее за пальцы, надеясь сохранить видимость благоразумия, возвращая ее непослушную руку на колени. Но не раньше, чем она оставляет на его губах следы в виде полумесяцев. По его приказу верный орден Хранителей Драконов открывает купол Драконьей ямы, чтобы Караксес и Сиракс могли свободно летать высоко над сверкающими водами залива. Деймон хочет, чтобы их видели правящими над небесами, как их всадники управляют землей. Каждый живой дракон под их командованием, с размахом крыльев цвета янтаря и кармина, заставляет лордов и придворных, высших жрецов и септонов, купцов и рабочих падать на колени. В Красном замке, на вершине холма Эйгона, далеко от зловонных недр Улицы Шелка, Деймон, хоть и находится достаточно близко к городу, слышит, как менестрели слагают баллады о короле и его маленькой королеве, а герольды воспевают хвалы драконьей крови. Эти тщательно культивируемые проявления преданности приносят ему некоторое спокойствие, но этого недостаточно. Является ли она твоей королевой или твоей наследницей? — неумолимо звучит в его голове голос Королевы без трона. Безродная девочка, у которой никогда не было собственного яйца дракона, шепчет ему на ухо из-за своей безымянной могилы. Объединяя в крепком рукопожатии верность короне и любовь к жене, Деймон возвышается над залом, где эхом разносятся последние клятвы. Черное Огненное, скрытое в ножнах справа, служит ему верным стражем. — Королева и я смиренно принимаем вашу верность, — его голос разносится по всему Тронному залу, когда он помогает Рейнире подняться с трона. Ведь он стал королем не по завоеванию или по собственному выбору, а по прихоти судьбы, и порочный принц не оставит свою королеву без собственного трона. Именно мечу Висеньи он доверяет защищать свою жизнь и жизнь своей возлюбленной Рейнис.       —Настал благоприятный день для нашего отплытия на Драконий Камень.— Деймон наклонился и поцеловал её в нос. Рейнира со смехом приняла его поцелуй, всё ещё оставаясь Отрадой Королевства, не подозревая о всех опасностях, что таит будущее. Там, на Драконьем Камне, состоится церемония, на которой моя королева, моя наследница будет провозглашена принцессой, — закончил он, глядя на Лордов-Парамаунтов и Хранителей Королевства. Они только что заново и нерушимо принесли свои клятвы, а сверху доносились ревы Караксеса и Сиракс. *** Накануне путешествия на Драконий Камень он до одури вчитывался в самые срочные дела совета. Короткий путь к королевским покоям в крепости Мейгора, мысленно ведомый шагами своей жены, Деймон проходил с предвкушением: скоро он укутается в лебединые перья со своей богиней под сиянием луны, вдыхая пьянящий аромат лаванды и цветков апельсина от ее ванн, запечатленный на их мягких простынях. Его видение прервал слуга. С маленьким серебряным подносом, на котором лежало письмо. Бедняга испуганно вскрикнул, оказавшись один в прихожей с королем, его Королевской Гвардией и стражниками у дверей, за которыми Деймон оставил свое сердце. —Ваше Королевское Величество, для Королевы прибыло письмо от леди Аэ… С быстротой виверны Деймон выхватил аккуратно сложенный пергамент с голубой восковой печатью, изображавшей серебряного сокола, и спрятал его во внутренний карман дублета. —Не стоит беспокоить Королеву этим.— Его голос был тихим и мягким, но слова, обернутые в безобидные фразы, несли в себе предупреждение. И не только бледнолицему слуге, но и меченосцам. Оставив их позади богато украшенных дверей, он упрямо отгородился от гнетущего чувства вины, так же поглощенный гедонизмом, как его сводная сестра и предполагала. Проникнув в спальню в поисках Рейниры, он с головой окунулся в атмосферу несомненной женственности, которая стала неотъемлемой частью ее жизни. В отличие от прошлого, когда, будучи мальчиком, он укладывал голову ей на колени, не желая, чтобы она уходила играть со своими куклами, теперь он ощущал непривычную робость перед этой новой, манящей и непостижимой стороной ее личности. В комнате царила атмосфера недавнего пиршества. На столе, украшенном позолотой, еще стояли вазы, наполненные увядающими цветами. Рядом с ними покоились подносы с остатками десертов, из которых уже были жадно выхвачены кусочки с карамелизированными лимонами. Перевернутые книги и беспорядочно разбросанные драгоценности дополняли картину недавнего веселья. Но ни один из этих предметов не сиял так ярко, как прекрасная жена, сидящая перед зеркалом. —Valzȳrys, — прозвучал мелодичный голос из позолоченного зеркала на туалетном столике, украшенном изображением дракона. Там, в одной лишь ночной рубашке из тончайшей ткани, сидела его избалованная любимица. Ее ноги покоились на кресле, а служанки заботливо втирали в ее кожу масла и расплетали косы. Подруги же летали вокруг, осыпая ее комплиментами и смешками. —Ābrazȳrys, — он позволил себе насладиться сладким ароматом ее волос, прежде чем нежно поцеловать в макушку. —Уже поздно. Я думал, что найду тебя в постели, моя милая. — Ни за что без тебя! — она качает головой, негодуя при одной только мысли об этом. —«Я буду готова через минуту, — уверяет Рейнира, но пока Деймон, прикрывшись, переодевается в домашние бриджи и рубашку с вышитым на рукавах ее именем, где еще видна сломанная печать письма от доброй сестры, залитая капающим воском свечей, служанки все еще суетятся вокруг нее. Расчесывают ее длинные волосы до блеска жидкого серебра, а мягко завитые концы, спускающиеся ниже ямочек на спине, осторожно подстригают золотыми ножницами в форме головы дракона. —Хватит, — командует Деймон, и служанки мгновенно убирают ножницы. Он открывает украшенный драгоценностями ларец, где хранится каждая снежная прядь, когда-либо выпавшая из ее волос, перевязанная алой лентой, начиная с первых детских локонов. Эти сокровища для него так же ценны, как ее молочные зубы, которые он тайно собирал под ее подушкой, награждая за них золотыми монетами. Он до сих пор помнит, как она, уткнувшись в изгиб его шеи и сжав его камзол своими пухлыми кулачками, сердито надулась, обнаружив, что шатающийся зуб мешает ей наслаждаться любимыми сладостями. Но потом, с гордой улыбкой на испачканных кровью деснах, протянула ему зуб: —Я смогу снова есть лимонные пирожные, Кепа! — Даже самые совершенные творения богов, сияющие подобно драгоценным металлам, не терпят излишней обработки, — прошептал он, скользя губами по ее нежной шее. Сдерживая стон, Деймон вдыхал ее чарующий аромат, наполнявший ноздри и разжигающий в нем неутолимое желание. Его челюсти стиснулись, как у хищника перед прыжком. —Ты дразнишь меня, племянница? — хрипло спросил он, помогая ей подняться, прижимая ее подбородок к своей груди, насколько позволял его рост. —Лишь небесные руки могли сотворить такое совершенство, — возражает он, обхватывая ее лицо и соединяя свои губы с ее сладкими, как сахар, в нескромном поцелуе. Ее губы, подобно лимонной кислоте на его языке, отвечают, приоткрываясь, пока звуки сдавленного смеха служанок не доносятся до них, заставляя девочку отстраниться. —Моя прекрасная жена, — говорит он. Не снимай платье, пока они не уйдут, — ее серьезность растворяется в смехе, когда Деймон наклоняется, чтобы поцеловать ее нос, и их губы снова встречаются.       —Лучше я не буду обращать внимания на их любопытные взгляды на мою собственность, — добавляет она игриво, а ее поцелуй обещает еще больше сладости. Деймон хмыкнул в ответ на лаконичную угрозу, когда она ускользнула от него, чтобы пожелать доброй ночи своим служанкам. Он сдержал желание подразнить ее, сбросив рубашку в их присутствии, но краем глаза заметил, как одна из них шепчет на ухо Рейнире, обрывки их разговора то и дело долетая до него. —Молю, будь осторожна, дитя. Ты не так давно избавилась от лунной крови, и потворствовать легкомысленным плотским… —Я сейчас удалюсь со своим мужем…—Румянец залил ее щеки, и Рейнира, разглаживая руками ночную рубашку, выпроводила их из комнаты, —…и мне ничего не нужно, кроме его присутствия, так что можете оставить нас. Оставшись наедине, они ощутили перемену в атмосфере. Кокетливость Рейниры улетучилась, оставив после себя нечто хрупкое и невысказанное. Вместо того, чтобы с жадностью пасть в объятия друг друга, они неторопливо легли в постель. Он заботливо укутал ее, заправив уголки одеяла вокруг миниатюрных ступней. На мгновение Деймон задержался, завороженно глядя на аметисты браслета, украшавшего ее лодыжку и соединенного тонкой цепочкой с кольцом на пальце ноги. Затем он провел рукой по ее волнистым волосам цвета серебра и золота, хмурясь в задумчивости. —Я сделала подношение в храме, а потом долго общалась с покровителями и просителями в моем женском дворе, — Рейнира попыталась улыбнуться, но он лишь обвел ее губы подушечкой большого пальца. —Просто усталость, — пробормотала она. Деймон знал, что в Рейнире он нашел преданную и благородную королеву, которая с рвением исполняла свой долг супруги, занимаясь делами, которые, хоть и были не такими яркими, но не менее важными. Ведь даже обладая могуществом драконов, она оставалась путеводной звездой для своего народа. И все же он опечаленно поцеловал ее в лоб. —Моя бедная жена, — прошептал король, сожалея о том, что его обязанности порой разлучали их. — Все мои обязанности приносят мне радость, — мурлычет она, обвиваясь вокруг его тела. Её миниатюрные руки кажутся невероятно хрупкими рядом с его массивными. В комнате повисает тишина, нарушаемая лишь их тихим дыханием. Рейнира нежно перебирает его пальцы, а затем с ее искусанных губ слетает тихий, детский шепот: —Kepa? — Да, ñuha jelevre? — отвечает он, ласково глядя на нее.       —Мне показалось странным, что леди Джейн не послала мою мать представлять ее и Долину на сегодняшней церемонии. Её влажные ресницы трепещут на его коже, но нет необходимости успокаивать её ложью, не так ли? Как пепел письма её матери рассыпался на коврике у камина. Ведь Рейнира — его роза без шипов. — Но, возможно, она не хочет оставлять моего кузена. Его грехи должны преследовать его. Он был мальчиком без матери, которого никто не учил не срывать незрелые яблоки с узловатых веток в саду. Непокорным подростком, которому никогда не говорили не срывать розы, пока не развернутся все лепестки. И уж точно его нельзя винить за то, что он хочет культивировать ее преданность ему, когда его жена так прекрасно расцветает и так красиво прихорашивается в его объятиях. —Ты все еще скучаешь по своему отцу? Деймон готовился к разговору о чем угодно, но только не о своем отце. Ему потребовалось некоторое время, чтобы распутать узор своих мыслей, но в ее глазах цвета незабудки есть осколки грусти, которые побуждают его сказать правду, даже если у него нет слов утешения по поводу отсутствия ее матери. — «Да, я до сих пор скучаю по нему, даже сейчас. Прошло одиннадцать лет с тех пор, как его отец умер, но Деймон помнит его: человека, который мог бы стать королем, но был сломлен потерями. —Наши прощальные слова не были добрыми, — признается он, сжимая кулак, чтобы унять дрожь в руке, и проводя ею по волосам. — Если бы я знал, что это будет в последний раз… —Как ты мог? — Рейнира снова кладет подбородок ему на грудь, убирая с его лба непослушную серебристую прядь и надувая губы. —«Это был плохой человек. —Плохой… ох, моя маленькая любовь. —Понимание заставляет его улыбнуться с нежностью. Он вспоминает маленькую девочку, которая выглядывала из-за его ног на человека, который когда-то пытался забрать ее у него. Они соприкасаются носами. —Ты самое сладкое, что когда-либо было. —Ты так жестоко шутишь. —Нет. — Улыбка играет на его губах, несмотря на тяжелую тему разговора. Мужчина прижимается поцелуем к ложбинке ее ключиц, не желая возвращаться к теме змеи в траве — человека, которого его дед возвысил над всеми остальными, осыпал покровительством и наделил влиянием. Проклятие Весеннего Принца. Темная Сестра уже насытилась его кровью. —Ты знаешь, что мой отец однажды брал тебя летать на Вхагар? — спрашивает он вместо этого, лаская мягкую складку на ее бедрах. Его руки обхватывают ее талию. —Лишь единицы могут похвастаться тем, что им довелось летать верхом на драконе королевы Висеньи. —Я его не помню. Рейнира прижалась к нему ближе, ее тело — к его телу, и Деймону захотелось, чтобы она сняла ночную рубашку, чтобы он мог ощутить прикосновение ее грушевидных грудей. —Я тоже не помню своего отца. И вообще, мало что помню из своей жизни до того, как ты забрал меня на Драконий Камень, — тихо говорит она. Он, подобный дракону, ревностно хранящему свое золото, дьяволу с окровавленными руками, забирающему херувима с постели, чувствует удовлетворение от этих слов. Ведь если бы племянница не была отдана ему, он бы сам её забрал. Ничью дочь, принадлежащую только ему. — Ты была не более чем бутон, готовый расцвести, — хрупкий ангел, драгоценный дар небес. — Его маленькая королева, его возлюбленная дочь, его драгоценная наследница. Продолжение его рода, его духовный наследник, его тень, идущая по его стопам. —Я помню тебя, — шепчет Рейнира, целуя его грудину, как нитку жемчуга, наклонив ее подбородок, Деймон глубоко целует возлюбленную, но не для того, чтобы разжечь огонь, а чтобы ощутить приятное покалывание в позвоночнике, когда она сосет его язык, как когда-то сосала большой палец. Прижимаясь потрескавшимися губами к ее припухшим, он ласково слизывает с них икру. Блестящие ниточки слюны соединяют их рты, когда они ненадолго отстраняются, чтобы вдохнуть. —Ты всегда так делал, — бормочет Рейнира, томно прикрывая глаза. Его язык ласково скользит по ее губам, убаюкивая и расслабляя. Она чмокает губами и утыкается лицом в его шею. Нежные, еле ощутимые струйки горячего воздуха, словно усыпляющее дыхание младенца, веером расходятся по его коже.       —Что я делал, моя спящая красавица? —Заботился обо мне, — зевнула она, опустив веки. —Так хорошо. Он проводит рукой по едва заметному серебристому шраму на ее ладони, оставляя след от прикосновения на слегка потрескавшейся кожи. Серебристые пряди волос обвиваются вокруг его пальцев, когда она погружается в сон. Он слегка касается губами ее пухлых губ, чувствуя сладкий вкус дикой клубники. Следуя зову сирены, принц Таргариен окутывает ее поцелуем, нежно касаясь шва у ее губ, и прокладывает путь рукой между их теплыми телами, скользя по мягкой ткани одежды к своему укрепляющемуся достоинству. Когда он укачивал ее на своих коленях, она, подобно маленькой кукле с розовыми щеками, давала ему возможность нежиться в шелке ее ночной сорочки, касаясь контуров женственности, в которые она облачилась. Деймон напряженно сжимает соски через влажную ткань, выдыхая кончиком языка, и внезапно, задыхаясь, испытывает острую волну наслаждения всего несколькими резкими движениями напряженной плоти, источая свое семя на простыню и ее бархатную кожу, окутывая и покрывая их. *** Утро лениво рассвело, омывая город серой пеленой весеннего дождя. Но в противовес хмурой погоде, малый люд выстроился вдоль мощеных улиц Королевской Гавани, приветствуя своего короля и благословляя свою королеву. Процессия двигалась от Красного замка до холма Рейнис, где из тумана, словно исполинское чудовище, возвышалась Драконья Яма — купольный замок из бронзы и железа, таящий в своих огромных глубинах могучих драконов. В сопровождении золотых плащей городской стражи, королевская чета ехала верхом. Его племянница, юная и прекрасная, с сияющей улыбкой на устах, восседала на своем игривом серебристом коне, но пока не такая уверенная в седле. Несмотря на юный возраст и хрупкость, она ловко спрыгнула с пылкого коня. Он же, сильный и надежный, крепко держал ее за талию, помогая ступить на землю. Изящным движением Рейнира соскользнула с седла, искусно скроенные кожаные штаны подчеркнули ее стройную фигуру. Она с веселым смехом устремилась к драконам, умиляясь их тесному сплетению. Она гладит их морды, озаряя их своим сияющим присутствием. Деймон с невольным раздражением осознает, что Золотые плащи неустанно пожирают ее взглядами. Страх и уважение к своему повелителю, их помазанному королю, исчезают, затмеваемые очарованием и сиянием их королевы, девушки на пороге женственности. Одержимость Рейнирой захватила не только его сердце, но и многих других. Мужские взгляды, словно пиявки, присасываются к ней, жадно задерживаясь на мягком очертании ее розовой груди, проступающей под модными вырезами платьев, которые он дарит ей целыми сундуками. И ни один взгляд не задерживается так долго, как ненавистный взгляд Лорда-командующего городской стражи. Назначение, которое тогда казалось незначительным, способом сгладить удар от отстранения отца, теперь же заставляет его скрежетать зубами. Грубым рыком он приказывает ей сесть в седло, возвышаясь над ней, пока Кровавый Змей раздраженно щелкает чешуей. — Мы должны отправиться немедленно! — Уже пора? — Ее глаза нетерпеливо блеснули из-под плеча, а губы изогнулись в дразнящей улыбке. Рейнира намеренно медлит, впиваясь жемчужно-белыми зубами в кожу одной перчатки, пока другая рука возится с другой. — Тебе не терпится? — Ее слова смущенно приглушены, и он вытягивает кожу из ее рта, когда внутри него вспыхивает желание, а грозный рык Караксеса пронзает ряды Золотых плащей, жмущихся друг к другу в страхе. Ao gīmigon. (Дорогое дитя) Дэймон помог Рейнире сесть на Сиракс, но не стал касаться ее бедер. Он знал, что его огненно-кровная невеста, в свои десять и четыре года, подчиняется ему не больше, чем в четыре, будучи юной розочкой. —Ты прекрасно понимаешь, почему, — пробормотал он с плохо скрываемым раздражением. Деймон отошел от Рейниры, чтобы попрощаться с советниками, собравшимися у входа в Драконью Яму. Среди них были Десница и Мастер Законов, а остальные должны были представлять Малый Совет на Драконьем Камне. —Все в порядке? — обратился он к Лютору, надевая перчатки — дорогой подарок из чёрной кожи, преподнесённый ему Рейнирой на последние именины. —Мы будем отсутствовать всего несколько дней. Мне жаль, что ты остаешься, но тебе я доверяю больше всех. —Разумеется, Ваше Высочество, — ответил Лютор. Деймон хлопнул его по спине. Золотая брошь на груди Лютора блестела в тусклом утреннем свете, струящемся сверху. Он слабо улыбнулся, что скорее походило на гримасу. Это далеко не первый раз, когда его Деснице предстояло управлять делами столицы, но впервые Аэмма отсутствовала и не сможет выполнять функции Госпожи Двора в отсутствие дочери. Несмотря на то, что знатные люди с радостью предлагали Лютору на выбор своих юных дочерей, невзирая на его скромное происхождение, он неизменно отказывался от этих предложений. Его сердце было отдано не юной деве, а вдове —Погодите, Ваша Милость? — Лорд Стронг торопливо двинулся за ним, после того как Деймон коротко кивнул остальным советникам. —Не могли бы мы поговорить наедине? —Хорошо, — Деймон махнул ему, подзывая к себе, и облокотился на один из столбов. Он бросил взгляд на Рейниру, восседающую на Сираксе. На ее лице читалось нетерпение. —Поторопись, дядя! — говаривала она ему в раннем детстве, едва оправившись от болезни, уже очарованная полетами на собственном драконе. —А то Кровавый Змей полетит со мной и Сиракс, а ты останешься один! —Я не хочу вас задерживать, — произнес краснолицый Мастер Законов тоном, дающим понять, что он хотел бы именно этого. Он перевел внимание Деймона с его воспоминаний о юности Рейниры на себя. —Я просто хочу удостовериться, что Король осознает: провозглашение Королевы Принцессой Драконьего Камня, хотя и разумно в свете текущих волнений, не меняет того, что сын имеет приоритет над… —Я полагаю, я достаточно хорошо разбираюсь в наших законах о престолонаследии, — сухо вмешался Деймон, уверенный, что знает, к чему клонится разговор, и не менее раздраженный им. —Как и моя племянница. —Безусловно, Ваше Величество, — Лорд Стронг коротко склонил голову, но не отступил. —Однако, учитывая проблемы на Ступенях и воинственный настрой Лорда Корлиса… —Прошло уже почти восемь лет с тех пор, как Морской Змей лишился должности Мастера Корабля, — Деймон горестно вздохнул, сетуя на то, что каждый назначенный им с тех пор человек был безнадежно некомпетентен. —Корлис может слать сколько угодно писем, но не имеет власти над делами Железного Флота. —У него есть сын, который… —А также у него есть целая палуба бастардов, зачатых с докскими шлюхами, — огрызнулся Деймон, чувствуя, как напряжение внутри клубится и извивается, словно струйка вулканической лавы. Он пронзил взглядом человека перед собой. —Затворник Дрифтмарка, он коротает время в пьянстве, разврате и сочинении жалостливых писем, не представляя ни малейшей угрозы… — Ваше Величество, вороны могут доставить письма в любой уголок вашего королевства, — с нажимом произносит лорд Стронг. — И, судя по всему, его законный сын Лейнор отправлен на Ступени. Это вызывает серьезную озабоченность Малого Совета, ведь недопустимо, чтобы лорд Корлис позиционировал себя как более надежный защитник людей и кораблей Железного Флота, чем сам Король. Деймон с насмешкой отталкивается от столба, сдерживая фантомное желание стиснуть рукоять Темной Сестры или головку Черного Огня — реликвию королевы и символ его королевского статуса. —Осторожный подход к стычкам на Ступенях был оправдан, пока они оставались лишь стычками, — пытается его успокоить Мастер Законов, но гнев, готовый вырваться наружу, не утихает. — Однако теперь некоторые могут говорить, что Король проявляет чрезмерную осторожность, потому что осознает: без сына и наследника… —Это не война, — возражает Деймон, но даже сам слышит скрытый смысл своих слов. —Пока что нет. Глубоко вздохнув, лорд Стронг меняет тактику. —Ваше Величество, Отраду Королевства воспевают по всему вашему королевству, но именно сына жаждет Королевство. Королева Рейнира уже достигла зрелости, мой Король, она познала женственность, но остается девственна. И если она окажется бесплодной, как леди Аэмма, и не выполнит свой долг родить сына, вам придется… Я и моя мать выполнили свой долг, но Аэмма — нет. Ты уверен, что Рейнира не станет такой же? Пронзительный крик эхом разносится под сводами из железа и кованого металла, карнелиевые крылья распахиваются, жилистое тело Кровавого Змея нетерпеливо извивается под куполом, и отчаяние вырывается из Деймона, когда он в очередной раз пытается вытеснить из головы ядовитые слова своей кузины. —Если тебе дорога твоя жизнь и положение, не продолжай, — произносит король, хмуря брови. Его рука инстинктивно тянется к рукояти меча, пока он медленно подходит к тому, кто его оскорбил. Голос Рейнис эхом разносится в его голове, и первобытный инстинкт напасть, оторвать и растерзать на части почти поглощает его. Однако атаковать члена Малого Совета на глазах у высокопоставленных придворных, даже под влиянием мимолетного порыва, пока Укротители Драконов пытаются успокоить его дракона, а Рейнира ласково гладит своего дракона по шее, в такой ситуации недопустимо. Собрав волю в кулак, Деймон сохраняет спокойствие. —Я не дозволял вам говорить о Королеве в подобной манере, и никогда не позволю. И если вас вновь посетит желание высказаться подобным образом, вспомните участь последнего, кто посмел оскорбить мою супругу. —Я не имел намерения причинить Вам обиду, Ваше Величество, но долг каждой жены — дарить миру крепких наследников. —Вы говорите о долге, но неужели мать вашего Короля не смогла его исполнить? —Принцесса Алиса подарила Весеннему Принцу двоих здоровых сыновей, — с недоумением отвечает Лорд Стронг. —Она, без сомнения, исполнила свой… —Но она скончалась вскоре после рождения третьего, — перебивает его Деймон, чье сердце сжимается от боли при воспоминаниях о коротком моменте, когда он видел ее безжизненное тело, прежде чем его увезли под отчаянные крики отца, звуки, которые он пытается забыть уже три десятка лет. Три года. Всего три года исполнилось мальчику, когда он, сжал губы, чтобы не разреветься, бережно вытирает слезы с личика своего младшего брата, покоящегося бездыханно в колыбели. —Пока моя племянница не родит мне наследника, ее жизнь не имеет для вас значения, — с презрением произносит он, мысленно возвращаясь к спящему ребенку, своему малышу, которого по совету хладнокровных интриганов могли бы отправить прочь, как дар или жертвенное агнце, преподнесенное высокопоставленному покупателю. —Я не забыл, мой лорд, — слова вылетают из его уст, словно он способен извергать огонь, подобно грозному Караксесу, — что именно вы пытались выдать мою племянницу замуж за незрелого сына моей вероломной кузины и ее бесхребетного мужа. Вы бы без колебаний отдали ее на растерзание этим наглецам Веларионам. Не отрицайте, — шипит он, когда Лорд Стронг пытается оправдаться, — я помню, и это не просто так. Молча удаляясь, Деймон чувствует, как его внутренний гнев уравновешивается лишь злобным ржанием скакуна, а в небесах собираются темные тучи, на фоне которых взмывают золотые и красные крылья. *** Сквозь бушующие штормы они достигли подножия Драконьего Камня. Их встречала разношерстная свита: придворные, слуги, прибывшие на галере дамы, кутающиеся в меховые плащи от пронизывающего ветра, солоноватого от брызг. Стража гарнизона, суровые воины, вечно обитающие под сенью драконьего пламени, бдительно следила за порядком. Среди сокровищ, хранимых на острове, была и свежая кладка яиц, которую, по словам Хранителей Драконов, доставили с вершины Драконьего Камня и теперь согревали тлеющими углями в инкубаторе, в ожидании появления на свет маленьких дракончиков. Тучи, нагруженные дождем и брызгами морской пены, напомнили Деймону об осеннем утре, когда он привел свою племянницу (или скорее, своенравное дитя привело его) к древнему алтарю, установленному на скале из мшистого камня. День лихорадочных приготовлений к предстоящей церемонии остался позади. Эти отголоски прошлого, воспоминания о том, как он ранил ее детские губы осколком обсидиана, стали бальзамом для его терзаемой души. На острове предков он чувствовал себя наиболее спокойно, с воспоминаниями о летних ветерках, нежных пальцах в волосах и молочно-белых бедрах племянницы, искусно украшенных солнцем в саду сосновых деревьев. С наступлением вечера зажигаются фонари, их фитили быстро горят на порывах ветра. Ладан поднимается вихрями пьянящего дыма. Деймон прижимает Рейниру к себе, пока они ждут, когда самый сильный ливень пройдет. Опираясь на выветренные каменные колонны, они наблюдают, как Караксес и Сиракс сплетаются в гротах скалистых утесов, и уже невозможно сказать, где один начинается, а другой заканчивается. —Gevie, — он целует нежное место под ее ухом, где жемчужная подвеска касается ее сладкой, как мед, кожи. Деймон с благоговением смотрит на свою Королеву, чей образ — божественное творение из огня и крови, от расшитого золотом головного убора до украшенного подола алого платья. — Ñuha dāria. —Это единственный титул, который мне нужен, — отвечает она. —Мы уже говорили об этом, — со вздохом напоминает он, прижимаясь губами к ее виску и вдыхая пьянящий аромат ее купальной воды, солоноватый от постоянного пара горячих источников. — Ты наследница Железного Трона уже более десяти лет. Пора официально признать это. — Только это? — хмурится ее нежное лицо, как всегда, когда Рейнира сжимает пяльцы, а иголка не может проткнуть ткань достаточно быстро для ее вспыльчивого нрава. — «Неужели это не неуместно? Ведь скоро титул перейдет к нашим…» —Не так скоро, маленькое пламя.— Деймон не хотел сказать ничего, кроме простого напоминания об их соглашении, не желая признавать политические игры. Но ее хмурость усиливается, и острые ногти впиваются в кожу его рук, прежде чем она покидает их убежище от дождя. —Лорд Стронг говорил с тобой о моей матушке, не так ли? — Бусины и драгоценные камни на ее золотом каминном коврике звенят даже в грозу. Его удивленный взгляд вызывает у нее горькую усмешку. —Как ты… -Несложно догадаться, — фыркает девушка, и одинокая слеза скатывается по ее щеке, неотличимая от капель дождя. — Мои служанки купают меня и смывают семя, которое ты оставляешь на моей коже. Мои леди украшают меня жемчугом и скрывают отпечатки твоих пальцев. Я вижу страх в их глазах. Дитя-невеста, слишком хрупкая для плотских утех, обреченная никогда не родить живого сына. — Они — марионетки твоей матери, — шипит он, возвышаясь над ней и прижимая к каменному парапету. Дождь скользит по его нахмуренному лбу. — Она просто пытается вцепиться когтями в… —Не вини ее. — Тщетные попытки отодвинуть его маленькими ладошками не меняют его позиции. Он чувствует, как дрожит ее хрупкое тело. — Не тогда, когда твои страхи сделали меня мишенью для тех же слухов, что ходили о ней, — шепчет она. В ее глазах, наполненных слезами, бушует огонь. Слова Рейниры разили сильнее, чем он мог себе представить, обнажая его неумение уберечь ее от боли. —Двор гудит о нашем несостоявшемся браке. — Скоро эти шепотки превратятся в громкие голоса, открыто вопрошающие о моем плоской животе или прямо говорящие о том, что тебе стоит взять вторую жену… —Этого никогда не будет. — Деймон сжимает ее подбородок. На ее лице буря, на золотых ресницах — нитка слез. — Каждый лживый язык, который восстанет против тебя, будет отсечен от предательских уст, — клянется он с поцелуем. В нем есть и покаяние за то, как он уговаривает ее губы раскрыться для него, и кара в укусе ее белоснежных зубов, прежде чем Деймон успевает вкусить ее сладость. —Дождь почти стих, — только это отвечает Рейнира, когда он отпускает ее, но ненамного. Блестящие капли дождя собрались на роскошных листьях манжетки, которая вьется по каменистой тропе от замка к мшистому утесу над бушующим морем. Тропа скользкая и влажная. Она сплетает свои пальцы с его, когда они отправляются на церемонию. — Не дай мне упасть перед ними, — умоляет она, и король без колебаний прижимает ее к себе. Церемония не блистает размахом. Она коротка и проста — не чета клятвам перед Железным Троном. Там двор в Королевской Гавани тешится хлебом и зрелищами: король демонстрирует лордам и знати свою силу танцами драконов в небе. Здесь же, среди простодушных и суеверных простолюдинов, он завоевывает милость, облачая свою королеву в символы целомудрия и девичьей невинности. Она раздает милостыню бедным, раздувая пламя их поклонения божественной королеве-ребенку. Драконий Камень, окутанный туманом и дымом, — это путь по стопам предков. Для Деймона это знаменательный момент — вести Рейниру обратно к древним камням. Они покрыты узорами из стекающих свечей, с шипящим пламенем от случайных капель дождя, украшены цветочными гирляндами, подобными ромашковым цепочкам, которые она плела своими нежными детскими пальцами. Они двигаются по влажной траве сквозь собравшихся людей, ставших свидетелями провозглашения их новой госпожи. Под множеством знамен, некоторые из которых украшены серебряными морскими коньками, прыгающими рыбами-мечами, золотыми звездами или красными крабами, стоят вассалы из домов, прежде всего присягнувших Драконьего Камню. Их владения усеивают ландшафт вокруг Черноводной и Узкого Моря. Среди них брат Морского Змея, Сир Веймонд Веларион. Он одетый в плащ цвета ультрамарина, опушенный мехом тюленя, — более подходящий для лорда, чем для простого представителя. Ведь его брат, подобно капитану, привязанному к мачте тонущего корабля, должен оставаться на Дрифтмарке. —Мой король, — глубоко кланяется он, когда они проходят мимо него, окруженные свитой людей, несущих знамя морского конька. Но Деймон не обращает ни на кого из них внимания. Только железная хватка на ее дрожащей руке удерживает Рейниру от падения на покрытый лишайником гранит. Деймон помогает ей встать на каменную плиту, врытую в землю. Это знак наследия, покрытый символами. Но, выпрямившись во весь свой небольшой рост, не выше ребенка, она стоит совершенно твердо даже на своих изящных ножках. Когда он провозглашает ее Zaldrīzdōro Dārilaroso, в ее глазах цвета аметиста вспыхивает пыл, которому вторит свирепость ее драконицы. Она разворачивается от своего спутника, чтобы расправить золотые крылья в моросящем дожде. *** Празднество, последовавшее за церемонией, разительно отличалось от ее чопорной строгости. В просторном зале Каменного Барабана царила атмосфера непринужденного веселья. Бочки с медом, источающие сладкий аромат, и многочисленные бутыли с вином щедро разливались гостям. Они сидели за высоким столом, украшенным плюшевыми гирляндами, наслаждаясь моментом, который невозможно было бы воссоздать нигде больше. В то время как Отрада Королевства блистала на придворных представлениях в роскошных покоях Красного Замка — избалованная особа, не ищущая ничего, кроме как макать пальчик в хрустящие флейты с ликером, — именно в этих деревенских залах ее истинное наслаждение расцветало. Сбросив с себя оковы церемониальных украшений, Рейнира без стеснения сцепила руки с ним, и после шумного тоста залпом осушила рог с элем. —Ты позволяешь мне победить или просто пытаешься напоить меня? — золотая капля игриво повисла на уголке ее губ, когда Рейнира, лукаво приподняв бровь, бросила ему вызов. Он нежно вытер ее округлившийся подбородок салфеткой, вышитой их королевским вензелем, где буквы Д и Р были переплетены с трехглавым драконом, прежде чем девушка, игриво хихикая, взяла его большой палец в рот. Их придворные и слуги давно привыкли к подобным демонстрациям привязанности. Поцелуи, которыми она осыпала его вспотевшее лицо после тренировок на оружейном дворе, не смущали ни одного из них. Но в последнее время его стали будить тихие протестующие звуки, когда она, верхом сидя на его бедре поздним утром, не давала служанкам забрать ее, едва прикрытую балдахином кровати. Деймон видел, как она скользит по его телу, влажная рубашка скомкана на бедрах и прилегающая к лону, и его воображение рисовало ему картину того, чего она так жаждет, но еще не способна осознать. С каждым днем грань между преданностью и отступничеством стирается все больше. Имя Рейнира звучит все чаще, и когда Деймон, желая утихомирить ее, прижимает ее язык к нёбу, в его животе разливается знакомое чувство, а в паху пульсирует возбуждение. Рейнира же кусает его, вонзая зубы в плоть большого пальца и пуская кровь, прежде чем он успевает щелкнуть ее по зубам в отместку. —Непокорная, — шипит Деймон, когда они покидают высокий стол и пускаются в пляс, кружась и вращаясь на каменном полу под оживленную музыку, исполняемую глеменами. Серебряные кольца с ее головного убора падают на пол, золотые браслеты скользят по рукам. —Разве так подобает вести себя королеве? Когда Рейнира пылает страстью, но муж жестоко отказывает ей в этом, она ласкает розовый лепесток языком, вкушая кровь с его большого пальца, который, как она знает, горяч и влажен, жестоко подражая тому, как ему нравится обжимать ее губы членом, лишь касаясь кончиком, чтобы она почувствовала его вкус перед глотком. —Проказница. —Тиран! — пыхтит Ренира, отчаянно борясь в его хватке. Охваченная жгучим желанием причинить ему боль, она не отступает. Когда последний уголек в мангале гаснет, знаменуя знойный финал пиршества, на ее запястьях, несмотря на прохладу весенней ночи, проступают багровые следы от его карающей хватки. Вместо того, чтобы разойтись по своим покоям, они, искусанные и окровавленные, вваливаются в Палату Расписного стола. Их языки, опьяненные страстью, сплелись в пылком танце, скользя друг по другу, жадно вбирая остатки крепкого вина и сладкий вкус крови. Непристойно громкие чмокающие звуки эхом разносились по опустевшей комнате, когда им на миг пришлось оторваться друг от друга, чтобы он мог усадить ее на стол, украшенный искусной росписью, изображающей его владения. Сражение с многочисленными нижними юбками далось ему нелегко. Деймон был изможден желанием, терзаемый жаждой даже после выпитого вина. Когда же Рейнира раздвинула бедра, он не сдержал стона и жадно облизнулся. Ее руки скользили по белоснежным чулкам, подвязанным красными подвязками — обещание тех следов, которые он собирался оставить на ее нежной коже. Ему не терпелось вдохнуть ее острый и пряный аромат, опьяняющий и манящий. Хотя принцесса и была избалованным дитя, любимой куколкой, умеющей добиваться желаемого, толкая его в плечи и упираясь каблуками, чтобы он опустился на колени, но кокетливое хлопанье ресницами и игривые взмахи волос перед тощими юнцами, мечтавшими украсть с ней танец, разжигали в нем не только пылкую страсть. — Считаешь, что заслуживаешь наслаждение от моих пальцев? —Деймон жестко тянет племянницу за влажные волосы, ткань ложится на ее аппетитные складочки так нежно, что он ощущает содрогание страсти, но это ему недостаточно. —Умоляй меня. —Королевы не…— Ее возражения теряются под звуки всхлипов и криков, когда муж наказывает ее, а затем обнимает, маленькую и прелестную, подобно только что распустившимся розовым бутонам в саду. Его рука охватывает ее целиком, и, несмотря на уверенность в собственных силах, Рейнира остается в его власти, его капризной малышкой. Он жаждет насладиться ею, своей очаровательной малышкой. Ее невинность манит его, подобно запретному плоду, недоступному для куртизанок в эдемских садах. Деймон хочет вкусить ее эликсир, божественный нектар, и смотреть, как племянница извивается под его натиском, а румянец заливает ее лицо. Ее запястья, скованные в его крепких объятиях, лишь разжигают его желание. Деймон хочет довести ее до исступления, до слез небесного экстаза, и слушать ее мольбы, смешанные с тихими вздохами. Золотые слезы, скатывающиеся по ее мокрому лицу, станут для него драгоценным трофеем. Но прежде чем король успевает воплотить свои желания в жизнь, раздается стук в дверь, оставленную в спешке приоткрытой. В суматохе они поправляют юбки, застегивают пуговицы нижних рубашек и, кое-как приведя себя в порядок, впускают в покои раскрасневшегося кастеляна. Заикаясь, он сообщает, что сир Веймонд Веларион просит о личной аудиенции с королем. — Король не принимает просителей, — отчеканила Рейнира, натягивая туфли с достоинством. Деймон вздохнул, увидев на ее лице такое же выражение недовольства, как у их матери. Он коснулся ее запястья и поцеловал в последний раз, прежде чем Рейнира решительно оттолкнула непрошеного гостя. Веймонд, не снискавший ни уважения, ни титула, все еще был в своем вычурном наряде. Его надменность раздражала Деймона, а хитрый блеск в глазах, когда дверь за Рейнирой захлопнулась, лишь усилил это чувство. —Моя сестра часто об этом говорила, — сочувственно проговорил Веймонд, зайдя в комнату и невольно проведя рукой по изображению залива на столе. —Дети… и беспокойство, которое они доставляют своей беспечностью. —У меня нет детей, поэтому не могу судить, — отрезал Деймон, смятение сменилось дискомфортом. —Полагаю, Рейнис пережила немало, когда ее дочери отсекли голову. —Злобная женщина, мой брат совершил большую ошибку, женившись на ней, она всегда была позором для нашего дома, — фыркнул Веймонд. И в какой-то странный, мимолетный момент Деймону пришлось вцепиться в гладкие края стола, чтобы сдержать вспышку гнева на эти слова, направленные на женщину, которая отдала жизнь, покинув драконье гнездо, их дом, чтобы сражаться с морской пучиной. —Чего тебе? — его голос хрипит от злости, а взгляд прожигает Веймонда, стоящего в дверях. Незваный гость — словно тень, омрачающая покои, напоминая о гнусных реалиях правления. —Ты не явился сюда, чтобы…- Деймон обрывает фразу, не решаясь произнести запретное слово. Ответа ждать долго не приходится. —Я желаю говорить о своем брате. Ни для кого не секрет, что он погряз в пьянстве и разврате, плодя бастардов. Мерзкие твари, — с яростью шипит Веймонд. Его лицемерие могло бы позабавить, но Деймон не в силах сдерживать раздражение. —Мне известно об этом, — лениво произносит он, вертя на пальце обручальное кольцо — дурную привычку, перенятую у Рейниры. —Я получаю регулярные отчеты из гарнизонов Высокого Прилива и Дрифтмарка. У меня нет ни малейшего желания слушать ваши мелкие склоки. Если у вас нет ничего стоящего… —Пора признать, что он не справляется с обязанностями лорда Приливов. Лейнор далеко, на Ступенях, а значит, регентство над Дрифтмарком по праву должно перейти ко мне! — Веймонд гордо выпрямляется, поглаживая меховые лацканы своего халата. —Я не позволю его никчемным отпрыскам завладеть тем, что принадлежит мне по праву рождения! —В моем королевстве тебе ничего не принадлежит! — шипит Таргариен, и пламя в бра ознобным трепетом откликается на его гнев. —Ваш род, жалкая стая пескарей, был возведен в лорды этого забытого богами острова. Будьте уверены, я с легкостью могу вас разжаловать. Деймон вытаскивает кинжал — рукоять из изогнутого обсидиана с рубином овальной огранки. Он прижимает лезвие к выступу на столе, обозначающему Дрифтмарк. —Вы — лишь смотрители моих земель. Если я еще раз услышу об этой жалкой попытке узурпации… —Не узурпация, Ваша Милость, помилуй бог! — негодует он, искренне или притворно. —Узурпатор проклят, как и цареубий… — Веймонд замолкает под пылающим взглядом Деймона и треском огня. Кинжал с ледяным блеском выскальзывает из ножен, и Веймонд отшатывается на шаг. Но тут пронзительный крик, вопль из кошмара, пронзает тишину ночи. *** Спустившись по грубой каменной лестнице в полуподвал, они застали картину суматохи. Первым, что бросилось в глаза Деймону, была вспышка серебра: Рейнира кинулась к нему, а несколько облаченных в белое королевских гвардейцев сцепились с фигурами в одеждах цвета морской волны, распростертыми на каменном полу. Свет факелов высветил лица сыновей Веймонда, а его собственное лицо исказила гримаса. —Я направлялась в наши покои, когда они напали на меня, осыпали непристойностями и пытались сорвать платье, — поведала Рейнира. От мысли о ее страхе до появления гвардейцев в жилах Деймона закипело жаркое пламя, словно огонь в пасти дракона. Удар рукоятью кинжала по лицу Веймонда, смывший с него самодовольную ухмылку, принес даже некоторое удовлетворение, хотя бы потому, что отвлек от собственной неудачи — не суметь защитить ее. —Таков ли порядок на Дрифтмарке? — требовательно вопросил он, пока Веймонд сплевывал кровь. —Нападение на слабых ради потехи? На лице Веймонда бушевала буря эмоций. Он бросил гневный взгляд на пристыженных сыновей. —Женщина — существо хрупкое и нестабильное. Возможно, она слишком встревожена, чтобы ее словам можно было доверять. —Я не та, кем вы меня видите, — огрызнулась маленькая драконица. Деймон видел, как ей с трудом удается сдержаться, чтобы не сжать кулаки и не топнуть ногой. —Я — Ваша Милость или Королева, и я говорю вам, что ваши сыновья — трусы и пьяницы, которые разорвали мое платье и оставили следы на моей коже» Обсидиан и рубин с грохотом падают на пол, когда Рейнира сбрасывает ножны, скованные серебристой прядью волос. Бледная кожа ее плеча обнажена, на ней видны зловещие красные линии — явный знак того, что грубые ногти царапали ее нежную белизну, проступающую сквозь лохмотья парчи. Его грубые пальцы скользят по ее воздушной коже, прежде чем он поднимает ее подбородок, и пламя в ее глазах поглощает его. —Каков ваш вердикт, моя Королева? Взлетающая с седла своего золотого облака, бесстрашная Рейнира подбирает с каменного пола упавший кинжал. Тонкие пальцы скользят по глифам, выгравированным на клинке из валирийской стали. Не колеблясь, она погружает кинжал в пламя жаровни. Огонь лижет металл, пока он не начинает слабо светиться красным, но ее кожа остается нетронутой. —Я бы отрубила им руки, — спокойно произносит королева, и двое молодых людей возобновляют свою отчаянную борьбу. —Я не позволю тебе калечить моих сыновей! — в отчаянии протестует Веймонд, но он безоружен и подавлен. —Они не причинили ей никакого вреда! Королева преувеличивает! —Неужели ты думаешь, я позволю какому-то мужчине поднять руку на мою жену? — насмехается Деймон, принимая кинжал из рук Рейниры. Веймонд бросает на нее ядовитый взгляд. —Предлагаю тебе держать язык за зубами, когда говоришь о моей племяннице, если не хочешь лишиться его, — Деймон предостерегает Веймонда и заслоняет Рейниру от его взгляда. Братья Веймонда, чьи имена Деймону неизвестны, умоляют о пощаде, пока Королевская гвардия силой удерживает их на месте. —Мы люди моря! Как нам плавать без рук? — взывают они. —Ваши взгляды скользили по обнаженной коже моей племянницы, — замечает Деймон, вертя в руках кинжал. —Что ж, выбирайте: ваши руки или ваши глаза, — определяет он, несмотря на неодобрительный взгляд от своей капризной малышки. Она, упрямая и не привыкшая к отказам, горько плачет, слезы текут по ее пухлым щекам, когда он пытается забрать у нее лакомство. —Да, — отвечает один из собеседников. —Тогда я выбираю глаз. —Разрешаете? —Забирай этот проклятый глаз, — бурчит другой. —Рука или глаза? Решайте сами, — бросил я вызов. —Пусть оставшиеся вам по одному напоминают: никто не властен надо мной. Валирийская сталь режет безжалостно, сквозь костный мозг, плоть и сухожилия. Он едва ли проливает пот, отсекая одну руку и вырывая по глазу у каждого. Кровь брызжет на его сюркот, их крики заглушены тканью, чтобы не разбудить всех гостей, собравшихся внутри крепостных стен. После этого Деймон позволяет ученикам Германтов перевязать раны и разрешает всей свите Веларионов отступить к их кораблю, пришвартованному в глубоководном порту. Они уходят с поджатыми хвостами, хотя гнев горит в их глазах после того, как Рейнира шепчет, но достаточно громко, чтобы все слышали, что две руки были бы лучшей едой для Сиракс. *** Его добрая сестра, с глазами цвета летнего неба, всегда утверждала, что его окровавленные руки, что несли на себе следы сражений, вселят страх в сердце ее юной дочери. Но она ни разу не видела, как девочка робко прижимается к нему после изнурительного боя на мечах, как он бережно раскрывает ее, словно драгоценный цветок, под звездным пологом своей простой, но уютной постели. —Мне не следовало сомневаться в тебе, — выдыхает Рейнира на постели, при свете мерцающих свечей открывая вид на свою обнаженную кожу. Она укладывается на бок, изящно сгибая в коленях ноги, которые Деймон нежно целовал, облегчая ее боль, и демонстрируя свою интимность. Между её грудью качается капля слюны, завлекая ритмичными движениями при каждом импульсе сзади, в то время как его интимное прикосновение скользит по её влажным изгибам, не проникая внутрь, но создавая достаточное трение для их взаимного удовольствия, наполняя пространство их общими звуками блаженства. —Ты этого не совершила, — ропщет Демон, впиваясь зубами в её плечо, что заставляет свет играть на линиях её спины и выделять ямочки на пояснице. Он энергично захватывает одну из её грудей, щиплет украшенный бусинами сосок, ощущая, как волна возбуждения быстро накатывает на него, ведя к собственному освобождению. —Да.— Серебро и золото на ее теле мерцают в свете, и поносный принц не может отвести взгляд от блеска пота на ее смуглой коже. —Ты не сможешь уберечь меня от всего… — шепчет Рейнира, обвивая его шею руками. Нежные пальцы скользят по его коже, но обручальное кольцо холодит его горло. —»…но ты защитишь меня. —Отбери у меня дыхание, я жажду лишь твоего воздуха, ñuha jelevre, — с хрипом произносит Деймон, ухватившись за её запястье так, что её ногти оставляют следы на его коже. В её глазах зажигается огонь страсти, и он понимает, что она вспоминает моменты их близости, когда их души соединяются в едином порыве. Прильнув к его груди, Рейнира называет его своим солдатом. —Не отнимай у меня эту честь, — хрипло произносит он, и с каждым новым движением, предвкушая близость, король оставляет на ее теле следы своего желания. Рейнира стискивает зубы так, что из них выступает кровь, и, когда он ласкает их языком, чувствует лишь жажду. *** Как песчинка с забытых сказок, с ее полок, как тёплый льняной лоскут на коже, как поцелуй в кончик носа — всего этого достаточно, чтобы ее быстрое дыхание превратилось в тихую колыбельную. Он кладет голову в ложбинку ее груди, крепко обнимая. Но стук в резную дверь эхом разносится по тишине, и сон уже давно покинул короля. Соблазн остаться в постели со спящей красавицей велик, но он целует ее в нежное место под ухом. Ведь, как он ей уже говорил, королевство — это долг, который никогда не заканчивается. Так Деймон и оказывается в своих покоях, где перед ним на коленях стоит гонец. —Ваше Величество, я приношу дурные вести с Дрифтмарка, — говорит мужчина, одетый в черное под своим бирюзовым плащом, и протягивает свиток пергамента, слегка влажный от морских брызг. Скрепленный восковой печатью в форме морского конька, герб дома, провозглашающего себя старым, истинным, храбрым. Но когда Деймон разворачивает свиток, предчувствуя недоброе, он думает о тонкой грани между храбростью и глупостью. —Черт побери, идиот, — ругается он, читая послание. Ведь Морской Змей, словно кракен из нянькиных сказок о левиафанах и морских драконах, которые он так жадно слушал в детстве, пытается утащить Деймона в водные глубины и кровавые воды Степных Камней.