Серый карьерист

      Скарабей сразу понял, что его не засекли, но что-то заподозрили. Стихия — это поиск и устранение нарушителей, неумолимый Ид, который пускает на поиски растревоженное Эго. И барахтаться аудитору в чужом, сокрытом глубоко в душе безумии, если его настигнут.       Скарабей отправляет запрос на завершение сессии и ищет взглядом триггер для возвращения. Это может быть что угодно, резко выбивающееся из окружения: летающая алмазная гиря, сороконожка из яблок, двухметровый тост с джемом.       Ветер завывает яростно и злобно. Скарабей шарит глазами по улице, а фоном думает, добралась ли до безопасного места Фионна. В конце концов, под гнев Ид не попадаться лучше никому.       Ухо режет фальцетом и аудитор, обернувшись, замечает фотобудку, настойчиво предлагающую спеть. Фотобудки не предлагают спеть, тем более посреди проезжей части. Благо, совершенно пустой.       Рядом бьет молния, но Скарабею все равно, он преодолевает разделяющее его расстояние за считанные мгновения и до того, как другая молния нацелится точно ему в макушку, будка поблагодарит аудитора за посещение и мир вокруг обратится в ничто.       Плеск.       Он резко садится, пальцы судорожно цепляются за края ванны, теплая жидкость стекает по хитину и обнаженной, мягкой плоти лица. Аудитор представляет ее как «воду», и жидкость становится водой, меняет цвет, начинает парить. На контрасте с ней и воздухом, Скарабей понимает, как же в комнате холодно. Он мажет взглядом по плитке, в черном кафеле теряется свет и время, в белом хранится пространство, шахматный порядок угнетает и вызывает чувство сосущей, липкой пустоты.       — Уф… — его мутит, а ванна манит теплом, погружением куда-то, где хорошо и приятно, но Скарабей заставляет себя встать, перешагнуть эмалированный борт, хотя все внутри кричит о нежелании как-либо шевелится.       Нетвердым шагом, он подходит к угловатой квадратной раковине. Зеркало запотело. Он протирает его ладонью, встречается взглядом с собой из отражения. Желтые глаза расфокусированы, мандибулы торчат из пасти, зубы влажно поблескивают кислой слюной. Неподобающий вид для аудитора.       Хлоп!       Он впечатывает руки в лицо, будто скалку в тесто.       Соберись, — говорит он себе, и мышцы тянут раздвинутые пластины, собирая воедино маску, которая давно стала символом его статуса.       — Твой разум отвратителен, Саймон Петриков, — Скарабей прекрасно понимает, что его состояние это лишь временный побочный эффект от погружения в чужую голову, но в данный момент ему не легче.       Несмотря на то, что Петрикова сильной личностью не назовешь, аудитор трезво признает силу его депрессии, которая превратила его из образцового работника в запревшую тряпку.       — Отвратительно, — ему нужно выйти отсюда.       И лечь на кровать порыдать, — не его мысль, не его желание.       Но такое яркое. Настойчивое.       Скарабей сжимает кулаки до хруста.       И выпить кофе в компании коллег, — свои собственные желания кажутся неуместными, но если он будет поддаваться мерзкой побочке, то значит он ничем не лучше Саймона, который ничего не делая сумел отравить ему жизнь.       В три быстрых шага он выходит из комнаты и хлопает дверью.       Становится легче. Теплее. В первую очередь внутри.       — А-а-а, Скрэбби, — Тэд Шифр, белый треугольник, парящий в воздухе и перебирающий в тонких руках стопку отчетов, обращает на него единственный глаз. — Как пробный заплыв?       Скарабея передергивает против воли, от воспоминаний или прозвища — неизвестно.       — Сопряжение с разумом Саймона Петрикова было успешным, но, предварительно, его отражения в собственной… — Скарабей раздраженно дергает мыском. — «Вселенной» нет.       — Есть, — Тэд подлетает к нему, при этом потешно имитируя короткими ножками ходьбу. — Но исходя из графика… — когда он успел получить электроэнцефалограмму Скарабея? — Ты на верном пути. Бывший хранитель ледяной короны неординарный кадр, а неординарность вне установленных боссом пределов не приветствуется, — смешок.       — Изоляция или аннигиляция в таком случае более уместны, — Скарабей не смотрит на Тэда и старается не вкладывать эмоции в голос.       — Уместны в том случае, если принесут необходимый результат. — Шифр бросает на него красноречивый взгляд. — Когда жизни грозит опасность, она бесится, изворачивается и кусается, потому что жизнь сама по себе очень агрессивная и трусливая. — Он откладывает бумаги на стол. — Боясь перейти в новую форму бытия, она будет стараться избегать ее всеми силами, даже если страстно желала буквально только что. Так же и Саймоном, перевести его в состояние тревоги означает для нас кучу проблем. А тебе еще и закроет путь к заявке на изоляцию Призмо. Поэ-э-этому, — он крутанулся в воздухе. — Работай ответственно, раз уж сам взялся.       — Не учи меня ответственности, — в черных прорезях вспыхивают две злые алые искры. — Я выполню свою работу и завершу миссию с успехом. Обе. — Он понижает голос до свистящего, полного ярости шепота.       Скарабей не понимает, почему его постоянно уязвляют слова Тэда. Они куда проще оскорблений и пренебрежения Орбо, Шифр даже не заинтересован в том, чтобы как-то слишком сильно расшатывать его ментальное состояние, но все равно, каждый божий раз…       Скарабей выдыхает.       — Когда я должен отдать тебе отчет о погружении? — он выравнивает дыхание.       — Не позднее полудня завтрашнего дня, — меланхолично отозвался треугольник. — А пока иди в столовку, можешь попросить дополнительный ломтик сыра в сэндвич или пачку хлопьев.       — Я удостоен премии? — сарказм.       — И комплексной процедуры для борьбы с побочным действием сопряжения, а именно: пожрать, поспать и поработать. Выполняй.       Скарабей разворачивается на пятках и, чеканя шаг, направляется в столовую. Сейчас там было минимальное количество посетителей, что, если честно, радует. Он просто не в состоянии выдавить из себя хоть какое-то социальное взаимодействие на данный момент.       Скарабей останавливается перед лифтом. Девять этажей, каждый из которых обладает своей собственной экосистемой и руководителем, тысячи сотрудников, один босс.       Лифт звонко цокает, оповещая о своем прибытии и пуская аудитора в свое нутро, заполненное запахом духов и серы.       — Эв, — головокружение снова дает о себе знать, но в этот раз его причиной становится нестерпимое амбре.       Но Скарабей не успевает выскочить — створки закрываются и он, раздраженно притоптывая ногой, спускается на нижние этажи. Даже ниже, чем следует.       Аудитор прикладывает руку к лицу, понимая, что забыл прожать кнопку и его занесло на вызов совсем не туда, где он бы хотел сейчас оказаться.       Когда лифт останавливается, в лицо пышет жаром, до уха долетают крики и смех, стоны и звонкий плач.       Скарабей не любит это место.       Он раздраженно жмет нужную кнопку.       — Погодите, погодите! — топот, встревоженный звонкий голосок.       Аудитор вклинивает руку между дверей и раздраженно ворчит — незащищенное хитином предплечье отзывается болью, но это мелочи.       — Спасибо! — девушка вбегает в кабину, у нее круглая оранжевого цвета голова с парой ярких зеленых листьев, маленькое, едва достающее до бедра Скарабея тело и огромная пачка бумаг, которые она прижимала к груди, словно они были ей семьей. — О, мистер Скарабей, доброго вам нахождения в пространстве! — она радостно смотрит на аудитора пустыми глазницами.       — М, — в его текущем состоянии, ему нужно время, что бы вспомнить, как ее зовут. — Ты Ква? — она кивает, явно не смущаясь тому, что Скарабей ее имя говорит с очевидным вопросом в голосе. — И вам добра, вы с отчетом? — он кивает на бумаги.       — Да-да, — ее оптимизм похож на солнечные лучи, но сейчас ему от него немного тошно. — Вот, заходила к мистеру Л, но он был занят, поэтому мистер Андреальфус дал мне бумаги, требующие срочной подписи, чтобы я смогла выполнить хотя бы часть работы.       — Благородно с его стороны, — Скарабей думает, что ей повезло не нарваться на того же Астратота, который скорее заставит залезть в петлю, чем выполнить даже самое просто поручение.       — Да, вы очень правы, нужно будет обязательно отблагодарить его! — Ты Ква радостно кивает, аж листочки на голове хлопают, словно крылья.       — Только не заключай с ним сделок, хорошо? — золотое правило, которому он следует не только в пределах офиса.       — Конечно, — в этот раз они все же приехали на нужный этаж.       — Вы разве не должны были выйти на шестом? — говорит Скарабей, глядя на то, как бодро посеменила по коридору девушка.       — О, не переживайте, все идет по плану, — радостно. — Я покажу бумаги боссу, он как раз на обеде, и попрошу ключ от его кабинета.       Смерть здесь? — Скарабей косится на помощницу начальника шестого этажа. — Давно его не видел.       В столовую они идут вместе, обходя клерков и сонных менеджеров, сейчас еще не наступил «час пик», когда в широком коридоре почти невозможно было протолкнуться, а сотни столов были плотно заняты работниками всевозможных мастей и размеров.       — Бо-о-о-осс! — Ты Ква находит начальника наметанным глазом и радостно машет ему бумагами.       Скарабею не нужно видеть, чтобы понять, что и без того не самое оптимистичное настроение Смерти испортилось совсем.       Ты Ква, впрочем, была непробиваема, словно ледокол.       Взяв с подноса стаканчик с гранатовым желе, Скарабей последовал за ней.       — Босс, приятного кофепития! — Ты Ква подсовывает скелету, замотанному в погребальный саван, пакетик с сахаром.       — И тебе приятного чего-то, что ты будешь есть, Ты Ква, — тяжелый вздох. — И, нет, я не буду подписывать бумаги на обеденном перерыве, пусть этот рогатый черт подождет.       — Хорошо, босс, — соглашается девушка, — тогда можно ключ от вашего кабинета? Я отнесу документы на ваш стол.       — Хорошо, — Смерть достает из воздуха ключ-карту и отдает ее помощнице. — Только не натвори там ничего.       — Что вы, сэр, я могила! — она вытянулась в струнку и расправила плечи. — Всего доброго и приятного того, что вы будете есть! — она умчалась еще быстрее, чем направлялась в столовую.       — Примеряет на себя роль Жнеца? — Скарабей присаживается недалеко от Смерти.       — Если бы. Она подглядывает за своей семьей в мире живых, — Смерть разрывает стик с сахаром пополам и размешивает наполовину выпитый дымящийся кофе. — Мне пришлось забрать ее при не самых приятных обстоятельствах, даже раньше, чем ее убийца окончательно разобрался с ней, но я не мог уже терпеть. Бедолага так настрадалась, что что даже данные души были частично потеряны. Планировали переплавить… Но я оставил. Харон вырезал для нее новую голову, Танатос, сделал протезы ступней.       Скарабей нервно шкрябает когтями по столу. Справедливость должна торжествовать, а преступления наказаны по мере их тяжести. Но…       Почему-то так происходит не всегда. Совсем не всегда.       — Мир несправедлив, — Смерть делает глоток кофе. — Когда-то давно, когда не было ни офисов, ни разделения обязанностей, я, являющийся силой куда как более молодой и необузданной, мечтал искоренить все страдания. Искоренить все живое в мире.       Скарабей молчит, просто смотрит.       — Моя мечта была настолько сильной, что обрела свою отдельную, страшную и неумолимую форму. Безумную и лишенную сострадания. Я попытался что-то сделать, но было слишком поздно. Босс не стал ничего исправлять, ошибки это часть нашего существования. Но за нее мне тяжело до сих пор.       — Разве это не то, что вы хотели?       Смерть усмехается.       — Нет. Я понял это не сразу. Но все, чего я хотел… Чтобы не было страданий. Но я не знал, как это решить, у меня не было на тот момент ни опыта, ни примера перед глазами. А еще я все думал, что жизнь меня возненавидит. Как ни странно, она не умеет. Злиться — да. Ненавидеть — нет.       — Я думаю, — осторожно начал аудитор, — она понимает, насколько сильно вы помогаете ее детям. И вы любите их. Не меньше, чем она сама.       — Люблю, — соглашается Смерть. — Даже если они меня нет. И теперь я воспринимаю это куда спокойнее. Мы все не умеем правильно реагировать на то, чего не знаем. И это нормально. Главное, что когда придет время, я помогу им.       — Вы действительно достойный работник, — Скарабей думает, смог бы он оставаться на такой неблагодарной должности без возможности взять долгосрочный отпуск.       — Скорее трудоголик со ста слоями выгорания, — к ним, держа заполненный снедью поднос, присел ящер в идеально отглаженном костюме. — Скараб, на тебе лица нет, погружение не задалось?       — И тебе хорошего времени пребывания в пространстве, Ириска, — Смерть не обратил внимания на реплику ящера, Скарабей же себя заставить имитировать дружелюбие не смог.       — Спасибо, — Ириска невозмутимо уселся вплотную к Скарабею и начал активно опустошать свой поднос. — Ты будешь это желе или оно будет тебе другом до скончания века?       — Подавись, — поморщился аудитор, отдав ему стаканчик.       — Ну-ну, не будь букой, я же о твоем здоровье беспокоюсь. — Он усмехается клыкастой пастью. — Давай, вот у нас тобой бартер, ты мне желешку отдал, а я тебе… — он задумался. — Щупалки гигантеи, свежие, между прочим, еще подергиваются!       Аудитор принимает тарелку просто затем, чтобы Ириска заткнулся.       — Вижу, твое погружение было не шибко удачным, а? — Ириска вываливает содержимое стаканчика на длинный гибкий язык. — В целом, чужой разум — то еще безобразие.       — Погружение было успешным, — чтобы как-то заполнить собственное недовольство коллегой, он отправляет в пасть еду. — Разум Петрикова, конечно, специфичный… — как он еще может назвать целый независимо от создателя живущий мир. — Но главное, что моя миссия проходит по плану.       Ириска смотрит на Скарабея изумрудным глазом и очевидно хочет сказать что-то, что выведет аудитора из себя. Но вместо этого он просто делает глоток травяного чая.       И на сим спасибо.       — Босс всегда был пацифистом, - Ириска крутит в лапе пустой стаканчик.       — Не всегда, — Смерть допивает кофе и встает. — Но его нынешняя политика нравится мне куда как больше. - Клерка и аудитора обдало стылым бризом. - Хорошего вам дня. - Он отправится в свой кабинет буквально через пару секунд.       — Передавайте привет Ты Кве от меня, менеджер, — ящер машет лапой на прощанье прежде, чем пространство схлопнется и менеджер исчезнет.       Скарабей поспешно доедает и спешит отнести поднос на стойку. Теперь, когда они остались вдвоем на ограниченное пространство, ему хочется малодушно уйти куда подальше.       — Эй-эй, уже убегаешь, Скараб? — Ириска смотрит на него так, будто хочет сожрать.       Скарабею стоит огромного усилия злобно не клацнуть на него мандибулами.       — Пройдусь, — коротко бросает он. — Подышу воздухом.       — И найди себе место передохнуть, — клерк лениво катает по столу засахаренный глаз. — Как ни крути, ни одно, даже самое успешное погружение не проходит без последствий.       Аудитор скупо кивает и покидает столовую, не попрощавшись. На самом деле, ноги у него подкашивались и все, на что его хватит — дойти до капсулы отдыха и провалиться в сон.       Петриков — странный. Был ли мир внутри его разума исключительно творением? Если да, то почему все такое… живое? У всего живого был свой запах, окружение вокруг полнилось звуками, мыслями. Скарабею уже доводилось до этого посещать чужие головы и там все было либо нарисованным, плоским, либо сотканным из воспоминаний, либо представляющее из себя такую трясину из образов, что требовался экстренный разрыв соединения. А здесь было что-то куда более глубокое и яркое, чем просто копирка. Что-то самостоятельное. Со своим характером. Личностью. Как настоящее.       Скарабей цокает каблуками и качает головой.       Нет. Настоящее — только у босса. Монополия в данном случае единственная возможность соблюдать порядок, ибо творить может даже хаос, но то, что появится на свет, следует уничтожить как можно скорее.       С миром Петрикова так же будет.       Он останавливается.       Его голова совершенно пустая, как заброшенный склад.       Вытянутый коридор давит на него пустым пространством, того и гляди сомнет с влажным хрустом.       Скарабей сбрасывает с плеч оцепенение.       Идет дальше.