Pieces

Это смешно. Они пьяные и укуренные вываливаются на лестничную клетку, Арсений, Антон и Антон. Почему-то решают, что надо непременно отыграть ту сценку из импровизации «освобождение», и Арсению заводят руки за спину и обматывают запястья запыленным хозяйским скотчем, неуклюже, так, что больно прилипают волоски, но это почему-то тоже кажется смешным. Он стоит на коленях, своды высокого потолка расплываются в расфокусированном зрении, их пьяный смех звучит гулко, отдаваясь эхом, за окном белая, а по факту серо-розовая питерская ночь. — А кляп, кляп где, — хихикает Арсений, тогда Захарьин затыкает его собственным ртом, мокрым, жарким, сбивая дыхание, они почти одного роста сейчас, а Антон Виноградов вдруг захватывает его сзади, поперек груди, и тянет на себя. Смесь запахов, алкоголя, влажного смеха, струящегося по телу. Арс шевелит руками, задевая колени Винограда, а Зохан рывком распахивает его рубашку, об пол ударяются пуговицы, Арс рефлекторно дергает руками, на мгновение отстраняясь. — Блядь, моя выходная рубашка, скотина… — Давай, высвоб..освобождайся давай, сукин сын, — хриплым смехом вторит ему Зохан, грубовато, за горло, снова поворачивая к себе его голову. — Я маньяк, бля, я поймал тебя. — А я страж правопорядка, — смеется сверху Виноградов, — и это мой трофей. — Я ничей, ничей трофей, — гнет свою линию Арсений, чувствуя легкое головокружение, когда отпихивают Зохана, и другой рот клонится к нему, оказываясь с привкусом табака и спертого дыхания. — Ах ты дрянь, — смешно ругается Захарьин. Арсений ощущает одновременно, как целуют, задевая зубами, проходясь по его линии челюсти, закрывая обзор на высокий, в бело-розовой дымке потолок, как Зохан беспорядочно дёргает полы его рубашки, прочерчивая по груди чем-то холодным, а потом вдруг резкую боль выше соска, и он матерится, трясет связанными руками, отчаянно встряхивая головой. — Я тебе сердце вырежу, — проникновенно хрипит Зохан, а в голосе другого Антона вдруг звучит испуг. — Это что? У него кровь… К горлу Арсения внезапно подступает тошнота: он ощущает, как горячо течет по ребрам, и в глазах начинает рябить от злости и совершенно одинаковых Антонов. — Идите-ка вы нахер оба, — кривясь говорит он, повторяя, — Идите-ка вы оба нахер. — Так, это не ножик тупой. Это я блядь, тупой, Арс, ты в порядке? — Арсений чувствует как Захарьин поспешно, неловко и не до конца перерезает скотч на его запястьях, а потом с тихим бормотанием про аптечку, бегом исчезает с лестничной клетки, приглушенно хлопает дверь выше этажом, Арсений осматривается, наконец, и не видит ни одного Антона. Он освобождает руки, раздраженно сдирая с кожи клейкую ленту, поднимается на затекших ногах, прижимает скомканную рубашку к ране над соском и тоже уходит. Он жертва маньяка, неудавшийся трофей мента, просто пьяный актер из погорелого театра, которому сегодня опять сказали «перезвоним» для очередной проходной роли из массовки, ну а вечером в шутку чуть не вырезали сердце. Арсений, пошатываясь и не спеша, спускается с пятого этажа до третьего, когда видит приоткрытую дверь - почти родную сестру их квартиры на шестом, в которую они так удачно и случайно сегодня вписались. Помимо двери, на третьем оказывается близняшкой и вечеринка, такие же пьяные молодые голоса и звучный смех, местами неудержимый, бессмысленно-веселый. Арсений слышит, как его зовут сверху, и, почти не раздумывая, поддаваясь инстинктам, адреналину и алкоголю, скрывается за дверью в темной прихожей, цепляясь за оказавшуюся под рукой легкую ветровку, чтобы сохранить равновесие, замечая, что его потряхивает. Вдали по коридору светлое пятно залы, где включили яркий свет, и движение темных размытых силуэтов. В прихожей тихо тикают часы, и он часто, поверхностно дышит, не понимая, что с ним. Арсений ведет рукой вниз, и в кармане чужой куртки нащупывает телефон, типичную раскладушку, извлекает его на свет, тут же вспоминая, что его собственный остался где-то на шестом. И мысль о необходимости звонка приходит так же молниеносно и не поддается сомнениям. Как в детстве, когда у бабушки он брал тяжелую лакированную трубку стационарного телефона и на диске набирал номера наугад, спрашивая у незнакомцев самые неожиданные вещи. Он засовывает мобильник в карман и снова вытекает на лестницу. Все пространство там наполнено дымчатыми сумерками и никого нет. Арсений бегом спускается вниз, не чувствуя ног под собой, и думает, что вот теперь он точно преступник. И они все упустили его. - В этом дворе-полуколодце тоже не спят - Арс поднимает голову вверх и видит сигаретный дым, плывущий в небо из узкого окна где-то под крышей, которое, кажется, что тоже плывет, как воздушный корабль, вместе с приглушенной тягучей музыкой, перемешанной с голосами… Он извлекает телефон, с неудовольствием отмечая, что пальцы, перемазанные собственной кровью, подрагивают, сосредоточенно листает список контактов, раздраженно пролистывая «а», и доходит почти до самого конца. Он тыкает, не вчитываясь, в контакт на «ш» - и, откинув, голову и прикрыв глаза, с деланным спокойствием, слушает длинные, присоединяющиеся к звукам извне, гудки, до тех пор, пока они не прерываются внезапно, и незнакомый мужской, по тону совсем юный голос, удивленно спрашивает: «Костя? Привет, ты чего?» И Арсений хмыкает в трубку, отпуская прилипшую к груди рубашку: «А я не Костя. Совсем другой человек. Но у меня пиздец важный разговор к тебе. Позывной!» «Ч..что?» «Говори позывной!» И ему, запнувшись, отвечают: «Левый берег». «Ты из Омска, что ли?» — тихо спрашивает Арсений. «Нет… А ты…?» — парнишка на другом конце звучит совсем растерянно, и там, у него на берегу, тоже слышен отдаленный смех, голоса, доносится приглушенный звон бутылок. «Ты сам в Омске, что ли? Серьезно?» «Я нашел телефон, — вздыхает Арсений. — Я сейчас звоню первому попавшемуся человеку. И у меня пиздец новости». «Какие? Лето пришло?» — улыбаются где-то там, на левом берегу. «На Землю высадились… Тебя, кстати, как зовут?» «Антон». Арс давится воздухом, начиная смеяться, норовя выронить телефон: «Да ты гонишь! Че, правда Антон?» «Антон. А что? Не нравится имя? Тогда можешь называть меня как-нибудь по-другому. А тебя..?» «Значит, смотри, Антон, — Арсений откидывается на теплую шершавую стену, уставившись в светло-серое небо, с белыми легкими облаками, на мгновение закусывает нижнюю губу, — я звоню тебе из будущего, чтобы сообщить: пятого июня 2010 года на Землю в районе Большой Морской высадился десант семипалых пришельцев. Сейчас.. 2013 год, Антон. Никто, кроме меня, не выжил. Я сам ранен». «Пятого июня? Это, значит, завтра? Так, мне срочно надо закурить..» — слышится шорох, шаги, приглушенные голоса, чирк зажигалки, и Арсений почти почти чувствует дым с левого берега, попавший в динамик. «Ты должен придумать, как спасти Землю, Антон». «Как я могу к тебе обращаться? Капитан Шепард?» «Последний выживший с Большой Морской». «Последний…большой.. морской..» — Антон старательно и безрезультатно прячет яркий смех, демонстрируя, что тоже далеко не трезвый на своей типичной пятничной вечеринке на не правом берегу. «Что ты видишь, Антон? Прямо перед собой?» «Дерево, последний выживший». «Смотри внимательнее». «Там дом впереди». «Посмотри на крышу» «Антенны». «Ты на балконе?» «Да..» «А внизу??» «Двор.. машина проехала.. лужи… кошка бежит. Я должен выдвинуться на Большую Морскую прямо сейчас, кэп?» Арсений тоже приглушенно смеется, замечая, как его постепенно отпускает непонятная внутренняя дрожь. Он укладывает ногу на ногу, как будто сидит не на пыльном асфальте.. «Ты должен это сделать силой мысли, Антон. Вступить в неравную секретную схватку завтра, ровно в 20:13. Дать посыл.. им покинуть Землю. У тебя получится. Ты был отобран из тысяч землян». «А ты?» «Если у тебя получилось, я сейчас встану, оботру свои раны, выйду на улицу, и увижу там людей». Арсений смотрит в светлый проем между домами, где уже, полосами, поднимается рассвет, прислушивается к голосу в трубке. «У меня точно получится. Передавай там привет людям. Скажи им, кто их спас». «Имя у тебя конечно, неприятное, Антон», — Арсений выдыхает, будто сдуваясь, остается с застывшей улыбкой на лице. «Трудно было?» — вдруг, тихое, возвращается с левого берега. «Да. Шатался один.. по улицам.. пока они.. захватывали город». «Теперь все будет хорошо», — Арсений кусает губы и верит, вздрагивая от резкого звука захлопнувшегося окна на последнем этаже, разом поглотившего и голоса и музыку. «Мне прийти в 2013 на Большую Морскую? Принести бинты тебе?» — тем временем интересуется Антон, и Арсений снова будто улавливает запах его сигарет. «Приходи. Но это Питер, детка. Ты понял?» «Черт, я думал в Сочи где-то». Арсений долго молчит, слушая шумное чужое дыхание, прилетающее за сотни километров отсюда, посматривая на заканчивающийся заряд на блеклом экранчике мобильника. «Ну до встречи, Антон. Пойду подброшу телефон Костяну. И помни, никто не должен узнать о нашей миссии». «Я знаю..» — начинает Антон одновременно с тем, как Арс нажимает отбой и замирает, оглушенный тишиной. — Через два дня он все-таки возвращается в тот дом, поднимается на третий этаж и стучится в тяжелую, почти незнакомую при дневном свете и запертую теперь дверь. — Константин? — переспрашивает худенькая миловидная девушка в спортивном костюме. — Нет, не знаю такого. Я только вчера заселилась. Прежние жильцы, к сожалению, не оставили никаких контактов… Но если кто-то из них заглянет, я буду иметь Вас в виду. Арсений смиренно улыбается, кивает, знакомится с девушкой, которую зовут Алена, и пешком идет к центру, к Большой Морской.