La caverna dei Draghi: Зов Дракона

Секретарь Академии Сумеру аль-Хайтам. Отчёт №4 от усталых путешественников до усталой души.       Душный ветер обдавал лицо жаром солнечной пустыни. Продвигающиеся в быстром темпе путешественники и не заметили, как солнце начало несчастно прятаться за отрезными скалами, когда они наконец настигли естественный порог небольшой деревни, где им посчастливилось гостить до начала экспедиции. Здесь было гораздо свежее. Почти весь день спрятанная в тени вековой Стены Самиэль, Аару была самым прохладным местом пустыни, где путник мог найти отдых и покой, прежде чем отправляться в свои самые опасные приключения. Усталые, опустившие плечи, ребята лишь только успели войти в уже полупустую ближе к ночи деревню, как где-то издалека послышался знакомый голос. Аль-Хайтам несколько лениво поднял взгляд и почти сразу нашел источник звука: Тигнари стоял с Кандакией у входа в дом старейшины, что-то бурно обсуждая и активно жестикулируя. По его часто дергающемуся хвосту было видно напряжение и некоторое раздражение, что испытывал лесной дозорный, а во взгляде читалось сразу множество вопросов.       — То есть не сообщали ничего? — с долей скептицизма спросил Тигнари у защитницы деревни. — Более чем уверен, что Сайно опять забыл или не посчитал нужным хотя бы примерно сказать, когда они вернутся. Путешественники неодаренные… — возмущался парень, пока на его плечо не легла знакомая грубая ладонь.       — А ты тут что потерял? — раздался привычно спокойный голос генерала, из-за чего Нари резко вздрогнул.       — Вас, — закатив глаза, страж тропического леса стряхнул с себя руку лучшего друга, — Могли бы хотя бы весточку отправить, что возвращаетесь.       Тигнари окинул взглядом усталых путников, а затем вновь задался вопросом:       — А вас не больше было?       — Сяо и Янмэй нужно встретиться с кем-то в пустыне, они должны вернуться через два дня. Мы условились их тут подождать на случай опасности. Если ничего не сообщат и не вернутся к обещанному сроку, придется идти искать, — ответил ему секретарь, даже не глядя на знакомого. Он отбивал носом ботинка по затверделой земле, стараясь вытряхнуть заполнивший его песок.       — Вот оно что… — задумчиво проговорил Тигнари. — В любом случае, вам надо отдохнуть. Никто не пострадал? Я с собой брал все, что необходимо для оказания первой помощи, — недоверчивый взгляд сразу метнулся к Сайно.       — А я что? — сразу задал вопрос генерал махаматра. — Не поранился, не смотри на меня так. Лучше на Кадзуху смотри, он ногу сломал.       Аль-Хайтам услышал резкий вздох где-то слева от себя, распознав в нем отзвук голоса рыжеволосой. Кажется, ей совсем не хотелось объяснять суть ново открытых сил сейчас. Он перевел взгляд на девушку и заметил, что та была изрядно уставшей, но старалась держать на губах легкую полуулыбку, как делала это постоянно. Хайтаму было не понять причины этой утешительной улыбки. Секретарь решил не дожидаться, пока Тигнари начнет задавать лишние вопросы, и тут же вмешался в диалог:       — Кандакия, мы можем остаться на пару ночей? Сейчас мы все довольно сильно нуждаемся в отдыхе и не в состоянии искать какой-либо другой вариант ночлега.       — Что за вопросы? Конечно! Я вам и ужин приготовлю, только не обещаю, что он будет, как в столичных ресторанах, — ответила девушка, сразу же заталкивая Сайно с Тигнари в дом. Кажется, защитнице деревни не нужно было много времени, чтобы понять, что сейчас не многие из ребят в состоянии для длинных диалогов. На них и смотреть было жалко: рыжая девушка, чей взгляд стал слегка ярче при упоминании ужина, но от этого не менее измотанным; светловолосый инадзумец, которого, кажется, местная жара лишь чудом не свела с ума, судя по его слегка заплывшим глазам; да и секретарь Академии, который, как знали все, далеко не фанат пустыни, в компании своего соседа-архитектора, который то и дело бормотал что-то о том, как хотелось бы уже лечь спать. Она жестом пригласила их всех войти, проследовав за гостями и закрывая дверь дома.       В нос сразу ударил аромат домашнего уюта. Фруктовая тарелка, всегда украшающая стол своим присутствием на случай прихода гостей, запах пряностей и масла для непослушных волос, здесь все пахло Кандакией, которая была одной из самых приветливых жительниц пустынной части региона мудрости. Резким, небрежным, отчасти даже непохожим на обыкновенно аккуратного и нерасторопного Аль-Хайтама, движением парень упал на диван и откинул голову назад, почувствовав в затекшей шее легкий хруст. В груди разлилось тепло от осознания того, что сегодня наконец можно будет отдохнуть в нормальной, человеческой кровати вместо пыльных спальных мешков, и наконец избавиться от этого навязчивого песка, который по ощущениям покрыл все тело тонкой корочкой. Кандакия налила чай всем присутствующим, сразу же спрашивая у ребят, кто будет ужинать, а кто сразу отправится спать. Из бесконечных любителей поесть отозвались сразу рыжая, Кадзуха и Кавех, а Сайно и Хайтам молча помотали головой: генерал был занят диалогом с другом, а секретарь просто, кажется, не хотел ни с кем лишний раз говорить. На том и порешили, девушка ушла заниматься готовкой, пока путники отдыхали в гостиной, болтая о том о сем. Не желающий ничего слушать Аль-Хайтам уже было включал мелодию в наушниках погромче, как в сознание кинжалом впился разговор Сайно и с Тигнари. Неосознанно прислушавшись, он отключил наушники.       — Помнишь, когда я с Итэром в пустыню в прошлый раз ходил? Тогда мы были в гробнице советника Царя Дешрета и произошло что-то странное. Я почувствовал какую-то связь или вроде того... Что-то очень необычное, даже не знаю, как объяснить. Я тебе рассказывал, но в этот раз мы были в гробнице уже самого Царя… — повествовал генерал махаматра с каменным выражением лица, лишь изредка дергающимися бровями от напряжения. Лесной дозорный кивал в ответ, внимательно слушая лучшего друга. — Так вот, там была ловушка, что-то вроде психологической пытки… Ты в таком лучше разбираешься. И я почувствовал тоже самое, как будто я был в шкуре этого самого советника. Только в этот раз я видел его глазами и видел даже самого Царя, самое удивительное, что…       Кандакия вернулась с ужином, что отвлекло Сайно от рассказа и он не закончил предложение, пообещав Тигнари поведать дальнейшее уже завтра с утра. Парень кивнул в ответ и по его выражению лица было видно невыраженное беспокойство по поводу авентюр друга, но тот решил промолчать и лишь выпить чая вместе с остальными, прежде чем они отправятся отдыхать от путешествия.       Аль-Хайтам без увлечения наблюдал за остальными весь вечер за ужином, отстраненно слушая чужие разговоры. Ребята сошлись на том, чтобы следующим утром начать «разработку» дальнейшего плана для тех, кто хочет продолжать расследование сложившейся ситуации, даже те, кто не имел особого интереса в раскрытии секрета рыжей девушки, согласились помочь своим опытом и предложить самые оптимальные пути и варианты, которые стоит попробовать, чтобы наконец прийти к результату. Хайтам отправился спать в благодетельно предоставленную Кандакией индивидуальную комнату, надеясь сразу же провалиться в сон и не погружаться в тяжелые мысли, которые поселились в его голове после посещения гробницы Царя Дешрета. Сребровласый скинул куртку и до боли надоевшие ботинки, сразу же опрокинувшись на любезно застеленную постель в одной из гостевых комнат незамысловатого жилища хранительницы деревни Аару. Устремив в монолитный потолок взгляд усталых глаз цвета глубокой бирюзы, Аль-Хайтам не специально, до неприятного резко окунулся в воспоминания о видении, что скрылось за фразой «я в порядке» еще там, в гробнице, и так и не было поведано никому из близких или же новообретенных знакомых. ??? о последней ссоре. ???       Это были удушливые покои. Одинокие и полуразрушенные, забитые раскиданными по ним книгами. Двуспальная кровать превратилась в жуткий беспорядок, растрепанные простыни напоминали о чем-то родном, о чем-то, что ушло в небытие и потерялось на задворках больной памяти, что крошилась, рассыпаясь сквозь пальцы стеклянным песком.       Он сидел на кровати, цепляясь худыми пальцами за грубый пергамент очередной книжки, надеясь хотя бы в одной строчке, хотя бы в каком-то аккуратно вырисованном слове найти подсказку, найти хоть какую-то мелочь, что поведет за собой в необходимом направлении. Он не знал, что потерял. Просто искал, словно в самом болезненном наваждении, судорожно перебирая страницы, пока злость не брала верх и он не разрывал плотный пергамент, отправляя в стену очередное испорченное писание.       — Ничего! Опять ничего! — голос сам по себе срывался, звучал инородно, ненормально. Он осмотрел свои руки, действия были совсем неподвластны телу, логика никак не работала и не помогала, словно в душе раскрылась глубокая рана, лопнул самый жуткий нарыв и разлился скверной по истощавшему телу. Золотые кольца почти на каждом пальце висели тяжелым грузом, он вцепился в них и по очереди снял, грубо, почти что с рыком выдыхая. Ничего не помогало найти то, что необходимо. Разрушенные покои еле пропускали в себя свет через завешенные древними тканями окна, кажется, это была середина дня. Тяжело было дышать, словно какая-то паника сдавливала легкие, как если бы на грудь положили тонны железа. Казалось, ребра готовы сломаться под грузом жестокой озабоченности чем-то. Кем-то.       В дверь постучали. Не ответить на это казалось чем-то привычным. Распахнувшаяся дверь принесла с собой поток яркого света, отчего глаза непроизвольно защурились, а в проеме показался едва знакомый силуэт.       — Ты должен хотя бы поесть, брат, — голос был слишком знакомым, чтобы не узнать. Кавех? Брат? Происходящее напоминало пленку с фонтейновским фильмом, лишь чрезмерно реалистичным, где сам ты — главный актер, неосознанно поддающийся идеально заученному сценарию.       — Еда… Нет времени. Лучше принеси мне из библиотеки еще что-нибудь. Есть новости от разведки? — собственный голос звучал так сдавленно, что узнать его было невероятно тяжело. Силуэт в дверях помотал головой.       — Боюсь, что нет. Брат, я все понимаю, но это был ее выбор и…       — И?! Я тебя спрашивал?! — рука сама резко ударила по каркасу деревянной кровати с шумным скрипом, а тело поднялось на ноги, подходя к дверному проему. — Я пойду сам ее искать, раз вы все только бестолковые бездари, которые даже наши собственные территории не могут прошерстить.       — Ты с ума сошел? Ты не ел уже несколько дней, я еле заставляю тебя хотя бы воду пить, ты умрешь, если пойдешь так. Я уже не говорю о запретном знании! Ты обречешь нас всех на погибель и все ради нее? Подумай о «собственном» народе, Дешрет!       Имя Царя громом раздалось с уст так называемого брата и в душе закрутилась сумасшедшая вьюга, сметающая любые остатки логического мышления, словно бы две души сливались воедино.       — Ради нее я каждого из вас лично похороню! — эти слова разрывали пространство и время, перекрывая собой все ранее увиденное и услышанное, дрожь озлобленных рук заставила воздух завибрировать, а вековые монолиты стен начинали осыпаться, пока все вокруг разрушалось.       — Ты сумасшедший! — закричал голос, принадлежащий силуэту, который моментально растворился в воздухе черной дымкой, что стала обволакивать все вокруг, обнимая острыми когтистыми лапами самого настоящего Хаоса, и сердце его протыкало насквозь, пускало кровь и заставляло болеть так сильно, что дышать становилось практически невозможно. Запретное знание. Сумасшедший. Дешрет.       Аль-Хайтам резким движением сел на кровати, все тело обуяла невыносимая дрожь, словно бы в комнате было арктически холодно. За окном уже была спокойная, глубокая ночь, любопытно заглядывающая в окно ярким полумесяцем. Парень откинулся спиной обратно на подушки, запрокидывая голову назад. Губы поджались, а запястье легло на прикрытые глаза. Так тяжело. Невыносимо.       «Не мои чувства», — подумал было секретарь, когда непривычное, самое редкое для него ощущение мокрого тепла скатилось по левому виску. Отвратительная слабость, не знакомая бесчувственному Аль-Хайтаму, непростительная глупость, сумасшествие. Это не был он, не был академик, мудрец Академии, один из спасителей Сумеру, не был Хайтам, которого знали все и знал он.       Но ощущения такие реальные, такие раздирающие душу на куски, не давали ему покоя, пока не прошли часы, пока звезды не стали меркнуть в лучах рассвета и секретарю не удалось вновь уснуть, теперь уже спокойно, привычным отстутсвием снов и навязчивых идей. Это не был он. Точно не был он.