Disrizzpect

      Томаш очухивается в ветхой незнакомой ему комнатушке с резким вдохом и сдавленным ощущением в груди. В дымчатых глазах всё ещё пляшут черти, а по загривку бегает взад-вперёд холодок. Нещадно хочется пить после пережитого — и желательно как можно скорее.       «Сколько я пролежал без сознания, и какой добродушный олух притащил меня сюда?» — первым делом напрашивается мысль у него в трещащей по швам голове. Но пока понятно только одно: по оконному стеклу тарабанят снежинки, а лампочка на потолке так назойливо-циклично мигает. Как минимум, Томаш не выпал из жизни на целый зимний сезон. Спасибо, Боженька, что в очередной раз пощадил паренька без рода-без племени.       Он уже чисто интуитивно нащупывает пальцами свой кинжал на прикроватной тумбочке, успевая подумать, мол, какой же неистово добрый хозяин лачужки ему попался. Не лишил оружия — значит, доверяет, что горло не перережет. Серьёзно! Разве остались в этом мире люди, не потерявшие надежду? Ха, уму непостижимо!       Томаш, с задумчивым видом опуская ноги на пол, вспоминает своего самого старшего брата, которому легче на месте убить человека, нежели по три часа разбираться покусан-не-покусан, какой у кого мотив, нахрена он чуть не помер у них во дворе и так далее. Кажется, данному индивидууму труднее найти причину не прирезать человека сразу по находке. Таков уж Би-Хан, принимайте. Жестокая, но справедливая натура, коей принципиально выжить в этом мире. Надо будет — и с Томаша кровь вниз по ногам пустит стекать. А того и глядишь — один Куай Лян ему на могилку гвоздички принесёт, покачает мудрой головой и сообразит Томашу с Би-Ханом братскую могилу на двоих. Чтоб старший на ус мораль на том свете мотал и Томаша на этом даже не поминал.       Бр-р-р. Какой бы Би-Хан сволочной ни был, а домой, зараза, хочется. Да и, честно говоря, Томаш за эти две минуты успел неиронично соскучиться по его угрюмой роже с вечно хмурыми бровями. Так что, Би-Хан, дружище, жди в дом прикола.       Пол под ногами был скрипуч, и это Томаша напрягало. Ща как сбежит на шумок житель дома, а там — кто его знает, — может, придётся сжать свой трёпаный кинжал в руках покрепче. По ощущениям, хозяин хатки — старый дед в фуфайке, который знать не знает, что в мире разворачивается полномасштабный Армагеддон с буквой «Z» посередине. Просто живёт себе припеваючи где-то в районе, э-э-э…       Томаш сощуривает глаза, вглядываясь в белую кутерьму за окном.       В районе Германии, столица Лондон. Нет, он правда не имеет понятия, где он.       По виду — лесная опушка. Верхушки елей едва ли виднеются за снежным горизонтом, а пустые земли замело высоким снегом. Томаш автоматически кутается в пуховое одеяло, когда видит, как белый ветер пугающе завывает, заворачивается в спирали и петли, вот только — беда — на таком пустыре даже не повесишься.       А тем временем пол под тяжёлыми шагами Томаша продолжает, кряк-кряк-кряк, надоедливо скрипеть.       ««Лачужка» оказалась не совсем «лачужкой»», — должен признать паренёк, осмотрев лесной дом за пределами его комнаты. Это было скорее неким мещанским поместьем, возведённым на лад старинных деревянных домов из детских книжек. От стен пахло хвоей и свежей древесиной, от рыжей мебели легко отдавало пылью. В целом, дом был не на шутку уютным, обжитым; видно, что хозяева (да, теперь Томашу кажется, что здесь живёт отнюдь не один обезумевший человек — много психов!) любят свою обитель, ибо главный запах, который преимущественно чуял внимательный к деталям Томаш — это запах жизни. Пустой дом пах совершенно по-другому, пах пугающе бездушно. Пах сыро, мокро. Так, что видно, что домик впопыхах бросили, что в нынешних реалиях не было чем-то из разряда фантастики. А этот интересный… э-э-э, особняк?.. — Ставки растут! — Отчего-то, казалось парню, был любим хозяевами, и ещё как. Трещины в стенах перекрывались выцветшими плакатами, ну никак не пляшущими с антуражем, но чуется, что налепили их, как пластырь на рану, с великой душой! По углам периметра стояли переувлажнённые, оттого загибающиеся комнатные цветки в горшках. А как-то раз Томаш даже наткнулся на умирающий бамбук. Чего хозяин ожидал, посадив его в ржавое ведро?       Из одной из комнат сочился тёплый жёлтый свет. Томаш по-ребячески сильно обрадовался, когда понял, откуда именно исходил этот запах бьющей ключом внутрилесной жизни. Его розовые уши от кончиков начинали медленно прогреваться — из комнаты исходил жар печи; барахлящее и тарахтящее радио без умолку гоняло хиты 90-х, что не могло не помочь бедному обалдевшему парню во всех смыслах оттаять с жестокого мороза.       Щель неприкрытой двери, к сожалению, не дала много визуальной информации Томашу. Поэтому он, будучи парнем вежливым, постарался осторожно, почти беззвучно, подойти к хозяину дома в целях тихо отблагодарить и поклясться в будущем вернуть должок.       Да, за ним никогда не останется, уж поверьте. Томаш — хороший мальчик — умел держать слово. Кинжал он предварительно спрятал под одежду, чтоб показать исключительно дружеские намерения.       — Джонни, ты всё же починил свою «ласточку», или мы срочно отправляемся в металлолом? — с саркастичным подтоном спросил мужчина, сидящий на кухонном столе, свесив ноги. — Джонни? Эй?       Подле подавшего голос негромко играло радио. Сам он сидел в бордовом свитере грубой вязки и пил какую-то лечебную бурдятину из огромной кружки. Пил крутой кипяток. Пар валил до потолка столбом.       — Джонни?.. — попробовал тот снова, но выражение его лица постепенно теряло радостные краски. — Эй! — поставив кружку на стол, вскочил на ноги. Причём, технично сгруппировался в боевую стойку. — Кто Вы?! Отвечайте немедленно!       У Томаша глаза в кучку собрались, когда этот невероятно гостеприимный мужчина выудил буквально из ниоткуда катану.       — И где мой муж?!       О Боже.       Хозяин дома оказался слепым.       А ещё это было довольно комично: «Эй! Кто Вы?! Где мой муж?!» — правильные вопросы задаёт, конечно, правда расставляет чертовски спорные приоритеты.       — Меня зовут Томаш Врбада, и Вы с… супругом подобрали меня на улице! — честно поднял руки вверх парень, ожидая вердикта.       — Хм, — мужчина на секунду отвернулся. — Простите… Не думал, что Вы придёте в себя так быстро, — и шустро повязал на глаза повязку.       Томаш думал, что ему в первый раз показалось, но как бы не так — у мужчины действительно не было глаз. Ой-ой-ой!       …А что? Не осуждайте! Хозяин дома сидел, опустив свою угольную макушку, потому что его губы то и дело втягивали некий зловонно отдающий травой отвар. Тут любой сконфузится!       А когда этот самурай без намёка на будущие действия материализовал из-за спины, мать вашу, катану, во-об-ще в штаны обосрётся.       — Э-э, Вы не беспокойтесь, я не боюсь шрамов или увечий, — незамысловато почесал затылок Томаш. — Я просто хотел отблагодарить Вас, мистер, за то, что выходили меня. Будьте уверены, моя семья… — а как же, — Вас век не забудет!..       — Ха-ха, всё в порядке, мистер Врбада. А в повязке я, пожалуй, останусь, — притягательно, одними уголками губ улыбнулся. — Как самочувствие?        Приятный голос и примесь лёгкого японского акцента, слегка утяжеляющего конец слов. Томашу у-ж-е нравился человек перед ним.       — Спасибо, я в абсолютном порядке.       — Точно? — в недоверии скривил губы тот. — И, извиняюсь, не представился. Кенши Такахаши.       — Очень рад знакомству, мистер Такахаши, — воссиял Томаш и принялся активно пожимать пустившему пустой смешок Кенши руку.       В этот же момент с шумом, гамом, целой войной в дом вломился так называемый «Джонни», к которому обращался Кенши в самом начале их кумарного диалога:       — Нет, Кенши, ты был как обычно прав! — измазанный в мазуте крепко сложенный мужчина в шубе внезапно объявился на пороге, чуть не оглушив своими децибелами сразу двоих. — Моей малышке кранты! Баста! В расход!       — А я говорил! — запричитал Кенши.       — Ну лан, не ворчи, ща папочка что-нибудь придумает, и машинка залетает, как в «Пятом элементе»! — истинно по-голливудски улыбнулся засыпанный снегом Джонни, и Такахаши просто бессильно махнул на него рукой. — О! — он ткнул пальцем в Томаша. — Отмороженный, очнулся?!       — Я, — кратко среагировал Томаш.       — Ну орё-ёл, — восхитился формой парня мужчина, отряхивая со своих плеч снег. — Добро пожаловать в 3021-й год!       — Что?!       — Он так шутит. — Следом в Джонни от Кенши полетело кухонное полотенце.       «Видимо, старые супруги», — улыбаясь, подумал про себя Врбада.       — Кенши, я люблю тебя, можно, пожалуйста, я… — начал с псевдоневинной моськой Джонни.       — Нет.       — Разберу твой…       — Нет.       — Мотоцикл на запчас…       — Chigau yo! — действительно разозлился Кенши, но энергичного Джонни, по-видимому, это лишь раззадорило.       — А что? Ты только в молодости на этой колымаге гонял, а тут снег валит, как на Северном Полюсе, всё равно уже не тряхнёшь стариной.       — Ну я же твой бронированный танк под прикрытием не сдал никуда в своё время, — он важно скрестил руки на своей груди. Однако его мужа, что иронично, лишь расстроил факт того, что Кенши пропустил колкость про возраст мимо ушей. — Джонни, вездеход ушёл в небытие, ещё когда ты сказал, что от него «кажись, попахивает бензином». А если бы ты нас на воздух поднял?       — Как видишь, не поднял. Плюс, гараж далеко от нашего дома, мой самурай.       — Кейдж, только попробуй умри, как дебил.       — Я умру, только если умрёшь ты, мой самур…       — Кейдж. — Одной рукой Кенши уже активно нарыскивал, чего бы увесистого запустить в живучего мужа. — Твой флирт уже как десять лет не канает.       — Пра-а-авда? — Дьявольская, присущая одному Джонни Кейджу, ухмылка. — А милашка Мелани из точки провизии так не думает, — Джонни самодовольно поправил на себе, как ни странно, до одури подходящую ему шубу на широких плечах. — Малыш, просто сдайся. Я и в девяносто лет буду Богом пикапа.       — Богом импотенции будешь.       — Э-э! А чё так прожариваешь?!       — Если не умрёшь, естественно. Как дебил, — добавил с усмешкой Кенши.       — А у меня всегда на тебя колом стоять будет. Спорим, злояпошка?       — Фу. Что это за спор такой?!       — Я люблю тебя, Кенши, можно, пожалуйста, я разберу твой мото…       — Боже, нет! Нет! Только посмей, понял меня?!       — Ха-ха-ха-ха-ха! Смотри, как бесится! — пихнул локтем тем временем просто внутренне умирающего Томаша Джонни. (Краснощёкий смущённый Томаш и вовсе решил от любовных ссор супругов отвернуться в угол и приложить к уху всё играющее радио). — Кенши, а, Кенши… — вдруг начал злорадно тягучим голосом Кейдж. — Ке-е-енши Та-ка-ха…       — Чего тебе.       — А помнишь, как я твоим Сенто консервную банку открыл?       — И именно поэтому я выколол себе глаза, — словно бейсбольный кручёный, ловко поймал волну чужого прикола Кенши. Джонни, весь в талом снегу, собственнически притянул приколиста за талию ближе к себе.       — С-серьёзно?! — охренел Томаш. — Мистер Такахаши, Вы…       — Он шутит, шутит, — Джонни любезно повесил свою недосутенёрскую шубу на вешалку-Кенши. — Но крик «развод!» всю жизнь помнить буду. Даже если меня сразит альцгеймер.       — Побойся рока. Тупых чаще настигает альцгеймер, — скинул с себя чужие одеяния Кенши. Подумал немного, задумчиво подрыгал ногой в сапоге и всучил их Джонни обратно, как рождественский подарок. — Я тебя не вижу, но ты меня в этой шубе бесишь. Не позорься перед гостем.       Джонни искренне рассмеялся.       — Моя любимая шутка! Десять лет назад — и навсегда!       — Джонни всё ещё верит, что в ней он похож на Райана Гослинга, — хлопнул себя по лбу Такахаши. — Вы уж простите, мистер Врбада, что…       — Что Вы! Я рад, что вы проживаете в таком, э-э, счастливом браке!..       — Тогда можно, Томаш, я его при тебе поцелую, а то сил моих больше нет? — эмоциональные брови харизмата-Джонни характерно встали домиком.       — К-конечно, — наивно хлопнул глазами парень, переведя взгляд на аж скривившегося Кенши. — Но только, кажется, сам мистер Такахаши против.       — Я против, — подтвердил Кенши. — Только посмей, Джонатан.       И как бы «его, и только его, самурай» ни изворачивался и ни шикал, Кейдж всё равно сгрёб мужчину в крепкие объятия и смачно поцеловал в щеку, спасибо, не в губы.       — А-а-а, хорошо-о! — улыбнулся в тридцать два зуба Кейдж. — Мой личный сорт героина!       — Mayday! Отсылка на «Сумерки»!       — А ты чё думал, Кенши?       — А я ничего не думал, Джонни, — выплюнул тот. — Не удивляйся, если обнаружишь меня на кухне, совершающим обряд сэппуку, а не пьющим какую-то срань.       О. Даже Кенши назвал своё питьё «сранью». Томаш был удивлён.       — В смысле «срань»?! Алло там, как бы! Да я гонял по Штату за этой хернёй, как угорелый! — Джонни заглянул в кружку, чтобы убедиться, что супруг выпил всё. — Ты не допи-ил!.. — инфаркт? — Э-эх. Прощай, муж.       — Да допью я, Джонни! Я ценю твои поиски трав, даже если мы вычитали их из бабушкинского лечебника. Клянусь чест…       — Допей, бля!       — Ты за свои старания переживаешь или за меня? — по-доброму рассмеялся Кенши.       — За тебя, конечно! Я когда услышал, что ты чувствуешь себя странно-неважно, уже начал представлять, как я один, весь такой из себя беспомощный, в слезах встаю по утрам, как один, очень грустный, готовлю яичницу… Делаю перерывы на порыдать перед Сенто… Разбираю твой японский мотоцикл на запчас…       — Ты меня точно своей несерьёзностью до могилы доведёшь, — Кенши еле удержался, чтобы не вколотиться лбом в стену. — А хотя… Назло не умру. Чтобы мотоцикл мой не трогал, придурочный.       — Й-е-е-е-е!       — «Й-е-е-е-е!» — передразнил надоедливый голос Джонни Кенши.       Томаш не мог не рассмеяться с их динамики. Было в ней что-то «родное», хоть семья Врбады и в помине таким тоном ни с кем не общалась.       Видно было, что черти брутальной закалки друг друга любят. До опупения.       — Мне бы горло чем-нибудь смочить, — скромно просит воды Томаш, и Кенши, не мешкаясь долго, всучивает ему в руки кувшин с водой. И парень пьёт жадно, быстрыми острыми глотками. — Спасибо… — удовлетворённо утирает губы локтем; Джонни по-отцовски сильно хлопает по плечу. — Вы позаботились обо мне сполна, могу теперь и уйти. Я неимоверно благодарен вам, мистер Кейдж и Такахаши, что…       Но тот же Джонни уже несогласно качает головой.       — Никуда-а ты пойдё-ёшь, Дымчатый, — говорит в стиснутую улыбку он.       Томаш успевает подумать, насколько знакома ему эта отработанная чисто американская улыбка. Джонни в свою очередь, сверкая дорогой белизной зубов, продолжает:       — В такой буран и псина сдохнет. Мы тебя никуда не гоним, пацан, серьёзно. Да, мой сёгун?       — Да, — кивает Такахаши, допивающий свою «срань». — «Сёгун», Кейдж?       «Кейдж».       «Джонни Кейдж» внезапно всплывают миллиарды киношных титров в голове у Томаша, медленно переводящего свой ошарашенный взгляд на актёра — такого когда-то столь именитого актёра, — которого апокалипсис твёрдо пригвоздил к земле, предварительно с рывком спустив с небес. Должно быть, это чертовски больно — позволять своей громкой карьере катиться в ад, бежав без оглядки в бесцивилизационный лес.       Должно быть, Джонни Кейдж сейчас дорожит Кенши как ничем другим в своей жизни, учитывая, что он оставил в гибнущем городе всё. В-с-ё, выражаясь совершенно буквально. Но вслух Томаш лишь произносит:       — Спасибо вам большое за вашу доброту.       Кенши со стуком ставит свою не без труда опустошённую кружку на стол.       — Не за что, — говорит он ровно. — Я чувствую, что парень ты из числа справедливых, Томаш. Так что, когда ситуация подвернётся, вернёшь Джонни долг талоном на бензин. Или на патроны. Как тебе удобнее.       — Можете не сомневаться! — действительно сияет Томаш.       — А до тех пор… извини, парень, но кукуешь с нами, — заключает Джонни, по старой привычке улыбаясь, как заправский Кен. — И не выкобениваешься. Понял? А то мой сёгун тебе устроит «Убить Билла» в снежной локации.       — Да, сэр!       А метель за окном всё не стихала — ни спустя два часа обыденного разговора с брутальной супружеской парой из леса, ни спустя три и даже половину их зимней ночи. И не было ничего более сердечного для Джонни, чем предаться давним воспоминаниям перед молодым Томашом за общим деревянным столом.       — Люблю, когда есть лишние уши, — и начинает свой монолог с самовставками.

***

      Время в понимании Кейджа остановило свой ход, а помешанная с виски кровь в его жилах — свой ток, когда те бредовые вещания по ящику оказались правдой. Джонни имел довольно внушительный багаж знаний о зомби в арсенале, насмотревшись разнорейтинговых фильмов, когда это ещё было популярно. Но, чёрт возьми, не сейчас же! Не когда он ещё не узнал, взял ли он на грядущей премьере свой Оскар! Мамма-миа! Да, он имел достаточно знаний о зомби из фильмов, однако, по ощущениям, ничего из этого наяву применимо не было. Телек нёс лютую ахинею, о которой актёр, в данный момент мешающий с дерьмом всё, что попадалось ему на его налитые кровью глаза, слышал впервые.       По всему миру объявили чрезвычайное положение, а люди срать хотели на карантин. Всем надо было срочно искать себе место побезопаснее — твари оказались умнее, чем в кинематографе. Заражённые пёрли и пёрли из всех щелей, закрытые двери и окна вообще не считая за преграду. Несправедливо умные, они кучками нападали и вгрызались в тёплое мясо с отвратительным хрустом хрящей. Военные их резво отстреливали из винтовок, но особой погоды это, к сожалению, не делало. Число инфицированных росло в геометрической прогрессии. Треклятой вакциной в то время даже не пахло.       И это было пиздецки несправедливо — стоять вот так, задыхаясь, да впопыхах сгребать с полок в спортивный рюкзак всё, что нужно-ненужно. Джонни Кейдж — и носится по своему же дому, как придурок, фотографируя на память гордые осанистые статуэтки из золота? Вы, чёрт возьми, уверены, что это Кейдж?!       Джонатан Карлтон — и звонит своей матери в Минисоту, чтобы, нервно дыша в трубку, услышать заветное: «Сынок, мы не зомби! Береги себя, мой золотой маль… Бип-бип-бип…»?! Да. Это определённо был он. Джонатан Карлтон, извечный мальчишка, которому сейчас о-ой как несладко.       — Блядство! — кричит срывисто Джонни и кидает городской телефон в стену с оглушительным треском. Да так, что квадратные кнопки по всему периметру поразлетались.       Касательно выбора дома Джонни был большим любителем шика, нежели практичности, и это совсем не играло ему на руку во время атаки мертвечины. Большие витражи, за коими он стоит как на ладони — да это же буквально блюдо, украшенное розмарином, плюс даже не прикрытое клошем! О-о-о, упаси его красивую задницу. Зомби ж по-любому первым делом вгрызётся своими зубами именно в неё.       Вот уже примерно с десяток тухлых туш скребётся ему в трёхметровые в высоту стёкла, топчет его выстраданную террасу и, мать их, дёргает своими гниющими ручонками за ручки дверей. Благо, надёжно запертых. Э-э-э, отмотали там быстро, черти! В «Поезде в Пусан» всё было не так, лжецы! Тут Джонни качает головой, еле борясь с желанием поддразнить зомбаря, бешеным взглядом провожающего каждый его шаг. Смотри-смотри, сукин сын, пока можешь, ибо скоро Кейдж найдёт старое отцовское ружьё, и полетит твоя голова на соседский зелёный газон.       Но всё же. До трясучки пугало, как циклично, или зацикленно, как бездумно и сильно они могли биться своими крепкими бошками об окна, оставляя чёрные кровавые потёки на них. И как в режиме реального времени на бродящей мертвечине гнила, вся в гематомах, кожа, и как обманчиво завораживающе они медленно клацали зубами, если пышащий здоровьем Джонни подавал хоть какой-то признак жизни.       За спиной Джонни послышался некий шорох. Сердце, душа, все воспоминания одной сплошной киноплёнкой ухнули вниз, когда звук увеличился в громкости, сменился на устрашающий — то уже был не просто непонятный шорох, а чёткий стук чужих шагов.       В этот момент Кейдж звонил по мобильному Кенши, чтобы убедиться, что он ещё жив, в себе, а не гоняется за любым тёплым мясом. Звонил. Точнее, планировал.       Большой палец так и застыл над зелёной трубкой на экране.       — О-ох, э-эм! — мужчина медленно, на пятках, разворачивался назад, сжимая в руках Оскар покрепче. Если надо — и заветной статуэткой череп проломит.       Если надо… Если надо, Джонни может всё.       Кап.       С конца чужой катаны, собираясь в большие тёмные капли, капала кровь.       Кап-кап.       Джонни поднимал свой охренелый взгляд по этой статной высокой фигуре выше. Выше. Выше…       Осечка. Взгляд предательски соскользнул.       Внимательный прищур тёплых карих глаз напротив и так хитро оттянутый в сторону уголок губ, присущий только ему.       Кенши Такахаши, уверенно смотря Джонни прямо в глаза, механически вытирал замызганное лезвие катаны большим пальцем.       Ш-ш-ш-шух! — И он резво провёл по катане сверху вниз, заставив капли чужой крови упасть на пол веером.       — Э-э-а-а… — аж разинул рот Джонни, некогда замахнувшийся на незваного гостя своим золотым Оскаром. Среагировал-таки, зараза…       — Ну и в дебильной же позе ты застыл, Кейдж, — ещё хитрее улыбнулся Кенши. Но в глазах его плясали черти; купался адреналин вкупе с радостью видеть старого друга живым. — Только не говори, что думал убить зомби вот «этим»? — концом катаны Кенши легко коснулся зависшего над его головой Оскара.       Джонни бросился навстречу Такахаши, едва не напоровшись на лезвие. Кенши смешно крякнул, когда его плечи так крепко сжали в тиски сильные руки Кейджа.       Часы на запястье Джонни размеренно тикали.       Тик-так-тик-так.       Время Джонни Кейджа наконец-то продолжило свой ход — вместе с «ним».       — О-ох, Господи-Боже… Твою мать, Кенши… — горячо зашептал в шею друга он, до хруста рёбер обнимая. — Только не говори мне, что ты здесь, чтобы сожрать мой мозг…       — Т-там нечего есть, Джонни, — чуть не задохнулся тот, но из объятий не выбирался.       — Ну точно мой Кенши Такахаши.       С хмурым «ну всё, хорош» Кенши всё же оттолкнул друга от себя и со старым-добрым придирчиво-внимательным прищуром указал концом катаны на целую толпу зомби за стеклом, мечтающих сожрать двух мужчин на аперитив.       — Фанатки совсем ходу не дают… Ха-ха, — в своей манере отшутился Кейдж. — Хэй, а помнишь, мы как-то смотрели дораму про зомби?       — Ты про «Пусан»? — задумчиво спросил Кенши, опускаясь на корточки напротив витража.       — Не-е. Я про эту… Чё-то типа «Нам всем кранты».       — «Мы все мертвы», — закатил глаза Кенши, рассмеиваясь. — И что?       — Эти суки умнее, чем те мутировавшие школьники. Тебе так не кажется?       — Не держу фильмов в голове дольше, чем неделю. Уж прости, Джонни. И по ТВ разве не рассказывали, насколько эти гады умны?       — Зануда, — устало сдул взмокшую чёлку со лба Кейдж. — Что, не держишь в голове сюжет фильма, даже если в ролях был я?       — А твои фильмы я вообще не смотрю.       — Ври-ври, малыш-гокудо. Все мы знаем, что на мои киноленты ты усердно надрачиваешь, — нахально усмехнулся актёр. — Но ничего, на такого героя не грех и Сенто поточить.       — Что ты несёшь, дурень? — лишь сказал Такахаши, пихнув друга в плечо.       — Зачем ты пришёл сюда?       Кенши посмотрел на Джонни, как придурка.       — А что ты так на меня смотришь? — улыбнулся Кейдж. — Чтобы убедиться в моём статусе «жив-мёртв», хватает и сольного звонка на мобильник. Одно «Кейдж, ты не сдох?», и я весь твой.       — Да кто тебя знает… — Кенши небрежно отмахнулся ладонью. — Хотел лично убедиться, что ты не покусан или не обмочился в штаны.       — А если бы обмочился? Постирал бы мне портки? — оскальнулся Джонни.       — М-м-м… Будущей жене своей так скажешь.       «Замётано», — подумал про себя актёр, продолжая в своём духе улыбаться, как самовлюблённый болван.       — А ты на чём ко мне примчал, герой? Полный карантин для тебя фуфло?       — На мотоцикле, Кейдж.       — Уа-а-а-у! — аж поднял ладони кверху Джонни, а в конце даже этому бэдгаю присвистнул. — А ну-ка поподробнее, хулиган!       — Я объехал горячие точки на своей «Ямахе»; пару раз за мной образовывался хвост из копов, но я привык к скорости, — пожал плечами так, словно то было ничего Такахаши. — Один раз на меня навели прицел. Чёрт, пришлось гаркнуть, что у меня рожает моя воображаемая жена.       — Да тебе бы на премию «Оскара» вместо меня! — хохотнул Джонни. — Жаль только, что её не будет… — но сиюминутно же потускнел.       Кенши молчаливо посочувствовал, положив свою тяжёлую ладонь на плечо другу.       — Ничего, жена, прорвёмся, — и как будто бы нехотя опустил руку обратно. — И да. Собирай манатки, Голливуд, — уже приказным тоном. — Твой дом оккупирован. Берёшь, значит, походный рюкзак и кладёшь внутрь только нужное. Нужное, Кейдж, понял? Не коллекцию очков с сотни стеллажей.       — А можно хоть один Оскар возьму, лол?       — Бери. Он же у тебя в качестве оружия.       — Пф-ф, да пошёл ты, — Джонни показал Кенши фак. Кенши гордо отвернулся. — …Окей, — затем вздохнул с тяжестью он. — Возьму с собой документы и кое-чего по мелочи.       — Молодец. Только быстрее, ладно?       — А куда мы едем? И… и я сюда уже не вернусь, что ли? Что за острояпонские прогнозы?       — Чем больше людей живёт в районе, тем выше риск возникновения зомби. И это раз. Во-вторых, ты тут живёшь, как пиньята с конфетами. По тебе грех битой не зарядить. Не то что зомби желают тебе голову отгрызть — л-ю-д-и!       — Бля. Злые все стали какие-то.       — А я о чём. Заляжем на дно, ничего. Я как раз снимаю квартиру в одном пусто-злачном райо…       Джонни туповато улыбнулся, остановив Кенши ладонью, упёршейся ему в грудь.       — Притормози-ка ковбой… — он хлопнул глазами. — Мы будем жить вместе? Ты да я?!       — Не поверишь, Кейдж!       — А чё я слышу об этой имбе впервые?!       — Да потому что, зная тебя, ты в одиночку умрёшь, как придурок! — развёл руками Кенши, по-прежнему сжимая в кулаке рукоять катаны. — Если бы ты не согласился, мне бы пришлось вырубить тебя и увозить против воли! Твой район опасен, слышишь? Пока я ехал сюда с числом за пределами спидометра, за мной была толпа из, внимание, сотни зомби. Не десяти-двадцати. Сотни!       — Ух ты ж ё…       — Я сильно рискую, беря тебя с собой, но по-другому не получится. Умрём либо вместе, либо никак. Уж прости.       — Ну… пойду тогда собирать рюкзак? — уже пободрее звучал Джонни, и это придавало сил и Кенши.       — Быстрее. Тут зомби поняли, что тараном ломать стекло легче.       — Блядь!       Кенши, на самом деле внутренне сотрясаясь от страха, взглянул на своё отражение через лезвие катаны. В горячей голове гуляла назойливая идиотская мысль: «Надеюсь, я был крут в его глазах хотя бы сейчас».

***

      История Джонни и Кенши шла своим чередом — страница за страницей, — и Кенши казалось, что не было прежде в его жизни выбора импульсивнее и удачнее, чем взять с собой Кейджа в охапку, нацепить на него мотоциклетный шлем и ехать против ветра, пока в их спины бьют красные и синие цвета полицейских мигалок. Кадры тусклого, непривычно безжизненного города сменялись один за другим; Кейджу скорость мешала даже опускать свои излюбленные комментарии. «Ну и чёрт с ним. К лучшему», — подумал Такахаши, ощущая чужие сцепленные пальцы у себя на животе.       Жить с Кейджем не было чем-то заоблачно прекрасным, но и совершенно несносным Джонни тоже было не назвать. Кенши был реалистом, видящим мир без мишуры, поэтому он знал, что с таким человеком как мистер Голливуд надо ещё постараться ужиться душа в душу.       Однокомнатная квартирка для них двоих была тесновата — выходило, что друг у друга как на ладони. И внимательный к деталям Кенши просто не мог не замечать крайности одного поля, в которые от момента к моменту бросался Кейдж, внутренне наверняка сходя с ума от происходящего. Блокпосты, точки провизии, талоны вместо денег, ежедневный траур в стране, грёбаные списки жертв, в которых числились тысячи! — Всё это давило на него, не давая и продыхнуть. Иногда актёр, понимавший, что больше никогда не вернётся на сьёмочную площадку, впадал в маниакальные запалы да до пугающего искромётные шутки — так, словно то был его последний день на Земле. А потом медленно, подобно восковой свече, на глазах у своего дорогого друга он сгорал. Голосистого и всего из себя эпатажного мужчину временами накрывала волной апатия. И Кейдж затихал. В такие моменты приходилось безмолвно садиться рядом с ним, класть ему ладонь на плечо и ждать, когда же так громко молчаливый Кейдж наконец вымолвит хоть одно предложение.       Когда Джонни молчит, у Кенши на душе кошки скребут — факт. Лучше бы и дальше бесил, неугомонный калифорниец.       Кейдж Такахаши — этого не скрыть — полюбился. И да, он нравился ему и успешным самовлюблённым актёром, но человеком — со своей бедой в голове и страхом в глазах — Джонни был горделивому мотоциклисту роднее. Кенши своим холодным мозгом понимал, что время пройдёт, и Кейдж оклемается. Что и сам возьмётся за огнестрел, прогорланит победный клич и впечатает эту тупую гнилую морду зомбятины в каменную плиту с Аллеи Славы. Но сердцем…       Но своим горячим сердцем Кенши понимал, что им двоим будет нелегко.       Вот, к примеру яркий случай, когда на головы двух передрузей свалился квест уровня «суперхард»: Джонни с Кенши нарушили закон — и речь сейчас идёт не о запредельной скорости на «Ямахе» Такахаши.       То был полноценный грабёж супермаркета.       …       …В принципе, ничего особенного в этом не было. В то безумное время с человечностью прощались многие, включая самых святых. Увидеть, как мамаша Карен угрожает старинным кремнёвым медсестре в бункере, чтобы та выложила на стол все детские жаропонижающие из арсенала? Ха, запросто! И в супермаркет у автозаправки без денег-без талонов тоже заваливались все, кому не лень. Не стали исключением и Джонни с Кенши, когда жизнь-сука прижала.       Поделили обязанности таким образом: экс-актёр разбирается с зомби, его верный самурай с катаной в ножнах за спиной сгребает с полок банки-склянки и технично посылает на кассира на хуй. Ой. Или наоборот?       Покачивая увесистой битой с этикеткой, Кейдж со всего маху сносит голову первому идущему на него монстру. Р-раз! — и тухлая тыквёшка сносится с чужих хилых плеч, с хлёстким шлепком упав на пол. Два! — Джонни той же некупленой битой в ошмётках заряжает по лицу второму желающему вкусить боевика в фулл-Эйч-Ди. Три!..       …И Кенши, набрав в застиранную простыню продовольствия, присоединяется к веселью. Пеленгаторно кивнув друг другу, они синхронно толкают зомби в живот ногами; катана Кенши со свистом разрезает воздух, в конце попав треклятому монстру меж глаз. Мертвечина кривится, орёт, страдает. «О-о! — вытягивается мина Кейджа, в полупрыжках разминающего суставы, — какой ты у меня меткий, сёгун!». Далее, пока «сёгун» вытягивает с чужого размозжённого лба своё оружие, Джонни просто придавливает к стене чующую человеческое тепло ораву зомби полупустыми стеллажами, предварительно оскорбив их общую американскую мать.       — Чувствую себя стрёмно, так как впервые выношу из маркета продукты «за красивые глазки», — комментирует Джонни. — Ты там как, дружище?       — Я нормально. И я не думаю, что он… — Кенши кивает в сторону рыдающего кассира, дрожащими руками держащего в руках револьвер, — имеет что-то против нашего прихода.       — Бога ради! — взмолился небесам кассир. — Берите что хотите, только убейте этих тварей!.. Умоляю!       С «у-ух, замётано…» на губах Джонни вальяжной походкой направляется к стеллажам, волоча по полу аж чёрную от крови биту. Красная этикетка от неё забавно болтается меж пальцев мужчины, а само орудие прорыва оставляет за собой мокрый багровый след. Кенши, лукаво ухмыляясь, искренне наслаждался чистотой выполнения грязной работы другом.       Зажатые металлическими стеллажами тупорылые гады взрычали, брызжа на Кейджа своей кровавой слюной. А Кейдж им в ответ, поправив на носу ныне единственные солнечные очки, сквозь зубы цедит:       — За то, что я лишился всего, блядь, — нервно дышит, и Кенши это чувствует, — вы все ещё попляшете. Мрази хреновы… Видите вот «это»? — он красноречиво подкидывает в ладони замызганную биту для бейсбола. — Я вам сейчас это в задницу засуну. А хотя-я-я…       И со всей дури ударяет по головам зомбарей, гнусаво улыбаясь в зубы. И бьёт американец с такой нечеловеческой силищей, что кажется, словно бита проходит сквозь талое масло, а не пробивает ряд из чужих черепушек. Видно, что сыт по горло этим анархичным бредом. «Если продолжит колошматить мертвецов в таком темпе, от них и мокрого места не останется», — думает Кенши, еле сдерживая своей спиной поток других монстров за стеклянными дверьми маркета.       — Кейдж, хватит с них! — кричит он. — Лучше помоги путь отсюда прочистить! А то…       Ах, чертовщина!.. Кажется, Такахаши не удержал одного, и чья-то упрямая когтистая рука всё же пробила стекло.       — Сука, я думал, оно пуленепробиваемое, — выплёвывает Кейдж ещё сердитее.       — Я-я т-тоже так думал… — плачет мистер кассир, по бейджику «Мэттью».       — Так, слышь, э-э, Мэттью, — лихо прочитал имя Джонни, — давай не ссы. Мы тебе защиту на пять минут с самураем Джеком-то активируем. Талоны имеются?       — Д-да откуда?! Их только ввели в систему! У меня долларов-то не так много!       — Плевать на баксы! Гони ему талон! — рыкнул Кенши.       Тем временем — ещё одно пробитие в стекле. Кенши-таки пришлось обнажить свою катану, как следует рубанув по особо проворным ручонкам.       Бедолага Мэтт, едва не наделав в штаны, отдал Джонни помятый талончик на патроны. Кейдж такой успешной сделке улыбнулся как майская роза. То что надо! Ну наконец-то удача!..       — Кенши, без резких движений… чш-ш-ш… Ты открываешь, значит, двери аки ниндзя и…       — А может, я ещё и в одиночку их всех порешаю, а, Джонатан?!       — Меня переполняют эмоции! — вооружился битой Джонни. — Впускай кракена!       — Нет! Они полетят на тебя первым!       — У нас нет выхода! — кричит он ещё задорнее. Втянулся так втянулся. А вытягивать-то придурочного как?       — У персонала есть чёрный ход, мы можем пойт… — особенно агрессивная особа чуть не прорвалась внутрь. — А-ах, чтоб вас!       Кенши пришлось ослабить хватку на ручках двери, резко кинуть узел с краденым Мэттью и по-человечески взять в одну руку катану.       — Верни потом наше краденое, понял?! — строго наказал он Мэттью.       Кассир активно закивал мужчине как китайский болванчик. «Какие вежливые нынче воры пошли…». И плевать, что это они должны были обменять свои талоны на продовольствие, а не наоборот — отжать единственный у Мэтта.       Волна нахлынувших мертвецов была действительно несдерживаемой. И как только Кенши смог так долго?! Джонни кое-как, в своём знаменитом вандаммском шпагате, умудрился сесть на пол и столь эпично уклониться от первой зубастой хари. Лицо героя при этом озаряла нахальная самодовольная улыбка. Затем ему удалось подсечь примерно три пары ног бейсбольной битой, но отползти назад без последствий — слишком непосильная задачка. Такахаши, вообще отлетевший, извините, в ебеня от того, что плотину прорвало нахрен, а он вам не бобёр, черти, пребывал в ауте, всем весом опираясь на рукоять вонзившейся в пол катаны.       Фокус в глазах был размытым, но зомби, дёргающие за брючины Кейджа, приводили его в чувство. Хотелось защитить Джонни во что бы то ни стало.       Даже ценой собственной жизни. Ибо таков был его (с какого-то перепугу) долг.       В какой-то момент Джонни и Кенши стояли уже друг к другу спина к спине. Дыхание к дыханию… Позвонок к позвонку.       Кенши вдыхал жаркий воздух ноздрями, когда Джонни выдыхал. Кенши в боевой стойке выставлял своё лезвие вперёд, когда Джонни вытаскивал из походного рюкзака отцовское ружьё.       И Кенши дал своим ноющим рукам время на передышку, стоило прозвучать заветному «щёлк-щёлк» со стороны Кейджа. «Щёлк-щёлк» означало, что оружие перезаряжено. Оставалось лишь надеяться, что хвалёный герой из экшн-фильмов не мазила. А учитывая-то, как сильно Кейдж любил хвалиться…       Ба-бах!       Кенши едва не оглох. В ушах противно зазвенело.       Зомби медленно отшатнулся назад, получив свинцовую в лоб. С гнусавым «Ха!» Джонни повторил первый трюк и навёл прицел на остальных желающих вкусить пороху.       — Джонни, это так громко… — болезненно моргнул глазами Кенши.       — Ружейная картечь тебе не шутка. Пробьёт автомобильную дверь — не то что там какую-то полутухлую башку.       — В-возьмите мой пистолет! Пистоле-е-ет! — взвыл, спрятавшись за кассовой стойкой, бедняга-Мэтт.       — Не-е, — с сомнением покачал ружьём Кейдж. — Не умею. Такахаши? — пятикратное «ба-бах»! И уверенное «щёлк-щёлк».       — Я в-вообще ненавижу огнестрел, — процедил сквозь зубы Кенши. — Джонатан! Ты ещё из рпг их вали!       — Вот были б они на танке…       — Джонни, нет…       Счёт между командами «Джонни-Кенши (и Мэттью в качестве косого камео)» и «Зомби» вскоре сравнялся. Это было тяжело, больно, оглушающе, но они это сделали… Кенши хорошо справлялся с задачей, орудуя своим Сенто, как третьей рукой. А Джонни, отжавший под конец первых двух картечей у Мэтта его законный револьвер, с непривычки промазал пару раз, но довольно быстро свыкся. Особенно сильно им двум запоминались коронные моменты, когда Кенши слегка пригибался, делая выпад лезвием, а Джонни в ту же секунду вытягивал руку вперёд и — «туф-ф!», зомби в расход.       Но…       …Кто бы мог подумать, что закончится их столь увлекательное приключение так плачевно. И кто бы, тем более, мог подумать, что спустя некоторое время Джонни и Кенши наспех поженятся и уедут далеко в лес, чтобы ни одна мёртвая душа их не достала.       — Джонни!.. — кричит Кенши, срывая голос, буквально за несколько секунд до катастрофы.       Застывшие с эмоцией искреннего страха светло-карие глаза — последнее, что запомнит Кенши так чётко. Но не последнее, что он в этой жизни увидит.              Катана, что ни-ког-да не покидала руки самурая, выпадает у Такахаши из ладоней, а сам он подрывается с места, судорожно отталкивая Джонни в сторону.       Мэттью выстреливает из запасного револьвера, но мажет; кричит, баррикадируется от зомби за своей стеной из стеллажей всё больше, вновь сипло плачет.       Дрянная девчонка с перекошенным личиком — видно, что зомби стала совсем недавно — оказалась явно из живучего десятка. Она беспокоила Кенши ещё давно, потому что именно её крепкий кулак пробил стекло в своё время. Она будто бы боролась за человечность внутри себя, однако монстр внутри неё твердил: «Жри. Жри свежими!». А в выцветающих глазах-то плескалось горе, невыносимая тоска! Желание, чтобы Кейдж любезно ей проделал битой в груди пробоину, и пусть она падёт лицом вниз на изгаженные деревянные доски.       Девушка извивалась, вставала на дыбы, атаковала с самых неожиданных углов. Не стремилась к еде бесцельно подобно её собратьям. Пусть её человеческая натура совсем не хотела этого делать.       «Чем выше у жертвы был интеллект, тем предположительно выше будет склонность к выживанию у зомби», — помнится, вещал старик по телевизору.       Вот она уже цепляется своими когтями Джонни в запястья, но Кенши оказывается слишком проворен. Он грубо толкает Кейджа, ничего ему не крича напоследок, хотя та-ак хотелось гаркнуть банальное «Спасайся!», да слово предательски из глотки не лезло.       Зато кричал Джонни. Кричал истошно. В слепой истерике отбивал чудовище от Кенши, прикладом оружия заряжая ей, цепляющейся к лицу мужчины, как к самому желанному десерту, по затылку. Он бил раз, бил два, несдержанно матерился. Глаза, помнится, уже начинала щипать острая соль.       Не сдавался до тех пор, пока не вколотил ружьё девчонке чуть ли не в мозг. По его перекошенному лицу стекали капли чужой крови; зомби медленно оседал на пол — сначала на колени, — пусто пялился на Кенши, что-то рычал и угукал. А потом для зомби связь с миром была потеряна навсегда. Это был последний убитый в маркете — и в принципе на сегодня.       Джонни не мог сказать ни слова при виде Кенши, отчаянно закрывающего глаза ладонями. Он прятал лицо в руках, хоть друг и кричал ему «Покажи! Всё будет хорошо! Показал, блядь, быстро!..». Но Кенши просто стоял.       Не было больше того вопля раненого зверя, которым орал Такахаши несколько минут назад. Был лишь глотающий воздух ртом пошатывающийся мужчина. Был Джонни, осторожно подносящий к лицу дорогого ему человека ладони. И Мэттью, и подавно свалившийся в обморок.       — Кенши, я… — говорит Кейдж, но делает осечку.       Эта зомби-стерва вывернула себе суставы так, что Кенши не мог уследить за траекторией атаки. Всё, что он пытался провернуть — маневрировать так, чтобы чужие дурно пахнущие челюсти не сомкнулись на нём. Но он упустил её когтистые лапы. Упустил её, целящуюся Кенши ими прямо в лицо.       — А если я заражён?! — первым делом выпаливает Такахаши спустя добрые пять минут молчания. — Кейдж, оставь меня! Нам нельзя…       — Значит, поделим одну зомби-жизнь на двоих, — спокойно проговаривает Джонни. — А чего ещё ты от меня ждёшь?       — Но…       — Кенши, я люблю тебя, давай, пожалуйста, сядем на мотоцикл.       Какая же всё-таки долгая это была минута между ними.       Его, и только его, самурай застывает на месте, сгорбленно считая «тики-таки» в наручных часах Джонни и порох в воздухе.       — Я поведу. Правда, будет не так быстро, — заключает Кейдж, звуча обманчиво бесстрашно.       Такахаши кладёт одну свою ладонь на плечо другу, шепча проклятия на японском.       Следующей их всегда-общей остановкой станет медпункт в близлежащем бункере. Там Джонни и предложит Кенши в темпе вальса расписаться, пока тотальный мировой пиздец не нагрянул.       А ещё спустя время сделает им с Кенши громоздкие стальные кольца с хреново спаянными концами. «Но ничего, всё у нас наладится», — чует чуть подуспокоившийся Кейдж.

***

      «Смоуку», как нарёк паренька Кейдж за дымку волос, нравилось слушать истории разношёрстной супружеской пары. Всё равно делать было нечего. Разве что лясы точить.       Как выясняется, Джонни с возрастом помудрел, если верить словам Кенши, монотонно рассказывающего о том, что им пришлось пережить в самом начале зомби-нашествия. А Кейдж что? Иногда перебивал своего мужа, если словами в его сторону была не хвальба. Вот вам и «помудрел». В итоге вели долгий сказ вдвоём — причём, каждый со своей колокольни: один делал упор на крутость их боёвки; второй любил конкретику в событиях, датах, («подстёбах в сторону Джонни» — зачёркнуто). И Томаш увлечённо кивал каждому их слову, параллельно думая, а в порядке ли его семья.       Какой бы интересной новая компания ни была, Томаш нещадно хотел домой, поэтому, вздохнув, он высказал своё желание семье Кейдж-Такахаши. Удивило — Кейдж поклялся во что бы то ни стало помочь. Добрый жест с его стороны!       Метель на следующий день утихла. Врбада вызвался расчищать с Джонни снег на пару, чтобы выехать было легче. Вездеход должен, в теории, восстать из мёртвых, так как оптимист Кейдж так быстро никогда не сдаётся. А Кенши пусть и дальше ворчит, как старпёр, что ничего у него не выйдет, бла-бла-бла, вездеходу кранты-ы…       И касательно Кенши.       Уж не знает в чём дело он сам, но его болезненное состояние ухудшалось день за днём. Становилось банально боязно за него, пусть и такого стойкого, — одна тень от мужчины и оставалась; худые щёки Кенши впадали всё заметнее, делая лицо словно резко высеченным из тёплого дерева; тело сражала неясная лихорадка. Джонни изо всех сил старался не показывать беспокойства Томашу, да выходило погано. Часто из его рта можно было услышать в сторону болеющего «Ты только живи, слышь… Ты чего теперь расклеиваешься, я не понял?..», «Только попробуй загнись от болячки. Это, типа, мегатупо» и угрюмое «Я еду за врачами».       Кенши каждый раз мотал головой, дескать, куда ты там поедешь. На чём? Томаша-то вернуть на Родину обратно не могут.       Последней же каплей стал момент, когда Кенши просто взял и рухнул на пол. Сначала огромная кружка выскользнула из вялых рук, при ударе о пол разбившись вдребезги. Затем подкосились его ноги — он будто бы потерял контроль над своими же суставами, перестав дёргать за ниточки. А в конце он просто… медленно прикрыл веки и отключился без какого-либо предупреждения.       На обморок похоже не было. Джонни даже подумал, что Кенши это так неудачно прикалывается. «Спишь на полу? Ну-ну, — усмехнулся он тихо, тыкая в тело ногой. А потом: — Эй… Да как-то это вообще не смешно, честно говоря…».       Но обратного ответа не следовало. У Кейджа в клетке из ребёр сердце бешено заколотилось в тревоге.       Томаш сам не знал, куда они с Джонни теперь направлялись. Дороги были заметены, но пурга, благо, словно знала, что у них приключится беда, и встретил потому их компанию штиль. Да только штилем — ахтунг! — На душе у Джонни не пахло.       А Кенши так и свисал с рук Джонни безвольной куклой, невероятно холодной, хоть и укутанной в два слоя: пальто да шубу, что его так раздражала на муже. И Джонни продолжал отчаянно волочь ноги по глубокому снегу, потому что слишком боялся потерять Кенши.       Сколько они таким макаром протопали? Час? Полтора? Иногда им на пути встречались полудохлые твари с разинутыми пастями, но Кейдж совсем их не боялся — знал Томаш. Осторожно передав Кенши, как самое дорогое сокровище, ему в руки, сам мужчина предупреждающе снял со спины дробовик и, выдыхая клубы пара, сосредоточенно прицелился в первую мелькнувшую рычащую голову.       Первый зомби. Первый убитый зомби.       С верхушек снежных елей резко сорвались крикливые вороны, шугнувшиеся от громкого звука выстрела. Кейдж был не в духе, но стрелком он был превосходным — что десять лет назад, что сейчас. Томаш восхитился навыком Джонни вслух, чтобы хоть как-то подбодрить, но в ответ — молчаливый упрёк.       — Он ещё жив, но пульс слабый, мистер Кейдж, — моментально отчитался Врбада.       — Главное, — лишь выдохнул Джонни.       — Скажите, а что будет, если…       — Не будет никакого «если», парень, — отрезал Джонни уже сердито, жестом скомандовав вернуть ему полуживого Кенши обратно. — Видишь, зомби бродят? Значит, люди поблизости, а их в таких далях обычно не бывает.       — И это значит, что у них должна быть машина… — Томаш поставил логическую точку в разговоре, и собеседник ускорил свой и без того широкий шаг.       Если дело касалось Кенши, Джонни действительно становился ответственнее. Собраннее. Старался быть хладнокровнее, чтобы волю эмоциям не давать, но честные глаза Кейджа сами выдавали.       Томаш уже сам молился всем богам мира, мол, хоть бы Кенши оказался крайне хреновым актёром погорелого, а не таким задушевным человеком при смерти. «Хоть бы всё обошлось. Хоть бы всё…» — в умоляющем жесте, между ладонями зажав трёпанный жизнью кинжал.       Знаете, один раз Врбада да вывел Кейджа из траурного духа. Нечаянно. Заколол нескольких особенно шустро выскочивших из-за толстых стволов деревьев зомби, следуя за инстинктами. Убил их буквально в мгновение ока — так, что Джонни, некогда хмуро несущий на горбу Кенши, беззвучно открыл свой рот и тут же захлопнул его, покачав головой. Похвалил бы, если б так сильно ситуация сердце не жрала.       — Мистер Кейдж, машина! — ткнул указательным пальцем вперёд донельзя довольный Томаш.       — Я знал!.. Я знал, что удача будет на нашей стороне, мать вашу!       Теперь их общий шаг ускорился втрое, если не больше. Похрустев по снегу с десяток метров, Джонни охота было взреветь медведем с радости: за рулём сидела неадекватно реагирующая на звуки блондинка, вяло хлопающая глазами. На глазах полопались капилляры, с подбородка ручьём течёт слюна.       Очевидно — либо употребляет, либо покусанная. А учитывая сегодняшнюю сосредоточенность зомби в их краях, скорее всего второе.       — Должна на свет и на звук остро реагировать, пока она это… совсем не «ку-ку», — тонко намекнул Томашу Джонни, и через секунду Томаш, уже отсвечивая бликом солнца с лезвия кинжала, ослеплял дамочку. — А вот и первый признак!.. — с этими словами Кейдж открыл дверь чужого автомобиля.       Ввалился внутрь, спихнул с переднего сидения недозомби и расположил на задних сидениях Кенши, кратко поцеловав в лоб.       — Мистер Кейдж, я буду оповещать Вас о его самочувствии. Так что, — Томаш указал назад, — пойду на те сидения.       — Валяй, Дымчатый. Смотри, если вдруг помрёт, не проеби момент. Сразу сверну в реку.       — Ха-ха… шутка?..       Джонни угрюмо промолчал, заводя кряхтящую, толком не прогретую легковушку. А с Врбады-то третье ведро пота от волнения сходило.       — Ш-шутка ведь?.. — с опаской в голосе вновь спросил парень.       — Хоть бы не сдох, а, — устало потёр переносицу Джонни, позже раздражённо дав рукой по рулю.       Томаш прикусил язык.       — Ч-чёрт!.. — ругнулся Кейдж на взводе.       Так и поехали.

***

      С лесного инцидента прошло примерно две недели. Томаш благополучно добрался до дома, как только убедился, что мистер Такахаши не умирает на обочине — Кейдж обменял все талоны, что имел, на должную помощь его супругу. Как же им чертовски свезло в очередной раз — медбункер стоял, как нараспашку, чуть ли не при въезде в город. Хочешь — лети лечись. Что было дальше, к сожалению, Врбада уже не знал. Кончилось всё тем, что Кейдж поблагодарил парня крепким рукопожатием, с привычным подколом попросил больше не валяться на краю города без сознания и пожелал большой удачи в жизни. На большего не хватало. Томаш искренне пожелал мужчине того же.       Угораздило же Томаша так… Повезло ещё, что зомби не сожрали такую аппетитную мишень. Лежит себе без движения две минуты подряд, свежатиной благоухает. Кейдж — простая душа — нашёл пацана и привёз домой, сделав ставку на то, что тот не зомби. Кенши же ставил на обратное, всегда держа катану при себе. Но против гостя японский мастер меча и запугивания кассиров ничего не имел, и, пожалуй, Томаш век их семью помнить будет. И, ах, точняк! Надо бы уже начать копить талоны на патроны, чтобы отблагодарить их за то, что выходили в мороз.       И каково же было удивление Врбады, когда почтальон принёс ему письмо. Е-м-у, на минуточку! Не двум старшим братьям, а Томашу Врбаде, чёрным по белому буквально, в официальном шрифте «Times New Roman»! Что за диссертацию ему прислали на почту? Впрочем, гадать было нечего, от кого именно пришло письмо средь бела дня, потому оставался лишь один насущный вопрос: «Как долго Кейдж наводил справки, где конкретно я живу?».       А письмо, от которого чётко веяло хвоей — и… примесью благовоний?.. — Гласило:       «Здравствуй, Дымчатый. Как ты?       Ты знал, что инфекция, занесённая этими тварями в глаз хрен знает сколько лет назад, имеет свойство распространяться, но пиздец как долго? Так вот. Теперь знаешь.       Береги себя.       С извечной крутизной,       Джонни Кейдж».       Томаш замотал головой в разные стороны и даже отрезвляюще хлопнул себя по щеке, потому что не особо понимал, что в конце концов произошло у Джонни с Кенши. Интонация у мистера Кейджа была в письме, вроде как, нормальной. Необходимо переспросить, чтобы убедиться наверняка, что тот оправился. Да. Точно. Подумав немного, он написал:       «Здравствуйте, мистер Кейдж. Я поживаю стабильно. Благодарю Вас.       Извините за бестактность, но как дела у Вашего мужа?       Простите ещё раз.       С бесконечным уважением к Вам,       Томаш Смоук Врбада».       А следующего письма от Джонни Томаш ждал уже относительно недолго. И именно оно расставило все точки над «i», заставив парня просто-напросто застыть с бумагой в руках. Сжатое письмо гласило:       «Здравствуй, Смоук.       Я разобрал мотоцикл Кенши:)       Пожалуйста, береги себя.       Джонатан Карлтон».