***
— Вам с пятого столика, — ставит на стол добрую бутылку бордосского вина официант, вежливо улыбаясь. Глаза Кенши непонимающе забегали по витиеватой надписи «Produite de France» на этикетке. По высокой благородно-багровой бутылке в целом, по «Bordeux» крупным шрифтом, гадая, кто, как и за какие заслуги. И завершила свой марафон пара карих на «1992». Неплохая дата выпуска, знаете ли, — не то чтобы винтаж, но достаточно, чтобы отнести к категории добротных вин, а особенно — если прилетело буквально из ниоткуда. Но Кенши всегда был человеком совестливым, поэтому он ровно произносит: — Это какая-то ошибка, сэр, — мужчина искоса поглядывает на своего собеседника за столом. — Будьте добры, заберите вино обратно. — Мистер с пятого столика уверяет, что это Вам, — настаивает официант. — Нет. Пожалуйста, отнесите вино какой-нибудь даме. Официант неловко озирается по сторонам, но пристальный взгляд Джонни на нём так и твердит ему: «Гни свою линию, гарсон». — Дам здесь нет, — он придвигает бутылку чуть ближе к Кенши. — Господин с пятого столика действительно настаивает, что это Вам, сэр. — Ещё и мне? — брови Кенши вопросительно встают дугой. — Да. После отзвучавшего «да» к столику Такахаши и его компаньона подходит уже другой официант и, скромно улыбаясь, мягко произносит: — Ваш десерт «тирамису», сэр. — Но мы не заказывали. — Вам с пятого столика, — наклоняется ниже к Кенши официант. — Прошу прощения, мужчина оттуда просил передать, что «десерт так же сладок, как Вы. А коньяк в тирамису пьянит его, Вашего, цитирую, слугу, подобно Вам». — Абсурд, — хмурит брови Такахаши, закидывая ногу на ногу. — Отправляйте обратно, ничего не знаю. Скажите, пожалуйста, что я слишком скромен, чтобы принять такое. Джонни гневно показывает жухлому официантишке кулак, когда тот стреляет глазами в сторону его столика. — Ох… Полагаю, сэр прямо настаивает, — работник давит из себя улыбку, надеясь, что гость перестанет ломаться и примет сучий (маты, маты) десерт. — И снова это «настаивает»… — Не хочу лезть не в своё дело, но таким образом он… оказывает Вам знак внимания, сэр. Некогда замолкнувший собеседник Кенши ожидающе оттарабанил пальцами по столу — терпение не резиновое. — Хорошо. Спасибо. Передайте ему мои слова благодарности, — наконец произносит Кенши. — Но не искренние. — Блядь, этот жук хоть в курсе, что этого вина нет на винной карте кафешки? — Джонни, нервно дрыгая ногой, отпивает из бокала колу. — Какое счастье, что владелец по старой дружбе откопал мне эту херню 1992-го года в своих алкозапасах. — Бро, он удвоил тебе цену. — Да завались, Кун Лао, сам знаю. — А чё ты так раздражаешься? — усмехнулся тот. — Боишься, что подкат не прокатит? — Пф-ф. Просто кое-кто за третьим столиком оказался гетеросексуалом. — Тогда пей шот, Кейдж. И будь счастлив. — Шот! Шот! Шот! — дружно принялись скандировать Рейден с Томашом, стуча ногами по полу. — Три шота без закуси, — для кучи докидывает Кун Лао. — Да пошли вы все! В смысле?! — Бог пикапа всё ещё с нами в одной комнате? — дразнит друга Рейден. — Заебали, бля, ха-ха-ха! — Вам с пятого сто… — Уносите, — Кенши предупреждающе похоронил чайную ложку в десерте. — Но… — И передайте пятому, что я наелся. Вино супер, тирамису тоже. Благодарю, — последнее слово буквально цедит сквозь зубы, как через ситечко. — Бокал шампанского… — глупо хлопая глазами, официант поставил на столик Кенши бокал на высокой ножке. — Гость уверяет, что это последний от него комплимент. — Ну слава тебе, Господи. — И просит передать, что… — О-о, нет!.. — …У Вас очаровательная улыбка. — Да я даже не улыбаюсь! — вскипел Кенши. — Так и передайте этому придурку! — Мужчина за третьим столиком передаёт, что Вы придурок, — розовеет работник юных лет, прячась за круглым подносом. — Джим, скажи честно, ты охренел? — Но он правда так передал, мистер Кейдж! — Я, голливудская звезда, являюсь постоянным гостем в вашей забегаловке. И я могу оставить тебе таких чаевых, что ты сможешь купить себе эту кафешку вместе с нынешним её хозяином. Сечёшь, к чему я, малыш Джимми? — Ну… Сэр, гость правда чувствует себя неуютно от Ваших ухаживаний. — А меня, что ли, волнует? — крупным глотком приканчивает стакан с колой Джонни. — Он хотя бы отреагировал на комплимент? — Он был не особо рад… — Да сука. — Что, Кейдж, поражение? — играет бровями Кун Лао. — Джим, будь любезен, а принеси-ка нам соли для текилы! — Да куда соли-то?! В уговор не входило, чтобы этот бука отвечал на мой пар-ши-вый, по слогам да тебе же в уши, флирт! — Хм-м-м. Мы спорили, чтобы ты был настырен в своих подкатах, но что-то не вижу в твоих бутылке бордо, тирамису и комплименте об улыбке ничего, что бы выдавало твой серьёзный настрой. Чё за детсад, Кейдж? — Кун Лао. — Да? — Иди в жопу. — Пей свои три шота давай, а не выделывайся. Джонни скорчил гримасу, полную негодования, но проигрышные шоты опрокидывать не спешил. Да где это видано, чтобы такой мужчина как он проёбывал спор на флирт? Этот злояпонский Бастион падёт во что бы то ни стало, ясно всем, бля?! И он решает идти в атаку. В ход идёт тяжёлая артиллерия под кодовым именем «NAZLO». — Эм, я дико извиняюсь, — улыбается, как заправский Кен, Кейдж, опёршись ладонью о третий столик. — Кажется, моя очевидная симпатия по отношению к Вам не произвела на Вас особого впечатления, не так ли? Такахаши сдержанно тянет лыбу, лишь краем глаза взглянув на говорящего. Ага, старается не обращать внимания на идиота… Всё с ним понятно. «Идиот», который на деле довольно-таки сообразительный идиот, про себя отмечает, что они с деловитого вида мужчиной, сидящим напротив, обсуждали некогда повидавший тот свет японский музыкальный состав. Ох, должно быть, большая трагедия для их страны. По крайней мере, теперь стала ясна этническая принадлежность этого статного красавца в тёмно-бордовом пальто — уже плюс, знаете ли! Но Кейдж пришёл сюда не юных солисток в гофрированных юбочках обсуждать. А позориться — Кун Лао на радость. — «Занятно, ты любишь самурайские мечи, я люблю кино», — говорит Джонни, когда реплики двух японских мужчин иссякают на минорной ноте на забугорном «Акияма-сан была молода для такой жестокой смерти, но такова жизнь, друг мой». И нет, это во-об-ще не смущает наглого актёра без совести. Кенши медленно поворачивает голову на того, кто мешает ему уже битые полчаса. Его губы смыкаются, а угольные густые брови ой как строго-строго хмурятся. И Джонни улыбается чужому недовольному лицу ещё шире. — «Глупой белой девочке нравится играть самурайскими мечами», — неожиданно подсекает чужой улов Кенши — гордо; его губы уже не плотно сомкнуты — слегка приоткрыты в кривой ухмылке. Он понял. — «Может я не умею драться, как самурай, но хотя бы умру по-самурайски», — заканчивает реплику Кейдж и — внезапно для самого себя — удивлённо вздыхает. То же самое делает и Такахаши, застыв отчего-то удивлёнными глазами на чужой крупной фигуре. «Этот японский чёрт мало того, что понял отсылку на «Убить Билла» так быстро, так ещё и парировал… Ай да сукин сын, — думает Джонни, пока его голливудская улыбка медленно перерастает в волчий оскал. — А начитан ли он исключительно в расхайпленном «Убить Билла»?». Надо попробовать раскусить этот крепкий орешек без расправы. — Как Вы можете заметить, мистер Секси-фэйс, — решает пойти на риск Джонни, поставив на кон честь, — у меня раздут карман. Но не от леденцов. Кенши требуется некоторое время, прежде чем ответить на очередную отсылку не менее остроумно. Кажется, он воспринимает их с Джонни разговор как некую незамысловатую игру поперёк разговора. Некий куиз, в конце которого призом послужит сам ведущий. И чужая полу-увлечённость актёра радует. На его удочку, хоть и так тупо, но уже (!) попались, а это ужа-а-асно гладило по его раздутому, как карман, эго. — Что-то не вижу ничего квадратного в Вашем кармане, мистер Кейдж, — делает акцент на фамилии мужчины Такахаши. — Я далеко не Монро, но прекрасно вижу, что бриллиантами в коробочке от Вас не пахнет. Прекрасный полёт мыслей. Просто суперский ответ. Пять очков этому игроку от Джонатана Карлтона самолично! — А я, хоть и джентльмен, но не всегда предпочитаю блондинок, кстати, — говорит, лаская взглядом эти иссиня-чёрные волосы в идеальной укладке. — О-о-о, Вы не джентльмен, — закатывая глаза, по слогам смеётся Кенши. — А вот и нет, я умею быть учтивым компаньоном на вечер. Ваш щелчок, мой дорогой фанат, — и я весь нараспашку. У Вашей кровати, — и да, Джонни держит в голове уговор про то, что подкат должен быть кринжем полнейшим. Будь ты проклят, Перри-утконо… Кун Лао! — То, что я узнал Вас, не делает меня Вашим фанатом. Кто знает — быть может, я Ваш искренний хэйтер. — Искренне поражён Вашим знаниям фильмов! Фильмов без моего участия! — аплодирует собеседнику Джонни. — Хах. — А как Вас зовут, кстати говоря? Далее происходит то, чего не ожидал абсолютно никто: Кенши резко хватает Джонни за запястье. Слишком резко, чтобы тот хоть как-то среагировал. — Вам повезло, что мой приятель плохо говорит по-английски, — шепчет он ядовито, сдвигая чёрные брови к переносице. Стройные пальцы сжимают запястье Кейджа ещё жёстче. — Я бы Вас на месте прибил, будь мы в другой ситуации, недоумок. — Какой Вы интересный тип, мсье… Ха-ха-ха… — только сейчас прихеревшие глаза Джонни падают на эти. Эти, мать их, пальцы! — Чё-то там про погибшую японскую группу лясы точите… Как занятно выходит, а? Я люблю кино, вы любите мафиозничать. И как Джонни только не заметил этот грёбаный подвох. У столь интересного на вид мужчины, с которым он надумал на затуманенную туманом голову флиртовать, пальцы были плотно забиты татуировками — и причудливый синеватый узор шёл с пальцев вверх по сильным кистям, стоило рукавам пальто слегка приподняться; гримаса японского дракона пырила своими горящими глазами прямо на Кейджа с испещрённых шрамами рук. Рук, на которых непременно была чья-то кровь. «Ха… У этого подонка ещё и все пальцы на месте, — кивнул своим мыслям Джонни. — Верный гокудёнок, боссов мальчуган, слинял в Малибу?». — Откуда ты понял про погибшую группу?! — грубее сжал руку Джонни Кенши, шипя. — Так вы сами сказали, — пренахально ухмыляется тот. — Я изучал японский ради роли. Немного. Но такое дерьмо и A2 поймёт, глупый-глупый мальчик из якудза… От последних брошенных Кейджем слов Кенши как с цепи срывается и цепляется этими своими татуированными пальцами мужчине в горло. Бросок кобры в живом человеческом исполнении — браво. — Не играй с гангстерами, понял, Кейдж? Никогда, — язвит, зараза. Твёрдо и самоуверенно. — П-по-онял… — кряхтит Джонни в ответ, но со странно-хитрой задоринкой в глазах. — И я больше не член якудза. Усёк?! — Кенши встряхивает Джонни, держа уже за ворот полурасстёгнутой рубашки. — Забудь дорогу к моему столику и больше никогда, слышишь, никогда не нарывайся на проблемы! — Бог ты мой! Кейджа бьют! — вскакивает перепуганный Рейден, уже давно переживавший за судьбу своего друга. Удумал паршиво катить яйца к гокудо! Бессмертный кретин! — Не, — спокойно сажает на место Рейдена Кун Лао, — это же Джонни. Наш друг Джонни. — И что с того?!.. — А то. Гляди, — Кун Лао флегматично поворачивает своего товарища за подбородок к третьему столику. — Всё будет чики-пуки у нашей звёздочки. — Ёб твою мамашу! — внезапно орёт Джонни, смотря куда-то назад. — А это чё за нахер?! Дружки, что ли, ваши?! — Что? — уводит взгляд в сторону Кенши. — 嘘! — голосует его приятель за столиком, сорвавшись с места. — Cage-Lie! Lie! No! Джонни хватает лишь секунды, чтобы обезвредить едва не смешавшего его с дерьмом зазнавшегося японского мафию. Ловко заломав мужчине руки за спину, он всем весом налегает на Кенши, прижимает его к столу до чужого сдержанного воя сквозь зубы и кидает острый взгляд на его преступного дружка. — Чё, завидуешь, браток? Хочешь так же? — он небрежно кивает в сторону своего родного столика. — Моя китайско-чешская бригада может тебе устроить то же самое. Под Джонни Кейджем, да, хочет оказаться каждый, но, увы… — актёр давит на затылок приглянувшегося мужчины сильнее, — сейчас мне нужен только «он»… — Джонни, помощь?! — кричит Томаш, рвясь проявить себя в рукопашке. — А давай, — в зубы смеётся самодовольный Кейдж. — Томаш, Рейден, хуярьте не вдупляющего! А мы с Кун Лао пока-а… — Проклятье! Ты не знаешь, кому переходишь дорогу, урод! — всё пытается вырваться из чужой хватки Кенши, но мышцы при малейшем его движении предательски тянет куда-то не туда. — А-а-аргх! Пусти, Кейдж, немедленно! — Люблю твой дерзкий японский акцент. Такой интригующий. Так и манит, зараза. — Что тебе от меня надо?! Смотришь на меня целый вечер, глаз не спускаешь!.. Я уже думал, ты дилер! — трепыхается и трепыхается Кенши. — Ути-пу-у-ути. Имя, мистер гангстер. — Ни за что! — Так нечестно. Ты ж меня знаешь, — псевдожалобно выпячивает нижнюю губу Джонни. — Ну я и не звезда мирового масштаба! — он какое-то время молчит, восстанавливая сбившееся дыхание. Чуть успокаивается и низко проговаривает: — Кенши. Кенши Такахаши. — Бонд. Джеймс Бонд, — лишь произносит Джонни, внутренне ликуя. Кенши делает какое-то резкое движение ногой. Пытается подсечь чужую ногу? Ха, как бы не так! Он ударяет по ножке стола, и та косится от его точного и сильного тычка ногой. Стол на их глазах начинает медленно падать набок; тарелки и бокалы катятся вниз, разбиваясь в конце вдребезги. На звук прибегает владелец кафетерия. — Что за сырбор?! Кейдж, опять ты?! — Та я ж не буяню! — поднимает руки вверх Джонни, и Кенши пользуется этой возможностью. …И ставит зеваке с самооценкой выше Эвереста смачный фингал под глазом. Владелец ретируется с глаз долой, давая ход назад, как в обратной съёмке. — Ауч! Ауч-ауч-ауч! — держится ладонью за подбитый глаз Джонни. — Какого хрена?! — Чего тебе от меня надо?! Я спрашиваю в последний раз! Кенши стоит в боевой стойке, защищая голову, но стоит как-то не по-боксёрски. Подбородок открыт, ни хрена не защищено — Кейдж и одним глазом видит все манящие для грамотного нокаута точки. — Я ухаживаю за тобой, параноик хренов, — говорит Кейдж. Не выдерживает и взрывается от смеха. Кенши глупо сверлит взглядом в имбециле напротив дырку. — Я тебе не кисейная барышня, — вскоре выдаёт он, медленно опуская руки в блоке. — И славно. Люблю мужчин с перчинкой. — Д-да пошёл ты… — Всего одно свидание, — уже показушно разминает суставы Джонни. — Ну умоляю, красавчик. Хочешь, я тебя на спорткаре покатаю? Коллекционные мечи всякие покажу? — Я тебе что, ребёнок?! — Кенши тупо впал в шок. — Должно быть, ты сейчас на мели. Угадал? — Кейдж… Какого… — тут он резко распахивает глаза, вытянувшись, как по струнке. — Моего приятеля там твои дружки уже случаем не убили по тупости?! О-о, Kami-Sama… — Э-э-э… — тянет Кейдж. — У-упс. Не знаю! — Что?! Они же… Твои друзья явно не в себе, верно?! — А чего ты боишься? Ты из якудза, он из якудза. Или вас там только мечом махать учат? Удар хотя держишь вроде неплохой. — Сато-сан никогда не был яку… Кейдж! Боже! — взвыл Такахаши. — …Ошибочка вышла, соррямба. Бля. Надеюсь, Томаш там ему не вырезал аппендицит или типа того. — Гангстеры… — ругается Кенши. — Уговор: я останавливаю хирургическое вмешательство в твоего бедолажку, а ты-ы… — держит пустую интригу, лыбясь, — принимаешь все мои ухаживания до единого. — Позорище, — лишь вздыхает Кенши. — Я? Я знаю. — Да не ты… Я. — А у нас много общего! Такахаши еле сдерживает себя, чтобы не впечататься лбом в стену. Думать нечего. Придётся отвечать Джонни честно: — Ухаживай. Покажи, на что ты способен, мажор, — говорит он, заглядывая собеседнику прямо в его извечно дерзящие глаза. О-о-о, и словами не описать, насколько же сладок был для Джонни этот вызов…***
С первого взгляда по нахальному Джонни и не сказать, но он действительно умел быть галантным ухажёром: острый хвойный парфюм под воротником; припаркованный за десять минут до твоего выхода заниженный синий спорткар у твоих ворот; стрижка в стиле олд-мани и лучшая голливудская улыбка, адресованная тебе и только тебе. «Это твой вечер, детка», — говорит он, и человек считай уже навсегда потерян. О-о, но только не Кенши Такахаши… Он слишком умел отказывать. А ещё Кенши пугало, что Джонни, действительно заботившийся о своей репутации, частенько забивал болт на заголовки статей, если дело касалось его досуга среди друзей. Гости тех или иных ресторанчиков сливали в сеть то, как он любил веселиться: то на спор Томашу лоб своими крепкими шалбанами пробивает, то флиртует с кем-то невпопад, то звонит рандомным коллегам по мотору и предлагает сняться в рекламе пены для бритья. На спор, конечно же. Но Кейдж столь великодушно приоткрыл завесу тайны для Такахаши — касательно его похуизма в одну сторону. Всё просто: выходки в барах и ресторанах расценивались фанатами как новый мем на месяц. Они любили, когда их задорный кумир творил всякую жесть в компании не менее именитых друзей. Твиттер, инстаграм, реддит, тикток — всё моментом взрывалось, а Кейдж поднимался на верхние строчки хайпа, стоило ему ввалиться с друзьями в очередное заведение. (Владельцы кафе всё равно его недолюбливали: шумный, влечёт папарацци и недобрый резкий хайп в само заведение). И Кенши осознал всю суть, когда обнаружил краткое видео на ютубе со своим участием на канале «KungLav_TheHatter». Канал с двумя миллионами подписчиков разрывался от хохота, когда выходило новое двухминутное видео. Комментарии всегда были свежими, а выходки Кейджа (и остальных) — нелепыми. Томаш с Рейденом редко попадали в объектив, потому что ничего особенного они в основном не делали. При выборе «правды» Кун Лао, закатывая глаза, не снимал играющего человека. И выходило потому, что только Джонни был в центре внимания. Его «я выбираю действие!» предвещало наплыв новых фанатов, орущих с импульсивности их кумира. «ГОЛЛИВУДСКОЙ ЗВЕЗДЕ НАДИРАЕТ ЗАД ГАНГСТЕР, НО ЗВЕЗДА ДАЁТ ЕМУ ЗВЕЗДЫ. ШОК-КОНТЕНТ!» — гласит название видео длиной в минуту и сорок пять секунд. — Я попросил Кун Лао заблюрить твой секси-фэйс, хулиган, — возникает из-за спины Кенши принаряженный Джонни. — Спасибо большое, теперь я снова мем у молодёжи. — Что хорошего в том, чтобы быть «мемом»? — смерив «ухажёра» взглядом, насмешливо вскидывает бровь Кенши. Да, Кейдж безусловно выглядит как всегда брутально, но сегодня — ещё и стильно. Вместо вчерашней фиолетовой рубашки мужчина носит лёгкую кремово-белую, полупрозрачную — в вертикальную полоску с короткими рукавами; крепкие бёдра обтягивают белые брюки, классика; ну а на крупном европейском носу — неизменные солнечные очки за $400. «Итальянский стиль», — так и просится с языка. Сегодня Кейдж в каком-то смысле олицетворяет «олд мани». — В полных кинотеатрах, в тиктоке, у которого ты есть тренд… — Джонни легкомысленно пожимает плечами, ответно оглядывая мужчину с ног до головы. — Выглядишь просто сногсшибательно, мужик!.. — Извини, проигнорирую комплимент. Кейдж, ты возомнил себя Райаном Гослингом? Что за вечная трендовая позиция в тиктоке? — О. Клёвая параллель, кстати, — и Джонни в задорном пришаге берёт Кенши под локоть. — Хоть над нами и угарает юное поколение, но, согласись, мы неиронично любимы ими! Вдобавок, иметь как зрелую, так и зумерскую аудиторию — вполне себе достижение. Что скажешь, бывалый гангстер? — Скажу, что мне нечего сказать, — вздыхает Кенши с особой тяжестью. — Нас же не снимает скрытая камера? — Не бои-и-ись. Хоть я и начал с пранка, уверяю тебя, что сейчас я действую исключительно из своих личных побуждений. — Вот ведь докопался. — Я запал на тебя, пупсик, и даже не отрицай того, что это взаимно! — Хах… В твоих мечтах, Кейдж, влажных и несбыточных. — Остри-остри, пока можешь, — Джонни по-джентльменски открывает Кенши дверь спорткара. — Прошу! — с торжеством. С огромной неохотой Кенши должен признать, что шиковать на настолько широкую ногу ему прежде в жизни не давалось. Он впервые видел, чтобы человек абсолютно не считал денег — голливудский актёр считал разве что минуты, проведённые вместе со столь желанным Кенши. И да, он не наврал, когда сказал, что умеет красиво ухаживать. Начнём с того, что поездка по ночному Малибу была далеко не из простых: скалистый, довольно узкий и растянутый городок, который до этого был скучен не так давно прибывшему в Калифорнию Кенши, преобразился в довольно привлекательные пляжные улочки, в истинно курортных видов спокойный белый берег и знаменитые каньоны, о которых Кейдж буквально не затыкался, пока мягкий ветер обдувал их лица. Малибу в представлении Кенши прежде имел статус «пригорода Лос-Анджелеса для зажравшихся киноактёров» — он наслышан о том, сколько прегромких знаменитостей проживают в столь неудобном городе. «Неудобном», потому что оползни. Потому что выглядит, как песчаная река среди скал. Потому что постоянные пожары и пробки. — Скажи, а почему именно Малибу? — буднично спрашивает Кенши, задрав подбородок кверху. Над головами у Джонни с Кенши движется тёмно-синее полотно неба. Кенши впервые едет в машине с открытой крышей. Было забавно наблюдать за тем, как белые звёзды сливаются в сплошные линии от скорости их спорткара. — Ебало вниз, а то тошнить начнёт, — периферийным зрением смотрит на удивительно расслабленного Такахаши Кейдж и отвечает на заданный вопрос: — Полагаю, я просто повёлся на поводу у моих голливудских коллег и популярных предшественников. Ну, знаешь, Леонардо Ди Каприо, Майли Сайрус, Дженнифер Эннистон, Пэрис Хилтон — все они жили или живут в «сказочном», — здесь он, на время оторвав руки от руля, делает кавычки, — Малибу. — Тебе по стилю жизни скорее Вегас подходит, Кейдж, — усмехается Кенши. — Ну… Мой отец — знатная шишка, знал? Если б я жил где-нибудь не там, где живёт его любимая Бритни Спирс, он бы счёл меня за конкретного неудачника. — На самом деле самодовольный Джонатан Гастон Карлтон закомплексован? Хах. — Был, — исправляет Джонни, медленно поднимая одну руку вверх. Зачем-то. — Эй! Веди тачку адекватно! — Лови воздух, Кенши! Кенши поднимал руки слишком непонимающе-медленно, поэтому Джонни, ловко перехватив его пальцы, резко оторвал его ладонь от сидения. И их руки взмыли вверх вместе. К мчащему вдаль небу, к новым белым звёздам. Джонни внезапно расхохотался. Их пальцы были крепко переплетены; Кенши разгорячённо ворчал, что его машина вот-вот угодит в Тихий Океан. Но возмущался с подозрительно улыбающимися губами, жмуря глаза. — Джонни! Джонни, мы едем влево! — Спокуха, — показывает язык Такахаши Кейдж. — Во. Спокоен? — и ставит руки обратно на руль, замедляя скорость. — Ну-у? Как тебе фулл-спорткар-экспириенс, зануда? Кенши уже расслабленно смеётся. А это лучший ответ для Джонни. Когда машина останавливается у прибрежного домика, карие глаза внимательно осматриваются, подмечая чёткость плана предполагаемого ухажёра выжать из этого вечера максимум. Его остроносые лакированные туфли осторожно ступают на мягкий песок, а сам Кенши прикрывает веки, вдыхая морской воздух ноздрями. — Такой не городской запах… — на выдохе говорит он. — Я и не смел мечтать о таком в Токио. — Именно этим мне Малибу вскоре и полюбился, чувак… — Джонни долго глядит на то, как Кенши выглядит, когда его идеальную укладку перебирает и портит тёплый ветер; на его носки туфель, зарывающиеся под белый песок. — Я… какое-то время даже думал, что совершил ошибку, поселившись именно здесь. Ты был прав: в Вегасе мне было бы куда веселее. А тут у меня был тухляк полный. — Неужели именно безлюдные виды пляжа заставили тебя смириться? — Такахаши медленно открывает глаза и пускает смешок при виде сосредоточенной физиономии Джонни перед собой. Да, этому человеку серьёзность была явно не к лицу. — Ага. Именно поэтому ты и здесь, Кенши. Чистый берег и уютный на вид домик на двоих, не обделённый Кейджевским веянием. Интересно, и много сил у него ушло на эту развлекательную программу? — …Было сложновато просечь фишку с крутым пустым видком пляжа, когда я посещал исключительные людные места в прошлом, — завершает мысль Джонни, подавая Кенши ладонь. — Ну, хватит обо мне. Это только начало нашего свидания. Ты со мной? — Не ухаживай за мной, как за неопытной леди, — произносит тот, но всё равно принимает чужую руку. — И извини, а твои ненормальные друзья разве не скрашивали твои серые будни своим существованием? Или только пляж помог не свихнуться со скуки? — О-о, с ними-то мне стало гора-а-аздо веселее. Вот только появились эти дебилы у меня лишь после того, как я обрёл дзэн. — Ты? Дзэн? Не смеши. Прогулочный шаг и их ноги, размеренно оставляющие следы в мягком жемчужном песке. Джонни шёл с Кенши под руку, точно они были пожилой парой, проживающей последние деньки вдали от наседающего городского шума. Впереди у них был бескрайний горизонт, а позади — навороченный спорткар, на котором Такахаши давным-давно желал прокатиться, ибо «Ямаха» в неком смысле осточертела за годы езды. В ладонь Кенши легло нечто увесистое. Джонни держал свои пальцы на чужих, сузив свои светло-карие глаза в довольном прищуре. — Тебе, — произносит он шёпотом. Ах. Какие пафосные наручные часы с золотой отделкой. — С драконом на циферблате, — подмигивает Кейдж, уже застёгивая ремешок на худом запястье Такахаши. — К расставанию, — усмехается тот. — Не со мной. Кенши искренне не понимает, почему голливудский актёр вцепился мёртвой хваткой именно в него. Резоннее было бы провести ночь с моделью — там и хайп водится, и женская красота, и удовольствие, какого матёрый член якудза, бежавший в Штаты, дать явно не сможет — при всём желании и нежелании. Престиж, сексуальное удовлетворение и статусная женщина под боком — всё, что нужно Джонни Кейджу, не так ли? Или же Джонатан Карлтон являлся человеком другим? — О чём задумался, «Васаби»? — Кейдж самоуверенно расталкивает руки по карманам. — Только не прими часики — я тебе явлюсь в кошмарах. Усёк? — он в своём духе тычет пальцем в мужчину. — Слишком дорогой дар, — отнекивается Такахаши. — Пф-ф-ф. Это ещё что. Охереешь в край, когда увидишь, что я тебе и одежды прикупил. И вина! Покруче, чем в тот раз! — Ты невыносим. — Ха-ха-ха-ха! — Я горазд позаботиться о себе и не люблю, когда… Надеюсь, ты понял, к чему я, Кейдж. — Что-то, связанное с самурайской честью? — улыбается Джонни. — С человеческой. Гордостью, — смотрит на своё очасованное запястье Кенши и неволей прикрывает веки. — Это первый и последний раз, когда я принимаю от тебя столь дорогой подарок, ладно? — Между прочим, ты сам дал добро на, внимание, ухаживания. За язык тебя никто не тянул, — теперь Джонни настырно лезет к Кенши в целях вновь взять под руку. — Не выёбывайся, камон. Мне ж только в кайф! Пошли. Я покажу тебе хату. — Если тобой сейчас движет спор с тем шляпным юмористом, Джонни… — Я ж сказал: «Личные побуждения», — глядит серьёзными глазами в упор. — А теперь… Гоу-гоу-гоу! Сказать, что эта ночь была незабываемой для них обоих — ничего не сказать. Кенши-таки пришлось принять очередной подарок от Джонни, потому что в кофейного цвета крафт-бумагу была бережно упакована комфортная для долгого времяпрепровождения одежда. Бывший член якудза не имел привычки красоваться перед зеркалом в новом шмотье, но зато им вслух, искренне, любовался Джонни. Аплодируя, он зычно комментировал новый появляющийся на полуголом мужчине предмет одежды. На рубашке, оказавшейся слегка великоватой, — а-ай! Не угадал чутка с размером, сука! — Кейдж похабно присвистнул, пропихнув в рот пальцы. На бумажного материала штанах — захлопал в ладони так, словно Кенши давал перформанс. А на сандалиях шутливый американец так вообще сделал вид, что падает в обморок, схватившись за сердце. Кенши бросил в Джонни свой старый пиджак, хрипло рассмеявшись. — Де-фи-ле! Де-фи-ле! — потребовал Джонни. — Мальчик модного дома «Кейдж», пройдись своей лучший походкой, мой ж ты алмаз Малибу!.. — Ты меня смущаешь, что за херня?! — по-домашнему лохматый от приключений Кенши готовился отправить в наглую рожу ещё и свои брюки. — Я тебе их не верну-у-у! — и вовсе свалился с дивана мужчина, когда бросок Кенши оказался чересчур жестоким. — Идиот… Но по настырной «просьбе» Кейджа (угрожал, как в последний раз в жизни) Такахаши пришлось импровизационно продефилировать, неумело вышагивая по прямой линии деревянного пола. И это было просто жесть как нелепо — Джонни хохотал до слёз, увидев максимально сосредоточенного Кенши с одной рукой на поясе и выставленной в сторону изящной ногой. Круть-верть, остановка. Ох уж эти призывно виляющие бёдра напротив… — Бля, мой хуй не знает, как реагировать, — закрыл себе глаза Джонни в попытках успокоиться. — Скажи спасибо, что я уже не хромаю. А то всякое бывало. — О Господи… — Кейдж еле проглотил второй волной нарастающий смех в горле. — Попробуй идти, да, по прямой линии, но ноги ставь крест-накрест. — Я тебе что, Наоми? — Ну нихера ж себе ты шаришь в шоубизе! — У меня просто широкий кругозор, — не выдерживает и сам смеётся Кенши. — У тебя одежда не менее смешная, знаешь ли. Что за… э-э. — А что не так? «Луни Тюнз»! — Да понял я… — Хочешь, тоже продефилирую? — медленно привстаёт с дивана Джонни, хлопнув себя по коленям. — Папочка ща покажет, как надо! — О-о, боюсь ослепнуть и лишиться потенции, — в шутку закатывает глаза Кенши. Дефиле Джонни, должен признать едва не ослепший от такого прикола самурай, было скорее юморным, нежели в целях доказать «как надо». То, как актёр за каким-то хером нагибался прямо перед носом у Такахаши, как кидал томные взгляды на развороте и как в конце благодарил мать за то, что родила такого Джонатана Дженнер — это было просто убийственно. Кенши бы закидал эту недомодель помидорами, будь они под рукой, но он решил просто прокричать «Бу-у-у!» с большим пальцем вниз. А ведь Кейдж умел устраивать настоящие показы мод! — Банально искренне не желал этого делать, ставя в приоритет рассмешить бывшего гангстера, такого из себя сурового мужичка, а потом уже и показать себя с лучших ракурсов. Именно. По-ка-зать. Джонни, вальяжно раздвинув ноги, присаживается к Кенши на колени. Его пятерня плавно ложится на тёмный затылок мужчины; в сощуренных глазах горит хищный блеск. Вызывает полный противоречивых эмоций вздох. — Я хочу тебя, Кенши, — горячо шепчет он в шею. И властно хватает своего мужчину за загривок, оттягивая назад. Кенши, резко заглотнув ртом воздух, начинает дышать рвано, с перекатами — лучший звук за последние годы Джонни. Щетинистая щека того как будто бы преданно трётся о вторую ладонь Кейджа, а тонкие губы бездумно целуют мужское запястье, пахнущее дорогим одеколоном. Хватка на затылке ослабилась; Джонни со своим дразнящим «Хороший мальчик…» кратко поцеловал Кенши, задержав свои зубы на чужой нижней губе. Сомкнув. Слегка оттягивая её, заставляя нижний жемчужный ряд зубов Такахаши оголиться. Кенши остервенело хватает Джонни за челюсть, пальцами сводя его щёки вместе. «Больно», — думает тот и начинает медленно двигаться на обожаемом мужчине бёдрами, заглаживая вину. Кенши в то же время был сам не свой — вновь выцеловывавшийся мокрый ряд вверх по чужой руке привёл к тому, что он в конце просто водил по разгорячённой коже носом, глядя блестящими карими глазами исподлобья. До костей пробирающее зрелище. Нещадно хотелось наброситься на такого Кенши с двойной страстью, чтобы еле ноги волок, чтобы вспоминал сладостную порку неделями, месяцами… годами. И собственник Джонни не может перестать ухмыляться мысли поскорее взять его. Вот уж действительно — его личный, самый драгоценный алмаз Малибу. «Когда Джонни улыбается, у него привлекательно морщатся лоб и виски», — про себя отмечает Такахаши, уперев руки в чужой изгиб талии, тяжело дыша. Такое крепкое тело. Он ведёт ладонью по широкой спине Кейджа, оглаживает сведённые вместе лопатки и перемещает её на грудь. Та вздымается — широкая и раскачанная, — открывая больший взор виднеющуюся под глупой футболкой ложбинку меж грудей. Да. Джонни переместил вперёд и вторую ладонь Кенши. Вот так. Ощущать на себе тяжёлый вес Кейджа — слишком сексуально. Томное трение Кейджем своими сильными бёдрами о тонкие штаны давало свои плоды — Такахаши хотелось уже поскорее схватиться за выбившуюся из укладки тёмно-русую прядь волос пальцами, заставив американского харизмата задрать подбородок кверху, встряхнуть как следует и… …Кенши впился в чужие губы с многолетней жадностью, потому что терпеть это издевательство было уже невозможно. Истосковался по близости. И очень сильно желал этого красавца с подиума. Джонни простонал в поцелуй маты. Его руки в нетерпении пытались сдёрнуть с Кенши штаны к чёртовой бабушке. И да, как и ожидалось, работал ртом Кейдж просто охрененно. Он знал, угадывал по реакции, когда именно член необходимо было взять в рот полностью, а когда — слегка провести языком по уретре, дразняще. «Слегка» — оно порой даже более возбуждающее, чем «с напором». У Джонни однако с непривычки всё равно скудные слёзы на глазах проступили, когда головка скользнула слишком глубоко в глотку. Кенши это видел, потому лишь слегка подмахивал бёдрами, помогая поймать естественный ритм. Намекая не торопиться, даже если у того была такая возможность. Татуированные пальцы осторожно наматывали сбившиеся волосы Джонни и натягивали, если тот переусердствовал. Иногда губы обхватывали член слишком плотно — становилось неприятно. А когда он взял и вынул изо рта твёрдый, ожидающий разрядки член и принялся дразнить, проталкивая в сочащуюся багровую головку свой шаловливый язык, по телу Кенши разрядами пробежал ток. Он сдавленно ругнулся на японском, и Джонни, отодвинув крайнюю плоть кончиками пальцев, вновь пытающе-медленно лизнул уретру. — У тебя не обрезан, — прекращает игру Кейдж комментарием. — Должно быть, ты «там» невероятно чувствителен… — на что Кенши несдержанно стонет, желая просто трахнуть невыносимого актёра по самые гланды за такие выкрутасы. — Давай уже покончим с этим! Тогда Джонни принимается вести губами по стоящему члену Кенши сверху вниз. Правой рукой он остервенело себе мастурбирует, временами слишком горячо выдыхая в чувствительный орган мужчины. Кулак двигается вверх-вниз до самого основания; пошлые звуки влажного скольжения по коже ещё сильнее возбуждают обоих. Когда Джонни в действительности свыкается с чужим размером, Кенши двигает бёдрами куда безжалостнее. Голос Кейджа то и дело теряется в звуках, слюни бесконтрольно текут вниз по подбородку, дрожащие руки держатся за узкие бёдра Кенши, изредка похлопывая, если начинал задыхаться. Кончил же Кенши со сдавленным рыком, предпочитав спустить на чужие натёртые блестящие губы. Джонни пришлось дать ещё минуту для получения разрядки, и не было зрелища более приятного, чем то, в каком виде предстал сам Джонни Кейдж собственной персоной — обконченный и яростно надрачивающий себе с зажмуренными глазами на воспоминания крупного члена у себя глубоко в горле. — И-извращенец… хуев… — вскоре тяжело проговаривает Джонни, в предсмертном состоянии слизывая языком сперму с уголков губ. — Ты мне? — Кенши ласково проходится ладонью по щеке мужчины, смотрит на затраханный вид актёра и качает головой. — Взгляни на себя в зеркало, потом обзывайся. — Похвальный размерчик для японца. — И у тебя ничего, — ухмыляется тот. Татуированные руки вновь с неприкрытым восхищением проходятся по натренированным бёдрам Джонни. — В следующий раз, так и быть, я попробую… — искоса поглядывая на отходящего от оргазма Джонни, говорит Кенши, — сделать, кхм, минет. Тебе. Постараюсь… — Не откуси, дилетант! Кенши не может серьёзности Джонни от души не рассмеяться. Джонни и Кенши по итогу смеются вместе, поклявшись друг другу, что ни один сукин сын в мире не прознает о том, что произошло сегодня. И произойдёт, вероятно, ещё много, много раз.***
— Они точно трахались, отвечаю тебе. Они точно того-самого, — Кун Лао настойчиво пропихивает Рейдену свои десять евро. — Иначе какого чёрта этот чувак из якудза теперь в нашей команде?! Томаш по-детски радуется пополнению в их компании, атакуя Кенши ну просто рандомнейшими фактами с их посиделок. Спасибо, тоже вопросами интимного характера не докучает. — Ну что, новенький… — Рейден деловито кашляет в кулак, пока Кун Лао сбоку грезит о десяти халявных евро. — Правда, шот или действие? — А вы что обычно выбираете? — равнодушно спрашивает Кенши, стрельнув глазами в сторону Джонни. — Действие! — врут в унисон все четверо. Такахаши уже что-то подозревает. Подозревает. Но всё равно на свой страх и риск говорит: — Ну, действие так действие, что ж. Значит, ты выбрал смерть. — Знакомые с твоих этих японских гангстеров остались? — спрашивает Кун Лао рутинно, и Рейдена можно хоть сейчас вперёд ногами выносить из заведения нахрен. — Остались, — заторможено кивает с большим подозрением Кенши. — А что? — Выбирай любого типа из якудза, короче, звони ему и эмоционально ори в трубку, что ты гей. Лоб Кенши машинально покрывается испариной, а разрисованные пальцы сжимают колено Кейджа до побелевших костяшек. — Бля… — лишь реагирует Джонни кратко. Ему пизда.