don't make me bad, i'm addicted to you

Когда солнце зашло, горизонт города окрасился в цвета сумерек; небо было окрашено оттенками тёмно-фиолетового и индиго, а полотно мерцающих огней простиралось до самого края, когда здания стали загораться светом. Момент, когда Сеул начал превращаться в завораживающее зрелище огней, стал любимой частью дня Бан Чана, особенно в те месяцы, когда погода начинает холодать. Было что-то волшебное в осенних сумерках, которые заливали улицы города чарующим сиянием, превращая даже самые обыденные уголки в сцены живописной красоты. В те холодные вечера Чан мог часами гулять, завернувшись в свою любимую толстовку, по оживлённым улицам, глядя вверх на огромные здания и наблюдая, как в ранее тёмных жилых окнах начинает мерцать свет. Мало что вдохновляло его так сильно, как сидеть в уютном кафе или даже на простой скамейке в парке, наблюдая не только за посетителями и прохожими, но и за случайными окнами, представляя, какую жизнь может вести человек или люди внутри. Они устали после долгого рабочего дня? Были ли они рады вернуться домой к партнёру, возможно, соседу по комнате, чтобы поговорить о своём напряжённом дне? Или они боялись ожидающего их одиночества в пустой квартире? Сколько из этих людей считали свои жилища внутри этих красивых башен настоящим домом, а сколько просто чувствовали себя запертыми в причудливой клетке, желая оказаться где-нибудь в другом месте с кем-то ещё? Иногда он представлял себе счастливые судьбы неизвестных жителей. Иногда истории были настолько драматично печальными, что Чан чувствовал небольшой укол в груди, как будто они действительно произошли с ним. Каждый рассказ, каждая творческая мысль, способная вызвать в нём чувства, были полезны для его творчества. В самом сердце живописного Сеула небольшое аккуратное здание служило убежищем для творческого ума Чана. Тускло освещённая студия звукозаписи, принадлежащая Чану, обычно всегда была полна энергии; слова неоднократно выливались здесь в действительность, придавая форму и ритм самым сокровенным мыслям его — или чьими-либо; в конце концов, он делил своё рабочее место с двумя лучшими друзьями. Не было ничего лучше, чем вызвать в воображении чувство, выразить его в словах и придать им форму в виде мелодии. Музыка всегда была любимым видом искусства Чана. И он был бесконечно благодарен за всё и всех, кто помог ему стать тем, кем он является сейчас — владельцем собственной студии, способным зарабатывать на жизнь своей величайшей страстью, разделяя это благословение с двумя людьми, которых он любил больше всего в своей жизни. Учитывая все обстоятельства, Бан Чан действительно любил свою работу. Очевидно, не всегда было солнечно и радужно, но дни, когда он чувствовал себя в тупике, когда ему хотелось сдаться и больше не думать о создании музыки с нуля, были очень редки. Очень жаль, что сегодняшний день оказался одним из таких. … Чан сидел перед множеством микшерных пультов и экранов компьютеров, его пальцы застыли над элементами управления. Музыка текла в воздухе: смесь битов и мелодий, которые обычно отражали его виденье и заставляли гордиться тем, что он создал. Сегодня вечером эта музыка не вызывала подобных чувств. Прошли часы с тех пор, как Чан приступил к работе этим утром, погружённый в создание трека, который всё время ускользал от его понимания. Брови были нахмурены, глаза устремлены на экраны, чувство разочарования мешало ему сосредоточиться. Трек, который он должен был придумать, оставался вне досягаемости, раздражающий шёпот, дразнивший его творческие способности. По мере того, как шли часы, усталость оседала в его костях, а чувство унылости завладело разумом. Чан откинулся на спинку стула, потёр виски и вздохнул. Некогда захватывающий процесс создания музыки внезапно превратился в битву против его собственных ожиданий, против вдохновения, которое он не мог найти. Во время состязания взглядов, происходящего между Чаном и экраном его компьютера, по студии раздался знакомый динь — текстовое уведомление на его телефоне. Он снова вздохнул, взял телефон и обнаружил в групповом чате сообщение от одного из своих ближайших друзей — Ли Минхо. Сообщение было напоминанием о небольшом ужине, который Минхо планировал устроить этим вечером, и сердце Чана замерло, когда он прочитал его. Блять, он совсем забыл об ужине Минхо. Парень обещал присутствовать и знал, что Минхо был очень взволнован этим — настолько взволнован, насколько Ли Минхо мог признаться. Минхо наконец-то представит своего парня их небольшой группе близких друзей. Было такое ощущение, будто после двух месяцев свиданий бойфренд окончательно прошёл какое-то испытание и получил привилегию наконец встретиться с детьми Минхо. Это забавное сравнение, учитывая, что младшие всегда дразнили Минхо за то, что он иногда ведёт себя как мать в их группе. (Очевидно, это автоматически сделало Чана отцом. К этому моменту он уже отказался от попыток понять логику Сынмина и Чонина; большую часть времени они милые и безобидные, поэтому теперь он просто принимает то, что они говорят, и соглашается.) С неохотой Чан решает закончить работу и сохраняет свой трек — честно говоря, это даже нельзя назвать так, учитывая, что он практически не добился никакого прогресса — перед тем, как выключить студийное оборудование. Он стонет, вставая, наконец-то растягивая спину и ноги после нескольких часов сидения, чувствуя напряжение в мышцах. Взглянув на часы, Чан тихо выругался вслух: время ускользнуло из его рук, а до ужина остался всего час. К счастью, его собственная квартира находилась недалеко от студии, и на этот раз движение на дороге решило быть свободным. Поэтому, заперев всё, он добрался домой менее чем за тридцать минут. Быстро приняв душ и переодевшись, Чан взял ключи, бумажник и телефон и вызвал такси. Он предполагал, что в меню пятничного ужина будет алкоголь, поэтому такси было самым безопасным вариантом. Когда Чан ехал вниз в лифте своего здания, он взглянул в зеркало и увидел своё отражение, что смотрит на него, и на лице явно были видны следы долгого дня творческой борьбы. Он провёл рукой по волосам, с его губ сорвался уставший выдох, поскольку ему хотелось иметь больше времени перед уходом, просто чтобы попытаться замаскировать тоналкой мешки под глазами. Несмотря на усталость, он знал, что ради Минхо ему нужно сделать радостное лицо. По крайней мере, Чан мог с уверенностью сказать, что он выглядел хорошо в своём полностью чёрном образе, который включал рубашку на пуговицах, узкие джинсы, а также длинное чёрное зимнее пальто и массивные ботинки. Находясь в такси, окружённый звуками и огнями оживлённого ночного города Чан пытался подбодрить себя, помня, что нет такого плохого настроения, которое еда Минхо или выпивка с его близкими друзьями не могли бы вылечить. Несмотря на то, что он на самом деле не был настроен на светскую или радушную беседу с совершенно незнакомым человеком, Бан Чан ничего не мог поделать, кроме как надеяться, что его настроение улучшится в течение вечера и он сможет должным образом принять бойфренда Минхо в их группу. Минхо это заслужил. … Можно с уверенностью сказать, что настроение Чана по ходу вечера не улучшилось. Он действительно старался в начале. Он пытался. Как только Чан постучал, дверь квартиры Минхо распахнулась, и появился Чанбин с заразительной улыбкой, как всегда. Конечно, Чанбин уже был там — он и Джисон покинули студию как минимум за час до того, как Чан осознал, что вообще-то должен был быть сегодня вечером где-то еще, кроме своей квартиры. — Бан Чан-щи! Так рад, что ты смог приехать, — широким жестом он протянул руку в сторону гостиной и преувеличённо поклонился Чану, широко открывая дверь, будто он был очень профессиональным дворецким Минхо. Закатив глаза на выходки Чанбина, Чан не смог сдержать улыбки. — Ни за что на свете не пропущу этого, — он ответил, снимая пальто. И, понизив голос до шёпота, добавил: — Минхо, вероятно, сдёрнул бы с меня кожу живьём, если бы я это сделал. Чанбин ответил своим фирменным смехом, но когда открыл рот, чтобы добавить что-то ещё, из гостиной по другую сторону стены раздался крик: — Чанбинни! Минхо-хён снова мне угрожает! — это Хёнджин. Чан лишь удивлённо выгнул бровь, глядя на своего друга и наблюдая, как тот вздохнул и закатил глаза с нежной улыбкой на губах. — Я иду, чагия! — он крикнул в ответ своему парню, прежде чем помчаться обратно в гостиную, оставив Чана одного, чтобы тот закрыл дверь и снял обувь. Стоя у входа, Чана окутал запах домашней еды, это как успокаивающие объятия, которые немного ослабили его напряжение. Гостиная Минхо была наполнена смесью болтовни и смеха, и, судя по громкости всего этого, можно было с уверенностью предположить, что Чан был единственным потерявшимся: все остальные уже пришли и были готовы травмировать своего загадочного гостя этой ночью. Чан снова улыбается, атмосфера уже заставила его чувствовать себя непринуждённо. Он услышал фальшиво-раздражённый голос Минхо, доносившийся из кухни, когда завернул за угол в гостиную. — Если ты хотя бы попытаешься намекнуть ему на одну из этих глупых историй, клянусь, ты не доживёшь до следующего дня, Хёнджин. Чана приветствовали хором «Привет, хён», когда он подошёл к стойке, которая отделяла кухню Минхо от его гостиной, и уселся на один из мягких табуретов перед ней. Все остальные выбрали диван или кресло, но Чан всегда предпочитал просто сидеть у стойки и смотреть, как Минхо творит чудеса, когда младший был на кухне. — Но, хён! — Джисон запротестовал, почти всхлипнув, принимая сторону Хёнджина. — Эти истории, по сути, о том, что делает тебя тобой! Они твое наследие! Минхо отвернулся от того, что делал у плиты, посмотрел на Джисона своим фирменным невесёлым взглядом и указал на него деревянной ложкой. Чан тихо усмехнулся, увидев это. Минхо сегодня выглядел прекрасно. Минхо всегда выглядел красиво, но было ясно, что сегодня вечером он постарался над своим макияжем: подвёл глаза, чтобы они выглядели ещё более кошачьими, и выбрал блеск для губ, который сделал их более пухлыми. — Так ты хочешь сказать, что я не более, чем то тупое дерьмо, которое делают в пьяном виде. Это всё, что ты думаешь обо мне, — он ответил своим невозмутимым тоном, притворяясь совершенно серьёзным, заставив Джисона ахнуть. — Я этого не говорил! — младший запротестовал, становясь почему-то громче. Минхо только промычал, прежде чем вернуться к готовке. — Это звучало так, поэтому считай меня оскорблённым, — небрежно сказал он, не теряя секунды, чтобы обернуться и посмотреть на него. — Привет, Чан-хён. Приятно, что ты наконец присоединился к нам. На этот раз Чан засмеялся чуть громче. Он вспомнил, как завуалированное, а иногда и откровенно враждебное поведение Минхо по отношению к нему давало образную пощёчину. В течение первых нескольких месяцев знакомства в старшей школе Чан был не уверен, нравится ли он Минхо или тот презирает его. Хотя через некоторое время, узнав Минхо немного лучше, Чан признал, что это всего лишь часть личности младшего, и двигался дальше. Минхо любил притворяться отстранённым, как будто ему правда всё равно, хотя на самом деле он глубоко заботился о тех, кого любил. Чан уже знал, что Ли больше похож на знак любви «действия», чем на «слова». Тот факт, что Минхо всё ещё дружит с ним почти десять лет, также доказывал, что он действительно должен нравиться Минхо. Хоть немного. Прежде чем Чан успел открыть рот, Сынмин выступил в его защиту. — Ну, Чан-хён опоздал всего на десять минут. В отличие от твоего бойфренда, которого всё ещё нет. Он произнёс слово «бойфренд» так, будто это вызывало у него отвращение, но все знали, что Сынмин просто дразнит, совершенно не беспокоясь о том, что у Минхо есть партнёр или что тот опаздывает на обычный ужин с друзьями. Однако Чан наблюдал за Минхо достаточно внимательно, чтобы заметить, что плечи того по какой-то причине слегка напряглись при этих словах. Минхо не торопился с ответом, предпочитая сначала закончить дела у плиты; Чан понял, что забыл, что главная причина этой встречи ещё не пришла. Честно говоря, он будто стёр бойфренда Минхо из своей памяти, совершенно забыв о нём, как только сел и погрузился в разговор; было так просто войти в ритм их динамики, расслабиться и просто насладиться компанией. Не было ощущения, что чего-то не хватает. Минхо, наконец, выключил конфорку, бросив кухонную посуду в раковину, прежде чем выйти из кухни и сесть рядом с Чаном на табуретку. — Во-первых, это не его вина, что движение в Сеуле затруднённое, — Минхо начал, защищая бойфренда. Чан вспомнил, какое хорошее было движение сегодня вечером, но не осмелился возразить. — Во-вторых, постарайся хоть раз повести себя вежливо. Чонхун милый, так что ты должен хотя бы попытаться ответить тем же, Ким Сынмин. Сынмин фыркнул, весело ухмыляясь, прежде чем тут же выстрелить в ответ: — Он общается с тобой, хён. Насколько хорошим может быть этот парень на самом деле? Минхо сделал вид, что встаёт для нападения, но Хёнджин тут же резко развёл руки, чтобы защитить Сынмина, который сидел рядом с ним на диване. — Нет! Не бей моего ребёнка! — воскликнул он столь же драматично. Минхо закатил глаза — так же, как и сам Сынмин, — и снова сел. Чан пожалел Минхо, решив, что на данный момент достаточно испытывать его терпение. — Что ты готовишь, Мин? Пахнет потрясающе. — Стейк Рибай с соусом Чимичурри, — ровно ответил Минхо, впервые сегодня за вечер внимательно взглянув на Чана. — Как раз доготавливал соус, когда ты пришёл. Рёбрышки остались в духовке, чтобы не остыть. Чанбин, Чан и Джисон одобрительно промычали в унисон. — Мне нравится твой стейк, хён, — Чанбин заскулил, проговаривая общую мысль троицы. — Приходится сдерживаться, чтобы не поцеловать тебя всякий раз, когда я пробую это, — Хёнджин весело закатил глаза на своего бойфренда и ущипнул его за бедро, заставив того вскрикнуть. — Это действительно очень хорошо, хён. Должен сказать, это лучше, чем у моей мамы, — Феликс заговорил с дивана, который он делил с Чонином, а тот кивнул в знак согласия. — Но никогда не говори ей, что я это сказал, пожалуйста. Минхо выглядел самодовольным, ожидая дальнейших комплиментов, но в дверь громко постучали, прежде чем ребята успели сказать что-нибудь ещё. Глядя на часы в форме кошки, висящие на стене, Чан заметил, что парень Минхо опоздал ровно на двадцать одну минуту. Но по ходу вечера ему хотелось, чтобы этот парень вообще не появлялся. Чонхун казался достаточно милым, когда Минхо начал знакомить его с их компанией, и Чан лишь слегка разозлился, когда вскоре после прибытия тот попросил Минхо накрыть на стол, заявив, что умирает от голода. Он вообще не предлагал помощи. «Всё в порядке», — подумал Чан. Возможно, парень просто всё еще нервничал и думал, что посидеть со всеми за ужином поможет ему влиться в компанию и успокоиться. Чан ничего не сказал, просто встал и сам помог Минхо накрыть на стол. Он бывал у друга дома достаточно много раз, чтобы знать, где всё хранится. Однако после того, как они начали есть, всё пошло на спад довольно быстро. Стол Минхо был большим, чтобы вместить всех, и Чонхун сел напротив Чана, Минхо — рядом с ним, а дальше следовали Феликс, Чонин и Сынмин. Бан Чан сидел на стороне с Хёнджином, Чанбином и Джисоном, поскольку конец, ближайший к Чонхуну и ему самому, остался пустым. Разговор был приятным, когда они начали раздавать тарелки; Минхо и Чан взяли на себя ответственность наполнить тарелки ближайших к ним мальчиков, как они обычно делали, оставив Чонхуна, чтобы тот сам ставил себе еду. Как только все попробовали стейк, вокруг стола послышались одобрительные звуки, и мальчики тут же похвалили Минхо, отчего его уши покраснели, как всегда, когда его ставили в тупик. — Всё вкусно, дорогой, но здесь чего-то не хватает, — Чонхун внезапно заговорил, цокнул языком и защёлкал пальцами, словно внимательно анализирует вкус, пытаясь определить, что в нём не так. — Ах, да, я думаю, немного кинзы хорошо бы дополнило вкус. Все ребята засмеялись, думая, что это была шутка, потому что Минхо презирал кинзу и чётко говорил об этом всякий раз, когда замечал её на своей или чьей-то тарелке. Чан осознал, что ошибся в предположении, как только Чонхун поднял бровь и оглядел стол. — Что? — спросил он скептически. — Минхо-хён ненавидит кинзу…? — Джисон заговорил, затихая в конце, отчего теперь его слова прозвучали как вопрос. Чонхун просто пожал плечами, как будто эта информация не имела вообще никакого значения; Чан, увидев небольшой дискомфорт Минхо, прочистил горло и дружелюбно спросил: — Итак, как вы, ребята, познакомились? Мы слышали это от Минхо, но, пожалуйста, расскажи нам свою версию этого, Чонхун-щи. Минхо застонал, готовый возразить, но Чонхун прервал его смехом. Это прозвучало фальшиво и чересчур громко, но, возможно, у Чана просто были проблемы, потому что он чувствовал, как его плохое настроение снова быстро нарастает. Чан посмотрел Минхо в глаза, пропуская мимо ушей последующие слова Чонхуна, когда тот стал рассказывать свою версию событий; его не особо интересовала эта история. Минхо выглядел немного дискомфортно, поэтому Чан кинул ему обеспокоенную хмурость на лице, заставив друга закатить на это глаза. Младший кивнул и отвёл взгляд с почти незаметной улыбки, которая немного подняла уголки его рта — это успокоило Чана. Он продолжал смотреть на Минхо ещё несколько секунд и вернулся к разговору только тогда, когда Чонхун закончил свой рассказ. — Кстати, вы все можете называть меня «хён», учитывая, что я здесь самый старший, — закончил он этим. — Охх, вот это новость, — прокомментировал Чанбин, дружелюбно поддразнивая. — Чан-хён самый старший в нашей группе из восьми человек. Кажется, теперь он потерял своё место, да? Из-за этого еда во рту Чана стала немного горькой по причине, о которой он не до конца понимал. Предполагалось, что это будет безобидная шутка, но раздражение, которое она вызвала у Чана, оказалось резким. Он был ошеломлён неприятным ощущением, распространившимся в его груди, и понятия не имел, что именно его вызвало. Не то чтобы для него являлось важным быть самым старшим. В течение всего вечера все мальчики явно старались вовлечь Чонхуна в разговор: задавали ему вопросы и искренне интересовались ответами. Чан в основном молчал, как и Минхо, просто наблюдая за реакцией друзей на Чонхуна и наоборот. По мере продолжения посиделки, когда парни доедали и запивали всё несколькими бокалами вина, разговор перешёл к общим воспоминаниям — историям о хаотичных выходках Минхо и мальчиков, их ситуациям в колледже и бесчисленных поздних ночах, которые укрепили дружбу. Судя по всему, всё шло хорошо, несмотря на небольшое напряжение в воздухе каждый раз, когда Чонхун открывал рот, как будто они все готовились к худшему. Что было вполне понятно, учитывая, что парень, похоже, не говорил ничего положительного: его комментарии были либо сухими, либо высокомерными, временами граничащими с грубостью. Было очевидно, что Чонхуна совершенно не интересуют истории Минхо или его друзей. В какой-то момент парню даже стало скучно. Чан понял, что тот был засранцем настолько, насколько был красивым. Также было совершенно ясно, что Чонхун ни черта не знает о Минхо. Минхо, его двухмесячный бойфренд, который позаботился о том, чтобы приготовить вкусную еду и познакомить с близкими друзьями. Чонхун продолжал говорить самые нелепые вещи, например, как он пытался взять Минхо с собой на прыжки с тарзанки на их первую месячную годовщину, но тот решил быть занудой и отказался. Все с шоком замолчали, потому что опять же все знали, что Минхо боится высоты. Когда Чанбин и Хёнджин заговорили о том, что хотят наконец сделать следующий шаг и вместе приютить домашнее животное, обсуждая, завести ли собаку или кошку, Чонхун очень ясно показал своё отвращение к кошкам, сказав, что он не понимает их и не доверяет им, утверждая, что если у них с Минхо когда-нибудь будет собственное домашнее животное, то это обязательно будет собака. А Минхо, ну— Минхо обожает кошек. На самом деле, он был несколько одержим ими, о чём свидетельствовали часы на стене его гостиной, кружка с кошачьими лапками, которую Чан подарил ему на прошлое Рождество, или носки с кошачьим принтом, которые Минхо любил носить по дому; также был факт, что Минхо любил показывать домашние фотографии кошек своих родителей всем, кто обращал на него внимание, и он выглядел как гордый старший брат. Господи, Минхо даже развесил фотографии Суни и Дуни в своей гостиной. Плохое настроение Чана официально вернулось, и теперь оно только усиливалось. Он не мог поверить, что Минхо тратит своё время на такого идиота, как Чонхун. Если неловкое молчание за столом, пока они ели десерт, было каким-то знаком, остальные мальчики чувствовали то же самое. В этот момент даже Минхо отказался от попыток завести по-настоящему приятный разговор, прибегнув к простому молчаливому поеданию пудинга и мычанию, когда к нему обратился Чонхун. Чан достиг своего предела, когда Чонхун был откровенно груб с Феликсом. Никто никогда не был груб с Феликсом. Феликс вёл острую дискуссию с Хёнджином о бренде косметики, который ему нравится, бренде, который, по-видимому, Хёнджин считал слишком дорогим и немного переоценённым, и тогда Чонхун открыл свой грёбаный рот, чтобы еще раз показаться засранцем: — Минхо никогда не говорил мне, что кто-то из его друзей так увлечён макияжем! — начал он с этим притворно-радостным тоном, и все автоматически напряглись. — Если хочешь, я могу прислать несколько руководств о том, как правильно наносить тональный крем. Тебе было бы полезно научиться скрывать маленькие пятна на лице, без них ты бы выглядел намного лучше. Маленькие пятна. Чонхун только что назвал веснушки Феликса, его прекрасные веснушки, которых парень в прошлом очень стеснялся, пятнами. Кто, нахуй, вообще такое говорит? Чан больше не мог сдерживаться, заметив поникшее выражение лица Феликса. Он увидел, как лицо Минхо тоже вспыхнуло от злости, но Чан уже набросился на него до того, как младший успел открыть рот: — Чувак, в чём, блять, твоя проблема? Все за столом одновременно затаили дыхание и замерли на месте. Они, вероятно, могли бы пересчитать по пальцам, сколько раз в жизни Чан говорил так же разъяренно, как сейчас. — Прошу прощения? — Чонхун имел наглость выглядеть оскорблённым, как будто понятия не имел, почему Чан так с ним разговаривает. — Чан, — предупреждающе начал Минхо, напрягая челюсть и глядя на Чана так, как, по мнению Бан Чана, следует смотреть на засранца, сидящего рядом с Минхо, а не на него самого. Это только больше взбесило его. — Нет, Минхо, серьёзно! — воскликнул он, делая вид, что Чонхуна здесь нет, и сосредоточил свой скептический взгляд на Минхо, жестикулируя руками во время разговора. — Он весь чёртов вечер был мудаком ещё с того момента, как опоздал на двадцать минут, любой здесь может это подтвердить. И если он не полный придурок по причине, которую я озвучил, — а он был таковым большую часть ночи, то есть ещё причина: он был настолько не заинтересован в разговоре, что фактически отключился! Если честно, Мин, где ты вообще нашёл этого парня? — Эй, ребята, может, нам стоит просто… — попытался вмешаться Чанбин. Но Минхо быстро прервал его, повысив голос: — Какого хрена ты думаешь, что можешь говорить такое о человеке, с которым я встречаюсь, находясь в моём доме? И прямо перед ними? Чан засмеялся, но в этом смехе явно не было ничего хорошего. Хёнджин рядом с ним вздрогнул, и он мог поклясться, что Джисон прошептал «о, чёрт». — Извини, но я не думаю, что он заслужит мою любезность, пока не уберётся сам нахуй после того, как наговорил херни Феликсу в лицо. Чан изо всех сил старался не повышать голос на Минхо, потому что знал, что позже возненавидит себя, если сделает это, но, чёрт возьми; парень чувствовал, как его руки слегка дрожат от того, насколько он был зол. Просто в этот конкретный день всё пошло не так ещё с момента, как он ударился большим пальцем ноги о кровать, собираясь утром на работу, потом в течение всего дня, когда Чан, казалось, не мог нормально поработать над чёртовым треком в студии, и вплоть до этих самых пор, когда он сидит перед засранцем Чонхуном, которого вообще здесь не должно быть. Которому не следует быть с Минхо. — Как ты смеешь… — начал Чонхун, вставая; ему просто повезло, что Минхо сразу же встал, остановив его, потому что Чан был готов бросить в парня тарелку. — Заткнись. Просто заткнись и уходи, Чонхун, — выплюнул Минхо. Его тон был опасно сдержанным, когда он пристально смотрел на Чана, не удостоив своего бойфренда ни одним взглядом. Если бы Чан не был так зол, его бы обеспокоило убийственное выражение лица Минхо. Чонхун стоял там секунду или две, открыв рот и глядя на Минхо, как будто не мог поверить, что его просят уйти. Затем он только усмехнулся, оглядывая стол, прежде чем покинуть квартиру. Вероятно, он устал от них так же, как и они от него. Надеемся, это был последний раз, когда Чан видел Чонхуна. Хлопок закрывающейся двери квартиры после ухода Чонхуна был тем, что разрушил напряжённую атмосферу в комнате, заставив других парней встать и собрать свои вещи, чтобы тоже уйти. Они все ходили вокруг, как напуганные дети, шепча извинения Минхо и выражая сожаление по поводу того, что ночь закончилась таким образом, но они не желали оставаться и наблюдать последствия надвигающегося конфликта между их хёнами. Они знали, насколько это может быть ужасно, когда хёны ссорятся, поэтому с последним «пожалуйста, не поубивайте друг друга, я люблю вас», тихо произнесённым Феликсом, дверь закрылась в последний раз, оставив Минхо и Чана разобраться друг с другом. Или, точнее, оставить Минхо наедине, чтобы прикончить Чана. Потому что Минхо выглядел совершенно разъярённым. Чан начал осознавать серьёзность того, что он только что сделал, поскольку усталость теперь заняла место гнева, когда главный источник его проблемы покинул помещение. Парень не мог понять, что скрывается за разъярённым взглядом Минхо — его друг выглядел закрытым, и это заставляло его чувствовать себя неловко, чего он не ощущал рядом с ним уже долгое время. — Мин, — попытался начать Чан, но Минхо остановил его прежде, чем тот успел придумать, что ещё сказать: — Иди нахуй, хён, — произнёс он резко; голос был лишён эмоций, несмотря на гнев в глазах. Минхо быстро обошёл стол и оставил Чана, уйдя из обеденной зоны обратно в гостиную. Чан закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, прежде чем последовать за Минхо. Правда в том, что он прекрасно понимал, что проебался. Это был бойфренд Минхо, и это был дом Минхо, и Чан переборщил, пытаясь урегулировать ситуацию, над которой у него не было власти. Но, несмотря на это, он не мог сказать, что сожалеет о своей вспышке гнева на Чонхуна. Точно не сожалеет. Однако ему было неловко из-за положения, в которое он поставил Минхо. — Минхо, прости, — Чан старался осторожно начать, пытаясь совладать со своим быстрым сердцебиением, и проследовал за Минхо, который расхаживал перед своим большим диваном. Когда Минхо спустя некоторое время ничего не ответил и даже не взглянул на Чана, старший начал беспокоиться ещё больше. — Поговори со мной, Мин. Видимо, это было неправильно сказано. Минхо остановился и снова посмотрел на Чана. — Ты хочешь, чтобы я, блять, поговорил с тобой, да? — Чан не понимал, что в этом такого плохого, но, когда Минхо подошёл к нему, он был почти уверен, что вот-вот узнает. — Ты такой мудак, Бан Чан! Минхо внезапно оказался очень близко, и Чан сделал шаг назад, пытаясь установить между ними некоторую дистанцию, что, казалось, ещё больше разозлило друга. — Ты не имеешь абсолютно никакого права приходить ко мне домой и унижать моего парня за чёртовым ужином, каким бы придурком он ни был! — Чан открыл рот, чтобы оправдаться, но Минхо ещё не закончил: — Ты только что заставил меня выглядеть жалким перед нашими друзьями! О чем, нахуй, ты думал? — Ты совсем не был жалким, Минхо, я не знаю, что заставило тебя так подумать, — Чан выстрелил в ответ, снова немного рассердившись. — Это он жалок. И я просто пытался— — Проконтролировать ситуацию, чтобы вмешаться в мои грёбаные дела, как ты обычно делаешь! — Минхо снова прервал его и, ох, ладно. Подождите минутку. — Эй, это несправедливо. Я не вмешиваюсь в твои дела, я просто, блять, забочусь о тебе, — о, да. Чан определённо мог услышать своё раздражение в тоне, почувствовать его в своей груди. — Это настолько неправильно? — Это неправильно, когда ты не уважаешь меня, Чан! Это неправильно, когда ты делаешь то, что от тебя не зависит, разве ты этого не видишь? — Минхо снова был в опасной близости, но когда Чан попытался сделать ещё шаг назад, его спина наткнулась на стену. Некуда отступать дальше. — Если бы ты действительно заботился обо мне, ты бы поддержал меня и позволил мне разобраться с ситуацией. Теперь мне придётся идти к чёртовому Чонхуну, чтобы со всем разобраться, и… Что. — Что? — Чан точно воспроизвёл свою мысль, и что-то в его тоне заставило Минхо замолчать. — Что? — раздражённо повторил младший. — Зачем тебе идти к этому придурку? После сегодняшнего вечера ты расстанешься с ним. Теперь огонь в глазах Минхо загорелся ещё сильнее. — Это не твоё, блять, дело, чтобы ты решал! — Ты правда не понимаешь, что заслуживаешь большего? — Чан тут же повысил голос, мгновенно почувствовав себя плохо из-за этого, но он просто не мог понять, как Минхо может быть таким упрямым, зная, что Чан прав и что тот парень был— не тем. Чонхун не подходил Минхо, и Чану это было настолько чертовски ясно, что он не понимал, почему Минхо не мог просто признать это. — Не опекай меня, блять, — предупредил Минхо угрожающим тоном, но Чан всё ещё мог заметить, как тот немного колебался, удивлённый словами Чана. Чан воспользовался этим шансом и продолжил: — Я не опекаю, Минхо. Я знаю, что ты вполне способен принимать собственные решения, просто… — он глубоко вздохнул, внезапно почувствовав, что желание возразить полностью покинуло его. Чан устал. Почему бы этому дню уже не закончиться? — Что? Скажи это! Чан позволил своему телу прислониться к стене, не отрывая взгляда от лица Минхо; высказывая свои мысли, он слишком устал, чтобы сдерживаться в данный момент: — Ты просто заслуживаешь лучшего, чем парень, который не обращает на тебя ни малейшего внимания и даже спустя два грёбаных месяца не смог понять, что ты без ума от кошек, хотя все об этом узнают примерно через час разговора с тобой. Чан мог слышать, насколько подавленно он говорил, и что-то неизвестное стало отдаваться болью в его груди, когда парень позволил словам вылиться без фильтра. — Ты заслуживаешь того, кто уделит достаточно внимания и поймет, что ты ненавидишь кинзу, кто знает тебя достаточно, чтобы заметить, когда тебе некомфортно, как было большую часть этого вечера. Ты заслуживаешь кого-то, кто не попытается устроить тебе чёртовы прыжки с тарзанки на месячную годовщину, во-первых, потому что ты, очевидно, боишься высоты, и во-вторых, кто, сука, думает, что это хорошая идея для празднования чего-то подобного? Господи. Чан издал невесёлый смешок и, увидев, что что-то изменилось во взгляде Минхо, продолжил: — Ты заслуживаешь того, кто не будет плохо обращаться с твоими друзьями, людьми, которые тебе дороги больше всего на свете. Ты заслуживаешь того, кто спросит тебя, нужна ли тебе помощь с накрытием чёртового стола после приготовления ужина вместо того, чтобы говорить тебе сделать это в одиночку. Честно говоря, я мог бы продолжать всю ночь, но ты просто— ты заслуживаешь того, кто увидит, насколько ты чертовски замечателен для того, кто заметит любые мелочи и будет ценить тебя за всё. Для того, кто сможет осознать, как ему повезло, что у него есть ты, Минхо, и меня немного сводит с ума, что вместо этого ты тратишь своё время на кого-то вроде него. Когда Чан закончил говорить, он почувствовал странное желание протянуть руку к Минхо, обнять его, прикоснуться к нему. Ему никогда не нужно было почувствовать кого-то так сильно, как сейчас Минхо. Ему нужно было прикоснуться к Минхо, чтобы успокоиться, но он всё ещё не осмеливался сделать этот шаг. Минхо смотрел на него так, словно видел Чана впервые в жизни, и внимательность в его взгляде вызвала трепетное ощущение, пронзившее внутренности Чана. Воздух между ними всё ещё был наэлектризован, но оба парня, казалось, были озадачены тем, какие эмоции овладели комнатой. Да, между ними возникла ссора, но Чан больше не видел враждебности в глазах Минхо. У Чана определённо не осталось сил ругаться. Он просто хотел почувствовать, что между ним и Минхо снова всё в порядке. Было немного смешно, что они вообще устроили этот конфликт; он просто хотел, чтобы Минхо был ближе. Ближе. Чан почувствовал, что ему хочется просто извиниться и оставить всё это позади; помочь Минхо убрать со стола и помыть посуду. Просто лечь рядом с ним спать и забыть, что этот вечер вообще был. Знать, что с Минхо всё в порядке; знать, что с ними всё в порядке. Чану хотелось взять Минхо на руки и держать его так именно там, где Минхо должен быть. С Чаном, с тем, кто знает его лучше, чем кто-либо другой; тот, кто знает, как обращаться с ним лучше, чем кто-либо другой. И эта мысль так пугает Чана, что он позволил тихому выдоху вырваться через приоткрытые губы, потому что— Ох. Ох. Минхо, наверное, заметил, что внутри Чана что-то изменилось. Должно быть, он почувствовал, как что-то встало на место, потому что Минхо в мгновение оказался ближе, чем был за всю ночь, может быть, чем когда-либо вообще. Они ещё не соприкасались, но Чан чувствовал, как тепло тела Минхо ощущалось его телом; это заставило парня приложить сознательные усилия, чтобы не дать дрожи пройти по спине. Минхо был очень близко и просто смотрел на Чана так. Чан хотел— — И где я могу это найти, хён? — низкий голос Минхо остановил его мысли, и Чану пришлось сосредоточиться и попытаться вспомнить, о чём они до этого говорили. Было трудно сконцентрироваться, когда он видел, как взгляд Минхо скользнул к его губам, пусть даже на долю секунды. Глаза Чана проследили за губами Минхо, и он увидел, что парень тоже это заметил. Голос Минхо понизился почти до шёпота, когда он снова спросил: — Чан. Где же мой «кто-то лучше»? Чан был так, так, блять, растерян. … Очень известный факт о Бан Чане заключается в том, что он всегда был довольно медлительным, когда дело касалось эмоций: будь то осознание глубины своих чувств или попытка расшифровать чужие чувства по отношению к нему. Как будто всегда существовал разрыв между его эмоциональным осознанием и логическим мышлением. Чан знает, насколько он склонен рационализировать вещи и обдумывать ситуации вместо того, чтобы просто на время отключить свой мозг и попытаться прислушаться к интуиции. Будучи подростком, он постоянно удивлялся, когда его отец отмечал, что эта девушка в пляжном киоске явно намекала на свой интерес к Чану, или когда его мать замечала, что молодая девушка в этом магазине всегда улыбалась намного ярче при одном лишь взгляде на него. Чан не мог честно признаться, что он когда-либо понимал намёки в подобных вещах. Разве те, кто работает с широкой публикой, не должны быть немного дружелюбнее, чем другие? Чан также мог вспомнить несколько случаев во время учёбы в колледже, когда он действительно испытывал терпение своих друзей, обычно Минхо или Чанбина, проявляя раздражающую наивность по отношению к не совсем платоническому вниманию к нему от других. Каждый раз, когда кто-то из друзей пытался указать на чей-то интерес к нему, он обычно сразу же отмахивался от этого, думая, что этот человек просто вежлив или дружелюбен. И дело в том, что в большинстве случаев его родители или друзья были правы. Хуже того, иногда он интересовался кем-то, но не замечал этого, потому что его ум был слишком занят бегом со скоростью километр в минуту за тысячью другими мыслями, и к тому времени, как Чан догоняет их, время и шанс уже упущены. Хотя он не особо-то и возражал. Несмотря на то, что Чан был слишком тупым, чтобы замечать такие простые вещи, если об этом не было чётко сообщено, он осознавал свою привлекательность; он старался каждый день посещать спортзал и очень гордился своим телосложением. Парень без колебаний выходил на улицу и находил кого-нибудь, с кем можно было поболтать, когда ему этого очень хотелось. (Ему также говорят, что у него красивое лицо. И иногда он это замечал. В каком-то смысле. Типа того.) Речь шла не только о романтических чувствах. Даже несмотря на другие, более лёгкие эмоции, которые должны быть заметными и быстро прорабатываться, Чану часто требуется некоторое время, чтобы их обработать; обычно ему требовалось больше времени, чем его друзьям, чтобы осознать, что он на самом деле чувствовал в определённых ситуациях. Чан помнит моменты, когда происходило что-то важное и он полностью осознавал свои чувства по этому поводу лишь спустя пару дней или даже недель. Как будто его разуму нужно дополнительное время, чтобы понять о происходящем в сердце, или типа того. Данная медлительность во всём этом всегда ошеломляла его, потому что, эй, он работал над эмоциями. Конечно, выявлять их рационально и определять чувства, сразу понимая, что они означают, было бы намного проще. Чан думает, что просто ненавидит, когда его застают врасплох. По крайней мере, он ненавидит, когда его эмоционально застают врасплох. Дело в том, что Чан плох в распознании своих чувств и пугающе хорош в подавлении их до тех пор, пока всё, что его беспокоило, просто не исчезало бесследно. Он пытался улучшить эту сторону себя, более внимательно относясь к своим эмоциям и пытаясь просто существовать в настоящем. Чан также научился больше доверять своей интуиции, даже если это противоречит его склонности к чрезмерному размышлению. Работа ещё не завершена, но он пытается. И парень думает, что может честно сказать — в последнее время он гораздо лучше улавливает тонкие намёки от себя и других. В любом случае Чан пришёл к пониманию того, что эмоциональная неосведомлённость является частью его личности. Означает ли, что эта черта характера не приводила его к неожиданным ситуациям в прошлом? Нисколько. Даже если всё это не окажется сюрпризом, затруднительное положение, в котором может оказаться Чан, временами в силах вызвать шок. И происходит ли это по сей день, хотя он знает об этой проблеме? Да. Как, например, сейчас. Прямо сейчас, когда он страстно целует своего давнего друга, прислонившись к стене в гостиной. Хах. Чан понятия не имел, кто из них поддался вперёд первым. Они с Минхо начали ссориться; в какой-то момент Чан открыл свой глупый рот и стал произносить слово за словом, а Минхо спрашивал его что-то о ком-то, и следующее, что он понял, — после короткого напряжённого колебания его губы с энтузиазмом двигались навстречу Минхо. Бан Чан яростно целовался с Ли Минхо, прислонившись к стене гостиной. И он чувствовал, что горит. Когда тело Минхо смело прижималось к нему, тело Чана прислонялось к стене — тепло окутало его со всех сторон, даже изнутри, и он чувствовал себя совершенно готовым взорваться. Чан был на грани того, чтобы нахер взорваться, был близок к тому, чтобы разлететься на миллион крошечных кусочков, чувствуя невыносимое тепло. И всё же он не мог не обнять Минхо за талию, притягивая младшего к себе до невозможности ближе. Другая рука Чана двинулась сама по себе, гладя щеку Минхо, скользя к волосам на затылке парня и вплетая пальцы в их шелковистость, следя за тем, чтобы Минхо не отстранялся; не сейчас, не тогда, когда их губы так восхитительно соприкасались друг с другом, создавая эти прекрасные чмокающие звуки, заполняющие собой тишину в комнате, из-за переплетающихся языков. Чан услышал в своей голове отчаянный голос, тихо умоляющий: «Не отстраняйся, пожалуйста, не пытайся остановить это, не сейчас, никогда». Можно было с уверенностью сказать, что Минхо не собирался никуда уходить или что-либо останавливать, судя по тихим стонам, вырывающимся из него всякий раз, когда Чан слегка тянул его за волосы, или по тому, как он с энтузиазмом целовал его в ответ; по тому, как руки Минхо сжимали переднюю часть чёрной рубашки Чана, как будто он искренне боялся, что парня могут у него отобрать. Поцелуй был потрясающим; Минхо на вкус был как вино и что-то, принадлежащее только ему, — Чан чувствовал, что может находиться здесь, целуя Минхо, часами, но также он ощущал потребность в большем. Отчаянная потребность взять больше, попробовать больше Минхо, попробовать его целиком. С этими мыслями Чан решительно развернул их тела, меняясь позициями с Минхо, правда, не так нежно прижимая того к стене; его рука запуталась в волосах парня, не давая голове удариться о поверхность. Чан, наконец, проводит губами по подбородку Минхо, поддаваясь потребности сделать вдох, но также и непреодолимому желанию попробовать на вкус другие части кожи; оставляет поцелуи с открытым ртом вдоль линии его челюсти, двигаясь вниз и теряясь в ощущениях от его губ, пока не достигает шеи Минхо. Чан прижимается сильнее из-за крепкой хватки младшего на его собственной шее, кончики пальцев Минхо прижимаются к тёплой коже Чана, и старший кусает Минхо в стык между шеей и плечом. Он начинает осторожно, едва захватывая кожу зубами, скорее, лёгкий укус, чем настоящий; затем он немного сосёт, осторожно, а Минхо— Минхо, блять, хнычет. Это негромко, но слышно; Чан определённо слышит восхитительный звук, когда Минхо ещё сильнее прижимает лицо Чана к этому месту, схватив старшего за волосы. Чан, не колеблясь, кусает так, как он жаждет, вжимаясь зубами в плоть и посасывая ее, надеясь оставить след. Мысль о том, чтобы отметить Минхо, заставляет Чана испытывать множество эмоций, гораздо больше, чем ему, вероятно, следовало бы, самая сильная из которых — это укол тепла в нижней части живота, доходящий до его уже полутвёрдого члена, потому что, блять— он хочет, чтобы Минхо вспомнил его, когда в следующий раз посмотрит в зеркало. — Чан, — Минхо выдыхает, и так чертовски приятно слышать, как имя Чана выходит из его уст. Настолько хорошо, что он думает никогда больше не позволять кому-либо звать его так. Воспринимая это как положительный знак, Чан просовывает одну ногу между Минхо, экспериментально вращая бедрами и прижимаясь своей выпуклостью к бедру младшего. Когда Минхо издаёт хриплый вздох, Чан чувствует на своём бедре, что парень тоже стремительно движется к полной твёрдости. Это осознание заставляет член Чана дергаться в его узких чёрных джинсах. — Блять, Минхо, — он шепчет другому на ухо, проводя языком по всей длине шеи. Чан уже уверен, что никогда не устанет пробовать на вкус кожу Минхо и ощущать ее языком. Он дёргает Минхо за волосы немного сильнее, чем в прошлый раз, снова двигает бёдрами и, издав свой самый громкий стон за ночь, должно быть, вывел Минхо из транса, в котором тот находился, потому что внезапно обе его руки схватились за переднюю часть рубашки Чана чуть выше живота; только на этот раз парень не притягивает его ближе, несмотря на то, что они уже соприкасаются всем телом. Нет, вместо этого Минхо мягко отталкивает его. — Чан, подожди… Стоп, — говорит Минхо, его голос становится немного хриплым, поскольку он прилагает немного больше усилий, чтобы оттолкнуть Чана от себя. Чану буквально больно отстраняться от Минхо, но он быстро убирает от него руки, будто только что обжёгся. Затем он пытается сделать несколько шагов назад, чтобы дать другому больше пространства и как следует посмотреть на него, но далеко не уходит: Минхо всё ещё держит Чана за рубашку, позволяя ему отступить ровно настолько, чтобы их тела больше не соприкасались, не более. Минхо опирается на стену, чтобы удержать большую часть своего веса, тяжело дышит и выглядит потрёпанным. Его губы опухли и окрасились в такой красивый оттенок красного, что Чану просто хочется снова их укусить, чтобы посмотреть, насколько они станут ярче. Осматривая Минхо полностью, Чан замечает, что там, где он укусил его, уже образовался небольшой синяк, а кожа на его шее немного блестит. Факт, что Чан знает, что из-за его языка кожа Минхо стала мокрой, сводит с ума. Его член болезненно твёрд в джинсах, и Минхо явно не чувствует себя лучше — его выдает отчётливый контур выпуклости, который теснится в штанах. Чан видит желание в глазах Минхо, когда тот смотрит на него, и знает, что младший хочет этого так же сильно, как и он, независимо от того, насколько это безумно или какие могут быть последствия. Они смогут справиться со всем, к чему это может привести, но потом… после того, как они получат друг от друга то, что им нужно. Эта единственная мысль удивляет Чана: он не из тех людей, которые отключают свою логическую сторону и действуют исключительно инстинктивно. Но, очевидно, Минхо сводит его с ума настолько, что он делает это; в этот момент Чану плевать на всё, кроме того, что Минхо находится в его власти, что Минхо принадлежит только ему. Он действительно может заплакать, если Минхо решит остановиться сейчас. — Мы не можем, я… — Минхо секунду колеблется, сглатывая, как будто сожалея о том, что ему пришлось произнести эти слова вслух. — У меня всё ещё есть бойфренд. Укол чего-то гнилого жжёт внутри Чана. Он вроде хочет показаться придурком и указать, что Минхо, похоже, не возражал против этого факта несколькими минутами ранее, когда язык Чана буквально двигался у него во рту. Но вместо этого он делает глубокий вдох и решает вести себя как взрослый, а не как мелочный подросток, зная, что Минхо может ответить ему тем же. Если они начнут снова ругаться, они никогда не перестанут спорить. И Чан определённо не в настроении ругаться. — Хочешь бросить его? Ты хочешь… — Чан откашливается, внутренне морщась, заставляя себя произнести эти слова и наблюдая за Минхо, а парень наблюдает за ним в ответ, ожидая. — Ты всё ещё хочешь быть с ним после сегодняшнего вечера? — Чан заканчивает и, когда Минхо на секунду отводит взгляд, чувствует себя так, словно на него вылили ведро ледяной воды. Хочет ли он этого? Готов ли Минхо остаться с этим придурком? Это не так, он бы не стал. Не после того, как Чонхун отнёсся к ним, особенно к Феликсу. Минхо не стал бы. Верно? Чан чувствует себя жалким и неловким, просто стоя тут, сложив руки по бокам, с чёртовым стояком и глядя на Минхо, ожидая ответа. Но прежде чем он успел окликнуть, Минхо снова сосредоточил на нём своё внимание, и, должно быть, что-то изменилось за эти несколько секунд, потому что Чан больше не мог расшифровать взгляд младшего. — Это несправедливо, Чан, — говорит Минхо, и в его голосе звучит небольшое раздражение, несмотря на то, что он сохраняет низкий тон. Здесь происходит что-то такое, чего Чан не понимает, и это его нервирует. — Ты не можешь просить меня расстаться с кем-то только потому, что ты вдруг решил, что было бы забавно меня трахнуть. Что. — Минхо. Что? — Чан, вероятно, выглядит таким же шокированным, как и звучит. И чувствует. — Я бы никогда не использовал тебя так, какого хрена? Минхо только пожимает плечами, одаривая Чана тем же пустым нечитаемым взглядом. Похоже, он не хотел скрывать это от Чана, и это жалит, особенно из-за того, что Минхо всё ещё цепляется за его рубашку и держит рядом, как будто боится, что парень исчезнет, ​​если он отпустит его, чёрт возьми. — Если ты действительно думаешь, что я поступил бы так с тобой, то у нас здесь большие проблемы, — Минхо закатывает на это глаза, и, возможно, это просто принятие желаемого за действительное, но Чан клянётся, что видит проблеск забавы на лице Минхо. Прежде чем тот успевает что-либо сказать, Чан приближается. Недостаточно, чтобы прижать Минхо к стене или даже снова соединить их тела; ровно настолько, чтобы они касались друг друга. Минхо ищет что-то в его лице, и Чан, блять, надеется на это, обхватывая руки Минхо и слегка прижимая их к своему одетому животу. — Я не прошу тебя выбирать между Чонхуном и мной. Забудь о том, что произошло прямо сейчас, — Минхо тут же напрягается от этих слов, выражение его лица становится жёстче. Заметив, что это неправильно истолковано, Чан сжимает руки и спешит успокоить: — Я имею в виду, забудь об этом на данный момент. Несмотря на то, что произошло между нами сегодня вечером или чего бы мы ещё ни желали: ты хочешь быть с Чонхуном? Минхо усмехается, и любящая сладкая боль, которая разливается по груди Чана, беспокоит, когда Минхо слегка дёргает его за рубашку, изо всех сил пытаясь подавить лёгкую улыбку. Насколько понимает Чан, кажется, у него сейчас произошёл сердечный приступ или типа того. — Ты дурак? Конечно, я не буду с ним. Он был груб с Феликсом, — Минхо говорит это так, будто это так же плохо, как топить котят ради развлечения, и это вполне справедливо. — Ладно. Это хорошо, — Чан кивает и что-то бормочет в ответ. Он звучит глупо. Чтобы скрыть своё смущение, Чан двигается ближе, его тело, наконец, снова разделяет тепло с Минхо. Он осторожно тянется к его лицу, обхватывает щеку и нежно поглаживает уголок рта большим пальцем. Минхо не реагирует, просто наблюдает за ним, словно Чан — добыча, а Минхо — хищник, ожидающий подходящего момента, чтобы наброситься. Минхо — кот, а Чан — беззащитный мышонок. — Следующий важный вопрос, — Чан говорит так тихо, как будто боится, что кто-то другой может услышать то, что он собирается сказать. Может быть, так и есть. — Чонхун или не Чонхун, но ты хочешь этого? — Ты хочешь меня? Это то, что он действительно хотел спросить. Судя по напряжённому взгляду Минхо, он тоже это понимает. — Ага. Уже давно, вообще-то. Теперь Чан убеждён, что его сердце становится слишком большим для его тела. Минхо может убить его сегодня вечером. И, будучи идиотом, Чан умрет с нелепой улыбкой на лице, с улыбкой, которую он даже не пытается скрыть, когда наклоняется, чтобы ещё раз поцеловать Минхо. Вкус Минхо, ощущение его мягких губ на губах Чана— Боже, Чан успел заскучать по этому. Так что то, как Минхо отворачивается от него, отодвигаясь немного в сторону и заставляя Чана вздрогнуть, когда он вместо этого почти целует стену, на самом деле застаёт врасплох. — К сожалению, — начинает Минхо, и Чан стонет, прислоняясь лбом к плечу младшего, потому что он знает этот тон. Хоть он и не видит, но слышит в голосе весёлую ухмылку Минхо, — это не решает нашу проблему. Учитывая, что мой бывший парень не знает об этом расставании, любые действия с тобой всё равно являются изменой, Бан Чан. Минхо имеет наглость щёлкнуть языком, как будто он действительно разочарован жизненным выбором Чана. Этот засранец играет с ним, зная, как далеко готов зайти Чан, чтобы получить это; чтобы иметь его. Просто немного жаль Минхо, потому что сейчас Чан готов зайти довольно далеко. «Игра началась», — думает он, полностью отдаляясь от младшего, убирая руки Минхо со своей рубашки, и начинает искать его телефон. — Куда ты, блять, идешь? — спрашивает Минхо, явно застигнутый врасплох. Он выглядит по-настоящему сбитым с толку, наблюдая, как Чан бросает диванные подушки на пол, но отказывается отвечать маленькому засранцу и продолжает искать, быстро подходя к обеденному столу, когда замечает, что телефона нет там, куда он смотрел. — Хён, какого черта? Минхо зовёт снова, теперь решив использовать уважительное обращение, следуя за Чаном к столу, и… Бинго. Телефон Минхо действительно лежит рядом с пустой тарелкой. Бан Чан быстро хватает его и прежде, чем Минхо понимает, что происходит, он подходит к нему ближе, направляя экран устройства к его лицу, чтобы разблокировать. Он ожидал, что Минхо уже всё поймёт, но тот всё ещё в недоумении. И раздражает то, насколько мило Минхо выглядит, когда быстро моргает на Чана, пытаясь понять, что происходит. Чан возвращается в гостиную и просматривает сообщения Минхо; ему не требовалось долго пролистывать ненужные беседы, потому что чат с Чонхуном находился довольно близко к началу. Последнее сообщение исходит от самого мужчины, сообщающего Минхо, что он опоздает из-за пробок. Лжец. — Чан, серьёзно. Что ты делаешь? Чан слышит искреннее раздражение в голосе Минхо, но предпочитает игнорировать это, стоя посреди гостиной и быстро набирая текст в его мобильный телефон. «Чонхун-щи, я не могу продолжать встречаться с кем-то, кто плохо обращается с моими друзьями или не интересуется мной по-настоящему. Это всё не сработает, так что будет лучше, если мы больше не увидимся. Надеюсь, ты это понимаешь, желаю тебе всего наилучшего.» И поскольку Чан в данный момент чувствует себя мелочным, он блокирует номер Чонхуна, прежде чем вернуть телефон Минхо. — Теперь ты официально свободен. Я так рада за тебя, детка, — Чан говорит с ухмылкой на губах, и это звучит так фальшиво мило, когда он наблюдает, как Минхо смотрит на экран своего телефона. — Ты, блять, издева… — начинает Минхо, глядя на него самым недовольным взглядом, который Чан когда-либо имел удовольствие видеть на его прекрасном лице. — Ох, это не так, — он быстро перебивает. — Пока что. Чан осознает, что, возможно, сейчас он звучит и выглядит как засранец, самодовольно ухмыляясь Минхо, как будто он уже выиграл все игры, в которые они играли, и просто ждёт своего приза. Он просто надеется, что на этот раз не перешёл черту навсегда. Минхо громко и ясно сообщил ему, что не хочет оставаться с Чонхуном, поэтому Чан полагает, что он прав. В любом случае этот парень не заслужил настоящего расставания. Чан действительно оказал Минхо одолжение. Технически. Минхо наконец выключает свой телефон и бросает его на диван, глядя на Чана, и ох. Его зрачки настолько расширены, что глаза почти чёрные, мышцы челюсти сжимаются под кожей, когда он стискивает зубы; он определённо злится. Минхо злится, и, зная его так же хорошо, как и себя, старший понимает, что ему это так просто с рук не сойдёт. Минхо наверняка уже придумал сто один способ заставить его страдать за то, что он сделал, будь то прямо сейчас или в ближайшем будущем. Чан не должен так возбуждаться по этому поводу. Его член определённо не должен снова подавать признаки жизни, если Минхо его отругает. Но именно это и происходит, потому что младший выглядит чертовски великолепно, когда злится. Чан понятия не имеет, как он раньше не замечал, насколько Минхо на самом деле сексуален. И хотя Минхо умеет контролировать выражение лица и не показывает свои эмоции, когда он этого реально не хочет, теперь младший не может полностью скрыть то, как темнеют его глаза от похоти. Минхо злится, но он возбужден, потому что Чан только что мягко сказал его бывшему отвалить, просто чтобы они могли дальше трахаться. Или что-то, чего хочет Минхо. Чан не будет придирчивым, когда сможет снова прикоснуться к нему. И попробовать его на вкус. Чан чертовски сильно хочет его, и, судя по тому, как быстро Минхо сокращает расстояние между ними, чтобы снова сомкнуть их рты, он хочет Чана не меньше. — Ты пиздецки раздражаешь, — Минхо тихо говорит ему в губы, слова немного трудно разобрать, когда он пытается поцеловать Чана и одновременно оскорбить его. Объятия Минхо вокруг шеи Чана и его пальцы, хватающие за волосы старшего, вызывают у Чана небольшое головокружение, и он сжимает талию Минхо в своих руках, чтобы прийти в себя. Поцелуй настолько агрессивен, что даже немного причиняет боль, но Чан не хочет другого. — Пытаешься, блять, указывать мне что делать, решаешь за меня всякое дерьмо, — он продолжает говорить почти бессвязно, отдёргивая голову Чана назад за волосы, заставляя того шипеть, обнажая шею. — Не посмел бы, — выдыхает Чан, но Минхо явно не в настроении слушать. — Заткнись, — он почти рычит, больно кусая шею Чана. — Блять, Мин, — он не может не застонать, его член снова быстро твердеет при мысли, что Минхо оставит на нём свой засос. Чан задаётся вопросом, стоит ли ему беспокоиться об этом новообретённом фетише. Если бы его спросили, прошлый Чан сразу же заявил, что он никогда не был любителем отмечать своих партнёров, или наоборот. Конечно, он бы сделал это, если бы его попросили, но это не было его инициативой, и он уж точно никогда раньше не просил о засосах. Ну, что ж. Вещи меняются. Чан бормочет «поднимись», постукивая по бёдрам Минхо, и младший, не колеблясь, крепко обхватывает ими талию Чана, как только поднимается к нему на руки. Хорошо, что Чан знает квартиру Минхо, как свою собственную, потому что он ни за что не оторвётся от губ Минхо из-за такой глупости, как проверка того, куда он идёт; особенно когда парень продолжает издавать хриплые стоны, пока Чан сжимает его задницу обеими руками по пути в спальню. В тот момент, когда они переступают порог и Чан включает свет в комнате, Минхо высвобождается из-под Чана и снова встаёт на ноги, кусая нижнюю губу старшего настолько сильно, что тот вздрагивает, и разъединяет их рты, потянув губу зубами, после отпустив. Прежде чем Чан успевает даже подумать о том, чтобы пожаловаться на отстранение Минхо, его тут же прижимают к стене, но на этот раз он задерживает дыхание и каким-то образом задыхается одновременно, наблюдая, как Минхо опускается на колени перед ним. Чан хочет спросить, уверен ли Минхо в этом, сказать ли ему, что это необязательно, возможно, они действуют слишком быстро, но эта мысль тут же уходит; Чан хочет этого и знает Минхо достаточно хорошо, чтобы понимать, что он никогда не сделает того, чего не хочет. Минхо не нуждался в заботе Чана, и парень почти уверен, что младший откусил бы ему член, если бы он спросил что-то подобное прямо сейчас. Поэтому Чан держит рот на замке, наблюдая, как Минхо расстёгивает ремень и с обычной лёгкостью повторяет те же действия на штанах с полузакрытыми глазами. Чану приходится изо всех сил стараться не кончить, как грёбаный подросток, прежде чем Минхо хотя бы прикоснётся к его члену, потому что младший через боксеры впивается губами в его длину, не колеблясь ни секунды после того, как сдёрнул с Чана штаны до колен. Черт, Минхо выглядит так грешно, массируя оба голых бедра Чана, стоя перед ним на коленях, губами лаская тёмное мокрое пятно на боксерах прямо над кончиком члена Чана, как будто он хочет отсосать до последней капли преякулята из ткани. Чан позволяет Минхо не торопиться, прислонившись головой к стене и запустив пальцы в его мягкие волосы, только задыхаясь и дёргая их в качестве предупреждения, когда Минхо начинает кусать его по длине через боксеры. Минхо такой чертовски дразнящий, и он знает, что сводит Чана с ума. И Чан знает, что Минхо больше ничего не сделает, пока Чан буквально не попросит об этом, и что ж — Чан просто человек, и он совсем не боится умолять. — Минхо, пожалуйста, — он ворчит, еще раз дёргая Минхо за волосы и глядя на него сверху вниз. — Прости, что? — спрашивает Минхо слишком небрежно, буквально трахает, тыкаясь носом в одетый член Чана, обводя его контуры кончиком и глубоко вдыхая, чтобы почувствовать запах, словно он не знает, о чем просит тот. Засранец. — Скажи мне, чего ты хочешь. Чан снова дёргает его за волосы, на этот раз достаточно сильно, чтобы потянуть шею назад и заставить его посмотреть вверх. Он радуется, когда веки Минхо трепещут, а губы приоткрываются в тихом вздохе. — Твой рот. Нужен твой рот, детка, пожалуйста. Минхо мычит, предпочитая игнорировать «детка», но если то, как он начинает медленно и без колебаний спускать с Чана нижнее белье, является каким-либо признаком, Чан не против этого. Не торопясь и наблюдая за Чаном, извивающимся у стены, Минхо продолжает, пока, наконец, не спускает мешающую вещь к джинсам, не позволяя ей мешаться вокруг лодыжек Чана. На этот раз Минхо одобрительно мычит, скользя руками вверх по бедрам Чана, просто глядя на его теперь обнажённый твёрдый член. Чан ощущает искру раскалённого добела жара в нижней части живота и чувствует себя нелепо из-за того, что гордится фактом, что Минхо, похоже, нравится его член больше, чем что-либо. — Раз уж ты сказал «пожалуйста», — Минхо бормочет и облизывает член, двигаясь извилисто медленно от основания до самого кончика, проводя языком по головке и надавливая на щель кончиком языка, ощущая вкус преякулята. Чан ничего не может поделать, когда закрывает глаза и откидывает голову назад к стене при виде пухлой верхней губы Минхо, тянущейся по головке его члена, позволяя глубокому стону вырваться прямо из его горла. Минхо, очевидно, не одобряет этого, поэтому следующее, что он слышит, — это визг Чана от удивления, когда младший шлёпает его по члену. Чана только что ударили, как будто действительно ударили. Его член. Какого черта. — Смотри на меня, — приказывает Минхо, обхватив член Чана рукой и слегка погладив его, едва дроча, пока он устанавливает свои правила, одновременно, как котёнок, облизывая кончик Чана. — Ты будешь смотреть, как я отсасываю тебе, и если ты закроешь глаза или отвернёшься, я остановлюсь. И теперь так просто маленький демон невинно моргает в предупреждении, после снова заглатывая член до основания. — Боже, блять, Минхо, — Чан выругался, затем издал смущающе громкий звук, чувствуя, как влажный тёплый рот парня окутывает его. Он инстинктивно почти закрывает глаза, чувства переполняют, но Минхо смотрит на него, пока Бан Чан качает головой вперёд-назад, внимательно наблюдая за ним, пока тот медленно входит в ритм. Минхо следит за тем, чтобы Чан наблюдал за ним. Чан определённо наблюдает. И он видит, как Минхо хватает и нащупывает мышцы верхней части бёдер, покачивает головой, а член исчезает у него во рту; выглядит как воплощение грёбаного греха, когда он делает что-то почти волшебное языком с нижней частью члена Чана и отсасывает ему так, будто это лучшее, что он когда-либо пробовал. Бан Чан уверен, что он не сможет переспать с кем-либо ещё. Он просто ни за что не сможет забыть это, не сможет насладиться минетом, не закрыв глаза и не представив Минхо, стоящего на коленях и вот так смотрящего на него. Изо всех сил пытаясь подавить желание закрыть глаза или пошевелить бёдрами, Чан убирает одну руку с волос Минхо до самой челюсти, обхватывает её ладонью и прижимает большой палец к щеке младшего, тихо ругаясь, чувствуя, как его член двигался во рту Минхо. Удовольствие от всего этого и от вида Минхо настолько сильное, что он больше не может полностью контролировать свои бёдра, резко дёргаясь вперёд и заставляя младшего на секунду задохнуться от неожиданного движения, которое толкнуло член Чана в него слишком глубоко. Чан чешет голову Минхо свободной рукой, готовый извиниться, но парень тут же отрывает рот от члена Чана с неприлично громким хлюпом. К своему ужасу, Чан правда скулит, как раненое животное, из-за потери тепла Минхо, наблюдая, как единственная нить слюны, соединяющая губы Минхо с его членом, обрывается, когда младший заговорил: — Ты можешь трахнуть меня в рот, — голос Минхо уже звучит низко, немного скрипуче после того, как он сосал всего несколько минут. Когда Минхо дрочил и сосал только его кончик, заставляя колени Чана дрожать от того, как его язык прижимается к чувствительной нижней части члена, парень задавался вопросом, как будет звучать Минхо, когда его как следует он трахнет в горло. Как— — Я бы с радостью, но не хочу сделать тебе больно, я… — начинает рассуждать Чан, потому что знает, что может быть довольно грубым, когда теряется в ощущениях. А с Минхо, видимо, в этом легко заблудиться. — Я люблю грубо, — говорит Минхо небрежно, как будто он не переворачивает мир Чана с ног на голову каждый раз, когда открывает этот красивый рот и прижимается губами к кончику члена Чана, пока он говорит. Чан поддаётся внезапному желанию, убирает руку со щеки Минхо и хватает свой член за основание; он медленно подносит кончик к губам Минхо, слегка нажимая. Закусывает нижнюю губу и тяжело сглатывает, издавая тихий стон, а младший просто становится на колени и позволяет ему, ухмыляясь; он позволяет Чану мазать рот преякулятом и собственной слюной, словно это блеск для губ. Минхо немного грязный, и Чану это нравится. — Ты не знаешь, какой я, когда по-настоящему увлекаюсь, Мин, — Чан снова предупреждает, но он не может долго сопротивляться, когда Минхо стоит перед ним на коленях, — рот младшего в его власти, и он может делать всё, что ему заблагорассудится; губы Минхо такие чертовски красные и опухшие от его члена. — Тогда покажи мне, — Минхо стреляет в ответ, отталкивая руку Чана от члена и снова проглатывая его, не дожидаясь ответа. И кто, блять, Чан такой, чтобы отказывать ему? Он подчиняется, запуская пальцы обеих рук в волосы Минхо, прижимая к себе его голову. Не разрывая зрительного контакта, он начинает двигать бедрами. Поначалу Чан действует плавно, пытаясь немного сдерживаться и медленно набирать темп, следя за тем, чтобы у Минхо было достаточно времени, чтобы привыкнуть к этому, и давая время постепенно подготовиться к настоящему траханию его рта. Но кажется, что он слишком медлителен, потому что Минхо снова скользит руками вверх по ногам, вокруг бёдер и вплоть до задницы Чана, впиваясь ногтями в обнажённую кожу и вытягивая из старшего приятное шипение, прижимая бёдра Чана ближе. Минхо начинает блядски стонать вокруг члена Чана, вибрации проходят по всей длине позвоночника старшего, и он выдыхает имя Минхо, двигая бёдрами намного быстрее. Этого всё еще недостаточно, потому что Минхо хмурится на него, как будто его оскорбляет то, что Чан сейчас осторожен. Устав сдерживаться, когда Минхо явно хочет большего, Чан сжимает волосы парня настолько, насколько осмеливается, и даёт ему это: он начинает трахать Минхо в рот так, как просило его тело, быстро и сильно качая бёдрами, всё время наблюдая за ним: нет ли каких-либо признаков дискомфорта, когда его член продолжает ударяться о заднюю часть горла младшего. К полному удовольствию Чана, Минхо стонет, закрывая глаза, выглядя совершенно удовлетворённым, даже когда он задыхается и давится членом Чана. Он отпускает задницу Чана, скрещивая запястья за спиной и выглядя совершенно покорным, и это определённо то, что они собираются «распаковать» позже, потому что пиздец нахуй. На данный момент Чан продолжает трахать его рот так, как ему нравится. И Минхо тоже это нравится, потому как его стоны время от времени присоединяются к стонам Чана, когда он просто сидит на удивление податливый, пока парень использует его рот и горло для собственного удовольствия. На этот раз Минхо даже не нужно требовать, чтобы на него смотрели: Чан не может оторвать от него глаз, ему нравится, как слюна продолжает вытекать изо рта и стекать по подбородку, пока он задыхается и кашляет, когда член наполняет его рот. Чан пытается сдержать свои стоны, просто чтобы услышать, как Минхо давится, когда его член снова и снова ударяется ему в горло, потому что, блять... Как будто Минхо был создан, чтобы Чан брал его. — Чёрт, детка. Ты так хорошо это берёшь, так хорошо выглядишь, давясь мной, — он хвалит Минхо, немного замедляя темп, потому что не хочет кончать, кажется, что он уже в опасной близости, чтобы сделать это. — Ты так хорош для меня, Мин. Самый лучший. Минхо смотрит на него, даже когда он издаёт небольшой кашель; его лицо покраснело, и несколько слезинок скатились по его лицу от удушья. Минхо выглядит чертовски сексуально, чёрная подводка для глаз немного размазана от слез, и Чан не может не двигаться снова, удерживая свою позицию на несколько секунд и чувствуя, как Минхо сглатывает вокруг головки его члена. После этой выходки Чан решает, что на сегодня хватит издеваться над горлом младшего. Минхо тяжело дышит через нос, а Чан замедляется, неторопливо трахая его в рот и стараясь не входить до конца, но достаточно, чтобы заткнуть своему красавчику рот. Он на мгновение смотрит на Минхо, а тот вздыхает и закрывает глаза. Когда Чан смахивает слёзы, скатившиеся из глаз младшего, он чувствует внезапный укол любви в груди, его сердце пропускает несколько ударов, когда осознание своих чувств поражает его в полную силу. Минхо вот так отдаёт себя Чану, вот так доверяет ему, и Чан хочет отплатить ему тем же. Он понятия не имеет, чем заслужил такую ​​огромную привилегию, но полон решимости продолжать её заслуживать. Дело даже не только в сексе; Чан просто хочет Минхо, каким бы способом Минхо ни захотел себя отдать. И он хочет отдать Минхо абсолютно всё. Помня об этих пугающих мыслях, Чан аккуратно вытаскивает свой член изо рта Минхо, давая челюсти младшего заслуженную передышку и поднимая парня обратно с нежным «иди сюда». Когда Минхо полностью встаёт, Чан сжимает его лицо руками, не желая отпускать. Недолго думая, он начинает слизывать слюну, всё ещё покрывающую подбородок Минхо, очищая его, прежде чем вернуться к губам. Чан, наконец, снова целует младшего; мягко, несмотря на его интенсивность, и нежность этого момента кажутся совершенно неуместными после того, как они относились друг к другу всего несколько мгновений назад. Хотя это кажется правильным. — Ты несбыточная мечта, — шепчет Чан ему в губы, а Минхо всё ещё ведёт себя странно тихо и податливо, чего Чан никогда раньше не видел. — Хочу трахнуть тебя, чтобы тебе было хорошо, ладно? — Пожалуйста, — шепчет Минхо, глядя на него большими глазами, и начинает снимать рубашку Чана, быстро расстёгивая пуговицы, даже не глядя. Чан почти уверен, что может отрезать себе палец, если этого попросит Минхо. Не теряя больше времени, Чан снова захватывает губы Минхо своими, посасывая язык младшего и полностью сбрасывая с себя джинсы и нижнее бельё. Направляя парня назад к кровати, Чан обеими руками держит его за талию, чтобы Минхо не споткнулся, пока он заканчивает расстёгивать рубашку. То, как Минхо скользит руками по груди Чана и рельефному животу, кажется раем, и Чан никогда не был так благодарен за все эти часы, проведённые на тренировках; Минхо, кажется, действительно наслаждается его телом, если судить по тому, как он впивается ногтями и царапает пресс Чана. Заметив, что задняя часть колен Минхо упёрлась о кровать, Чан мягко толкнул парня на неё, продолжая стоять и позволяя рубашке соскользнуть со своих плеч, вдоль рук и до самого пола у изножья кровати Минхо. Он наблюдает, как младший лежит на спине, приподнявшись на локтях, и следит за действиями Чана, пока старший стоит перед ним. Чан начинает немного смущаться, когда понимает, что Минхо полностью одет, а он совершенно обнажён, но это чувство подавляется чистым желанием, которое Чан ясно видит в глазах Минхо, когда их взгляды снова встречаются. Минхо облизывает нижнюю губу, выглядя растрёпанным; его дыхание всё ещё быстрее, чем обычно. Чан обхватывает свой член рукой и сжимает основание, чтобы немного снять напряжение, глядя на Минхо с лёгкой самодовольной улыбкой на лице; когда он лениво дрочит, его рука легко скользит по тёплой коже члена благодаря слюне Минхо. — Почему я один голый, детка? — спрашивает Чан, понизив тон так, что его голос становится немного скрипучим. План состоял в том, чтобы Минхо разделся для Чана, пока старший на это смотрит, надрачивая себе; очевидно, Минхо не следует ничьим сценариям, кроме своего собственного, и он не особо удивляет Чана, когда склоняет голову набок и выглядит раздражающе с вызовом. — Не знаю, почему ты ничего с этим не делаешь, детка? — холодно спрашивает он, и хотя «детка» произносится с сарказмом, это всё равно заставляет Чана вздохнуть немного глубже, чем раньше, его сердце определённо замирает. Тихо посмеиваясь, Чан тут же отпускает себя и заползает на кровать, чувствуя себя как дома между ног Минхо, в то время как младший ползёт дальше по ней, опираясь спиной на подушки. Есть что-то действительно захватывающее в том, что Минхо находится под ним. Чан прикрывает тело Минхо своим и занимает доминирующую позицию; и тем не менее, он полностью обнажён и открыт. Чан находится во власти Минхо, и он был бы полным дураком, если бы думал иначе. Стоя на коленях между раздвинутыми ногами Минхо, Чан, не колеблясь, расстёгивает джинсы парня и быстро снимает их вместе с нижним бельём, слишком торопясь, чтобы думать, как подразнить его сейчас. И когда Чан сбрасывает штаны Минхо с кровати, твёрдый и покрасневший член Минхо, наконец, высвобождается, и— у Чана текут слюни. Честно говоря, он уже подумывает обратиться за медицинской помощью, потому что огонь, сжигающий его внутренности, не может быть нормальным. Это невозможно. Просто Минхо потрясающий во всём, поэтому, конечно, его чёртов член тоже будет красивым. Чан никогда не думал, что будет использовать слово «красивый» когда-либо, описывая гениталии другого человека, но он не может не думать, что гениталии Минхо именно такие, когда скользит руками по его голым бёдрам, что представляет собой еще одну большую опасность для здоровья Чана, какого хрена— Он наблюдает, как его член размазывает преякулят, скопившийся на кончике, по животу Минхо, где его рубашка закатилась, оставив открытым участок кожи. — Ты такой красивый, Минхо, — Чан говорит тихо, позволяя своему взгляду скользить по всему телу, а после к лицу Минхо. — Не могу поверить, что ты у меня такой. Минхо пристально наблюдает за ним, а Чан смотрит в ответ. Он видит, как шея и уши парня краснеют от комплимента, и это настолько восхитительно: его трахают в рот и называют красивым, но именно последнее заставляет его смущаться. Чан не может сдержать вырвавшийся из него смешок. Он видит, что Минхо не отвечает, поэтому Чан просто продолжает, осторожно хватая левую лодыжку парня и поднимая вверх, прижимая её к своему левому плечу. Не отрывая глаз от лица Минхо, он слегка поворачивает голову в сторону, оставляя затяжной поцелуй прямо на коже младшего, скользя рукой от лодыжки к началу его бедра. У Минхо перехватывает дыхание, и Чан понимает, что делает что-то правильное. Поэтому он продолжает. Разрывая их зрительный контакт, Чан тянется губами до колена Минхо, время от времени позволяя кончику языка скользить по коже. В тот момент, когда Чан мягко кусает внутреннюю часть бедра Минхо, младший задыхается и корчится на матрасе, слабо пытаясь уйти от губ Чана. Прощупывая почву, Чан хлопает Минхо по внешней стороне бедра, совсем не сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы шум разнёсся по тихой комнате. Чёткое послание: не двигайся. Веди себя хорошо. К его огромному удовольствию, вместо того, чтобы надавить ногой на грудь Чана и столкнуть его с кровати, Минхо скулит. Это совершенно раздражительное нытье настолько своенравное и капризное, что только Минхо может выдать, и Чану оставалось пару секунд до того, чтобы упасть и умереть. Он так возбуждён, что уже болит член. Решив помиловать Минхо — и самого себя, потому что он устал дразнить и ждать, — Чан проводит кончиком носа до места, где бедро Минхо соединяется с его бедром, и, не сопротивляясь искушению, кусает гладкую кожу. — Скажи мне, чего ты хочешь, — спрашивает Чан, спуская ногу Минхо со своего плеча, прижимая бедро, всё ещё находящееся в его руках, к боку, сжимая плоть, чувствуя её тепло на своей коже. Минхо ничего, конечно же, не говорит. Когда Чан смотрит на него, Минхо лишь ещё раз ёрзает, сильно закусывая нижнюю губу и отказываясь открыть рот и попросить Чана о чём-то, хотя он явно хочет чего-то большего. Чан цокает языком и неодобрительно приподнимает бровь, когда Минхо отказывается говорить. Хотя это нормально; Чану так тяжело, что больно, его член течёт от того, как он возбуждён, но ему весело, просто знакомясь с телом Минхо вот так. Он может подождать ещё немного. Он отпускает бедро Минхо и, скользя руками по бокам, тянет рубашку до самых подмышек, нежно поглаживая его живот и грудь, намереваясь снять её с Минхо. И парень, по крайней мере, этого хочет, потому что, не теряя ни секунды, выгибает спину, чтобы помочь Чану полностью снять её. Бросив последний оставшийся предмет одежды с кровати Минхо, Чан снова начинает целовать его грудь. Остановившись у правого соска, парень скользит по нему языком, сжимая зубы вокруг затвердевшего соска, прежде чем потянуть. То, как Минхо стонет, снова выгибается спиной и хватается за волосы Чана обеими руками, заставляет ещё одну большую каплю преякулята вытечь из члена Чана. Ему нужен Минхо, нужно взять его. Но он не сделает, если Минхо не попросит об этом. Чан оставляет поцелуи с открытым ртом на пути к пупку Минхо, довольно напевая, когда видит, какое количество преякулята уже скопилось на животе младшего. Проведя рукой по задней части правого бедра Минхо, Чан сгибает её в колене, прежде чем снова подняться и провести пальцами под правой ягодицей Минхо; и когда он начинает слизывать преякулят Минхо — ему приходится сдерживать смущающий стон от такого вкуса Минхо, — Чан давится. Он хватает задницу Минхо и сильно сжимает. Это, в сочетании с тем, как Чан продолжает кусать и целовать живот младшего даже после того, как преякулята не осталось, полностью игнорируя твёрдый член парня, который тут же упирается в его подбородок, наконец заставляет Минхо подать голос: — Чан, пожалуйста, — говорит Минхо между стонами, отчаянно дёргая Чана за волосы и пытаясь направить лицо старшего в сторону его члена. Такой жалобный голос Минхо — определённо самый красивый звук, который Чан когда-либо слышал. Чан перестаёт лизать Минхо и снова сжимает его задницу, смотрит на него, просто чтобы увидеть отчаяние в глазах; его губы порозовели, кожа покраснела до самой груди, он тяжело дышал, будто его уже трахали. — Скажи мне, чего ты хочешь, Минхо, — повторяет Чан, его собственный голос звучит возбуждённым. Он хочет так многого, и, хотя Чан видит, что Минхо в таком же отчаянии, как и он сам — если не больше, — младший всё равно отказывается просить об этом должным образом. Чан ждёт секунду, затем две и, увидев, что Минхо не собирается выдавать себя, усмехается. — Я понял, — старший мужчина весело шепчет. Чан встаёт на колени и без предупреждения хватает Минхо за талию, схватив его и заставляя перевернуться на кровати, пока младший не оказывается лицом вниз. — Что… — вскрикивает Минхо, оглядываясь на Чана через плечо, но прерывает себя очередным звуком удивления, когда старший хватает его за бёдра и подтягивает задницу выше, заставляя колени подгибаться под ним, чтобы Минхо мог удобно сохранять положение. — Оставайся так, — Чан почти приказывает, раздвигая колени Минхо своими и двигая ногами, наблюдая, как парень переносит вес верхней части тела в предплечья, опираясь на подушку. — Держи задницу ради меня, хорошо? — Чан… — начинает Минхо, снова прерывая себя тихим вздохом, когда Чан устраивается между его ногами, становится на колени и усаживается на корточках, снова хватает две половинки задницы, возвращаясь к сжиманию. Услышав, как у Минхо перехватывает дыхание, Чан направляет взгляд вверх, чтобы встретиться с Минхо через плечо парня, пытаясь убедиться, что на лице у другого нет дискомфорта, продолжая ласкать ягодицы Минхо обеими руками, сжимая ими гладкую кожу младшего. Чан выгибает бровь в молчаливом вопросе, и после того, как Минхо быстро кивает, он снова переводит взгляд на проблему — буквально — под рукой. Впиваясь кончиками пальцев в плоть Минхо, Чан раздвигает его ягодицы настолько, что обнажается его самая интимная часть. Медленное и лёгкое прикосновение одного большого пальца к дырочке достаточно, чтобы младший выдохнул тихое «блять», перестав смотреть на Чана и наклонив голову вперёд, сжимая простыни в руках и заметно дрожа. В следующую секунду, когда Чан ласкает его, вход Минхо просто сжимается, и старший издаёт тихое проклятие, когда непреодолимый жар желания распространяется по всему его животу. Наклонившись вперёд, Чан нежно прижимается губами к копчику Минхо, скользя руками от его задницы к большим бёдрам парня, прежде чем вернуться к разговору. — Чего ты хочешь, Минхо? — спрашивает он тихим голосом, шепча в кожу Минхо. Чан продолжает целовать позвоночник, заходя так далеко, как только может; без необходимости снова садится на колени и наклоняется над ним. Он завершает последний поцелуй с открытым ртом в спину и снова выпрямляется, сжимая бёдра Минхо между пальцами, ожидая ответа. Ответ не приходит, конечно же. Минхо лишь немного переминается на коленях, даже не удосуживаясь больше оглядываться на Чана, просто ожидает, когда ему дадут то, что он хочет, как ребёнок, которым он и является. Минхо знает, что обычно побеждает Чана из-за усталости старшего и он достаточно упрям, чтобы заставить Чана просто отказаться от того, что тот хочет, и вместо этого уступить желаниям Минхо. В прошлом такое случалось достаточно раз, чтобы оправдать такое поведение; зачем парню сдаваться первым, если он знает, что Чан в любом случае примет проигрыш? Не в этот раз, Чан не сдастся. — Это последний раз, когда я спрашиваю, прежде чем заставлю тебя умолять об этом, — тихо говорит Чан, медленно поднимая руки вверх по бёдрам Минхо, это выходит более серьёзно, чем он ожидал. Определённо серьёзнее, чем он на самом деле чувствует. — Чего ты хочешь? Минхо выдыхает, и по его телу пробегает видимая дрожь, когда Чан держит его за бёдра и слегка скользит указательным пальцем по промежности до мошонки, но вскоре это превращается в раздражительную насмешку, когда он ёрзает на кровати и снова смотрит на Чана через плечо. — Умолять? — младший выгибает бровь, смеясь, и его тон настолько снисходителен, что Чан даже чувствует нотку своего раздражения, услышав это. — Ты настолько самоуверен, что это правда беспокоит. Тогда Минхо упускает шанс. … Если бы неделю назад кто-то сказал Бан Чану, что парень сейчас будет в таком положении, съедая Минхо вне дома, как будто это единственный раз, когда он сможет это сделать — а он реально чертовски надеется, что это не так, — Чан на самом бы деле подумал отправить этого бедного бредового человека в ближайшую больницу. Но сейчас язык Чана влажно ласкает дырочку Минхо, лицо, насколько это возможно, зарыто между ягодицами младшего, и единственные шумы в спальне — это лёгкие сосущие звуки, издаваемые Чаном, который делает именно это, пытаясь дать Минхо лучший римминг в его жизни. Конечно, слышатся и прекрасные стоны Минхо. И с каждой минутой они становятся все громче и требовательнее. В отличие от своих предыдущих прикосновений, на этот раз Чан не начинает медленно. Он полностью прижимается губами к дырочке парня с влажным поцелуем, как только снова раздвигает ягодицы Минхо и проводит языком по чувствительной плоти долгим облизыванием. Это эффективно затыкает Минхо, как и хотел Чан. — Ах! — единственный хриплый звук, который вырывается из Минхо, вскоре превращается в стон, когда Чан сжимает его кожу обеими руками и продолжает лизать. Тело Минхо, кажется, поначалу не знает, стоит ли ему двинуться ближе или дальше от интимного прикосновения, но, когда Чан раздвигает его шире, дразня вход парня кончиком языка, старший подавляет самодовольный смешок, чувствуя, как задница Минхо отталкивается назад против его лица. Неудивительно то, что началось как поддразнивание Минхо и принуждение к просьбе, быстро становится личным удовольствием Чана; ему всегда нравилось лизать своих прошлых партнёров, но специфический вкус Минхо и приятные звуки, которые он издаёт, когда трется о лицо Чана, находятся на совершенно другом уровне. И чем громче становится Минхо, тем больше Чан старается. Старший чувствует, насколько мокрая нижняя часть его лица, но этого всё равно недостаточно. Чану нравится грязно, поэтому он собирает на языке как можно больше слюны, прежде чем провести медленным лизком по дырочке Минхо. Чан отрывает лицо от задницы Минхо и наблюдает, как слюна скользит из дырочки почти до самой мошонки. Одного этого образа достаточно, чтобы Чан подавил собственный стон, схватив свой член и сжимая его у основания, пытаясь хоть немного ослабить твёрдость. Когда Чан надолго отстраняется, Минхо издаёт жалобный звук, возвращая взгляд старшего к своему лицу. Парень прикрывает половину лица подушкой, его грудь почти прижата к кровати, но он извивается, задрав задницу вверх. Ли Минхо — это чёртова мечта. Запыхавшаяся, покрасневшая, потная и нуждающаяся мечта. — У тебя такой приятный вкус, детка, — хрипло бормочет Чан, проводя большим пальцем по гладкому входу Минхо, медленно поглаживая собственный член. Просто из желания Чан прижимает кончик большого пальца к его дырочке и двигает ровно настолько, чтобы просунуть одну фалангу, и Минхо тут же открывает глаза, чтобы посмотреть на него. Слюны достаточно, чтобы она могла плавно проникнуть внутрь, и пока оба парня смотрят друг на друга, Чан сгибает палец и— Чан тянет. Вполне сильно, заставляя Минхо жалобно заскулить, когда Чан вот так тянет его тело за задницу. Чан понятия не имеет, откуда это взялось, но ему нравится звук, который исходит из уст Минхо; то, как Минхо зажмуривает глаза, точно так же, как сжимаются мышцы вокруг пальца старшего. Чан снова прижимается к нему губами после ещё одной секунды восхищения, вспоминая, как Минхо выглядит сейчас: покрасневший и открытый перед ним. — Блять, — Минхо громко стонет, когда Чан ныряет обратно, на этот раз просовывая язык как можно глубже внутрь парня. Его челюсть уже немного болит, но он игнорирует это и продолжает работать, используя руки, чтобы держать Минхо открытым, пока трахает его языком. — Тебе нравится, как я трахаю тебя языком? — после особенно сильного посасывания Чан впивается в кожу Минхо, его тёплое дыхание, касающееся дырочки, заставляет младшего содрогнуться. — Будешь также двигаться на моем члене? Чан трахает его языком ещё несколько раз, прежде чем оторвать лицо от задницы ровно настолько, чтобы выплюнуть обильное количество слюны в дырочку Минхо. — Чан, ну же, я… — начинает Минхо, но быстро останавливается, громко всхлипывая, когда Чан садится на корточки и вводит средний палец в Минхо, входя до конца одним непрерывным движением. Когда Минхо прижимается к нему, он скользит пальцем вперёд-назад, и это облегчается количеством слюны, оставшейся на нём. Чан понимал, что план заключался в том, чтобы Минхо умолял об этом, но он настолько чертовски возбуждён, что ему становится всё труднее не брать парня вот так. Он не уверен, как долго сможет продолжать дразнить младшего, прежде чем сдаться и трахнуть его так, как тело уже умоляло. Честно говоря, он понятия не имеет, как Минхо может быть таким раздражающе упрямым даже сейчас, когда палец в его заднице, член покраснел и стоит так сильно, что это выглядит по-настоящему больно. Чёрт возьми, младшего не убьёт, если он просто попросит его трахнуть. В последней попытке Чан возвращается к облизыванию его дырочки, одновременно входя пальцем в него, просовывая свободную руку под туловище Минхо и поглаживая его горячий член. Чан собирает преякулят на кончике, чтобы облегчить скольжение, и, если Минхо уже стонал, это ничто по сравнению с тем, насколько громкими являются его стоны сейчас. К счастью, такая сильная стимуляция сломала Минхо, и ему не потребовалось много времени, чтобы в конце концов выговорить слова: — Нет, пожалуйста, хён, пожалуйста, — Чан немного отстраняется, чтобы посмотреть на Минхо через его спину, не зная, умоляет ли парень остановиться или дать ему больше. Видеть Минхо в таком отчаянии, извивающегося, словно пытается убежать, и в то же время желает получить больше прикосновений, возможно, было лучшим, что с ним когда-либо случалось. — Не хочу кончать вот так, пожалуйста, Чан. Чан отпускает член Минхо, теперь удерживая его рукой за бёдра, трахая пальцем всё сильнее и быстрее хнычущего младшего перед ним, наслаждаясь этим сладким моментом. — Что «пожалуйста», Минхо? — спрашивает он, удерживая Минхо на месте, зная, что младший бы презирал слишком самоуверенную улыбку, которая сейчас на лице Чана. Точнее, если бы Минхо смог собраться с силами, чтобы поднять голову и посмотреть на него вместо того, чтобы уткнуться всем лицом в подушку. Как жалко. Чан уверен, что рыдающие звуки, которые Минхо приглушает подушкой, будут звучать ещё красивее, если их выпустить громко и отчётливо. — Трахни меня. Наконец-то это пришло. Чан вынимает палец и сильно закусывает нижнюю губу, замечая, что дырочка Минхо сжимается вокруг пустоты. Не теряя ни секунды, он тянется к парню, запускает пальцы в его волосы, прежде чем схватить за ягодицу и оттянуть. Минхо почти блядски мяукает на это; он уже настолько не в себе и настолько податлив в руках старшего, что Чан на мгновение забеспокоился. Старший садится на корточки и прижимает Минхо к своей груди; молодой человек почти у него на коленях, несмотря на то, что оба стоят на коленях на кровати. Чан осторожно тянет Минхо назад за волосы, пока тот не кладёт голову ему на плечо, выглядя потерянным, когда тыкается носом в шею старшего. Чан чувствует, насколько интенсивно дыхание Минхо, насколько потной кажется его кожа, когда парень прижимается спиной к его груди. — Эй, Мин, — теперь тихо говорит Чан, прижимая Минхо к себе, обхватив одной рукой за талию. Он отстраняет лицо от него, пытаясь оценить ситуацию и внимательно рассматривая младшего. Минхо не одобряет даже такое небольшое расстояние, если судить по плаксивому звуку, который он издаёт. Чан тихо посмеивается, прикасаясь носом к виску Минхо, вдыхая его запах, прежде чем спросить слишком деликатно на данный момент: — С тобой всё в порядке? — Мгм, — Минхо закрывает глаза и мычит. Он хватает руку старшего, лежащую у него на животе, и перемещает её, чтобы обхватить пальцами Чана свой член, слегка поглаживая себя рукой другого. — Просто— ты мне нужен. Чан прижимается к Минхо и стонет, когда кончик его члена скользит по пояснице Минхо. — Попроси меня снова, — умоляет он хриплым голосом в ухо Минхо. — Позволь мне услышать это ещё раз. Это, наверное, связано с тем, как быстро Минхо удаётся изменить ситуацию, поскольку Чан снова находится в его власти. Это он умоляет, и Минхо, к удивлению, отвечает с лёгкой улыбкой на губах: — Трахни меня, Чан-хён. Блять. Отстранившись от Минхо, Чан осторожно помогает ему снова лечь на спину, чувствуя себя как дома между его ног. Чан не может удержаться от того, чтобы поцеловать парня, потому что он выглядит таким чудесным, уже настолько измотанным, прежде чем они по-настоящему дошли до этого. Упираясь одной рукой рядом с головой Минхо, он обхватывает лицо младшего своей ладонью и проводит большим пальцем по щеке, одновременно целуя его глубоко, нежно и лениво. Чан поражается тому, как они переходят от грубого к мягкому и обратно. Он говорит себе, что эта импровизированная нежность — всего лишь способ успокоиться и взять себя в руки, прежде чем они действительно начнут трахаться, но он никого не обманывает — даже себя. На какое-то время он отключается, наслаждаясь губами Минхо и тем, как младший запускает пальцы в его волосы, убирая их с лица. Ещё через несколько секунд Чан отстраняется, в последний раз облизывая рот, и спрашивает: — Где ты хранишь свои вещи? — Второй ящик, — Минхо выдыхает, указывая на свою прикроватную тумбочку. Чан в последний раз чмокает его, прежде чем выскочить из кровати и открыть ящик, чтобы взять то, что ему нужно. Он, не теряя времени, подползает обратно к Минхо, бросает полупустую бутылку смазки и презерватив на кровать, прежде чем снова забраться между колен Минхо. Изменив положение, Чан тут же снова тянется к бутылочке со смазкой, открывает её и выдавливает изрядное количество на пальцы. Немного разогреваясь, Минхо сгибает обе ноги в коленях, широко раскрывая их и полностью открывая себя Чану. Чан видит, что вход Минхо всё ещё мокрый из-за его рта. — Ты меня убиваешь, — Чан стонет, хватая Минхо за бедро левой рукой и раздвигая ноги немного шире. Наконец Чан направляет свои смазанные пальцы к дырочке Минхо и смотрит на него снизу вверх, дразня кончиками среднего и указательного пальцев входное отверстие. Он считает, что можно начать с двух пальцев после того, как всего несколько минут назад трахнул Минхо одним. Тем не менее он не знает, насколько чувствителен младший, поэтому решает подождать и убедиться, что всё в порядке. Минхо, должно быть, прочитал сомнение во взгляде Чана, потому что тут же кивает в ответ; его бёдра извиваются в предвкушении. Это всё, что нужно Чану для начала. Чан постепенно сжимает пальцы, пока они не достигают последней фаланги, наблюдая, как они входят в Минхо практически без сопротивления. Они стонут вместе: Минхо, потому что Чан наконец-то даёт ему ещё один маленький кусочек того, что он хочет, и Чан, потому что Минхо чувствует себя таким тёплым и напряжённым с пальцами старшего, что ему не терпится почувствовать его на своём члене. Чан считает, что Минхо готов к ещё одному пальцу после того, как некоторое время трахал его двумя, медленно рассоединяя их, чтобы раскрыть его, когда Минхо начинает двигать бёдрами вниз, насаживая себя обратно на них и глядя на Чана. Минхо теперь странно молчалив и смотрит на Чана с пугающим вниманием. Поэтому старший смотрит вниз и добавляет третий палец, пытаясь отвлечь Минхо и себя. На этот раз он встретил гораздо больше сопротивления. Чан снова переводит взгляд на Минхо, когда тот морщится от дискомфорта, но парень уже качает головой, прежде чем Чан успевает открыть рот. — Не останавливайся, — он наполовину требует, наполовину успокаивает. Чан подчиняется, но продолжает трахать Минхо пальцами, медленно раскрывая его. Парень наклоняется к нему, поддерживая свой вес свободной рукой на матрасе, и зависает над животом Минхо, беря его головку члена губами и посасывая. Идеальный способ отвлечь его от любого дискомфорта. — Ах, Чан… — стонет Минхо, когда его забытый член оказывается под вниманием, и сжимает волосы Чана обеими руками, инстинктивно отрывая свои бёдра от кровати. Старший не возражает, позволяя парню проникнуть ещё глубже в его рот, сосредоточившись на том, чтобы осторожно трахать его пальцами, пока он сосёт, поглаживая языком щель члена. Кажется, это заставляет Минхо полностью отказаться от любого сопротивления, расслабить своё тело и свободно стонать, пока Чан продолжает раздвигать его, и, прежде чем он это осознаёт, младший говорит, что готов. Однако Чан пока не хочет прекращать это. Он теряется в этом; потерялся во вкусе Минхо, в том, что он чувствует во рту, в идеальном весе члена на его языке. Чан теряется в великолепных звуках Минхо, его громких стонах и тихих всхлипах, его нежных вздохах и в том, как стенки сжимаются вокруг пальцев Чана, когда удовольствие поражает его сильнее. Минхо выгибает спину с протяжным стоном, как только Чан обнаруживает внутри младшего этот чувствительный пучок нервов, возвращавший его внимание. — Чан, хён, давай, — выдыхает Минхо, с силой дёргая его за волосы. Чан никогда не думал, что Минхо, называющий его «хёном», может быть настолько чертовски горячим. — Готов, да? — спрашивает Чан, позволяя себе выскользнуть из Минхо, не упуская из виду, как бёдра другого слегка подпрыгивают, преследуя его. Когда старший становится на колени между ног младшего, Минхо кивает и отпускает волосы парня. Чан просто мычит и, чтобы немного позабавиться, вместо того, чтобы убрать пальцы, снова сгибает их и… — Господи, бля— ах! — Минхо стонет и на этот раз очень громко, трахаясь пальцами Чана, откидывает голову на подушку и зажмуривает глаза от удовольствия. Чан ухмыляется. Медленно вынимая пальцы, он тянется к презервативу, открывает зубами маленький пакетик из упаковки и быстро растягивает его по всей длине. Снова схватив бутылочку со смазкой, Чан выжимает ещё немного на ладонь и стонет, надевая презерватив и на мгновение прикрывая глаза от удовольствия. Снова оглядываясь на младшего, он приподнимает бёдра Минхо и подкладывает подушку под поясницу. Масштаб того, что они собираются сделать, наконец доходит до Чана, когда он наблюдает, как Минхо готовится принять его. Минхо был самым близким человеком в его жизни с тех пор, как Чану исполнилось 16 лет. Потеря дружбы опустошит его так, как Чан даже не мог себе представить, и он никогда бы не пошёл на такой риск ради быстрого секса. Он боится того, что это значит, особенно для Минхо, потому что после окончания того, что они начали сегодня вечером, пути назад уже не будет. Чан знает, что технически они уже давно прошли точку возврата, и хотя он до чёртиков напуган, каким будет завтрашний день для него и Минхо, парень всё ещё хочет этого. Чан жаждет этого, и, пока Минхо не скажет ему «нет», он не желает останавливаться. Минхо, должно быть, видит внутреннее смятение на лице Чана, потому что его взгляд внезапно смягчается, и он тянется к нему. Старший сдаётся, отпускает свой член и садится на Минхо, поддерживая свой вес предплечьем рядом с головой парня. Они тут же целуют друг друга, пусть и глубоко, но снова медленно. Они оба тяжело дышат в губы друг другу, и, продолжая целоваться ещё какое-то время, Минхо скользит одной рукой по волосам Чана, царапая его кожу головы так, что тот дрожит. Чан разъединяет их рты, и, когда они на мгновение смотрят друг на друга, Минхо неуверенно спрашивает: — Всё в порядке? Чан слышит нотки страха в голосе парня и слегка ненавидит себя за то, что заставляет Минхо сомневаться, действительно ли старший этого хочет. — Да, я просто… — пытается успокоить парень, собираясь с мыслями и глядя на лицо Минхо; он терпеливо ждёт, пока Чан продолжит. — Только что понял, насколько это важно. Думаю, я немного напуган, — он заканчивает неловким смешком. Минхо смотрит на Чана так, что заставляет его чувствовать, будто младший действительно может читать мысли и каким-то образом заглядывать в его душу; и когда он вздыхает, прежде чем открыть рот, Минхо выглядит таким честным. Таким открытым. — Я знаю, — шепчет Минхо, откашливаясь, прежде чем продолжить немного громче: — Но я действительно хочу этого, Чан. А если завтра ты передумаешь, то, думаю, между нами ничего особо не изменится. Я всё равно буду здесь, там, где и всегда. Чан ценит то, как Минхо пытается его успокоить, но он знает, что просто невозможно, чтобы что-то не изменилось — по крайней мере, для Чана — между ними после сегодняшнего вечера. Честно говоря, немного страшно думать, что Минхо сможет просто оставить всё это позади и продолжить их отношения, как обычно, потому что… — А что, если я этого не сделаю? — спрашивает Чан, прежде чем обдумать слова, вылетающие из его рта. — А что, если я не передумаю? А что, если я захочу, чтобы всё изменилось, Мин? Минхо пожимает плечами, мягко улыбается и скользит другой рукой по спине Чана. Это касание немного жжёт. — Тогда это случится. Что-то изменится, и мы разберёмся с этим после. У Минхо это звучит так просто, и Чан хочет верить, что это так. Поэтому на данный момент он так и делает. — Хорошо, — шепчет он, прежде чем прижаться губами к губам Минхо, задерживаясь на поцелуе. Это действительно приятный момент, но это Минхо, так что, конечно, как только Чан рассоединит их губы— — Окей. А теперь, пожалуйста, просто засунь в меня член, потому чт— Чан берёт свой член за основание и без предупреждения прижимает его ко входу Минхо, скользя до упора и до дна, не останавливаясь, просто чтобы заткнуть маленького засранца. Они оба стонут; Чан прячет лицо в шее Минхо, а тот проклинает его, впиваясь ногтями в плечи парня сзади. Чан прижимается носом к коже Минхо, закрывает глаза и просто вдыхает его запах, изо всех сил стараясь оставаться на месте, ожидая, пока младший привыкнет к этому. Минхо так горяч и напряжён вокруг его члена, что Чану не терпится пошевелиться. Но он ждёт, конечно, ждёт, пока Минхо, наконец, не шевельнёт бёдрами и не прошепчет его имя на тихом выдохе. Чан, приняв это за разрешение, свободной рукой хватает Минхо за талию и начинает двигаться. Он медленно выходит, пока внутри не остаётся только головка члена, затем плавным движением толкается обратно в Минхо, заставив их обоих застонать. Минхо ощущается так тепло, и в сочетании с его теснотой вокруг Чана старший боится, что он кончит, как только снова пошевелится. — Ты такой тугой, блять, Минхо, я не могу… — Чан не знает точно, чего он не может прямо сейчас. Парень не знает, сможет ли удержаться от того, чтобы просто втрахивать Минхо в матрас, как просит его тело, или он вообще не сможет продолжать двигаться, потому что в следующий момент, возможно, уже кончит, как чёртов девственник. Чан чувствует так много, и никогда раньше это не было настолько сильным. — Пожалуйста, Чан, — стонет Минхо, царапая ногтями спину Чана достаточно сильно, чтобы причинить боль. Младший ставит ноги на кровать, используя рычаг, чтобы поднять бёдра, и поворачивает голову к Чану, который до сих пор прячется у него в шее; прямо в ухо Чану он шепчет: — Хочу тебя, хён. Пока солнце встаёт на востоке и садится на западе, Чан будет следить за тем, чтобы Минхо всегда получал всё, чего он захочет. Поэтому он дает это ему. Чан начинает двигать бёдрами быстрее, входя настолько глубоко, что его передняя часть продолжает давить и шлепать Минхо по заднице. Стоны, которые издаёт Ли, поощряют его, и Чан в конце концов теряется в их удовольствии и продолжает. Старший прижимает обе ноги Минхо к своей груди, стоя на коленях, и трахает его быстро и жёстко, так, как ему это нравится. Он признаётся, что ведёт себя немного грубо, но Минхо, похоже, это нравится: младший продолжает выгибаться над кроватью, пытаясь двигаться к Чану синхронно с его толчками и сжимая простыни между пальцами. — Бля, хён, ты ощущаешься так хорошо, ах! — Минхо стонет, его взгляд прикован к тому, как бёдра Чана движутся к нему. Чан издаёт почти болезненный стон, когда Минхо опирается на локти, пытаясь по-настоящему наблюдать, как член Чана входит и выходит из него. — Ты такой чертовски горячий, когда пытаешься смотреть, как мой член трахает тебя, — Чан выдыхает, ещё немного сгибает Минхо и откидывается назад, чтобы убедиться, что он может видеть хотя бы немного всего этого. Огромная благодарность за работу инструктору по танцам, который сделал его таким гибким. Минхо ухмыляется, но когда он открывает рот, чтобы ответить, Чан меняет угол своих толчков, точно двигая бёдрами и прижимаясь к простате Минхо, когда он входит. Младший при этом падает обратно на кровать и кусает нижнюю губу, пытаясь не дать своему громкому стону превратиться в крик. Чан чувствует себя ограбленным. — Нет, — он рычит, опускаясь на колени над Минхо и сжимая его щёки между пальцами, пока тот не отпускает губу и не открывает рот. Чан замедляет свои толчки до неторопливого ритма, сжимая челюсть младшего, двигаясь медленно, но глубоко; он удерживает бёдра на секунду дольше каждый раз, когда трахает, касаясь простаты Минхо кончиком члена и почти заставляя его плакать от удовольствия. — Ты позволишь мне услышать тебя. Я хочу слышать, как ты плачешь из-за меня, ладно? Минхо может только закрыть глаза и отчаянно кивнуть, позволяя голове глубже погрузиться в подушку, в то время как Чан поддерживает свой ритм, теперь мягко сжимая лицо парня и проводя подушечкой большого пальца по его нижней губе, потянув её вниз. — Ты сводишь меня с ума, Минхо, — он выдыхает, и Минхо скулит, глядя на него так, что Чан лишь от одного этого взгляда мог кончить первым. Чан понимает, что долго не продержится, и отказывается кончать перед Минхо. Просто у него есть глупое желание заставить парня кончить на его члене, и ему нужно чувствовать, как Минхо сжимается вокруг него, когда его достигает оргазм. Поэтому Чан снова начинает жёстко и быстро трахать младшего, следя за тем, чтобы его бёдра располагались правильно, и продолжал долбиться по чувствительному месту парня. Как и просилось, Минхо больше не пытался скрывать свои крики, и Чан ощутил прилив извращённого удовлетворения, зная, что соседи Минхо могут услышать, как он выкрикивает имя Чана. Когда его кульминация была в опасной близости, Чан немного откидывается назад, чтобы схватить член Минхо — он такой мокрый, чёрт возьми, — и начинает дрочить младшему синхронно со своими толчками. Минхо под ним в полном беспорядке: покрасневший и потный, несколько прядей волос прилипли к его лицу, он крепко зажмуривает глаза, а ноги всё ещё прижаты к груди. Чану нравится, что Минхо не может придумать ни единого слова, кроме ругательств и имени Чана. Потребовалось всего лишь несколько умелых движений рук и резких толчков, пока Минхо не закричал: — Я хочу кончить, Чан, пожалуйста! — Тшш, всё в порядке, детка. Кончи для меня, пусть хён увидит, как ты натворишь беспорядок, — бормочет он в ответ немного напряжённо, пытаясь сдержать свой оргазм и наблюдая за парнем. К счастью, Минхо выкрикивает свой самый громкий стон ещё до того, как Чан заканчивает говорить. Он дико двигает бёдрами, пытаясь выдержать это, и то, как Минхо сильно сжимает Чана, продолжая двигаться навстречу, более чем достаточно, чтобы Чан кончил за ним. — Блять, Минхо! — Чан хрипло кричит, поскольку оргазм поражает его так сильно, что он боится потерять сознание. Парень погружается до конца, прижимаясь бёдрами к заднице Минхо, прежде чем кончить; его лоб покоится на плече младшего. Минхо скулит от чрезмерной стимуляции простаты, но когда Чан пытается отстраниться, он хватает его за бёдра и глубоко толкает назад. Чан посмеивается, поворачивая голову к Минхо, целуя его в висок и отпуская ноги младшего между их телами. Чан замечает, что парень дрожит, и хватается за его левое бедро, прижимая к своему боку. — Тебя трясёт, — он глухо шепчет у виска Минхо, констатируя очевидное. — Я был слишком груб? Минхо обхватывает Чана своей дрожащей ногой за талию, проводит пальцами по влажным волосам парня и немного поворачивает его лицо, уткнувшись в щеку старшего, прикасаясь губами к потной коже и тихо говоря: — Ты был чертовски потрясающим, — Минхо удовлетворённо мычит, позволяя свободной руке скользить по потной спине Чана, прижимая кончики пальцев к его коже. — Я уверен, что почувствую последствия после тебя завтра, и мне очень нравится эта мысль. Чан стонет и мягко кусает Минхо за щеку, сразу после целуя это место, пока младший тихо смеётся. Он губит Чана всегда и постоянно и знает это. Чан уверен, что он тоже этому рад. — Я сейчас выйду, хорошо? — спрашивает он, чувствуя, как его размягчающийся член начинает выскальзывать сам по себе. Минхо мычит в знак согласия, слишком уставший и сытый, чтобы говорить. Он спускает ногу с талии Чана, и старший тут же плачет с этого прикосновения. Из-за того, насколько они чувствительны, оба немного вздрагивают, когда Чан хватает презерватив у основания своего члена и вытаскивает его. Минхо возмущённо фыркает, когда старший быстро снимает презерватив, завязывает его и бросает куда-то на пол. — Ванная, вообще-то, прямо здесь, — Минхо указывает на дверь своей ванной комнаты, пристально глядя на Чана, пока тот взбивает подушку и ложится на спину, готовый отдохнуть и, если ему повезёт, поспать этой ночью. С Минхо. — Я устал, Мин! — Чан скулит тем раздражающим детским голоском, который он всегда делает, когда ссорится с Минхо. Это работает каждый раз. — Не могу поверить, что позволил тебе вставить в меня член, — говорит Минхо ровным голосом, тупо глядя в потолок, как будто он действительно обдумывает свой неудачный жизненный выбор. — Да, ты это сделал. И тебе это тоже понравилось. Спроси у соседей, — Чан стреляет в ответ, громко смеясь, когда Минхо берёт подушку под головой и бьет ею Чана по лицу. Не один раз. — Хорошо, хорошо, извини! Обещаю, что приберу это утром! Чану удаётся вырвать подушку из рук Минхо, остановив нападение младшего. Он вздыхает и откидывается на спину, закрывая глаза и наслаждаясь тем, как его тело болит после хорошего секса. Через несколько минут Чан замечает, что Минхо необычайно молчалив, поэтому открывает глаза и видит, что парень смотрит на него напряжённым взглядом. — Что? — Ты уберёшь это утром? Чан на мгновение смутился, не совсем понимая, что не так в его словах. Неужели Минхо такой чистоплотный псих, что не может спать, пока где-то на полу в его спальне лежит использованный презерватив? Если это его так беспокоит, то Чан мог бы— Ох. Значение того, что он сказал, внезапно настигло, и Чан почувствовал, как его щёки горят. — Я имею в виду, я просто предположил, но, э-э, я… — он смущённо заикается, и Минхо не щадит его, только смотрит и ждёт, пока Чан закончит мысль. — Я могу уйти, если ты этого хочешь. Кажется, он расстроился из-за этого. Почему парень так грустно говорит о возможном желании Минхо, чтобы он ушёл вместо того, чтобы остаться на ночь? Итак, они потрахались; и что? Может быть, младший хочет, чтобы Чан ушёл, они переспали, и понятно, если ему нужно немного пространства после такого огромного изменения в их динамике или после такой насыщенной событиями ночи, потому что, блять, Минхо только что расстался со своим парнем и потрахался с одним из своих близких друзей. И Чан не имеет права… — Перестань много думать, у тебя случится инсульт, господи, — Минхо закатывает глаза, прижимаясь к Чану, лежащему рядом с ним, положив голову на грудь и закинув на него ногу для пущей убедительности. — Я просто хотел убедиться, что ты планируешь остаться на ночь. Проходит несколько секунд, прежде чем Чан снова смог расслабиться. Он просовывает свою руку под тело Минхо, притягивая младшего ближе и греясь его теплом, несмотря на то, что отопление включено и в спальне младшего совсем не холодно. И всё же в какой-то момент ночи им, несомненно, станет холодно, но на кровати у ног лежит одеяло, так что будущий Чан сможет его использовать, когда появится необходимость. Нынешний Чан отказывается отходить от Минхо, боясь, что он может сделать что-то, что изменит мнение младшего в чём-либо, и тот в конечном итоге попросит его уйти. Нынешний Чан чувствует себя слишком хорошо, когда его обнимает обнажённый Минхо, и он не собирается рисковать. Кроме того, он чувствует себя очень уставшим и ленивым, чтобы двигаться. Судите его. Минхо просит Алексу выключить свет в квартире — благослови Ян Чонина за то, что он заставил Минхо купить этот гаджет, потому что теперь никому из них не придётся для этого вставать. Некоторое время они молчат, и Чан догадывается, что Минхо уже спит; его тело расслаблено, дыхание младшего ровное. Когда он готовится присоединиться к Минхо в стране грёз, старший закрывает глаза, чувствуя, как вся сегодняшняя усталость — как физическая, так и эмоциональная, — настигает его. Но как только он начинает засыпать, Минхо подаёт голос: — Чан? Тихо, почти шёпотом, но этого достаточно, чтобы Чан проснулся. — Хмм? — он мычит, сжимая руку вокруг талии Минхо и притягивая его к себе невозможно ближе. Минхо выжидает паузу, затем ещё, а затем… — Я рад, что ты остался. Чану кажется, что его сердце вот-вот выскочит из груди, что немного смущает, учитывая, что Минхо лежит на груди старшего, прижав к нему ухо. — Я рад, что ты этого хотел, — шепчет Чан в ответ. Он ждёт несколько секунд, чтобы убедиться, что Минхо больше не заговорит, и, как предполагалось, парень замолкает. Всё между ними сейчас повисло в воздухе, и эта большая неопределённость обычно разъела бы Чана изнутри. Как он понял, на самом деле в Минхо нет ничего нормального; следовательно, вместо того, чтобы быть поглощённым своей тревогой и потребностью всегда знать и контролировать любую ситуацию, в которой он оказывается, Чан чувствует себя странно спокойным. Он больше не уверен, кто он для Минхо или кто Минхо для него. Чан не знает, проснётся ли кто-нибудь из них с сожалением о том, что произошло здесь сегодня вечером, или захочет работать над тем, чтобы это продолжалось в течение длительного времени. Но знает одно — он всегда хочет быть рядом, и Минхо тоже этого хочет. То, что было между ними всегда. — Спокойной ночи, Мин, — шепчет Чан в волосы Минхо, целуя его в лоб и в последний раз сжимая руку вокруг его талии. — Спокойной ночи, Чанни, — Минхо шепчет в ответ, и это прозвище заставляет сердце Чана снова пропустить несколько ударов. Минхо, должно быть, заметил это, поскольку поцеловал верхнюю часть груди Чана, прежде чем, наконец, окунуться в сон. … В тёмной спальне теперь тихо, оба парня закрывают глаза, готовые ко всему, что может принести завтрашний день. И вот так они засыпают.