Двадцать лет спустя

      Клэр с опаской посмотрела на расположенный у реки красный дом с большой открытой террасой. Место было очень живописным, и при других обстоятельствах девушка захотела бы находиться тут как можно дольше и любоваться местностью, но сейчас ей хотелось как можно скорее уехать отсюда. Конечно, она могла отказаться от предложения посетить другого специалиста, но в последний момент согласилась, так как понимала, что ей нужна помощь. К тому же, Клэр немного почитала о Джин — матери ее психотерапевта, которая имела немного иную специализацию. Она была психологом и сексапотологом, хотя, как и сын проходила подготовку по психотерапии в университете, просто не работала по ней после переспециализации.       — Клэр Морган? — ее встретила пожилая женщина с короткими седыми волосами. На ней было голубое длинное платье с широким поясом. Она показалась девушке весьма милой и приветливой. У нее были большие голубые глаза, как и у Отиса.       — Да, — выдохнула пациентка. На ней был свитер пепельного цвета и узкие джинсы.       — Проходите, — Джин пригласила ее пройти в небольшой кабинет с множеством цветов на длинном подоконнике. По центру стояли три кресле и два столика. Одно кресло предназначалось для врача, два други, что стояли напротив — для пациентов, — присаживайтесь, — она указала на одно из двух кресел.       Когда Джин разбирала записи сына, которые он скинул ей вчера вечером, чтобы она имела представление о проблеме девушки и проводимом лечении, она пожалела, что не заставляла сына заниматься каллиграфией. У Отиса был отвратительный почерк и Джин с трудом смогла разобрать хоть что-то. Лучше бы он перепечатывал данные, а не просто сканировал свои заметки.       — Можете рассказать о том, как вы себя сейчас чувствуете? — тактично спрашивает Джин, сев напротив. Атмосфера в этом кабинете нравилась девушке больше. Кабинет выглядел проще, без лишнего пафоса, даже несмотря на то, что на полке стояли книги по психологии отношений и сексологии, а картины имели двойной смысл.       — Нормально, — девушка пожала плечами.       — Вы начали принимать назначенные вам препараты? — интересуется Милберн, поправив очки, которые сползли на переносицу. Клэр коротко кивнула в ответ, — появились ли у вас какие-то изменения в состоянии здоровья после начала приема?       — Нет, — отметила Морган, — я ничего такого не заметила.       Джин понимала, что у нее меньше шансов хоть как-то продвинуть терапию, чем у Отиса. Ее сын сталкивался с подобными случаями практически ежедневно, а она так, время от времени и то, в качестве сопутствующих проблем. Конечно, иногда депрессия была причиной по которой у пациента снижается либидо и тогда он обращается именно к сексопатологу.       — Вы не могли бы показать мне свои руки? — Джин видела в заметках Отиса упоминание самоповреждения, так что хотела убедиться в том, что на теле Клэр нет новых увечий. Девушка немного поколебалась, но все же закатала рукава свитера. Джин подается корпусом вперед, чтобы лучше рассмотреть руки девушки. Она заметила пару совсем свежих порезов, не очень глубоких на фоне остальных, — расскажете о том, что вы представляете, когда делаете это? — спрашивает Милберн, откинувшись на спинку кресла.       — Мэтью… это мой друг… который, — она замялась, на глазах появились первые слезинки, — который покончил с собой.       — Какие воспоминания вас связывают с Мэтью? — интересуется Джин.       — Мы были очень близкими друзьями, — всхлипнула девушка, — много времени проводили вместе. Думаю, что Мэт был моим единственным другом и когда его не стало… я стала ощущать только пустоту. Мэт всегда поддерживал меня… всегда был рядом…       — Можете ли вы сказать о том, что потеряв друга, вы потеряли возможность выплескивать свои эмоции? — было понятно, что этот человек очень многое значил для нее и его потеря сильно отразилась на жизни девушки. Она не могла найти другого способа для реализации своих эмоций и стала травмировать себя. Возможно, Джин сделала поспешный вывод и на самом деле, она могла помочь этой девушке.       — Вероятно что да, — предположила девушка, — иногда мне кажется, что эти эмоции просто разрывают меня изнутри.       — Вы пробовали проговаривать свои эмоции? — спросила доктор, девушка покачала головой, — давайте попробуем? — предлагает она.       И хотя Клэр относится к предложению доктора Милберн, все же решается попробовать предложенный Джин метод. По ее просьбе, она разваливается на спинке кресла, закрывает глаза и просто говорит все, что приходит ей на ум. Все те вещи, которые с момента смерти Мэта были заперты внутри ее. Джин молча слушала, не вмешиваясь и не перебивая девушку, пока те не открыла воспалившиеся от слез глаза.       — Как вы себя чувствуете? — интересуется Джин, протянув ей коробку с салфетками.       — Не знаю, — пожала плечами девушка, в ее взгляде была рассеянность и непонимание, — думаю, что это опустошенность.       — Вам стоит говорить о том, что вы чувствуете, — сообщает Джин, — возможно, описывать, когда нет подходящего собеседника. Тогда они не будут накапливаться и терзать вас.       — Спасибо, доктор, — выдохнула девушка, перебирая пальцами салфетку.       — Все в порядке, Клэр, — улыбнулась Джин, — просто обсудите этот метод со своим психотерапевтом во время вашей следующей встречи, — она решила, что лучше избежать обозначения семейных уз в данном случае.

***

      — Спасибо, что приехал, — пробормотал Отис. Он никогда не думал о том, что будет так радоваться тому, что одет и не окутан проводами и трубками. Его перевели в палату общего отделения несколько часов назад и теперь он сидел на кровати в больничной пижаме.       — Да, пустяки, — усмехнулся Эрик. Он сидел в удобном кресле около окна, закинув нога на ногу.       Конечно, он ни на шутку испугался, когда его другу стало плохо, но сейчас эмоции утихли, он снова мог здраво оценивать ситуацию. Эрик не осуждал Отиса, не считал его плохим человеком, так как понимал, что взрослая жизнь ничего не делала проще. Она лишь усложняет те вещи, которые даже в подростковом возрасте казались невыносимыми.       — Наверное, я должен что-то объяснить… ну по поводу того, что произошло на вечере, — виновато произнес Милберн, опустив взгляд. Ему до сих пор было стыдно, хотя во время своего визита, отец четко дал ему понять, что стыдиться в такой ситуации нечего.       — Не должен, — заверил его Эффионг, усмехаясь, — все мы взрослые люди и все прекрасно понимает, что бывает всякое. Да и дело не во мне, или в Эйми, или в Адаме… а в твоей семье, Отис.       Он не хотел призывать к чувству вины друга или как-то спровоцировать у него новый приступ, скорее хотел помочь разобраться в том, что происходит и помочь настолько, насколько это возможно. Да, Отис налажал и находился в ужасной ситуации, но из нее определенно должен был быть выход. Просто нужно его поискать. — Я знаю, что отвратительно поступил по отношению к ним, — выдохнул Отис, — но я ничего не могу с собой поделать. Мне правда нужна Мэйв, сильно…       — Понимаю, — усмехается Эффионг, — столько лет пытаться жить с закрытыми глазами и внезапно распахнуть их. Это не так просто.       — Слушай, все было не так плохо, — попытался заверить его друг, опускаясь на подушки. Ему все еще было нехорошо, конечно, не так плохо, как при поступлении, но все же далеко от состояния нормы.       Конечно, у него была определенная симпатия в отношении Рейчал, иначе бы они просто не начали встречаться и уж тем более, предлагать ей выйти за него. Но это чувство не было таким сильным, как-то, которое он испытывал по отношению к Мэйв. Вероятно, его отец был прав. У него синдром спасателя. Он строил свои отношения на нужности другим в качестве спасательного круга, а когда они не нуждались в поддержке, то наступала пустота. Кроме Мэйв. За желанием спасти ее стояло что-то другое, что-то более крепкое.       — Я построил отношения со своей женой на синдроме спасателя, — выдохнул Отис. Эрик вопросительно посмотрел на друга, так как не был силен во всех этих психологических терминах, — это желание помогать другим людям, при этом наплевав на свои собственные чувства и потребности. Все отношения, кроме отношений с Мэйв.       — Звучит не очень круто, — ответил Эрик, — ты просто начал понимать, что Рейчал больше не нуждается в твоей поддержке? Поэтому начал остывать к ней?       — Думаю, что да, — соглашается Милберн, — хотя… не знаю, нуждалась ли Рейч во мне на самом деле.       — Главное, чтобы ты нашел в себе силы признаться ей во всем, — это казалось самым сложным из всего, что происходило за последнее время.       Эрик никогда не питал теплых чувств к жене друга. Ему она казалась какой-то холодной и не очень дружелюбной, а еще очень педантичной. Рейч всегда стремилась все контролировать, в том числе и Отиса. Эффионг вообще удивился тому, что она согласилась остаться в Швейцарии и сейчас не стояла около кровати своего супруга, контролируя каждый момент его лечения.       — Я сделаю это, когда она вернется в Англию, — сообщил он, — не хочу расставаться по телефону. Все же мы в браке и у нас ребенок.       — Кстати о Джо, она в курсе? — Эрик меньше всего хотел сказать что-то лишнее дочери Отиса.       — Да, она знает, — сообщил Милберн, — к сожалению, так вышло Я хотел сказать ей сам, но она узнала это без моей помощи. Конечно, Джоэль в шоке, но вроде приняла нормально.       Во время ее приезда в клинику, Джо была спокойной и сдержанной. Реми явно поговорил с ней о том, что произошло с Отисом, чтобы она не волновалась. Девушка не расспрашивала его о том, как именно это произошло, да и были они не долго.       — У тебя очень понимающая дочь, Отис, — отметил Эрик, — и она примет любое ваше с Рейчал решение.