Толедский клинок (чёрно-белая версия)

      Приближаясь к таверне, Диего пребывал в превосходном настроении. Очевидно, в скором времени губернатор официально отстранит Монастарио от должности коменданта пуэбло, и капитан понесет наказание за свои служебные злоупотребления. Вряд ли его судьбу будет решать дон Эстебан. Странно, что тот посетил Пуэбло-де-лос-Анхелес, и Диего намеревался узнать истинную причину визита вице-короля в их захолустье. Учась в Мадриде, молодой де ла Вега успел принять участие в революции, но, откровенно говоря, не особо интересовался новостями войны за независимость родной Америки, поскольку борьба с Монастарио полностью захватила его, а в Калифорнии хватало событий и без военных действий между роялистами и мятежниками (которым, само собой, Диего сочувствовал всей душой). В тайнике де ла Вега хранил небольшой портрет генерала Рафаэля дель Риего с пожеланиями от своих единомышленников на обороте. Юноша перечитывал их иногда, и это укрепляло его решимость бороться с беззаконием – и офицерами, позорящими честь мундира. Такими, как капитан Монастарио.       Жаль, от светлоглазого кабальеро, которому Диего подарил свою шпагу четыре года назад, не осталось ничего, кроме полустертых воспоминаний. Диего хотелось верить, что он жив и здоров. Вряд ли тот, кто настолько мастерски обращался с навахой, являлся солдатом, но это и к лучшему – Диего, как и отец, недолюбливал военных, даже при том, что его дед был офицером, одним из основателей Верхней Калифорнии. Именно майору де ла Веге потомки обязаны своими богатством и положением в обществе. Иногда, глядя на портрет генерала Риего, Диего испытывал жгучий стыд за то, что подчас в глазах окружающих выглядит ничтожеством как дон Диего и преступником как Эль Зорро. Дед гордился бы хитроумным внуком или, напротив, осуждал его? Считал бы героем или бандитом? Отец стыдится франтоватого книжника-сына, хотя учеба в университете была его идеей, а до поездки в Мадрид дон Алехандро одобрял игру на музыкальных инструментах и сочинение стихов, а также, питая страсть к лошадям, привил ее сыну, чего не скажешь о фехтовании. Диего видел, что испанская армия разочаровала отца. Но иногда дон Алехандро одобрял действия властей, и тогда Диего опасался выйти из себя и сорвать маску поэта и мямли. Рассказать о своих взглядах, о Зорро, о Риего, об участии в «Атенее», о той давней драке в таверне на окраине Мадрида. Какая ирония, что негодяй Монастарио владеет именно толедским клинком, неотличимым от его первого оружия! Право, жаль, что тот безымянный, храбрый мадридец не может видеть Эль Зорро – он бы Лисом гордился, Диего отчего-то никогда не сомневался в этом. Но не стоит отчаиваться, возможно, им суждено встретиться вновь. Диего пил мало, но со старым знакомым они выпьют немало вина за встречу, а, протрезвев, сразятся в дружеском поединке – наконец-то на равных. Монастарио был хорош, но на самом деле Диего не хотелось улыбаться, фехтуя с комендантом: стыдно признаться, но его задевало, что капитан настолько откровенно ненавидит своего врага. К дону Диего Монастарио, если подумать, относился ещё хуже – без уважения.       Настроение испортилось. Насупившись, Диего отворил дверь. Вздохнув, натянул на лицо вежливую улыбку.       – ¡Buenos días, Don Esteban!       Ответив на приветствие, вице-король признался, что как раз собирался пить кофе после завтрака и предложил составить ему компанию. Прикрыв рот ладонью, де ла Вега непритворно зевнул, извинился и признал, что лишняя чашка кофе ему не повредит. Засмеявшись, дон Эстебан пошутил про молодость и бурную ночь, но Диего, который в родном пуэбло до сих пор не завел любовницу, шутки не оценил. Тем более, вчера, рассказывая отцу об аресте капитана, Диего услышал неожиданное: «Иногда я думаю, что стоило отправить тебя в армию, а не в чертов университет! Монастарио, строя планы поимки Зорро, вставал с постели на рассвете, а ты, сочиняя ночами серенады для несуществующих возлюбленных, спишь потом до обеда!» Замечание отца задело Диего, который если и сочинял стихи, то не с целью кого-то соблазнить, но прежде всего его ночи были отданы долгу, а спать по пару часов, как бывший комендант, Лис не мог, иначе Монастарио бы с лёгкостью справился с ним. В Мадриде Диего обыкновенно ложился после полуночи, и отсутствие романов объяснялось просто: помимо получения образования и участия в политической жизни столицы молодой де ла Вега учился владеть клинком, плетью и прочим оружием, а также совершенствовался как наездник и акробат. В первый год проживания в Мадриде он уставал так, что учился не особо успешно, но затем преуспел во всем. Во всем, кроме того, чтобы петь серенады под окнами молодых вдов – Диего по глупости избрал сеньорит, и долго не мог понять, что столичные прелестницы, не желая выходить замуж за юношу из Новой Испании, вели себя игриво, однако всегда неприступно, а после той приснопамятной драки танцовщицы и, тем более, махи или цыганки де ла Вегу не привлекали. Он не считал, что убийство – подходящая плата за ласки таких женщин, пусть ему и отчаянно хотелось чего-то… пряного. Платить за любовь молодой сеньор тем более не желал.       По иронии судьбы первой женщиной Диего стала именно маха. Как позже выяснилось, она позвала юношу в свою постель потому, что он ей ничем не напоминал того, по ком она тосковала. «Капитан, представляешь? – разоткровенничалась красавица после любви, куря сигару. – Я и офицер, кто бы мог подумать… Ты вряд ли об этом знаешь, niño, но наш король многих верных свободе военных отправляет служить за океан, будь он проклят!» – воскликнула она, глядя на светлеющую полоску неба на горизонте. Не оборачиваясь, поправила наброшенную на смуглые плечи тафтяную мантилью и равнодушно велела: «Знаешь… не приходи больше. А то влюбишься ещё, а этого не надо». И назвала его хорошим мальчиком на прощание – как пощечину дала.       Тогда Диего не мог знать, что через несколько месяцев получит письмо от отца и спешно отправится домой, в Лос-Анхелес. Где на женщин не хватит ни сил, ни времени, как и прежде. Похоже, кавалеристы в чине капитана имели дурное обыкновение мешать его личному счастью.       Передав дону Эстебану приглашение отца оказать семейству де ла Вега честь, почтив их асьенду своим визитом, Диего услышал в ответ вежливый отказ. Вице-король с дочерью уже завтра отправлялись в Монтеррей.       – Но как же капитан Монастарио? – вырвалось у де ла Веги.       – Разумеется, он и лисенсиадо Пинья отправятся с нами. К слову, о Монастарио… Не желаете оставить себе клинок капитана? – предложил дон Эстебан, макая чурро в горячий шоколад. – Превосходная толедская сталь и занятная гравировка…       – Гравировка? – удивился Диего.       Впрочем, само собой, он никогда не рассматривал оружие Монастарио вблизи. Вероятно, какая-то дарственная надпись – или патетичный девиз. Вполне в манере этого напыщенного болвана.       – Да, поговорка “Luchar a capa y espada.” Таким клинком должен владеть лишь достойный.       Диего показалось, что он ослышался. Совпадение?.. Совпадение, это попросту не может быть ничем иным!       Тем временем вице-король велел слуге принести шпагу и продолжил разговор. Де ла Вега его поддерживал, но все это время ему мерещилось, что в обеденной зале таверны стоит капитан Монастарио и, скрестив на груди руки, молча пялится на него.       Обнажив клинок, Диего чуть не отбросил его, словно ядовитую змею. Да, годы назад он сам заказал эту надпись. Нет, Монастарио не мог быть кумиром его юности. Просто не мог, и все.       – Что ж, Диего, был рад нашей встрече, – сквозь шум в ушах до де ла Веги донеслись слова вице-короля.       Действительно неловко, безо всякого притворства на этот раз, Диего вложил проклятый клинок в ножны, произнес полагающиеся любезности и слова прощания, после чего вышел на яркое солнце. Он подумает об этом немного позже. Расскажет Бернардо, и…       – Дон Диего, нам нужно поговорить. – Подхватив растерянного Диего под руку, дочь вице-короля донья Констансия увлекла его за угол Посада-де-лос-Анхелес. – Обнажите клинок и сделайте вид, что показываете его мне. Из окон таверны нас не видно, лишь с улицы. Что вам сказал мой отец о будущем капитана Монастарио?       – Он и лисенсиадо Пинья завтра отправятся с вами в столицу, чтобы губернатор…       – Nо. Отец солгал вам. Завтра на рассвете Монастарио казнят.       – Казнят?       – Повесят. Так понятней?       – Вполне. Но почему?       – Диего, у вас слишком ошеломленное выражение лица, улыбнитесь. Но меня радует, что вы не желаете смерти сеньору капитану.       Сжимая в руках толедский клинок и растягивая губы в неестественной улыбке, Диего подумал, что в это утро его мир перестал быть чёрно-белым. Легко делать выбор между злом и добром, но что выбрать, когда любой твой выбор кажется неверным?       – Буду краткой. Умоляю, Диего, спасите его. Казнь должна состояться тайно, во дворе гарнизона. Монастарио, насколько мне известно, держат в его спальне. Но прежде ее тщательно обыскали и в тайнике среди бумаг нашли письмо Риего, адресованное капитану.       – Генерала Риего?! И что же в письме?       – Из него следует, что Монастарио был готов поддержать Риего в отстранении его королевского величества дона Фернандо от власти, если это потребуется для блага Испании. Видите ли, капитан Монастарио участвовал в восстании, но затем его услали за океан, назначив комендантом этого пуэбло и приставив к нему лисенсиадо Пинью. Таким образом, капитану ничего не оставалось, кроме как всячески проявлять… благонадёжность. О, угодить властям бывает непросто! Тем более, в Калифорниях, где губернатор и комендант провинции обычно соперничают между собой. Хотя вы, Диего, очевидно далеки от политики… Словом, в итоге Пинья то ли из зависти, то ли чтобы выслужиться перед моим отцом выставил Монастарио в неприглядном свете. Я не верю ни единому свидетельству этого сеньора! В конце концов, капитан мог примкнуть к здешним мятежникам. Но, полагаю, он, как и я, – по губам девушки скользнула улыбка, – считает их предателями. Эта земля принадлежала и всегда будет принадлежать королю Испании! Кем бы он ни был, – тихо прибавила она.       – Погодите, сеньорита. Но ведь мы с моим отцом, как и прочие жители пуэбло, были свидетелями злоупотреблений команданте, к тому же капитан Монастарио обвинил дона Начо в государственной измене, чтобы заполучить его ранчо!       Раздражённо фыркнув, Констансия заявила:       – Игнасио Торрес – сторонник мятежа, и вместо капитана Монастарио повесить следует сеньора Торреса. Или… разбойника Зорро, – сощурившись, после многозначительной паузы произнесла она, глядя на Диего, а затем продолжила: – Даже самый бестолковый сержант, уходя на покой, получает в Калифорниях землю в награду за службу, как когда-то получил ее ваш дед, Диего. И не будь капитан Монастарио сторонником генерала Риего, он бы мог стать самым богатым человеком Верхней Калифорнии. К слову, я видела дочь Торреса. Монастарио не мог прельститься такой дурнушкой.       Диего заморгал – неужели дочь вице-короля… неравнодушна к Монастарио? Мир сегодня перевернулся, определенно.       – Уверена, капитан Монастарио был бы рад обсудить с отцом сложившиеся обстоятельства, после чего примкнуть к действующей армии, ведь каждый хороший офицер сейчас на счету. Мы не ожидали предательства от Итурбиде, но пример Наполеона, верно, вскружил ему голову… Ах, это письмо!.. Иногда сущая мелочь способна погубить все! Я бы не знала ни о письме, ни о казни, но отец был расстроен и… Вчера я имела глупость солгать ему, что Монастарио мне… неважно. Впрочем, скажи я правду, было бы только хуже… Отец принадлежит к старшему поколению, для которого власть монарха священна. К тому же, если бы отец принял иное решение, то поставил бы под удар всю нашу семью, я это понимаю… Но не стоит преждевременно заламывать руки. Диего, у вас есть какие-либо предложения?       – Констансия, я был бы рад помочь, но вряд ли сумею. В отличие от, к примеру, бандита Эль Зорро, я посредственно…       – Если вы мне не поможете, то, будьте уверены, отец придет к мысли, что вы и есть Зорро. Диего, брат мне рассказывал о ваших наградах за фехтование, и я ничего не забыла. Как знать, не был ли капитан Монастарио прав?       Диего ненавидел, когда его шантажом принуждают к тому, что он не желает делать. Впрочем, Монастарио оказался его мадридским спасителем, и допустить смерть капитана де ла Вега не мог. К тому же, Диего попросту не успевал обдумать очередную ошеломительную новость. Толедский клинок, письмо Риего, «неблагонадежный» Монастарио и, кажется, влюбленная в него по уши самая завидная невеста Новой Испании… Чей отец никогда не благословит их брак. Готовый сюжет для театра в Монтеррее!        – Но почему вы так страстно защищаете капитана Монастарио? – деликатно спросил Диего, рассеянно поглаживая гравировку на клинке. – Мне казалось, он вам неприятен.       – Вам казалось. Вы ведь рады, что Зорро спас от казни Торреса и вашего отца? Почему же вас удивляет сострадание, испытываемое мной по отношению к капитану?       – Потому что он… он совершенно невыносим! – наконец взорвался де ла Вега, уже понимая, что спасет этого мерзавца, хочет того или нет.       Диего совсем не понимал женщин! Прибыв в Калифорнию, он, помнится, допускал, что дон Алехандро способен с предубеждением относиться к новоиспеченному коменданту, но стоило увидеть Монастарио, как все сомнения исчезли: капитан, мягко говоря, доверия не внушал. А его позерство? «Как поет этот толедский клинок!», Матерь Божья! Однако служанки шептались об «ангельских голубых глазах» коменданта, и, вероятно, донья Констансия тоже имела несчастье ими очароваться. Стоило признать, что Монастарио иногда мог быть располагающим к себе человеком, однако вчера Диего был уверен, что дочь вице-короля проницательней дочерей пеонов.       – В вас говорит предубеждение, Диего! Вы ведь кабальеро, так действуйте!       – Но Монастарио просто неспособен радеть за благо Испании! – воскликнул де ла Вега, которого не столько возмущало требование спасти коменданта, сколько то, в каком тоне Констансия говорит с ним в отсутствие отца. – Он себялюбив, тщеславен, жесток и подл. Генерал Риего ошибся в нем! Как и вы, сеньорита!       «И даже я сам, вечность назад», – прибавил де ла Вега про себя. Стоит на минуту поверить, что в натуре Монастарио есть светлые стороны, что он способен на благородство – и Диего натворит непоправимых ошибок.       – Довольно! Если вы не поможете, я скажу отцу, что вы пытались меня соблазнить!       – Что?! Да как вы…       Усмехнувшись, Констансия перебила де ла Вегу:       – В любви и на войне все средства хороши.       – «В любви», значит…       – Вы мне надоели, дон Диего. Слушайте и запоминайте. После вчерашнего «маскарада» у вас остался костюм Зорро; уверена, вороной также найдется. Мы должны условиться о времени, чтобы вы, переодетый разбойником, при надобности оглушили солдат, несущих дозор во дворе гарнизона, а я в то же время, приказав охране выйти за дверь спальни, предупредила Монастарио. Когда вы увезете капитана, я начну длинный монолог, выигрывая для вас время, и лишь по его окончании подниму тревогу. Надеюсь, никого не удивит, что я испугалась вооруженного бандита.       – Удивление может вызвать то, что означенный бандит похитил своего врага, да ещё в ночь перед казнью, – усмехнулся Диего.       Ему, мягко говоря, не нравился этот план, а также не нравилось участие Констансии в освобождении бывшего коменданта. Диего всегда полагался либо на самого себя, либо на тех, кому доверял, а потому привлекать кого-либо, кроме Бернардо, не хотел. Но, похоже, выбора ему не оставили.