Party Favours

— Астарион, — сказала Розали. — Ты здоров? — Я полностью в своём уме, хотя мне кажется весьма вероятным, что на данный момент именно ты находишься под каким-то проклятием, — сообщил он ей. Он указал на себя. — Этель что-то сделала с тобой в чайном домике? Честно скажи, я невидимый? Я знаю, что поначалу я тебе не нравился, потому что я был недостаточно «мил» с тобой, даже после того, как подчинялся каждой твоей чёртовой прихоти, когда дело касалось героизма. Но я подумал, что как только ты действительно попробуешь встречаться со мной на публике и узнаешь, что я не только полностью удручающе домашний в эти дни, но и даже близок к милому, каковы бы ни были твои возражения, они могли бы исчерпаться… Розали начала чувствовать лёгкое головокружение. — Только… Это даже не имеет значения, какой я! Потому что перед лицом того, что я именно такой, как ты хочешь и не смей, чёрт возьми, пытаться это отрицать, ты выдумываешь замечательные новые возражения, каждое ещё более бессмысленное, чем предыдущее! Типа, меня каким-то образом вытащили против моей воли, хотя я никогда не делаю того, чего не хочу, никогда. Если только мне не заплатят сквозь чёртовы зубы за такую милость. Заставить меня что-то сделать? Дорогая, мне бы искренне хотелось посмотреть, как ты пробуешь! — он продолжил. Розали подумала о том, как он рассуждал о цене своей благосклонности, растягивая монолог, как обычную пытку. Она знала, что это такое. Это рутина. Но она задавалась вопросом, останавливался ли когда-нибудь Астарион, чтобы задуматься о том, насколько утомительно это — просить о помощи кого-то, кого ты любишь, и смотреть, как это каждый раз превращается в переговоры. Она задавалась вопросом, знал ли он, насколько она иногда казалась ему обузой или казалось до этого момента, ведь она сама только что осознала это. — Когда я хоть раз был самоотверженным? — продолжал он в воздухе, презрительно растягивая слова. — Я думал, ты меня знаешь. Самоотверженный? Добрый? Всё, что я делаю, я делаю ради собственной выгоды! Я никогда не переставал, даже несмотря на то, что ты передвигала ворота каждый раз и заставляла меня хотеть того, чего желать было откровенно неловко. Я не пригласил тебя на свидание, как какую-то мученицу, Фоксглав… — Ты вёл себя так, будто это было для тебя обузой. Ты сказал, что это даже хуже, чем охота на дракона, — пробормотала она с некоторой обидой. — Я явно дразнил, — ответил он, а затем поправил себя, увидев выражение её лица. — Хотя нет, я солгал. На самом деле я пытался преуменьшить актёрскую игру, всё время паникуя из-за того, что всё испортил. Я думал, что наконец-то у меня появился шанс… А теперь ты говоришь, что моя «игра» слишком хороша? Я как-то чрезмерно ею наслаждаюсь… Так что итак понятно, что я не заинтересован?! Что, чёрт возьми, с тобой не так? Когда это я получал слишком много удовольствия ты, сбитая с толку маленькая дурочка! Если что-то доставляет удовольствие, почему бы не насладиться этим ещё больше? Ты случайно не получила какую-то психическую травму в годы твоего становления? — Астарион… Он вздохнул, отклонив её протест взмахом руки и ущипнув переносицу другой. Было странно наблюдать за ним, учитывая то, как Роуз обычно вела себя рядом с ним. — И теперь ты решила, что тебе хорошо без меня, а это было полной противоположностью тому, чего я хотел добиться. Я хотел, чтобы ты… Я не знаю, нуждалась во мне хотя бы раз. Настолько, насколько я… ну… Насколько я нуждаюсь в тебе. Самые смелые фантазии Розали завершили для него это предложение. И она была почти уверена, глядя на его лицо, что и в вопросе денег она была права. Но факт оставался фактом: он этого не говорил. Он остановился. — У меня не было выбора, — отметила Роуз. Как и всегда с Астарионом, именно разочарование заставило её, наконец, заговорить. — Я не могу нуждаться в тебе, потому что ты не позволяешь мне положиться на тебя ни на секунду. Учитывая, что это ты испарился и оставил меня одну. — После того, как ты отвергла меня! — Я был пьяна! — Ты нарочно напилась! — Да, обычно так оно и работает! — она сказала. — Мне разрешено хотеть выпить, Астарион! Чего делать нельзя так это просто, мать твою, испариться без «привет-пока» — ты должен был знать, что это заставит меня думать! Да ладно, твоё эго не такое уж хрупкое, не так ли? Я знаю, что многие люди более чем счастливы лечь с тобой в постель, но мы друзья. Нельзя просто так бросать людей! Уже нельзя! — Иногда мужчине нужно зализать раны, Фоксглав. Я не совсем привык к тому, чтобы… — Тебя отвергли? О, Боже, забудь о пытках Казардора — это и есть настоящее проклятие твоего существования, не так ли? Ну, простите мою черствость! Твоя гордость явно была разорвана в клочья из-за меня, маленькой карги! — её охватил новый страх, рождённый чем-то уродливым, что имело больше отношение к ней, чем к нему. — Так вот что это такое? Ты решил доказать свою правоту, потому что я не потеряла трусы по команде? Оставь свою благосклонность для кого-то другого, серьезно… — Быть уязвимым! Я не привык быть уязвимым, — сказал он раздражённо, подходя настолько близко, что, казалось, он хочет сильно встряхнуть её. — Это отвратительно, и у меня это ужасно получается, но это явно то, чего хочешь ты, поэтому я старался. И после всего этого я всё ещё был недостаточно хорош. Ты по-прежнему меня отвергла. — …Что? — разумно сказала Розали. — …Какая именно часть той ночи была связана с уязвимостью? Ты только что сказал, что собирался меня трахнуть. Для тебя это довольно обычная ночь, не так ли? — На самом деле это немного другое. Учитывая, что я влюблён в тебя, ты абсолютная простачка! — он крикнул. Розали моргнула. Затем снова моргнула. Потом подумала о том, чтобы ущипнуть себя. Я имею в виду, подумала она, я вроде как думала, что всё к этому и ведёт. Но я не думала, что он действительно это скажет… …О, кого она обманывала? Она не верила, что это правда, потому что Астарион оставил это недосказанным. И он никогда не оставлял ничего недосказанного. Но всё же… Его способность просто выпалить такие вещи без всякого стыда никогда не перестанет её удивлять. — Ох, — сказала она. Это было не лучшее её предложение. — Но если этот совершенно очевидный факт вылетел из твоей гребаной головы… Что ж! Ну вот! У меня есть благосклонность. Я очень эгоистичный человек. Я мог бы попросить тебя о чём угодно прямо сейчас, а ты достаточно наивная, чтобы позволить мне это. Ты знаешь обо мне всё самое лучшее и самое худшее, Фоксглав. И ты знаешь, что я не упущу возможности получить именно то, чего хочу… Он сделал ещё шаг вперёд, пристально наблюдая за ней. — И я хочу, чтобы ты забыла всех этих ужасных, скучных людей, чьё мнение о тебе дезинформировано, бессмысленно и никогда не будет иметь значения, и ушла отсюда. Со мной. Прямо сейчас. — …И поцеловала тебя, — слабо добавила Розали. — Да, и поцеловала меня, — ответил Астарион, опустив взгляд на её губы. — У меня это очень хорошо получается. Я пробежал ради тебя через весь город, очевидно, без необходимости, что, если подумать, делает этот жест ещё более романтичным. Ты даже можешь наслаждаться этим. И если это так, это то, что я очень хотел бы знать, идя дальше. Так скажи мне, — он с усилием оторвал глаза от её рта, как будто он зацепился и за неимением лучшего слова впился в неё взглядом. — Достаточно ли ясно я выражаюсь, Розали? Воздух вокруг них немного изменился после его вопроса, поэтому всё, что она могла сказать, было: «Эм…». Астарион вздохнул. — Боги, ну что опять? — Ты использовал моё полное имя. — …И? Это то, на чём ты хочешь хочешь заострить внимание в этом признании? Ты, чёрт возьми, серьёзно? Знаешь, я не против тебя убить. — Я просто… — она сглотнула и замолчала. Покраснела до кончиков рогов, затем собралась с духом и собралась с силами. Во второй раз её голос стал сильнее. — Мне очень нравится моё прозвище, если честно. Настала очередь Астариона моргнуть. А затем быстро, как вспышка, он улыбнулся, широко, дико и голодно. — Фоксглав, — сказал он, повысив голос таким тембром, который мог пронзить человека, как электричество. Он согнул палец и промурлыкал. — Иди сюда. И только когда его игра внезапно вернулась на круги своя, уверенная, точная и знающая, она поняла, что он говорил правду: он чувствовал себя уязвимым. Или, по крайней мере, был неуверен в своих шансах. Теперь, когда она согласилась, Астарион снова стал самим собой и был убеждён, что его бравада сработала. Он смотрел на неё так, как будто она уже разделась для него. И да, это был приятный вариант того, как на неё смотрели, но это также приводило в бешенство. Она начала понимать, что если она ему нравилась так сильно, как он утверждал, он, вероятно, представлял себе это много-много раз. Вероятно, он думал, что знает теперь, после этого небольшого падения с неопределенной пропасти, чем всё обернётся. Но ты не единственный, кто об этом думал, подумала она. Но чувства к нему не подавляли желания время от времени сбивать с его лица улыбку. У удивленного, обезумевшего, открытого Астариона было своё очарование. У неё тоже были мысли о том, чем всё это закончится. Розали преодолела расстояние между ними, хрустнув каблуками по полу, схватила его за воротник с обеих сторон и притянула его рот к своему. Улыбка всё ещё была здесь, победоносная и сладкая, во вкусе его поцелуя, когда его губы приоткрылись под её губами. Затем, прежде чем он успел обхватить её и взять ситуацию под контроль, она сделала два шага, всё ещё сжимая руки на его рубашке, сменила позицию в коридоре и прижала его к стене. С большей силой, чем можно было бы ожидать от волшебника. Настолько, что его голова ударилась о стену. Ну и ладно. Она знала, что он стерпит. Возможно, ему не следовало так её бесить последние восемь лет. — Оу, — сказал он ей в рот, и его голос звучал более впечатленным, чем что-либо ещё. Улыбка всё ещё присутствовала в его голосе, подстрекающая и восторженная. Если бы это была настоящая битва воли, Розали сказала бы что-то вроде: «Ох, как будто тебе не нравится, когда тобой так швыряются? Как ты хрупок», — ведь он в насмешку и с растягиванием слов всегда дразнил её за ханжество. Но разговор уже казался немного бессмысленным. Она хотела, чтобы он потерял дар речи и переполнился желанием. Поэтому вместо этого она просто поднялась на цыпочки и втиснулась в его личное пространство, прижимаясь к нему всем телом. Она лизнула его рот, глубоко и пытливо, и была вознаграждена тихим вздохом из его горла, который, казалось, был его попыткой сдержать другой, менее вежливый звук. Его руки обвили её, призрачно протянулись от её бедер вверх, по бокам её талии к плечам, притягивая её так же сильно, как она прижимала его. Для него это было чем-то обыденным, но это не имело значения: она чувствовала каждый дюйм их прогресса, словно огонь. Рука на её позвоночнике, на открытой платьем коже спины была пылающим клеймом. Другой держал её голову глубоко под тяжестью её волос, когда они расступились, чтобы вздохнуть, а затем снова прижались друг к другу. Её собственные руки были гораздо более занятыми, потому что Астарион всегда казался таким неприкасаемым, и это заставило её осознать, как сильно ей хотелось коснуться. Она не оставила ему иного выбора, кроме как подчиниться натиску. Не то чтобы она предполагала, что он будет сопротивляться этому в ближайшее время. Она убрала одну руку с его воротника, чтобы провести по острой линии его подбородка, обхватив его челюсть и настойчиво, поучительно надавив на неё, показывая ему угол, который ей больше всего нравился. Затем она поцеловала его глубже, и эта же рука оказалась в его волосах. Его чертовы дурацкие волосы, всегда так искусно уложенные в растрепанность. Это заставляло её задуматься, с кем он был прошлой ночью каждый раз. Она провела по волосам пальцами, как будто её прикосновение было чернилами на пергаменте, способными оставить такие же следы. Это было недобро, почти злобно, и затем она потянула… Он ахнул, что было чудесно и ново. Розали могла бы проглотить этот звук целиком. К этому моменту её другая рука уже залезла под куртку и незаправленную рубашку и прикоснулась к голой коже, и от ощущения этого затупленные кончики ногтей впились в мышцы его спины. — Розали… — его голос звучал немного сдавленно. — Хм? — сладко пробормотала она в ответ, нежно скользнув носом по его щеке к подбородку, чтобы поцеловать кожу чуть ниже его уха. Вот для чего его тянули: чтобы заставить его голову немного откинуться назад и обнажить длинный бледный столб горла. — Ты точно уверена, что хочешь сыграть именно в эту игру, дорогая? — он попытался превратить эти слова в вызов, чтобы казалось, что он всё ещё имеет преимущество. Но она услышала лишь одышку. Сердцебиения не было, но она почувствовала дрожь на его спине, когда снова поцеловала его в шею, на этот раз с открытым ртом и продолжительно. Рука на её спине рефлекторно прижала её ближе, хотя между ними больше не оставалось места. Вампир, самодовольно подумала она. Это не могло быть так просто, не так ли? Но, возможно, так оно и было. Вместо того, чтобы ответить ему, она снова поцеловала его в шею, а затем укусила. Реакция была немедленной, и уследить за ней было невозможно. В какой-то момент именно она была с ним, прижатым к стене, её руки под его одеждой, а рот на нём. Затем их позиции поменялись местами, и она ошеломленно заморгала, глядя на него. С учётом вампирской силы и вампирской скорости это заняло меньше секунды. Он прижал руку к её голой ключице, большим пальцем провел по её горлу и прижал её спиной к холоду крашеной штукатурки. В отличие от него, она осталась прикованной к месту, неспособная пошевелиться. И всё это время он наблюдал за ней. Выражение его лица было разбитым и разрушенным, и теперь для неё настало время сиять ему в ответ губами, покрытыми поцелуями, торжествующими и самодовольными, злорадствуя там, где она должна была чувствовать себя в ловушке. Если бы она оказалась в такой ситуации, когда ей хотелось бы посмотреть на часы, она бы предположила, что это заняло у неё все три минуты. Она ведь едва прикоснулась к нему, и теперь он выглядел готовым прыгнуть ради неё перед очередным драконом. Я думала, ты был каким-то скандалистом? Она открыла было рот, чтобы сказать, но у неё не было шанса. Только короткий вдох, прежде чем он напал на неё. Весь язык, губы и зубы. Розали узнала, что спешка делала Астариона неуклюжим, но ощущение его присутствия перед ней превращало даже неуклюжесть в преднамеренное соблазнение. Его поцелуи были глубокими и почти до синяков. Пуговицы его пиджака застряли в ткани её платья, поэтому он провел рукой вдоль её живота, чтобы расстегнуть их, заставляя части её тела напрягаться ни по чем зря. Он поцеловал её в место сгиба плеча, но затем она сделала что-то своими руками, от чего он вздрогнул, и это означало, что его угол был неправильным. Она почувствовала, как зубы царапают её кожу. Он не пролил кровь. Он был бы вампиром, которого довольно быстро заколют, если бы он имел обыкновение кусать людей за пределами своего дома. Но они оба остановились всего на секунду, встретившись глазами с глубоким тяжелым вздохом. Они поняли, что это будет вариант на будущее. И вот так он снова поцеловал её. Каким-то образом они закончили тем, что его пальцы играли на краю одного из мест, где её юбка расходилась, задевая обнаженное бедро и голую ногу. — Боги, твоя кожа, — пробормотал он ей в шею, словно ничего не мог с собой поделать. — Да, — сказала Розали, голос которой изо всех сил старался оставаться ровным, даже когда она задыхалась. — Я могу подтвердить, что она у меня есть. — Ой, хватит сарказма, карга, — пробормотал он, — Ты просто чертовски… мягкая… А затем его рука снова двинулась, пробираясь дальше с шёпотом атласа. Пальцы едва коснулись внутренней части её бедра, и она дернулась к нему, словно пораженная молнией, и выругалась. Он усмехнулся, его дыхание проникло ей в ухо, и он пробормотал: «Ещё нет, дорогая». И тут же «уже да». Они оба застонали. Все фантазии о его глупых тонких руках подтвердились. Несправедливо, бессвязно подумала Розали, а затем услышала его запыхавшийся смех, который заставил её осознать, что она произнесла это вслух. — Тише, дорогая, — прошептал Астарион так, словно он вообще не хотел, чтобы она молчала. Розали думала о том, чтобы поспорить. О том, чтобы сделать что-нибудь столь же несправедливое, чтобы дать отпор приливу и вернуть себе хоть какой-то контроль. Но она поняла, что здесь победителем выйдет только один человек. Поэтому вместо этого она обхватила его ногой, юбка стала чуть более открытой, и обняла его, прижимая так близко, как только могла. Она никогда не хотела его отпускать. — Я люблю тебя, — пробормотал он, словно молитву, в то время как она уронила лоб ему на плечо и отчаянно боролась с тем, чтобы промолчать. Как всегда, у него было более чем достаточно слов для них обоих. — Я люблю тебя, я люблю тебя… Кашель прервал их прежде чем… Ну. Прежде. Роуз оторвала влажный и изувеченный рот от кожи Астариона и увидела невпечатлённого официанта, стоящего в коридоре… Вместе с тремя гостями. И Лламрил. Роуз моргнула. Именно тогда она вспомнила, что они всё ещё находились в общественном коридоре. Тот, которым, вероятно, часто пользовались, если бы ходили в ванные комнаты — что могло бы быть более разумным местом для проведения такой интермедии? Кто знал, как долго толпа простояла там. Похоже, официант был единственным, кто хотел их прервать, и никто из них не обратил на это внимания. Розали оторвалась от Астариона. Её грудь вздымалась и дрожала от жара, от которого вся верхняя часть её тела покраснела. Даже когда она отвернулась и прикрылась его плечом, жар не имел ничего общего с унижением. Это было совсем другое ощущение. Она, честно говоря, чувствовала себя так, словно её подожгли. Астарион тоже не выглядел равнодушным: три пуговицы на рубашке были расстегнуты, а на шее были следы. Он хватал воздух, в котором он не нуждался, с широко раскрытыми зрачками. Безмолвно, не отрывая от неё глаз, он вынул руки из-под её платья и несколькими небрежными движениями поправил её юбки, чтобы придать им некую скромность. Он заложил одну руку за спину, а другую протянул ей. — Итак, — сказал он грубым голосом и губами, испачканными её собственной тёмной помадой. — Ты хочешь остаться или уйдешь со мной? — Эм, — сказала Розали, — ухожу. Конечно же. Её пульс колотился так сильно, что она почувствовала онемение от него. И она знала, что он должен заметить это, как только она взяла протянутую ей руку. В её мозгу не было ни одной мысли. Её не хватило даже для того, чтобы почувствовать смущение. Они прошли мимо собравшейся небольшой толпы. Кто-то цокнул, и она увидела, как Лламрил подавила ухмылку. На её счёт или нет, она не была уверена. Ей было всё равно. Она молча последовала за Астарионом через ресторан и вниз по лестнице, пытаясь вспомнить, была ли у неё с собой сумка. Если так, то она только что оставила её в комнате для торжеств. Там может быть даже ключ от её дома. Имеет ли это значение? Опять же… её это волновало? *** Когда холод ночного воздуха ударил её, и её возбужденный, перегруженный мозг, наконец, перезапустился, Розали торопливо прошептала. — Какого черта ты никогда ничего не говорил?! — Прошу прощения? — спросил он, когда они спустились в суету улицы, игнорируя кареты, стоявшие у «Позолоченной лестницы», и предпочитая уйти прочь — в каком-то направлении (она не была уверена, в каком). — О том, что влюблён в меня, — прошипела она, как будто это была какая-то тайная тайна, которая, учитывая, что они собирались эффектно потрахаться в общественном коридоре, даже показалась ей немного бессмысленной. Астарион всё ещё держал её за руку, целеустремленно тянув вперед. Из другой он достал из кармана куртки носовой платок, начал вытирать пальцы, и Розали была почти уверена, что она сгорела. Однако, если она возгорела на улице, он, похоже, не заметил этого и вместо этого просто пожал плечами. — Я думал, что сделал это очевидным фактом. Решил, что об этом даже не нужно говорить. — Чушь собачья, — яростно прошептала она. — Я тебе очень нравлюсь, хорошо, но ты ведь знаешь меня. Ты, должно быть, знал, что я… — Ну ладно, умница этакая. Возможно, я не хотел, чтобы мне пришлось это говорить. Может быть, я хотел, чтобы тебя настолько охватила похоть, что ты бы упала к моим ногам и умоляла меня взять тебя. Розали фыркнула. Астарион вздохнул. — А когда этого… ну, знаешь. Не случилось. Я догадался, что, возможно, этому… Не суждено случиться. Потенциально. И думать об этом было не очень приятно. Поэтому я не стал. — …Значит, вместо этого ты просто трахнул половину населения Побережья Мечей? — Да! — сказал он, не раскаиваясь. Когда она пристально посмотрела на него, он пожал плечами, потащил её за угол и повел вверх по главной дороге. — Слушай, думай обо мне, что хочешь, но мне нравится секс. А секс с незнакомцами — это чертовски прекрасная вещь, если честно. Никаких эмоций, никакого стресса, никаких колебаний, только бессмысленное удовольствие. Ты можешь просто уйти на следующий день, и тебе никогда не придется беспокоиться об их хорошем мнении или о том, получили ли они такое же удовольствие, как и ты, или хочу ли я сделать это снова. Хотя, чтобы внести ясность, я иду в комплекте с потрясающими отзывами. Я мог бы даже получить рекомендации, если хочешь… — Астарион, я не хочу разговаривать ни с кем из тех людей, с которыми ты трахался, когда, очевидно, был влюблен в меня. — Очевидно. Я спал с ними только потому, что был убежден, что никогда не заполучу тебя. Если посчитать, то всё это докажет. Ты для меня значишь больше, чем половина населения Берега Мечей, если именно с таким количеством людей мне пришлось переспать, чтобы исчерпать тебя из моей системы, а это всё равно не сработало. — …Оу. — В любом случае, забудь обо всех своих обвинениях. Ты выглядишь чрезмерно требовательной. Почему ты никогда не говорила мне, что я тебе нравлюсь? Это улица с двусторонним движением, Фоксглав. Может быть, джентльмену время от времени хочется, чтобы за ним поухаживали. — Ох, — снова сказала Розали. — Ну. В конце концов, я, наверное, нашла бы подходящий момент рассказать тебе об этом. Я сама поняла только месяц назад. — Ну, слава богам, что я отродье вампира! — Астарион протянул слова к звездам над головой. — Потому что такое заявление определенно может погубить душу. — Ой, я не это имела в виду! — поспешно поправила она. — Я думаю, это было, может быть… Ну ладно, определенно… гораздо дольше. Но ты такой, — она попыталась сформулировать это так, чтобы не сделать его невыносимым в её глазах, а потом поняла, что ей больше не нужно этого бояться, потому что она, очевидно, нравилась ему достаточно, чтобы вести себя прилично. Поэтому вместо этого она сказала то, что думала. — Красивый. Она с легкой улыбкой наблюдала, как он прихорашивался, краснея про себя, и продолжила — Я просто предположила, что это была, ну знаешь, реакция на твоё общее… Поведение, а не, ну ты знаешь… Обязательно любовь. Но мне казалось, что я люблю тебя очень давно, просто… Как друга. Друга, которого я находила очень привлекательным. — …Насколько именно привлекательным? — Замолчи, — сказала Розали с небольшим жаром. — И даже несмотря на это, я говорю тебе, что ты мне всё время нравился, идиот! Ты всегда держишь всех в курсе событий и информируешь о том, насколько мы для тебя бессмысленны! И времена, когда ты флиртовал со мной, ничем не отличаются от того, как ты флиртовал с барской девчонкой или, помилуй меня, Гейлом. Итак, учитывая, что ты ведешь себя так, будто у тебя неизлечимая аллергия на искренность… Я подумала, что ты, вероятно, просто выставишь меня дурой, если я что-нибудь скажу. Или ты… Разобьешь мне сердце. Так что, думаю, проще было хранить это в этой коробке секретов… — Итак, ты защищала себя из гордости, — ответил Астарион, — Ну, может быть, я делал то же самое. Может быть, я думал, что ты тоже будешь смеяться надо мной. Может быть, я никогда не позволяю себе вести себя серьёзно рядом с тобой, потому что полагаю, что ты ни за что не воспримешь меня всерьёз. Что ты всегда будешь воспринимать меня как шутку, — он вздохнул. — Может быть, я думал, что ты слишком хороша для меня, и уже, чёрт возьми, знал это. Он произнёс это, глядя на землю и продолжая двигаться вперед в своём неослабевающем темпе, как будто ходьба каким-то образом облегчала эмоциональные разговоры, и у него было что-то ещё, на чём можно было сосредоточиться. Но Роуз задавалась вопросом, заметил ли он, как его рука сжалась в её руке, как будто он приветствовал её признание в уязвимости, за которым последовало его собственное. Она определенно чувствовала то же самое, как будто гравитация приближала её к нему и вызывала желание крепко прижаться к нему. — О, Астарион… — Не смей говорить что-нибудь сострадательное или думать, что это романтично, — сказал он язвительно, и в голосе прозвучала горечь. — Это не… Это чёртова пытка. Это унизительно. Я знал, что ты не станешь со мной трахаться, если я тебе не нравлюсь, поэтому изо всех сил старался стать твоим другом. А потом я попробовал измениться ради тебя. И несмотря на то, что почти на каждом шагу всё облажалось, ты кое-что спасла из того беспорядка, который оставил Казадор. А потом по пути я обнаружил, что мне слишком нравится твоя компания, чтобы рисковать, что ты не захочешь меня. Честно говоря, проигрышная игра во всех отношениях! Только посмотри, что мы упускали всё это чёртово время! Я должен был сбить тебя с ног, как только увидел рядом с капсулой пожирателей разума. Как я ненавижу застревать в этих бессмысленных кругах в своей чёртовой голове… Это полная противоположность всему, чем я являюсь! — Но откуда ты узнал, что я не хочу тебя? — Розали настаивала. — Ты так говоришь, как будто ты не отказывала мне всё это чёртово время, — сказал он, драматично запрокинув голову. — Ты заставила меня почувствовать себя зелёным подростком. Думаешь, к третьей миссии у меня не было идеального запаса крови, Фоксглав? Как ты думаешь, почему я всё ещё находил причины питаться тобой? И в тот раз, когда ты нашла меня без рубашки, ты понимаешь, что это было запланировано, да? — Эээ… — И каждый чёртов раз ты превращала это в проклятый обзор прогресса, от которого всё время разило похотью. «У меня энциклопедические знания о древнем Инфернале, Астарион», «Я хочу поговорить о межпартийных отношениях, а не о веселых и добрых, Астарион», «Где ты видишь себя через пять лет, Астарион?». Как будто ответы были не там, где была ты, а спрятаны внутри тебя, если человеку повезёт! — Астарион не смотрел на неё, когда говорил это, и Роуз была одновременно огорчена его способностью объявлять такие вещи в воздух и рада, что ей не требовалось поддерживать зрительный контакт, пока он это делал, иначе девушка могла бы в конечном итоге растерзать его на улице. — Тебе повезло, что моё эго настолько крепкое, насколько оно только может быть, Фоксглав. Меньший человек уже покончил бы жизнь самоубийством или дал бы обет безбрачия. Нам повезло, что я всё ещё невосприимчив к дневному свету. Я мог бы просто подойти к окну и тут же положить этому конец. — Но опять же, как ты мог знать, что я тебе отказала? — спросила она, — когда ты никогда… ну, знаешь… вообще ничего не говорил? Или, по крайней мере, ничего такого, чего бы ты не сказал каждому человеку, которого мы знаем… — Да неужели? Ты в этом совершенно уверена? Я обнаружил, что предложения руки и сердца считаются чем-то вроде универсального языка любви в большинстве культур и обществ. — Нет, когда ты не имеешь их в виду. — Я имел их в виду. Каждый из. — …Оу. — И я всё время с тобой флиртовал. — Ты постоянно со всеми флиртуешь. — Да, и обычно я сплю с ними. Вот почему я флиртую. Я думал, что с моей стороны всё совершенно очевидно. Я не знаю, чего ещё ты можешь от меня желать. — Я не знаю… Ты когда-нибудь пробовал… быть милым? Странный акт доброты не прошёл бы мимо. Половину времени я была убеждена, что ты меня ненавидишь… — О да! Ничего, кроме ненависти к женщине, ради которой я истребил полконтинента! Убиваю драконов, спасаю сирот, бросаюсь на поля сражений без всякого твоего позволения… — Ой, пожалуйста, ты делал всё это ради денег. Астарион резко остановил её. В этот момент их разговора она надеялась, что он отслеживал их маршрут, потому что она понятия не имела, где они. И боги знали, как они выглядели. Она наблюдала, как мимо проходил обычный на вид мужчина, с презрением разглядывая, должно быть, очень очевидный след укуса на её шее. Или, по крайней мере, так было на целую секунду, прежде чем ладонь Астариона, холодная и твердая, оказалась на её щеке, притягивая её взгляд обратно к нему. — Нет, — сказал он медленно, как будто объясняя что-то ребенку. — Я сделал всё это ради тебя. — …Оу. — Да. Оу, — ответил он, подняв бровь. — Теперь ты поняла, дорогая? Почему я задержался здесь так надолго? Старые привычки, похоже, отмирали с трудом, потому что Розали не смогла удержаться от ответа. — Назови меня идеалистом, но я надеялась, что ты наконец понял, что ты хороший человек. Обычно, когда она говорила подобные вещи, это вызывало у него закатывание глаз и пренебрежительный ответ. И она решила, что в данный момент это будет раздражать его ещё больше. Поэтому она была удивлена, когда он только улыбнулся и провёл большим пальцем по её щеке. — Может быть и так, Фоксглав, — ответил он, — но если и так, то это просто означает, что я тот человек, которым ты меня сделала. Он ухмыльнулся её ошеломленному выражению лица и подмигнул. — Знаешь, я не могу не думать, что моя жизнь была бы намного проще, если бы я встретил тебя во время твоих затворнических дней в библиотеке. Гораздо проще принести женщине книги или кофе в знак проявления своей привязанности, чем бросаться в глубины Астрального моря только потому, что она однажды хлопнула при тебе ресницами. — Что, чёрт возьми, ты бы делал в библиотеке? — тихо спросила она, её сердце колотилось так громко, что она знала, что он должен это услышать. — Очевидно, следил бы за хорошенькой девушкой-тифлингом. Восхищался бы ею каждый момент, который она мне подарит. Я слышал, что она к этому весьма неравнодушна. И я, конечно, очень в этом хорош. Розали понятия не имела, как действовать в мире, где Астарион на самом деле имел в виду все абсурдные вещи, которые он ей говорил. — …Ты собираешься меня убить, — фыркнула она немного про себя. — Это было бы неплохо, тебе не кажется, Фоксглав? — Я не знаю, — ответила Розали с улыбкой, подходя ближе и не сводя глаз с его рта. Она положила руку на его искалеченный воротник и снова, хотя сердцебиения не было, в этом и не было необходимости. Не тогда, когда была видимая реакция в том, как он напрягся и изо всех сил и старался оставаться неподвижным, но не мог не вздрогнуть, когда их кожа соприкоснулась. — Я пока не уверена, что хочу умереть. Сначала мне хотелось бы кое-что сделать. Она внезапно замерла, и он замер вместе с ней, наблюдая за ней с улыбкой, как будто ожидал, что что-то произойдет. Но Розали сделала паузу по другой причине, осознав. Она так и не ответила. Астарион вёл себя так же, как она, но это потому, что он был Астарионом. У него было достаточно уверенности, чтобы подумать (не ошибочно), что один шанс под её юбкой означает, что дело сделано. Со всей его бравадой, вернувшейся в полную силу, у неё ускользнуло из головы, что он на самом деле… Он на самом деле не знал наверняка. Но на самом деле она не сказала этих слов… — Астарион, — пробормотала она, искренне глядя ему в лицо, — я тоже тебя люблю. И это было странно. Все их разговоры о том, что он бы убил её, тогда как казалось, что именно она поразила его, как кол прямо в сердце.