Один вечерний стрим или немного о решительности

Сегодняшний стрим проносится так быстро, что за шутками, криками и подколами полтора часа мелькают как пара минут. Лишь когда система деактивирована, он откидывается в кресле и чувствует легкую, почти томную усталость. День сегодня был долгий: сначала ранний подъем, до обеда – куча скучных, но важных дел, после – тренировка и интервью. И конечно, вечерний стрим с Жожо. Он следит за Сергеем из-под полуприкрытых век: в движениях сегодня нет дерганности и суетливости, они уверенные, хоть и резкие. Нет, просто… решительные. Тот крутится в кресле, возится с компьютером, шепча под нос что-то почти любовное. А вот Ваня, несмотря на усталость, чувствует нервозность. Они вдвоем, на окна уже пару часов как упала пелена ночи, но несмотря на тихую мелодию из колонок и отдаленный рев машин из открытой форточки он чувствует, что они сегодня совершенно, чертовки одни в этой пустой квартире. Каким-то шестым чувством он осознает, что сегодня тот самый день и придется решить и, возможно, решиться. Эти недомолвки и недосказанности, то, что Ваня упорно предпочитал называть «рофлами» и не обращать внимания, эти горячие, да что там, просто обжигающие взгляды и касания, которых было слишком много, но при этом вопиюще недостаточно – все это вылилось в этот вечер, когда Сережа явно решил поставить во всем этом жирнющую точку. Это было очевидно с того момента, как тот открыл дверь и вперился в него решительным, непривычно серьезным и очень жадным взглядом. А затем был стрим, на котором Жожо почти его не трогал, зато много шутил и смотрел так, что надо быть совершенно тупым, чтобы не догадаться, что сегодня произойдет. И Ваня до самого конца был уверен, что сегодня они закроют эту тему, и шутки останутся лишь шутками, мемами для шипперов – не больше. А потом Сергей снимает наушники, разворачивается в кресле лицом к нему и спрашивает тем самым тоном, после которого нет дороги назад: - Останешься? Ваня облизывает вмиг пересохшие губы и смотрит округлившимися глазами на своего не-совсем-чтобы-друга. - Поздно уже, Ванюш, ты явно устал. Примешь душ, а я, так и быть, выделю тебе чистый ночной комплект, - добавляет Жожо, но Дипинса не обманешь – он знает, что по-настоящему имеется ввиду под всей этой липовой заботой. Но губы размыкаются, и он ведется на этот взгляд с поволокой всей своей переменчивой блядской натурой: -Ага, останусь. И они продолжают смотреть друг на друга, оба понимая, что имелось ввиду, но не рискуя озвучивать это вслух. * Ваня забирает предложенные толстовку и шорты до середины бедер, быстро принимает душ, чистит зубы, насухо вытирается и натягивает чужую, пахнущую незнакомым порошком одежду. Проскальзывает в комнату, точно зная, что его ждут именно в спальне – о том, чтобы постелить ему на диване и речи не шло. Забирается под толстое одеяло, устраиваясь лицом к окну. С выключенным светом можно разобрать нечеткие тени деревьев за окном и размытые огни соседних домов. Безумно тихо, даже собственное дыхание ощущается неестественно громким, когда он в нервном напряжении ждет продолжения вечера. Шорох позади подсказывает ему, что Сережа закончил душ, легкий стук об косяк – как предупредительный выстрел в воздух. Несколько тихих шагов и одеяло приподнимается, а матрас пружинит под чужим весом. Сережа перекатывается почти в центр и льнет к неподвижному телу рядом. Он притискивается к нему практически вплотную, перекидывает руку через талию и сразу беспардонно залезает ладонью под растянутую толстовку, чтобы широким мазком огладить пресс. Под одеялом сразу становится на десяток градусов жарче, и Ваня жалеет, что согласился на эту авантюру, а не сбежал, когда встретился с темным решительным взглядом на пороге квартиры, когда сказал робкое «да» на остаться, когда лег в эту кровать, а главное – когда предпочел теплую толстовку, а не легкую футболку для сна. Нервозность всего вечера будто перетекла из мятущегося сердца в тело – оно покалывает, горит, задыхается и ведет себя так, будто Ваня подхватил какую-то экзотическую лихорадку, и весь организм предательски его подводит. Он не может видеть, но знает точно – его щеки покрывает предательский румянец. А потом Сережа присасывается губами к его удобно подставленной шее, и Ваня давится воздухом, а все до единой мысли о побеге уносятся прочь – в ночь, в пустые улицы, в зимний холод, оставляя вместо себя лишь готовность к чему-то новому и манящему. Сергей, словно почуяв слабину, смело изучает все, до чего может дотянуться – жарко и сильно поглаживает поджимающийся живот, мнет между пальцами сначала один, а потом второй сосок, отчего они быстро твердеют и становятся такими чувствительными, что когда ладонь покидает их, чтобы спуститься к кромке шорт – ткань остается неприятно льнуть к бусинкам сосков. И пусть рука скромно пробегает по самой полоске шорт, не пытаясь проникнуть внутрь – это действует как спусковой крючок. Всего этого становится слишком много, организм будто испытывает сенсорную перегрузку, и Ваня испускает почти девичий полустон-полувсхлип, от которого сам дергается и закусывает губу. От такой реакции на простые ласки стыдно и очень, очень хорошо. Сережа сзади на мгновение замирает, но буквально через одно сердцебиение отмирает и прижимается к его спине еще сильнее, поворачивает Ванину голову за подбородок и целует по-звериному жадно, с укусами и гортанным рычанием. В этот момент Ваня чувствует себя зайкой, попавшим в лапы грозного серого волка, и от этой мысли почему-то неправильно сладко тянет внизу живота и хочется, чтобы хищник не останавливался ни на минуту. Когда от недостатка кислорода начинает немного кружится голова, Сережа прекращает этот голодный поцелуй, отстраняясь. Он взъерошен, тяжело дышит и смотрит на Ваню так, будто дорвался наконец-то до той самой вишенки на верхушке торта. Пялится так, будто готов сожрать с потрохами, и Ваня четко осознает, что если прямо сейчас не остановить это безумие, то в ближайшее время его отымеют прямо на этой чертовой кровати. Он чувствует, как сильно прижимается к нему Сергей, будто они две ложечки в серванте, чувствует несомненную твердость в его штатах напротив своей задницы, чувствует, как тот обжигает ему своим дыханием губы, и, черт возьми, чувствует, как его собственный член с готовностью реагирует на все происходящее. Он приоткрывает рот, облизывает губы под очень пристальным взглядом Жожо и говорит, точнее почти хнычет, но совсем не то, что собирался: - Соски чувствительные, ткань натирает. Сережа смотрит на него целую вечность, во всяком случае Ване кажется именно так, а затем приподнимается над ним – но только затем, чтобы вытряхнуть его из нелепой и слишком теплой толстовки. На контрасте теплый комнатный воздух кажется холодным и покалывает кожу, когда он валится на спину. Сергей отправляет толстовку в полет в угол комнаты, но Дипинсу совершенно неинтересна траектория полета одежды, в отличие от рук Жожо, которые пересчитывают его ребра, и его мягких губ, когда тот наклоняется, чтобы обхватить ими затвердевший сосок. Сережа непривычно молчалив, но его голодные взгляды и жадные руки говорят сами за себя. Ваня же чувствует себя девчонкой, попавшей в кровать к крашу – тело горит, в паху собирается тянущий ком, и он готов выполнить все, о чем бы его не попросил человек, в чьей постели он оказался. Он не может удержаться от тихих постанываний, пока губы и язык Сергея измываются над его воспаленными сосками, он не знает куда деть руки – и вплетает их в кудрявую голову. Жожо покусывает его левый сосок, и Ваня чувствует, как предательские разъезжаются ноги, чтобы дать стримеру удобно разместиться между них. Он чувствует приятную, правильную тяжесть чужого тела, когда Сережа мокро и широко лижет его по искусанному соску, чтобы затем подуть на него. Эффект превосходит все ожидания, будто удар током прошивает от макушки до пят – Ваня даже уверен, что не придавливай его Сергей сверху, его бы подбросило на полметра вверх. Он шокировано смотрит вниз и видит довольный лисий взгляд. Они замирают напротив друг друга, все посторонние шумы обращаются в ненужный белый шум, время, кажется, тоже растягивается до невозможности, становясь густой патокой вокруг них, отделяя от всего окружающего мира. Ваня пару раз глубоко вдыхает и выдыхает, выпутывает одну руку из кудрявой непослушной шевелюры и проводит ладонью, очерчивая линию шеи, чтобы замереть на предплечье. Смотрит в глубокие глаза напротив и решается принять все окончательно: порог, стрим, кровать, жаркое прижимающееся тело. Он мог развернуться и уйти несколько раз, но он здесь, у них обоих крепко стоит, и они явно хотят продолжения. Сергей терпеливо ждет, когда тиктокер решит все вопросы в своей слишком много думающей головушке, положив одну руку ему на талию, а второй опираясь на подушку. Ваня же решает, что время на «подумать» у него было предостаточно, поэтому перекладывает вторую руку на заднюю часть шеи и, прикрывая глаза, притягивает Жожо в поцелуй. Уже через пару секунд он становится совершенно пошлым и очень мокрым – Ваня полностью укладывает руки вокруг плеч стримера, чтобы прижаться еще ближе, сжимает его бедра своими и плавится, плавится, плавится. Чужие руки, гладящие бедра поверх шорт ощущаются очень хорошо, а вот ткань футболки под собственными – нет. Поэтому он отрывает голову Сережи от себя, ловя языком струйку слюны между их ртами и шепчет прямо в горячий рот: - Футболку сними. Сергею требуется секунда, чтобы прийти в себя, и столько же, чтобы стянуть с себя растянутый кусок тряпки с давно нечитаемым принтом на груди. Он снова припадает губами к красным и зацелованным губам Вани, покусывает нижнюю, затем всасывает ее в свой рот, толкается языком внутрь, будто хочет вылизать каждый уголок рта. Ваня даже не успевает толком обдумать, когда это его уже-очевидно-не-совсем-друг Жожо стал таким уверенным, потому что тот буквально выбивает из головы каждую мысль своими властными поцелуями, лишая всякой воли к сопротивлению. Ваня скользит ладонями по широкой спине, временами впиваясь короткими ногтями в сильные плечи и чувствует, как крепкий стояк время от времени притирается о его бедро. Не то чтобы его это напрягало – он глухо постанывает каждый раз, когда его собственный горящий член испытывает это приятное чувство трения. Он снова зарывает руками в кудряшки, когда Сережа отрывается от его зацелованного рта, чтобы измучить терзающими поцелуями-укусами его шею. Шея слишком чувствительная его зона, и он не может удержаться от того, чтобы вскинуть бедра в надежде найти хоть немного облегчения для горячей плоти. Это привлекает внимание Жожо, и Ваня охает, когда ладонь ложится прямо на его пах, оглаживая пульсирующий орган через тонкую ткань домашних шорт. Он может поклясться, что на шортах уже расплылось пятнышко смазки, и почему-то именно этот факт заставляет его щеки заалеть, хотя казалось, что стыд уже растворился в глубоких поцелуях и беспощадных прикосновениях, оставив только горящее и томительное желание. Ваня разводит ноги шире, чтобы предоставить более легкий доступ к изнывающей плоти и кожей чувствует чужую усмешку, которую быстро сменяет укус. А уже мгновение спустя Сергей отрывается от него, усаживаясь на коленях между Ваниных ног. Без ощущения чужого веса и горячей кожи к коже, Дипинс на мгновение теряется, а затем хмуро приподнимается на локтях, тряся головой, чтобы сдвинуть мешающиеся влажные прядки. Сережа смотрит на него все тем же темным взглядом, руками скользит от коленей к бедрам, ложится ладонями на кромку шорт и смотрит вопросительно, не решаясь стянуть последнюю преграду. - Все в порядке? Я могу продолжать? – Сережин голос хриплый, будто он весь вечер болел за любимую команду, и Ване правда приятно думать, что это из-за него. Он сам сомневается, что из-за заполошного дыхания сможет выговорить хоть что-то, поэтому прикусывает нижнюю губу и кивает, не отрывая взгляда от того, как крупные ладони смотрятся на его талии, готовые вот-вот полностью его раздеть. И это оказывается ровно таким развратным, как он и представлял: сильные ладони медленно, словно дразнясь, сантиметр за сантиметром оголяют нежную кожу. Когда дело доходит до освобождения изнывающего члена, на щеках Вани уже вполне можно жарить яичницу – он не выдерживает от вида стоящего органа, глухо шлепающегося о ровный пресс, и со стоном откидывает голову назад. Сережа считывает это как сигнал и быстро избавляет его от шорт. И Ване не нужно быть круглым отличником, чтобы понять, что шорохи напротив говорят о том, что Сергей уже стянул остатки своей одежды и сейчас ищет что-то в прикроватной тумбочке. На этом месте Ванино сердцебиение ускоряется, под закрытыми глазами – калейдоскоп из развратных картинок, подсмотренных в гей-порно и яойной манге, а мысль о том, что в данном случае фраза «приключения на задницу» – совсем не метафора, бухает в голове набатом. Он так погружается в свои мысли, что почти пропускает момент, когда его прижимают к себе и крепко целуют. На отмирание уходит доля секунды, но не ответить на такой страстный порыв просто невозможно – и к концу их танца языков он почти забывает о всех своих сомнениях, позволяя наглым ладоням лапать и мять себя за задницу. Сережа, кажется, везде – тяжело наваливается сверху, успевает облапать, кажется, каждый сантиметр кожи, где может дотянуться, то жадно засасывает Ванин язык, то играет в поддавки, неизменно перехватывая инициативу. Его руки везде, но только не там, где нужнее всего, и Ваня не может не задаться вопросом, как Жожо сам еще может терпеть, учитывая, что его каменный стояк буквально таранит его бедро. Член уже болезненно ноет от такого безразличия к себе, и Ваня почти уже готов попросить Сергея о том, чтобы тот вернулся к прерванному занятию, но ему не приходится. Сережа отрывается от его рта, напоследок смачно чмокнув в нос и перекатывается на бок. Ваня оглядывается через плечо и получает хитрый взгляд и просьбу: - Перевернись на бок, спиной ко мне. Давай, малыш, - и для ускорения отвешивает смачный шлепок по заднице Вани. Дипинс опять задыхается, и не может сказать от чего больше – от ласковых, но приказных ноток в тоне, от смущающего прозвища или от того огня, что разошелся по всему телу, чтобы слиться в паху после удара по его пятой точке. Блядская переменчивая натура требует развернуться и возмутиться происходящим, но тело требует подчиниться и сделать, что сказано. Ваня голый в чужой кровати, пришел он сюда по своей воле, и его чертовски заводит все, что здесь происходит. Он послушно принимает нужную позу. Слышит, как сзади щелкает крышка тюбика и готовится к тому, что произойдет в следующий момент. Вместо этого Сережа вновь прижимается к его спине, целует в алеющую щеку и крепко обхватывает испачканной в смазке ладонью член Вани, сразу задавая размеренный, неспешный ритм. - Только клубничная, Ванюш, извини, - Ваня на это громко стонет, откидывая голову на плечо своего ни-разу-ни-хрена-не-друга. – Все хорошо, малыш? Дипинсу очень хорошо, ему ахуенно, и именно это он и шепчет в перерывах между стонами в ухо Сережи, чтобы тот знал и не задавал больше тупых вопросов. Жожо, кажется, улавливает посыл и, выцеловывая щеки и влажные виски, шепчет ответное: - Ванюш, соедини ноги и сожми крепко, хорошо? У Вани не очень хорошо получается думать, когда широкая ладонь сильно и размашисто отдрачивает ему, но он очень послушно выполняет данные инструкции, чтобы разочарованно застонать, когда эта прекрасная рука исчезает с члена. Он оглядывает через плечо, что увидеть, как Сережа щелкает колпачком крышки от смазки, и выдавливает маслянистую жидкость на ладонь, чтобы затем размазать по своему члену. Ваня невольно дергается и застывает, когда видит достоинство стримера – ненамного больше чем у него самого, толстый и темный, истекающий смазкой, увитый толстыми выпирающими венками. Рот сам наполняется слюной, и Ваня думает, что возможно в следующий раз он хотел бы… теоретически он хотел бы почувствовать его тяжесть на своем языке. Ну, возможно. Долго представлять эту картину не приходится – Сережа снова прижимается к его спине, только в этот раз его член скользит между его ягодиц, чтобы аккуратно толкнуться между сведенных бедер. Одну руку он возвращает на член, а вторую просовывает под грудью Вани, чтобы крепко прижать к себе. Жар чужого члена между ног заводит, делает все происходящее еще более развратным, отчего поджимаются пальцы на ногах и дрожат колени. Горячее тело сзади и тяжелое дыхание прямо в ухо заставляют пожар внутри разгораться еще больше, терпение на исходе, и он почти умоляет: - Давай, Сереж, я больше не могу так. Жожо в ответ прихватывает мочку и выдыхает в ушную раковину: - Сейчас в одном ритме попробуем, хорошо, малыш? – И резко толкается между узких бедер, одновременно в такт проезжаясь рукой по Ваниному пульсирующему органу. Кажется, про звезды в глазах авторы эротических романчиков не шутили – даже потолок был не в состоянии скрыть от него бесконечные переливающиеся небеса. Ване казалось, что он потерялся в ощущениях и уже сам не понимает, где его тело, а где Сережи. Крепкая грудь и живот притираются сзади, шумное загнанное дыхание опаляет шею, толстый член ритмично скользит вдоль ягодиц и дальше, в тесноту его бедер, в такт движениям ладони на собственном возбуждении. Пот уже ручьями скользит со лба, застилая глаза, мокрые пряди облепили лицо, но это не имеет никакого значения – во всей Вселенной значимыми остались только все более срывающиеся размашистые движения, от которых так хорошо, что хочется, чтобы это не заканчивалось никогда. В какой-то момент Ваня осознает, что протяжно то ли стонет, то ли скулит, и это явно не то, к чему были готовы соседи – судя по настойчивому стуку в стену. Весь жар собирается у него в паху, под горячей ладонью, и когда чувствует, что до разрядки осталась буквально несколько движений, давясь воздухом, шепчет, повернув голову: - Сереж, я сейчас… Сергей выглядит так, будто пробежал марафон – красные щеки, шумное дыхание, резкие движения, но на Ваню реагирует – кивает, подтягивает еще ближе, больше чем это кажется возможным, и ускоряет движения рукой. Когда нестерпимая пульсация в паху достигает пика, он кончает, выстанывая имя Сережи на такой высокой ноте, какой бы от него ни в жизнь не добился ни один преподаватель по вокалу. На несколько долгих секунд он теряется в собственном расцветающем и гаснущем удовольствии, которое делает его тело безвольным и мягким, покладистым и удовлетворенным. Искорки приятного тепла расходятся от паха по всему телу, до фаланг длинных пальцев, а в голове воцаряется божественный, но совершенно пустой космос. Яркие звезды под веками нежно мерцают в такт расходящемуся по телу удовольствию. Но хватка Сережи не становится нежнее, и Ваня вновь способен чувствовать горячий крепкий член, размашисто двигающийся от задницы до яичек, и поэтому сжимает бедра. Он ощущает реакцию Сережи – его движения срываются в рваный быстрый ритм, а тяжелое дыхание перешивается с тихими стонами, когда он утыкается носом в шею Вани. Дипинс сжимает бедра так крепко, что гладкой и чувствительной кожей внутренней поверхности способен ощутить бугристый от вздувшихся венок член Жожо. В какой-то момент движения Сергея становятся совсем отчаянными, и он кончает, впиваясь зубами в удобное местечко у Ваниной шеи там, где она соединяется с плечом, захлебываясь гортанным стоном. Это больно, но больше возбуждающе, особенно когда он чувствует, как горячая сперма растекается по его бедрам, а крепкие руки сжимают так, что нельзя нормально вдохнуть. Он немного подрагивает, переживая сразу два оргазма, свой и чужой, прочувствованный каждым сантиметром тела, которое горит удовольствием, хотя воздух в комнате уже начинает неприятно холодить влажную кожу. Сережа за спиной разжимает, казалось бы, мертвую хватку и нежно целует за ухом, интересуясь: - Круто получилось, да? У Вани дохрена синонимов в голове сегодняшнему вечеру, и «круто» там даже не в первой десятке, но он решает, что семантический спор – последнее, что ему сейчас нужно. Он все еще испытывает послеоргазменную негу и чувствует себя максимально довольным, словно объевшийся сметанки кот. Поэтому он крутится в чужих руках и, перевернувшись, целует Сергея, мурлыча в губы: - Ага, очень. Ленивые поцелуи и нежные поглаживания распаляют еще не остывшее тело, но мурашки все чаще бегут по рукам и спине, и когда он отстраняется от Сережи и возится, чтобы устроится поудобнее на спине, то морщится, ощущая, как между ног скользко от семени и смазки. Он со вздохом заставляет сесть еще ленивое тело, откидывает со лба мокрые волосы и говорит: - Мне определенно снова надо в душ, - затем окидывает взглядом такого же потного и довольного Жожо. – Да и тебе тоже. Ваня не может удержаться, в который раз поминая лихом свою паскудную блядскую натуру, и тянется, чтобы провести ладонью от живота до груди Сережи, устраивая руку именно там, где под ладонью мерно бьется чужое сердце. Сергей на это широко и радостно улыбается, накрывая его ладонь своею, и мягко поглаживает кожу большим пальцем, отчего новый табун мурашек бежит по хребту Вани. В глазах Жожо пляшут черти и расцветает весна. - Сходим вместе? Я тебе спинку потру, - Сергей подмигивает и тянет Ваню ближе, крепко держа за руку – не вырвешься. Ваня фыркает в шею Сережи, устраиваясь поудобнее под боком стримера. Действительно, как он мог забыть? Жожо – вечно голодный до прикосновений тактильный маньяк, неудивительно, что он из тех, кому после секса необходимы обнимашки. Впрочем, он не против. - Ага, знаю я твою спинку. Соблазнишь и отымеешь прямо там, - Ваня любовно бурчит ответ Сергею, мажа губами по шее, затем легко кусает нежную кожу прямо над кадыком и отдвигается, чтобы взглянуть в бесстыжие глаза. – А у тебя там шторка – грех ее срывать, ты же старался, вешал. - Да хрен с ней, со шторкой, в смысле, - Сергей хитро, с кошачьим пофигизмом щурится на Ваню, не переставая оглаживать упругую задницу. – Да и если бы я сегодня собирался тебя разложить, то сделал бы это здесь. Точно уж поудобнее ванны. Он шлепает по матрасу ладонью, но только чтобы через мгновение вновь вернуться к поглаживаниям и щупаньям шикарной Ваниных ягодиц - кажется, у него новая зависимость. Ваня с пару секунд изучает расслабленное лицо напротив, а затем вновь ластится под бок к Сергею. - Я думал, ты это и планировал на сегодня, - ленивый чмок в шею. И еще один. - Да нихуя я не планировал. Думал, ты меня пошлешь, заблокируешь везде и здороваться перестанешь, - он расслабленно пялится в стену, млея от невесомых поцелуев. – Но ты остался и сам ну… лег в мою кровать. Я вообще пока мылся, был уверен, что увижу тебя в зале, требующим самую мягкую подушку из имеющихся. Ваня фыркает в шею Сережи и переключает внимание на ухо, втягивая мочку в рот и посасывая. Жожо на эти кошачьи ласки настойчиво старается не реагировать, хотя с каждой минутой игнорировать тянущее чувство в паху становится все сложнее. - Ну а дальше все как-то само пошло. И потом, не драть же тебя еще до того, как я услышу подтверждение того, что мы встречаемся. Ваня в возмущении отодвигается от заласканного уха и сталкивается с привычным хитрым взглядом. - Да с чего ты взял, что я бы позволил себя… - он задыхается от смущения, заканчивая предложение, – отодрать. Он ненавидит то, как заливаются румянцем его щеки от одного простого слова. Но он же не девчонка, чтобы про него такое говорили! «Девчонка-девчонка, - дразнится внутренний голос. – И отодрать бы себя позволил.» От мыслей о том, как он готов был отдаться по первой же просьбе, стыд обжигает щеки. Как девка, ей-богу. - А что, разве нет? – Жожо с доброй насмешкой смотрит на его метания, а затем тянет за руку, чтобы прижать ее к своей щеке и нежно поцеловать в центр ладошки. Чертовы джентельменские замашки Сережи. Ваня со стоном прячет голову на груди у Сергея и еще раз мысленно прогоняет в голове все события вечера. Отпираться бессмысленно – он этого хотел еще до прихода сюда, а сегодняшний вечер только подтвердил его истинные желания. Он привстает на локтях, подтягивает себя так, чтобы их лица были напротив друг друга, и твердо говорит: - Да, да и да, - и прежде, чем Жожо выкинет очередную нежность или глупость, расшифровывает. - Да – мы пойдем вместе в душ, да – мы попробуем встречаться, да – я тебе дам. Но сначала мы идем в душ. - Вау, и это все мне? – от восхищения в голосе Сергея хочется рассмеяться. Он кивает, приподнимается и тянет Сережу за руки с кровати в сторону ванной комнаты. * После неловкой, но чувственной взаимной дрочки в душе, Ваня с удовольствием падает на кровать, чувствуя прекрасную, воодушевляющую легкость во всем теле. Усталость уже начинает брать верх над энтузиазмом, и он заворачивается в теплое одеяло, вновь оказываясь лицом к темному окну. Сзади снова, как в начале вечера, слышится шелест и легкий хлопок двери об косяк. А следом прогибается матрас и под одеяло забирается второе тело, прижимаясь к нему большой горячей ложечкой. От этого тепло и хочется улыбаться, и Ваня слегка поворачивает голову, чтобы пробормотать «спокойной ночи» и получить ответное вместе с поцелуем за ушком. За окном длится ночь.