Скиталица

      Балдуину было паршиво до такой степени, что хотелось зарыться с головой в песок, который за время пути изрядно мозолил глаза. Казалось, будто ничего не изменилось: вот она — Манджула, гордо восседающая на коне и делающая вид непричастной особы. Но ему от этого не становилось легче. Скорее наоборот — путешествие давалось лишь в тягость, и юноша уже не был до конца уверен, сможет ли достойно вести переговоры в Византии, поскольку маячащая перед глазами «лекарша» затрудняла положение.       Еще и Тиберий совсем обезумел. Он все время подозрительно зыркал на Манджулу, стараясь найти в ее поведении хотя бы один изъян. И Балдуин бы соврал, если бы сказал, что не занимался тем же. Каждый божий день, пока они добиралась в Византию, он старался максимально ограничить их контакт. Не смотреть. Не находиться рядом. Не думать. Последнее, к сожалению, выходило весьма прискорбно, ибо голубоглазая непринуждённо беседовала со всеми доблестными витязями Балдуина, будто несколько дней назад не угрожала смертью их королю.       Последний вечер их пути тянулся невыносимо долго. Становилось прохладно, так как Византия не отличалась благосклонным климатом в зимнюю пору года — им даже довелось повстречаться с дождями. Стоило устроить перевал, дабы завтра до полудня прибыть во дворец. Иерусалимский на этот счет переживал меньше всего. Алексей II Комнин — малолетний правитель, который сел на престол сразу после отца в одиннадцать лет. Конечно, управленческими делами он вовсе не занимался, ведь его мать была регентом. Мария, а именно так ее звали, сразу после смерти мужа нашла себе фаворита в лице племянника собственного супруга, который в основном и занимался управлением.       Со смерти Мануила прошло совсем немного времени, однако Балдуин уже ставил под вопрос пользу данной поездки.       — Остановимся здесь, — подытожил Балдуин, осматривая каменистую поверхность с достаточным количеством деревьев и ручьем неподалеку.       — Но, Государь, припасов не осталось, — возник из ниоткуда Тиберий, вертя в руках золотистый медальон — вещицу, с которой мужчина не расставался по меньшей мере с начала пути. — Мы планировали добраться до Византии сегодня в полночь.       — Нам осталось ехать по меньшей мере шесть часов, для уставших воинов это невероятно долго, вы не находите, мой друг? — Балдуин старался говорить размеренно, дабы объяснить Тиберию их настоящее положение. — Лучше ступайте и добудьте какого-нибудь зверя на ужин.       Тиберий уже нахмурился и собирался кивнуть в знак согласия, однако возле них выросла изящная женская фигура. Государь аж побледнел.       — Отлично! Я как раз успею сделать Его Величеству перевязку, — посчитав ненужным получать одобрение, она отошла на несколько метров и начала раскладывать необходимые вещи. Мужчины проводили ее взглядом, а после Тиберий наткнулся на обреченный взгляд прокаженного. Словно… его воспитанник опасался этой девушки? Хмыкнув, он не придумал ничего более умного, как поспешно разложить кладь, а после со всеми витязями отправиться на охоту.       С последнего их разговора вопрос, как себя вести — стал для иерусалимского самой большой загадкой. Ранее, куда не глянь, были посторонние, но теперь, к сожалению, ничего не мешало их уединению.       Нет, она и раньше проводила ему перевязки, однако в те моменты мужчина чувствовал себя в полной безопасности, а теперь его словно выставили голым посреди улицы и стали тыкать пальцами. Ужасное чувство.       Манджула обогнула бревно, на котором устроился Балдуин, и села на противоположное — более хилое, ставя на землю свои баночки. В последнее время девушка будто стала одержима идеей излечения голубоглазого, по крайней мере, ему так казалось. Или хотелось, чтобы так оно и было. Ибо наличие дьявола у себя под рукой особой радости не прибавляло.       Тонкие пальцы «нечисти» потянулись к застежкам одежд Балдуина, однако тот быстро перехватил руки индианки, учтиво улыбаясь.       — Не утруждайся. Я сам, — под ее тяжелым взглядом иерусалимский снимает с себя одежду, желая как можно скорее провалиться под землю. На такое он не подписывался, запуская ее в свои покои чуть больше двух месяцев назад.       Столь отвратительным было сидеть здесь сейчас и видеть, как ее глаза блуждают по его гнилому телу. Быть может, таким образом она раздумывает, как будет лечить его дальше? Да. Наверное, так оно и есть. Но он опять себя ловит на мысли, что ему лишь хочется так думать.       — Не дергай! — ругается Манджула, ведь от вида того, как Балдуин чуть ли не извивается вокруг своего пояса, сила воли не выдерживает. Иерусалимский удивленно распахивает глаза, следя за тем, как она все же, несмотря на его просьбы, помогает ему стянуть царские одеяния. — Давай лучше я?       Он не отвечает, а лишь просто сдаётся ей. Снова.       И сколько ты еще собираешься продолжать это, Балдуин?       Он никогда на нее не смотрел при перевязках. Раньше — любой взгляд на его тело вызывал смятение, теперь — неприязнь. Он не мог пояснить словами то, что им двигало на протяжении этих нескольких дней. Точно не страх, ведь если ему заблагорассудится, он может лишить девочку жизни, но, только вот, кому от этого станет легче? Опять же — точно не ему.       Сколько бы он не корил себя за то, что поступает исключительно в своих интересах, оставляя эту бестию у себя под боком, мужчина находил множество положительных моментов. Например: он надеется, что не умрет. Отсюда все вытекающие, и даже сейчас, когда холодные пальцы девушки блуждали по его телу, нанося раствор комнатной температуры, он считал это неправильным.       Он — создание бога. Тогда почему так легко грешит? Верить, что она была ангелом-спасителем невероятно глупо, но отказаться от услуг «лекарши» казалось не менее бестолковым. Она ведь настоящий дьявол во плоти! Немыслимо…       — Балдуин! — громче обычного окликнула его индианка. Странно. Она редко повышала голос, стараясь всегда болтать, хоть и эмоционально, но негромко. Боялась, что бог услышит? Во всяком случае, иногда иерусалимскому даже приходилось наклоняться к ней, после принимая исходное положение под хитрое поблескивание голубых глаз. — Балдуин, ты меня вообще слушаешь? — брюнетка недовольно смотрела на прокаженного, держа в руках ложку с отвратительным на вкус, по его мнению, снадобьем.       — Задумался, — коротко объяснился иерусалимский, слегка хмыкая перед тем, как вновь ощутить этот «богом данный» вкус.       — Ешь, скоро все остальные вернутся, — смягчилась девушка, принимаясь складывать лекарства, пока прокаженный умело расправлялся со своей одеждой.       В этот раз она даже ничего не говорила. Наверное, потому что он не отвечал? Такой бытовой диалог выводил из себя обоих, только вот чтобы устранить проблему нужно, чтобы обе стороны пришли к мирному решению, а в их случае это казалось несколько нереальным.       Не выдержав, Балдуин схватил удаляющуюся девушку за запястье.       — Чего ты добиваешься? — размеренно на ее манер уточняет он, цепко проходясь очами по силуэту. — М?..       Ладошка намокает от волнения, а сама Манджула, словно парализованная, глотает воздух, не в силах что-либо ответить. Дает слабину? Или позволяет ему почувствовать власть, дабы потом безнаказанно совершать свои мерзкие дела? Иерусалимский еще давно проанализировал все ее действия, но логический ответ пришел лишь недавно.       — Я…       Договорить она не успевает, ибо Тиберий наконец-то примчался с остальными добытчиками, таща на руках сегодняшний ужин. Девушка, конечно же, с завидной скоростью удалилась, как всегда вздернув подбородок, и в течение вечера старалась не маячить перед глазами короля.       Юноша первым пошел на контакт, хоть и знал, что дьявол никогда не скажет правду. Но он ведь умеет разговаривать, верно?

***

      Византийский дворец встречал короля Иерусалима и его подданных громкими возгласами. Балдуин умело держался на коне, опережая всех на несколько метров, ибо того требовал его статус, а Манджула тем временем изредка кидала заинтересованные взгляды на толпу. Однако девушка по большей части старалась не отвлекаться, так как шла наравне с Тиберием.       Сейчас наступал самый волнительный момент — возможная встреча с королем Шотландии. Девушка невероятно надеялась на то, что этой персоны не будет среди гостей, хотя бы на церемонии прибытия, поскольку для того, чтобы перетянуть его на свою сторону, потребуется как минимум ночь, а как максимум — нож. Воровка до конца не понимала, каким образом с ним будет болтать, ведь он говорит совершенно на другом языке, а ее разговорный барьер ограничивался тремя языками. Надежда была на то, что правитель Шотландии не окажется тугодумом и сам будет знать хотя бы латынь. Того, в принципе, требовал его статус, однако кто знает, что уготовила судьба?       На пестром крыльце стоял кудрявый низкорослый ребенок, облаченный в дорогие одежды с росписями. Он, вероятно, и являлся малолетним императором. Вокруг него толпились иные правители совершенно разных внешних данных и, соответственно, национальностей. Неподалеку от кудрявого стояла девочка такого же возраста и еще два человека. Они были гораздо старше не только детей, но и Балдуина и ее тоже. Кто они — так просто не догадаешься, поэтому Манджуле лишь оставалось внимательно слушать и смотреть.       Подойдя поближе, иерусалимский дернул упряжкой и, спрыгнув с коня, сделал несколько шагов в сторону крыльца.       — Король Балдуин, о, какая честь! — неизвестный мужчина, который вертелся рядом с кудрявым, направился к иерусалимскому поближе и, сдержав дистанцию, учтиво поклонился.       — Взаимно, протосеваст Алексей, — Балдуин сделал тоже самое, после чего «протосеваст» обратился к иерусалимскому войску. Оно насчитывало около пятнадцати человек и считалось элитным, ибо все витязи были тренированными войнами.       — Господа, вас проводят в конюшни, а после предоставят общие комнаты, — Алексей обаятельно улыбнулся, параллельно кивая своим стражникам, которые, как по команде встрепенулись и поторопились к войнам. Манджула продолжала непоколебимо сидеть на коне и ждать дальнейших указаний, ведь ей и так в последнее время проблем хватало. Внезапно этот Алексей задержал на ней взгляд, а после широко раскрыл глаза, замечая, что она, вроде как, девушка. — А вы что, женились?       Люди вокруг стихли, смотря на то, как Балдуин на секунду оторопел. Некоторые смельчаки даже посмели перешептываться, что показалось Манджуле невероятной наглостью. Но не прошло и десяти секунд, как прокаженный ловко начал выруливать из положения.       — Ох, вы несколько ошиблись, мой друг, — слегка посмеялся Балдуин, подходя к коню индианки и подавая той руку, дабы девушка без происшествий слезла с животного. Это показательное выступление? Не очень-то надо. — Это не моя жена, это — мой лекарь, — под давящую тишину сообщил голубоглазый, продолжая держать свою ладонь на высоте, пока индианка перекидывала ногу. В платье это сделать довольно проблематично, между прочим. — Познакомьтесь — леди Манджула, — «обжигаясь» об ладонь Балдуина, девушка спрыгнула с коня, чуть ли не прижимаясь к иерусалимскому под испепеляющим взглядом Тиберия, о котором государь святой земли как раз вспомнил:       — С моим военачальником вы знакомы.       — Помним-помним, — кивает протосеваст, еще раз глядя на индианку. — Что же, приятно познакомиться с вашим лекарем. Ей, как я понимаю, стоит предоставить отдельные покои?       — Верно, — соглашается иерусалимский, — желательно рядом с моими, ибо так для обоих сторон будет безопаснее.       — Договорились, — вновь улыбается Алексей, после обращаясь ко всем обитателям дворца:       — Пройдёмте же на обед, мои дорогие гости!       Всю дорогу, она шла рядом с иерусалимским под подозрительными взглядами константинопольской свиты или кого-то там еще… Впрочем, у девушки как всегда намечаются свои планы и интрижки, в которые придётся втянуть не только прокаженного.       Хотя, посмотрев на непоколебимого Балдуина, она тоже увидела в его лице легкое замешательство. Интересно, он бывал здесь раньше?       И вообще — не так уж ей и интересно. Явно не после того, как он угрожал ей казнью. Точно не после этого…