***
— Вы что, поссорились? — он уныло пожимает плечами на вопрос Кугисаки, ничего не отвечая. — Из-за чего? — Не хочу об этом. И она понимающе кивает, возвращая взгляд к своему мобильному. Перерыв во время тренировки, сбитое дыхание после долгого бега и палящее солнце, что спряталось за свинцовыми облаками, изредка просовывая свой жаркий луч, чтобы ударить по голове. Когда он проснулся — Сатору уже не было. Тогда на секунду стало по-настоящему страшно, что всё кончено и слова о расставании всё же обрели свою силу. Подскочил в ужасе, чувствуя, как сердце забилось где-то в горле и тут же ухнуло вниз, стоило ему выйти из спальни. Сатору всего лишь натягивал на себя куртку, стоя перед зеркалом. Он даже не взглянул на него. — Еще даже семи нет, можешь ещё поспать, — холодно, зябко. Без привычного «доброе утро». Юджи неуютно помялся в дверном проеме. — Тогда чего ты так рано встал? — Поеду пораньше. Дела появились. И, видимо, теперь им предстояло разгребать последствия всей этой ссоры и сказанных ими слов. — Ты позавтракал? Может… Он не успел договорить. Чужой мобильный завибрировал, разражаясь мелодией по всей комнате. — Да? Сейчас приеду, не говнись, Нанами. У меня ещё есть полчаса. Да, — Юджи подошел ближе, неловко потянувшись пальцами к застежкам его куртки, чтобы закончить начатое. Получил нечитаемый взгляд в свою сторону, Нанами — порцию едких раздраженных слов. — Ещё раз повтори, а то я с первого не понял, как это важно, — и, видимо, сегодня по его вине будут получать вообще все окружающие, выслушивая в свою сторону всевозможные нелестные и хлесткие высказывания. О степени раздражения он может судить лишь из того, как Сатору порывисто сбрасывает звонок, скидывая мобильный на полку и отнимая его руки от своей куртки. — Сатору… — Что, Юджи? — Насчет вчерашнего, — его пальцы неуверенно коснулись его плеча. — Прости, что я… — Давай потом об этом поговорим. И это не привычное ощущение недосказанности, которое чаще возникало после всех их конфликтов. Это нечто более глубокое, успевшее свить себе гнездо за ночь где-то внутри и теперь оно клубилось, кусалось, обгладывало протянутые руки. Непривычно видеть его таким отстраненным, холодным, почти равнодушным — рубящим слова, без какой-то попытки всё уладить. Как не странно, пока Юджи пытался не дать ссоре разрастись, это Сатору первым приходил мириться. Неважно кто из них всё это начал и кто был в итоге неправ, ему было важно услышать или сказать те самые слова, после которых наступает легкое облегчение и вы наконец-то можете нормально поговорить, но только не в этот раз. — Тогда… вечером? — Посмотрим, — говорит он, натягивая повязку на подбородок и поднимая выше, чтобы не придавить волосы. — Зависит от того, куда Масамичи пошлет меня торговать рожей сегодня. — Какое-то задание, да? — Да. Юджи поморщился, тяжело вздыхая и накрывая половину лица ладонью. Сатору не просто был расстроен, он был откровенно обижен и Юджи понятия не имеет, как ему пробиться через всю эту ледяную завесу, когда на него даже смотреть не хотят. Кусает губы, потупив взгляд в чужую спину и теряется, когда на его лицо ложатся горячие ладони, и хоть он не видит, но отчетливо ощущает этот взгляд на себе, когда Сатору наклоняется чуть ниже. — Мы обязательно поговорим об этом, Юджи. Просто не факт, что мы поговорим об этом сегодня. — Мне просто стыдно, за то, что я наговорил и… — Потом, хорошо? Я просто не уверен, что если мы начнем говорить об этом сейчас, то я спокойно на это отреагирую. — Я люблю тебя, — Юджи произносит эти слова, чтобы просто напомнить, что вот — мне стыдно, мне жаль, я хочу извиниться. — И если ты хочешь побыть один или чтобы я не трогал тебя — просто скажи. Я понимаю, что после такого сложно… нормально реагировать на это всё. — Мы не расстаемся, Юджи. Всё нормально. Просто дай мне время. Ему оставляют лишь короткий поцелуй на прощание. Ни «люблю», ни «увидимся». Он ужасно облажался. — Итадори, — он вздрагивает от болезненного удара в свое колено, когда Нобара, явно раздраженная его молчанием на какой-то свой монолог, возвращает его в реальность. — Ты слышал, что я сказала? — Ну… — Боже. Я говорю, что если тебе захочется об этом поговорить, то я не буду против. — О чем поговорить? — О вашей ссоре, идиот. Очевидно, мне не очень прельщает мысль, что вы разбежитесь — потому что это нам с Фушигуро потом тебе сопли придется вытирать. Он кисло улыбнулся. — Надеюсь, до этого не дойдет. — «Надеешься»? То есть, там реально всё настолько плохо? — Ну… наверное, да. Не знаю, я просто наговорил чуши и… — Ты наговорил? — А что тебя удивляет? — Без обид, — она миролюбиво подняла ладони в беззащитном жесте. Её белая расстегнутая олимпийка собралась складками на плечах. — Но в вашей паре скорее учитель Годжо выглядит как генератор ссор, чем ты. По тебе в принципе не скажешь, что ты в состоянии кого-то нарочно обидеть. — Я и не хотел, мы… просто поссорились. — Да? И из-за чего? Что такого в принципе можно сказать, чтобы хоть как-то обидеть такого человека, как Годжо? Мне казалось, ему в принципе без разницы, что там ему говорят. — Он тоже человек, Нобара. — Я рада, что ты его защищаешь, — её губы растянулись в кривой улыбке. — Я лишь говорю о том, как я его воспринимаю. Ну и? Что такого ты ему сказал, что он теперь кошмарит весь четвертый курс? Потому что я давно не видела Маки в таком бешенстве, и чтобы она проклинала каждого, кто ей на пути попадается. — Не важно, просто… — и он тяжело вздыхает, упираясь локтями в колени и роняя голову на ладони. — Не хочу об этом говорить и всё. Сам как-нибудь разберусь. — Да? Ты только об этом не забывай, когда будешь разбираться, — она постучала ногтем по его безымянному пальцу. — Что бы ты там ему не наговорил, оно явно не стоит того, чтобы терять это. — Спасибо за напоминание. Остаток дня он без дела слоняется по академии. Новых заданий для них не находится, Сатору уезжает куда-то в центр — они пересекаются всего на пару секунд, просто чтобы обменяться взглядами и исчезнуть по разным концам коридора, когда он куда-то спешит. Пишет пару сообщений, просто чтобы прощупать, насколько всё серьезно — Сатору отбивается от него стикерами, говорит, что ответит позже и в итоге молчит несколько часов, никак не отвечая на весь тот бессмысленный поток слов. Может, он и вправду просто был занят, а может… В конце концов, он опустошенно выдыхает, когда, нажимая на кнопку вызова — слышит только бесконечные гудки. Сидит на ступеньках, что вели вверх по тропам академии и чувствуя, как постепенно тревога расползалась под кожей, словно насекомые, вызывая зуд, холодное жжение и ужасную пустоту внутри. Хуже ссоры только затяжное молчание; он бросает взгляд на небо — всё опять затянуло, звезд не видно и только слабый лунный свет едва пробивался через тяжелые облака. Ехать домой, туда, где наверняка никого не будет, хотелось в последнюю очередь. — Итадори, — он оборачивается, тут же слабо улыбаясь, слыша этот хорошо знакомый голос. — Давно не виделись! — Привет, Махито. — Ждешь Годжо? — Нет, такси, — Юджи неловко почесал затылок, надеясь, что его осипший голос не звучит слишком красноречиво. — А ты тут что делаешь? Разве ты не должен быть где-то в другом конце Японии? — Можно сказать, что и должен… это сюрприз, ладно? Не говори никому, что меня видел. — Нанами не знает? — Нет, — он улыбнулся, прокатившись с пятки на носок. — Так что, считай, что меня тут не было. Махито — он же Макото Хаями, он же «тот самый парень, который слышит голоса, но не видит проклятья». Немного взрывной, немного сумасшедший и пугающий, порой до мурашек по коже, но Юджи он нравился. Несмотря на все, что о нем говорят, Махито удавалось спокойно игнорировать все эти идиотские слухи, не обращать внимание на недоверчивые взгляды, когда он, простой человек, без капли магии в своих жилах, спокойно шатался по территории общаясь со всеми так, словно они были сто лет знакомы. Маки крутила пальцем у виска, называя Махито «припизднутым», Фушигуро пожимал плечами, говоря, что, Махито — это Махито, звучит угрожающе, но он безобидный. Увидев его в первый раз, Юджи и сам бросал на него опасливые взгляды, в упор не понимая, кто он такой и почему все окружающие относятся к нему настолько тепло, хотя Махито ведет себя откровенно странно и взбалмошно. Как говорила Кугисаки — Махито балабол, который сам себе на уме и от него не убудет пробить тебе череп с милой улыбочкой, едва ты от него отвернешься. Какое-то время Юджи и сам был такого мнения, пока ему не открылась «страшная» тайна, которая объясняла периодическое наличие Хаями в академии. Махито и Нанами встречались. Это был первый удар, который он пытался осознать. Контрольным было то, что они были как год женаты на тот момент, когда Юджи увидел его впервые. Как именно так вышло — он не знает, Сатору не посвящал его в детали, да и сам не особо разбирался в том, что там происходит в чужой личной жизни. Сам факт — Махито хороший и добрый человек, несмотря на всю эту показательную нарциссичность. Он знал об этом на словах, знал об этом и на деле, когда однажды, после неудачной стычки с проклятием — Махито накладывал бинты на его запястье, успокаивая его простыми человеческими словами. Было в этом что-то особенное, простой человек, который не видит проклятий, не обладает какой-то силой, мог подобрать слова, куда более утешающие чем те, которые говорили друг другу маги. Да, ему не нравится, когда его называют настоящим именем — он раздраженно закатывал глаза каждый раз, едко улыбаясь и просил не делать так больше. Носил простые шмотки, собирал свои длинные волосы в хвост и в принципе был той самой душой компании, которой всегда были рады, несмотря на какое-то идиотское недоверие. У них была относительно похожая история жизни, похожие проблемы, смерть близких людей и простая искренность, за которой не прячется какого-то двойного смысла. В этом они были похожи, пожалуй, даже слишком, настолько, что порой смотришь и кажется, будто это твое собственное отражение говорит с тобой. — У тебя что-то случилось? — Махито был выше него на полголовы, поэтому, когда он наклонился и его волосы рассыпались, Юджи неуютно пожал плечами. — Выглядишь так, будто чем-то расстроен. — Поссорились с Сатору. — Да? — он удивленно моргнул. — Из-за чего? — Ты когда-нибудь… — он вновь неловко улыбнулся, почесав затылок. В конце концов, говорить с Махито о подобном казалось не так неловко, как с той же Нобарой. Махито знал Сатору ещё до того, как он вообще узнал о существовании академии, так что… — Вы с Нанами когда-нибудь ссорились? — Конечно, как иначе. — Я имею в виду… прям сильно, и чтобы из-за тебя… Он весело фыркнул, скопировав его неловкий жест. — Ну, мы в основном только из-за меня и ссоримся, Юджи. Камни преткновения нахожу и кидаю именно я, так что… мне с Нанами сложнее поссориться, чем ему со мной. А что? Сказал что-то не то? — Да… — И прям сильно поссорились? — Он просто, не знаю, то ли зол, то ли обижен на меня. Скорее всего и то, и другое вместе… Махито издал понимающий звук, засовывая руки в карманы ветровки. Он был старше его на семь лет. Юджи добавил: — Подумал, что он мне… не знаю, даже не изменяет. Не знаю, как объяснить. — Так ты просто приревновал, что ли? — он снисходительно рассмеялся, потрепав его по волосам. — Господи, Юджи, с кем не бывает. На Годжо посмотри, так там в принципе ко всему что движется можно ревновать. — В том-то и дело, что раньше я никогда не ревновал, а тут… Как бы ты отреагировал, если бы Нанами встретился со своей… бывшей? — С бывшей? — он задумчиво описал круг глазами, поджимая губы. — Ну, тоже приревновал бы, наверное. Зависит от того, зачем он с ней решил встретиться. Если просто так или случайно — это одно, а если чтобы поворошить прошлое, то я бы полный пиздец устроил. Сначала ему, а потом ей. Так что, — Юджи горько усмехнулся, цепляясь взглядом за его золотое кольцо на безымянном. Наверное, легко говорить подобное, когда ваши отношения не были скованы какими-то запретами и вы просто спокойно переживаете каждый момент счастья в тишине, не крича о нем на всю улицу. — Не знаю, мне сложно об этом судить, потому что меня его бывшие просто бояться, поэтому и не лезут. Но если говорить о ревности… то такое бывает. Даже если ты доверяешь ему беспрекословно, тебе всё равно будет неприятно, что где-то рядом болтается его бывшая. — Наверное… — Если ты так переживаешь, то просто извинись. Не знаю, сделай что-нибудь, что ему нравится и всё такое. — Да ладно, что-нибудь придумаю… Так и… ты теперь вернулся обратно? Надолго? — На пару месяцев точно, по крайне мере до тех пор, пока мне не придется опять становиться отшельником, чтобы подлечить голову. Но всё нормально, не переживай, пока у меня не вытекает мозг из ушей — можно считать, что я неплохо себя чувствую. Юджи горько усмехнулся. Ещё одно сходство, которое они делили с Махито на двоих — это идиотские голоса в голове. Только в случае Махито дело было не в проклятии и не в том, что внутри его тела сидит чужая душа. Махито уже однажды хвастался своей богатой историей болезни и вопрос, как так вышло, что они с Нанами были вместе — по-прежнему оставался для него открытым. Спросить об этом напрямую казалось слишком грубым и нетактичным, а расспрашивать у других было бы просто странно, поэтому он довольствовался теми редкими крупицами информации, которые периодически доходили. Познакомились в каком-то кафе, где Махито работал официантом, кто-то с кем-то подрался… ещё пара страниц истории про возникшие чувства, ложь, притяжение — и счастливый финал, где эти двое оказались в браке. Судить по тому, насколько успешным был этот брак, Юджи мог лишь глядя на счастливое лицо Нанами. И ему бы хотелось, чтобы у них с Сатору всё было также. Такая простая легкость, когда вы цапаетесь, но понимаете, что через полчаса все обиды всё равно утухнут. У вас есть нечто большее, помимо принципов и обид, у вас есть семья. Вы и есть семья, у вас есть место, которое зовется домом, где вы просто счастливы. Без каких-то дополнений или чего-то ещё… Юджи скучал по нему. Всего пару часов не виделись, а ощущение, будто не разговаривали почти месяц — хотелось бы приехать домой, просто обнять его и лежать так долгие мгновения, чувствуя длинные пальцы в своих волосах, биение его сердца под щекой. Просто вдохнуть его запах, извиниться, и чтобы такого больше никогда не происходило. — …с другой стороны, ты всего лишь подросток. Вряд ли есть смысл на тебя обижаться за что-то подобное. — Мне уже двадцать, Махито. — Всего двадцать, — он легкомысленно пожал плечами. — Мне в двадцать крышу сносило даже сильнее, чем во время пубертата. Считай, что это твой первый или второй кризис в жизни, когда наступает взрослая жизнь. Кто вообще к ней может быть подготовлен? Многие думают, что когда становишься совершеннолетним, то жить становится проще, а на самом деле только куча новых проблем появляется. И с головой тем более. Он кивает, прекрасно понимая, что Махито имеет в виду. Помнит, как к нему впервые пришло осознание, что он живет уже второе десятилетие. Казалось бы, ничего такого, но когда ты задумываешься об этом, то понимаешь, насколько это все-таки много. Как начинаешь чаще задумываться о каких-то вещах, которые делал раньше, больше рефлексируешь, больше цепляешься за какие-то детали, которые раньше казались незначительными, из разряда «подумаю об этом потом». И вот тебе двадцать, ты почти замужем, заканчиваешь третий курс в академии, а ощущение, будто ты так ничего и не успел сделать за это время. — Можно я задам личный вопрос?.. — А? — он вскинул бровь, посмотрев на него с мягкой улыбкой. — Конечно, к чему спрашивать? — Вы с Нанами давно вместе? — Ну лет пять уже, наверное. Плюс-минус пару месяцев. — И у вас никогда не возникало ситуаций, когда кажется, что вы вот-вот расстанетесь? Он задумчиво посмотрел себе под ноги. — Пару раз точно было, особенно в начале, но это я в основном был инициатором. Понимаешь… Мне не хотелось обрекать его на жизнь с таким как я, — он неуютно поморщился. — Со всеми этими проблемами, болезнью, поэтому я частенько говорил, мол, давай просто расстанемся, чтобы потом не было больно и все такое. Мы много ссорились из-за этого, вплоть до того, что либо я, либо он уходили из дома. — И что в итоге? — Мы женаты, — Махито гыкнул, прокатив кроссовком пыль под своими ногами. — Как бы жутко это сейчас не звучало, но иногда лучше вывалить на человека все свои страхи и опасения, как бы неприятно это не было. Это помогает тебе и ему понять, насколько серьезно вы относитесь к тому, что между вами происходит. Ты просто приревновал, Юджи, не делай из этого какую-то трагедию. Сомневаюсь, что Годжо тот человек, который соберет твои вещи и выкинет из дома, не попытавшись что-то решить. — Я знаю, что он так не сделает, дело не в этом… Мне просто тошно от того, что я вообще так подумал и сказал, как будто я… — Юджи тяжело вздохнул, утыкаясь подбородком в колени. — Что-то разрушил. — Да что ты разрушил? — Махито слабо ткнул его носком ботинка в бедро, улыбаясь. — Ты просто накручиваешь себя, вот и всё. Разрушить, это если бы ты не разбираясь собрал вещи и ушел, кинув ему кольцо в рожу, а у вас скорее просто жирное недопонимание. Я так думаю. И они оба вскидывают голову, когда свет фар разрезает ночную мглу, озаряя их рожи. — В общем, Итадори, расслабься и просто сделай для него что-нибудь приятное. — Например?.. — Ужин, к примеру?***
Он в одиночестве ковыряет приготовленный на двоих ужин, когда время переваливает полночь. Сидя в полумраке, с одной включенной лампой где-то в конце коридора и яркими огнями ночного Токио, что плясали по комнате тусклыми пятнами света. Чувство тревоги печет грудь, давит невидимым весом на комок нервов в животе и от еды попросту тошнит. Он бы извинился уже с сотню раз, высказал бы всё, что только можно, чтобы это всё исправить. Чтобы это тоскливое чувство, дежавю — никогда больше не возвращалось. В конце концов, он откидывает палочки на другой конец стола, отодвигает тарелку и грузно укладывается на сложенные руки, глядя в окно. Он уже был здесь однажды. Он вспомнил, пока готовил это всё, когда в последний раз они ссорились настолько же сильно, и что самое мерзкое — еще в начале отношений, когда и «отношений» то не было толком. Вечные недомолвки, «я тебя люблю» против «я не знаю, что я к тебе чувствую». Когда к нему однажды так заявились на порог комнаты, пьяным — и было плевать, он был рад его видеть, в каком бы состоянии он ни был. И тогда, впервые услышав, что он всего лишь «попытка» что-то понять — это разбило изнутри все, чем была окутана его наивная любовь. — Я хочу наконец понять, что с тобой происходит. Что происходит между нами? Я просто временное развлечение, пока ты не найдешь себе кого-то получше? — Нет. — Тогда кто я? — Попытка понять. — «Попытка»?.. — и он помнит, как сильно это ударило внутрь. Он порывисто шагнул назад, едва не спотыкаясь о ножку кровати. — «Попытка», Сатору?.. И он видит, как Сатору пристыженно опускает голову, скосив челюсть и глядя пустым пьяным взглядом под его ноги. — Ты просто приходишь каждый раз и вытираешь об меня ноги, чтобы я понял что-то, чего ты не говоришь. Я знаю, что ты не такой, — шепчет он, глотая беззвучные слезы. — Я не знаю, зачем ты всё это делаешь. Что ты пытаешься мне доказать всем этим? Что я ошибся? Что я не должен был влюбляться? Что я реально всего лишь «попытка» что-то там понять и больше ничего не значу? — Я просто мудак и всё. — Ты правда мудак. И я всё равно люблю тебя! — его голос срывается на внезапный злой крик, полный раздражения и острого бессилия, когда сгибается от боли, упираясь руками в свои колени. — Ты ведешь себя просто ужасно, и я все равно тебя люблю! Я не знаю почему, я не знаю, что мне сделать, чтобы это всё прекратилось, ты как будто со мной и как будто где угодно, но только не здесь. И я не понимаю, что это всё значит… Ты как будто… делаешь всё ради того, чтобы разбить мне сердце во второй раз. Чтобы я разлюбил тебя, но… Ты правда не понимаешь, да? После этого они не разговаривали практически две недели. Кто кого избегал больше он и сам бы не смог сказать, разговаривали через других, на тяжелые задания с ним ходил Нанами, а Сатору — тогда уже не «учитель Годжо» — пропадал где угодно, отбирал, по слухам, чужую работу, чтобы в итоге, в один день оказаться в кабинете Шоко, отплевываясь от крови, натекшей из носа. Тогда стало так плевать на все эти обиды, плевать вообще на всё — какая разница, если он всего лишь чья-то временная замена, когда человек, которого ты любишь, изводит свой мозг настолько, что практически не спит эти самые две недели, а потом едва не налетает на стенку, измазывая лицо в крови из лопнувших сосудов. То была, наверное, самая долгая ссора за всё время их знакомства. Самая жестокая и самая обидная. И всё равно — он ни о чем не жалел. Думал, что раз Годжо Сатору было суждено стать его первой любовью, то сделает все, чтобы стать хотя бы на каплю ближе к нему. Даже если в конце их пути разойдутся, даже если его попытки в конце концов закончатся чужими словами «это всё было ошибкой» — Юджи будет знать, что сделал всё, чтобы их конец не был таким. А в итоге они были вместе уже три года. У него помолвочное кольцо на пальце, человек, которого он любит настолько сильно, что вся та слепая влюбленность из прошлого показалась бы ничем по сравнению с этим. И как жестоко, что те самые слова прозвучали именно сейчас. Жестоко говорить их после всего, что между ними случилось, после всего, что Сатору сделал для него — и речь не о каких-то широких жестах, подарках или о чем-то подобном. Сатору просто… изменился. Это не та показательная дерзость, бесконечное стремление спрятать свои чувства и переживания от него, это не попытки свести все к тому, что «я же говорил, будет больно». Это не «я тебя не заслуживаю», это — «спасибо, что ты рядом со мной», которое не раз звучало вместо простых признаний в любви. Это банальное внимание к мелочам, перманентная поддержка и понимание, что что бы не случилось в этом мире, они есть друг у друга. Сатору не из тех людей, которые расстаются из-за ссор, не тот, кто полезет с позорными оскорблениями, унижая всё то, что вы так долго строили и он не тот, кто в один миг исчезнет, не сказав даже не слова. И Юджи понятия не имеет, откуда внутри взяться этому идиотскому чувству, будто всё не так как раньше. И эта «Аюми»… Фукада Аюми, что однажды послужила катализатором для осознания того, что он влюбился. Он смотрел на их сомкнутые руки и понимал, что хочет так же. Что он хочет быть на её месте, хочет, чтобы ему так улыбались, чтобы эти губы целовали его, а не какую-то девушку с красивыми черными волосами и лисьим лицом. Он прокатывает кольцо, поджав губы. Достает мобильный — сообщения трехчасовой давности прочитаны, но остались без ответа. Юджи: Я приготовил нам ужин, на тот случай, если ты все-таки будешь голоден Юджи: Тебя ждать? Юджи: Я имею в виду, просто дай знать, когда ты поедешь домой Он сглатывает вязкую горькую слюну, скользя пальцами по экрану. Было бы лучше, если бы он сказал хоть что-то — хоть «я занят», хоть «поговорим потом», что угодно, но только не это опустошающее молчание, от которого хочется завыть. Юджи: Хотя скорее, ужину суждено превратиться в завтрак Юджи: Прости меня, Сатору, я понимаю, что это просто ужасно Юджи: Я никогда не сомневался в тебе, никогда даже не задумывался о том, что ты можешь мне изменить или ещё что-то Юджи: Я знаю, что ты никогда бы так не сделал Юджи: Я просто не знал, как мне на это реагировать Юджи: Я не хочу тебя терять только из-за того, что не смог удержать язык за зубами Юджи: Прости меня, пожалуйста Юджи: Прости вообще за все, что я тогда наговорил Юджи: Я очень тебя люблю Откладывает мобильный, не блокируя экран и ожидая какого-то чуда, вместо статуса «был в сети пять минут назад». С позором смаргивает слезы, поспешно вытирая их об воротник футболки. Он сам виноват, сам наговорил лишнего и теперь рыдать, чтобы кого-то этим разжалобить… в итоге виноватые слезы превращаются в тихий беспомощный плач. Юджи молча рыдает, сжав свою голову и пытаясь понять во всей этой каше внутри хоть что-то. Пытаясь понять, как так получилось, что ещё полгода назад он впервые примерил это кольцо, чувствовал себя самым счастливым человеком, а теперь, такое чувство, будто он все разрушил. Что слова были слишком жестокими, чтобы Сатору нашел им прощение, что все его попытки так и будут отложены «на потом» и весь этот ужин можно смело выкидывать в помойку. — Ты выйдешь за меня? Слова, от которых всё внутри словно стало мягче и больше, занимая собой всю грудь. Сердце раздулось и наполнило собой всё тело, потому что, видя его — без какой-то формальности, в снегу, улыбающегося так трепетно и протягивая коробочку с кольцом… Он тихо всхлипывает, чувствуя себя отравленным. Что Сукуна, который может глотать весь этот яд не задумываясь, вдруг испарился и стенки внутри обуглились от разъедающего чувства вины. Вздрагивает от громкого звука, когда мобильный вибрирует на столе — как утопающий хватается за телефон, видя на экране расцветшее имя «Сатору» с глупым голубым сердечком на конце, которое так и стояло с тех пор, когда они впервые поцеловались. — Я… — Прости, я не видел сообщений, — его голос звучит ужасно уставшим и виноватым — и это неправильно, он не должен так звучать, только потому что его сообщения были прочитаны неведомым образом. — Ты ещё не спишь? — Тебя жду, — надломано усмехается Юджи, пытаясь спрятать звенящие в голосе слезы. — Я только закончил, приеду где-то через час, так что… Ты плачешь? — Нет? Всё нормально, правда, я просто... — Юджи, — он слышит, как тяжело Сатору вздыхает, чем-то шуршит и шум улицы доносится до него из динамика. — Ну что случилось? — Ты… ты читал? — Да. — И… что? — У меня правда нет настроения, чтобы сейчас выяснять с тобой отношения. — Прости меня, пожалуйста… — Юджи, я прощу тебя в любом случае, можно сказать, что уже простил, но, не знаю, неприятно пиздец. Всё это недоверие, как будто я реально даю поводы чтобы так обо мне думать и… — Это не про недоверие, Сатору. Я не знаю, как это объяснить, я знаю, что ты не изменяешь мне, знаю, что любишь. Мне просто стало страшно, я не знаю, как ещё это объяснить. Ты мог бы просто предупредить, я бы даже слова не сказал, меня бы не задело это так сильно, но из-за того, что ты не сказал… Было ощущение, что это какая-то тайна и… Я могу что-нибудь сделать, не знаю, Сатору, что угодно, просто чтобы исправить это… — Просто дождись меня и всё, мы обо всем поговорим, — и это его ласковый голос, без стали, без холода, отчего хочется лишь задохнуться сильнее. — Но ты устал и… — Слышать, как ты плачешь из-за того, что надумал себе чего-то — ещё хуже. Я скоро буду. — Хорошо… — Я люблю тебя, Юджи. Несмотря на это все — это не меняет моего отношения к тебе. Просто знай об этом. … Он просыпается, когда вместо твердой поверхности стола под щекой ощущает мягкость подушек и матраса, на который его укладывают, бережно накрывая одеялом. Замирает, теряясь между сном и реальностью, пытаясь отделить события друг от друга, когда ощущает мягкий поцелуй на лбу и открывает глаза. Чувствует, как всё тело онемело — видимо, он так и заснул за столом, сгорбившись и упершись лбом в свои руки. Окидывает коротким взглядом их спальню — свет выключен, всё погружено в ночную тьму и только его лицо напротив, измотанное и уставшее, вызывает огромную нежность, что прячется за чувством вины. — Я всё уберу. Засыпай, — шепчет Сатору, сидя на корточках возле него и мягко прокатывая пальцы по его щеке, что стянуло от засохшей соленой влаги. Сонным взглядом подмечает, как в его глазах мелькает горькое осознание и сам тяжело вздыхает. — Почему ты просто не позвонил сразу? — Я звонил, но ты не брал трубку… — Блять, — он цепляет мобильный из заднего кармана. Юджи понимает, что он лезет в контакты, в историю вызовов, судя по тому, с каким виноватым видом он смотрит на него. — Прости, идиотский телефон. Поставил на беззвучку, чтобы не отвлекало. Повисшее молчание давит на голову стыдом и воспоминаниями о том вечере. На секунду всё стало так хорошо, что даже говорить что-то страшно, чтобы не разбить это ощущение. Юджи накрывает его ладонь на своей щеке, оглаживает длинные горячие пальцы, не отрывая взгляда от его глаз. Когда-нибудь и на его руке будет такое же кольцо, на том же безымянном. Они не хотели какой-то особой свадьбы, все эти тяжелые кимоно в которых не вздохнешь, неудобная обувь и все эти пляски вокруг одного единственного события. Он помнит, как они обсуждали это, лежа на следующий день в постели, с обогревателем в старой комнате и глупо посмеиваясь от щекочущей всё изнутри радости. Хотелось чего-то простого, не сильно торжественного, более уединенного и в кругу только самых близких — может быть, какой-нибудь ресторан, обычные рубашка с пиджаком, вместо пяти слоев ткани, масса фото и простой теплый вечер в компании друзей. Помнит, как Сатору слушал это всё, лежа на боку и смотря на него тем самым влюбленным взглядом, вслушиваясь в каждое слово, впитывая в себя тепло его кожи, пока Юджи водил пальцами по его лицу, очерчивая линии челюсти. Настолько душевно, очаровано, словно Юджи и сам был каким-то проклятым предметом, который накладывает все эти любовные чары. Кугисаки на его кольцо на пальце отреагировала так, словно это она выходила замуж — бесконечно разглядывала его ладонь, улыбалась, искренне радуясь за него, что редко можно было получить от неё. Прикидывала, что надеть на их свадьбу и даже ничуть не расстроилась, когда в ответ на весь её энтузиазм он ответил, что поженятся они, скорее всего, года через два, а то и три. От неё же он впервые и узнал, что это не серебро, а белое золото, узнал цену и всё то, что по сути не имело никакого значения, но отчего чувствовал себя немного неловко, потом смущенно поглядывая на него за такие траты даже не на обручальное, а на помолвочное кольцо. Сатору тогда отбился от его невнятного бубнежа словами: «для тебя не жалко» и «хоть раз дай мне сделать для тебя нормальный и дорогой жест». Юджи мог его только поцеловать, повиснуть на шее и лепетать всякую смущенную и влюбленную чушь; даже Фушигуро улыбался, когда он весь светился от счастья, ведя себя до ужаса глупо и искренне не переживая о том, как это выглядит со стороны. И теперь они были здесь. Сатору поддается чуть ближе, подпирая лицо свободной рукой и продолжая гладить его по щеке. Улыбается совсем слабо и нежно. В закатаной до локтей рубашке, брюках, с растрепанными волосами, как если бы он без конца зарывался в них ладонью, о чем-то переживая. — Прости меня, — тихо прошептал Юджи. — Я правда идиот… — Да я тоже хорош, — ответил он таким же шепотом. — Надо было просто сразу тебе сказать и не доводить ситуацию до такого. — Я просто не знал, как мне на это реагировать… Мне просто стало страшно. Страшно даже подумать, что всё это может значить. Я знаю, что ты верный, ты никогда не давал поводов и я никогда не ревновал, потому что знал, что всё это ничего не значит. Знаю, что у тебя и в мыслях никогда не было чего-то подобного, но тогда мне как будто просто отключило голову… — Справедливости ради, — Сатору горько улыбнулся, отводя взгляд. — Наверное, я и сам бы так отреагировал, если бы увидел тебя с кем-то из твоих бывших. — У меня нет бывших, Сатору. Только ты… и всё. Просто так больно от одной только мысли, что ты даже не сказал об этом. Я бы нормально отреагировал, как бы, бывшие — это бывшие, пока их не прячут. Наверное… Я знаю, что мог бы отреагировать иначе, не начинать всю эту ссору и… — Юджи, — его мягко притянули ближе, утянули в объятия, прижимаясь губами к щеке. — Я не собирался с ней вообще встречаться. Слышал, что она уехала в Нагасаки и тут оказывается, что недавно вернулась, случайно пересеклись и всё-такое. Сказал, что почти женат, — он тепло усмехнулся, покрывая легкими поцелуями его лицо. — И она спросила, кем надо быть, чтобы связать меня узами брака. Я сказал ей, — его губы касаются его виска. — Что нужно быть тобой. И Юджи позорно закрывает лицо свободной рукой, сдерживая слезы. Ощущает горячие руки, что обнимают его, поцелуи, которые осыпаются на его висок и волосы. Как он вообще мог так подумать? Как только мог допустить мысль, что это всё способно быть чем-то настолько хрупким? — Боже… — Вот это, — он смотрит на то, как Сатору отстраняется, аккуратно поглаживает его безымянный палец, очерчивая границы кольца. — Это не просто «выходи за меня», Юджи. Я люблю тебя и я не собираюсь от тебя отказываться, только потому что ты тоже можешь говорить обидные и неприятные слова. Я ошибаюсь, ты ошибаешься — это нормально и это не повод, чтобы всё рушить, — его пальцы касаются его щеки, стирая все эти влажные и соленые разводы от слез. — Просто не сомневайся во мне. Даже на секунду не задумывайся о том, что я могу быть каким-то неискренним с тобой. Потому что это тоже причиняет боль. Юджи часто кивает. Тянет ладони к его лицу, притягивая к себе и целуя. Нормально, не прижимаясь губами в коротком жесте, без полумер — Сатору целует его, подхватывает его губы, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Шепчет те же самые извинения, целует, извиняясь за то, что не сказал сразу, что дал всем этим идиотским мыслям почву, за идиотский холод от обиды, за слезы, за страх. Он вдыхает его запах: запах пота и терпкого парфюма, на который Юджи однажды накопил деньги со стипендии, сделав подарок на день рождения. Запах любимого человека, одежды, его кожи, вдоль которой Юджи ведет носом возле его щеки, целуя везде, куда может дотянуться, когда Сатору ложится на него сверху, шаря ладонями по его телу. Прижимая ладонь к его груди и чувствуя ответный поток магии под своими пальцами, как она не кусает ледяным холодом, а лижет теплыми языками энергии, убаюкивая. Цепляясь за пуговицы на его рубашке, чувствуя горячие ладони на своих плечах, поцелуи, что перетекают с губ на шею, с шеи — ещё ниже, и не хочется отпускать его даже в душ, отлипнуть от него сейчас хотя бы на сантиметр будет ужасней вырванного сердца. Когда не остается одежды и не нужны все эти слова, чтобы утешить все эти оставленные друг другом раны. Не нужно ничего, кроме этих поцелуев и тихого единения друг с другом, в котором чувств гораздо больше, чем в каждом произнесенном «прости». Поцелуй в губы вместо «я идиот», поцелуй в переносицу вместо «я тоже». Прикосновение к бедру — я не хочу опять так ссориться. Руки, обвившиеся вокруг талии — не сомневайся во мне. Взгляд в голубые глаза — прости меня. Стон в губы, теснота от влажных объятий, хриплый вздох, что прокатывается по щеке и белые волосы, что щекочут висок — я люблю тебя. Мягкие слитные движения, прижаться губами к его шее, обвивая всеми конечностями — больше всего на свете. Прижаться лбом ко лбу и лежать так, шумно дыша и обмениваясь дыханием, пока сердце ищет выход навстречу к его груди — давай не делать друг другу больно.***
— Что это… — Юджи кисло поморщился, когда Сатору прокрутил на своем пальце склизкую муть, которая хлопала маленькими глазами. — Мои не родившиеся дети. Он скривился, на что Сатору только весело рассмеялся, перекатывая это «нечто» между пальцев. Оно цеплялось за его руки, висло и тихо ухало, когда едва не срывалось с ладони, с трудом подтягивая свою повисшую склизкую тушу. Оно было размером с фалангу большого пальца, а может, даже, еще меньше. Белое и больше похожее на крохотный сконцентрированный дым. — Тогда давай все-таки начнем снова пользоваться презервативами… И Сатору громко рассмеялся, притягивая его свободной рукой в свои объятия. — Ты никогда такие проклятия не встречал? Они обычно водятся в домах, где все вечно ссорятся, — проклятие несчастно уселось в центре его ладони, пыхтя и вибрируя. Юджи неловко коснулся его кончиком пальца. Теплое, наощупь как кожа. — Страшная гадость, которая за пару дней вырастает в огромную тварь. — И зачем ты его с собой таскаешь?.. — Хочу посмотреть, как быстро оно самоустранится, если его не напитывать негативной энергией. — А можно? Проклятие мягко, словно желе, перетекло с ладони Сатору на его и едва вскинув на него маленькие глаза, тут же испарилось, растворяясь тающим пеплом по комнате отдыха в академии. Сатору весело фыркнул, видя его несчастное выражение лица. — Юджи, задание было сделать так же, а не превзойти. — Уверен, ты ещё кучу таких найдешь у нас дома. — Ни разу не находил, — и Юджи трогательно улыбается, даже сквозь его повязку ощущая этот теплый взгляд. Млеет от прикосновения его пальцев ко лбу, когда Сатору зачесывает его растрепанные после тренировки волосы, внезапно игриво улыбаясь. — Это нормально, что я хочу сделать тебе предложение ещё раз? — Скорее всего, — он копирует его тихие и томные интонации, приникая чуть ближе. — Мой ответ по прежнему «да». Их губы расплываются в тихой улыбке, они почти целуются, как дверь отодвигается, и Юджи резко отстраняется, вскидывая глаза. Махито стоял на пороге комнаты счастливо улыбаясь. — Помирились? — Сатору переводит на него лукавый взгляд, когда Махито с заговорщицким видом усаживается напротив, раскинув руки по спинке дивана. Юджи лишь пожимает плечами, легкомысленно улыбаясь — стоило радоваться, что об их ссоре знало всего два человека, а не вся академия. Он тонет в объятиях, когда Сатору приобнимает его за плечи, прижимая к своему боку. Махито на этот жест только довольно улыбается, поправляя челку с видом победителя. — Надо было становиться ведущим на шоу про любовь, а не разносить вонючий завтрак в кафешках. — Разумеется. Нанами уже в курсе, что ты вернулся? — Да, так что шантажировать меня не чем. — Какая жалость. И как нынче в деревнях? — Скучно, всё кусается и вообще я видел, как трупы ходят по ночам. Мои проблемы с головой были моим единственным развлечением. — Тебе бы действительно не помешало проверить голову. — Я больной, — Махито покрутил пальцем у своего виска, весело улыбаясь. — К счастью или к сожалению, мне не надо быть колдуном, чтобы видеть всякий ходячий пиздец. — В теории, шизофрению можно считать одним из признаков способностей. — Да? Тогда Итадори больше шизофреник или всё-таки маг, раз таскает у себя в голове демоническое радио? — Ну вообще-то скоро «Годжо» — это во-первых, — Юджи закатил глаза, слыша этот самодовольный тон. — А во-вторых, теоретически… — Господи, ты правда собираешься за него замуж? — Да че ты начинаешь, Махито… — он сконфужено улыбнулся. — Нанами же на тебе как-то женился… — Да, и иногда он об этом жалеет. — У нас долгий и счастливый брак душа в душу, — улыбнулся Махито, запрокидывая голову на спинку дивана. — А вы из-за какой-то ревности цапаетесь как дети. — Макото что-то говорит за ревность, вау. — «Макото», — с раздражением передразнил его Махито, искривляя свое лицо. — Я рад, что ты помнишь мои имя и фамилию, Сатору, но не искушай судьбу. Нежные уши Юджи не хотят слышать того, что происходит во время ваших с Нанами пьянок у нас дома. — Не понял, — Юджи посмотрел на него, вскинув бровь. — С этого места поподробнее, пожалуйста. — Махито, ты крыса. — Всего лишь крыса, — он жеманно показал два пальца, мило улыбаясь. — Не волнуйся Юджи, они просто напиваются и как подобает двум пьяным придуркам, начинают нести всякий бред про школьные времена и потерю девственности. В основном, конечно, твой будущий «муж». Он смущенно улыбнулся в ответ на такую формулировку, почесав пальцем щеку. — Ну, мой будущий муж знает, что ему нельзя много пить.