* * *
Новый поворот. Из-под арки выныривает обветшалая громада храма, с покосившимся и осевшим периметром стен. Деревья пробили камень, опутали руины корнями и раскинули ветви, укрывая тенью древнюю мозаику. — Ох, едить твою мать! И нахуя ж я вам плачу? — звонкий голос отскакивал от стен. — Меня не ебет чего ты там боишься, ты щас возьмешь веревку и полезешь в эту дыру, раз у вас нет идей, как открыть эту ебаную дверь! Мы тут уже битую неделю торчим, и нихера не продвинулись, а этот усатый пидор нам дышит в затылок. — Гимбли, да ты задрал! Мы откроем эту сраную дверь, но мы жить хотим, вообще-то! — проорали откуда-то снизу. Вик оскалился, предвкушая кровь. В глазах стояла красная пелена, а под кожей тугими волнами перекатывалась ярость. Одно неосторожное движение, как под ногой хрустнул гравий. Низкий белобрысый гном, горделиво стоящий на бочке, развернулся и лихо спрыгнул вниз. — О, конкуренты пожаловали! — он смешно задрал остроухую голову. — Это наш корабль, наша добыча, и твоя жопа будет нашей, если не съебетесь отседова. Ты понял, а?! Гонор пер из распонтовавшейся мелочи, заставляя углы рта растянуться в новом плотоядном оскале. Один его топор размером с этого гнома. Он его размажет по плитам в кровавый паштет. — Мое, мелочь, — Вик демонстративно нагнулся на прямых ногах, его выдох тронул белесые вихры на макушке грабителя. — Ты берешь всю свою пиздобратию и съебываешь отсюда на счет три, — четко и размеренно произнес он, вколачивая каждое слово в гномью голову. В расширившихся зрачках Вик видел свое отражение с препаскуднейшей ухмылкой. Гимбли шумно сглотнул, совершая мелкий шажок назад. — Три.* * *
Белобрысый гном распекал своих подельников. Скрытый в густой тени эльф пристальным взглядом сматривал внутренний двор с прошенными в кучу рюкзаками и спальниками, окруженный арочными проемами в два этажа. Время стерло большую часть стен, покрыв тайной их предназначение. Перед статуей с отбитой головой в трех шагах сияла трещина, а над ней на веревках, прикрепленных к свежеструганной балке, покачивался груз. Взгляд Вика замер на скучающей волшебнице. Она взирала с высоты балки на ругающегося полуэльфа в новеньком зеленом гамбезоне, безучастно стоящего следопыта, трогающего тетиву на луке и горделивого гнома, который в коем-то веке чувствовал себя высоким. Вик ухмыльнулся и мягкими шагами прошествовал вдоль внешней стены вбок, так и оставшись незамеченным. Руки скользили по горячим запыленным камням. Он легко читал землю. У балясины припрятана нычка, под стеной закопали еще одну. Вот оно и грабительское взаимопонимание: общак — это то, что не успели утащить. Вик шел дальше и замер у примятого куста. Дроу смел в сторону горячий песок. Ладонь коснулась деревянной поверхности. Вик, напрягшись, поднял люк. Песок с шорохом стекал с крышки и осыпался с краев, в лицо пахнуло прохладой.* * *
— Гимблибок, что случилось? Там был какой-то шум, — звучало из-за двери. Прижавшись к двери, Вик положил ледяные пальцы на горло и, подавив смешок, пропищал-простонал, ломая связки об колено и впуская в голос как можно больше страха: — Да, это я! Впусти меня! — Господи, что у тебя там?! — стоящего за дверью проняло, и он загремел засовами. Вик шумно вздохнул и съездил сапогом по двери, поторапливая. — Да сейчас-сейчас! Дверь распахнулась, и Вик ввалился внутрь. Луч света на мгновение блеснул на кинжале, а после лезвие вонзилось в мягкое подбрюшье. Сердобольный подельник Гимбли с хрипом осел на землю. Кровь пятнала подбородок, стекала грудь. Он разжал руку, выпуская свой меч, и замер, подтягивая колени к животу в последней попытке защититься.* * *
Рычание сотрясло низкие стены. Терпкий звериный дух перебил затхлость давно забытых руин. Медведь встал на лапы, упираясь загривком в потолок и опустил когти на женщину. Она выставила вперед посох и свалилась на землю с распахнутой грудью с осколками ребер наружу, захлебываясь криком. Толстая шкура глушила удары. Потоки магии вязли в густой шерсти, и только топор варвара причинял ощутимые раны. Бородатый мужик, покрытый своей и чужой кровью, орудовал топором, нанося широкие удары. Он бил отчаянно и дерзко. На его плечах змеились глубокие порезы. После нового взмаха секира вонзилась в грудь, дробя кости и зля пуще прежнего. Медведь с ревом выбил топор и вонзил зубы в плечо, легко и непринужденно отрывая руку, как тряпичной кукле. Все умерли. Только варвар скулил от шока, безуспешно зажимая обрубок. Зверь перекусил шею, обрывая крик, и наконец-то во тьме воцарилась тишина. Он проследовал дальше, в коридор, по зову сердца и до боли притягательного запаха. Первую запертую дверь разнес в щепки, на вторую навалился всем весом, высаживая вместе с косяком. Никто не смеет стоять у него на пути. Вик победно заревел.* * *
Без сомнения — это древнее святилище Джергала, бога судьбы, стража могил и церемониального погребения. Святилище наверняка было построено еще во времена бытия Нетерильской империи, и тогда оно удивительно хорошо сохранилось, либо определенно точно до Эпохи Бед, которая началась 15 марпенота 1358 году по летоисчислению Долин. К такому умозаключению пришел Вик, собирая воедино таблички с древним текстом, облик статуи с отбитой головой и бесконечные списки убитых, сохранившихся в храме. Рука в перчатке заботливо легла на корешок книги. Когда же «Несвятая Троица» заключила сделку с Джергалом? Джергал в нетерильском пантеоне был апокалиптическим богом конца, смерти, тирании, и все эти жизнеутверждающие сферы передал амбициозным людям, у которых в внутри текла не кровь, а кипящий ихор. Вик усмехнулся собственной поэтичности. — Одним годом ближе, — процитировал Вик древнюю ритуальную фразу, скользя по запечатанным золой ветхим свиткам. Что есть жизнь с точки зрения фаталистического адепта рока, который оставил себе лишь бесконечный счет убитых и умерших? Жизнь есть несущественное отклонение от единого порядка бытия. Лишь смерть неизменна, и только в смерти есть покой. — Будь я писцом мертвых, где бы я оставил ключ от двери в святая святых? — полуприкрыв глаза, Вик скользил взглядом по полкам, стенам, очередной статуи с книгой на постаменте. Расфокусировав взгляд, Вик замер на месте. Статуя расплылась, размазалась, слившись со стеной, и волшебник позволил себе ухмыльнуться. Ключ стремящегося к смерти за богом смерти. Мужчина прошествовал к стене, минуя статую, нащупал рычаг и потянул за кольцо. Где-то звучно щелкнул механизм, и послышался шорох убираемых в стену камней, которые блокировали свободный конец двери. Вос-хи-ти-тель-но.* * *
Заливистый смех вместе с потоками пламени взвился под потолок. Плетение магии извивалось в руках хлеще калимшанской танцовщицы и пело, подчиняя огонь и утягивая его за собой. Нестерпимый жар облизал потолок, обугливая мозаику. Хрустнуло. На голову посыпалась остывающая каменная пыль. Вик влез в гроб и выхватил из истлевших останков, удерживаемых вместе лишь проржавевшим доспехом, мерцающее копье и массивный ключ. Его колдовство иссякало, закопченные дула, вмонтированные в стены по периметру, приготовились выплюнуть новую порцию пламени. Развернувшись на каблуках, Вик вылетел в распахнутую дверь, перемахивая через разлитую лужу горючего масла, складывая ноги чуть ли не в идеальный шпагат. С его лица не сходила улыбка. За спиной рухнули первые камни, разбивая крышку гроба.* * *
Руки легли на створки тяжелой двери и толкнули. Дверь отворилась в тишине, будто ни время, ни влага не тронули петли. Сводчатый потолок, венчающий высокие стены центральной залы, утопал во мраке. Он держался либо на магии, либо на широких колоннах. Вик изумленно выдохнул. Прямо перед ним в несколько человеческих ростов предстала статуя скелета, облаченного в просторный драный балахон. Череп скалился. Высеченная костлявая рука держала свиток и перо: имя каждого рано или поздно окажется начертано на нем. «Джергал, сума сойти. Разве ему до сих пор поклоняются?» — первый осторожный шаг задел чьи-то кости, разбросанные на полу. Присев на одно колено, Вик коснулся останков. Писцы умерли тихо и спокойно, ни одной кости не повреждено. «Как же так вышло, что Страж Могил уготовил вам такую участь?» — он встал с костями на руках. Оставить мертвых просто так и уйти он не мог. Печально умереть и не получить самой захудалой могилки. Вик осмотрелся, справа вода вымыла часть камней, образовав пролом в стене, сквозь который шпарило солнце. Мужчина вышел на берег и бережно уложил тело на землю. Затем он принес остальные тела и принялся копать могилы в липкой глинистой почве. Раз ни время, ни природа не дали последнего пристанища костям, то он сделает это сам.* * *
Ловко спустившись по расшатанной лестнице, Вик спрыгнул на землю. Под сапогами чавкнула топкая размякшая глина. Он перевязал длинные волосы в хвост, собирая выпавшие пряди, и огляделся. Чионтар вымыла грот, а затем обрушила часть стены, или кто-то другой пришел и помог природе проделать проход. Вик хмыкнул, переступая через обломки камней, придурки сверху даже не потрудились исследовать окрестности, а вход у них был прямо под носом. На мгновение захотелось выйти прямо к ним на встречу. В часовне царила густая тишина. Вик повел плечами, сбрасывая напряжение. На плитах посреди каменных лавок валялись, раскинув ноги и руки, вооруженные скелеты. Недвижимые — он ткнул под ноги носком ботинка — до поры до времени. Вик наступил ботинком на оружие и поворотом ступни высвободил рукоять из плена слабого костяного хвата. «Станут еще, будут ржавьем своим размахивать,» — после короткого пинка клинок с лязгом отлетел в угол, звеня по плитам. Оружие остальных тоже, Вик не поленился. Оценив узор на балясинах, Вик спустился вниз по лестнице. Он побродил перед статуей, пустые каменные глазницы провожали его безучастным взглядом. Довольно широкая получается стена за спиной Джергала. При желании туда бы поместился целый каменный гроб с толстыми стенками. Вик затопал по камню, поднимая пыль: точно где-то спрятали потайную дверь, и разрази его гром, если это не помещение не за статуей. Он прогладил камни на стенах, нащупал один подвижный и вдавил его внутрь. — Так и знал! — самодовольная ухмылка пересекла лицо, когда участок кладки со скрежетом отъехал в сторону, освобождая проход. — Так и знал, — Вик мрачно сплюнул, увидев поднявшихся писцов. Безоружных.* * *
— Отлично, — бес потер руки. — Теперь надо открыть. Патрон говорит, что искомое там. — Покомандуй мне еще тут, — Вик закатил глаза и засучил рукава. Кровь с рассеченной скулы заливала лицо и затекала в рот. — Давай-давай, работай. Силу тебе не за красивые глаза дали, — ехидничал бес. Со вздохом Вик снес с гроба табличку с непонятными символами, и приналег на крышку. Жилы жгутами выступили на руках, сапоги соскальзывали по камню, а изукрашенная каменная плита еле сдвинулась на сантиметр. — Фух. Говорил мне батя, что надо отжиматься, а я его не слушал, — он осел на пол, тяжело выдыхая. Голова кружилась, воздуха катастрофически не хватало. — Не так я себе представлял поиск древних знаний. — А господина Левистуса это не волнует, — бес хлестнул хвостом по лицу. Вик в отместку ошпарил его зад холодом. — Ай! Что ты делаешь! Я буду жаловаться! — взвыл дьяволенок, хватаясь лапками за пострадавшее место. — Либо молчи, либо помогай, — пробурчал Вик. Он подобрал ржавый меч писца и всадил в щель между крышкой и бортом гроба. Вогнать-то вогнал, но далее дело не пошло: крышка отодвинулась лишь на пару миллиметров. Ладно, идеи лучше у него все равно нет, и Вик провозил мечом от края до края, выравнивая результат по всей длине гроба. — Видимо, придется по старинке, — он отбросил меч и снова приналег на каменную плиту.* * *
После драки в теле все еще играл адреналин. В узкой комнате с какими-то настенными полками с барахлом в банках было негде развернуться. Интерес представлял только массивный каменный гроб. Вик сбросил щит и отцепил с пояса меч, чтобы не мешались, налег на гроб и без труда приоткрыл. Неожиданно, костлявая рука ухватилась за край и помогла отодвинуть крышку. Вик быстро отодрал руки и торопливо отшагнул назад, выхватывая припрятанный кинжал. «С какого черта?» — гремело у него в голове. Из гроба в зеленоватых вихрях энергии восстала фигура, облаченная в темно-синий старый балахон. Золото змеилось по черепу на манер тейских татуировок, спускалось по скулам и охватывало челюсть. Красные воспаленные глаза загадочно мерцали во тьме. — Как и сказал Он, ты предстал передо мной. Вновь вижу я тебя, а ты меня, — высокопарно прогудел скелет без малейших признаков враждебности. Ухо еле разбирало древнее тяжеловесное наречие. — Что стоит жизнь единая у смертного? Ответь же мне.* * *
— Что. Ты. Блять. Такое?! Вик размахнулся и всадил в нежить топор, намереваясь разрубить пополам. Иссохший скелет, обвешанный тусклым золотом, лишь устало поправил изодранное облачение, когда лезвие со звоном отскочило, не причинив ни малейшего вреда. — Коль хочешь ты оружие тупить, мешать тебе не смею я, — кисло вымолвил он. — А-а-а-а-а!!! — заорал Вик и бросился с новой силой осыпать ударами. — Глупец. — Иссохший сложил перед собой руки. Безрезультатное избиение обещало быть долгим. Он переживет эти удары. Рано или поздно любая сталь затупится, а запал иссякнет. Секира уперлась в стык шеи и плеча и описала новый взмах. «Рано или поздно,» — Иссохший вздохнул.* * *
— Что стоит жизнь единая у смертного? — повторил вопрос скелет. Вопрос поставил в тупик. Священный символ жег сквозь кольчугу, и чувство вины едкой кислотой плеснуло в душу. Как можно ответить на вопрос? Чего стоит жизнь, если в конце-концов все смертны. Неужели ценность жизни заключается лишь в том, чтобы умереть? Но это глупость. Любая смерть, даже самая внезапная или нелепая ознаменует лишь ее конец. Но как тогда отличить одну жизнь от другой? Почему одна достойна спасения, а другая нет? Врага своего никто в здравом уме спасать не будет, ведь он продолжит убивать. На основании чего оценивать эту ценность? Вероятно, вопрос заключался в том, как именно распорядились жизнью. — Моя стоит немного, — Вик сложил руки в смиренном жесте. — Моя кровь призывает меня вредить другим. — Жизнь сама и как ее живут, суть разные валюты, — ответствовал скелет.* * *
— Да плевать мне на эти жизни, — Вик огрызнулся, оттаскивая беса за хвост. Он вымок, вымотался, и его вовсе не интересовало разгадывать загадки. — Свою бы спасти. Меня моя волнует. — На той развилке, где сейчас ты есть, в словах сих больше правды, чем ты знаешь, — усмехнулся Иссхохший, взирая на колоритную парочку.* * *
«Что стоит жизнь единая?» «Что стоит жизнь единая у смертного?» «Что стоит жизнь?» «Что стоит?» «А стоит ли?» «Убить,» — растерзать, разорвать. «Да, и такие есть,» — есть другие. По сути своей, а в чем смысл? Голоса и мысли накладывались друг на друга, сплетаясь в единый фон. «Что стоит жизнь единая у смертного?» — вопрос уже набил оскомину. Не «сколько» — что означало бы автоматическую ценность жизни; не «если жизнь ценна, то как бы ты ее оценил» — что сразу навевает мысли не о самой жизни в целом, а о том, как ее прожили; а именно «что стоит» — ценность и меру определяет лишь отвечающий. Конкретика дана лишь в количестве, отметая в сторону спекуляции о множественности жизней, вызванных воскрешением. Пока разумный жив — он живет, и жизнь у него в любом случае одна. — Так что же ты ответишь? — из-за спины вышел высокий статный дроу в изящной богатой длиннополой одежде без излишеств. В разрезах по бокам виднелись черные штаны. Волосы белой волной ниспадали на плечи и спину. Дроу плавно развернулся и оперся о гроб там, где стоял иссохший скелет, кладя руки на его край. Глаза рыжие, кожа темно-серая. — А я должен отвечать? — Вик встрепенулся, оторвав взгляд от мощных рук в мелких шрамах. — Я не понимаю этого вопроса. Он слишком широк. «Жизнь» есть как промежуток времени с момента рождения до самой смерти. Есть «жизнь», то как мы ее проживаем и чего мы достигаем. Дерево живет? А медведь? А город? Мы же говорим «город живет полной жизнью. А если мы все же возьмемся оценивать то, как прожита жизнь, то на что смотреть? На богатство? На добродетель? Это бред. Амниты и сембийцы думают только о деньгах, им на это благочестие срать с высокой башни. Элтурельцы будут всех лечить, что надо быть добрее и любить ближнего своего. В Тее вообще магию ценят превыше всего, — Вик разгорячился и заходил из стороны в сторону. С его ростом от стены до стены ему хватало совершить два средних шага. Он не хотел думать над этим бредом, но думал. Дроу тихо рассмеялся и посмотрел неожиданно ласково, заставляя Вика рефлекторно выпрямить плечи. — Жизнь и смерть едины. Как ты и я по обе стороны ножа, — дроу с нечитаемой ухмылкой склонил голову к плечу, скрещивая ноги, картинно очертив в пыли полукруг. — На самом лезвии ножа, — его голос опустился до шепота. Вик взглянул на дроу, он смотрел на самого себя, каким он был со всех издевательств над собой. С нормальным цветом волос. С обычной темно-серой кожей без этого стойкого иссиня-черного оттенка. Глаза разве что рыжие, зато белки белые, а не его пылающие угли на фоне черных склер. Вик сглотнул кислую слюну. — Я не хочу отвечать на этот вопрос, — он произнес, и стало легче. Его отражение прошлой жизни — Вае’Виктис, назвать иначе язык не поворачивался — оскалилось и встало. Каждое движение было четко выверено, изящно. Приблизившись, оно положило руку на плечо. Они были одного роста, но Вик слегка сутулился. На поверхности зрачков он видел себя: полурослик, человек, драконорожденный, высокий, низкий, мужчина, женщина, черный, белый, фиолетовый, — все это он. Вик поднял руку. Перчатка неуловимо и быстро менялась, то пропадая, то возникая, быстрее, чем время отмеряет секунду. Неважно кто он — суть одна, именно в ее глаза он так пристально смотрел. — Свобода начинается тогда, когда ты прекращаешь делать то, чего ты не хочешь. — Вае’Виктис сжал плечо, прижался горячей щекой к его и прошипел прямо на ухо: — Делай, что хочешь. — Готов поспорить, что свобода заключается в чем угодно, но только не в потакании своим хотелкам, — Вик дернулся, но прошлое держало крепко. Оно взирало с высокомерием напополам со снисходительностью. — Творить что-то без цели и смысла – это пустая трата сил и времени. — Как думаешь, ты сказал это вслух? — Надеюсь, нет, — губы Вика непроизвольно дернулись. — Подумай над этим в одиночестве, — собеседник покровительственно похлопал по плечу.* * *
Вик втолкнул спертый воздух в легкие и оглянулся, обнаруживая себя в крохотной комнате. Висок настойчиво прошивала боль, вызывая желание выдрать глаз. Стены узкой комнаты давили до тошноты. Полки с барахлом, которые он чуть не сшиб своими плечами. Непонятно зачем оставленный стул. Гроб. На скелета у гроба взглянул так, словно впервые увидел, но Иссохший уже не обращал на него никакого внимания: сетовал на пыль и разруху. Его компаньоны напряженно взирали, их руки то и дело тянулись к оружию. Они при всем желании не уместились бы в этом каменном гробу. В конце-концов, Шедоухарт, не выдержав, подала голос: — Вик, ты в порядке?