Второй шанс

Это был обычный промозглый осенний вечер с сильными порывами ветра. Точнее день, но было пасмурно и стемнело ещё раньше чем обычно. Бывший спецназовец спецотдела МИДа, а ныне свободный предприниматель Владимир Корф неспеша шёл домой. В дополнение к мерзкому ветру пошел мелкий дождик. Парень тихо матернулся: надо было, чтобы его машина сдохла именно сегодня. Благо, что через три дня железный конь вновь будет в строю. Ладно, хоть пройдётся, а то уже забыл как это. И воздухом подышит. С его прошлой работой не до этого было. Очередная пощёчина ветра не испортила хорошего настроения Владимира. Он уволился. Да, не совсем по своей воле, а по ранению, но теперь он сможет гораздо больше времени уделять своей фирме и тому, к чему именно у него лежала душа, а не у его отца. Спрятал руки поглубже в карманы и с наслаждением втянул холодный воздух. Шёл неспеша и наслаждался ощущением крыльев свободы за спиной. Как он теперь будет просыпаться без летучки у Бенкендорфа? Счастливо улыбнулся. Всё хорошо. Здравствуйте, ноуты, компы и прочие любимые гаджеты. Зашёл в небольшую кофейню, заказал кофе и вафельный батончик к нему. Встал за барный столик у окна. Он никогда не понимал подобные «кафе», размером метр на полтора, но из него доносился такой запах, а у него было такое хорошее настроение, что захотелось. Вот спонтанно. А кофе недурен. Весьма. Как хорошо! Свобода. Никаких приказов, нормативов, бега. Для физическрй подготовки и здоровья все эти дела весьма хороши. Если бы не ранения. Казалось, бы министерство иностранных дел, не полиция и не классический спецназ, а и тут довольно легко подхватить пулю. И дай бог, чтобы в руку-ногу. Ладно, теперь это не его забота. Теперь он займётся своей конторой. Корф и братья Романовы после года в спецназе организовали компьютерную фирму: продавали технику и писали программы. Писали в основном Костя и Владимир. Поначалу денег это особых не приносило, они не успели раскрутиться. Это и понятно, на такой рынок нужно было врываться резко, сильно и удерживать планку. Ребята же довольствовались тем, что имели, искали свой профиль. Только нашли и как-то пошло, да так, что Саша открыл филиал в Бонне, благо для своих там это легче, как покойный отец потребовал у Владимира заняться стоящим делом, а не «кнопочки жать», и уведомил, что парень уже пристроен в спецотдел МИДа, который занимается негласным сопровождением своих сотрудников и решением чрезвычайных ситуаций. Потому что, зарплата и престиж. Ребята же работали на имя, о деньгах думали в последнюю очередь. Пришлось подчиниться, иначе отец грозился лишить наследства. А терять не хотелось, мало ли, как жизнь повернётся. Хотя, на раскрутку он сыну и копейки не дал. Старший Корф никогда не думал о желаниях и чувствах Владимира. Ладно, отца почти четыре года нет. Надо будет завтра позвонить Никите, потом подъехать, пусть вводит в курс дела, что они там накрутили за время его отсутствия. Поблагодарил за напиток и вышел. Поправил шарф на горле, сунул руки в карманы и неспеша пошёл по улице. На светофоре остановился, прикидывая, как идти, вдоль старых кирпичных домов или через свежепостроенную площадь. Понял, что дважды переходить дорогу лень, сменил светофор и шёл вдоль домов. У города была странная архитектура: современные элитные высотки соседствовали с советскими «сталинками», «хрущевками» и «брежневками». Сам Корф жил в дорогом жилом комплексе «Тетрис» за площадью, пересекать которую ему не хотелось. И то, квартиру он купил после смерти отца, чтобы не видеть убийцу своей матери. Да что ж такое! Настроение хорошее, кофе был вкусный, а мысли лезут неприятные. Ушёл в себя, откуда его вытянули непонятные крики, мат и слабый женский писк. Присмотрелся и заметил, как пятеро парней, явно не совсем трезвых, с бутылками пива и слабоалкогольных напитков, тянули в сторону подвалов соседних домов какую-то маленькую щупленькую фигурку. Сначала Корф подумал, что это ребёнок, но присмотрелся и понял, что это женщина. И что-то в ней знакомо. Или это он уже переносит. В любом случае, пора вмешаться. Большинство предпочло бы избежать физического столкновения. Это естественно и нормально. Возможно, Владимир ещё найдет способы предупредить насилие или разрядить ситуацию. У каждого существует личное пространство вокруг себя. Люди испытывают дискомфорт, когда в него проникают незнакомцы, — тем более, если они находятся позади человека. Забияки используют вторжение в эту зону для запугивания жертвы. Первым делом Корф оценил потенциального агрессора: сравнил рост, вес и предположительную силу со своими возможностями. У нападающей стороны есть только бутылки. Не сильно страшно, пока они не превратились в «розочки». Обратил внимание на длинну волос и одежду — за что можно схватиться. Обувь не массивная, значит, не способна нанести серьезные травмы. Но это ему, а девочке? Половина из пятёрки хотела только ограбить, а вот трое явно не против и физического контакта с жертвой. Когда грабитель требует денег, он находится в очень нервном состоянии. Обычно произносится короткое требование или угроза. Насильники также обычно немногословны, но спокойны. Вот их выдавали движения. Жаль, что девочка не старается сохранять спокойствие. Корф игнорировал словесные оскорбления женщины — нет смысла драться из-за «эпитетов». Встал в стойку готовности и успокоил дыхание. Собранность помогла оценить ситуацию и предвидеть её развитие. Необходимо сконцентрировать внимание на нападающем и на том, каковы могут быть его намерения. Не забывал и о возможных сообщниках. На автомате прикинул чувствительные части тела. Глаза, нос, уши, гордо, шею, живот… Глаза очень чувствительны — даже попавшая в глаз соринка, как хорошо известно, может вызвать сильную боль и на несколько секунд полностью парализовать действия человека. Хотя это маленькая цель, но глазница помогает направить удар в самый глаз. На несколько секунд агрессор может оказаться беззащитным, что позволит либо убежать или нанести удар в другие части тела. Сильный удар по носу очень болезнен и вызывает обильные слезы. Кровотечение из носа может заставить отступить. Уши — не самая уязвимая точка, но их можно захватить и выкручивать. В них много крови, которая будет обильно течь, если порвать ухо. Одновременный точный удар по обоим ушам сложенными в пригоршню руками может оказаться очень болезненным. Использовать в крайнем случае — травма может быть неизлечимой. Горло — особенно уязвимая область. Удар в него может быть очень болезненным и к тому же очень опасен. Опущенная голова защищает горло. Открыть его можно нажав снизу на нос или потянув голову назад за волосы. Удушающие захваты могут прекратить поступления воздуха в легкие и крови к мозгу. Следует быть очень осторожны — если слишком сильно и слишком долго держать такой захват, то можно убить. Резкий удар по шее сзади может оглушить. Живот большая мягкая область, достаточно низкая для удара коленом. Тренированные люди держат живот напряженным, но большинство не обладает для этого мышечным тонусом. От удара кулаком у соперника может «перехватить дыхание», и он будет временно выведен из строя. Солнечное сплетение — область вверху живота в «арке», образованной нижними ребрами, — особенно болезненная область. Удар в неё кулаком не повредит руки, но противника «сложит пополам». Коленный сустав очень нежный. Точный удар может полностью обездвижить противника. Удар по внутренней поверхности колена (между ног) очень болезнен. Если промахнуться и жестким ботинком ободрать переднюю часть голени, тоже неплохо. Мало ли, какая у тебя подвижность, может, они попрыгунчики. Теперь, когда он прикинул мишени, можно применять своё природное и самое «дальнобойное» «оружие» — ноги. Их можно использовать, чтобы держать нападающего на дистанции. Самое быстрое — руки, но их недостаток в том, что они легко травмируются. На ориентировку у Владимира ушло несколько секунд. Жертва сопротивлялась, нападающие не спешили, скорее всего наслаждались её страхом и не замечали угрозы в лице бывшего спецназовца. — Мужики, ату, не трожь женщину! Отстаньте от девочки. Спины замерли, несколько повернулось к говорящему: — Слышь, дед, канай отседова, пока мы добрые. — Я сказал «оставить в покое девочку». — Владимир разозлился и был готов использовать все свои возможности, но говорил невозмутимо. Он не должен драться «по правилам» — его противник делать этого не будет. Схватил одного за шкирку, бросил кисть вытянутыми пальцами вперед движением нападающей змеи. Целился в глаза. Попал. Минус один. Второй нападающий бил кулаком, Владимир использовал прямой удар в подбородок. Неподготовленный противник отвёл руку назад и начал бить по дуге. Офицер усмехнулся. Необходимая ему ошибка дилетанта. Вступил в эту «дугу» и заблокировал удар предплечьем. Остановил удар и ударил снизу вверх основанием правой ладони в подбородок. Продолжил удар, отталкивая голову оппонента назад. Тот упал назад. Раздался гулкий звук, словно арбуз разбился об асфальт. Минус два. Двое пошли вперёд, третий крепко удерживал блондинку, отчаянно пытающуюся сопротивляться. Зря теряет силы. Удар локтем был очень сильным. Высоко подняв руку в «умоляющем» положении, в развороте корпусом резко поднял локоть и ударил в подбородок противника. Свободная рука была поднята и готова отразить ответный удар. Но его не последовало. Минус три. Четвертому позволил на себя напасть. Двумя руками вывернул кисть нападающего так, чтобы его большой палец был направлен вниз, а локоть — вверх. Корф положил свою руку на локоть противника и резко надавилвниз, фиксируя и не давая согнуть локоть. Дальнейшее приложение силы было очень болезненным, и нападающий испугался, что «дед» сломает ему руку. Что он и сделал. Минус четыре. Остался один. — Отпусти девочку. Не прячься за женской юбкой. Давай поговорим, как мужчины. Или мужчиной из тебя делает то, что вяло болтается в штанах? — Владимир лениво прищурился. — Иди на … — лаконично отозвался парень. Друзья его лежали и не планировали вставать. В стойке готовности Корф перенёс вес тела на одну ногу, повернув бедра в этом направлении. Одновременно, сгибая другую ногу, поднял её ступню. Боковой стороной ступни нанёс удар вперед и вниз по колену. Сразу же вернулся в стойку готовности. Но это было лишним. Минус пять. Схватил девушку за руку, притянул ближе к себе, окинул взглядом поверженных, оказавшихся редкими слабаками и трусами: — Ещё раз увижу — это покажется детским садом! А живу я недалеко. И гуляю часто. Ваши рожи запомнил. Подхватил с асфальта женскую сумочку и потащил спасённую им за собой. Остановился по средине площади, под ярким фонарём. Посмотрел на неё и замер. То-то ему чудилось в ней что-то знакомое. И запах. Старомодный, странный фиалковый запах. — Аня?! Платонова? — встряхнул блондинку за предплечья и заглядывая в лицо. Он был на голову выше — Я. — прошелестело в ответ. — Здравствуй, Володя… Спасибо большое… — Ты как здесь?! — критически осмотрел. М-да, что-то не вяжется в его понимании. — Живу недалеко. Ещё раз спасибо. Я пойду. — попробовала отобрать у него свою сумочку, но он не отдал. Куртка из клеёнки, кроссовки из картона, сумочка из неизвестного ему материала, наверное из пластилина, уж слишком мерзко в руке. Нихрена не ясно. Что это за вид дочери одного из богатейших людей страны? — Пошли! — крепко схватил её за руку и потащил за собой. Владимир буквально волочил за собой Анну, она не поспевала за его решительным широким шагом. На светофоре он остановился и у неё появилась возможность передохнуть. — Ты чего так дышишь? — посмотрел на неё сверху вниз и всё понял. Как только зажёгся зелёный, перекинул её через плечо и спокойно продолжил ход. — Поставь меня! — она била его маленькими кулачками по спине, но ему это было, что слону дробина. Хотя нет, массаж. Приятный. Слышал, как её зубы выбивали чечётку. — Так мы быстрее окажемся в тепле! Спокойно! — Вот мой дом! Отпусти! Корф коротко взглянул на обшарпанную девятиэтажку. Что-то подобное он уже предполагал — общага. — Как я понимаю, этаж девятый с протекающим потолком? Да не дёргайся, а то уроню ещё! Через несколько мучительных для девушки минут она оказалась в вертикальном положении. Осмотрелась: роскошная светлая плитка, кованые двери, красивые картины на стенах. И это только холл? Мягко раскрылись дверцы… лифта. Владимир втянул её в кабину и они поехали. Правда, о том, что они едут оповещали маленькие циферки, сменяющие номер этажа. На пятом дверцы вновь бесшумно разошлись и они оказались в таком же огромном светлом холле. Опять он её куда-то потянул за собой. Они стояли перед огромной деревянной дверью. — Заходи. Хоть это сама сделай. Но Анна замерла и не могла сдвинуться с места. Владимир занёс её уже привычным образом. Разулся, повесил кашемировое пальто в шкаф и повернулся к ней. — Ань, отомри, а? — пощёлкал пальцами перед глазами. — Раздевайся, не хватает ещё заболеть. Отправился в глубь квартиры. А ей хотелось сбежать, раствориться в воздухе, исчезнуть. Вновь оказалась у него на плече. С ног упали кроссовки. — Раньше ты была посмелее! Поставил её на коврик в ванной комнате. Это ванная? Да в ней же жить можно. — Я так понимаю, что раздеться ты сама тоже не сможешь. Стянул с неё мокрую одежду, покачивая при этом головой. Старался не смотреть на обнажающееся тело, судорожно сглотнул. Стоп, Корф, плавали, знаем. Засунул гостью в хорошо горячую воду. — Так, это мыло, гель мужской, как и шампунь, надеюсь, твой молодой человек не сильно ревнив, раз не встречал тебя в такую погоду. Мочалка новая. Вот халат, полотенце. Всё новое, я себе всегда с запасом покупаю. Тапочки тоже мужские, но тоже новые. Сейчас занесу сухую одежду. Всё, грейся. Надеюсь, краном умеешь пользоваться. Не спеши. Прогрейся хорошо. Владимир налил себе в бокал коньяка и сделал большой глоток. Упёрся кулаками в столешницу и медленно проглотил. Это же надо было такому случиться. Только всё отболело и зажило. А она всё так же красива. Хотя, почему «так же»? Ей сейчас двадцать три. Она совсем ещё юна. Это ему двадцать восемь по паспорту, а по внутреннему ощущению все сто. А она ещё прекрасна своей юной свежестью. И… да, всё так же любима. Ладно, сейчас надо её высушить, накормить, разобраться с её проблемами и отпустить. Принялся греть кастрюли. — Володя? — тихо позвала Анна. Она боялась потеряться в этой огромной квартире. А ещё больше боялась увидеть в ней присутствие другой женщины и ребёнка. Он вышел и отвёл её в комнату. Усадил в кресло, накрыл пледом. Занёс поднос со всякой снедью и поставил на журнальный столик. Протянул бокал с янтарной жидкостью на дне: — Я знаю, что ты не пьёшь. Но сейчас надо. Как лекарство. Чтобы не заболеть. Глотай. — поднёс блюдечко с тонко нарезанным лимоном. — Давай, согреешься изнутри. Анну перекосило от обжигающего вкуса коньяка и невероятно кислого лимона. Но через секунду поняла, что становится теплее. — Закусывай, алкоголик. — мягко подколол хозяин, протягивая тарелку с солянкой. — Тебе в самый раз. Ели молча. Странно, но спать не хотелось ни после выпитого, ни после сьеденного. Сжалась в комочек. Её начало трусить — то ли от холода, то ли от пережитого стресса. Вытерла мокрые щёки. Пощупала волосы. Сухие. Свесила ноги. — Спасибо большое, за угощение и за то, что спас от этих хулиганов. Я пойду. — Куда? В чём? Аня, сядь, пожалуйста. — Корф оторвался от мобильного, в котором делал заказ женской одежды. Не в его же ей ходить. Молча послушалась. Господи, она готова на всё, что только слушать этот мягкий ласковый голос. Посмотреть ему в глаза всё время не хватает смелости. После всего, что она с ним сделала, он ещё терпит её в своей квартире, кормит. — В такую погоду даже хозяин собаку не выведет, прости. Идти тебе не в чем. — она вскинулась. — Прости, но это чудо подпольного китайского производства я выкинул. Всё содержимое твоих карманов и сумочки на тумбочке в коридоре. Эти, с позволения сказать, вещи, развалились у меня в руках. Расслабься, я тебя не трону и ничего не потребую. Кроме одного — отдохни. Успокойся. Давай поговорим. Как старые друзья. — Встал. — Я сейчас. — Убрал посуду, занёс чашки, блюдечка с ложечками и торт в упаковке. — Я сегодня уволился, вот, купил, хотел отметить, а так, в компании веселее. — принялся нарезать. — Рассказывай. — Нечего. Лучше ты о себе. — О’кей. Но я не отстану. Кстати, может, поспишь? Я приставать не буду. — Нет, спасибо. Не хочется. — Как хочешь. — пожал плечами и сделал маленький глоточек из бокала. — Я не злоупотребляю. Анна молча подняла руки, мол, она не против и не при чём. — Из спецназа ушёл через год. — отломил ложечкой кусок торта и положил в рот. Медленно жевал. — Вместе с другом. С Саней же и устроилин на новое место работы: МИД. Спецотдел. По сути, тот же спецназ, только очень редко, когда надо своих вызволять откуда-то. Обычная работа охранника, по сути. Зарплата очень хорошая, риска почти нет. Паралельно замутили с ним фирму по компам и программам к ним. Но старая рана заставила уволиться. Фирму постепенно раскрутили, есть даже филиал в Бонне. Но он на Сашке. Поэтому, я теперь со спокойной совестью займусь программами. Три года назад купил эту квартиру. Постепенно обставлял. Но по-человечески жить в ней начну теперь. Я всё, доклад окончен. — шутливо отдал честь. — Ваша очередь, мадам Долгорукая. — Я — Платонова, Володь. Платонова. Натолкнулась на удивлённый взгляд парня. Ответить не успела, в дверь позвонили и она напряглась. Сейчас её вышвырнут. Самой уйти было бы легче. — Это курьер. Забрал заказ, закрыл дверь. Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Занёс в комнату несколько бумажных пакетов и поставил перед гостьей. — Переодевайся. Это твоё. Прости, брал на свой взгляд. Где ванная, ты знаешь. Вещи новые, чистые. Анна молча уставилась на него. — У тебя нет никакой одежды. Я же сказал, я всё выбросил. Сумочку я брал по аналогии с твоей, только по-качественнее. Не смотри ты на меня так! Иди, переодевайся, я же вижу, тебе в моих некомфортно. Я пока чай обновлю. Когда девушка вошла в комнату, он замер. Обычный полушерстяной вязаный костюм: широкие штаны, свитер с высоким горлом цвета морской волны и разноцветные весёлые тапочки изменили её до неузнаваемости. — Тебе идёт. — Спасибо большое. Я верну деньги. Корф поморщился: — Ты остальное померяла? Я попал? — Да. Спасибо большое. — Перестань. Друзья должны помогать друг другу. С тем, как часто он упоминал слово «друзья», она понимала, что он скрывает под ним. Не зря она пошла учиться на психолога. — Теперь ты мне расскажешь о себе? — Мне похвастаться нечем. — грела свои тонкие пальцы о горячую чашку и не обжигалась. Молчала. Висела такая тишина, что казалось, что заложило уши. Корф откинулся на спинку кресла и сквозь прикрытые глаза рассматривал любимую девушку. Владимир видел, как на щеках заиграл румянец, значит, согрелась. Уже хорошо. Какая она красивая. И потерянная. Как бездомный щенок. Сделал несколько глотков горячего чая, неспеша и молча ел торт. — Я за всё расплатилась, Володь. Нет, только не жалость. Не жалей меня, я и не давлю на неё. Просто рассказываю. Ты же хотел. — Анна говорила негромко, словно про себя и с собой. И он видел, она не играет. Хотя, у неё был актёрский талант. — После того, как я вернула тебе кольцо… Знаешь, как часто я вспоминала твой разговор с Долгоруким и твои слова мне относительно него? — горько усмехнулась и покачала головой. Рассматривала ковёр под ногами. — Миллионы миллиардов раз. Ты всегда был прозорливее меня. Умнее. И сильнее. Сначала я действительно жила у Долгорукого. Он даже готовил документы для признания меня свой дочерью, удочерить хотел официально. Всюду представлял как «Долгорукую». Сначала розовый зефир и тягучие медовые сопли, семья, как мне казалось. Никаких локальных взрывов в доме, нет такого, что не знаешь, что произойдёт в следующий момент. Я ведь потом поняла, что это ты всё время со мной как на пороховой бочке жил, а не я с тобой, как мне бедной-разнесчастной, представлялось. — ехидно и зло прозвучал её голос. — Всё было гораздо иначе и от этого более мерзко. Долгорукий противный и скользкий, как слизь. Так же исподтишка, испытывал, проверял дочернюю любовь и привязанность. Сначала изображал больное сердце. У него его нет совсем! Потом, решил видимо, что я за деньги продалась, он же купил мне однушку. Маленькую, но свою. Опекал, заботился. Устроил на работу в женский журнал, я психологическую колонку вела. — надолго замолчала. Медленно пила чай. — А в один день пришёл ко мне и поставил перед фактом, что через неделю я выхожу замуж. — брови Корфа подскочили. — За Забалуева, слышал о таком? Я опешила. Естественно отказалась. Он и слушать не хотел. Орал, приказывал. Ему это было выгодно по части бизнеса. Если я правильно поняла, то Забалуев задолжал Долгорукому крупную сумму, решил отдать частью бизнеса, а папочка, — с сарказмом, — решил обставить это всё «благородно», и в благодарность выдать меня замуж за этого старого козла! Я отказалась. Сказала, что люблю тебя. Он ничего и слушать не хотел. Брызгал слюной. Я пошла к тебе, но ты был на очередном задании. Да ты и не обязан решать мои проблемы. Я сама себе их создала, самой и загребать. Знала, что не пойду за этого мерзкого старикашку замуж. Собрала вещи, деньги, сколько смогла, и сбежала из квартиры. Сменила номер телефона. Статьи высылала с интернет-кафе из разных районов города и пригорода. Но потом меня уволили. Явно не без его «помощи». Никуда не брали. Снимать квартиру я уже себе позволить не могла. Нашла это общежитие. Коммуналку пока тяну. Работаю кем повезёт. Сейчас дворником, поэтому за комнату не плачу, а днём раздаю листовки. К Долгорукому на поклон не пойду. Ни за что. Кстати, за Забалуева он всё же выдал свою дочь. Лизу. Наплевав на то, что у неё отношения с Репниным. Правда, через полтора года Забалуев умер при невыясненных, а Миша с Лизой осели, кажется, в Австралии. Всё. — развела руками. — Никогда тебя раньше здесь не видела. Хоть с самого утра на ногах. — Я спал в основном на работе. Почему ты не пришла ко мне во второй раз? Ведь понимала, что с задания я вернусь. Я бы решил твои проблемы. — Не хотела грузить. И сейчас не хочу. Но ты же не отстанешь. А вообще, какие это проблемы, это моя расплата за всё, что я с тобой сделала. Не хотела жить нормальной жизнью с любимым человеком? Получила. Я не жалуюсь, нет. — Ты всегда любила придумывать себе препятствия на ровном месте и героически их преодолевать. М-да. Низкие поступки нередко прикрывают красивыми словами. Долгорукий это умеет, как никто другой. — покачал головой. Корф стоял у окна, спиной к бывшей невесте. Опять молчали. — Я всё пытался понять, почему ты не видишь очевидного? Что Долгорукий подлый, лживый лицемер и сволочь. Ты ведь, вроде бы, никогда не страдала за отцом. Считала нашего отца своим папой. Или я чего-то не видел? — Долгорукий умеет опутать свой паутиной. Не гипноз, но похожее. Хотя, я же знала, что твои родители мне не родные, прав, так сказать, на них нет. Я им невероятно благодарна, за мои счастливые годы! Хотелось, вполне естественно, иметь своих родителей, но как сложилось. А тут целый папа. — зло хмыкнула. — Лучше никакого, чем такой. Я — дура, я это знаю. Ладно. Сейчас всё нормально и хорошо. Ещё раз спасибо. — Перестань. Вновь замолчали — Ты женат? — Анна постаралась спросить беспечно, но Корф понял, что ей очень важен ответ. — Нет. Ладно, я постелю тебе, уже поздно. — буквально выбежал из комнаты. Застелил широченную кровать белоснежной простыней, набросал подушек, положил сложенное вчетверо синтапоновое одеяло, передумал, расправил и его, а то с неё станет — не укроется вообще. Подумал, осмотрелся. Поставил окно на проветривание. Занёс термокружку с тёплой водой. Мало ли, а в чужой ночью спросонок ещё не сориентируется. Проверил ночник — работает. Вроде бы всё. В дверном проёме оглянулся и прошептал в пустоту комнаты: — Я до сих пор люблю тебя. Анна откинулась на спинку кресла, как недавно Владимир, прикрыла глаза и вспоминала. Было что. Как он ещё терпит её присутствие здесь? Здесь, где явно не ступала женская нога? Она принесла ему столько боли, а он ещё готов ей помогать. Она знала, что любит Корфа. Любит вместе с его вспышками злости, потрясающей способностью уходить в себя, находить врагов на ровном месте, с непередаваемой нежностью, страстностью натуры, преданностью и верностью слову, делу, чувству. Ненавистью к предательству, нечестни, лжи, обману. Она не удивилась, когда он пошёл в спецназ. Удивилась тому, что это было не его желание, а отца, и он согласился. С его-то упрямством. Ему было хорошо с ноутбуком. Как же ей сейчас хочется прижаться к нему, вдохнуть его запах, провести ладонью по его щеке. Но она не имеет права. После всего. После своего выбрыка. Предательства, уничтожившего его тогда. Она даже права не имеет здесь находится и принимать от него вещи, помощь. Всё произошло правильно. Судьба сама отомстила ей за то, что она не уберегла вверенного ей парня, которого эта сама судьба не сильно щадила с самого детства — ранняя смерть матери от родной сестры и обожаемой тёти одновременно, перманентные ссоры с отцом, которого отравила подруга семьи и, по злой иронии, бывшая супруга родного отца Анны. Предательство лучшего друга, который пытался увести саму Анну у Владимира. Благо, она смогла понять, что и друг и она сама приняли стекляшку симпатии за бриллиант любви и расстаться. А у Владимира хватило души простить их обоих. С Михаилом он, правда, сократил общение до нуля. А ей даже сделал предложение. Которое она так бездарно и цинично предала. Из-за человека, который не стоит и срезанного ногтя с левого мизинца ноги её Владимира. Ведь правильно сказано, не отрекаются любя. Она отреклась. Ради кого? Насквозь фальшивого циничного, самовлюблённого, бессердечного, эгоистичного старика? Вот и получила. Наверное, если бы эти хулиганы совершили задуманное, это было бы лёгкой платой за то, как она поступила с любимым и любящим, а оттого беззащитным, парнем пять лет назад. Встала и тут же вошёл хозяин квартиры. Глаза в глаза. Она впервые за много лет увидела, как он не успел спрятаться за маской равнодушия. Его боль и любовь натолкнулись на её раскаяние и любовь. Как много могут сказать глаза, если бы язык не вмешивался. Сколько было бы счастливых людей! А секундная стрелка всё куда-то бежит. — Идём, я всё приготовил. — Владимир сглотнул. — Покажу тебе квартиру, чтобы ты ориентировалась. — Спасибо, я домой. — Успокойся. Поспи нормально, завтра поговорим. И не вздумай идти на свою «работу» с утра! Есть у меня одна мысль. Ещё есть будешь? — Нет! Спасибо, ты и так меня накормил, напоил, одел. — Да хватит, Ань. — устало. — Нормально всё. Смотри… Провёл экскурсию по квартире. — Если захочешь чего-то — спокойно лезь в холодильник. Не думай ни о чём. Всё, я спать. Я вот здесь. Если что. Но у нас и консьерж, и система безопасности, и камеры видеонаблюдения, и входная дверь в парадном закрывается на ключ. Так что, бояться тебе нечего. Тебя никто не тронет. *** Корф стоял под душем и сам не верил, что произошедшее реально. Что его единственна, любимая, неповторимая, уникальная женщина в его квартире. Пусть временно, пока не найдёт для неё лучшего, но здесь. Он до сих пор очень сильно любил её. Накатила волна злости: ага, появилась, вся бедная-несчастная, а он и растаял! А где она была пять лет?! Забыл, как она растоптал его же чувства, желания, попытки построить счастье?! Плевать! Они оба были молодые, зелёные. Что он мог требовать, а ведь требовал, от восемнадцатилетней девочки? Какого понимания, чёткости, взрослости? Да, она ребёнок. Изнеженный, избалованный его отцом и им самим ребёнок. Которому пришлось мгновенно повзрослеть рядом с таким папашей. Нет, то, что Долгорукий пренеприятнейший тип, не означает, что он нулевой отец. Но как оказалось. А она стала ещё красивее. Хоть и бледная, в своих китайских шмотках. А красивая. Эти огромные серо-голубые глаза-озера, маленький носик, правильные черты лица, точёная фигурка… Не его Аня. А с Долгоруким он разберётся. Есть за что. Знает как. Спать. Спать. А как уснуть, когда она через стенку? Этот же вопрос не давал уснуть и Анне. Поэтому ничего удивительного в том, что спустя время они столкнулись на кухне. Владимир сидел за столом и потягивал чай с мармеладкой. Он с детства был сладкоежкой. Анна появилась в дверном проёме тихо, молча смотрела на него. Отмечала произошедшие изменения. Ещё бы, пять лет прошло. А с его работой год за десять. Он отрастил бородку, вокруг глаз появились морщинки, взгляд стал более жёсткий и цепкий. А ещё потерянный. Правильно, каким ему ещё быть, после твоего предательства. Красивые длинные пальцы, идеально ровная спина, литое накачанное тело. Эх, Аня-Аня. Такой мужик пропадает. Нет, она не имеет на него никакого права. Хоть посмотреть. Завтра всё закончится. — И долго ты ещё там стоять будешь? Садись. Чай ромашковый. Есть существенное, есть сладкое. Ты что будешь? — Владимир встал, даже не посмотрев на неё, сделал чай в красивой фарфоровой чашечке, явно не отечественного производства. Осторожно наблюдал за блондинкой. Даже в пижаме она красивая. И такая беззащитная. Поставил перед ней чашку, придвинул блюдечко с мармеладом и конфетами. Пили чай в тишине. Парень физически ощущал, как она собирается с мыслями. Так и есть. Чашечка тихонько звякнула о блюдце. — Володя? — тихо. Боялась спугнуть, отвлечь от его мыслей. — Да? — повернулся к ней лицом. Глаза в глаза. Непробиваемое спокойствие, которое она раньше принимала за безразличие, а на самом деле маска, против искреннего раскаяние и стеснения. Неуж… Нет, не фантазируй. Нет. — Да, Ань? — сделал глоток, для чего пришлось опустить глаза. Скорее механическое движение. Девушка подождала и зацепила его взгляд. Глаза в глаза. — Прости меня. Прости за всю ту боль, которую я тебе причинила. — чуть качнула головой, видя, что он хочет что-то сказать. — Я знаю, что вела себя в отношении тебя мягко говоря паршиво. Понимаю, как это выглядит: ты меня защитил, привёл в красивую квартиру, накормил-напоил, купил красивые вещи, а я и растаяла. Нет. Я никогда не думала, что у меня будет шанс попросить у тебя прощения. Этот шанс у меня появился и я хочу его использовать. Корф молчал. В её глазах он видел искренность её слов и чувств. Понимал, что ни в нём, ни в ней не угасли чувства. Они по-прежнему любили друг друга. Только теперь боялся он. Он, спецназ, боялся признаться ей. Тишина приятно окутала их на этой новомодной кухне, давая возможность сердцам и глазам выговориться. Всё испортил телефонный звонок. Корф тяжело вздохнул и встал. Сделал глоток ледяного чая. Поморщился, вылил, включил чайник и пошёл на звук. Анна услышала его напряжённый голос: — Да, Саш, я всё понял. Спокойно, я поеду, только я теперь гражданский. Хорошо. Одежда? Понял. Минут через сорок максимум. Где? Понял, принял. Вошёл на кухню. Лицо озадаченное, что-то читал в телефоне и хмурился. Сделал чай, достал нарезной батон, нарезку колбасы и сыра. Принялся делать бутерброды. Один положил перед Анной. Она с удивлением смотрела, как он весь батон, превратившийся в десяток бутербродов, сложил в отдельный пакет. Достал термос, залил кофе. Вышел в коридор. Вернулся в джинсах, водолазке и кожаной куртке. Присел перед ней на корточки, взял её за руки и девушка ощутила, как дрожат его пальцы. Глубоко вдохнул. — Анечка… Не так я хотел поговорить… Ладно. Я люблю тебя. Очень. Мы оба были молоды, наломали дров. Да, мне было очень обидно и больно. Но и тебя в чём-то я понимаю. Я мог испугать тебя свой резкостью, грубостью … Я всё понимаю. Сейчас мне надо уехать по делам. Не знаю, сколько меня не будет: от полутора суток до недели. Не знаю. Я должен помочь другу. Смотри. — положил на стол связку ключей, банковскую карточку и яркий бумажный квадратик. — Это мне нужно за многое просить прощения. — горько усмехнулся. — Потом. Мы обязательно поговорим, но потом. Там ЧП. Вот ключи от квартиры, карта и пароль. У тебя есть время подумать и обдумать всё. Если ты захочешь начать всё сначала и дать нам второй шанс, уволься с дворника и листовок, переселись сюда, жди меня дома. Деньги трать по своему усмотрению, на себя. Захочешь что-то изменить в квартире — полностью доверяю. Если ты опять испугаешься, не захочешь иметь со мной ничего общего, я пойму. Тогда возьми с карты деньги, но ключи оставь у консьержа. — поцеловал её пальчики. — Думай. Решай. Я приму любое твоё решение. Всё, я уехал. Пока он обувался, Анна стояла рядом. — Береги себя. Он стоял в дверном проёме. Медленно выходил. Шаг. Ещё один и нужно закрыть дверь. Её шаг навстречу ему, робко обняла, прижалась губами к его уху. — Думай. Пока. — и он закрыл дверь.