Второй шанс

Высокая худая шатенка нервно шагала вдоль рецепшн частной клиники. Амалия Воланж ждала своего лучшего хирурга и гомеопата Надежду Николаевну Сычёву. Последнюю в клинике боготворили и не любили одновременно. Все пациенты, кого она оперировала или лечила травами, выживали и жили долго, счастливо и прощали сложный характер. Коллеги же не любили её за то, за что любили пациенты. Сама же Надежда Николаевна говорила про себя: «у меня не сложный характер, он к меня просто есть». Воланж предстоял тяжёлый разговор, который нужно вести срочно и именно сегодня. Обычно директор не проводила важных совещаний по понедельникам, максимум летучки. Но на выходных к ней обратились с просьбой, судя по документам времени не было, поэтому говорить надо сегодня, пациента принимать крайний срок завтра утром, а лучше — сегодня во второй половине дня. Наконец дверцы бесшумно разошлись и в белоснежный сверкающий холл вошла коротко стриженная брюнетка с большими проницательными карими глазами, в чёрных кожаных полусапожках, чёрных брюках, чёрном пальто и с чёрным шарфом. Весь персонал клиники, за глаза считающий вошедшую ведьмой и прилепивший лучшему врачу не только города прозвище «Сычиха», мысленно отметил, что не хотел бы пересечься с ней в тёмном переулке. Несмотря на мягкие черты лица, женственность, которая заставляла мужчин оборачиваться ей в след, улыбаться для неё было наказанием. На губах появлялась неестественная пластмассовая улыбка. А вежливость и улыбчивость были обязательны на её месте работы. Если с вежливостью проблем не было, это в крови, то с улыбкой… Вот и сейчас Надежда Николаевна нацепила на себя что-то отдалённо напоминающее требуемое. Вежливо кивнула девушкам на рецепшн. — Доброе утро, Амалия Сергеевна. — врач расписывалась в журнале. — Здравствуйте, Надежда Николаевна. Я Вас жду. Собеседница вопросительно посмотрела на начальницу. — Переодевайтесь, и я жду Вас у себя. — Хорошо. В просторном светлом кабинете Сычёва быстро облачилась в рабочую одежду, сменив полусапожки на балетки, а пальто на белоснежный и обязательно накрахмаленный халат. Включила чайник, открыла окно, взяла в руки блокнот с ручкой и отправилась к Воланж. Амалия Сергеевна сидела за столом, заваленном папками с документами, и нервно вертела в руках карандаш. Жестом показала на стул рядом появившейся в дверях сотруднице. Надежда внимательно смотрела на женщину напротив. — В пятницу я была вынуждена уволить Королькову. Был конфликт, один из её пациентов оказался «шишкой», поставил перед выбором: или у нас проверка за проверкой с понятным результатом, или я увольняю врача. К сожалению. Ксения Михайловна хороший врач, как она смогла так опростоволоситься, я не представляю. Но это я отвлеклась. Теперь в клинике два хирурга — Вы и Аржанова. Через месяц из Австрии возвращается Чемезова, должно стать легче. — Я поняла. Но Аржанова только начинает. Я ничего против не имею, она хороший специалист. — Поэтому я прошу Вас разделиться. Возьмите тех, кто тяжёлый, я посмотрю, и возможных «понтовых», а Алисе Игоревне остальных. — Хорошо. — И присматривайте за ней, пожалуйста. Сычёва кивнула. — Это были цветочки. Теперь пойдут ягодки. — вздохнула Воланж. — Ко мне обратилась супруга одного очень высокопоставленного человека в нашем государстве. Она является негласным нашим спонсором, но это к делу не сильно имеет отношение. Главное, что отказаться мы не можем. Она просит, чтобы именно Вы, Надежда Николаевна, оперировали друга их семьи. Ещё и инкогнито. — Впечатляет. — сухо ответила хирург. — И что там? — Проще сказать, чего там нет. — протянула копии всевозможных документов, но без имени-фамилии. Указаны были пол и год рождения. Дальше только медицина. Хирург внимательно изучала и хмурилась. — Как он ещё жив? И без перитонита. Молодой ещё. — Упрямый. Но уволился, теперь занимается своим здоровьем. Бывший военный. — Ясно. Когда? — Как можно раньше. — Тогда сегодня госпитализация, завтра анализы и подготовка, послезавтра операция. И это только первая. Ещё и застрявшие пули. — Надя покачала головой. — Я поняла. Могу идти? — Да. Кто ассистент? — Аржанова. Больше не кого. Пусть учится. — Тогда на сегодня всё. Возникнут вопросы — Вы знаете, где меня найти. — Спасибо. — Врач забрала папку и вышла. *** Надежда Николаевна вернулась к себе. Положила документы на идеально чистый и свободный стол, на котором была только подставка для канцелярии и бумажки для записей. Достала из шкафчика чашку, коробку дорогого растворимого кофе, положила пару чайных ложек и буквально на дно налила крутого кипятка. Пока кофе натягивался, достала из сумочки принесённую еду, переместила её в маленький и незаметный холодильник. Открыла пачку печенья, долила кипятка в чашку, закрыла окно, села за стол и откусила печенье. В гробовой тишине наслаждалась кофе и сладостью. Сегодня у неё дежурство. По правилам, потом она должна три дня отдыхать, но, учитывая «высокую просьбу» и состояние таинственного пациента, покой ей только снится. Она была этому рада, никогда не знала, чем себя занять на вынужденных выходных, поэтому часто с удовольствием заменяла и подхватывала коллег. А что делать в пустом доме одинокой женщине? Иногда думала завести собаку, но пока это оставалось только в мыслях. Убрала чашку и блюдце с остатками печенья, взялась за документы. Прочитала дату рождения и на несколько секунд прикрыла глаза. Открыла их вновь и продолжила чтение. Высококлассный хирург с кучей грамот и благодарностей, имеющея вес в своей сфере, стояла лицом к окну и думала, прорабатывала план операции. Когда всё сложилось в единую чёткую картинку, принялась фиксировать на бумаге. Вплоть до капельниц и возможных уколов анальгетиков. Зашла к главврачу и владельце клиники по совместительству, чтобы согласовать план действий. Перед глазами периодически всплывала дата рождения пациента, но она гнала от себя мысли, мало ли сколько человек в мире родилось в один и тот же день, месяц и год. Просто совпадение. Во второй половине дня прикреплённая медсестра известила о том, что мистера Икс, как назвала его про себя Сычёва, провели по госпитализации. *** Полковник разведки в отставке, экс-начальник специального отдела МИДа, спортивный, подтянутый Александр Христофорович Бенкендорф лежал на койке. Медсестричка, миниатюрная Сонечка Долгорукая, встретила его у входа, провела в палату, всё показала, проверила, убедилась, что вода, чайник и микроволновка у него есть и вышла. Пациент переоделся и лёг в ожидании доктора. Нужно же познакомиться, выслушать что и как. Но медработник явно не торопилась. В дверь коротко постучали и на пороге появилась лечащий врач. Бенкендорф резко вскочил и тут же рухнул на стул. Обладательница белого халата покачала головой. — Резкие движения Вам категорически противопоказаны, Александр Христофорович. Здравствуйте, меня зовут Надежда Николаевна, и на ближайший месяц я Ваш лечащий врач и хирург. Софью Вы видели, она — Ваша медсестра. Если у Вас возникнут вопросы относительно лечения — обращайтесь, пожалуйста, ко мне. Если меня нет — к Амалии Сергеевне. Медсестра сугубо для манипуляций. Никаких советов по лечению она давать не в праве. Сейчас Софья возьмёт у Вас кровь на анализы, померяет давление. Я пока, с Вашего позволения, осмотрю Ваши раны. — Здравствуйте, Надежда Николаевна. Мне Вас очень хвалили, поэтому я набрался смелости и напросился конкретно к Вам. — что-то в ней было смутно знакомое, но маска и халат сбивали с толку. — Я бы сказала, что Вы набрались наглости, а не смелости. У нас в клинике все специалисты — лучшие. — Ой-ли? И Королькова? С её халатностью? — Ксения Альбертовна профессионал экстра-класса. На этом всё. Я коллег не обсуждаю. — Наслышан. А Вы всегда в маске ходите? — Да. Это обязательно. Поднимите, пожалуйста, футболку… Осматривая аппендицит и нижнюю часть живота пациента, Надя хмурилась. Брови сошлись на переносице. — Стул когда был и какой? — Три дня без оного. Молча покачала головой. — Покажите язык. Да не кончик! Нормально! Проверила склеры. — Ложитесь. — засунула руки в карманы халата. — Соня? Девушка приблизилась и заглянула говорившей в глаза. — Кровь срочно, скажешь в лаборатории, что я очень прошу. Дальше, УЗИ, всё, кардиограмму, давление в динамике, консультации терапевта, анестезиолога, кардиолога, плюс, флюорография и гастроскопия. Гастроскопию сделает Аржанова. Ещё клинический и биохимический анализ крови, общий анализ мочи — посмотрела на часы. — Что с операционными? — Ориентировочно после шести седьмая будет свободна. — Значит, к шести все показания. Долгорукая принялась за выполнение. — Александр Христофорович, родственники-знакомые, которые будут к Вам приходить есть? — Или которых извещать в случае летального исхода? Нет. Никого нет. Я — одиночка. — Ясно. Вставать запрещено. Мелкие дела делать в баночки, — врач поставила перед ним с десяток пластиковых мочеприёмников. — как только сделали дело, вызывайте Софью, она отправит на анализ. Если всё нормально, то на полседьмого готовьтесь к первой операции. И до летального исхода Вам далеко. Сонечка, и рентген ещё. Спасибо. — по голосу было понятно, что Сычёва улыбнулась. Девушка кивнула. — Так я делал несколько дней назад… — начал Бенкендорф. — Это было несколько дней назад, как Вы сами заметили. — сухо отозвалась хирург. — А мне надо по состоянию на сегодняшний день. Всё, я у себя. Вы, Александр Христофорович, лежите. Если что — кнопка вызова работает. Сонечка, я загляну к Кругликову, попрощаюсь с Тихим и у себя, если что. Медсестра кивнула. Было заметно, что она очень симпатизирует врачу. *** Надежда Николаевна вошла в кабинет, закрыла за собой дверь и оперлась на неё, тяжело стянула с лица маску и глубоко вдохнула. Она терпеть не могла эти синтетические, как она говорила, «намордники», дышать в них было невозможно. Купить марлевые не смогла, в аптеке закончились. Нужно заказать через интернет, иначе она упадёт в этой маске. Села за стол, прикрыла глаза и принялась массировать переносицу. Поняла, что руки мелко дрожат. Ещё бы! Увидеть далеко не последнего человека в своей жизни спустя пятнадцать лет. Ещё и быть его лечащим. А ведь он уже заговорил о снятии маски. Узнал? Или заподозрил? Или это у него флирт такой? Так, всё, собрались с мыслями и вперёд. У него куча проблем со здоровьем, вот этим и надо заняться. В кабинет постучали, и в щель пролезла голова молодой женщины, сотрудницы рецепшн: — Надежда Николаевна, извините, пожалуйста, за беспокойство, я звонила, но Вас, видимо, не было. Там родственники Тихого Вас внизу ждут, Вы не могли бы спуститься? — Спасибо, Яна, сейчас. Дверь закрылась. Сычёва встала. Она понимала, что, скорее всего, эти родственники будут благодарить, всучат очередной презент, а как по ней, так лучше бы берегли здоровье. Тогда, с другой стороны, она была бы без работы. Усмехнулась. Причесалась, закрыла кабинет на ключ и спустилась на первый этаж. Родственники действительно ждали, чтобы отблагодарить доктора лично. Надежда Николаевна спасла их сыну, мужу, брату поджелудочную железу после ножевого ранения, с обильным кровотечением. Женщине вручили огромный букет цветов и корзину с фруктами. Посреди благодарностей у неё зазвонил телефон и доктор распрощалась с визитёрами, у её подопечного оказались плохие результаты. Надя дождалась, пока гости уйдут, оставила фрукты девочкам за стойкой регистрации, забрала себе лишь цветы и поспешила в кабинет. Надежда Николаевна внимательно изучала документы. Результаты не нравились совершенно. Но делать нечего, надо оперировать, иначе он умрёт у неё на руках. Этого она не хотела совершенно. Что было в прошлом, там и осталось, в настоящем она должна сделать всё, чтобы пациент выжил и мог вести активный образ жизни. Внесла коррективы в предварительный план лечения и операций. Согласовала с Воланж. Перед тем, как проговорить это же с Бенкендорфом, натянула на лицо медицинскую маску. — Я Вам полностью доверяю, Надежда Николаевна. — мужчина попробовал усмехнуться, но боль не позволила. — Успокойтесь. Жить Вы будете, это я Вам обещаю. Единственное что — диета на постоянной основе. Алкоголь, острое, жареное забыть. — Понял. Что с ногой? — Давайте пока разберёмся с Вашими камнями, Александр Христофорович. — взяла его за руку и приложила пальцы к основанию кисти, считая пульс. Заглянула медсестра: — Надежда Николаевна, седьмую я перехватила, Аржанова держит. — Отлично. Готовь Александра Христофоровича и вперёд. — ободряюще посмотрела на бывшего возлюбленного. — Всё будет хорошо. Обязательно. Думаю, что без жареной картошки с чесноком Вы как-то проживёте. Бенкендорф судорожно сглотнул, именно жареная картошка с чесноком было его любимым блюдом. Она помнит? — Я в операционной. Ну что, до встречи после операции. В кабинете Сычёва ещё раз перечитала все имеющиеся данные, внимательно изучила результаты свежих обследований и вошла в операционную, где её ждала ассистент. — Надежда Николаевна, у Боброва отменилась операция, пациент написал отказ. Что у нас? — У нас желчный. Стараемся сохранить, но, скорее всего придётся удалять. Внимание к крови, высокий риск тромбоза, капельницы не вариант, у нас нет времени, камень перекрыл проток. Плюс, у него несколько пуль в ноге. Не дай бог их потревожить. Вот документы, изучайте. Я пока подготовлюсь. *** Надя вновь зашла в палату. — Как Вы, Александр Христофорович? — Какая Вам разница? Режьте уже. — Хамить обязательно? — невозмутимо уточнила Сычёва. — Я пришла рассказать, что Вас ждёт. Это обязательная процедура. — Да делайте, что хотите! Я подтвержу, что Вы мне всё рассказали! — Это сейчас. А потом? Итак, открытая или классическая холецистэктомия проводится тогда, когда у больного имеются проблемы с давлением, сердцем либо наличием в брюшной полости выраженного спаечного процесса. У Вас проблемы с давлением. Обычно операция длится от 45 до 60 минут, через 15-20-сантиметровый разрез в районе правого подреберья или срединный разрез. Минусом такой операции является длительный процесс восстановления и реабилитации — до трех месяцев, а также болевые ощущения и дискомфорт в области послеоперационной раны, спаечные процессы, вероятность инфекционных осложнений и гнойных отложений. Но, я надеюсь, что мы обойдёмся только болевыми ощущениями. Простите, это уже не в моих силах. Швы снимаются на седьмой день. Через 7-10 дней после операции Вы можете покинуть госпиталь и проходить процесс реабилитации на дому. Восстановительный процесс занимает 2-3 месяца. — Вы забываете про пули. — Помню прекрасно. Для начала посмотрим на Вашу кровь и её свёртываемость. Вопросы? — Пока нет. Потом. *** Надежда Николаевна устало села на диванчике в кабинете, вытянула ноги и прикрыла глаза. Операция была тяжёлой, у «высокого гостя» была клиническая смерть, Аржанова успела выхватить два тромба, потом вызывали хирурга-флеболога, но всё обошлось. В данный момент мистера Икс переводили в реанимацию. Надо зайти и дождаться выхода из наркоза. Выпила кофе, нагрела принесённую еду, есть хотелось невероятно. Посмотрела на себя в зеркало — бледная, под глазами тёмные круги. А ведь это всего-то элементарная операция. Нервов вымотала не счесть. Спасибо, что остальные уже восстанавливаются. Вошла Соня: — Бенкендорф в реанимации. Спит. — Спасибо большое. Побудь с ним, я через пять минут буду. — Отдохните, я там. Он всё равно раньше, чем через полчаса не придёт в себя. — Спасибо. Долгорукая вышла. Она обожала работать с Сычёвой, всегда старалась работать на пределе возможностей, чтобы её заметили и чтобы в дальнейшем работать именно с ней. Девушка искренне не понимала, за что Надежду Николаевну ненавидят коллеги. Хирург вошла в палату и включила дальний ночник, чтобы был хотя бы полумрак. Придвинула стул поближе к койке и рассматривала пациента. Когда разрезали, поняли, что успели вовремя — желчный разорвался. Удаляли камни, перемыли все органы и уложили заново. Тут сердечко и засбоило. Паралельно с этим ассистент увидела тромбы и буквально руками их выхватывала. А ведь свёртываемость была нормальная. Откуда? Где она не доглядела? Ладно, жив и хорошо. Сутки в реанимации и в палату, восстанавливаться. Стоп, не загадываем наперёд, уже это сделали. Надежда Николаевна подошла к окну, она любила смотреть на мир, когда мир не видел её. Она очень устала за этот день. Но поспать не удастся, вип-клиент не позволит, уже понятно. Она хорошо всё помнила. До мельчайших подробностей. Очень хочется забыть, почти удалось, и тут опять напоминание, весьма материальное. По всем правилам, она должна была бы отказаться от этой операции и ведении больного, так как они знакомы. Хотя, разве это можно считать знакомством? Прошло уже пятнадцать лет. Спокойно, спокойно, расслабились, выдохнули. Это — обычный клиент. Твой Саша уехал в командировку, да там и остался. А этот — очень похожий, но не твой. Не твой. Села на стул и рассматривала спящего. Надя помнила всё: как без оглядки влюбилась, полностью растворившись в этом великом чувстве, как летала по земле, как её носили на руках, как носила ребёнка под сердцем, как погибла сестра, как разговаривала с зятем, как оказалась в больнице, как пыталась поговорить с женихом, которого не могла застать дома, как её саму выгнали из родного дома, и как та самая Наденька умерла в эти дни. Вместо неё появилась Надежда Николаевна. Ни больше ни меньше. Пациент зашевелился и открыл глаза. Врач привела его в порядок. Бенкендорф осмотрелся: — Почему я здесь? — Сердце барахлит. — Не Вы ли должны были сделать так, чтобы оно не барахлило?! — Вы сами стремились ко мне. Я -хирург, а не кардиолог. Кардиолог же Вас осмотрел. Свои опасения высказал, Вы согласились. Состояние Ваше было тяжёлое, начинался перитонит. Ваши органы перемыты и заново уложены. Пока капельницы. Пули подождут. Пока подлечите сердце. И ещё, у Вас повышенный риск тромбоза. — Вы от меня отказываетесь??!! — в глазах вспыхнул злой огонёк. Минуту смотрели друг на друга. — Нет. Но для следующей операции Вас нужно подлатать. — говорила спокойно. — Показатели нормальные, я позову Соню. Я — не предатель, в отличии от некоторых. — закрыла дверь. *** Александр Христофорович вторую неделю изучал белоснежный потолок своей палаты. Операция отодвинулась на неопределенный срок из-за простуды его хирурга. Ему предлагали другого, но он упёрся и ждал именно Сычёву. Что он зря всё это затеял, чтобы теперь вот так уйти? Им так и не удалось нормально поговорить. Как только он видел Надежду из него вылетало хамство, раздражение и злость. Начинал вести себя, как последняя сволочь, хотя, откровенно говоря, таковой не являлся. В такие моменты в нём поднимала голову обида и непонимание того, почему от него ушли так, как ушли. По-нормальному, им бы поговорить, но как он не провоцировал её, Надя не поддавалась. Между ними росла стена непонимания и неприязни. Стоило ему узнать, что Сычёва заболела, персонал клиники не знал, куда прятаться от нервного Бенкендорфа, а он не находил себе места. Он не знал, где она живёт и что с ней. Спасибо, что Сонечка Долгорукая, воздушное создание, сообщила, что Надежда Николаевна сильно вымокла под дождём, в тот день, когда его оперировали. Маршрутки долго не было, а такси были нарасхват. Мужчина выпытал, проведывает ли хирурга кто-то. Получив утвердительный ответ, принёс из магазина огромный пакет и попросил передать его, не говоря от кого. С этого момента сердобольная Соня каждый докладывала пациенту о самочувствии его лечащего врача. Однажды вечером Александр Христофорович прохаживался по коридорам клиники, зарядили унылые серые осенние дожди, невозможно было выйти даже в больничный дворик, а кости размять хотелось. Проходя мимо одной из двух манипуляционных, заметил, как, стоящая к нему спиной медсестра или санитарка, доставала ампулы из сумочки и заменяла их на стоящие в холодильнике. Или подтасовывала. Бывший сотрудник спецназа широким шагом вошёл внутрь, молча схватил медработника и, не проронив ни слова, потащил её в кабинет руководства. Коротко изложил суть, оставив Воланж разбираться. Сам едва добрался до палаты и рухнул на постель. Долгорукая вбежала к нему, померяла давление и сняла кардиограмму. — Что же Вы творите, Александр Христофорович?! Сами не бережётесь, так хоть меня вызывайте! Что я Надежде Николаевне завтра скажу?! Не досмотрела?! Она знаете, какая требовательная! — Разве это плохо? — со скрываемым удовольствием спросил беспокойный пациент. Ведь не расспросишь… Хм, чем чёрт не шутит? Случай как раз представился сам. — Расскажите о ней? А то мне никак её не понять. — А Вы бы не хамили! … — медсестра очнулась и покраснела. Помолчала, выжидала, пронесло или нет. Пронесло. — Надежда Николаевна… Она очень сильная, невероятно умная, великолепный диагност и хирург от Бога. У неё, как она сама говорит, два с половиной высших. Первое, медколледж, гомеопатия, какой-то экспериментальный набор. Потом полные «вышки» по хирургии. Она и внутренние органы может, и травму. К ней со всей страны едут. А ещё, она очень замкнутая. Знаете, я с ней пять лет работаю, с первого дня клиники, и так ничего о ней не знаю. Совершенно. Мы даже не знаем, когда у неё день рождения. Она наши знает, всегда спокойно сбрасывается, а мы её — нет. И когда родственники приходят благодарить, то, если что-то съестное и цветы, но вкусняшки оставляет девочкам на рецепции. Если просто цветы, то дожидается, когда те уйдут и тоже оставляет. Не то, что это ниже её достоинства, скорее… Ей как неудобно, что ли. — А почему её не любят в клинике? Или я не прав? — Не то, что «не любят», скорее завидуют. Она всегда чётко знает, что и как, всегда оказывается права. Меньший процент осложнений. Ни одного летального, чтобы не сглазить. Многие, как и Вы, хотят именно к ней, а от этого зависит, соответственно, зарплата и премии. Плюс, она всегда знает, что хочет и как должно быть. Она не сюсюкает. Всегда сухо, чётко и по делу. Бенкендорф понимал, что девушка влюблена в хирурга в профессиональном плане. — Вы тоже сможете стать такой. У Вас есть данные. — Я — пока медсестра. Курице не стать орлом, как не пытайся. Просто приятно с ней работать. Только, Александр Христофорович, не выдавайте меня. — Ни боже мой. Спасибо. На следующий день Бенкендорф тщательно побрился и переоделся в свежую одежду. Спасибо жене Романова, накануне завезла всё необходимое. Когда утром Надежда Николаевна зашла к нему в палату, у Александра Христофоровича был настоящий праздник. Он внимательно следил за своим языком, стараясь не ляпнуть лишнего. — Здравствуйте, как Ваши дела? — ему показалось, что она улыбается в маске. — Какой-то Вы сегодня нарядный. — Я очень рад, что Вы снова в строю. — помолчал. — Вы не представлете, но я тщательно выполнял все Ваши предписания. — Я очень рада, правда. — врач выглядела отдохнувший и посвежевшей. — Как Ваши пули? — Я надеюсь, что Вы сами долечились? — Бенкендорф внимательно смотрел в её глаза. — Абсолютно. Резать Вас буду чётко, рука не дрогнет. — листала бумаги. — Так, седативное, противотромбозное Вам прокололи, витамины, общеукрепляющее… Хм… А кровь у Вас когда брали последний раз? — Три дня назад и сегодня утром. — Я поняла… Ага, вот, есть… Хорошо. Жду сегодняшние. Показывайте Ваш шов. Рассказывайте, как он себя вёл? В палату вошла Соня и очень бурно отреагировала на возвращение Сычёвой, чем вызвала её явное смущение. — Давайте мы поработаем. — Вам так не терпится меня порезать? — мягко улыбнулся собеседник. — Мне не терпится выписать Вас на свободу. Вы из-за меня здесь задерживаетесь на две недели. Сонечка, попроси, пожалуйста, лабораторию, результаты мне сразу же. — Конечно. — девушка вышла. Александр Христофорович подошёл вплотную к изучающей его документы Надежде Николаевне и заговорил негромко: — Я очень рад Вас видеть. А здоровой особенно. Она оторвала голову и пару секунд осмысливала сказанное. — Шов покажите, пожалуйста. Принялась отрывать ленточки лейкопластыря. — Надежда Николаевна? — Да, я Вас слушаю. Помолчал, вынуждая посмотреть себе в глаза. — Я хочу попросить у Вас прощение за своё поведение, хамство… — Боитесь, что я Вам ногу отчекрыжу? Не надейтесь. Будете бегать. Всё нормально. Я всё понимаю. — сделала перевязку. — Так, я жду анализы и попрошу о консультации флеболога, на всякий. Один раз мы уже ошиблись. Перевязку пока делаем, после ноги, скорее всего, снимем. Рентген? — Вчера. — Отлично. Пока я Вас покину, потом всё расскажу. В коридоре перед дверью палаты столкнулась с Воланж. С удивлением заметила, что она зашла к её подопечному. Через секунду услышала разговор на повышенных тонах. *** Через две недели Надежда Николаевна зашла в палату. Бенкендорф складывал сумку. — Ну, вот и пришло время прощания. — Сычёва говорила с явным облегчением. После выздоровления она старалась как можно реже бывать здесь, действовала в основном через Соню. — Все анализы в норме, рентген тоже. Пули Вам подарить? На память? — Нет, спасибо, я с ними и так почти сроднился за пятнадцать лет. Не соскучился. — Тогда Ваша выписка. Назначения я Вам сделала. Возникнут вопросы — обращайтесь. Нужна медсестра на уколы — Сонечку Вы знаете. Вопросы? Александр Христофорович молчал, заснул руки в карманы джинсов. Смотрел чуть из-под лба. — Только один: Чем Иван оказался лучше? Почему нормально не сказать? Видел, как Надя замерла. Зрачки расширились. Мужчина закрыл плотно дверь и двумя пальцами стянул с врача маску. За всё время он ни разу не видел её без этого бледно-голубого куска синтетики. Лицо изображало искреннее недоумение. — Ничего не поняла? Какой Иван? И что я должна объяснить?! В его голове громко защелкали паззлы общей картины. — Подожди… Подожди… То есть… Твою же… — он сделал несколько шагов вокруг самого себя. — Меня срочно вызвали в командировку, заболел главный, пришлось подменить. Я не успел ничего сообщить, вспомни, мобилок у нас не было, плюс, тебе было не до того… Вернувшись, я встретил случайно Ивана на улице, спросил что и как, он сообщил о трагедии. Когда я спросил про тебя, он сказал, что ты вышла за него замуж. Поэтому я и спрашиваю: чем он лучше? Я понимаю, ты, скорее всего, сделала это из-за Вовки… Но почему не увидится нормально, не поговорить? Видел её слёзы в глазах и боль. Оба молчали. — Надя? — напряжённо прозвучал мужской голос. — Скажи хоть что-то? Что значит твоя фраза: «Я не предатель, как некоторые»? — Оправдываться мне не в чем. Ты поверил в то, что захотел, сбежав в очередную командировку. Когда я вышла… Когда я смогла, я приехала к тебе, но твоя мама не пустила меня на порог. На том я и поставила точку. — Ничего не понял. Как наш сын? Я могу его увидеть? — заметил, как резко женщина побледнела. — Простите, мне нужно идти. Выздоравливайте. Кстати, Амалия Сергеевна просила Вас зайти к ней. — подняла с пола маску. Бенкендорф попытался взять её за руку, но она ловко увернулась и вышла. В кабинете хирург налила себе чай и в дрожащих руках держала чашку. — Надежда Николаевна? — к ней бросилась вошедшая Соня. — Что, этот Мымр Вас всё же довёл?! Вот гад, а?! — Всё хорошо, Сонечка, всё хорошо. Неси чашку, попьём вместе, у меня вафли есть, отметим его выписку. Долгорукая замерла, польщённая приглашением, а потом быстро сходила за чашкой, прихвав с собой домашние пирожки. Долго и в подробностях рассказывала обо всех «чудачествах» вип-пациента, пока Сычёвой не было. Надежда Николаевна молча качала головой, зная человека в молодости, в зрелом возрасте не узнавала его совершенно. — А сейчас я его до дверей довела, платочком, мокрым от слёз, во след помахала. Хирург молча улыбнулась. На дисплее мобильного появилась физиономия Воланж. — Да, Амалия Сергеевна? Хорошо, сейчас зайду. Зачем? Надеюсь, я справлюсь, не потолок же на голову. Хирург спокойно допила чай: — Меня высокое начальство вызывает, попросила выпить пустырник, обещает потрясения. — Так я принесу! — с готовностью вскочила Соня. — Успокойся. Сядь и пей чай. Ничего потрясательного она мне не скажет. У меня нервы крепкие. — встала, взяла блокнот и ручку. — Всё, не скучай. — Спасибо. Я допью и буду у себя, Ваш кабинет закрою на ключ, тогда заберёте у меня. — Хорошо. Спасибо. *** Воланж нервно меняла шагами свой кабинет. Владелица и главврач клиники по совместительству, с противным характером, сейчас нервничала как школьница перед выпускным. Надо было так вляпаться! У Сычёвой характерец тоже не ангельский. Она откажется и всё. Скажет, что нужно за персоналом следить и будет совершенно права. Надо как-то выкручиваться. Как? В кабинете давно уже сидела Надежда Николаевна, но главврач её не замечала. — Амалия Сергеевна, Вы в порядке? Воланж остановилась, вздрогнула, сфокусировалась на говорившей. — Да. Спасибо большое, что зашли. — она медленно села за свой стол. Сычёва терпеливо ждала, хотя такое поведение начальницы вызывало недоумение. — Как наш вип-клиент? — Уже всё, выписали, должен был уехать. Долгорукая провела. — Отлично. — Воланж надолго замолчала, нервно вертела в руках ручку. — Что Вы тянете? Говорите, как есть, не сахарная. — Помните, я говорила про Королькову и что она «опростоволосилась» с препаратом? Ввела свой, такой же, а партия разная? — Надежда кивнула. — Так вот, оказалось, что она и Симонова занимались этим на постоянной основе. Им давали «палёный» препарат, а оригинальный они продавали из-под полы втридорога. Надежда Николаевна красноречиво молчала. — Момент, когда Симонова меняла препараты из своей сумочки в наш холодильник, заметил Бенкендорф. Совершенно случайно, ему понадобился мочеприёмник, он не выслеживал и я ему верю. Соню я в этот момент к себе вызвала, а он пошёл по коридорам, искать, кто бы ему выдал. Нет, я ему только благодарна, но… Он поставил условие. Для того, чтобы я сама решила этот вопрос, уволила обеих с волчьим билетом. — Но Королькову Вы уже уволили. — Да. Но её трудовая у меня пока, в отделе кадров Петрова заболела. — Ясно. И каково условие? — Он просит, чтобы Вы сходили с ним в ресторан. Один раз. За это он молчит и делает вид, что ничего не знает. Надежда Николаевна замерла. — Я понимаю всё. Он пообещал, что никак Вас не обидит, что это сугубо ужин. — Воланж помолчала. — Я сказала, что решать Вам. Со своей стороны, на следующий же день после этого Вы станете завотделением и отказ я не приму. Я давно собиралась это сделать. Я не покупаю Вас. Всё так складывается из-за бюрократии. Собеседница потрясённо молчала. Да, Надежда Николаевна видела, что бывший возлюбленный очень сильно изменился, но опуститься шантажа?! — Подумайте, время есть… Сычёва покинула кабинет. *** Ресторан Остров умиротворял самых изысканных гурманов разнообразием морепродуктов: ракушки, крабы, креветки и рыба Дальнего Востока на фоне уникального панорамного вида города. В самом ресторане звучала музыка морей и океанов. У ресторана был элегантный вечерний стиль с белоснежными скатертями и уютной тёплой атмосферой. Двухпалубный ресторан потряс Надежду Николаевну, которую подвёзло ко входу заказанное приглашающей стороной такси. После разговора с Воланж Надежда не собиралась никуда ехать, если припрут — напишет заявление. Было бы, конечно, обидно, тут хорошие возможности. Не в каждой клинике было такое оборудование по последнему слову техники. Ночь хирург спала крепко и без сновидений. А утром решила дать бой. Бенкендорф хочет встречи? Будет ему. В обед Сычёва подошла к Амалии Сергеевне и передала, что согласна на встречу. Но только сегодня вечером. Дальше — нет. В глубине души женщина надеялась, что у вип-клиента свои планы и он не сможет их отменить, но её ожиданиям не суждено было случиться. Бенкендорф согласился мгновенно и спросил на какой адрес прислать такси, её отвезут прямо к ресторану. И вот, она здесь. Воланж отпустила на час раньше, чтобы спасительница привела себя в порядок. Таксист обежал машину и открыл дверцу и подставил руку для опоры. Поездка, естественно, была оплачена мужчиной. Надежду Николаевну встретил у входа официант и провёл к дальнему столику. Бывший военный, увидев приближающуюся гостью, встал: — Добрый вечер, Надежда Николаевна, я искренне очень рад, что Вы приняли моё приглашение. — Добрый вечер, Александр Христофорович. Вы не оставили мне выбора. На нем был классический чёрный костюм- тройка, на ней тёмно-синее платье с воротником-стойкой и длинными рукавами из панбархата. Бенкендорф сел за стол синхронно с женщиной: — Предлагаю сделать заказ, готовят при нас, и поговорим. — Как скажете. Я на чужой территории. — слегка развела руками. — Мы с Вами на нейтральной территории. Официант принёс вазу с огромным букетом тёмно-бордовых роз с крупными головками, на некоторых лепестках были заметны мелкие капельки воды. Сычёва оценила подарок. — Спасибо за цветы. — Надеюсь, я помню правильно. Вино? — Можно. Только заказ на Ваш вкус, я здесь не ориентируюсь. А Вы — явный постоялец. — Не постоялец, но периодически бываю. Позволяю себя побаловать. Мужчина пригласил даму на танец. Он оказался очень напряжённым, оба не знали, как прикоснуться друг к другу. Но инициатор встречи взял дело в свои руки, как и женскую талию с рукой. Метрдотель принёс бутылку, открыл при клиентах, отлил пробу на дно бокала, отставил и разлил по двум остальным. Бенкендорф отпустил парня, давая понять, что обслуживать свою гостью он будет сам. Пара осталась одна. Надежда внимательно смотрела на визави. Видела, что он нервничет. Бенкендорф вертел в руках ножку бокала. Наконец взял его в руку и приподнял: — Во-первых, я хочу попросить у Вас, Надежда Николаевна, прощения за своё поведение в клинике и за своё хамство и резкость. Это было непозволительно с моей стороны. Я искренне раскаиваюсь. Женщина понимала, он откровенен. Маска невозмутимости ещё не отпала, но уже трещала. Взяла в руки свой бокал: — Принимается. Как Ваша нога? Вам, кстати, алкоголь нельзя. — Нормально. Спасибо большое. Предлагаю за Ваши золотые руки. — А не частим? — А мы по классике пойдем. Надежда Николаевна коротко улыбнулась. Александру Христофоровичу стало больно: у неё была потрясающая открытая улыбка, а сейчас кусок пластмассы на губах. — В любом случае, спасибо. А во-вторых что? — У меня есть одно пожелание и я бы хотел его воплотить, если Вам не будет слишком больно и тяжело. Надя подняла бровь: — Мои пожелания и чувства сейчас не имеют значения. Я на Вашей территории и играть вынуждена по Вашим правилам. Бенкендорф сник и поставил бокал на место, потёр губы пальцами. Официант принёс заказ: салаты из морепродуктов, огромное блюдо с мидиями и две тарелки с запечёнными овощами и стейками форели. Несмотря на пафос ресторана, заказ бы предельно прост. — Попробуйте. Это невероятно вкусно. Если я правильно помню, Вы всегда любили рыбу. — Правильно. Саш, к чему эта комедия? Давай на «ты» и по делу. — Надежда Николаевна не притронулись к блюду, откинулась на спинку стула, под столом забросила ногу за ногу, эта поза всегда придавала ей уверенности, хотя в мозгу тут же поселялся червячок, напоминавший про застой крови и тромбоз. Мужчина сцепил пальцы в замок и положил руки на стол вдоль оного. Смотрел ей в глаза. — Я прошу прощения ещё и за то, каким образом заставил тебя прийти сюда. Про тот инцидент забудьте, я надеюсь, что Воланж сама разберётся. Не маленькая. — помолчал. — Я же знаю, что ты бы не приняла моё предложение сходить в ресторан, скажи я всё откровенно сразу. — Гостья кивнула. — Вот видишь. А я бы хотел поговорить. Если ты против — мы закрываем эту тему, просто ужинаем и я отвожу тебя домой. Я ничего не прошу, кроме совместного ужина. — Я понимала причину встречи. Очень рада, что тему клиники мы закрыли на позитивной ноте. — сделала маленький глоточек вина. — Этот разговор, оказывается, нужен и мне тоже. Выясняется, что время не лечит. — Наденька… Пожалуйста… Объясни мне хоть что-то… Получается, что я сам себе всё придумал?.. Никакого Ивана не было?.. — его огромные глаза в очках так близко. Сычёва молча и часто кивала головой, в глазах стояли слёзы. — Наденька… — умоляюще прошептал «Мымр». Надежда Николаевна поставила локти на стол, сцепила пальцы в замок и упёрлась в них носом и лбом. — Сестра тяжело болела. — мужчина тут же кивнул, давая понять, что это он помнит и рассказывать нет нужды. — Состояние ухудшалось с каждым днём. Врачи выписали её домой. Я постоянно была рядом, потом к нам присоединился и Штерн, её лечащий. Володя что-то чувствовал, понимал, старался быть с нами, но Иван, и правильно делал, заставлял его ходить в школу, делать уроки, ходить на фехтование и ножевой бой. — замолчала надолго и не заметила, как Александр Христофорович взял её руки в замке в свои, раздвинув все тарелки. — После её смерти мы с Иваном очень сильно повздорили, я загремела в больницу. Малыша не спасли. По возвращении домой из этого самого дома меня выгнали. Они в чём-то были правы. Я пошла к твоей маме, но Иван меня опередил. Я вернулась в свою квартиру. Пошла ещё учиться, потом курсы повышения квалификации, стажировки за границей. Познакомилась с Воланж, работали вместе в горбольнице. Потом она после развода огранизовала эту клинику, позвала меня к себе. Я купила себе домик. Живу, работаю. Бенкендорф понимал, что она не рассказала всего и вряд ли расскажет. — С мамой я не разговаривал. Я тогда на очередном спецзадании был. Потом долго сам откачивался. Вернулся домой, а мать уже и похоронили и сороковины справили. Иду по улице, на встречу Иван. Что да как? Он и рассказал, что жены больше нет. А потом сам сказал, что ты — его жена. Мол, не долго у нас с тобой музыка играла… Учитывая, что он на Вере-то женился для того, чтобы тебя чаще видеть, и настоял на твоём переселении поэтому же, то я подумал, что ради Вовки ты согласилась. Пацан же без мамы оставался, а к тебе он всю жизнь льнул. Я решил не мешать. — молча целовал её руки. — Прости, родная, прости… Потом всё же начал тебя искать, но в Питере тебя не было. — Я уезжала в Сочи, там работала. Вернулась на приглашение Воланж. — Надежда Николаевна вынула свои пальцы из его и смахнула слёзы. Он тут же выровнялся. — Знаешь, после твоего предложения я готова была тебя прибить, злой была, даже не думала ехать. Потом подумала, а вдруг это всё не случайно? Хоть шанс всё выяснить. Выяснили. Приятного аппетита! — принялась орудовать ножом и вилкой в тарелке. — М-м-м, очень вкусно, ты прав. Давно не ела свежеприготовленное. Обычно наготовлю на несколько дней, чтобы только разогреть. Расскажи о себе. — Нечего. Всю жизнь промотался по гарнизонам, потом наш Николай Павлович — понизил голос — Романов решил делать карьеру, потянул меня за собой. Карьеру сделал и я. Был начальником твоего Вовки. Он вышел в отставку на двое суток раньше меня. — заметил её взволнованный взгляд. — Он устал, мотался по самым сложным делам. Несколько ранений. Не калека. Плюс, у него своя фирма, решил заниматься любимым делом. — весь рассказ пытался понять, спрашивать, почему они не общаются или нет. Дальше трапезничали в тишине. Звуки волн и шум моря расслабляли. — Спасибо большое за ужин. — Десерт? — встрепенулся мужчина. — Нет, Саш, спасибо. Относительно клиники. Ты правда не будешь ничего предпринимать? — Нет. Я же тебе слово дал. — Спасибо большое. У нас это впервые. Подобных эксцессов мы больше не допустим. — Я верю. — мягко. — Я верю, Надя. — поднял бокал. — Я всё так же тебя люблю. Я не давлю. Не принуждаю ни к чему. Я спросить хочу: мы можем просто общаться? Дружить? — Я не знаю. Я правда ничего не знаю. — Хорошо. Я всё понимаю. Моя визитка, если что. Любые вопросы. — протянул кусочек картона, на обороте которого от руки написан личный номер. Надежде Николаевне ничего не оставалось, как дать свою. Но с рабочим номером. Личного и не было. — Я отвезу тебя домой. Не спорь. Просто подвезу до ворот. Спасибо большое за ужин. — Это тебе спасибо. Я давно так не отдыхала. — Скорее я тебя только утомил. Короткую экскурсию по ресторану? — Давай. — Цветы заберёшь? — Конечно, ты же брал их для меня. И не забудь про регулярный осмотр. Кстати, у нас есть хороший окулист, если надо. — Спасибо. После двух операций третья в подарок бесплатно? — На счёт бесплатно не знаю, не я решаю. Но если нужно, то врач действительно хороший. Решать тебе, конечно. — Я пошутил. Деньги не проблема. *** Очутившись дома, женщина лихорадочно закрыла дверь на все замки, сползла по ней на пол и заплакала. Впервые за много лет. Бенкендорф сидел за рулём машины под воротами её дома и ждал, пока включится свет. Надежда Николаевна плакала навзрыд. Было больно и обидно. Они же не маленькими были, по тридцать лет всё же. Иван-Иван… И чего ты добился? Зачем? Желчная дешёвая месть? Как же наигранно и лживо выглядела тогда скорбь затя по супруге. Прикрыла глаза и всплыла картинка в момент их ссоры. Иван Иванович Корф сидел в кресле, согревал в руках медальон с фотографией Верочки, пуская скупую мужскую слезу и сокрушаясь, что её убила собственная родная сестра, оказавшаяся змеёй, которую они пригрели на груди. Володя кричал кучу оскорбительных и неприятных слов. Понятно, что отец манипулировал. Раз Надя не с ним, то и не с мальчиком. Негодяй. Но несмотря на это, Долгорукая не имела права лишать его жизни. Надя попробовала подойти к племяннику после похорон, но нарвалась на очередное хамство с истерикой. Больше попыток поговорить не делала. М-да, ненависть действительно мощный мотиватор. Лишил её Иван личного счастья, но в работе она абсолютно счастлива. Работа и заменила ей семью. Обидно, конечно, на пенсии что вспомнить будет? Операции? Встала, разделась, включила свет, подошла к окну, чтобы проветрить и заметила, как машина, подвозившая её домой, медленно тронулась в сторону выезда. Надежда Николаевна включила телефон, проверила звонки и сообщения. Два входящих. В первом, Воланж сообщила о завтрашнем выходном, так как клинику закрывают на переучёт. Мысленно выдохнула, своих пациентов она всех выписала, остальные пойдут с понедельника. Значит, и выходные выходные, если по скорой никого не привезут. Во втором Бенкендорф спросил всё ли с ней в порядке, так как окна тёмные. Пообещал впредь не тревожить. Пожелал спокойной ночи. Вежливо ответила и отключилась. Долго стояла под душем, потом заварила себе большую чашку чая, достала неприкосновенный запас конфет, как раз на такой случай, старый альбом в кожаном переплёте и принялась листать. *** В понедельник, войдя в клинику, хирург ощутила витающее в воздухе напряжение. На рецепшн ещё никого не было, а на входе Надежду Николаевну ожидала Воланж. — Доброе утро, переодевайтесь и я жду Вас у себя. — Доброе утро, Амалия Сергеевна. Воланж сидела за столом, до белых костяшек сцепив пальцы. Бенкендорф не перезвонил и ничего не сказал. И она не понимала, чего ей ожидать. Выходные прошли в диком напряжении. — Разрешите? — на пороге стояла хирург. — Конечно, присаживайтесь. Сначала с хорошего. С сегодняшнего дня Вы, Надежда Николаевна, — завотделением хирургии. С чем я Вас и поздравляю. Все документы уже готовы, материалы я отложила в папку. Приступаете с сегодняшнего дня. Записи на сегодня у Вас нет, посвятите этот день бумажной работе. — Я поняла. Не скажу, что в сильном восторге. Своих пациентов я оставляю за собой, как и право оперировать. — Естественно. — Нам нужно минимум два хирурга. Плюс, Долгорукую я переведу на ассистента, сколько она может в медсёстрах киснуть? Она дипломированный хирург. — Аржанова, Долгорукая… — На каждого хирурга по ассистенту. Дальше посмотрим. Ещё Светлана Андреевна возвращается. — Хорошо. — Амалия смотрела вопросительно. — Александр Христофорович сказал, что забудет об инциденте, если Вы сделаете правильные выводы и научитесь разбираться в людях. Это его слова. — Он прав. Лечиться он остался у нас? — Да. Предложила ему консультацию офтальмолога, пока думает. — Ясно. Пойдёмте, я представлю Вас персоналу. — У меня есть два предложения. — Пожалуйста. — Закрывать все кабинеты. И поручить медикаменты старшей медсестре. У Кисловой мышь не проскочит. — Вот с ней я уже поговорила. Спасибо, мы пришли к одинаковым выводам. Услышав, что Сычёва стала завотделением, Соня едва не запрыгала на месте. Начались рабочие будни. *** Через неделю на улице разбушевался снег, с резкими порывами ветра. Надежда Николаевна вышла из клиники, подняла воротник пальто, открыла зонт и спустилась вниз по лестнице. Налетевший ледяной ветер вырвал зонтик из рук, выгнув спицы в другую сторону, несколько из них сломал. Сычёва тяжело вздохнула, поймала зонт и выбросила в мусорку. Ремонту не подлежал. Кутаясь в воротник и шарф побрела в сторону метро. Такси было перегружено заказами и вызвать его оказалось непросто. Резко снег прекратился. Надежда подняла голову и поняла, что над ней раскрыт зонт, а в ногу с ней молча бредёт бывший жених. — Что ты тут делаешь? — Спасаю тебя от снега. Пытался поговорить, но ты меня не слышала. Садись в машину, довезу спокойно. — Только не говори, что мимо проезжал. — И не собирался. Увидел погоду, подумал, что вряд ли у тебя есть зонт с собой, утро ведь было солнечное и тёплое. Садись. — открыл дверцу авто. — И решил позаботиться. Спасибо. Зонт был. Сломался, я даже не успела его открыть. — Я всё видел. — Следишь? — Нет. Хотел убедиться, что ты одна. Чтобы не помешать. — Одна. — безразлично пожала плечами. В тепле салона ощутила, что продрогла. Водитель протянул бумажный стаканчик: — Здесь травяной чай. Думаю, тебе сейчас это нужно. — Спасибо. — сделала несколько глотков и прикрыла глаза. Ехали медленно из-за плотно падающего снега. Александр Христофорович не хотел попасть в аварию. В салоне негромко играла музыка. Мужчина и женщина молчали. Он чуть скосил взгляд в её сторону. — Я не сплю. Высади меня, пожалуйста, у поворота. Я в магазин зайду. — Магазин будет завтра. На сегодня я купил. До завтра дотянешь. Молчание в ответ. — В гости и не планировал напрашиваться. Я же прекрасно понимаю, какой магазин в такую погоду. Тебя же заметёт, пока ты до дома дойдёшь. — Спасибо большое. Сколько с меня? — Не унижай меня. До дома доехали в молчании. Александр Христофорович достал два огромных пакета из багажника, открыл зонт и довёл Надежду Николаевну до двери. Заметил, что на участке огромные клумбы. Она очень любила цветы. Пакеты поставил на коврик. — Всё, я свою миссию выполнил. — улыбнулся. — Спасибо большое, Саш. Правда. Прости, на чай не приглашаю, очень устала. Семичасовая операция, я еле стою. — Я же сказал, что в гости и не собирался. Отдыхай. Если что-то нужно — звони. Пока. — Спасибо! Пока… Надя сделала себе горячую ванну, чтобы прогреться. Завтра приёмный день. Потом два выходных. И завтра ещё собеседование. Может, хоть одного хирурга возьмут, как на зло, в сезон гололедицы у них два с половиной специалиста. Переоделась в сухое и принялась разгружать пакеты. В основном, это действительно было то, что она ест, но в количестве на роту солдат. Очень много рыбы и морепродуктов. Решила запечь рыбный стейк и картошку. Завтра сделает себе лазанью. Сашино любимое блюдо. Он привёз его из поездки по Италии. Пока готовилась еда прилегла и мгновенно заснула. Проснулась от урчания живота и странного запаха. Сгореть полностью не успело, лишь пригорело. Ничего, очистит и съест. Весь следующий день светило яркое солнце и ничего не напоминало о вчерашнем стихийном бедствии. После работы Надежду Николаевну никто не встречал. Дома она ещё раз осмотрела продукты и рука сама потянулась к мобильному. — Саш, привет. Ты сегодня сильно занят? Я… Я приглашаю тебя на лазанью. Давай через два часа? Нет, ничего не надо. Положила трубку, оперлась руками на стол и задумалась, а зачем она это сделала? Он может расценить это как намёк на отношения, а ей этого не надо. Её всё устраивает, как есть. Принялась за готовку. Александр Христофорович появился ровно в назначенное время. Ворота плавно разошлись и машина въехала на территорию. Мужчина достал букет цветов и бутылку вина. Ни к чему не обязывающий ужин. — У тебя красивый дом. — вручил цветы. — Спасибо. Садись. — Моя любимая лазанья. Сто лет её не ел. — Бутылку открывай сам. За столом вспоминали общих знакомых, шутили и смеялись. — Спасибо большое за ужин. Давно не было так легко. — Если честно, я пригласила тебя не просто так. Александр Христофорович с готовностью посмотрел на любимую женщину. — Я расскажу тебе один эпизод. А ты не спеши принимать решение. — Надежда Николаевна замолчала. — У Верочки были сильнейшие боли, метастазы на метастазах, потом начали отказывать органы. Это всё происходило дома. — гость хотел было положить свою руку на хозяйскую, но она скрестила их на груди и смотрела в пол. — А «моторчик» работал за всех. Анальгетики не брали. Штерн колол уже морфий. Володю мы пускали минут на десять дважды в день, пока сестра могла держать себя в руках. Потом впадала в беспамятство. Приходила в себя, кричала от боли, морфий, десять минут с сыном и опять беспамятство. В тот день она попрощалась с мальчиком и попросила на ввести ей смертельную дозу. Дышать она уже практически не могла, а сердце всё работало… — замолчала. Бенкендорф боялся пошевелиться. Он с большим трудом представлял себя, что именно испытывала в те минуты его невеста, ещё и в положении. — Я отказалась сразу. Не смогла. — пауза. — Штерн сделал это поздно ночью. Стоны и крики сестры мы не могли больше выдерживать. Иван практически не заходил к «любимой супруге». Ближе к утру он всё же зашёл. Мы всё рассказали зятю. Он долго кричал на нас, оскорблял, почему мы не посоветовались с ним. Именно это его и задело. Не факт смерти, а что с ним не согласовали. С юридической точки сестра всё оформила на меня, я была её душеприказчиком. Это тоже его задело. Владимиру мы сказали, что тот укол его матери сделала я. — бывший военный замер. — Я не хотела портить карьеру Штерну, он совсем ещё зелёный был. Днём Иван, демонстрируя траур, занимался похоронами, изображал из себя убитого горем супруга. Стоило нам остаться наедине, он пытался запустить свои руки в меня. Получил пощёчину. Это его оскорбило. К вечеру я оказалась в больнице с кровотечением. Нашего малыша не спасли. Я очень сильно перенервничала. Когда я вышла, Володя с отцом выгнали меня из дома, правда, Иван не забыл вынудить меня переписать дом на него. Успокаивает, что после его гибели дом принадлежит Володе. Теперь ты знаешь всё. — встала, чтобы сменить посуду, и очутилась в мужских руках. Несколько секунд стояла ровно, словно швабра, а потом расслабилась. — Мой смелый сильный Воробышек… — Александр Христофорович обнял её очень сильно. — Мама ревновала. Потом Иван сделал своё чёрное дело. Любимый мой Воробышек. — принялся целовать всюду, куда попадал. Надя открыла глаза и поняла, что по прежнему прижата к любимому человеку, но они в постели в костюмах Адама и Евы. Подняла голову и смотрела в родные глаза. — И что теперь? — Привыкай к новым обстоятельствам. Я в твоей жизни. Вновь и навсегда. — поцеловал её волосы. — Я люблю тебя. Я не тороплю и не принуждаю. Но мы оба понимаем, чего хотим. Постепенно придём к этому. — Мне нужно время. — Я же сказал. Я не тороплю. — поцеловал её плечо и перевернул на спину. *** Приближался новый год, в двадцатых числах декабря ажиотаж в магазинах был невероятный. Только Александра Христофоровича он не волновал. Стратегический запас продуктов у него был, подарок на праздник тоже. С момента совместного ужи на с Надеждой Николаевной они больше не виделись. Он подозревал, что она его избегает. Перевязки ему делала Долгорукая, она же и подтвердила услышанный разговор, что у Сычёвой повышение. Сутками честно ждал в машине у входа, но никак не мог застать. О том, что сотрудники в основном ходят через чёрный ход, не подумал. Но сегодня он обязательно её увидит. Припарковался у ворот дома женщины и достал вновь два пакета. Позвонил. Надежда Николаевна в видеодомофоне увидела гостя. Покачала головой и не открыла. Знала, что он сутками дежурит у клиники. Но к встрече была не готова. Когда она приглашала возлюбленного на ужин, то искренне рассчитывала, что обойдётся едой и её рассказом. Возможно, они бы разругались окончательно. Они же оказались в одной постели. Как теперь смотреть ему в глаза не понимала. Через время трезвон окончился и она спокойно ушла заканчивать уборку. Спустя минут десять звонок возобновился. Хозяйка вновь посмотрела в домофон и замерла — непрошеный гость стоял под дверью дома. Как он сумел обойти систему защиты? Ну да, бывший военный. Знает как. — Надя, я знаю, что ты дома. Открой, пожалуйста. Тишина в ответ. — Надя… Пожалуйста… Тишина. — Надя, я понимаю, что после слов, сказанных самыми близкими, после моего отсутствия, ты замкнулась в себе и сейчас не хочешь, а скорее всего, просто боишься что-то менять. Но когда, если не сейчас? Да. Меня не было в самый сложный момент для тебя. И это моя вина и только моя. Но давай попробуем. Давай хотя бы попробуем начать всё сначала? Будет нелегко, я знаю. Пока мы живы всё можно исправить. Молчание. Надежда Николаевна сидела под дверью и тихо плакала. — Наденька… Воробышек мой дорогой… Открой, пожалуйста. Молчание. Она старалась плакать без всхлипывания, размазывая слёзы по лицу. Услышала шуршание целлофана. — Кстати, я тут купил твой любимый торт — «Графские руины» и вино. — «Графские развалины», подумала Надежда Николаевна. — Сегодня, между прочим, двадцать пять лет, как мы познакомились. В центральной библиотеке. — пауза. — Ты и от торта отказываешься? Зря. Он очень вкусный. И очень свежий. Вытерла мокрые щёки и вновь посмотрела в домофон. Бенкендорф сидел на коврике, из пакета вытарчивала открытая бутылка вина и вскрытый торт. Александр Христофорович ел его ложечкой прямо из упаковки. Совершенно не думает о себе! Тем более после операций! — У меня праздник. Наш день. Я думал, мы его вместе отметим. — налил вина в походный стаканчик и сделал движение рукой в сторону глазка камеры. — За мою любимую женщину. Прости, что исковеркал твою жизнь. — сделал глоток и продолжил наслаждаться тортом. При всем этом вид у него был такой, словно он сидит в самом дорогом ресторане. Надя вытирала слёзы. Она очень сильно любила этого человека. В какую-то секунду поддалась эмоциям, вскочила, собиралась открыть и тут же села обратно на пол. Зачем? Что это даст? — Мы можем быть счастливы. Не бойся только. — Бенкендорф словно прочёл её мысли. — Не бойся, Наденька. Я никому не дам тебя в обиду. Не бойся, родная. Дверь всё же щёлкнула. — Зайди! Опять в клинику хочешь?! Я за тебя не возьмусь! Александр Христофорович втянул один пакет, второй, затем втянулся сам. С довольной физиономией сидел в прихожей. Захлопнул дверь. И с улыбкой смотрел на припухшее от слёз лицо. Рывком дёрнул на себя и Надя оказалась у него на холодных коленях. Глаза в глаза: — Тебе немедленно нужно в душ! И покажешь мне свои швы! Сумасшедший! — Надь? Ты меня слышишь? Я люблю тебя! Давай начнем всё сначала? — притянул её голову к себе и поцеловал. Она ответила. — В душ! Слопал весь торт, а ещё в любви признаётся! Пока продрогший мужчина отогревался, Надежда Николаевна разобрала пакеты из супермаркета. Оказалось, что торта два. Как и вина. С улыбкой покачала головой. В кухне тщательно умылась. Александр Христофорович вышел из душа в огромном махровом халате и сразу же обнял возлюбленную. — Надь, я серьёзно. Я люблю тебя. Она смотрела ему в глаза. — И я тебя. — протянула ему бокал. — По правилам, тебе бы сейчас глинтвейна. — Подойдут и твои губы. Они целовались и не могли остановиться. Отстранился, когда стало жечь в лёгких. — Я не знаю, что ты себе придумала и во что сама поверила, но я тебя не отпущу от себя. Выбирай, где будем жить? Тут или у меня? У меня двушка в центре. — А ты не спешишь? — Я отстаю. Надя прикоснулась краешком бокала к его: — За наш второй шанс? — робко. В его глазах счастье. — За наш второй шанс. За нас. — твёрдо. Они лежали в постели, она в его объятиях играла пальцами больших надёжных рук. — Если честно, я думала, что ты мне начнёшь мораль читать относительно моего поступка. — Нет. Я не имею права тебя судить, любимая. Я не знаю, как бы я поступил на твоём месте. Никогда не думал, что Иван такое двуличное… Ладно, всё, закрыли тему. — встал за джинсами, достал из них коробочку и вернулся в тепло. — Это тебе. — открыл и взору Надежды Николаевны предстало кольцо с изумрудом. — Нам сегодня двадцать пять лет. *** Александр Бенкендорф, военный на пенсии, сидел в плетёном кресле и смотрел на танец снежинок за окном. Надежда Николаевна подошла к нему, поставила на столик рядом с креслом блюдце и большую чашку. На её пальце он заметил своё кольцо. Поднёс руку к губам. — Твое предложение в силе? — Какое именно? — сдавленно прохрипел мужчина. — Про второй шанс? — Естественно. — Я согласна. Они долго смотрели друг другу в глаза, не замечая слёз. А за окном тихо падал белый снег, словно закрывал страницы их прошлого, одновременно открывая чистые листы для будущего. Где авторами будут только двое.